Текст книги "За чертой"

Все патроны у меня ушли в стену, Амида успела сменить магазин, но, когда раздались выстрелы, укрылась за кроватью. Я почувствовал в груди нестерпимую жгучую боль, словно кто-то вставил мне в глотку раскаленную кочергу и протолкнул ее вплоть до желудка. Щедро осыпая спальню свинцом, автомат не собирался замолкать. Лопнул горшок с мертвым деревом, ветер ворвался внутрь через треснувшие стекла на окнах. Я не мог сделать вдох, по ноге меня словно ударили битой, так же было с животом и предплечьем. Наконец, рука с автоматом скрылась за дверью, оставив меня, оцепенелого от боли, лежать на кровати и мечтать о смерти.

Амида появилась из своего укрытия за кроватью, бегло взглянув на меня, она сказала: «Прощай, Айро!» Доктор Дорис поцеловала меня в губы, быстро оказалась у разбитого окна и ловко выпрыгнула наружу, расчистив осколки стекла стволом пистолета.

– Хороша подружка! – сказал прихрамывавший Август, зайдя в спальню с вновь заряженным автоматом в руке.

На его животе было багровое пятно, смешавшееся с камуфляжем куртки.

– Эй, ушлепки! Есть кто живой? – крикнул варвар, не сводя с меня глаз.

– Да, черт тебя дери! – кряхтел зашедший следом Амин, грудь которого сплошь была залита кровью.

По-прежнему голый по пояс, варвар обзавелся в дополнении к берету черной деревянной маской, скрывавшей изъеденное кислотой лицо, всё, кроме бешеных покрасневших глаз.

– Ты что его так изранил? – спросил Августа Амин. – Он же в твоем плаще!

Варвары усмехнулись и смолкли в одно мгновение.

– Как же он меня раздражает! Угробил вездеход, рожу мне испортил! – сказал Амин.

– Согласен, место в салоне он не заслужил! – усмехнулся Август, сняв с пояса рацию. – Эй, за штурвалом, поднимай вертушку и сбрось-ка нам на балкон грузовые тросы!

Снова раздался зловещий шум вертолета. Из последних сил я постарался подняться на ноги, но, едва пошевелившись, встретился лбом с прикладом автомата и грохнулся обратно на пропитанный кровью ортопедический матрас.

Балконная дверь от удара ботинка Августа дрогнула и слетела с петель, многократно усилился шум зависшей над домом машины. Август вернулся к кровати, таща связку тросов, концы которых были увенчаны крюками. Пока варвары возились с кроватью, у меня перед глазами смешивались, словно в палитре художника, расплывчатые очертания темных оконных рам с окружавшей их серостью потолка и неба. Амин сильно хлопнул меня по щеке. Что-то снова и снова сдавливало грудь, и вспыхнувшая боль не давала мне потерять сознание окончательно.

– Вот и всё! – сказал Август. – Наша авиакомпания желает вам приятного полета!

– Что будем делать с Мередит? – крикнул Августу Амин, повеселив меня напоследок.

– Ты проверял ее? – спросил Август, стараясь перекричать шум вертолета.

– Мертва.

– Значит, ей ничем не поможешь.

– А как же целитель?

– Если мозг умер, она после целителя выйдет с интеллектом новорожденного. Кто будет с ней возиться?

Август подошел ко мне и снова похлопал по щеке.

– Не простудись! – сказал он и направился к балкону, грузиться в вертолет вместе с Амином.

Спустя несколько секунд, кровать словно взбесилась и потащила меня к балкону вперед ногами. Мгновенно придя в сознание, широко раскрывшимися глазами я увидел, что намертво примотан к ней тросами. Изножье кровати задрало, после мощного удара мне навстречу полетели щепки и осколки стекла, ледяной ветер гудел в ушах адским вихрем. Кровать плыла в воздухе, ее вертело из стороны в сторону, наспех прицепленные тросы сходились воедино в нескольких метрах у меня над головой.

– У тебя там что, вертолеты? – послышался голос Сильвии.

– Прости, дорогая, что бросил тебя! – ответил я мысленно.

– Ты меня не бросал, сладусь, не говори глупости. Ты где? Я чувствую, как у тебя все плывет!

– Мне кажется, лечу к тебе.

