Текст книги "За чертой"

– Решила мной восполнить б-брешь в отношениях с убийцей-отцом? – сказал я, стуча зубами от холода. – Или вы́ходить бедного т-торчка, чтобы искупить хоть щепотку своих грехов? Да только грехи не искупаются, Амида. Нет на свете такой халявы. Они будут с тобой до самого последнего часа.

– Не очень ты подходишь для того, чтобы бреши заполнять. Ты сам как черная дыра. И торчка я, как видишь, не выходила. Как финиш протекает, Айро?

– О, просто славно, спасибо, что спросила.

– Я просто не могла жить с тем, что повидала, работая с отцом.

– Снова начинаешь?

– А мы куда-то торопимся?

– Н-наверное, уже никуда.

– Нам пиздец, – сказала Амида.

– Что там п-про отца? – спросил я.

– Я устроилась на скорую, посвятила себя новому делу, ведь когда впахиваешь как проклятый, мозг занят, выматываешься в отключку – и не мучают кошмары. Но я знала, что отец по-прежнему жив и что он занимается тем, чем занимается, а я живу в его доме, плаваю у него в бассейне, и, даже если уеду, он продолжит свое ремесло. И он даже не умрет от старости, позволив мне просто искупать наши злодеяния до конца грёбаной вечности.

– Ну, т-теперь он все-т-т-таки умер, – сказал я. – А ты п-п-ризналась, что искуп-п-ала злодеяния.

– Да, конечно, блин, искупала, заткни уже хавальник.

– П-п-потребность искупать грехи – это т-т-оже добродетель.

– Какая уже, к херам собачьим, разница, что добродетель, а что – нет.

Голоса замолкли, осталась только наполненная тайной лесная тишина. Пауза после исповеди, когда грешник обронил последнее слово, дальше плач и раскаяние. Так должно было быть, но Амида переживала все внутри себя, может, по ее щеке и пробежала слеза-другая. Она тушила накатившие эмоции, ведь после содеянного не имела права изливать их или даже испытывать. В почти полной темноте очертания Амиды превратились в серо-розовую кляксу, ненадолго смешавшись с тусклым синим свечением, – Амида подожгла очередную сигарету.

– Я хотела покончить с этим, Айро. Но каждый раз, когда начинала планировать, – становилось страшно. Отец придумал для нас путь отступления, в случае, если его раскроют, я хотела использовать его, чтобы покончить с собой за пределами Эхо. Нейтрализовать себя там… – Амида усмехнулась. – Здесь, в глуши, чтобы никто и никогда не добрался до моего тела, не восстановил меня ни в какой форме. Я не хотела, чтобы в моем трупе копошился отец, старался спасти из нимфы хоть какие-то данные, не хотела, чтобы меня рекомбинировали, хотела просто исчезнуть, вмерзнуть в эту землю, вдохнуть воздуха напоследок и исчезнуть. Но было страшно. Даже ненавидя себя, я не могла умереть. Поэтому я расспрашивала тебя о трипах и о загробном мире, не для того, чтобы торчать по смерти, а чтобы подготовиться к ней. К расплате, которая ждет меня за грехи. А еще, напоследок, я хотела полюбить, хотела и запрещала себе это, но в итоге все-таки полюбила.

– Теперь это не о-б-бязательно. Убивать себя, – сказал я, присев на бревно рядом с Амидой Дорис. – Т-т-еперь твой отец мертв. Он никому больше не причинит зла. А что кас-с-с-ается тебя… что сделано, то с-с-сделано. Ты страдаешь. З-з-начи-т-т, раскаиваешься. Это тебя не оправдывает, но, если ты уб-б-ьешь себя, ничего толком не изменится.

– Как умер отец, Айро? – спросила Амида. – Просто задохнулся дымом? Даже не верится…

– Дай чертову сиг-г-гарету, – сказал я.

Почти на ощупь я принялся шарить в наполовину пустой пачке, и Амида подсветила мне синим пламенем, от которого толку почти не было. Увидев морду селектиды в слегка рассеявшемся мраке, я подпрыгнул на месте, словно трусливый, дрожащий с самого рождения грызун, но глаза чудища обернулись изогнутым дуплом в стволе корявого деревца, а его зубастая пасть – обломанной ветвью.

