Текст книги "«Слово – чистое веселье…»: Сборник статей в честь А. Б. Пеньковского"

И совпадающие формы МН: ДАТ: Как-то нету у меня доверья этим ательям… и там надо выкройку, наверняка, с собой тащить чтоб сшили то, что надо, а у меня выкройки нету (vicenta.livejoumal.com/89781.html). ТВОР: Я для себя решила не заморачиваться на обещаемые «ательями» (…) супер-пупер пропитки от-всех-напастей…; ПРЕДЛ: А ты знаешь как в ательях фотки с цыфр. носителей печатают? Увидел портреты в фотоательях на какой-то хитрой бумаге.

Тенденцию к возвращению склонения проявляют и другие группы неизменяемых существительных, например украинские по происхождению фамилии на —ко. В 60-е годы употребление склоняемых и несклоняемых форм резко разделяло людей старшего и младшего поколений. Уже тогда литературной нормой считалась несклоняемость [Калакуцкая 1984] и отмечалось, что склоняемые варианты не воспринимаются как вполне стилистически нейтральные [Панов 1963: 11; Мучник 1964; Зализняк 1967: 216].

Сейчас это младшее в 60-е годы поколение употребляет обе формы. Ср.:

Этот минималистский стиль зрелого Зощенко был выработан им путем приглушения более ранней, тоже нарочито примитивной, но гораздо более густой манеры (…) Что касается официальной советской критики, то она – задолго до Жданова – начала клеймить Зощенко как представителя недобитого и возрождающегося мещанства, неразборчиво, а то и намеренно, смешивая писателя с его героями (А. К. Жолковский, Зощенко из XXI века, или Поэтика недоверия);

Янин В. Зияющие высоты академика А. Т. Фоменко //" Родина. 2000. № 4. С. 12–15.

Одна из ранних работ Фоменко была напечатана в «революционных» записках Тартуского университета, сопровождаемая сдержанной, но сочувственной ремаркой Ю. М. Лотмана (В. Живов, С. Пеанов. Фоменко, утешитель обманутых вкладчиков. www.itogi.ru. 2008. № 35, 22 января);

В нашем недобитом, зтнаившемся семейсунве Зощенку не особо жаловали, конечно, не из-за постановления, а за то, что полагали его издевавшимся над поверженным классом. Несправедливость! Зощенку не признавали свои. (…) II вот Зощенке – сто лет, его смерти – тридцать шесть лет, постановлению о журналах «Звезда» и «Ленинград» – сорок восемь лет, отмене постановления – пять лет (А. Битов. Жизнь без нас);

Это не был беззубый итээровский юмор, это было глубокое продолжение Зощенки, с приеключением «средств из арсенала» обэриутов (К. Кузьминский, Г. Ковалев. Антология новейшей русской поэзии «У голубой лагуны». 2005–2007);

Проза Титова время от времени заставляет вспоминать то Платонова, то Зощенку, то Добычина, но любая из литературных аналогий одновременно и близка и далека – перед нами по-настоящему оригинальная, «титовская» проза (Современная русская литература в зеркале критики. № 70. 19 сентября 2000 г.);

Книга, собственно, представляет собой персональную фрагментарную авторскую историю нашей литературы, от могучего протопопа и Ломоносова до Набокова, Зощенки, Заболоцкого, Бродского, Солженицына и живых современных явлений вплоть до «митьков» (С. Бочаров. Лирика ума, или Пятое измерение после четвертой прозы // Новый мир. 2002. № 11);

Сегодня впервые после Гоголя и Зощенки Михаил Жванецкий возвращает юмору его главное (и просто решающее) качество, давно утраченное и забытое, чуть теплившееся разве что в лучших анекдотах (Карабчиевский Ю. Заметки о современной литературе);

Вот уже несколько дней свет обсуждает историю с Сергеем Доренкой. Доренко ли наехал на мотоцикле на капитана Никитина, капитан Никитин ли со товарищи «отделал» Доренку (Агентство русской информации, www.ari.ru/doc/print);

Надо следить за собой, если, конечно, не хочешь однажды проснутьсядоренкой (В. Шендерович, www.shender.ru/about/text);

Что про Фоліенку пишет Новиков – его коллега по математике (archive.karlson. ru/forum/index);

Кстати, знаток, ответьте хотя бы сами себе на вопрос каков критерий отбора вами (а точнее фоменкой) достоверного материала (lingvoforum.net/index).