Мысли и эмоции Сильвии беспокойно переплетались друг с другом, злость и усталость наполняли ее душу, но внутри нее оставалась энергия, готовая в любой момент выплеснуться, заразить и уничтожить все вокруг.

– Тебе больно! – сказала Сильвия. – Очень больно!

Уничтожить всё, кроме меня.

– Тебе тоже, – сказал я, привязанный к кровати между диким лесом и тяжелыми облаками. Не знаю, сколько крови из меня тогда вытекло, но та, что осталась, закипела.

Великий вождь

– Эй, какого черта вы тащите раба к целителю? Туда вход разрешен только воинам! – услышал я прямо над ухом истеричный голос дикаря.

Глаза глядели в грубый высокий потолок подземелья, на котором от одной лампы к другой тянулись черные кабели. Я лежал на носилках, чувствуя резкий запах пота от несших меня мужчин. Я попал к зверям в человеческом обличии. В каждом из нас есть такой, но зверь этот дремлет, спит в своей пещере и может ни разу за жизнь не выбраться наружу. Но у варваров зверь завладевает душой, это читалось по глазам почти каждого из них, и это не были глаза человека.

Осмотрелся что было сил: кругом были ходы известняковых пещер, где варвары выращивали ржавый споровик – запрещенный в Квантуме вид галлюциногенного лишайника. Объем свободного пространства в главной пещере поражал воображение – миновав тоннель, я оказался словно под необъятным куполом волшебного, чудно́го, но прекрасного собора. Немыслимые формы сталагнатовых колонн, «стекавших» с полотка пещеры, невольно заставляли искать образы в их рельефах, и бахрома застывших известняковых сосулек представлялась мне то окутавшей подземелье, сотканной гигантским пауком паутиной, то прекрасным входом в райскую обитель, выполненную из резной слоновой кости. «Со слонами в раю не срослось», – подумал я.

– Все в порядке, ребята, заносите его! – послышался спокойный мужской голос позади меня.

– Как скажете, Великий вождь. Но Кругу воинов это может не понравиться, – ответил голосу варвар, лицо которого почти целиком покрывала густая щетина, а голову – блестящая лысина.

– А мне твоя рожа не нравится! Шагай отсюда, пока я не сделал ее еще уродливее! – ответил вождь.

Повернув голову на другую сторону, пока меня не занесли в помещение, я успел окинуть взором плантации ржавого споровика – багровый лишайник до середины покрывал громадные сталагнатовые колонны, между которыми поднимались облака пара и сновали обнаженные по пояс рабы-сборщики – худые мужчины и женщины в респираторах с перекинутыми через плечо корзинами на ремне. Я успел заметить, как некоторые из них приоткрывали респираторы и закидывали себе в рот немного лишайника.

Путь к целителю проходил через пещерку с исписанными стенами. Ноги носильщиков застучали по металлическому трапу, я услышал шипение пневматического механизма, открывающего дверь. Оказавшись внутри, варвары понесли меня под белым, словно райским, болезненным для грешника светом, по коридорам притаившегося на дне пещеры боевого катера.

– Все ребята, кладите его! – сказал голос вождя, и варвары опустили носилки на каталку. – Код выхода – один, два, три, четыре, решетка. Вы же знаете цифры, не так ли? Копье, лебедь, задница, четверка и решетка.

Тогда-то мне и открылась таинственная фигура Великого вождя. Он оказался достаточно высоким мужчиной, на вид лет пятидесяти, с квадратными скулами, темными, слегка взъерошенными волосами с проседью, острой бородой, закрученными адмиральскими усами и свежей гематомой на правой щеке. Вождь молча толкал вперед каталку, взявшись за поручень крупными руками. На пальцах вождя, разнясь с его камуфляжным прикидом, блестели золотые и, наверное, платиновые перстни, взгляд его блестящих сине-черных, словно хрустальных глаз странным образом сочетал в себе пронзительность и полное безразличие. По моему телу скользнули занавески из древесных бус. Оказавшись в «целительском» отсеке корабля, я рассматривал абстрактный орнамент на цветных коврах, покрывавших стены и пол, потом услышал позади низкий и хриплый голос старика:

– Зачем ты привез сюда раба, вождь?

– Здравствуй, мудрейший. Это тот самый раб, за которого Квантум назначил хорошую награду.