– В лаборатории п-п-произошла авария, твой отец задохнулся дымом, но д-д-добил его другой подопытный, – сказал я. – Я же выб-б-брался только чудом. Я убил шпиона, который н-н-нейтрализовал Витора. Землянин хотел п-п-п-ередать меня бело-голубому правительству, чтобы уже их амиды и виторы копошились у мен-н-ня в голове. Импульсивные вы! Что ты, что Сильвия. Я теперь точно в Квантуме не жилец, но ты, Ам-м-мида, не поспеш-ш-шила ли? Да, в Совете работать дочь предателя не б-б-удет, но разве есть у них что-то конкретное именно на тебя?

– Они знают, что я работала с отцом. Этого достаточно. Боюсь, что засветят.

– Теперь уж т-т-точно. Если поймают. Но засвет – это все рав-в-вно, что смерть. Так сказал доктор Урбанский, после н-н-него никого не выпускают на волю.

– Нет. Я не буду трясущейся жертвой в чьих-то руках.

– А ты не т-т-трясись.

– Кто бы говорил. Если умирать, то только самой, а вообще… я хочу жить, Айро, хоть и не могу себя простить. И не смогу никогда, – призналась Амида. – Еще давно, когда не построили Центральный космопорт, Эхо соединялся со старым, самым первым портом Маяка через подземные пути…

– Заброшенный тоннель! – сказал я, чувствуя, как привыкаю к холоду, ведь в лесу совершенно исчез ветер. – Меня не раз приглашали туда побухать местные диггеры, косматые любители камо-шмоток. Они говорили, что по этому тоннелю добирались до первого завода по обработке тартария, тоже заброшенного, но в космопорт им попасть не удалось.

– В ангарах старого космопорта отец и спрятал корабль для побега. И я решила бежать. На Землю, Айро.

– Не знал, что ты умеешь летать.

– Практиковалась с отцом. Это не сложнее, чем гнать на аэробайке по заброшенному, полуразрушенному тоннелю.

– Намного сложнее, Амида.

– На полной скорости я долетела до середины тоннеля и разбила байк на резком изгибе, сама чудом уцелела. У меня была истерика, я гнала, словно помешанная, может, я и хотела разбиться… впереди был завал, тоннель давно рухнул. В общем, я нашла аварийный люк. Оказавшись посреди снежной пустыни, я брела прочь от города, не зная, что делать, пока не попалась на глаза варварам. Я боюсь засвета, и смерти, и нейтрализации, Айро, я не могу заставить себя, не могу побороть инстинкт!

– Если бы ты села на корабль, – сказал я, – бороться и не пришлось бы. Ты умерла бы очень скоро. Отец наверняка загрузил тебе инфу по управлению звездолетами, может, вы и полетали в нейтральном пространстве, я угадал? Но без практики и опыта ты бы никогда не добралась до Земли. А вот у меня кое-какой опыт имеется. Надо найти Сильвию и бежать втроем. Главное, скрыть на Земле, что мы из Квантума, поселимся где-нибудь в деревне, в глуши, и будем остаток жизни забывать все дерьмо, что с нами приключилось.

Вдохнув едкий сигаретный дым, я напрягал глаза, ведь всюду то и дело мерещилось движение. «Сильвия, Земля, – всплыло вдруг в голове, – сходится чертов ребус из снов. Это предупреждение? Надо во что бы то ни стало защитить ее. Но от чего? Может, то, что должно убить Сильвию, уже происходит с ней прямо сейчас?»

– Только мы не знаем, где корабль и где Сильвия, – сказала Амида. – В рюкзаках нет фонарей! Как мы могли не подумать про фонари? На вездеходе они точно были!

– Не уверен, но, может, потому, что мы чуть не разбились насмерть и нас чуть не сожрала бешеная тварь, – сказал я. – После такого люди, бывает, ошибаются.

– Мы вообще в каком направлении шли, пока не уселись перекурить?

Поднявшись с бревна, Амида подожгла зажигалку и, закурив, стала искать наши следы на снегу, но снег отказывался хоть как-нибудь отражать бесполезное свечение синего пламени.

– Ты же выбросила портком, да?

– Конечно, выбросила. Ну, вот и всё, – сказала Амида. – Будем ночевать здесь. – Странно, но как будто потеплело! Может, и переживем ночь! Накроемся куртками, разожжем костер! Найдем толстое дерево, сядем на рюкзаки спиной к нему.

