Текст книги "«Сухой закон» в России в воспоминаниях современников. 1914-1918 гг."

А.Д. Бубнов считал, что жизнь в Ставке в Могилеве мало отличалась от жизни обычной бюрократии: «Своей жизнью и распорядком службы Ставка при государе, как уже было сказано, мало чем отличалась от обычных государственных учреждений. По управлениям и канцеляриям также разрабатывались разные доклады, соображения и инструкции, составлялись директивы и оперативные указания фронтам и велась текущая переписка. Особенность этой работы состояла в том, что значительная ее часть производилась, для ускорения, при посредстве переговоров по прямым проводам, связывавшим Ставку со штабами фронтов и Петроградом. Каждое утро в 10 часов государь, во время своих пребываний в Ставке, принимал от начальника штаба доклад о положении на фронтах, для чего регулярно приходил из губернаторского дома, где жил со своей свитой, в управление генерал-квартирмейстера. После оперативного доклада государь возвращался к себе и в своем кабинете принимал приезжавших к нему с очередными докладами министров, сановников и шефов иностранных миссии»[346]346
  Бубнов А. В царской Ставке. Воспоминания адмирала Бубнова. Нью-Йорк, 1955. С. 168.


[Закрыть].

Завтрак у царя начинался в середине дня: «Около полудня работа в штабе прерывалась для завтрака, который сервировался в две и даже три очереди, вследствие многочисленности чинов Ставки, в большом ресторанном зале одной из главных гостиниц Могилева. Сидели мы за маленькими столиками, по управлениям, а в глубине зала был большой стол, за которым сидели начальник штаба, начальники управлений Ставки и приезжие должностные лица, поскольку не были приглашены к царскому столу. Во время пребывания государя в Ставке на завтрак к его столу в губернаторском доме приглашались по очереди все чины Ставки и приезжающие к нему с докладами лица. Завтрак продолжался недолго и состоял из двух простых блюд; на маленьком столике у дверей на балкон стояла закуска и государь хозяйским оком следил, чтобы все могли подойти к ней и выпить рюмку водки, особенно мы, младшие чины Ставки, которым преграждали дорогу к закусочному столу старшие начальники и именитые сановники. К завтраку за стол садились – считая свиту – человек 20–25. После завтрака все выходили в гостиную и становились вдоль стен, образуя „серкл“ (по-английски circle – круг – Прим. автора), во время которого государь, куря папиросу, разговаривал с кем-либо из приглашенных. «Серкл» после завтрака продолжался минут 15–20»[347]347
  Бубнов А. В царской Ставке. Воспоминания адмирала Бубнова… С. 169.


[Закрыть].

Обед был вечером: «Часа два после завтрака посвящались отдыху и прогулкам, которые мы предпринимали уже не на конях, а на автомобилях, выезжая в окрестные леса и урочища. Государь со своей свитой также регулярно и во всякую почти погоду предпринимал такие прогулки. После отдыха работа в штабе продолжалась до обеда, который сервировался от 6 часов вечера, в том же порядке, как и завтрак. Но офицеры, семьи которых жили в Могилеве, обедали обычно дома. К обеду за царским столом изредка приглашались отдельные чины Ставки, по указанию самого государя; эти приглашения считались знаком особого внимания; за стол в обед садилось всего человек 10–12»[348]348
  Там же. С. 168.


[Закрыть].

По мнению А.Д. Бубнова, Николай II вел себя за столом вполне умеренно: «Государь не был подвержен никаким страстям и излишествам; стол у него был совсем простой, и мы в Ставке никогда не видели, чтобы он у закуски выпивал больше одной рюмки водки и иногда за едой – одной рюмки вина; из игр любил он лишь домино и трик-трак (старинная французская настольная игра, известная с XV в., где шашки по доске передвигают по числу очков, выпавших на костях – Прим. автора), а в карты не играл»[349]349
  Там же.


[Закрыть].