Показательно, что еще более молодое поколение, испытывая потребность склонять такие фамилии, может и ошибиться при образовании формы, используя в качестве образца обычные нарицательные существительные среднего рода.

Ср. Долог и труден был путь воспитанника Суворовского училища, дерзнувшего в 1948 году отправиться к замордованному Зощенку, «новомирского» критика и редактора, автора сверхпопулярной повести «Большая руда», правозащитника, изгнанника, русского писателя, доживавшего свой век на чужбине (А. Немзер. Некролог Г. Владимову). В Интернете подобных примеров немало: Читаем у Фоменка (phoram.icelord.net/read.php). Вы про Роксолану слышали – жену Сулеймана Пышного (по Фоменку – это также библейский царь Соломон, а также Александр Македонскийj (lingvoforam.net/index).

Это говорит о том, что склонение таких фамилий действительно было утеряно.

Третья группа несклоняемых существительных – географические названия на

– о к 60-м годам XX столетия укрепила свою несклоняемость в речи младшего поколения настолько, что старшее поколение резко и осознанно стало отталкивать новую норму. Ср. уже цитированный нами отрывок из записей Л К. Чуковской (первые слова принадлежат А. А. Ахматовой, следующие – автору):

Вы знаете, я считаю неприличным делать замечания людям, если они неверно говорят. Неприличным и пошлым. Ничего не поправляю. Все переношу. Но вот «во сколько» вместо «в котором часу» или вместо «когда», – тут она задохнулась от гнева и дальше произнесла по складам, – я вы-нес-ти не мо-гу. И «мы живем в Кратово» вместо «в Кратове» – тоже не могу. Я тоже. Но в отличие от нее совершаю пошлые поступки: ору на собеседника. Или спрашиваю: почему вы говорите «живу в Переделкино», а не «Переделкине»? С чего бы? Ведь русский язык склонен к склонению. Почему же вы не склоняете названий? Или почему бы тогда не говорить «Я живу в Москва»? («Записки об Анне Ахматовой». 1963–1966. М., 1997. С. 101).

Я отношусь к поколению, которое не склоняет подобные названия. Тем не менее в последнее время я ловлю себя на том, что я все чаще говорю в Переделкине, в Строгине (хотя могу и в Строгино), в Шереметьеве. К сожалению, нет статистических данных о распространенности в настоящее время склоняемых и несклоняемых вариантов географических названий. Однако похоже, что экспансия несклоняемости в этой группе слов на рубеже веков приостановилась. Например, сейчас в разговорной речи широко распространено произношениев Строгинё: У нас в Строгинé; – Вы где живете? – В Строгинé; Жители Строгина дошли до реализации путинской идеи не от хорошей жизни (МК. 20.04.2005). В то же время вполне типична и несклоняемая форма; ср. Они получили квартиру в Строгино.

Итак, в современной речи появляются признаки того, что накопленный уровень аналитичности в склонении существительных нарушает баланс интересов говорящего и слушающего. Поэтому в ограниченных (пока!) типах речи наблюдается возврат к морфологической адаптации несклоняемых заимствованных существительных. Конечно, речь в Интернете надо рассматривать как особый тип речи, обладающий своими специфическими особенностями, наряду с разговорной, официально-деловой, публицистической и др. В устной речи такие существительные, конечно, не склоняются. Но их поведение в Интернете указывает на известную неустойчивость нынешнего состояния.

Склонение украинских по происхождению фамилий на – ко восстанавливается у поколения, утратившего его, и в традиционных письменных жанрах, отличных от Интернета.

Таким образом, на разных участках языка действуют одновременно противоположные тенденции: на одних аналитизм наращивается, на других – убывает.

Булатова 1964 — Булатова Л. Н. Числительное // Русская диалектология / Под ред. Р. И. Аванесова, В. Г. Орловой. М., 1964. С. 132–135.

Булатова 1973 — Булатова Л. Н. Числительное // Русская диалектология / Под ред. П. С. Кузнецова. М., 1973.

Виноградов 1947 —Виноградов В. В. Русский язык. Грамматическое учение о слове. М.; Л., 1947.

Гловинская 2007 — Гловинская М. Я. Изменения в склонении числительных в русском языке на рубеже XX–XXI веков // Язык в движении. К 70-летию Л. П. Крысина. М.: Языки славянской культуры; Знак, 2007. С. 106–116.