– Нет, надо пройти еще! – сказал я, отряхивая задницу от снега. – Мне здесь не нравится. Зайдем, где лес погуще! Туда! Там будет теплее!

«Левой, правой, левой, правой, раз, два, три…» – мысленно подбадривал я сам себя, через силу переставляя ноги в каком-то истеричном марше. Я не проверял, идёт ли за мной Амида, наверняка ведь идет, что ей остается? Человеческие особи в сложной ситуации держатся вместе. И если один куда-то двигается, второй будет держаться с ним до последнего. Инстинкт, доставшийся от предков. Ведь, помимо помощи и задушевных бесед, ваш спутник сам по себе – резервный запас мяса. Не про вас история? Верно, это не вы, это ваш проказник-мозг, который просчитывает каждый вариант, хочется вам этого или нет, и контролирует человека намного больше, чем того хотелось бы его высокой, свободной и добродетельной личности. Мозг хочет выжить любой ценой, жить и трахаться, и это две главные причины, из-за которых серая штука заполняет наши черепушки.

– Куда мы идем, Айро? – кричала Амида примерно в десяти метрах позади. – Ты что-то почувствовал?

– Почувствовал? Не знаю, Амида.

– Нам бы это пригодилось. Фактически, это единственный шанс найти Сильвию и корабль, если ты настроишься на них.

– Я не слышу Сильвию. А на корабль-то как настроиться?

– Некоторые подопытные субъекты, без обид, проявляли способность к поиску людей и описываемых им объектов. Но если ты не смог отделаться от варваров и способность не проявила себя в такой экстремальной ситуации – вывод один.

– Препарат выветрился?

– Нет. Он не выветривается, действует навсегда. Он меняет тебя. Уже поменял. Вывод в том, что ты выдохся. Твой мозг закипел, как перегревшийся бойлер. Нужен отдых, поэтому я и предлагала поспать хоть где-нибудь. Твоя голова – это наш единственный шанс на спасение.

– Я немного поспал, когда Август вырубил меня.

– О, ты успел с ними познакомиться!

– Со всеми, кроме Бритой. Он вырубил меня во время твоей истерики.

– Тогда ты «спал» около десяти минут, – сказала Амида.

– Странно. Мне успел присниться шикарный сон, – сказал я.

Не меньше сотни раз я споткнулся об кусты и кочки, и сто первый всё-таки подкосил меня. Оказавшись на мягкой земле, я перевернулся на спину, но так и не увидел звезд на небе, да и самого неба тоже. Вверху была только темнота, все оттенки серого и бурого, словно я смотрел на картину какого-нибудь депрессивного психопата из коллекции Родригеса.

– Чувствуешь? – спросила Амида.

Ее голос прозвучал тепло и близко, словно в тесноте «музыкальной комнаты», не оставив после себя эхо.

– Что, Амида? Свой «дар»? Нет, не чувствую.

– Нет. Я про землю. Почти снега нет. И так мягко. Мы забрели в густую чащу.

Дрожь окончательно оставила меня. Мы с Амидой оказались среди хвойных гигантов, на их гостеприимной мягкой подстилке, спасшей меня ранее от перелома ноги. Ветер еле слышно, умиротворяюще шумел где-то высоко вверху.

– В таком лесу я приземлился, – сказал я.

– Здесь такой лес почти повсюду, – сказала Амида.

– Я имею в виду в подобном. Тепло. Можно разжечь костер, эта подстилка достаточно сухая? Растопим.

Нащупав ближайший ствол дерева, я обрывал с него куски засохшей чешуйчатой коры. Амида копошилась в лесной подстилке. Насобирав достаточно топлива, мы постарались на ощупь собрать что-то вроде шалаша из веточек, коры, шишек и иголок, как учили в «Диком Маяке». Обнаружив под ногами крупную, достаточно сухую ветвь, я принялся разламывать ее на более мелкие части, а синее пламя зажигалки Амиды наконец переродилось в ярко-оранжевый огонек внутри нашего тлевшего костерка. Пропитанная смолой кора с треском вспыхнула, озарив участок земли вокруг живым оранжевым пламенем.

