Текст книги "«Сухой закон» в России в воспоминаниях современников. 1914-1918 гг."

С середины 1915 г. во многих городах России как продолжение мер по регулированию снабжения населения были введены продовольственные карточки, служившие разрешением купить определенное количество продукта по твердой цене. Карточная система, действовавшая в странах Западной Европы, была до того момента для многих общественных деятелей лишь «немецкой выдумкой, непригодной для урегулирования продовольственного кризиса в русских условиях, чуждых выдержки и дисциплины». Однако острая необходимость равномерного распределения продуктов, закупленных городскими управлениями, среди населения заставила ввести ее. В Самаре Дума признала своевременным введение в мае 1916 г. только карточек на сахар. Большинство остальных городов при введении карточной системы также ограничились лишь этим продуктом. Некоторые, как например Ставрополь, посчитали распределение по карточкам нецелесообразным ввиду наличия отлаженной системы кооперативных лавок. Введение началось с переписи населения и тщательного подсчета норм выдачи продуктов. В Самаре все население города было переписано в июне за четыре дня силами 15 инструкторов, вставших во главе районов, на которые был разбит город, с подчиненными им 150 регистраторами. В уездных городах перепись была произведена за один день. Везде она была произведена городскими управлениями, лишь в Балаково эту работу произвел местный контрольный комитет как отделение Николаевского уездного продовольственного совещания. Нормы выдачи сахара были установлены в 1 фунт на человека в месяц, карточка выписывалась на главу семьи и в ней учитывались все ее члены, соответственно числу которых и продавалось определенное количество сахара. Кроме сахара по карточкам могли распределяться и другие продукты. Так, в Балаково с ноября 1916 г. по ним выдавалась мука и масло. Использовать карточки горожане могли в городских, частных и кооперативных лавках. А в первых месяцах 1917 г. в Самаре и других городах губернии были введены продовольственные книжки, учитывавшие уже не только приобретение определенного количества сахара, но также и муки.

По данным, полученным по ответам уполномоченных на запрос Управления делами Особого совещания по продовольствию от 13 июля 1916 г., существование карточной системы можно было констатировать в 99 случаях – в районах, из которых восемь относились к целым… губерниям (!), 59 – к отдельным городам и 32 – к уездным городам вместе с уездами или просто к уездам. На вопрос о том, на какие продукты существовала карточная система, имелось 87 ответов. Из них все отмечали существование карточной системы на сахар и 12 – на пшеничную муку и крупу. Вот отдельные «сообщения» с мест: «В 1916 г. в Оренбурге, Орске, Челябинске, Троицке и рабочих поселках были введены карточки на сахар, соль, муку и другие продукты питания…». «В 1916 г. во всех городах Уфимской губернии были введены карточки на сахар, соль, муку и другие продукты». Приметами военного времени в Ярославской губернии «становились нехватка продуктов и товаров, рост цен, спекуляция». Не решило проблемы введение в 1916 г. «продовольственных билетов, т. е. карточек на муку, сахар и масло. Они отоваривались нерегулярно, и население вынуждено было пользоваться услугами «черного рынка». В 1916 г. резко сократился подвоз хлеба, а губерния никогда не производила его в достаточном количестве. Отчаявшиеся местные жители останавливали баржи с хлебом, идущие по Волге, и забирали хлеб себе.

В 1915 и 1916 гг. основные усилия Петроградской продовольственной комиссии приходилось тратить не столько на закупку, сколько на доставку продовольствия. И если осенью 1916 г. поставка продовольствия в Петроград находилась в пределах 50 % городских потребностей, то в январе 1917 г. – уже менее 20 %[171]171
  Славнитский Н.Р. Продовольственный вопрос в Петрограде накануне революции // История в подробностях. 2017. № 1. С. 20–25.