– Так пусть Квантум и исцеляет. Передай его в мертвом виде, так даже удобнее.

– Выполняй, мудрейший, меньше вопросов. Мне надо его расспросить кое о чем важном, – сказал вождь.

– Думаешь, Кругу воинов это понравится?

– Да ёб… как-нибудь я наложу кучу посреди этого круга, вот будет потеха! – распаляясь, сказал вождь.

– Ты так уже делал, – сказал целитель.

– Когда это?

– Когда нажрался в дупель.

– Когда именно?

– Позавчера.

– Ха-ха-ха, так им и надо! Не переводи тему! Думаешь, я не умею нажимать на кнопку, Тэран? Я все равно восстановлю его. А вот тебя не стану, если будешь мешать.

– Мне и не надо.

– Это пока.

За густыми усами и бородой вождя угадывалась залихватская, смелая ухмылка.

– И не надо мне грозить Кругом воинов. Единственное, чего я боюсь, Тэран, – это протрезветь, – сказал вождь.

Чувство юмора у судьбы оглушительное и безжалостное. Кино смотришь от лица одного персонажа, но этого более чем достаточно.

– Ты что-то совсем не в духе, – сказал целитель.

– Есть у меня поводы для переживания. Скоро закончится джин. С чем мне прикажешь делать «мартини»?

– Не знаю, может, с водкой?

– Сейчас я точно тебя грохну, – сказал вождь, толкнул каталку и припер старика к стене отсека.

Когда-то давно катер под управлением Николаса Норда уходил от погони землян. Пролетев астероидный пояс, в который земляне залетать даже не рискнули, Норд, еще тогда любивший приложиться к бутылке, остановил корабль настолько резко, что голова второго пилота Кларка чуть не оторвалась от тела. Выпучив и без того бешеные глаза, Норд произнес: «Нарисуй меня, Кларк! Да, прямо сейчас! Изобрази мой триумф!» Этот момент принято считать рождением легендарного комикса про карикатурно-отчаянного пилота, повлиявшего на меня больше, чем все преподаватели и воспитатели клонариума «Колыбель-94» вместе взятые. Кроме одного, а точнее, одной. Второй пилот Кларк увлекался рисованием, вечно держал при себе блокнот, в котором делал наброски в свободную от войны минуту, а после стал миллионером, продав комикс известной студии. Николас Норд ушел в политику, где продержался не дольше, чем я в летном училище.

– Подожди, давай хоть окурим его травами! – с предостережением советовал целитель.

– Не надо, кому он разболтает?

– Вы – Николас Норд? – спросил я из последних сил.

– Еще поговорим, братан, – сказал Норд. – Мне что, расписаться кровью на твоей груди? Она же как решето.

Зашипела пневматическая дверь. Норд вкатил меня в следующий отсек, где среди свисавших с потолка, нанизанных на черные нити костей и ракушек, в окружении грубых черных полотен на стенах поблескивал синий огонек панели управления старенького рекомбинатора «Вита».

Уже со стороны я наблюдал, как, сбросив с выживалки ветхое тряпье, Норд и Тэран (который оказался крепким седобородым стариканом в лохмотьях и с блестящей лысиной), заливали внутрь резервуара с хронически грязными стенками голубой структурный гель из наваленных рядом пластиковых канистр. Витая под потолком «целительского» отсека, я, постепенно просачиваясь наверх, сквозь потолок, безразлично глядел на свое израненное, бездыханное тело в дыхательной маске, с которого сдирали распоротую Нордом одежду. Потом Тэран и Норд накренили каталку, и тело съехало в объятия раритетной выживалки, погрузившись в колышущийся голубой гель, став темно-синим, почти черным. Это напомнило мне передачу про охоту на акул из архивов Колыбели, когда рыбин сбрасывали в трюм рыбацкой шхуны, и некоторые туши дергались и подпрыгивали, а иные не подавали никаких признаков жизни и покорно соскальзывали в открытый люк. С лязганьем захлопнулась неподатливая крышка рекомбинатора, мутное, давно треснувшее стекло которой напоминало обросшее плесенью окно давно покинутого дома. Напоминанием, что внутри рекомбинатора кто-то есть, оставался дыхательный шланг, тянувшийся сквозь дыру, просверленную между дверцей и корпусом.

