Текст книги "«Слово – чистое веселье…»: Сборник статей в честь А. Б. Пеньковского"

Для того чтобы повлиять на адресата и убедить его подать милостыню, нищий использует определенный набор аргументов, соотносимых с создаваемым им образом. Исследователи, выделяя основные типы нищих (как в дореволюционной, так и в современной России – см. об этом выше), рассматривают их как стратегии профессионального нищенства [Бутовская и др. 2007: 28]. Создаваемый имидж вербализуется в просьбах о подаянии: Подайте инвалиду на протез; Помогите ребенку на операцию; Помогите котику на лечение и т. п.

Как отмечалось выше, характер взаимодействия в ситуации «Милостыня» определяется непаритетными ролевыми позициями коммуникантов. Более низкий социальный и ролевой статус адресанта нередко маркируется позой: стоя на коленях, сидя на земле или на скамеечке, нищий смотрит на проходящих мимо него в буквальном смысле снизу вверх. Подобной поведенческой тактике может соответствовать и специфическое речевое поведение, которое можно назвать речевой тактикой самоумаления: «ямного не прошу», «подаяние небольшое, оно вас не разорит». Типичной текстовой реализацией подобной тактики являются устойчивые выражения типа Помогите кто чем может, Подайте кто сколько может, а также высказывания с частицей хоть. Ср.: Ради Христа! подайте кто сколько может! хоть по десять копеек//.

Ролевая позиция нищего определяет и выбор жанр а: он может только просить, но не требовать. Использование жанра просьбы дает адресату возможность альтернативной ответной реакции – подавать / не подавать. Именно поэтому излишне настойчивое поведение некоторых попрошаек вызывает у многих горожан раздражение. Весьма показательны ответы участников социологических опросов: «Ну вот нормально, когда они просто просят. А вот те случаи, когда они обращаются со словами или за рукав дергают, так конечно, ужасно» [Кертман 2007: 54].

Одна из распространенных коммуникативных тактик – «рассказ о злоключениях»– относитсяк денотативному аспекту убеждения[388]388
  Т. М. Николаева выделяет четыре основных фактора, способствующих убеждению: 1) новые данные об обсуждаемой ситуации; 2) прямое обращение к собеседнику; 3) риторика и ее компоненты; 4) стиль говорящего. Первые два фактора связаны с денотативной стороной высказывания (т. е. с истиной, выявляемой или подтасовываемой), два других – с сигнификативной (т. е. с формой подачи информации). Т. М. Николаева выделяет также пятый путь убеждения, связанный с формированием /деструкцией общего мнения [Николаева 1991: 45—46].


[Закрыть]. Поскольку говорящему важно убедить слушателей в истинности сообщаемых фактов, то эти текстовые фрагменты часто сопровождаются репликами-заклинаниями типа Верьте нам люди! Вербальный ряд поддерживается визуально: демонстрацией справок, увечий, фотографий больных детей и т. п. Ср.:

(Женщина в вагоне метро)

Дорогие браться и сестры! Извините что я к вам обращаюсь//Мы с сыном попали в аварию/ сын лежит в больнице в тяжелом состоянии/ нам нужны деньги// Если вы сомневаетесь! вот справка из больницы! я правду говорю!! Помогите нам/ кто чем может// Ради Господа нашего Иисуса Христа (крестится)!! Спасибо//

Если анализировать используемые аргументы с точки зрения их эффективности, то, как это ни парадоксально, именно денотативная сторона убеждения оказывается наименее действенной. Как показывают социологические исследования, более половины из числа подающих милостыню (55 %) не верят леденящим душу историям о тяжелых болезнях, бесконечных смертях близких родственников и украденном имуществе [Кертман 2007].

Принимая решение подать или не подать милостыню, люди обычно опираются на собственную интуицию, на эмоциональное впечатление. Отвечая на вопрос модератора «По каким признакам вы определяете, что этому нищему нужно дать милостыню?», некоторые участники фокус-групп отвечали: «По манере, по всему», «По поведению, по интонации, с которой обращается» [Кертман 2007: 52]. Т. е. наиболее эффективное воздействие на адресата оказывал сигнификативный фактор – речевая манера.

