Электронная библиотека » Сергей Сафронов » » онлайн чтение - страница 24


  • Текст добавлен: 21 октября 2023, 04:23


Автор книги: Сергей Сафронов


Жанр: Исторические приключения, Приключения


сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 24 (всего у книги 47 страниц)

Шрифт:
- 100% +

П.Л. Барк полагал, что именно «идеальная мобилизация» побудила население просить царя ввести «сухой закон» навсегда: «Безукоризненный порядок, в коем происходила мобилизация, настолько отличался от тех тяжелых сцен, которые наблюдались в японскую войну, что это не могло не поразить всего населения, которое к тому же за короткий двухнедельный период увидело и в своем домашнем быту разительную перемену, происшедшую вследствие воздержания от водки, и бесчисленные ходатайства стали поступать к государю о том, чтобы продажа водки была воспрещена навсегда. Сообщив нам о многочисленных полученных им просьбах, государь добавил, что он еще утром принял депутацию от крестьян, которая умоляла его не открывать вновь винных лавок, и посему он желал бы выслушать мнение Совета министров, насколько такое народное желание осуществимо. Все присутствовавшие министры, в принципе, отнеслись сочувственно к тому, чтобы правительство пошло навстречу народному желанию, Председатель же Совета министров указал, что решающий голос в этом деле принадлежит министру финансов, от мнения коего зависит то или иное направление. На вопрос государя обращенный ко мне, я ответил, что со времени своего назначения исполнял его волю, выраженную в рескрипте на мое имя 30 января 1914 г., и принял все меры к тому, чтобы потребление водки сокращалось, но финансовая реформа, которая имела целью заменить в бюджете иными источниками поступления питейный доход, составлявший третью его часть, рассчитана была на продолжительный срок, и внезапная убыль государственных доходов в размере одного миллиарда рублей отразится очень серьезным образом при сведении бюджета. Я нисколько не сомневаюсь, что в конечном итоге подъем народного благосостояния, который последует в случае воздержания населения от потребления крепких напитков, с лихвой покроет убыль от уменьшения питейного дохода, но для переходного времени необходимо будет принять целый ряд мер налогового характера. При этом я вспомнил о проекте инженера Н.И. Демчинского, который полагал заменить питейный доход повышением железнодорожного тарифа, и доложил государю, что по примерный подсчетам одно это повышение, проведенное в крупных размерах, могло бы дать от 400 до 500 миллионов рублей, то есть половину питейного дохода. Высказав полную готовность пойти навстречу народному желанию относительно совершенного закрытия казенных винных лавок, я просил государя дать мне несколько дней сроку, чтобы, по возвращении в Петроград, представить ему продуманный план для осуществления его воли»[331]331
  Барк П.Л. Воспоминания… С. 80.


[Закрыть]
.

Принц С.С. Ольденбург считал, что именно Первая мировая война спровоцировала Николая II на введение «сухого закона»: «В первые дни войны самые трудные вопросы внутренней жизни казались легко разрешимыми. Государь воспользовался этой минутой для того, чтобы провести смелую реформу, которая была за последние годы особенно близка его сердцу: запрещение продажи спиртных напитков. Сначала запрет был введен как обычная мера, сопровождающая мобилизацию; затем (22 августа) было объявлено, что запрет сохранится на все время войны; он был постепенно распространен не только на водку, но также и на вино, и на пиво. Наконец в начале сентября, принимая великого князя Константина Константиновича в качестве представителя Союзов трезвенников, государь сказал: „Я уже предрешил навсегда воспретить в России казенную продажу водки”. И эти слова монарха соответствовали в то время общему народному мнению, принявшему запрет спиртных напитков как очищение от греха; никому поэтому не приходило в голову, что такая законодательная мера, предрешенная царем, могла бы встретить сопротивление в представительных учреждениях. Только условия военного времени, опрокинувшие всякие нормальные бюджетные соображения, позволили провести меру, которая означала отказ государства от самого крупного из своих доходов. Ни в одной стране до 1914 г. еще не принималось такой радикальной меры борьбы с алкоголизмом. Это был грандиозный, неслыханный опыт. Конечно, через некоторое время развилось тайное винокурение и появились всевозможные суррогаты спиртных напитков; но – особенно при отсутствии ввоза из-за границы – можно сказать, что потребление спирта в России за первые годы войны уменьшилось в несколько раз»[332]332
  Ольденбург С.С. Царствование императора Николая II… С. 131.