Адмирал А.Д. Бубнов вспоминал в своих мемуарах, что высшие офицеры в штабе в Могилеве принимали пищу в вагонах-ресторанах: «Штаб Верховного главнокомандующего был размещен в нескольких поездах. В „первом поезде“ находился великий князь главнокомандующий, его брат великий князь Петр Николаевич, ближайшая их свита – начальник штаба генерал Янушкевич, генерал-квартирмейстер, генерал Ю.Н. Данилов с офицерами оперативного отделения своего управления, протопресвитер военного духовенства о. Георгий Шавельский и представители союзных армий при Верховном главнокомандующем, генералы: маркиз де ла Гиш и сэр Хембери Вильямс. Во втором поезде находилось управление дежурного генерала во главе с генералом П.К. Кондзеровским, управление военных сообщений во главе с генералом И.А. Ронжиным, военно-морское управление во главе с контр-адмиралом Д.В. Ненюковым, в составе которого был великий князь Кирилл Владимирович, дипломатическая канцелярия, во главе с Н.А. Базили, временно замещавшим не успевшего прибыть князя Кудашева, гражданская канцелярия во главе с князем Оболенским и остальная часть управления генерал-квартирмейстера, не поместившаяся в первом поезде. Эти два поезда собственно и составляли Штаб Верховного главнокомандующего. В каждом из них был свой вагон-ресторан, и чинам штаба был обеспечен максимальный жизненный комфорт и удобства для работы, так как каждый помещался в своем отдельном купе. В остальных поездах помещался служебный персонал штаба и охрана места расположения Ставки»[350]350
  Бубнов А. В царской Ставке. Воспоминания адмирала Бубнова… С. 22.


[Закрыть].

Сохранились и его свидетельства о распорядке дня: «Работа в штабе продолжалась с раннего утра до позднего вечера, а зачастую и ночью – с небольшими перерывами для завтрака и обеда. Во время завтрака и обеда, когда в вагон-ресторан нашего поезда сходились офицеры штаба, не допускались служебные разговоры и беседа велась на отвлеченные темы, не касающиеся ведения войны. Еда была простая, и к столу подавалось только легкое белое или красное вино. Каждый день известное число чинов штаба из нашего поезда приглашалось к столу великого князя в первый поезд. Вагон-ресторан этого поезда, как и все вагоны-рестораны, был разделен переборкой с дверью на два неравные отделения. В меньшем отделении за столиком в углу сидел великий князь с начальником штаба и протоиереем о. Шавельским; за столиком рядом с ними занимали место представители союзных армий, а за остальными двумя столиками сидели генерал-квартирмейстер и приглашенные гости. В большом отделении сидели остальные чины первого поезда. Великий князь входил в вагон-ресторан в точно назначенный час, пожимал руки сначала всем гостям, а затем переходил во второе отделение, чтобы поздороваться с теми чинами первого поезда, которых он в этот день еще не видел. Ввиду его высокого роста на верхней перекладине дверной рамы в переборке был прикреплен лист белой бумаги, чтобы обратить его внимание на необходимость наклонить голову. Завтрак продолжался очень недолго – каких-нибудь полчаса с небольшим. Беседа за столом обычно носила ненатянутый, но сдержанный характер. Когда дела на фронте шли благоприятно, великий князь принимал в ней живое участие и остроумно шутил, но когда положение на фронте оставляло желать лучшего, великий князь хмурился и завтрак быстро проходил в молчании. В тяжелые же периоды самсоновской катастрофы и отступления из Галиции приглашения к столу великого князя прекратились»[351]351
  Бубнов А. В царской Ставке. Воспоминания адмирала Бубнова… С. 29.


[Закрыть].