Для устных высказываний чрезвычайно важную роль играет интонационное оформление текста. Активно используются экспрессивные просодические средства: замедленный темп, «жалобный», монотонный голос или, наоборот, мелодические контрасты, гласные растяжки, фразовые акценты. Ср.: Я вас о-о-ченъ прошу люди/ не откажите нам! Наиболее часто встречающиеся мелодические модели – ИК-2, ИК-2а, ИК-5. Высокая употребительность в текстах данных конструкций придает речи нищих некоторую приподнятость, патетичность:

Лю⁵ди добрые! Помоги²те пожалста инвалиду//Кто⁵ сколько сможет//

Дорогие пассажиры! Помогите инвалиду/ кто² сколько может// Дай Бог вашим детям здоро²вья/ сча²стья/ и вам всем хорошей жи²зни!

Люгди добрые/ ра⁵ди Господа Иисуса Христа/ помоги²те кто сколько может// Хо⁵ть по десять копеек//Не хватает на опера" цию// Ве^2арьте мне! Я вас о^2ачень прошу!

Приводимый ниже пример интересен своей просодией. Все высказывание ритмически хорошо организовано: оно разбито на несколько синтагм приблизительно одинаковой длины (5–7 слогов), со сходным восходяще-нисходящим мелодическим контуром. Вся фраза в целом имеет «волнообразный интонационный рисунок:

(Девочка-подросток стоит у метро с лошадью, просит милостыню)

Помоги↑те пожа-а↓-лста/ лоша↑дке на ко↓рм/ кто↑ сколько мо-о↓-жет/ кому↑ сколько не жа-а↓-лко// Помоги↑те пожа-а↓-лста//

Эффективность воздействия многих текстов связана также с тем, что нищие успешно эксплуатируют многие социальные стереотипы современного общества.

Типовая аргументация и избираемые речевые тактики находятся в тесной связи с актуальными событиями в жизни социума (теракты, землетрясения, экономические реформы и т. п.). Так, преобладание «медицинской» тематики обусловлено широким распространением платной медицины (Помогите на лекарства! У; Подайте на операцию кто сколько может! У; Помогите на леченне ребенка!! и пр.). «Социальным заказом» объясняется частотность религиозной лексики в нищенских текстах. Большинство мужчин-инвалидов, просящих подаяние, одето теперь в камуфляжную форму, что должно указывать на причину инвалидности – участие в боевых действиях. Этот аргумент может получать вербальное выражение: Я участник боевых действий в Чечне.

М. В. Ахметова обратила внимание на «гибкость» использования нищими речевых тактик. Так, по ее наблюдениям, в речевых произведениях нищих, записанных ею в 2001–2002 гг., уже не встречались речевые формулы 90-х гг. типа сами мы не местные, поможите пожалуйста. Это объясняется тем, что данные выражения оказались дискредитированными в массовом сознании, они часто использовались в анекдотах и разного рода пародиях.

Заключая, следует еще раз подчеркнуть, что коммуникативная ситуация «Милостыня» предполагает активное взаимодействие обоих ее участников. Характер взаимоотношений между нищим, просящим милостыню, и подающим милостыню задан ситуацией, в которой каждый из участников знает «правила игры» и ведет себя соответствующим образом.

Существуют свои стереотипы поведения нищего в городе. Эти стереотипы, во многом традиционные, известны и соблюдаются как просящими милостыню, так и подающими ее. В то же время традиционные общественные практики нищенства претерпели определенные изменения, что отражается на речевых произведениях современных нищих. Жанровые особенности просьбы о милостыне были рассмотрены нами сквозь призму коммуникативных параметров, характеризующих коммуникативную ситуацию «Милостыня» как типичную для современного повседневного городского общения. Обращенность к подобной проблематике обусловлена тем, что нищие стали неотъемлемой частью жизни современного города, а их речевые произведения – одним из аспектов повседневного языкового существования современного горожанина.

Ахметова 2004 — Ахметова М. В. Нищенский текст: конструирование модели неопределенности // Живая старина. 2004. № 3. С. 33–37. Балабанова 1999 —Балабанова Е. С. Андеркласс: понятие и место в обществе // Социологические исследования. 1999. № 2. С. 65–70.