[Закрыть]
.

Таким образом, алкоголь в российской армии имеет длительную историю – еще с допетровских времен правители России проводили практику введения спиртных напитков в войсках, но законодательно это было оформлено только при Петре I. Позднее, офицерам могли заменить порцию водки на такое же количество коньяка. Зимой, а также в длительных походах выдача спиртного увеличивалась. В военных походах солдаты пили водку, разбавленную водой, и закусывали сухарями. Чай с ромом полагался только офицерам. Провинившиеся солдаты лишались винного довольствия, а за особые заслуги они могли получить двойную или тройную порцию. Пьянство в офицерской среде также имело место. При этом первоначально оно имело «частный» характер, офицеры собирались друг у друга на квартирах. Постепенно этот процесс принял упорядоченный характер, так как начали создаваться офицерские собрания, имевшие целью контроль над офицерской средой (в этот период офицерство часто было рассадником либеральных идей). Говоря о причинах пьяных бунтов во время всеобщей мобилизации 1914 г., следует выделить несколько ключевых моментов. Во-первых, беспорядки среди мобилизованных были реакцией не на войну как таковую, а на факт массового призыва в армию в сочетании с невозможностью сопроводить его привычным ритуалом, т. е. выпивкой. Проводы в армию без водки противоречили народным представлениям о проводах мужиков на войну. «Сухой закон» спровоцировал протест, который вылился в бунт. Во-вторых, распространению беспорядков способствовала и плохая в ряде мест организация призывов. Не хватало еды, кормовых денег, поездов. Недостаточно хорошо было организовано движение маршевых команд от места призыва до воинской части, как на пеших участках пути, так и на железной дороге. В документах нет и намека на какой-либо политический протест со стороны мобилизованных. Но в то же время в их среде не было заметно и ура-патриотических настроений. Солдат везли на войну, и многие чувствовали, что не вернутся с нее домой. Всего же в период мобилизации в 35 губернских и уездных городах центральной России было разгромлено 230 питейных заведений.

3. Пьянство в действующей армии в период Первой мировой войны

3.1. Ставка Верховного главнокомандующего. «Многие сильно огорчались невозможностью достать водки и вина»

Несмотря на введение в России «сухого закона» 1914 г. употребление спиртных напитков в русской армии продолжалось. Не была исключением из правил даже Ставка Верховного главнокомандующего, которую создали для руководства армией на театрах военных действий. Наряду со Ставкой управление вооруженными силами продолжало осуществлять и Военное министерство, в ведении которого оставались задачи укомплектования и снабжения армии, а также прохождение службы личным составом. Спешно подготовленное и принятое 16 июля 1914 г. Положение о полевом управлении войск в военное время не устанавливало подчинения военного министра Верховному главнокомандующему, что заведомо создавало почву для определенного противостояния и конфликтов между высшим фронтовым и тыловым командованием. В этой ситуации особую остроту приобретал вопрос о персональном подборе и взаимоотношениях лиц, занимающих эти посты. Данное положение сложилось по той причине, что в роли Верховного главнокомандующего первоначально предполагалась фигура самого императора, что даже было установлено высочайшим рескриптом от 4 февраля 1903 г. Такое решение автоматически снимало бы проблему приоритетов и взаимного подчинения во всех управленческих звеньях. Однако, столкнувшись с практически единодушным мнением министров, заключавшемся в том, что государь не должен покидать столицу, Николай II не решился провозгласить себя Верховным главнокомандующим. Таким образом, сам выбор кандидата на этот пост, подразумевавший огромную власть, уже приобретал политическое звучание[333]333
  Гребенкин И.Н. Ставка Верховного главнокомандующего и противостояние политических сил в 1914–1916 гг. // Вести. Рязанск. гос. ун-та. 2009. № 1. С. 31–32.


[Закрыть]
.

Первоначально для этого рассматривалась кандидатура военного министра В.А. Сухомлинова, но, как свидетельствует В.Н. Воейков, Николай II после недолгих раздумий высказался в пользу своего двоюродного дяди – великого князя Николая Николаевича – младшего (1856–1929), который был первым сыном великого князя Николая Николаевича – старшего и великой княгини Александры Петровны (урожденной принцессы Ольденбургской), внук Николая I; Николай Николаевич – младший был генерал-адъютантом и генералом от кавалерии. Его супругой была Анастасия (Стана) Черногорская, в первом браке княгиня Романовская герцогиня Лейхтенбергская.