[Закрыть]. На том же заседании впервые прозвучала мысль о необходимости учреждения, «всероссийского комитета, как для урегулирования продуктов по всей России, так и для доставки их в Петроград», фактически – государственного плана. Такой орган до революции так и не появился, а те проблемы со снабжением, о которых шла речь выше, проявились и в следующие зимы. Проблемы нарастали постепенно. В марте 1916 г. выяснилось, что на складах не хватает мяса. Гласные городской думы в этой ситуации выдвинули предложение ограничить продажу мяса, запретив это делать по средам и пятницам. Именно тогда впервые был поднят вопрос и о необходимости ведения карточной системы (пока только на мясо). Сложности были и с мукой. Вообще спекуляция стала настоящим бичом в те годы, и на это обращали внимание и в газетах, и на заседаниях городской думы, но ничего поделать с этим не смогли вплоть до революции (да и позже). Городская дума еще в 1914 г. ввела «таксы» (фиксированные цены на продукты первой необходимости), однако их постоянно обходили. Спекуляция била наиболее сильно по «малоимущей» части населения, и именно эти люди в феврале 1917 г. вышли на улицы. Помимо хлеба все то время ощущался недостаток и других необходимых продуктов – рыбы (ее городское общественное управление пыталось закупать в Астрахани), молока, яиц. В августе 1916 г. гласный Д.А. Крыжановский внес предложение о введении карточной системы на сахар (карточки на сахар в то время уже были введены в Москве). В этой связи был затронут и вопрос о том, не следует ли установить вообще карточную систему на продукты, но быстро стало ясно, что без централизованного органа снабжения это невозможно.

В первую очередь, требовалось провести перепись населения. Поскольку миграция в те годы была очень значительной (призыв в действующую армию, а также выселение немецких и австрийских подданных летом – осенью 1914 г., с одной стороны, и приток беженцев из западных областей – с другой), городские власти просто не владели информацией о реальной численности населения в тот момент. Эта задача была не самой простой, но решаемой. Сделать это предлагалось следующим образом: «город, предварительно выдачи карточек, разбивается на участки, во главе которых становятся уполномоченные; ими приглашаются переписчики для учета населения в каждом участке, для чего переписчики снабжаются опросными листами и карточками, выдаваемыми уполномоченным переписным бюро; порядковые номера опросных листов и карточек одинаковы. По получении нужных сведений, заносимых на листок, переписчик немедленно выдает карточку под расписку, вписывая прописью в карточку число порций. Опросный лист заключает всего четыре вопроса: 1) общее число взрослых членов семьи обоего пола и детей старше 5 лет, постоянно проживающих при главе семьи; 2) число детей моложе 5 лет; 3) число домашней прислуги и рабочих, кормящихся в семье; 4) число таких же нахлебников»[172]172
  Известия Петроградской городской думы. 1916. № 35. С. 1378.


[Закрыть].

Механизм выдачи продуктов предлагался на основе изучения опыта других городов, которые уже вводили карточки в годы Первой мировой войны: «Практика городов Самары, Новгорода, Иваново-Вознесенска, а равно Дрездена, Кельна, Будапешта и других показала, что наиболее целесообразна месячная раздача в определенные дни определенному количеству карточковладельцев. Сахар должен отпускаться только для личного потребления. Заведения, производство которых требует сахара, группируется в отдельные категории: 1) булочные, кондитерские, заведения минеральных вод и аптеки и 2) чайные, рестораны, буфеты, кофейные, молочные и столовые. Выдача этим заведениям производится еженедельно по карточкам особого цвета. Количество для них учитывается соответственно производству и числу посетителей». При этом снова подчеркивалось, что определять размер порций на каждый месяц нецелесообразно, так как не известно заранее, будет ли возможность выдавать установленные порции, а их уменьшение может вызвать недовольство. Поэтому городская управа, рассмотрев доклад, пришла к заключению, что «введение карточной системы на получение сахара обывателями столицы является желательным, но при условии сосредоточения всего сахара в распоряжении петроградского городского общественного управления, для чего придется возбудить соответствующее ходатайство».