Баранов 2003 —Баранов Е. 3. Солодовников, Карташов и Кокорев // Сб. статей к 100-летию Р. И. Аванесова. М.: Наука, 2003.

Бутовская и др. 2007 —Бутовская М. Л., Дьяконов II. Ю., ВанчатоваМ. А. Бредущие среди нас: Нищие в России и странах Европы, история и современность. М.: Научный мир, 2007.

Гиляровский 1980 — Гиляровский В. А. Москва и москвичи. Минск: Вышэйшая школа, 1980.

Ильясов, Плотникова 1994 — ІІлъясов Ф. П., Плотникова О. А. Нищие в Москве летом 1993 года // Социологический журнал. 1994. № 1.

Калачев, Клинков 1979 —Калачев Э. В., Клинков Т. Я. Организация борьбы с бродяжничеством и попрошайничеством на объектах железнодорожного транспорта. М., 1979.

Кертман 2007 — Кертман Г. Мы разучились нищим подавать? // Социальная реальность. 3"2007. www.fom.ru

Китайгородская, Розанова 2003 —Китайгородская М. В., Розанова H. H. Голоса московских улиц конца XIX – начала XX в. (по мат-лам архива Е. 3. Баранова) // Сб. статей к 100-летию Р. И. Аванесова. М.: Наука, 2003.

Кудрявцева 2001 — Кудрявцева М. О. Драматургия попрошайничества // Воронков В., Паченков Д., Чикадзе Е. (ред.). Невидимые грани социальной реальности: Сб. статей по мат-лам полевых исследований. СПб.: Труды ЦНСИ. Вып. 9. 2001. С. 37–49.

Кудрявцева 2004 —КудрявцеваМ. О. Нищие вчера и сегодня //Нищенство: Ретроспектива проблемы/Сост. Б. П. Миловидов. СПб.: Крига, 2004. С. 6—17.

Левенстим 2004 — Левенстим А. А. Профессиональное нищенство. Его причины и формы // Нищенство: Ретроспектива проблемы / Сост. Б. П. Миловидов. СПб.: Крига, 2004. С. 18–91.

Московские легенды 1993 – Московские легенды, записанные Евгением Барановым / Сост., автор вступит, ст. и примеч. В. Бокова. М.: Литература и политика, 1993.

Николаева 1991 —Николаева Т. М. Семантика убеждения: речь Марка Антония над гробом Юлия Цезаря //Wiener Slavischer Almanach. Bd. 27. 1991. S. 45–53.

Прыжов 1996 — Прыжов II. Нищие на Святой Руси // Прыжов II. 26 московских пророков, юродивых, дур и дураков и другие труды по русской истории и этнографии. М.; СПб., 1996. С. 105–154.

Е. Ю. Кукушкина
Речевой мир малой группы

Специфика речевого поведения в малой группе привлекает внимание исследователей достаточно давно. В отечественной лингвистике эта проблема была впервые четко поставлена в статье [Крысин 1989]. В этой работе сформулированы основные лингвистические и социолингвистические вопросы, возникающие при изучении данной темы, а также основные характеристики малых групп, существенные для изучения речевого поведения в них. Наибольшее внимание исследователей привлекал речевой мир семьи как малой группы (см. монографию [Китайгородская, Розанова 1999], статьи [Капанадзе 1989; Кукушкина 1989], диссертацию [Занадворова 2001], тезисы [Чайковский 1982]). В работах по этнографии детства и детскому фольклору можно найти интересный материал, характеризующий речевое поведение в детском коллективе ([Виноградов 1999; Чередникова 2002]). В статье [Подберезкина 1989] исследуется речевой мир «особой общности людей – столбистов».