Г.И. Шавельский также оставил после себя интересные сведения о том, как проходил день царя в Ставке: «В 12 часов 30 минут дня на завтраках и в 7 часов 30 минут на обедах, иногда с опозданием на 3–5 минут, раскрывались двери кабинета, и выходил государь. Почти всегда он, выходя, правою рукой разглаживал усы, а левою расправлял сзади свою рубашку гимнастерку. Начинался обход приглашенных, государь каждому подавал руку, крепко пожимая ее. Государь обладал большой физической силой. Когда он сжимал руку, я иногда чуть удерживался, чтобы не вскрикнуть от боли. И при этом как-то особенно ласково смотрел в глаза, а иногда обращался с несколькими словами. При каждом моем возвращении из поездки он, например, здороваясь, спрашивал меня: „Как съездили? Удачно? Потом доложите мне“ и т. п. Лично не известные государю, когда он подходил к ним, прежде всего рекомендовались: „Имею счастье представиться вашему императорскому величеству, такой-то“, причем называли свою фамилию, чин, должность. Только после этого государь протягивал новичку руку. Обойдя приглашенных, государь направлялся в столовую и шел прямо к закусочному столу. За ним входили великие князья и прочие приглашенные. Государь наливал себе и иногда старейшему из князей рюмку водки, выпивал ее и, закусивши чем-нибудь, обращался к своим гостям: „Не угодно ли закусить?“ После этого все приближались к столу, уставленному разными холодными и горячими, рыбными и мясными закусками. Каждый брал себе на тарелку, что ему нравилось, – пьющие выпивали при этом водки, – и отходили в сторону, чтобы дать место другим. Государь, стоя с правой стороны стола, около окна, продолжал закусывать. Иногда он выпивал вторую рюмку водки. Гофмаршал же во время закуски обходил приглашенных и каждому указывал на карточке место, какое он должен занять за столом»[352]352
  Шавельский Г.И. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота… С. 107.


[Закрыть].

После всех церемоний, по свидетельству Г.И. Шавельского, «когда закусывавшие кончали свою „работу“, государь направлялся к большому, занимавшему средину столовой, столу и, осенив себя крестным знамением, садился на свое место в центре стола, спиной к внутренней стенке и лицом к выходившим во двор окнам, из которых открывался красивый вид на Заднепровье. Против государя, на другой стороне стола, всегда сидел министр двора или, если его не было в Ставке, гофмаршал; справа от государя – генерал Алексеев, старший из князей, если Алексеева не было, или министр; слева – наследник, а когда его не было, второй по старшинству из приглашенных. По правую и левую руку министра двора садились французский и английский военные агенты. При распределении остальных соблюдался принцип старшинства, малейшее нарушение которого иногда вызывало огорчения и обиды. Я сам однажды слышал жалобу князя Игоря Константиновича, что его посадили ниже, чем следовало. В общем же, на той правой стороне, где сидел государь, помещались лица, постоянно приглашавшиеся к столу, а на другой, против государя, иностранцы и временные гости»[353]353
  Шавельский Г.И. Воспоминания последнего протопресвитера русской армии и флота… С. 107.


[Закрыть].

Чем же питались в Ставке? Г.И. Шавельский свидетельствует, что «завтрак, обыкновенно, состоял из трех блюд и кофе, обед – из четырех блюд (суп, рыба, мясо, сладкое), фруктов и кофе. За завтраками подавались мадера и красное крымское вино, за обедами – мадера, красное французское и белое удельное. Шампанское пили только в дни особых торжеств, причем подавалось исключительно русское „Абрау-Дюрсо“. У прибора государя всегда стояла особая бутылка какого-то старого вина, которого он, насколько помнится, никому, кроме великого князя Николая Николаевича не предлагал. Если принять во внимание затрачивавшиеся суммы, то царский стол оставлял желать много лучшего, причем, особенным безвкусием отличались супы. Более избалованных он не удовлетворял. Профессор Федоров был прав, когда он называл князя Долгорукова „ни к чорту негодным гофмаршалом“. В конце завтрака, как и обеда, государь обращался к гостям: „Не угодно ли закурить?“. И сам первый закуривал папиросу, вставив ее в трубку (или в мундштук) в золотой оправе, которую всегда носил в боковом кармане гимнастерки»[354]354
  Там же.


[Закрыть].