Данное решение император полагал временным. По версии дворцового коменданта В.Н. Воейкова, Николай II хотел сам быть Верховным главнокомандующим: «Государь собрал на ферме в Петергофе Совет министров для совместного обсуждения в высочайшем присутствии вопроса, кому надлежит быть во главе войск. Отрицательный взгляд на принятие этой ответственности лично государем был высказан всеми присутствовавшими, что склонило его величество к решению временно не вступать в роль Верховного главнокомандующего, а назначить на этот пост генерал-адъютанта В.А. Сухомлинова. Генерал-адъютант Сухомлинов упросил государя не назначать его из-за неприязненных к нему отношений со стороны великого князя Николая Николаевича, который в качестве намеченного главнокомандующего Северной армией оказался бы в прямом подчинении ему. Не один Сухомлинов знал о питаемых к нему враждебных чувствах великого князя; их взаимоотношения бросались в глаза всякому, кто их видел вместе… Вследствие отказа В.А. Сухомлинова от вступления в верховное командование государь решил назначить на пост Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича»[334]334
  Воейков В.Н. С царем и без царя. Воспоминания последнего дворцового коменданта государя императора Николая II… С. 111.


[Закрыть]
.

Вот что вспоминает генерал-майор Отдельного корпуса жандармов А.И. Спиридович: «С начала войны и до августа 1915 г. Ставка Верховного главнокомандующего была расположена при железнодорожной станции Барановичи в нескольких верстах от прусской границы в месте расквартирования до войны одной из железнодорожных бригад. Ряды солдатских бараков и офицерских домиков в порядке и просторно раскинулись среди сосновой рощи, соединяемые аккуратными дорожками. Деревянная церковь с колокольней придает поселку уютный вид. За ним тянется довольно густой сосновый лес. Вправо приткнулось полу еврейское местечко Барановичи, со всеми незатейливыми удобствами для солдат, для препровождения свободного времени (до войны). Вглубь военного расположения, от главного пути шла подъездная ветка, на которой и жил сам великий князь Николай Николаевич, его брат Петр Николаевич, начальник штаба генерал-майор Янушкевич, генерал-квартирмейстер Данилов и еще несколько состоящих при великом князе лиц. В поезде был вагон-ресторан, где столовались за счет великого князя все жившие в поезде. Невдалеке от главного поезда стоял второй, в котором помещались прочие чины штаба. В бараках расположились канцелярии, а в красивом домике, где жил в мирное время командир бригады, поместилось Управление генерал-квартирмейстера»[335]335
  Спиридович А.И. Великая война и Февральская революция. 1914–1917 гг… С. 8.


[Закрыть]
.

Г.И. Шавельский, священник, занимавший тогда должность протопресвитера военного и морского духовенства, член Святейшего Правительствующего Синода считал, то Барановичи были выбраны для размещения Ставки из-за их выгодного географического положения: «Местом для Ставки Верховного главнокомандующего было избрано местечко Барановичи Минской губернии, как пункт центральный, спокойный и весьма удобный для сообщения и с фронтом, и с тылом. Через Барановичи проходили три дороги: Москва – Брест, Вильно – Сарны и Барановичи – Белосток. О месте пребывания Ставки полагалось говорить по секрету, а писать и совсем запрещалось: оно должно было оставаться неизвестным и для неприятеля, и для своих же. А между тем в местечке Барановичи было 35 тыс. населения, преимущественно еврейского. Кто придумал указанные предосторожности, не знаю. Но они были, по меньшей мере, до крайности наивны. Все это приводило, как увидим дальше, к большим курьезам… Сохранить в тайне от неприятеля местопребывание Ставки в таком бойком месте, конечно, было нельзя. Но свои, действительно, иногда никак не могли узнать эту „тайну“. В Ставке много смеялись по поводу одного случая, когда какой-то генерал, желавший побывать в Ставке, никак не мог узнать в петербургских штабах, где же именно Ставка, и, пустившись разыскивать, исколесил весь юго-запад России, побывав и в Вильне, и в Киеве, пока, наконец, кто-то не направил его в Барановичи. Этот случай не был единственным»[336]336
  Шавельский Г.И. Воспоминания последнего протопресвитера Русской армии и флота. Нью-Йорк: Изд-во им. Чехова, 1954. С. 110.