Темой данной работы являются наблюдения над речевым миром малой группы, членов которой объединяет общее увлечение – беговые лыжи. Описываемая группа имеет неформальный характер: в ней нет официального членства (хотя есть членские взносы), нет жестко фиксированного состава, хотя есть ядро постоянных участников, нет фиксированных обязанностей и должностей, нет никакого устава. Несмотря на это, группа очень устойчива: существует на протяжении многих лет, имеет свои традиции и обычаи. В этом смысле ее можно назвать самоорганизующейся. Еще один признак, определяющий лицо группы, – ее иерархичность, наличие определенных поведенческих ролей: лидер, постоянный участник, новичок, гость. Цементирующим началом, которое превращает группу людей в сообщество, являются этические установки, лежащие в основе общения. Эти этические установки не формулируются (и это тоже этический принцип: значимы не слова, а поступки, поведение), но часто получают эстетическое оформление в речевых жанрах шутки, тоста и других. Важным объединяющим моментом является и общая деятельность: люди собираются, чтобы кататься на лыжах. Этим определяется особый интерес к вопросам лыжного снаряжения, лыжных мероприятий и другим подобным темам. Объединение носит досуговый характер; только некоторые его члены связаны дружескими отношениями и общаются вне лыжного сезона. Несмотря на это, многие участники рассматривают данную сторону своей жизни как очень существенную («Живу от воскресенья до воскресенья»). Причина, как представляется, в том, что именно в досуговой группе ее участники получают возможность воплотить свои идеальные жизненные установки и этические представления, реализовать себя как личность.

Для описания речевого мира группы удобно выделить несколько «пространств общения», так как для каждого из этих пространств типичны свои формы речевого поведения. Далее характеризуются три таких пространства: «дорога» – пространство встречи и прощания, подготовки к катанию, «лыжня» – пространство деятельности, «дом» – пространство собственно общения. Все приводимые тексты записаны автором по памяти, в день, когда они были услышаны, но вне ситуации общения в группе. Автор отчетливо сознает несовершенство такого способа фиксации речевого материала, но считает, что и в таком виде записи могут представлять научный интерес.

«Дорога» – это пригородная платформа, вагон электрички, путь к дому и от дома. Здесь основной формой речевого поведения является приветствие. Приветствия иерархичны. В речевом компоненте приветствия иерархию отражает употребление местоимений «вы» или «ты», обращение по имени или по имени и отчеству. В качестве приветственных жестов используются рукопожатие, кивок и еще один жест, который можно назвать «взмах руки». Семантика рукопожатия и кивка как приветственных жестов описана в [Григорьева, Григорьев, Крейдлин 2001]. Взмах руки как приветственный жест в этой монографии не описывается. Поэт (Евгений Евтушенко) в одном из своих ранних стихотворений так описал значение этого жеста: «О, взмах руки, участья дуновенье! О, взмах руки, ничем ты не растлим. Средь века, так больного недоверием, Доверья изначального инстинкт». Представляется, что здесь точно выделена семантика доверия, характерная для этого жеста. В нашей ситуации взмах руки – это приветствие равных и близких. Другой тип речевой деятельности в пространстве «дороги» – это информационные жанры: сообщения о лыжных мероприятиях, снаряжении. Здесь активно используется тактика «Рыбак рыбака видит издалека», тем более что лыжник узнается по характерной примете – лыжам. Основная черта «дорожного» общения – эмоциональная нейтральность, сдержанность. Неэтичными считаются слишком личные темы, «жалобы», излишняя эмоциональность. Лыжники не стремятся выделиться среди пассажиров, разговаривают негромко, часто просто молчат.

Более редким, но также типичным для дороги является жанр «дорожного рассказа». Он характерен для более дальних поездок, с более длительным временем в пути. Приведем примеры дорожных рассказов. Рассказ о Манжосове:

Вот мы всё говорим: «Манжосовская гонка», «Манжосовская гонка»… А кто такой был этот Манжосов? Теперь я знаю. Манжосов был моряком, служил на «Марате», которого мы все помним по «Дяде Степе» Михалкова: «Про большой линкор «Марат», как я ранен был немножко, защищая Ленинград». На флоте служили четыре года, туда брали самых здоровых… А после этого он всю жизнь занимался пропагандой лыжного спорта. Не на словах, а на деле… – Ас мальчишками только так и можно, на словах бесполезно. – Да, организовывал гонки, был тренером. Родом он был, как все наши великие лыжники, откуда-то с Севера: не то из Вятки, не то из Перми. Здоровый мужик, добродушный, улыбка во все лицо… И вот его уже нет, а гонка живет…

Рассказ о восхождении (запись 28.10.2001.).