Военный цензор в Ставке Верховного главнокомандующего, штабс-капитан М.К. Лемке также оставил сведения о том, как проходил прием пищи в Ставке: «26 сентября 1915 г. Завтракал в штабном собрании. Оно устроено из кафешантана, бывшего при гостинице „Бристоль“, где теперь живут чины военных миссии дружественных нам держав. Довольно большой зал с небольшой сценой, занавес спущен… За столом А – весь генералитет штаба; здесь же сажают приезжающих по разным случаям министров, сановников и генералов, если они не приглашены к царскому столу. Место 1 – Алексеева, 2 – Пустовойтенко, 3 – дежурного генерала Петра Константиновича Кондзеровского, 4 – начальника военных сообщений Сергея Александровича Ронжина, 5 – начальника морского управления контр-адмирала Ненюкова, 6 – генерала Борисова. За столом Б – члены военных миссий и прикомандированных к ним наших офицеров. В – дипломатическая канцелярия, место А – князя Кудашева, Г – отдельные столы, за которыми сидят по четыре человека. Мой стол 1, мое место 2; со мною: капитан топограф Александр Васильевич Кожевников, поручик 14-го гусарского полка Николай Иванович Давыдов и корнет 15-го уланского полка Сергей Михайлович Крупин. Весь штаб завтракает и обедает в две смены: первая в 12 часов дня и 6 часов вечера, вторая в 13 часов 30 минут дня и 7 часов 30 минут вечера; вся генерал-квартирмейстерская часть – во второй смене, дежурство и прочие – в первой. Смена смену не видит иногда по целым дням, если не встречаются по службе или где-нибудь в свободное время. Кто опоздал к началу стола, опускает 10 коп. в благотворительную кружку; кто поздоровался в зале с кем-нибудь за руку – тоже 10 коп. Таковы обычаи еще со времени Николая Николаевича. Придя, каждый занимает свое место, и все стоят в ожидании начальника штаба, а если его нет, то Пустовойтенко или Кондзеровского. Когда садится старший, все садятся. Когда кончают, встают вслед за старшим и дают ему выйти; одеваются офицеры после генералов и никогда не вместе с начальником штаба. Во время завтрака было очень просто. Кормят отлично и очень обильно. Каждый, кроме Алексеева, платит в месяц 30 руб. и 3 руб. на прислугу (солдаты), а штаб приплачивает за каждого еще по 40–50 руб.; Алексеев платит за себя всю стоимость. Сегодня, например, давали кулебяку с рыбой и капустой, ростбиф с салатом и огурцами, кофе, чай, молоко, виноград. Легкое вино за особую плату, водки нет. В собрании есть два бильярда, почти всегда занятые, и небольшая читальня с несколькими газетами, „Сатириконом“, „Столицей и усадьбой“ и т. п., почти всегда пустая»[355]355
  Лемке М.К. 250 дней в царской Ставке (25 сентября 2015 г. – 2 июля 2016 г.). Петербург: Гос. изд-во, 1920. С. 33.


[Закрыть].

М.К. Лемке записал в своем дневнике, как проходили царские обеды: «15 февраля 1916 г. Сегодня я был приглашен к царскому обеду. Расскажу все по порядку, предупредив, что все так же происходит и ежедневно с понятной разницей в составе лиц в деталях. В 12 часов дня скороход позвонил в управление, просил вызвать меня к телефону. Я подошел. „Вы приглашаетесь сегодня к высочайшему обеду в половине восьмого, форма одежды обыкновенная, при оружии“. Надел защитный китель, снаряжение (без револьвера), шашку, фуражку и коричневую перчатку на левую руку. Ордена не нужны, если нет с мечами. Снаряжение и шашка с фуражкой и перчатками надеваются всеми приглашенными впервые. В 7 часов 20 минут вечера был в доме царя. Проходите сначала парных наружных часовых, потом вестибюль, где справа и слева стоят в струнку по два конвойца-казака. Ближайший к двери открывает ее – и вы в передней. Там скороход и лакей снимают платье. Скороход опрашивает фамилии приходящих, посматривая в свой список. Контроль, собственно, очень слаб. Кто пожелает, может, сговорившись с другим, пойти за него, и его никто не остановит, надо только назваться другой фамилией. У начинающейся тут же лестницы наверх стоит на маленьком коврике солдат Сводного пехотного полка в позе замершего часового, но без оружия. Поднявшись во второй этаж, попадаете в зал. Небольшой, но красивый своей простотой, он оклеен белыми обоями. По одной из внутренних стен висят портреты Александра III и Марии Федоровны в молодые годы их совместной жизни. Тут же рояль, небольшая бронзовая люстра, простенькие портьеры, по стенам стулья. Когда я вошел, там уже были: гофмаршал генерал-майор свиты князь Долгоруков, флигель-адъютант Нарышкин, свиты генерал-майор граф Татищев (состоявший при Вильгельме, когда при царе в обмен состоял генерал Хинц, отличавшийся крайней невоспитанностью и нахальством) и еще кто-то. Через две-три минуты вошли военные представители Бельгии, Японии и Англии. Потом стали подходить остальные. Явились генерал По, великие князья Сергей Михайлович и Георгий Михайлович, недавно в сопровождении графа Татищева вернувшийся из Японии, флигель-адъютант Мордвинов, Граббе, адмирал Нилов и Боткин. Вошел еще какой-то худощавый свитский генерал с порядочной лысиной, весь бритый, с узкой низкой талией, в казачьем бешмете, мило обошел всех, поздоровался и присоединился к разговору великих князей. „Кто это?“. „Великий князь Михаил Александрович“. Вот бы не сказал, судя по тому облику, который рисовался в старой юнкерской памяти. Все, кроме свитских, становятся по стенам без особенного порядка и чинопочитания и ожидают выхода царя. Из столовой вышел Воейков, сделал общий поклон, поздоровался с теми, кого не видел, и пошел здороваться со мной и другими. Через две-три минуты вошел развалина Фредерикс; кажется, вот сейчас его хватит изнутри и он весь рассыплется на части, искусно собранные портным, сапожником и куафером. Тоже общий поклон, обходит не виденных им сегодня за завтраком и становится у двери кабинета царя, но с другой стороны; с противоположной нашу линию начинают великие князья, на первом месте Георгий Михайлович»[356]356
  Лемке М.К. 250 дней в царской Ставке (25 сентября 2015 г. – 2 июля 2016 г.)… С. 547–548.