Таким образом, карточная система не была введена не потому, что продуктов не хватало (недостаток хлеба и иных продуктов первой необходимости ощущался уже в 1915 г., и в городской думе эти вопросы периодически затрагивалось), а по причине того, что это было невозможно сделать, так как городские власти просто не владели информацией, сколько продуктов будет в наличии на складах. И действительно при рыночной стихии (хотя снабжение продуктами пытались все-таки регулировать) знать это было невозможно. Поэтому они ограничились лишь «возбуждением ходатайства» перед верховной властью о мерах по централизации распределения продуктов, но рассмотреть его император не успел. Поэтому проекты карточной системы оставались на бумаге. В продовольственном вопросе три года царила обыкновенная анархия, вызванная, в первую очередь, отсутствием централизованного планирования в сфере снабжения, достигшая в январе и феврале 1917 г. апогея (заметим, что после свержения монархии она никуда не делась, наоборот, а еще более усилилась), и это, в конце концов, привело к социальному взрыву, о котором много говорили, но которого никто в это время не ожидал. Отметим, что произошел он в тот момент, когда недостаток хлеба испытывали не только «низшие слои населения», но и так называемый «средний класс», т. е. более обеспеченные обыватели.

Ситуация, которая сложилась накануне Февральской революции 1917 г., очень хорошо характеризуется в «Докладе начальника Петроградского Охранного отделения К.И. Глобачева директору Департамента полиции», поданном в начале февраля 1917 г.: «Картина дороговизны в настоящее время прямо-таки ужасна: молоко достигло 40 коп. (нестерилизованное), мясо 80–85 коп., грибы 6–7 и 8 руб. за фунт, леденцы 2 руб. (вместо 25 коп. в 1914 г.) и т. д., причем в сравнении с декабрем 1916 г. изменение цен рисуется в таком виде: цены повысились на: картофель – на 25 % морковь, брюква, репа – 35 %, капуста – 25 %, мясо – 20 %, колбаса – 50 %, ветчина – 60 %, масло (русское) – 15 %, сыр – 25 %, яйца – 20 %, молоко -40 %, хлеб – 15 %, шоколад – 100 %, леденцы – 75 %, печенье и сладкая булка – 100 %, яблоки – 70 %, груши, апельсины – 150 %, материи – 50–60 %, обувь – 30 %, белье – 25 % и т. д. Конечно, рядовому обывателю этот новый прилив дороговизны совершенно не по карману: многие продукты совершенно исчезли из обихода даже не низшего класса населения; и обыватель с тоской спрашивает: „Что же будет дальше? Не настанет ли день, когда обывателю придется действительно голодать?“. Все признаки предвещают, что подобный день может наступить в весьма недалеком будущем. И обыватель с отборной руганью набрасывается на всех действительных и мнимых виновников дороговизны. Вновь распространились слухи о различных злоупотреблениях по распределению и доставке в столицу продуктов. Наиболее подробно рассказывают историю, не лишенную правдоподобности: вафельные и пирожные продолжают печь пирожки и вафли, подавать чай и кофе с сахаром, а между тем карточек эти учреждения из градоначальства не получают; как же они обходятся, если в средней вафельной в день выходит не менее 15 фунтов сахару. Оказывается, что хозяева пирожных и вафельных занимаются скупкой карточек на сахар, причем за карточку платят от 1 до 2 рублей; оказывается, что есть скупщики карточек, добывающие каким-то образом по несколько сот карточек на „мертвые души“, по общему и до сего времени никем не опровергнутому убеждению в сахаре и др. предметах первой необходимости совершенно не нуждающиеся. К счастью, сахара хватает, и пока эта история может служить больше в виде иллюстрации к современному недостатку продуктов, чем поводом к острому возбуждению недовольства»[173]173
  Глобачев К.И. Правда о русской революции: Воспоминания бывшего начальника Петроградского Охранного отделения. М., 2009. С. 392–396.


[Закрыть].