Норд, вытирая с лица брызги структурного геля, переключал взад-вперед на консоли режимы восстановления. Уже третий раз, минуя начало списка, он исподлобья поглядывал на Тэрана.

– Давай уже, вождь! – сказал целитель, прогнав Норда от консоли. – Сначала сканирование! Тут же все надо вручную делать!

– Мне надо, чтобы программа не затронула мозги, – сказал Норд.

Теран настроил программу восстановления, машина принялась урчать, внутри зажглось свечение.

– Ты ему волосы сделал? – спросил Норд.

– На продажу ведь восстанавливаем! – ответил Тэран и хрипло посмеялся.

Я так и не пролетел сквозь потолок отсека, но и обратно в тело мой усталый дух точно не спешил. Наверное, Тэран забыл открыть вентиль для подачи воздуха. Когда же старик опомнился, и в восстановленные легкие хлынул воздух, мне пришлось пережить скоростное бурение сквозь время и пространство, словно бы я снова оказался привязанным к вертолету варваров, только тащил он меня сквозь десятибалльный шторм. Потом – болезненный, шокирующий вдох глубиной в жизнь. Затхлый, пропахший пластиком воздух, зрачки-блюдца…

Более-менее осознать себя мне удалось только в местами затемненной, гротескной комнате в стиле рококо со стенами цвета слоновой кости, украшенными золоченой лепниной. Сам я оказался одет в грубую робу сборщика плесени, верх которой сами сборщики никогда не надевали. Лежа на двуспальной кровати с изголовьем из красного бархата, на шелковом белье золотисто-песочного цвета, проведя рукой по новеньким волосам, ранее состриженным Номэном почти под ноль, я рассматривал некогда роскошную каюту. Каюта была не слишком большой, но каждую стену украшали картины, некоторые из которых покосились, а из зада купальщицы на репродукции (а не дай бог и оригинале) Ренуара торчал дротик для игры в дартс. Вдоль стены, слева от кровати, был оборудован бар, в дальнем углу, рядом с оборванным бордовым занавесом, наполовину скрывавшем металлическую дверь, стояли изящная кушетка и кресло бержер.

Структурный гель, ставший моими тканями и органами, суставами и костями, наверняка попался разбавленный, а во рту у меня было сухо, словно после семидневной пьянки. Горячее дыхание вырывалось наружу свозь пересохшую слизистую. Тем не менее с кровати я подскочил с какой-то особенной прытью, самым привлекательным объектом в той потасканно-шикарной каюте были не картины, а оставленная на стойке, недопитая бутылка тоника. Лежа на кровати, я буквально видел, как крохотные пузырьки отрывались от ее стенок и лопались, достигнув поверхности.

Ждать хозяина каюты долго не пришлось – стоило мне осушить бутылку тоника, как со скрежетом съехала в сторону тяжелая металлическая дверь. Отодвинув бархатную занавеску, ко мне подошел тот самый Николас Норд, шагал быстро, бойко, я отошел назад на полшага, хоть секундой ранее мысленно внушил себе прочно стоять на месте. На этот раз поверх камуфляжной рубашки вождь небрежно накинул темно-синий китель Межзвездной флотилии, эмблема которой была вырвана, а на ее месте красовалась нашивка с объятым пламенем черным черепом – среди варваров этот символ означал как осознание смерти, так и бессмертие отважного духа. На голове вождя была фуражка, также без эмблемы. Норд метнул ее на барную стойку. На блестящей подкладке фуражки я заметил приколотый значок – небольшой золотой «АК-47». Такого рода значки помогали крутым ребятам опознать друг друга при встрече. Поднял кепку – вот тебе и блестящая побрякушка. Топор, башка дьявола, крест, паук и так далее. Значок Норда означал «пират, налетчик». Единственным, чему не находилось объяснение, были торчавшие из бокового кармана вождя кружевные черные женские трусики.

– Выпьем, – сказал Норд.

Некоторое время я тупо смотрел на него, собирая в голове цепочку сумасшедших событий, предшествующих моему появлению в каюте. Я поднес палец к уху.

– Заглушки нет, она не нужна. Сюда не достают их сети, – сказал Норд.