[Закрыть].

Наконец, появился Николай II: «Царь вышел в форме гренадерского Эриванского полка, которую почти не снимает, изредка меняя ее на другие, без большого разнообразия в выборе. Он в суконной рубашке защитного цвета, с кожаным нешироким поясом. Громадные длинные брови очень старят его, улыбка проста и глупа; она говорит: „Ведь я знал, что вы здесь; знаю, как и что будет дальше, но вы цените этот момент, и потому я готов поговорить с вами и вообще соблюсти весь установленный церемониал“. Несколько слов с Георгием Михайловичем, с Сергеем, потом с Татищевым. Я стоял на шестом месте. Со мной рядом, справа, ближе к царю – капитан-лейтенант Солдатенков, слева – какой-то действительный статский советник из военных ветеринаров. Так как я первый раз, то должен представиться: „Ваше императорское величество, обер-офицер управления генерал-квартирмейстера штабс-капитан Лемке“. „Вы у квартирмейстера?“. „Так точно“. „С начала войны?“ „Никак нет, с 25 сентября“. „Вместе со мной?“ „Так точно“. Рука была подана мне после представления. Идет дальше. Ветеринар тоже рапортует. Царь вспоминает, что видел его в 1912 г. в Сувалках. Память его на подобный вздор, по общим отзывам, поразительна. Так обойдены все, кроме свиты, которую царь уже видел за завтраком. Последним стоит вернувшийся вчера японский военный представитель. С ним Николай говорил довольно долго. Потом полуповорот в нашу сторону, идет к дверям в столовую, их открывают оттуда; поворотом головы царь подает знак великим князьям, они и все начинают входить в столовую. Там большой стол для обеда и маленький у окон с закуской. Царь первый сдержанно закусывает, отходит, к нему присоединяются великие князья. Без стеснения все подходят к закуске, сразу же начинается разговор. Водка; разнообразная закуска; чарочки серебряные, не очень большие»[357]357
  Лемке М.К. 250 дней в царской Ставке (25 сентября 2015 г. – 2 июля 2016 г.)… С. 547–548.


[Закрыть].

Все рассаживаются по заведенному порядку: «Гофмаршал обходит гостей и указывает, где кому сесть, у него в руках карточка, на которой в известном порядке написаны наши фамилии, имя царя подчеркнуто красными чернилами. Сегодня за столом 31 человек, обычно бывает 26–30. Когда все закусили, царь идет к своему месту и садится спиной к двери зала. Рядом с ним справа Михаил Александрович, слева сегодня бельгийский представитель де Риккель. Рядом с Михаилом Георгий Михайлович, затем Сергей, Шавельский, Штакельберг, Кедров, я и т. п. Против царя – Фредерикс. Против нас с Кедровым – Долгоруков и дежурный Носков. Подчеркнутые фамилии означают постоянные места, все остальные меняются, что и составляет особую обязанность гофмаршала, который должен руководствоваться при распределении гостей разными соображениями. Тарелки, рюмки, стопки и чарки – серебряные, внутри позолоченные. Подают лакеи в солдатской защитной форме, тут же помогает скороход. Сразу начинается разговор соседей между собой. Царь почти весь обед очень весело говорил с де Риккелем, оба много смеялись, а бельгиец при своей тучности временами просто подпрыгивал на стуле. С Михаилом Александровичем несколько – слов в разное время, что и понятно – он свои»[358]358
  Там же.