– Я про них читала, про это восхождение. – Я там был. Я тебе не рассказывал? – Нет, не рассказывал. Расскажи. – Дело было так. В семьдесят третьем году мы поднялись на пик Ленина, чтобы собрать установку для исследования космических лучей. Эту работу мы выполняли по заказу ФИАН" а. На парашютах на пик Ленина было сброшено восемь установок и пластины к ним. Но собрать мы смогли только одну. На семи тысячах поднимать установку в пятьдесят килограмм тяжеловато, а разброс был большой. Поэтому мы собрали одну. Собрали, заложили в нее пластины и спустились. А в семьдесят четвертом году пошли эти пластины менять; новые мы несли с собой. Нас было шесть человек. И тогда же на пик Ленина пошли эти девчонки. Их было восемь, все спартаковки. Мы их обогнали на пяти тысячах. Это было третьего августа. На следующий день мы поднялись на вершину, поменяли пластины и стали спускаться, через Запятую. (Там под вершиной есть такой снежник, называется Запятая, и через него проходят все, кто идет к скалам Липкина.) И когда мы спускались, на семи тысячах мы увидели их палатки и свою поставили рядом. Это было четвертого августа. Причем наш начальник, Толя Добровольский, запретил нам с ними общаться. Он говорил, что они суеверные и считают это плохой приметой, общаться с мужчинами [во время восхождения. —Е. А".]. Он один с ними общался. Все они были в марлевых масках, их лиц мы не видели. И только одна из них, подруга Олега Абалакова, меня узнала и подала голос: «Ой, Николай Николаич, здравствуйте!» Я с ней поздоровался, и скоро мы пошли вниз, а они пошли наверх. Когда мы начали спуск, я оглянулся и увидел, как они поднимаются, двумя четверками. Я еще подумал, не снять ли их, но не стал. У меня был с собой фотоаппарат, и все слайды того года получились очень хорошо. Но это тоже считается плохая примета: снимать тех, кто идет наверх. А если бы я их снял, это была бы их последняя фотография. Так вот, на этой Запятой мы организовали спортивный [вид спуска по веревке. – Е. А".], чтобы было побыстрее, и спускались по веревке, а я стоял наверху, страховал через ледоруб. Тут подошли три парня, тоже спартаковцы, Олег Борисёнок, Гаврилов и еще один, все трое очень сильные. Они спросили, можно ли спуститься по нашей веревке. «– Конечно, спускайтесь». Эти ребята к ним тоже заходили: те и другие из «Спартака», они друг друга, конечно, знали. И девчонки ни им, ни нам ничего не сказали, хотя у них уже были больные. Эти трое быстро спустились по нашей веревке и побежали дальше; дело было уже вечером, в темноте, а им еще нужно было найти свою палатку. Пятого мы спустились на полку шесть сто. И тут начался страшный ветер. На этой полке собралось человек сорок, были и знакомые. Ветер был просто жуткий, палатки срывало. Мы тоже поставили свою палатку, залезли в нее и прижимали спинами к стене, чтоб не унесло. На этой полке мы провели ночь, а на следующий день уже были в базовом лагере; это было шестого. И тут разыгралась эта трагедия.

– А связь у них была?

– Была. На связи с ними был Абалаков, Виталий Михалыч. Он выходил на связь каждые пятнадцать минут. Но они все уже были больные. У них были две маленькие палаточки-памирки, тоненькие, из серебрянки [ткань. —Е. А".]. Потрепанные,