[Закрыть]
.

По воспоминаниям Г.И. Шавельского, сотрудники Ставки жили в основном в вагонах: «Чины штаба Верховного главнокомандующего размещались в двух поездах. В первом поезде помещались: сам Верховный главнокомандующий с состоящими при нем генералами и офицерами, начальник штаба, генерал-квартирмейстер, я и военные агенты иностранных держав. Во втором – все прочие. Верховный главнокомандующий, начальник штаба и генерал-квартирмейстер имели особые вагоны; прочие пользовались отдельными купе, исключая генерала Ронжина и Кондзеровского, которые вдвоем занимали вагон во втором поезде, и полковника Балинского, казначея двора великого князя, с инженером Сардаровым, начальником поезда великого князя, которые также вдвоем жили в отдельном вагоне первого поезда. Канцелярии разместились в железнодорожных домиках; генерал-квартирмейстерская часть – в домике против вагона главнокомандующего. Поезд великого князя стоял на западной окраине железнодорожного городка, почти в лесу. Пили чай, завтракали, обедали в вагонах столовых»[337]337
  Шавельский Г.И. Воспоминания последнего протопресвитера Русской армии и флота… С. 111.


[Закрыть]
.

Вице-адмирал Д.В. Ненюков также считал жизнь в Ставке Верховного главнокомандующего слишком монотонной: «Жизнь в Ставке шла своим чередом. Изредка начали появляться дамы, но всегда на короткий срок и быстро исчезали. Наступала зима с короткими днями и длинными вечерами. Прогуливаться было почти негде, так как кругом был снег. Прочищались только самые необходимые дорожки для сообщения. Одна из дорожек около дома квартирмейстерской части носила название оперативной, так как по ней совершал ежедневную гигиеническую прогулку генерал-квартирмейстер Данилов. Вскоре мы с ним подружились, и я стал составлять ему компанию. Заботясь, чтобы дать какое-нибудь развлечение личному составу, начальство устроило кинематограф в манеже железнодорожной бригады, и все начали его усиленно посещать. Обыкновенно ставили какую-нибудь кинодраму и затем сцены из боевой жизни или посещение частей высочайшими особами. Надо отдать справедливость, почти все военные фильмы были сняты неумелыми людьми, были скучны и однообразны до тошноты. В особенности это бросалось в глаза, когда мы получали подобные же фильмы из Франции. То же можно сказать и про фильмы с высочайшими особами. Все сводилось к выходу из автомобиля и посадке на автомобиль. Самым большим успехом пользовались американские фильмы с дикими зверями и различными трюками, а также разбойники Фантомас, Черная Рука и тому подобные. У меня в морском вагоне завелись свои приятели. Наиболее частыми посетителями были состоящий при великом князе для поручений генерал Петрово-Соловово и кавалерийский генерал Новиков, состоящий при Ставке в ожидании места. Его называли командующим морской кавалерией, так как он обучал верховой езде всю молодежь морского управления и предпринимал с ними длинные прогулки в окрестностях. Оба генерала рассказывали нам новости, слышанные за обедом у великого князя, и мы их совместно обсуждали».[338]338
  Ненюков Д.В. От мировой до гражданской войны. Воспоминания. 1914–1920. М.: Кучково поле: Горные технологии, 2014. С. 69.


[Закрыть]