Прошлое представало в виде туманного абсурда, сложно было разобрать, что случилось на самом деле, а что было дурным видением. Я сидел в каюте предводителя варваров, который предлагал мне выпить. Зад опустился на барный стул.

– Значит, ты не знал, что я – вождь славного народа варваров? – спросил Норд.

– Нам про варваров рассказывают только в общих чертах, как и про твое предательство, – сказал я. – Ты действительно сотрудничал с Землей?

– Чушь. Меня подставили. Но теперь это неважно. Я живу сильной и свободной от смерти жизнью воина.

– Да. С выживалкой под боком.

– Надо было все-таки окурить тебя травами.

– А если серьезно?

– Если серьезно, никогда не переходи дорогу Маркусу Веберу. Я был народным героем, меня обожали генералы. Вебер испугался, оклеветал меня, а потом решил убрать. Не на того напал! Прячась в подземелье, я и не заметил, как создал воинственную секту психопатов из тех, с кем Квантум обошелся как… как с тобой и со мной, Айро. А таких достаточно много. Люди – удивительные существа. Свободолюбивые. Не каждый согласился вживлять в голову нимфу и обрекать себя на вечный тотальный контроль.

– Твой ангел-хранитель точно уже поседел. Сначала драться с Землей, а потом с целым Квантумом, – сказал я, допив остатки тоника.

– Мой ангел-хранитель, хоть и странно, что Бог приставил его к такому человеку, как я, настоящий шутник, – говорил Норд. – Ангелы наверняка ведь хвастаются друг перед другом, чей человек круче. Не думал об этом? Или наоборот, стоят в курилке своего облачного офиса, и один говорит другому: «Моему, похоже, придется заложить дом под бизнес, а вскоре будет кризис, ну как, как мне до него достучаться?» А другой ангел ему отвечает: «Это все фигня, моя вообще подсела на смерть».

– Очень смешно, – вырвалось у меня.

– А, так ты из этих? Да не переживай, я тебя не осуждаю. А в сторонке стоят успешные ангелы, у которых питомцы – кинозвезды, президенты, ученые… успешнее, одухотвореннее, благочестивее, чем у остальных пернатых. Кто их знает, этих ангелов. Да. Моя жизнь, Айро, словно композиция умелого джазового пианиста. Вот уже думаешь, что нагнетается концовка, как мастер плавно уходит в новый виток волнующей импровизации. Так делает умелая любовница, которая, чувствуя, что ты на пределе, замедляется, чтобы после ввергнуть тебя в такие пучины наслаждения, о которых ты раньше и не подозревал.

– И в какие пучины путана-жизнь погрузила тебя на этот раз?

– Это не пучина, это – просто жопа. Из этого подземелья, похоже, не будет мне выхода. Не будет никакого финального аккорда. Чтобы Квантум выпустил меня с планеты должно случиться нечто ужасное, катастрофа глобального масштаба, чтобы им было не до меня.

– То есть тебе остается ждать и надеяться на худшее.

– Точно, – сказал Норд, подготовив инвентарь для коктейля. – Сейчас я в полнейшем тупике. Я не страшился смерти, пока не понимал, насколько все может случиться грубо и по-простецки. Не в жаркой бойне, не среди рвущихся снарядов, а в этой душной каюте. Однажды я просто встречу утро с нейтрализатором у виска. Да здравствует пиратство! – Норд приоткрыл резную лакированную дверцу шкафчика и достал практически пустую бутылку с пожелтевшей этикеткой. – Это все ерунда, – сказал он, осматривая блестящие барменские принадлежности. – Ты расскажи лучше, как тебя угораздило подсесть на смерть.

Я не старался сдержать хохот, неожиданно вырвавшийся из груди.

– Да уж, Норд. Не думал, что смогу еще смеяться на этом свете, – сказал я.

– Поясни, – сказал Норд, высыпая золотой лопаткой лед в коктейльную рюмку и в стакан для смешивания.

– Норд, я угодил в рабство к варварам-пиратам, и, поверь, я даже согласился бы остаться, но ты, как я понял, намерен вернуть меня Квантуму за вознаграждение, где меня ждет… да какая тебе разница. Короче, зависимость от смерти – это последнее, о чем я беспокоюсь в эту минуту.

– А что первое?