видавшие виды. К тому времени они уже поднялись на вершину (от того места, где мы вместе ночевали, им до вершины оставалось часа два). Ветер начался, когда они были уже на спуске. И этот ветер сразу разорвал их палатки, в клочья. А те трое так всю ночь и блуждали в темноте, искали свою палатку. Переругались страшно. Там, под пиком Ленина, огромные снежные поля, и они нашли свою палатку только под утро. Быстро свернулись и сразу побежали вниз, на ледник Фортамбек; они были здоровые мужики и шестого уже спустились в базовый лагерь. А Виталий Михалыч в базовом лагере был на связи. Он им говорит: «Эля, ну соберитесь, возьмите себя в руки и спускайтесь». А она ему: «Всё кончено, Виталий Михалыч, передавайте всем привет…» Он выходил на связь каждые пятнадцать минут… Последний раз она сказала, что больше она на связь не выйдет, и когда он снова стал их вызывать, уже никто не ответил… Первая девушка умерла у них еще на вершине, потом вторая… Многие были против этого восхождения, но Абалаков их поддержал. Но когда у них порвало палатки, они растерялись, к тому же они все уже были больны… Ни нам, ни этим ребятам из «Спартака» они ничего не сказали, ни словом не обмолвились… Конечно, мы бы помогли им спуститься, но они были очень целеустремленные, хотели все сделать сами. Все это произошло седьмого; рядом с ними ночевали американцы, они вырыли пещеру и в ней переночевали. Они-то их первыми и увидели, и сфотографировали. Все они лежали на склоне, в направлении спуска, они до последнего пытались спуститься… Они пали жертвой своей независимости, гордости и несчастного стечения обстоятельств. В семьдесят третьем году там была очень хорошая погода, солнышко, и тепло-тепло; а на следующий год был этот жуткий ветер…

Дорожное общение имеет «кольцевую композицию»: оно начинается встречей и приветствием и заканчивается прощанием. Прощание часто бывает теплее и эмоциональнее, чем сдержанные приветствия при встрече. Кроме обычного «до свидания», при прощании используются словесные формы, подчеркивающие постоянный характер общения: «до встречи», «до следующего раза», «до встречи на лыжне». Пример диалога при прощании (запись 3.02.2002):

– До свиданья!

– Пока! Не грусти!

– Не буду.

Вторым пространством, получающим особое речевое оформление, является пространство деятельности – «лыжня». «Лыжня» – это территория, на которой происходит катание. Данное пространство обладает свойством освоенности, причем применительно к определенному виду деятельности. Катание на лыжах для Подмосковья является традиционным видом массового отдыха. Годы экономических и социальных перемен резко сократили время отдыха, лыжников стало меньше. Остались самые заядлые, самые преданные и самые организованные. К счастью, похоже, что «антипик» лыжного катания уже позади. Появились и новые возможности, в том числе технические. О маршрутах, организуемых московским клубом туристов, сообщается через Интернет, наиболее популярные маршруты поддерживаются в рабочем состоянии: прокладываются лыжни, перепиливаются упавшие деревья, чтобы сохранить удобное направление движения, маркируются сложные участки маршрутов. Вся эта работа представляет собой народную самодеятельность.

Существует и другая освоенность местности: освоенность в слове. Бахтин писал: «Местность – это след события, ее оформившего. Такова логика всех местных мифов и легенд» [Бахтин 2000: 120]. Лыжная освоенность местности словом проявляется в наличии собственной микротопонимики, которая накладывается на общепринятую. О топонимах, являющихся отражением освоения пространства человеком, пишет Е. Л. Березович [Березович 2000; 2007]. Лыжнику, который только начинает изучать определенное лыжное пространство, сообщают основные официальные топонимы, прежде всего гидронимы, так как именно они наиболее значимы для катания: «Вот это Банька», «Здесь Банька ближе всего подходит к Нахабинке», «И это тоже Банька; у пионерлагеря есть мост». Собственная микротопонимика, используемая в конкретной группе, специально не сообщается, ее новичок усваивает в процессе катания и общения. В этом проявляется еще одна черта лыжного сообщества: в нем не полагается и не принято учить, все считаются равными и полноправными членами группы. Вот пример диалога, в котором осуществляется передача микротопонима от одного члена группы другому:

– Поехали мы на Иванов круг…

– Иванов круг? Это Утробинская лыжня?

– Это Настя так называет; мастерская пятёрка. Там не то что лыжня автокомбината: там все время – вверх – вниз, вверх – вниз.