Ощущалась нехватка и других продуктов: «Большое недовольство вызывает распределение муки, про которое рассказывают прямо чудеса, ничем не объяснимые: уверяют, будто бы для получения муки булочники должны платить по 2 и 3 руб. с мешка „за хлопоты“; иначе будто бы мука „исчезает“ и попадает в булочные Филиппова, Кривоносова и др. крупных булочников, откуда продается лишь „по знакомству“. Ввиду того, что названные булочные действительно продают муку „из-под полы“, публика охотно верит рассказу, в истинности которого клянутся многие булочники, якобы из-за этого оставшиеся на Рождество без муки. Ввиду того что недостаток хорошей муки сильно чувствуется всеми, подобные слухи очень нервируют население, видящее косвенное их подтверждение в продаже чудных булок во всевозможных ресторанах, тогда как булочные закрыты „за недостатком муки“. Не меньшее возмущение вызывает продажа мяса: городские мясные превратились в притоны мародеров, где за полтинник „на чай“ приказчику можно всегда купить сколько угодно хорошего мяса без очереди (в пятницу) и где по очереди поступают в продажу лишь кости и неудобные для варки части. Со всех сторон раздаются жалобы на то, что лучшие куски припрятываются приказчиками, что по знакомству с заведующими отпускаются в рестораны целые туши, что публику не только обвешивают, но избивают и проч… Не меньше слухов в столице о злоупотреблениях с перевозкой продуктов: в то время, как по газетным сведениям, исходящим из официального источника, злоупотреблений по перевозке очень немного, петроградские слухи рисуют совершенно иную картину. Прежде всего, по уверениям купечества, нелегальные способы доставки продуктов продолжают существовать, но пользование ими благодаря деятельности комиссии Савича по раскрытию железнодорожных злоупотреблений стало гораздо дороже: по-прежнему кондуктора привозят в столицу масло, спирт, рыбу, мясо, колбасу и пр. из Сибири, но цена за доставку очень возвысилась благодаря риску операций подобного рода: в то время как до раскрытия злоупотреблений кондуктор брал „за рейс“ 200–300 руб., теперь он не хочет и слышать менее 500, уверяя, что ему нужно делиться с „ревизорами“: сливочное масло, получаемое из Сибири, стоило в ноябре „пакет“ в 2 пуда – 96 руб., теперь то же масло при той же цене на месте обходится в 212 руб. О железнодорожных злоупотреблениях ходят по городу целые легенды; особенно популярна история о том, как накрыли в поезде 200 ведер спирта из Маньчжурии: ревизор якобы конфисковал весь этот спирт, но, получив 1000 руб., вдруг увидел свою „ошибку“ – конфискованный спирт превратился в „молоко“, которое и посейчас продается в одном из ресторанов около Николаевского вокзала по „хорошей“ цене 25 руб. за бутылку… Публика верит в возможность железнодорожных злоупотреблений: провозимая ежедневно контрабанда (коньяк с Кавказа, масло из Сибири, фрукты из Крыма, спирт из Маньчжурии и пр.) является показателем того, что в вере публики есть известная доля правды»[174]174
  Глобачев К.И. Правда о русской революции: Воспоминания бывшего начальника Петроградского Охранного отделения… С. 392–396.


[Закрыть].