– Первое? Какого черта ты меня притащил к себе в каюту и кому принадлежат трусы, которые ты не до конца затолкал в карман.

– А что, если я не выдам тебя Квантуму? – спросил Норд, вылив в стакан для смешивания порцию вермута, отчего лед просел и слегка потрескался, пошевелилась длинная спиральная ручка золотой ложки. – Какого черта, где джин? – приговаривал Норд, открывая шкафчик за шкафчиком. – А-а-а, вот он где!

Норд направил взгляд в угол каюты, где напротив голографического проектора, рядом с кушеткой, стояло рыжее кресло-бержер, на потрепанной, местами дырявой обивке которого редкие золоченые нити соседствовали с кусочками засохшей рвоты. Вождь ловко нырнул под кресло и выудил из тени бутылку джина, задев пульт от проектора. За зависшими в воздухе буквами меню пропало полотно с симпатичной румяной девушкой славянкой внешности. На голове у нее был пышный венок, а лицо – красивое, но словно каменное. Комната погрузилась в полумрак, светилась таблица настройки изображения.

– И что ты здесь смотришь обычно? – спросил я, оглядываясь по сторонам.

Как только воцарился полумрак, по моему телу пробежал импульс. Норд снова оказался у бара, чиркнул по пробке ребром ладони, и та, вращаясь, словно волчок, соскочила с бутылки джина и упала куда-то на пол. «Да ёб…» – Норд спешно влил в стакан порцию джина и снова исчез под стойкой, чтобы поднять пробку. Я снова дернулся на стуле, но Норд, словно издеваясь, уже вытянулся, как струна. Закупорив бутылку, он размешивал свой коктейль, прокручивая ложку между ловких пальцев.

– Вот дерьмо, настройки сбились. Кстати, зря я предложил бухло, тебе пока нельзя пить! – сказал Норд, ловя мой взгляд. Он выбросил лед из мартинницы прямо на персидский ковер, который, помимо великолепных узоров, бывших плодом многолетнего труда прядильщиц, пестрил множеством застарелых пятен.

– Даже к лучшему. Я угощу тебя нормальным мартини позже. Этот я запорол, – сказал Норд. – Отключись!

Голограмма пропала, на картине снова появилась румяная девица с пронзительным взглядом. Норд перелил коктейль в запотевшую мартинницу сквозь золотое ситечко.

– Что ты задумал? – спросил я.

– Ты прав, это ужасно, – сказал он, выжимая в рюмку цедру лимона. – Никак не украду у Квантума оливок.

Он вытянул за резинку из кармана невесомые черные женские трусики, а я в очередной раз прикинул, как много сборщиц ржавого споровика носит кружевное белье. Норд залпом осушил свой «мартини», закрыл глаза, чтобы насладиться вкусом. Словно пребывая в нирване, он поднес к носу скомканные в крепком кулаке трусики.

Обмякший после рекомбинатора, я бил больше от злости и отчаяния, чем с расчетом вырубить Норда, бывший капитан отшатнулся к стене, прижал к стекавшей по губе струйке крови черное кружево. Удар получился на удивление неплохим.

– За что? – спросил он.

– Ну что, протрезвел? Что ты с ней сделал, мудила?! Ты труп, понял? – процедил я сквозь зубы, зайдя за барную стойку и грозя Норду ножиком, которым он ранее отделял лимонную цедру. – Я тебя, сука, на атомы разложу!

– Вряд ли тебе удастся такое провернуть, – с каменным спокойствием ответил Норд и устало выдохнул.

– Что ты с ней сделал? Где Сильвия?