[Закрыть].

На обеде среди прочего был и алкоголь: «Меню: суп с потрохами, ростбиф, пончики с шоколадным соусом, фрукты и конфеты, которые стояли с начала обеда посредине стола на нескольких блюдах и тарелках. Перед каждым из нас четыре серебряных сосуда, самый большой – стопка для кваса; красное, портвейн или мадера и запасная стопка; все напитки и вина в серебряных кувшинах. Стекла, фарфора и т. п. нет: Ставка считается в походе – ничего бьющегося не должно быть… Конечно, все очень вкусно и красиво, но вовсе не роскошно – как в больших домах, когда приглашены близкие. После сладкого царь вынул массивный серебряный портсигар, в это время всем подали пепельницы и спички. „Кто желает, курите“, – обратился Николай ко всем. Закурили. Подали кофе… Всегда все придворные очень много расспрашивают нас, служащих в управлении генерал-квартирмейстера, о новостях с фронта, очень мало зная о них. Это доказывает, что Николай неохотно им рассказывает. Царь вышел к нам из кабинета в половине восьмого, а встали из-за стола в 9 часов. Он встал первый, перекрестился и вышел в зал, за ним все – и стали на прежние свои места. Он поговорил с Георгием Михайловичем, сказал, чтобы тот пришел завтра в 3 часа и что-то приказал. Великий князь отвечал ему „так точно“, „никак нет“, но без вытяжки, однако и не совсем по-домашнему. Потом царь поговорил еще с двумя-тремя, обошел всех, подал каждому из нас руку; прощаясь с Шавельским, поцеловал его руку; сказал еще несколько слов великим князьям и пошел в кабинет, сделав всем общий поклон. Ответив на него, мы стали спускаться вниз, одеваться и расходиться по домам. При выходе на площадке лестницы стоял Воейков, и с ним прощались все несвитские – те остались в зале. Вот описание всего, что стоит занесения для памяти»[359]359
  Лемке М.К. 250 дней в царской Ставке (25 сентября 2015 г. – 2 июля 2016 г.)… С. 547–548.


[Закрыть].

После окончания обеда М.К. Лемке заметил ссору из-за ошибки в месте посадки за столом: «Оказывается, после того, как Кирилл первый же раз сел в столовой не с Алексеевым, а с Ливеном, последний имел с ним очень резкий разговор, доказывая всю бестактность такой выходки. Кирилл был очень недоволен, кричал, но кричал и Ливен, достаточно хорошо знающий великого князя, при особе которого состоял в мирное время»[360]360
  Там же. С. 549.


[Закрыть].

В Ставке постоянно вместе с отцом проживал наследник, царевич Алексей. А вот супруга императора Александра Федоровна и дочери бывали в этом городе наездами. По сведениям Г.И. Шавельского, царевич Алексей часто шалил за столом, подшучивая даже над великими князьями. Так, летом 1916 г. он «выкинул совсем из ряда вон выходящий номер. Шел обед с большим числом приглашенных, был какой-то праздник… Наследник несколько раз вбегал в столовую и выбегал из нее. Но вот он еще раз вбежал, держа назади руки, и стал за стулом Сергея Михайловича. Последний продолжал есть, не подозревая о грозящей ему опасности. Вдруг наследник поднял руки, в которых оказалась половина арбуза без мякоти, и этот сосуд быстро нахлобучил на голову великого князя. По лицу последнего потекла оставшаяся в арбузе жидкость, а стенки его так плотно пристали к голове, что великий князь с трудом освободился от непрошенной шапки. Как ни крепились присутствующие, многие не удержались от смеха. Государь еле сдерживался. Проказник же быстро исчез из столовой. Однажды я после высочайшего обеда зашел на несколько минут к генералу Воейкову, чтобы переговорить с ним по какому-то делу. Мы вели тихую беседу. Вдруг, быстро открывается дверь, показывается фигура наследника с поднятой рукой, и в нас летит столовый нож. „Алексей Николаевич!“ – крикнул генерал Воейков. Наследник скрылся, но минуты через две повторилась история: только на этот раз полетела в нас столовая вилка»[361]361
  Шавельский Г.И. Воспоминания последнего протопресвитера Русской армии и флота… С. 107.