Д.В. Ненюков оставил описание иностранных военных атташе союзников, которые были прикомандированы к Ставке Верховного главнокомандующего: «Развлекали публику еще и военные агенты (атташе союзных стран), которых в Ставке все прибавлялось и прибавлялось. Вначале были только француз, англичанин и серб, но потом постепенно подъехали бельгиец, черногорец, итальянец, японец, румын, и к каждому из них стали подъезжать помощники, так что, в конце концов, собралось немало. Француз маркиз де ла Гиш был очень корректен. Англичанин, генерал Уильямс, был типичным сыном своей расы; всегда с трубкой в зубах и руками в карманах, он мало говорил, но много ел и еще больше пил и хранил при всех обстоятельствах невозмутимое хладнокровие. Серб, полковник Ланткиевич, был очень проворный и юркий господин, очень умно устраивал свои дела. Бельгиец был добродушный толстяк, очень остроумный и веселый, говоривший необыкновенно скоро и притом густым басом. Полковник Муханов, один из офицеров оперативной части, необычно ловко его представлял и морил всех со смеху. Итальянец, полковник Марченго, больше всех пришелся ко двору. Он хорошо играл на гитаре и недурно пел шансонетки. Без него не обходилась ни одна выпивка, и его для простоты даже переименовали в полковника Марченко. Японец, генерал Оба, очень умный и толковый генерал, единственный из всех агентов с боевым прошлым. Он был моим приятелем, мы много говорили о Японии, и он меня поражал своими глубокими знаниями по всем отраслям наук. Все старшие агенты помещались в великокняжеском поезде и столовались у великого князя. Им ежедневно сообщались бюллетени о положении военных действий, и иногда они все вместе или порознь предпринимали поездки на фронт, в сопровождении кого-либо из офицеров Генерального штаба. Иногда случались и комические эпизоды. Так, однажды генерал де ла Гиш был во Львове арестован патрулем, принявшим его за австрийца. Он вышел погулять по улицам и своей формой возбудил подозрение и, не зная по-русски, ничего не мог объяснить. После этого случая агентам было рекомендовано при поездках надевать русскую форму»[339]339
  Ненюков Д.В. От мировой до гражданской войны. Воспоминания. 1914–1920… С. 70.


[Закрыть]
.

По мнению Д.В. Ненюкова, не хватало в первую очередь спиртного, но к этому все постепенно адаптировались: «Кроме кино другим развлечением было хождение на станцию Барановичи, которая, будучи важным узлом, пропускала через себя множество поездов. Это называлось собиранием сведений с мест, так как мимо проезжало много отпускных и раненых офицеров с фронта, а иногда и целые войсковые эшелоны при передвижении с фронта на фронт. Многие сильно огорчались невозможностью достать вина и водки, но потом как-то приспособились, и ловкачи ухитрялись добывать и то и другое в любом количестве. Вероятно, местные жиды на этом делали недурные гешефты, хотя, правду сказать, между напитками попадалась прямо какая-то отравляющая смесь»[340]340
  Там же. С. 69.


[Закрыть]
.

23 августа 1915 г., в разгар Первой мировой войны, провинциальный Могилев на полтора года становится практически столичным городом. Дело было в том, что Ставка Верховного главнокомандующего (а руководство армией к этому времени взял на себя сам император Николай II) переехала в Могилев. А вместе с императором в Могилев перебралась часть двора, все командование, тысячи высших офицеров страны, высший свет, миссии и посольства европейских стран. В Могилеве забурлила жизнь. Здесь не только разрабатывались стратегические военные планы, согласовывались дипломатические ходы, велись переговоры, но и проходили светские рауты, премьеры спектаклей, устраивались выступления тогдашних звезд оперы и эстрады. В Могилев прибывают труппы нескольких ведущих театров Санкт-Петербурга, переезжает оперетта, открываются два кинотеатра. Небольшие улочки города заполнились автомобилями, а в гостиницах «Бристоль» и «Метрополь» не было свободных мест. От резиденции Николая II сохранились лишь здания управления дежурного генерала, начальника военных путей сообщения, военно-морского управления и коменданта главной квартиры. Там сейчас расположен краеведческий музей.

Пика светская жизнь Могилева достигала, когда в Могилев приезжала императрица с детьми. Царская семья любила отдыхать в Печерске, на берегах Днепра, выезжала на пикники в Полыковичи. Обычно к Полыковичскому источнику плыли на прогулочном катере вверх по Днепру. Днем Николай II иногда выезжал на автомобиле, особенно ему нравились места неподалеку от Шклова. Царь присутствовал на молебне и жертвовал Пара-скевской церкви. По субботам и воскресеньям в Спасо-Преображенском соборе проходили церковные службы для царя и членов Ставки. Император часто бывал и в Богоявленской церкви, где молился у чудотворной иконы Могилево-Братской Божьей Матери. Вместе с семьей Николай II посещал Буйничский и Свято-Никольский монастыри. Могилевские обыватели были поражены простотой царских дочерей, которые без всякой охраны гуляли по городу, заходили в лавки и магазины. Особенно им нравился галантерейный магазин Бернштейна (теперь здесь магазин «Перекресток»). Еще более тесно общался с горожанами наследник престола цесаревич Алексей. Он запросто играл с живущими по соседству могилевскими мальчишками.