– Надо сделать ямку вокруг костра, а то устроим лесной пожар! – сказала Амида и принялась рыть лесную подстилку руками, совсем недавно прошедшими курс рекомбинаторного омоложения.

– Возьми ветку! – сказал я, бросив ей прут.

Я рассматривал хлопотавшую с костром Амиду, залитый теплым, мерцавшим светом клочок леса, где минутой ранее не было ничего, кроме темных, безжизненных очертаний. Случилась первобытная магия огня, пусть и при помощи цивилизованной зажигалки. Доктор Дорис прорыла вокруг трескучего костра миниатюрный защитный ров.

– Рано ты! Костер ведь вырастет!

– Айро! У тебя за спиной! Обернись! – обомлев, почти шепотом проговорила Амида.

Бывает такое, что доля секунды отделяет от чего-то смертельно важного. За моей спиной, в мерцании разгоревшегося костра угадывались очертания не очередного гигантского дерева, не холма или скалистой пещеры, а современного брусового двухэтажного коттеджа.

– Амида. Мы точно живы? – спросил я, повернувшись к доктору Дорис, застывшей с палкой-копалкой в руке.

– Теперь уже не уверена, – сказала она.

С ветерком

Прозрачный фасад дома выходил прямо в лес, одна из раздвижных дверей оказалась открытой на треть. Оказавшись внутри, мы с Амидой осматривали занесенный иголками паркет и темный, хорошо сохранившийся интерьер кухни-гостиной, который предстал перед нами в волшебном сиянии ночного костра.

– Если это раннее поселение колонистов, то твой космопорт где-то рядом. По крайней мере, в относительной близости, – сказал я, осторожно проходя мимо дивана с двумя креслами, словно боясь спугнуть их. – Только вот где Сильвия?

Между креслами и диваном стоял занесенный пылью и какими-то летучими семенами журнальный столик. Я смахнул, а вернее, стер рукой пыль, поверхность стола оказалась стеклянной.

– Может, космопорт и рядом, но мы не знаем где, – уже откуда-то издалека сказала Амида, исследовавшая просторное жилище. – Так что не стоит радоваться раньше времени.

– Мне надо пробудить свои способности. Я должен найти Сильвию, – сказал я.

– Ты пока пробуждай, а я поищу карту или компьютер. Заодно и включу питание дома. Такие колониальные постройки обычно снабжали резервными батареями, чтобы в случае чего их жильцам не пришлось жарить мясо на костре.

– А зря. Романтика, – сказал я, завалившись в успевшее обветшать, скрипучее, но по-прежнему мягкое кресло.

«Кусок говна, – подумал я, – решил прилечь, пока Сильвия замерзает в лесу? Все в порядке, – подумал второй я, – единственный способ найти Сильвию – это отдохнуть! Ты же чуть не подох!» За прозрачным фасадом, кроме того места, где без поддержки постепенно догорал наш костерок, было хоть глаз выколи. Мои ноги в грязных, промокших кроссовках лежали на паркете. Я закрыл глаза и задремал. Окрестности дома были освещены теплым светом, к занято́й хозяйке бесшумно подкрался муж в плюшевых тапочках-динозаврах, одним движением он скользнуть к ней по паркету. «Ай! Напугал же! Дурында!»

– Вот я идиотка! – сказала появившаяся из темноты, откуда-то снизу Амида, сжимая в кулаке свою бестолковую зажигалку. – Какая, блин, батарея. Варвары давно всё вынесли. Значит, и ультразвуковые пугачи для зверушек тоже не включить.

– А есть такие против варваров? – спросил я, когда нехотя открылись тяжелые веки.

Не было больше света, не было парня в тапочках-динозаврах и его супруги.

– Тогда бы они ничего не вынесли, – сказала Амида.

– Мы за всё свое путешествие встретили только одну зверушку, а против нее твой пугач не сработает.

– Куда ты так пристально глядишь? – спросила Амида уже сзади, стараясь задвинуть прозрачную дверь, несмотря на скопившийся в пазах сор и иголки.

– В кладовке должны быть свечи.

– Так возьми! – сказала Амида, когда ей, наконец, удалось захлопнуть дверь.

– Мне надо отдыхать, пробуждать дар. Сама сказала.

Я не видел, как доктор Дорис закатила глаза в свойственной ей манере, но это наверняка случилось. Ее бледно-розовая фигура в полутьме двигалась к кухонному углу.