Микротопонимика лыжников связана с характером деятельности – выделяются и получают наименование объекты, существенные именно для катания на лыжах: точки, где пересекаются разные маршруты и, следовательно, велика вероятность встречи, удобные места для отдыха, особенно интересные или характерные участки лыжни, например: Сабуровские поля (так как именно на полях происходит любимое народом весеннее катание по насту), лыжня Краузе (по имени человека, который считается ее основателем), Утробинская лыжня (также в честь основателя – лыжника Ивана Утробина), Теплые поляны, Солнечная поляна (где можно устроить короткий перерыв в катании), Телефонка, Синий столбик, – по характерным приметам определенного места. Существует даже Лермонтовская лыжня и Лермонтовский дуб. Однажды я стала свидетелем попытки создания топонима, номинации места, которое хочется отметить, выделить, которое обладает эмоциональной притягательностью:

– Как назвать это место? Поляна радости? Поляна здоровья?

– Лучше всего – Солнечная поляна. И звучит хорошо, и смысл. Солнце – в нем всё: и радость, и здоровье. Солнце – источник жизни.

Характерным признаком микротопонимики является использование имен нарицательных как собственных: Высоковольтка, Телефонка.

Признаком освоенности пространства лыжни являются также местные легенды. Вот один из текстов, о знаменитой лыжнице Галине Кулаковой:

Катались мы здесь с другом. Видим, впереди – девушка. Решили догнать. Бежим, а она все на таком же расстоянии. Мы быстрее, и она быстрее. Мы еще быстрее, и она. Мы разозлились, рванули, а она не приближается. Мы уж из последних сил, и вдруг она оглянулась, улыбнулась и – исчезла. И тут мы поняли, что это Кулакова.

Рассказ о другом великом лыжнике – Иване Утробине:

Ну вот Утробин же проложил лыжню возле Красногорска. Причем он ее прокладывал специально, по оврагам; над ним смеялись, говорили: «Что ты, Ваня, зачем?» А он проложил, и теперь все по ней катаются.

Легенда о Краузе, одном из основоположников лыжных традиций в описываемой местности:

Краузе здесь каждую субботу и воскресенье бывает. В субботу подойдет к Лермонтовскому дубу, обнимет его и скажет: «Ну, здравствуй, мой дуб. Как живешь?» А в воскресенье опять подойдет, обнимет и говорит: «Ну, прощай, дуб. До следующей субботы».

Члены одной группы обычно приветствуют друг друга при встрече на лыжне, но не останавливаются. Можно выделить несколько типов приветствий: «Привет!»; «Здорово!»; «Какие люди!» – фамильярные приветствия между равными; более вежливые обращения младших к старшим («Здравствуйте, Борис Викторович!»); сдержанные приветствия лидеров:

– Здравствуй, Толя!

– Здравствуй, Борис! С Новым годом!

Лыжня объединяет, хотя и не так тесно, тех, кто более или менее постоянно катается на одном и том же пространстве. Это менее тесное, временное единство ярче выражено в особое время – время праздников. Праздников, приходящихся на лыжный сезон, три: новый год, 23 февраля (условно говоря, «день мужчин») и 8 марта («день женщин»), В эти дни незнакомые, но знающие друг друга в лицо люди приветствуют и поздравляют друг друга. Пожелания, сопровождающие поздравления, соответствуют характеру объединяющей деятельности и интересов. Это пожелания здоровья, хорошей погоды, хорошего катанья.

– С Новым годом! – Спасибо, и вас!

– С Новым годом, доброго здоровья (варианты: доброго здоровьичка / здоровья вам)!

– С праздником, красавицы!

– Здоровья вам, хорошей лыжни (вариант: доброй лыжни)!

Так формируется местная традиция. Вот пример развернутого диалога (запись 23 февраля 2003). Участники: А – одинокий лыжник (женщина), Б – замыкающий группы подростков, идущей навстречу (взрослый мужчина).

А: Здравствуйте, поздравляю с праздником.

Дети (хором, улыбаясь): Спасибо! Спасибо, и вас!

Б: Вы не скажете, до ЛЭП далеко?

А (не расслышав): Куда вам нужно?