Жителям Могилева супруга императора не понравилась с самого своего первого приезда. Она произвела впечатление «злой и надменной женщины». Останавливалась и жила Александра Федоровна чаще всего в специальном вагоне, на вокзале. В свите императрицы в Могилеве побывал знаменитый поэт С.А. Есенин. Именно в этом городе у него и созрело желание дезертировать из армии. Офицеры штаба главковерха жили в Могилеве вместе с женами и детьми.

Николай II не пропускал ни одного православного богослужения. В церкви широко крестился, становясь на колени, касался руками пола, после каждой службы подходил получить благословение священника. Для того чтобы Николаю II было удобнее добираться до церкви, в апреле 1916 г. туда была проложена асфальтовая дорожка от дома губернатора, где жил самодержец. Сделали ее за личные средства царя. За государственные же средства приказом министра путей сообщения в Могилев доставили небольшую паровую яхту, на которой император летом совершал прогулки по Днепру. Очень нравились царю автомобильные поездки за город. Чаще всего ездил в сосновый лес, окружающий деревню Солтановка, где в 1812 г. произошла знаменитая битва русского войска с французским, и по оршанскому шоссе. Встречался с крестьянами. Император частенько расспрашивал их о жизни. Характерно, что никто из них не обращался к нему с какими-либо просьбами. Как говорится, понимали уровень и «соблюдали такт».

В Могилеве Николай II вел размеренную жизнь, распорядок которой почти никогда не менялся. Выйдя в половине десятого из дома, царь до двенадцати дня работал в Ставке. В полдень был завтрак, после чего – прогулка на автомобиле. В пять часов пополудни император пил чай и затем до половины восьмого вечера разбирал почту. Затем следовал обед, который продолжался час. После чего – работа в кабинете. Поужинав в половине одиннадцатого, царь отправлялся на отдых. Впрочем, из правил были и исключения. Император периодически выезжал на фронт. Однажды, будучи в Тирасполе и находясь перед полками, он приказал поднять руки тем, кто участвует в военной кампании с самого начала. Над многочисленным строем взлетело лишь несколько рук. Впервые Николай II ощутил весь ужас войны.

Журналист М.Я. Белевская писала, что после вступления Николая II в должность Верховного главнокомандующего положение в Ставке ухудшилось: «При Николае Николаевиче Ставка была военным лагерем, деловым и строгим, с первых же дней приезда государя она внешне потеряла этот облик. Сразу все изменилось. Приехала оперетка, которой не было при Николае Николаевиче, театр был до отказу набит дамами и ставочными офицерами. Начались какие-то подношения артистке Лабунской и Грекову, появилась какая-то модная молодая опереточная примадонна, снискавшая кучу поклонников, начались автомобильные поездки к заставному домику, открылся новоявленный ресторан в особняке высланного немца пивовара Яника. Все распустилось, и стало видно всякому, что машина начинает давать перебои. Приехали великие князья, которых раньше не было, а если и были, то незаметно работали в штабе. Теперь на улицах Могилева то и дело можно было видеть царицу, наследника, князей: Дмитрия Павловича, Бориса Владимировича и других лиц царского дома и свиты. Место Ставки, – Могилев приобрел вид резиденции царской семьи, и война отходила на второй план, забывалась. Жизнь была чересчур интересна, чтобы думать о столь тяжелых событиях. Понятно, ни государь, ни царская семья в этом виноваты не были, но была снята тяжелая рука, и сразу все почувствовали, что можно жить легко и весело, не думая о завтрашнем дне»[341]341
  Белевская (Летягина) М.Я. Ставка Верховного главнокомандующего в Могилеве. 1915–1918. Личные воспоминания. Вильно, 1932. С. 17.


[Закрыть]
.