– Не стоит нам зажигать свечи или вообще какой-то свет, – сказала она, остановившись на полпути.

– Тоже об этом подумал. Но так хочется света.

– А выжить не хочется? – спросила доктор Дорис, открыв давным-давно погасший, пустой холодильник. – Расскажи, как все прошло в управлении стражей?

– Иногда я проделывал что-то подобное во время трипов, – сказал я, достав из рюкзака флягу с универсальным эликсиром варваров.

– «Супер-снотворное»? – усмехнулась Амида. – Рассказывай, пока не отключился.

– Отключаться некогда, – сказал я, скривившись от огненной воды. – За чертой у меня иногда получалось забираться в мысли других. Это происходило непроизвольно. Но я и подумать не мог, что такое получится у меня в реальном мире, да еще и в таких масштабах.

– Значит, ты можешь сделать то же самое сейчас! Увидеть план тоннеля в моих мыслях! Может, каким-то образом получится ощутить, где он находится и где находимся мы?

– С тех пор, как мы упали, голову словно чугуном залили.

– Говорю же, ты выдохся, Айро. Придется поспать.

– Некогда. Надо найти Сильвию. Может, эта варварская гадость поможет снять напряжение.

Костер за окном погас окончательно, и стало еще темнее.

– Ну и как, помогает?

– Не знаю.

– Попробуй вспомнить Сильвию. Свою любовь к ней.

– Я не перестаю думать об этом ни на секунду.

– Может, это я мешаю? У тебя остались ко мне чувства? Я имею в виду…

– Я не знаю.

– Все-таки нужен страх, Айро.

– Может быть. Я снова почувствовал свечение, когда ко мне в квартиру вломились стражи. Оно уже тогда зарождалось во мне, но я решил не использовать сразу, не раскрывать себя. Думал, обойдется.

– Ты боишься селектид, Айро? Они ведь могут быть где угодно.

– Да. А еще я боюсь признаться, что убил твоего отца, Амида.

После того, как Амида закрыла дверь, в брошенном доме почти без перерыва звучали наши голоса, скрип паркета и стук закрывавшихся и открывавшихся дверец обследуемых Амидой кухонных шкафчиков. Но после моего признания вокруг воцарилась полная тишина. Костерок на улице давно погас, бледно-розовый силуэт Амиды двинулся в сторону и растворился в темноте.

– Амида? Послушай, это сделала какая-то темная часть меня, я даже не коснулся его… я не мог по-другому, ты же понимаешь.

– Я понимаю, о чем ты, – говорила доктор Дорис вроде бы с того же места, где я видел её в последний раз. – Некоторые подопытные могли умерщвлять крыс одной лишь силой мысли. Особенно помогало, если они их боялись. Или злились на них.

– Злились на крыс?

– Не только. Иногда мы стравливали подопытного с бабуинами или собаками. Звери часто выигрывали, но иногда падали замертво. Но у отца никогда не получалось закрепить успех. Подопытные редко переживали подобную вспышку псионической энергии, пусть и являлись ее источниками.

Еле уловимый, холодный звон стали кухонного ножа, вынутого из металлической подставки, когда кругом темно и тихо, слышится очень отчетливо.

– Амида?

По паркету тихо ступали мягкие подошвы угг, я вдыхал и выдыхал как можно медленнее, чтобы слышать еле различимые шаги доктора Дорис. Я пожалел, что выпил варварской самогонки, из-за которой плыл в кресле, словно в покачивавшемся, кружившемся на воде надувном матрасе. Как будто мы с Амидой, проглотив по коктейлю, проматывали выходной в ее бассейне.

– Я ухожу, Айро, – послышалось за спиной.

– Зачем тебе нож?

– Действительно. Посреди дикого леса.

– Ты, правда, злишься на меня? Твой отец сделал меня подопытным зверем! Вы с ним устраивали гладиаторские бои смертников!

– Я никогда себя не прощу, – сказала Амида. – Но это была война, Айро. Думаешь, она закончилась пятьдесят лет назад победой Квантума? То же самое Земля делала с нашими людьми. Иногда я хотела бы быть более черствой, тогда, располагая просто логикой, я бы смогла спокойно засыпать по ночам. Хотя знаешь, с тобой у меня получалось.