Гловинская 2008 — Гловинская М. Я. Морфология // Современный русский язык: активные процессы на рубеже XX–XXI вв. / Ред. Л. П. Крысин. М.: Языки славянской культуры, 2008.

Зализняк 1967 — Зализняк А. А. Русское именное словоизменение. М., 1967.

Калакуцкая 1984 —Калакуцкая Л. П. Склонение фамилий и личных имен в русском литературном языке. М., 1984.

Кошутич 1914—Кошутич Р. Граматика руског jезика. II. Облици, 1914.

Мельчук 1985 —Мельчук И. А. Поверхностный синтаксис русских числовых выражений // Wiener slawistischer Almanach. Sonderband 16. Wien, 1985.

Мучник 1964 — Мучник И. П. Неизменяемые существительные, их место в системе склонения и тенденции развития в современном русском литературном языке // Развитие грамматики и лексики современного русского языка / Ред. И. П. Мучник, М. В. Панов. М., 1964. С. 148–180.

Мучник 1971 —Мучник И. П. Грамматические категории имени и глагола в современном русском литературном языке. М., 1971.

Панов 1963 — Панов М. В. О некоторых общих тенденциях в развитии русского литературного языка XX в. //ВЯ. 1963. № I. С. 3—17.

Панов 2007 — Панов М. В. Языковые антиномии как стимулы развития языка // Панов М. В. Труды по общему языкознанию и русскому языку. Т. 2. М.: Языки славянской культуры, 2007. С. 22.

Хабургаев 1990 — Хабургаев Г. А. Очерки исторической морфологии русского языка. Имена. М.: Изд-во МГУ, 1990.

Чернышев 1915 — Чернышев В. II. Правильность и чистота русской речи. 3-е изд. Иг., 1915.

T. M. Николаева
Клитики. Анафорика. Одушевленность

О клитиках в последнее десятилетие пишут очень много, поэтому целесообразно изложить мнения о статусе этого странного явления.

Клитику от не-клитики отличить, читая лингвистические сочинения, именно им посвященные, довольно трудно. Почему? Я думаю потому, что их выделение из массы языковых единиц определяется двумя факторами, в известной степени противоречащими друг другу: звуковым (просодическим) и синтаксическим.

О звуковом факторе я в этой статье говорить не буду: он требует специального анализа, но все-таки можно сказать, что на пороге (или – в начале) двадцать первого века о нем говорить не стоит по ряду причин. Каких же именно?

• Тип ударения в прономинальной клитике и в «полноударном» местоимении практически не отличается ничем. Пусть каждый читатель сравнит для себя тип гласного звука ["а] в Токмо волею пославшего мя и Токмо волею пославшего меня – и он убедится в вышесказанном.

• Понятие фонологического слова – понятие очень широкое, и сливаться в единое слово могут единицы самых различных таксономических классов. Например (Опыты кафедры фонетики СПГу): Была там арка произносится точно так же, как Была Тамарка. Значит ли это, что там – клитика? Зайди за дачу = Реши задачу. Кроме того, «приклеивание» клитик к знаменательным словам означало бы, что просодия высказывания имела бы вид нити с нанизанными плотными бусинами, да еще украшенными налепленными клитиками. Но столетнее изучение фразовой просодии показывает, что это не так.

• Описание клитик неким неудачным образом, в свою очередь, «склеилось» с так называемым «законом» (или «правилом»?) Якоба Ваккернагеля, который обосновал правило размещения просодических позиций в древнем предложении (теперь же можно говорить в этом плане об определенном коммуникативном типе высказывания).

Против определения клитик через просодический фактор уже несколько лет тому назад выступила Д. Клэвенс [Klavans 1985]. Основная мысль теории Клэвэнс состоит в том, что клитики – это аффиксы фразового уровня: «Clitization is actually affixation at the phrasal level» («В действительности клитизация – это производство аффиксов на уровне фраз») [Ibid.: 17][405]405
  Напоминаем, что в англоязычной традиции термин «phrase» неидентичен русскому сходно звучащему термину. Так, английское phrase – это скорее русское «словосочетание», а русское «фраза» – это скорее высказывание, utterance.


[Закрыть] Например, the queen of England’s hat – здесь «simple», то есть «простая», клитика ’s привязана к словосочетанию в целом. Таким образом, «what is clear is that clitics seem to attach to entire phrases, not just to words» [Klavans 1985: 99].