5 февраля 1916 г. военный цензор в Ставке верховного главнокомандующего штабс-капитан М.К. Лемке оставил в своем дневнике запись: «Затруднения, испытываемые Россией». Под этим заглавием появилась статья Диллона в февральской книжке «Contemporary Review». Она заслуживает быть приведенной здесь в выдержках как исторический документ, по которому можно оценивать внимательность изучения Англией своего союзника. Статья являлась анализом последствий введения в России «сухого закона»: «Воодушевленный героическим порывом (!) царь помог осуществлению смутного желания русского народа избавиться от пьянства и перейти к лучшей жизни. Одним росчерком пера он покончил с „пьяным бюджетом“, приносившим 900 млн руб. в год. Нигде в мире подобное решение вопроса было бы немыслимым. Русский народ охотно примирился с этим и во многих случаях радостно приветствовал данное решение. Тем не менее, финансовые нужды правительства гнетущи, а меры по их удовлетворению приходится импровизировать. Трудно найти меру, способную остановить обесценение рубля. Некоторые русские публицисты предлагают международную финансовую конвенцию, но теории бесполезны. Причины обесценения рубля многочисленны, и некоторые из этих причин почти не поддаются исследованию. Одна из них – неполучение Россией золота в обмен за вывозимый хлеб; другая – отмена закона, установленного покойным графом Витте, о пропорциональном обеспечении бумажных денег золотым резервом. Витте часто говорил, что отмена этого закона вызовет даже большее обесценение рубля, чем предполагают финансисты. Хотя золотой резерв России до сих пор значителен, но произвольный выпуск бумажных денег слишком велик. России пришлось взяться за меч рукой, парализованной проникновением в нее чужеземных микробов. Царю и его министрам пришлось импровизировать. Прежде всего надо был решить финансовые задачи, между тем Барк был новичком даже в вопросах общей финансовой политики. К счастью, его предшественник, что бы ни утверждали критики, был один из самых рачительных хозяев в России и скопил в Государственном банке золотой резерв, превышавший 1 603 млн руб., не считая золотого запаса за границей в 140 720 руб…Россия извлекала крупные доходы из казенных железных дорог и водочной монополии. Война чрезвычайно сократила перевозку грузов по железным дорогам, заняв большинство вагонов под военные перевозки. Почувствовался недостаток во всем: топливо вздорожало в Петрограде на 300 %; в некоторых городах не было соли, сахара; мяса до сих пор мало в Петрограде; во многих местах мука и зерно продаются по чрезвычайно высоким ценам. Население испытывает жестокие лишения, вызванные отсутствием предусмотрительности и предприимчивости, при наличии чрезвычайной жадности торговцев. В Сибири зерно так дешево, что продается почти за предложенную цену, и земледельцы переживают там сильный кризис. С другой стороны, в Петрограде зерно продается почти по ценам, возможным только во время голода»[175]175
  Лемке М.К. 250 дней в царской Ставке (25 сентября 2015 г. – 2 июля 2016 г.). Петербург: Гос. изд-во, 1920. С. 528–530.


[Закрыть].

Нехватка товаров в России была настолько сильной, что для решения этой проблемы пришлось вести торговлю с Германией даже во время войны: «России пришлось импровизировать и вести войну на фронте в 2 000 верст с тем, что имелось под рукой. Япония, которая, вероятно, после окончания войны получит крупные территориальные и денежные выгоды, постаралась доставить снаряжение своему новому другу и союзнику. За заказы за границей приходилось платить золотом, что повлекло за собой падение курса рубля. Англии и Франции также приходилось многое покупать вне своих пределов, но эти страны могут еще вывозить товары, поддерживая тем свою платежеспособность золотом. В течение первых трех месяцев прошлого года русский экспорт через финляндскую границу и Кавказское побережье равнялся всего 23 млн руб., т. е. уменьшился на 93 %. Любопытно, что часть даже этой сильно сократившейся торговли продолжала вестись с Германией еще несколько месяцев после начала войны. Русское население вознегодовало, узнав, что его хлеб идет через Финляндию и Швецию в Германию. Следует опасаться, что эта торговля до сих пор не вполне прекратилась. Согласно официальным русским статистическим данным, за 10 месяцев (с августа 1914 г. по май 1915 г.) Россия купила в Германии изделий на 36 млн руб. Это почти неизбежное следствие импровизации. Русское правительство взимало стопроцентный налог со всех товаров, идущих из Германии, Австро-Венгрии и Турции. Но даже это не могло остановить ввоза из „фатерланда“. Объяснение подобной аномалии кроется в непредвиденном и громадном вздорожании товаров на русском рынке. Некоторых металлических изделий (всякого рода инструменты, проволочные изделия) нельзя было достать ни за какие деньги. Тяжелый налог оплачивался потребителем, а потому вовсе не был запретительным по отношению к германским изделиям. Иностранцам трудно даже понять бедствие России, вызванное прекращением ее вывоза. Хороший урожай, вывоз зерна поддерживают платежеспособность России. Вывоз земледельческих продуктов – источник не только русского благосостояния, но и ее культурного развития»[176]176
  Лемке М.К. 250 дней в царской Ставке (25 сентября 2015 г. – 2 июля 2016 г.)… С. 528–530.