– У меня тоже была война, Амида. А если бы твой отец убил меня?

– Тогда бы я сдала его. Я и подумать не могла, что он набирает материал из наших граждан, тем более, что возьмет тебя. Но, как ты помнишь, я честно спросила тебя о том, что произошло с отцом.

– Ты сказала «материал»?

– Так случилось, ты убил его, не наоборот. Ты сделал то, что должен был сделать, но я всего лишь попросила тебя быть честным. Я все откровенно рассказала, а ты соврал. Не останавливай меня.

– А не все ли сейчас равно, Амида? – сказал я шороху леса, проскользнувшему сквозь открывшуюся дверь. – Я даже рад, что уничтожил это чудовище. Привлечь к такой мерзости молодую дочь! Это надо быть последним уродом!

– Я сама хотела быть ближе, – отозвался голос Амиды Дорис. – Я поэтому и закончила «мед» – мечтала работать с отцом. Я не знала тогда, что он делает оружие. Он долго держал меня на дистанции, но я не сдавалась, добиваясь его внимания. В итоге все случилось само собой.

– Само собой? Он мог просто запретить тебе. Так бы сделал любой нормальный человек.

– Я очень упрямая. А ему, как ни крути, нужен был преданный помощник, тот, кому можно доверять.

– Бедный, несчастный вивисектор. Пока ты еще не ушла, слушай: у меня нет ни доли сочувствия, ни к тебе, ни к Витору. Мы вряд ли еще увидимся, так что знай: я вообще не жалею, я даже рад, что убил его. А если бы его разговор с Крамером подслушал Литус? Или Бет?

– Заткнись!

– Он бы и глазом не моргнул, когда бы снимал скальп с малышки Бет. Таких, как твой отец, надо истреблять, словно бешеных псов. Меня заставила убить его не только жажда жизни. Я сделал это не только из-за страха, а еще и ради удовольствия. Было приятно смотреть, как он подыхает!

Фляга с варварским пойлом завалилась под диван. Доктор Дорис была совсем рядом, одной рукой схватив меня за волосы, она держала наготове старого доброго кухонного убийцу. Лезвие плотно расположилось под моей нижней челюстью.

– Чувствуешь что-нибудь? – спросила нависшая надо мной Амида.

– Чувствую, что надо было бросать тебя после того удара по яйцам. Это явно был звоночек. Не скажешь, почему ваша чета так и норовит вскрыть меня?

Упавший нож звонко ударился о паркет, я вздрогнул.

– Все это бесполезно, – расстроенно сказала Амида, отпустив мои волосы. – Ты иссяк. Давай наверх, надо поспать, здесь небезопасно.

– А наверху безопасно? – спросил я.

– Забаррикадируем дверь.

– Я так и не понял, смерть отца для тебя на самом деле что-то значит? Не обидно было все это выслушивать?

– Обидно подыхать среди тайги, Айро.

Снова щелкнула зажигалка.

– Давай только без этого цирка. Ты же отлично видишь в темноте, – сказал я.

– Отец готовил к побегу не только корабль, но и меня. Он хорошо замаскировал мои «бонусы» от автоматической системы поиска мутаций.

– Почему ты сразу не сказала и морочилась с этой зажигалкой вдобавок?

– Я не знала, чего от тебя ожидать. Знаешь, после эксперимента, поставившего крест на их прежней жизни, люди обычно меняются. Хотела сохранить в тайне это преимущество, вдруг ты затаил злобу и решил бы перерезать мне глотку в темноте.

– По себе людей не судят, – сказал я, проверяя шею, еще хранившую ощущение врезавшегося в кожу лезвия. – Кроме того, я хорошо выговорился. И какие у тебя еще «бонусы», помимо подтянутой задницы?

– Да, посреди заснеженного леса я бы не отказалась от прежней, жирной и добротной. Много будешь знать, Айро, скоро состаришься! Теперь для тебя это актуально.

– А для тебя, можно подумать, нет?

– Представь себе. Вот тебе и второй бонус. Поэтому мне и надо иногда посещать центр рекомбинации. Надо было посещать. А то возникли бы подозрения.

– Зато вне Квантума ты не будешь стареть… ловко!