Особенно раздражали слухи о Г.Е. Распутине. «Самое ужасное, что вместе с приездом государя появился и страшный слух о Распутине. Слух этот варьировался, расширялся и как снежный ком облеплялся всякими подробностями и прикрасами. Об этом говорили все с наслаждением, с каким-то нескрываемым интересом, и, чем слух был ужасней и грязней, тем он сильнее действовал на воображение. Не помню человека, который постарался бы опровергнуть, или хотя бы смягчить страшные подробности этих сплетен. Все принималось на веру, никто не хотел этого опровергать. Говорилось открыто, что Николая Николаевича убрали, чтобы Распутин имел доступ к тайнам командования, что он добивался и раньше приезда в Ставку, но что Николай Николаевич этому противился и должен был сдаться и уйти перед страшной распутинской силой. Хотя ни при Николае Николаевиче, ни при государе Распутин ни разу в Могилеве не был, слухи все же не унимались и, огибая Ставку, называли сообщников, которыми был якобы окружен Распутин. История со временем разъяснит роль Распутина при дворе, роль, может быть, и действительно вредную, но еще вреднее были эти страшные сплетни, которые проникали всюду, колебали авторитет государя и как царя, и как главнокомандующего. К царице появилась общая ненависть. Она не видела не только любви, но и простого уважения. И если это случайно проявлялось, то ценилось и, видимо, доставляло и ей, и всей семье большую радость. Я лично видела, как царица задерживала ежедневно свой автомобиль около домика старого учителя, жившего на краю города и ожидающего у окна проезда царской семьи на прогулку. Царица и царские дочери кланялись ему как родному и улыбались, стараясь взглядами показать, как они ценят его ожидания их проезда. После службы в ставочной церкви ему посылалась просфора (просфора – богослужебный литургический хлеб. – Прим. автора) от государя, а его приемной дочери, девочке лет семи, от наследника. Иногда наследник подходил после службы к девочке и лично передавал ей просфору»[342]342
  т
  Там же.


[Закрыть]
.

В августе 1916 г. в Могилев прибыл посол Англии Д.У. Бьюкенен, чтобы вручить самодержцу знаки Большого Креста ордена Бани – одной из высших наград Британии. Он был не единственным иностранцем, прибывшим в то время в губернский центр. Что характерно, всем иностранцам нравился могилевский климат: ровные зимы и ясное, безоблачное небо летом. По их мнению, здесь можно было бы открыть прекрасный курорт. В то же время их всех без исключения удивляла бедность крестьян. В восторге от Могилевских окрестностей была и царская семья. Императрица даже присмотрела себе имение Дашковка и хотела его купить. Но владелец поместья – старый и богатый помещик Жуковский – воспротивился монаршему желанию и отказался уступить свою собственность.

При Ставке в Могилеве, как и раньше в Барановичах, присутствовали иностранные военные миссии стран – союзников России. Журналистка М.Я. Белевская считала англичан слишком высокомерными. «Вплоть до выезда Ставки в Орел, в Могилеве проживали иностранные военные представители. Кое-кого из них я знала и всех часто видела. Каждый из них был характерен в своем роде, носил отпечаток своего народа и по-своему относился к России и к русским. Военный представитель Англии, генерал Бартельс, грузный старик, мрачный и насупленный, был всегда всем недоволен. Он брюзжал, не переставая и ему все не нравилось: и гостиница, где их поместили, хотя это была лучшая в городе, и стол, хотя из Петербурга был выписан прекрасный повар, и город, и люди. Вообще все. Единственной, кажется, светлой точкой на темном горизонте могилевской жизни для него была маленькая почтовая чиновница Беленькая, и незаметная она почему-то пленила старого генерала. Он с удовольствием ездил с ней на автомобиле за город, дарил конфеты и несколько просветлялся при виде ее. С первого дня знакомства и до отъезда он собирался изучать русский язык, но так и не собрался. Его адъютанты не были столь мрачны. Наоборот, их можно было видеть целый день с кодаками на улицах, и они снимали все, что попадалось под руку: и людей, и собак, и город, и деревни. У меня создалось впечатление, что они ничем другим, кроме фотографии, и не занимаются. Один из них так же нашел свою светлую точку. Это была молоденькая евреечка, очень некрасивая, но веселая и живая, с увлечением хлопавшая вместе с ними кодаком. Эта евреечка, несмотря на протесты семьи, уехала со своим возлюбленным в Англию, и, по слухам, вышла за него там замуж. Вообще же англичане смотрели на всех остальных сверху вниз, считая себя избранным народом»[343]343
  Белевская (Летягина) М.Я. Ставка Верховного главнокомандующего в Могилеве. 1915–1918. Личные воспоминания… С. 25–29.


[Закрыть]
.