Любопытно заметить, что клитики могут вообще никак не характеризоваться в словаре; например, в очень полном и очень продуманном «Лингвистическом энциклопедическом словаре» 1990 г. [ЛЭС 1990] вообще нет ни слова о клитиках, ни о про-клитиках, ни об эн-клитиках, ни о клитиках вообще. То есть такой статьи в словаре не существует.

Напротив, в выпущенном издательством «Русский язык» «Кратком словаре лингвистических терминов» решения предлагаются явно слишком широкие:

КЛИТИКИ. Слова, не имеющие ударения и примыкающие к другим словам, образуя вместе с ними одно фонетическое слово. В русском языке клитиками является большая часть служебных слов [КСЛТ 2003: 60].

ПРОКЛИТИКА. Вид клитики; безударное слово, примыкающее к ударному спереди и образующее вместе с ним одно фонетическое слово (Ср. ЭНКЛИТИКА). В русском языке к проклитикам относятся односложные предлоги, союзы, отдельные частицы, напр.: на окне, под столом, он и она, не хочу) [КСЛТ 2003: 111].

ЭНКЛИТИКА. Вид клитики; безударное слово, примыкающее к другому сзади и образующее вместе с ним одно фонетическое слово, (ср. ПРОКЛИТИКА).

В русском языке к энклитикам относятся односложные частицы, напр.: пусти– ка, Петя-то, будет ли. Энклитикой может оказаться слово, следующее за ударным предлогом или частицей: без году [неделя], на руки, на фиг, не был. ЭНКЛИТИЧЕСКИЙ. ЭНКЛИТИЧЕСКИЕ ФОРМЫ [КСЛТ 2003: 175].

Поэтому несомненно, что клитики должны описываться через набор критериев значительно большего состава.

Именно такой набор был предложен в 1975 г. Р. Кейн. Он включает в себя следующие характеристики:

• специфичность позиции, например: Il a lu tous les articles / *Il a lu les / Il les a lu;

• обязательность употребления;

• тяготение к глаголу: Elle va les apprécier beaucoup / *Elle va les beaucoup apprécier / Elle va beaucoup les apprécier;

• обязательность глагола в окружении клитики: Jean a pris le couteau et Marie a pris la fourchette / *Jean l’a pris et Marie la;

• невозможность модификаций;

• невозможность ударения;

• невозможность вхождения в сочинительную связь между собой: Je connais Jean et Marie / *Je le et la connais;

• фиксированность позиции во фразе:[406]406
  Не совсем понятно, чем этот последний критерий отличается от первого.


[Закрыть] Jean donnera le livre à moi seul / *Jean donnera à moi le livre / *Jean le me donnera / Jean me le donnera.

Среди всего класса перечисляемых клитик бесспорно выделяются прономинальные клитики, иначе говоря краткие формы местоимений, имеющие – каждая в отдельности – свои расширенные варианты. Например, славянские – му, – го, -мя расширяются как ему, его, меня. Еще в 1933 году Р. Якобсон писал о том, что первая часть таких расширенных местоименных форм есть частица– показатель определенности: {je-} [Jakobson 1971 (1933)]. Краткие и расширенные формы местоимений характеризуют многие языки Европы, но среди них выделяются немецкий и русский, которые таких кратких форм не имеют. И вот было выдвинуто предположение: для немецкого [Laenzlinger, Shlonsky 1997], а для русского [Cardinaletti, Starke 1999], что в этих языках имеются местоимения слабые и сильные. Слабые, в свою очередь, описываются как «логические формы» (LF) клитик. Таким образом, намечается некая вполне устраивающая современную по-уровневую лингвистику триада: Сильные местоимения – Слабые местоимения – Клитики.

Собственно говоря, именно об этих местоименных формах и говорят языковеды, когда хотят исследовать клитики «по-серьезному» (другая возможность – обсуждать, чем клитики отличаются от не-клитик).

Вернемся к второму отличающему клитики фактору – синтаксическому. А вот он бесспорен. И здесь можно говорить о следующих показателях этого фактора[407]407
  Как и многие лингвисты, я буду говорить здесь только о прономинальных клитиках.


[Закрыть]:

• Клитики не могут употребляться изолированно, например, в качестве ответа на вопрос нельзя ответить: Го или My.