Свечение пронзило меня от макушки до мошонки, заставив вдохнуть непомерно глубоко запахи цитруса, спирта и можжевельника, переродившиеся в пульсирующий узор, образованный чем-то средним между музыкой и материей. Запахи вдруг решили обрести физическое обличие в преломленном и абстрактном мире. Мои мышцы оказались невероятно расслабленными, словно были сделаны не из мяса, а из чистой энергии, спина выпрямилась, а все кругом стало подобно узору гигантского калейдоскопа. Слегка подрагивая с каждым ударом сердца, звенели разноцветные стеклянные частицы, словно каждый атом той материи был снабжен крохотным колокольчиком, по коже бежал приятный холодок. Столп божественной яркости, преломляясь в мозгу на тысячи лучей, испепелил во мне усталость и боль. Заглянув в глаза Норду, я тут же оказался в другом помещении, в иной реальности, намного более угрюмой, темно-бордовой, беспокойной, но при этом трезвой в понимании собственной убогости; в туманном, постепенно прояснявшемся мире воспоминаний бывшего капитана. Глазами Николаса я наблюдал, как он приложил ладонь к считывателю и попал в плохо освещенный отсек без иллюминаторов с голыми серыми стенами. У стен, напротив друг друга стояли две просто устроенные койки без спинок и даже подушек, между ними – унитаз. На койке с уродливым серым матрасом Норд увидел Сильвию, отчего оба наших сердца забились сильнее… меня, наблюдавшего за воспоминаниями, и его, бывшего их непосредственным участником. Сильвия по-прежнему была в черном платье без лямок, вдоль линии плеч тянулась сильно съехавшая, едва прикрывавшая грудь шифоновая оборка, шею разделяла черная полоса тонкого тканевого украшения, под которой, в месте, где сходятся ключицы, поблескивал еле-заметный медальон, державшийся на невесомой цепочке. Так Сильвия собиралась отправиться в «Сигма-банк» за деньгами Марты. Макияж Сильвии, уничтоженный жаром и слезами в кабине аэромобиля, негде было исправить в таежном лесу, где ее, как и меня, выловили варвары. Пережившие катапультирование и посадку, когда-то аккуратно собранные на затылке, волосы Сильвии теперь свисали комом сбоку головы, но никак не хотели расплетаться окончательно, и только две каштановых пряди опускались на плечи.

– Ух ты! Держи, – сказал Норд и бросил на пол рядом с кроватью Сильвии упаковку гигиенических салфеток.

Сильвия, быстро оглядев Норда, подняла упаковку и принялась вытирать лицо.

– Что-то мне это напоминает, – сказал Норд.

Сильвия снова взглянула на падшего капитана, протирая очередной салфеткой уголок рта.

– Все мы, в определенной мере, повторяем судьбу этих штуковин, – продолжил он. – Впитываем в себя все что можно и нельзя, а потом, черные и скомканные, отправляемся в мусорное ведро.

К тому моменту свет, позволивший мне заглянуть в воспоминания Норда, давно был заслонен черным, едким дымом ярости. Этот токсичный туман наполнил мое естество, от прежнего меня, еще недавно чистого, как кристалл, не осталось и следа.

– А ты, я смотрю, философ, – сказала Сильвия, сгребла горсть грязных салфеток и, не без труда приподнявшись с койки, бросила их в унитаз. – Чтобы не казаться варваром, решил накинуть мундир?

– Я надеваю этот мундир теперь только в двух случаях, – сказал Норд. – Когда готовлю коктейли и…

Он сделал пару медленных шагов по направлению к Сильвии.

– И пока ты не перешел ко второму, – сказала она, – я бы не отказалась помыться. За тебя переживаю, между прочим! Знаешь, какой жар был в нашей тачке на вылете из Эхо?

Норд был уже совсем рядом, Сильвия смотрела ему прямо в глаза. Вождь варваров набросился на нее, одна его рука скользнула под платье, другая сжимала Сильвии шею. Ногти Сильвии впились Норду в лицо, с трусиками в кулаке он подался назад и тут же получил в лицо острым каблуком. Некоторое время, глубоко дыша, оба смотрели друг на друга. Норд ощупал распухшую, раненую щеку. Убедившись, что глаз на месте, он рассматривал кровь на своих пальцах. Облизал губы, на языке появился вкус железа.

– Попробуй еще раз, – сказала Сильвия. – Это будет запоминающийся опыт, я гарантирую. Я тоже возьму себе что-нибудь на память.

– Да? И что же? – спросил Норд, вытирая со щеки кровь.

– Все, что удастся от тебя оторвать или откусить.

– Да уж. Как-то не романтично, – сказал Норд, поднявшись с койки, направившись к выходу из карцера. – Стоило захватить цветы и шампанское. А лучше хлороформ и биту. Завтра за тобой прилетят стражи. Судя по размеру вознаграждения, они тебя упекут надолго. Приятной каторги, психопатка!

Дверь за ним захлопнулась наглухо.