Отхлебнув остатки самогона из поднятой с пола фляги, я встал с кресла. Крепость пойла варваров переваливала за стандарты всех знакомых мне спиртных напитков, но и денек выдался не для «космополитана».

– Ладно, пойдем наверх, – сказал я. – Баррикадировать дверь – отличное занятие для вечно-молодой блондинки. А мои перегоревшие нейроны пусть набираются сил.

Тяжелая голова никак не хотела отключаться. Амида соорудила на лестнице растяжку. Примотав гранату скотчем к перилам, примерно на уровне щиколотки, она протянула найденную в подвале леску до отошедшей облицовочной доски на стене.

– Неплохо сработано, спецагент Дорис, – сказал я, когда мы с Амидой, оказавшись в спальне на втором этаже, завалились на кровать. – Только это для нас или для варваров?

– Там же стена.

– Она словно из картона. Нас не заденет?

– Не должно.

Из заросшего плющом бачка так и не полилась вода. Уютная спальня на втором этаже когда-то радовала хозяев не только отдельным санузлом. Несколько прямоугольных окон со стен перебирались на крышу, так что тьма была разбавлена лившимся сквозь них светом трех лун Маяка Лиасы, бирюзовым и холодным. По очереди луны появлялись из-за разносимых ветром густых облаков. На кованой подставке, рядом с гранитным камином так и осталась лежать кучка сухих, трухлявых, изъеденных жуками дров, давным-давно нарубленных сильной рукой бывшего хозяина. Фактура грубого камня камина завораживающе мерцала в свете далеких лун.

– Знаешь, кто эти варвары? – спросила Амида.

– Одичавшие колонисты, которые не захотели становиться бессмертными. Раньше я считал их сумасшедшими, – сказал я. – Они боялись тотального контроля нимф, хотели остаться свободными. А теперь ютятся с пиратами по пещерам, выживая нарко– и работорговлей.

– Какой развернутый ответ. Я имела в виду, что, возможно, среди них еще остались те, кто жил в этом доме. Камин… моя слабость, – сказала Амида, откупоривая вторую флягу.

– Сама говорила, нельзя. Это даже хуже свечей. Дым из печи повалит выше леса. Не варвары найдут, так поисковый вертолет из Эхо.

– Да ветер вон какой!

Мы оба проверили заглушки в ушах.

– Правильно, нельзя терять бдительность, спецагент Айро, – сказала Амида.

– Я не умею собирать такие смертоносные ловушки, – сказал я, стараясь разглядеть, улыбается ли Амида Дорис, но очередная туча закрыла все три луны.

– Зато умеешь взрывать лаборатории. Я к тому, что эти люди так же жили здесь. Так же как мы, они строили планы, пока однажды, как и мы, не поняли, что прежней жизни больше не будет никогда.

– Да уж, осталось пережить в этом доме вторжение пришельцев.

– Точно, только этого и не хватает, – усмехнулась Амида.

– В Совете разве не говорят? – спросил я удивленно.

– Отложили обсуждение на пятницу, а то мэр в отпуске, – поддержала «шутку» Амида.

«Так ты не в курсе про “гостей”, о которых говорил Крамер!» – подумал я.

– Интересно, эти люди хотя бы раз возвращались сюда, люди, которые здесь жили? Смотрели на свой дом хоть издалека? Может, они смотрят сейчас? – сказала Амида.

– Они живут без рекомбинаторов, – сказал я. – Им сейчас лет по восемьдесят-девяносто. А скорее всего, они уже давно кормят жуков и личинок. Так же, как эти поленья.

Я положил голову на подушку, пыльную, но очень уютную. Рука Амиды обвила мне шею, я едва не вздрогнул. Лежал оцепенелый, словно школьник. Доктор Дорис дышала мне в ухо, мочки коснулся горячий язык.

– Сильвия, – сказал я.

– Завтра можем не проснуться, – сказала Амида, убирая под подушку пистолет, извлеченный у меня из-за пояса.

– Верно.

Ужасаясь сам себе, я крепко поцеловал Амиду в губы. Крепко и жадно.

– Когда ты бросила меня в Эхо… теперь я понимаю, что это было не из-за «марафона смерти» на нижних уровнях, – сказал я.