[Закрыть].

По воспоминаниям генерала П.К. Кондзеровского, свержение Николая II в 1917 г. для основной массы офицеров в Ставке было неожиданностью: «В феврале я был приглашен к высочайшему обеду. Обед прошел как-то очень скоро, в каком-то придавленном общем настроении. После обеда государь, как всегда, обошел всех, причем передал мне какое-то поручение, какое – теперь не помню. Я уехал домой… Оказалось, что государь император решил направить в Петроград генерал-адъютанта Иванова, дав ему широкие полномочия в целях водворения порядка в столице. Сопровождать генерала Иванова должен был Георгиевский батальон… Я еще не спал, когда уже поздно ночью услышал сильный гул от быстрого движения нескольких автомобилей. Бросившись к окну, я увидел, что мимо полным ходом промчались по направлению к вокзалу царский автомобиль и за ним все машины со свитой. Ясно, что государь уезжал из Ставки. Какое-то жуткое впечатление произвел этот отъезд в глухую ночь. На другой день стало известно, что государь поехал в Царское Село, где была государыня с детьми, больными корью. После этого несколько дней прошли как в тумане. Из Петрограда доходили самые чудовищные слухи о том, что там происходило. О государе первый день ничего не было известно; затем дошел слух, что через станцию Дно царский поезд направился в Псков. Помню, что меня поразило название станции Дно, где оказался царский поезд. Затем события пошли с безумной быстротой: отречение государя от престола в пользу наследника, затем с передачей престола великому князю Михаилу Александровичу – все эти вести приходили одна за другой. Ставка была ошеломлена в полном смысле слова»[362]362
  Кондзеровский П.К. В Ставке Верховного. Воспоминания дежурного генерала при Верховном главнокомандующем. Париж, 1967. С. 250–269.


[Закрыть].

После отречения бывший царь вернулся в Ставку: «Затем стало известно, что государь император едет в Ставку. Начальник штаба разрешил присутствовать на встрече государя, кроме старших начальников, встречавших государя при каждом его приезде в Ставку, также и всем чинам штаба, занимавшим должности не ниже делопроизводителей. Почти весь штаб, за исключением самых младших чинов, собрался на платформе. Поезд приходил вечером. Погода была ужасная, сильный холодный ветер, мокрый снег. На военной платформе, к которой должен был подойти поезд, был барак; чтобы временно укрыться от непогоды, я зашел туда; в числе находившихся уже там были великие князья Борис Владимирович и Сергей Михайлович. К приходу поезда метель немного улеглась. Все выстроились в две длинные шеренги. Поезд подошел. Как всегда, к царскому вагону подставили сходни, стали два казака-конвойца, вышла свита. Сейчас же показался государь, поздоровался с великими князьями и своим обычным спокойным тоном заговорил о погоде. Затем как-то сразу оборвал и стал всех обходить, здороваясь с каждым и, как всегда, глубоко в каждого вглядываясь. Я стоял на правом фланге и могу засвидетельствовать, что вначале государь был совершенно спокоен, но мои офицеры говорили мне потом, что к концу обхода всех встречавших у государя по щекам текли слезы. На всех эта встреча государя произвела неизгладимое тяжелое впечатление – по наружному виду как будто бы ничего не изменилось, все как прежде, а между тем это был на самом деле только мираж, ибо царя уже не было. Затем прошло несколько дней пребывания государя в Ставке. Дни эти были тяжелые, ибо в Ставке проявились элементы, которые скоро стали очень живо реагировать на все, что творилось в Петрограде. Из нижних чинов, как я узнал, тон взяли, и притом самый революционный, электротехники, т. е. солдатская интеллигенция. Они влияли на все остальные команды, и их слушались. Хотя, в общем, порядок в Ставке сохранялся еще очень долго, во всяком случае до моего отъезда, т. е. еще три месяца, но настроение нижних чинов, их взгляды и понятия перевернулись почти моментально… Накануне отъезда государь пожелал проститься со штабом. Единственный зал, где могли поместиться все чины штаба, к этому времени уже очень разросшегося, был зал окружного суда, в котором помещалось Управление дежурного генерала. Он был совершенно освобожден от мебели, и к назначенному часу туда собрались все офицеры и чиновники штаба… Надо сказать, что в этот день утром из Петербурга приехали специально для сопровождения его величества четыре комиссара»[363]363
  Кондзеровский П.К. В Ставке Верховного. Воспоминания дежурного генерала при Верховном главнокомандующем… С. 250–269.