[Закрыть].

Э.Д. Диллон также считал значительным просчетом России отсутствие у нее до войны военного фонда: «Хотя Россия – одна из самых богатых стран в Европе, но русские богатства еще под спудом, а потому являются вопросом будущего. У России были крупные долги и не было специального военного фонда, который имелся у Германии… Пришлось делать крупные заказы за границей, платя за них золотом. В то же самое время русский экспорт почти вполне прекратился. Благоприятный для России торговый баланс, достигавший 442 млн руб., сократился до 85 % млн. У Германии был Военный фонд; кроме того, она перед тем взыскала налог в миллиард марок, извлекла громадное количество золота из обращения и вообще планомерно мобилизовала свои финансы»[177]177
  Там же.


[Закрыть].

С июля 1914 г. до марта 1917 г. от всех кредитных операций царское правительство получило 26 404 млн руб., из которых иностранные рынки (Англии, Франции, США, Японии и Италии) дали 6 593 млн, или 25 %, российский рынок дал 19 811 млн, или 75 %. За два с половиной года войны П.Л. Барк выпустил шесть внутренних займов на номинальную сумму 8 млрд руб., что принесло казне около 7 500 млн чистой выручки. Доля государственных расходов, покрываемых за счет внутренних займов, возросла с 11,9 % в 1914 г. до 25,7 % в 1915 и до 33,3 % в 1916, почти в три раза, составив самый главный источник покрытия расходов. Общая сумма государственного долга Российской империи, с учетом ее довоенного долга, к марту 1917 г. составила около 35 млрд руб., т. е. выросла почти в четыре раза, причем с июля 1914 по март 1917 г. царское правительство задолжало союзникам 5 189 млн, или 15 % от общей суммы государственного долга.

Однако Российская империя, по сравнению со странами Антанты, не составляла исключения: за годы войны государственный долг Англии вырос с 706 млн до 7 481 млн фунтов стергингов (более чем в 11 раз), Франции – с 34 200 млн до 214 100 млн франков (более чем в 6 раз), США – с 1 200 млн до 25 500 млн долларов (более чем в 21 раз). К февралю 1917 г. бремя английского долга составляло свыше 3 млрд фунтов стерлингов, из которых более 800 млн были израсходованы на нужды союзников, прежде всего – России и Франции. До войны внешний долг у Англии и Франции отсутствовал вовсе, но к 1919 г. равнялся 1 365 млн фунтов стерлингов и 36 200 млн франков соответственно, т. е. 18,3 и 17 % от общей суммы государственного долга, который в США образовался исключительно в результате внутренних займов. За период войны государственный долг Италии повысился с 15 281 млн до 40 млрд лир (почти в три раза), из них иностранные займы составили 13 851 млн, или 34,6 %.

Таким образом, введение «сухого закона» в России в период Первой мировой войны легло тяжелым бременем на финансовую систему нашей страны. Положение усугублялось войной, которая требовала увеличения расходов на армию, а также производство и закупку оружия. В отличие от Крымской войны 1853–1956 гг. российское государство в период Первой мировой войны не могло бесконечно повышать цены на водку (доходы от продажи спиртного во время Крымской войны достигали 46 %), так как водка была им же запрещена. Никакие внутренние и внешние займы не могли компенсировать потери четверти государственного бюджета, поэтому пришлось прибегать к услугам печатного станка, а также к повышению цен на продовольствие и товары широкого потребление. Это, в свою очередь, вызвало недовольство у населения, что, в конечном итоге, способствовало осуществлению в России Февральской революции 1917 г. Николай II, безусловно, выбрал совершенно неудачный момент для отрезвления населения, так как даже в условиях мирного времени потеря четверти государственного бюджета привела бы к существенным трудностям, а в период войны это вызвало финансовую катастрофу.