• В случае выражения семантики противопоставления, подчеркивания, вообще – любого выделения употребляется только полная форма местоимения. Например (чешские данные):

*No = mu poslal dopis, No = jemu poslal dopis.

*Ale = mu nic nedávej, Ale = jemu nic nedávej.

Однако:

Vždyt’ = mu poslal dopis, Nebo = mu poslal dopis.

Таким образом, получается, что no =/ vždyt’, Ale =/ nebo [Fried 1999: 46].

• Клитики не могут соединяться через сочинение:

Je connais Jean et Marie / *Je le et la connais.

• Они имеют свои собственные позиции в высказывании:

Il a lu tous les articles / *Il a lu les > Il les a lu.

• Если употребляется клитика, то меняется порядок SVO на SOV: Je le vois, но Je vois Marie (см. выше).

• Существует определенный порядок внутри «клитичных» кластеров. Как правило, он описывается как: Dat. + Akk.

Приведем примеры из болгарского языка: Книгите му на Иво. Это: клитика в дательном падеже + предложная группа и имеет место редупликация; при этом референт должен быть негенеричным:

Анна му помогна на съседа / на един съсед / *на съсед;

Новата му книга на поета / на един поетъ / *на поет.

Таким образом, в болгарском языке прономинальная клитика: ви, му (дательный падеж) всегда является первой в цепочке, даже если далее представлена не предложная группа, а клитика винительного падежа:

Анна ви му го даде [Петкова-Шик 1997].

Кластерная комбинация Дат. + Акк. отмечается и для английского языка [Cardinaletti 1999]:

*Mary gave John it! Mary gave me it.

В итальянском языке такой комплекс примыкает к глаголу, тогда в постпозиции клитики сливаются и имеют место сандхи: например, gli + 1о = glielo.

• Voleva darmelo.

• Me lo voleva dare.

• *Mi voleva darlo.

• *Lo voleva darmi.

Во французском языке ситуация несколько иная. А именно: клитика 3-го лица в дательном падеже может следовать за клитикой в винительном, а клитика в 1 и 2 лицах – нет [Cardinaletti 1999: 69]:

Jean me / te / nous / vous / l’a donné; Jean le lui /leur a donné.

Димитрова-Вулчанова считает клитикой в болгарском и вспомогательный глагол съм, и вопросительную частицу ли, она выстраивает для болгарского клитичный кластер максимальной протяженности: Li + CL + Aux + CL – Arg.

Например:

а. Детето не си ли го виждал днес?

б. Чел ли си я тази книга?

В болгарском языке, так же как и в вышеупомянутых, сохраняется порядок: Дат. + Акк.:

а. На Иван книгата аз му я дадох.

б. *Чел съм я книга.

Однако и в сербском языке представлена последовательность Дат. + Акк.:

Желим му га дати; Ja му га желим дати; Желим да му га дам; Желим да му га да дам.

Порядок цепи клитик только в немецком языке обратный: винительный предшествует дательному падежу:

Ich habe es ihm gegeben;

Ich habe ihn ihm vorgestellt.[408]408
  Ланцлингер и Шлонский [Laenzlinger, Shlonsky 1997] отмечают отличие иврита, где представлена кластерная кмбинация Дат. + Акк., от немецкого с конструкцией Акк. + Дат. Тогда получается, что немецкий язык стоит в стороне от квазиуниверсальной тенденции.


[Закрыть]

Основная тема нашей статьи – рассуждение о наличии / отсутствии сильных и слабых местоимений в русском языке, то есть о том, есть ли в русском языке нечто «клитикоподобное», как уже утверждалось. Однако именно для решения этой проблемы нужно, на наш взгляд, обратиться к еще одному вопросу, связанному с клитиками и их обсуждением. Это – вопрос о статусе так называемого «хозяина», т. е. слова, которое клитика определяет.

Оказывается, что этот «хозяин» в большинстве языков должен обладать некими общими свойствами.

Для прономинальных клитик может быть предложен критерий формальный: клитикой может быть назван элемент, не входящий в известные таксономические классы, когда ему может быть сопоставлен «полноценный» элемент с той же или почти той же функцией.

Например, – му или – го могут быть сопоставлены с е-му или е-го, и т. д. То есть у прономинальной клитики должен быть «хозяин» не только на синтаксической, но и на парадигматической оси.

Однако этот критерий, как и большинство формальных критериев, довольно пустой, то есть не обладающий объяснительной силой.

Какими же данными в этом плане мы располагаем?