Б: ЛЭП.

А: Километра полтора-два.

Б (направляющему группы): Катя, три!

На более отдаленных от Москвы маршрутах, где меньше народа, деятельностное единство ощущается сильнее, здесь нередко приветствуют друг друга незнакомые люди. Помимо приветствия возможны пожелания «доброй лыжни» и короткие диалоги. Вот пример. Несколько человек движутся по лыжне в одну сторону, лидер группы слегка оторвался; навстречу движется одинокий лыжник. Второй в группе обращается к встречному с шутливым вопросом:

– Ну что, не заведет он нас к Бабе Яге?

– Нет, не заведет. До Красноармейска дойдете.

– Ну вот и отлично.

На лыжне возможно обучение. Как уже говорилось, «учить», «поучать» не принято: все считаются равными, квалифицированными, самостоятельными. Каждый сам несет ответственность за себя, но в то же время свободен от ограничений, которые накладывают групповые действия. Одна из лыжниц сформулировала этот принцип так: «Здесь меня никто не видит, как желаю, так и лаю; как хочу, так и качу». В связи с такой установкой обучение, предполагающее, что есть знающие и не знающие, умеющие и не умеющие, среди лыжников не принято. Обучение – это скорее знак доверия, включения в сообщество. Право на то, чтобы тебя учили, надо заслужить. О подобном говорит С. Е. Никитина, применительно к отношениям между членами религиозных сообществ и исследователем: «Если они вам будут говорить на все „спасибо“, это и значит, что не хотят. То есть вы можете их спрашивать, песенки записывать… Но если они скажут: „Ты не говори „спасибо“, а говори „Спаси Христос““, – это значит, что вас приглашают туда, открывают вам какую-то дверцу, один из барьерчиков раздвигают и вас пускают. И тогда вы понимаете, что еще можно что-то спрашивать» [Никитина 2000]. То же и здесь. Обучают между делом, коротко и один раз: «Вот здесь перевяжи»; «У большинства лыжи в чехлах» (о правильной упаковке лыж). Используются косвенные формы обучения, например «замечание в сторону»: «С бананом [небольшая сумка на поясе. – Е. К. I очень удобно»; «Полар – очень хорошая ткань». Возможны «обучающие провокации». Например, диалог в ситуации, когда катание происходит на лыжне, подготовленной для проведения соревнований:

– Вера, ты ведь сорвала себе разметку на память?

– Нет, конечно! Зачем же?

– Я тоже не сорвал.

В редких случаях обучающее высказывание носит более развернутый характер: «Ты вот четвертый час бежишь, а у тебя во рту маковой росинки не было. Надо взять с собой маленький термос, горсточку кураги, изюма. Остановиться, сделать несколько глотков, а потом бежать дальше»; «Надо, чтобы каждый шаг был таким, как будто ты пинаешь мяч»; «Резче толкайся. Руки за спиной своди».

Лыжня динамична, и встреча на лыжне предполагает короткий, динамичный диалог, например:

– Как лыжи идут?

– Привет! Отлично!

– Отлично, и слава Богу!

Изредка возможны более развернутые реплики, например реплика с этическим подтекстом: «Обрати внимание на этого мужика. Я его уже лет пять встречаю. У него какой-то дефект ноги, а он все катается и катается. Молодец мужик».

Иногда территория любительского катания пересекается с зоной тренировок спортсменов или местом проведения спортивных соревнований. Спорт – это безусловно отдельный речевой мир, заслуживающий самостоятельного описания. Но жесткой границы, как пространственной, так и ролевой, здесь нет. Поэтому позволю себе привести реплики тренеров, обращенные к спортсменам, записанные на лыжне. Эти реплики представляют собой форму словесного внушения. Первая реплика записана во время тренировки и содержит элементы иронии, юмора: «Прибавь на равнинке, на подъеме отдохнешь!» (Новоподрезково, 1.02.1998). Вторая реплика записана в условиях соревнований («Лыжня России», 27.01.2002) и является словесной инструкцией для спортсмена: «Андрейка, давай! Достань! Постарайся достать и закрепись! Держись в караване! В одиночку помрешь!»