– Нет, – призналась Амида, расстегивая на мне плащ. – Просто я заметила связь, которая была между тобой и Сильвией, я видела, как вы смотрели друг на друга. Если между иными влюбленными сверкают молнии, то вы с Сильвией создавали вакуум, поглощавший всё хорошее из обеих ваших жизней, но эта пустота и была для вас высшей формой единства. Всем своим видом вы показывали: «Всё вокруг херня, неужели вы этого не видите?»

– Ого. Похоже на правду.

– Тогда, на выставке, я, конечно, еще не понимала, что между вами конкретно, но было очевидно – мне нечего предложить взамен. У меня была только боль, о которой я рассказать не могла. А сейчас я не могу… продолжать. Мы же с Сильвией подруги! Ужас, прости меня, Айро, да как я только… я не могу предать ее!

– Я тоже. Если есть для меня в этом долбаном мире хоть что-то святое, так это любовь к Сильвии, – сказал я.

Доктор Дорис прижалась к моей груди, поджав под себя колени. Я обнял ее. Как будто я мог ее защитить надежнее, чем тротил и осколки металла. Может, и мог бы, да только голова молчала, словно и не было никогда никакого свечения, словно это другой человек бежал из Эхо, убил Дориса и пудрил мозги десяткам стражей.

Сердце беспокойно билось, не давая заснуть снова. Амида мирно дремала рядом. Очнувшись телом, я не сразу собрался воедино и некоторое время был словно распавшимся на несколько слоев. Пока слои не вспомнили, что не мешало бы им соединиться, несколько секунд я представлял собой нечто разрозненное, не знающее, где оно и что оно, был словно бестолковый новорожденный младенец. Утро встретило открывшиеся глаза слабо пробивавшимся через гонимый ветром туман, сероватым, но уютным свечением. Глядя вверх, сквозь выходящие на крышу окна, вдохнув запах древесины, я выдохнул наружу пар, стараясь вспомнить, что заставило меня резко проснуться. К моей шее прижался озябший нос Амиды Дорис, на груди лежала ее ладонь со слегка выглядывавшими из митенок аккуратными пальцами. Частицы грязи под образцовыми ногтями Амиды словно олицетворяли весь мирок дома, в котором нам посчастливилось оказаться: некогда продуманный до каждой мелочи, вылизанный интерьер постепенно сдавался и дичал под напором природы. Утренний свет давал разглядеть его детали намного лучше, чем вечером, в полумраке. У стены стоял стеллаж с покрытыми густой паутиной книгами, треугольную крышу поддерживали три пострадавшие от короеда темные колонны, растение рядом со стеллажом когда-то давно выросло из напольного горшка, разрушив его корнями, а когда в системе подачи влаги закончилась вода, умерло и засохло.

Вскоре проснулась и Амида.

– Ого, уже утро! Вот это мы продрыхли.

– Да уж.

– Вот это ветер! Как шумит… надо было все-таки камин разжигать. Ну что, Айро, чувствуешь что-нибудь?

– Я чувствую, что шумел не только ветер… я слышал вертолет!

Заскрипела ступень деревянной лестницы, мы с Амидой достали пистолеты из-под подушек, вплотную встретившись взглядами.

– Теперь точно конец! – шепнула она.

– Надо было все-таки вчера перепихнуться, – сказал я.

– Давай, расчехляйся, пока они поднимаются по лестнице! Я же знаю, ты успеешь! – шепнула Амида.

За стеной прогремел взрыв, дрогнули стекла, с перекрытий посыпалась пыль и клочки паутины. Подпрыгнули трухлявые дрова на кованой подставке, пошатнулся дремавший десятилетия мир датского модерна. За тонкой стеной раздался сдавленный стон, было слышно, как вниз по лестнице кубарем скатилось тело, но изувеченные ступени тут же заскрипели вновь.

– Давай, вали его! – крикнула Амида, перекатившись через меня.

Оказавшись на полу, опершись локтями на мои вытянутые ноги, Амида расстреливала стену из-за края кровати. Мое тело было для нее чем-то вроде заграждения. Я, не успев сориентироваться, дырявил дубовые панели и кремовую штукатурку, не вставая с кровати. За стеной снова кто-то упал и скатился вниз.

– Готов! – громко сказала Амида, когда дверь с треском отлетела в сторону, и в проеме появилась рука в грубом камуфляжном рукаве, заканчивавшаяся автоматом.