• В македонском языке отмечается некий вид «классности» при постановке клитики при имени, а именно – клитики дательного падежа, которая употребляется при именах «терминах родства, названиях частей тела, абстрактных понятий типа ум, душа и др.» [Цыхун 1968: 87]. То есть в македонском литературном языке возможны такие модели конструкций с

именами родства: медка му, ма]ка му иегова, неговата ма]ка, Majmmci иегова.

• Болгарский язык в этом отношении более толерантен, см. Взех болт он а му; Той посрами името му; Взех му балтона, но и там «местоименная клитика дательного падежа сочетается только с членной формой имен существительных (или прилагательных, если конструкция развернута: книгам а ми, хубавата ми книга), исключение составляют имена существительные – термины родства, ср. майками, но старата ми майка» [Цыхун 1968: 81]. И здесь определенность имени (в частности объекта) оказывается мощным фактором, определяющим дистрибуцию клитик. В частности, многократно описываемая южнобалканская местоименная реприза в македонском и болгарском языках встречается тогда, когда прямое дополнение имеет показатель определенности [Там же: 111]. Ср.: «Обычно не получают репризы имена существительные, имеющие согласованное определение, выраженное неопределенным местоимением типа болг. един, някой ит. п., мак. еден, некой, хотя в македонском литературном языке нередки примеры типа Еден бран го истргна еден морнар» [Там же: 112].

• Тут, однако, можно видеть типологические различия: в македонском языке реприза является универсальным средством, демонстрирующим объект, а в болгарском при имени с предлогом на она факультативна.

Относительно свободное положение клитик можно видеть на примере болгарского си, которое несомненно является клитикой. По своему значению и своей функции в высказывании эта клитика близка к русскому себе в предложениях типа: Обедать пора, а он себе читает; Страшная сцена разыгрывается, а я себе улыбаюсь; Шумно, а ты все себе играешь, однако абсолютного семантического совпадения здесь нет. См. болгарские примеры: Това си е моя работа; Дискусията си беиіе интересна; Нашата селскарека е малка. И пак си я обичам; Те и досега си живеят в Добрич; Аз пък си мислях че нямаиі чувство за хумор; Но то и без това си ясно, че си немяиі срам; и т. д.

Ограничением здесь часто является требование одушевленности субъекта при глаголе в высказываниях с си. И именно это же требование – наличие анимированного субъекта – мы наблюдаем и в русских примерах с себе (см. выше).

• Саму идею введения клитик А. Кардиналетти связывает в романских языках с семантикой референта. Так, в итальянском языке в 3 лице единственного числа клитики могут относиться к не-человеческому референту, а местоимения в полных формах этого не могут.

• Во французском языке клитика связывается с неодушевленностью референта-объекта. Например, глагол acheter не сочетается с полной формой местоимения, но только с клитикой, так как субъект здесь одушевлен, а объект – нет.

• Во французском и нидерландском сильные местоимения соотносятся с человеческими существами, а слабые – и с теми и с другими.

• Особенность немецкого языка – в том, что местоимения с индексом +hu– maii могут занимать любую позицию, а местоимения с индексом – human могут занимать только позицию внутри предложения и не могут быть в изоляции, в начале высказывания, в сочинительной конструкции и следовать за сентенциальным наречием.

Все это наводит на мысль, что так называемые полные формы местоимений на самом деле состоят из нескольких частей (партикул?), из которых одна относится собственно к местоимениям (это и есть клитика?), а другие служат для выражения неких других семантических категорий.

К подобной мысли приближается и Кардиналетти, предполагая, что клитики выражают некую «пустую» категорию (empty category) пока еще неясной семантики, и потому, собственно, они и сами могут быть основанием синтаксического узла – быть heads [Cardinaletti 1999: 49].

По нашему мнению, здесь было бы более интересно обратиться к одному общебалканскому процессу. А именно – к тем причинам, по которым в языках Балкан существует постпозитивный артикль. Поэтому клитика в приименной группе (необходимо напомнить, что во всех указанных выше языках речь идет о существительном определенном), особенно при именах родства, может заменять (или дублировать) постпозитивный артикль. К сожалению, причины развития этой упоминаемой ниже структуры находятся пока вне нашей компетенции, однако здесь также можно вспомнить и членные формы русских прилагательных, где старь + Jb > старый в принципе следует той же тенденции, что и cm арат а ми майка.