[Закрыть].

М.Я. Белевская утверждала, что после отречения Николая II основная масса офицеров Ставки, по крайней мере формально, перекрасилась под новую власть: «После отъезда государя из Ставки генерал Алексеев принял на губернаторской площади присягу Временному правительству войск могилевского гарнизона и чинов Ставки. Когда войска выстроились на площади, подъехал автомобиль и из него вышли два великих князя, Сергей и Александр Михайловичи. Они встали вместе с офицерами, возвышаясь над всеми своим огромным ростом. Все взоры были прикованы к поднятым рукам князей, присягающих новому правительству. В них как бы символизировалась сущность происшедшего переворота: великие князья переставали быть членами императорской фамилии и превращались просто в граждан Романовых. Они отходили от кормила власти и уступали место власти другой, прежде всего им враждебной… На фронте наступила полная дезорганизация, и в Ставке уже не могли скрывать того, что Россия стоит перед какой-то неслыханной катастрофой… Солдаты же, почувствовав себя хозяевами, начали по своему пониманию пользоваться свободой… Как-то из дома Ставки вышли и направились в штаб, расположенный на противоположной стороне площади главнокомандующий генерал Алексеев и военный министр Гучков. Генерал Алексеев что-то говорил Гучкову, а тот, тяжелый и неповоротливый, шел рядом с ним и в такт словам главнокомандующего, кивал головой. В это время навстречу им, вышла группа распоясанных солдат, они прошли мимо главнокомандующего, даже не потрудившись отдать ему чести. Гучков этого не заметил, у генерала Алесеева же передернулось лицо, и он низко опустил голову»[364]364
  Белевская (Летягина) М.Я. Ставка Верховного главнокомандующего в Могилеве. 1915–1918. Личные воспоминания… С. 14.


[Закрыть].

По мере ухудшения ситуации на фронте в Ставке возник заговор генерала Л.Г. Корнилова: «Когда в Могилеве разнесся слух, что генерал Корнилов хочет объявить диктатуру, весь город пришел в радостное волнение, видя в генерале Корнилове избавление от безалаберщины и хаоса. В ночь на 28-е августа я услышала какой-то странный шум против нашего дома, во дворе мужской гимназии. Подойдя к окну, я увидала, что генерал Корнилов, стоя на столе, при ярком свете двух факелов, что-то говорит на непонятном языке, сгрудившимся около него солдатам Дикой дивизии. Те, замерев, слушают каждое его слово и время от времени повторяют сказанное. Это была присяга. 28 августа все уже знали, что генерал Корнилов объявил диктатуру и идет арестовывать Керенского. И Керенский, и его керенщина всем так надоели, что радости не было границ. Тон всеобщей радости давали иностранные представители при Ставке, которые были поголовно на стороне генерала Корнилова. Два англичанина, капитан Эдварс и поручик Портер, в этот же день выехали в Киев за танками, и никто в успехе генерала Корнилова не сомневался. Но уже на следующий день настроение начало падать. Англичане вернулись из Жлобина по телеграмме из английского посольства и танков не привезли, а Георгиевский батальон отказался поддержать генерала Корнилова, став на сторону Керенского. Через несколько дней генерал Корнилов был арестован и заключен в гостиницу „Эрмитаж“, окна которой выходили на Днепровский проси., соединяющий вокзал со Ставкой»[365]365
  Белевская (Летягина) М.Я. Ставка Верховного главнокомандующего в Могилеве. 1915–1918. Личные воспоминания… С. 35–39.


[Закрыть].