Представители Сербии относились к России более восторженно. «Сербы, наоборот, были в каком-то упоении от всего русского: от русской культуры, русских просторов, русских нравов и поровну делили свою любовь между Россией и Сербией. Неудачи России их так же приводили в отчаяние, как и сербские. Сербы были убежденными монархистами и падение у нас монархии их потрясло, им не хотелось верить, что великая монархия окончательно пала. Они были до последней минуты уверены, что все изменится, и что монархия восстановится. По слухам, один из них, Жарко Мичич, желая спасти царскую семью из Екатеринбурга, поехал туда и был якобы там расстрелян большевиками. Впоследствии сербам пришлось познакомиться и с революционными деятелями, но, кроме Савинкова, которого они ставили очень высоко, они относились ко всем отрицательно. О Савинкове они неизменно твердили: „О, вы увидите, ваш Савинков выведет Россию из хаоса!“»[344]344
  Белевская (Летягина) М.Я. Ставка Верховного главнокомандующего в Могилеве. 1915–1918. Личные воспоминания… С. 25–29.


[Закрыть]
.

Остальные были более умеренными: «Французов я не знала. Они как-то незаметно сидели в своей гостинице, и ни один слух о них не проникал в город. Изредка их представителя, кажется генерала Жанена, можно было видеть на вокзале. Маленький блондин, по внешности напоминающий простого русского крестьянина, так не гармонировавшей с представлением о французской нации, он скромно и тихо жил в Ставке. Итальянцы красовались. Они выходили на наши маленькие улицы со специальной целью показать себя. И, действительно, было что посмотреть. Голубые, яркие пелерины, перекинутые через плечо, красивые южные лица, важная осанка, все в них приводило провинциалов в восхищение. Они бывали в театрах, клубах, и не одно женское сердце, постаревшее за эти годы, начинает усиленно биться при воспоминании о их генерале, графе Ромей. Выделялся из всех японец Обата. К японцам вообще русские относились с любопытством. Маленький народ, которого не удалось закидать шапками, всегда вызывал в нас интерес. А Обата был типичный сын своего народа. Он весь жил Японией и ее интересами. И в Ставке его ничто не интересовало, кроме того, как всякое событие может отразиться на интересах его родины. Он не страдал за наши неудачи и не радовался нашим успехам. Он наблюдал. Помню как-то, когда пала Ковна и все мы, русские, опечаленные и притихшие, сидели по своим домам, Обата с каким-то другим офицером-японцем ходил по улицам и громко и весело смеялся. Этот смех меня возмутил, и я, встретясь с ним, свое возмущение ему высказала. Он засуетился, заморгал своими раскосыми глазами и начал извиняться. „Он не хотел обидеть русских. Он громко смеялся со своим другом, так как они только что получили посылки из Японии и были оба обрадованы этим. Они так скучают в России, они уже не могут есть русских кушаний, а в посылках было так много их любимых вещей. Они радовались и пусть русская госпожа простит им их неуместную радость“. Обата старался присмотреться к русской жизни и делать все так, как все. Ему кто-то сказал, что, бывая в гостях, надо давать на чай прислуге, и он, как только горничная открывала дверь и снимала с него пальто, уже совал ей в руку рубль. Если же она не знала, что предстоит столь приятное событие и, сняв пальто, быстро исчезала, он ее искал по дому и вручал ей этот рубль. За обедом он считал нужным делать хозяйке подарки. После первого блюда он вставал, говорил витиеватую речь о русском гостеприимстве и дарил три носовых шелковых платочка; после второго блюда – веер с гейшей; после третьего – какую-нибудь соломенную корзиночку. И все с речами. Он изучал русский язык и просил меня порекомендовать ему русские книги. Я дала ему купринского „Штабс-капитана Рыбникова“. Когда он, читая, наконец, понял, что Рыбников – это японец-шпион, он страшно заволновался, начал бегать по комнате, жестикулируя и что-то говоря на своем гортанном, птичьем языке. Единственный из всех знакомых, с которыми приходилось говорить после революции о событиях, надвинувшихся на Россию, японец Обата предсказал всю тяжесть и продолжительность русской разрухи. Он не сомневался, что России придется очень много вынести, что это будет долго, очень долго, но что все пройдет и Россия снова воскреснет»[345]345
  Белевская (Летягина) М.Я. Ставка Верховного главнокомандующего в Могилеве. 1915–1918. Личные воспоминания… С. 25–29.


[Закрыть]
.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации