Текст книги "«Сухой закон» в России в воспоминаниях современников. 1914-1918 гг."

Г.Е. Распутина пытались устранить и физически. «В 1914 г. некая крестьянка ударила Распутина ножом. Более месяца жизнь его висела на волоске. Вопреки всем ожиданиям „старец“ оправился от страшной ножевой раны. В сентябре он вернулся в Петербург. Поначалу, казалось, его несколько отдалили. Императрица занималась своими госпиталем, мастерскими, санитарным поездом. Близкие ее говорили, что никогда еще она не была так хороша. Распутин не являлся во дворец, не телефонировав предварительно. Это было ново. Все заметили и радовались. Однако же окружали „старца“ лица влиятельные, связавшие с ним собственное преуспеяние. Вскоре он стал еще сильнее, чем прежде. В июле 15-го новый обер-прокурор Синода Самарин доложил императору, что не сможет исполнять свои обязанности, если Распутин будет продолжать помыкать церковными властями. Государь отдал распоряжение о высылке „старца“, однако через месяц тот снова явился в Петербург»[617]617
  Там же.


[Закрыть].

Также против Г.Е. Распутина выступил и российский парламент, в результате чего «старца» ненадолго удалили в Сибирь. «Вслед за церковью восстала Дума. „Я собой пожертвую, я сам убью мерзавца!“ – кричал депутат Пуришкевич. Владимир Николаевич Коковцов, председатель совета министров, отправился к царю и заклинал отослать Распутина в Сибирь. В тот же день Распутин позвонил близкому другу Коковцова. „Друг твой председатель запугивал „папу“, – сказал он. – Наговорил на меня гадостей, да что толку. Папа с Мамой все одно меня любят. Так и скажи своему Николаичу Володьке“. Под давлением Распутина „со товарищи“ в 1914 г. В.Н. Коковцова отстранили от должности председателя совета. Государь тем не менее понял, что общественному мнению следует уступить. Один-единственный раз не внял он мольбам императрицы и выслал Распутина в его деревню в Сибирь. Два года „старец“ появлялся в Петербурге лишь ненадолго, но во дворце по-прежнему плясали под его дудку. Уезжая, он предупредил: „Знаю, что меня хулить будут. Не слушайте никого! Бросите меня – в полгода потеряете и престол, и мальчонку“. К одному приятелю „старца“ попало письмо Папюса императрице, писанное в конце 1915 г., которое кончалось так: „С точки зренья кабалистической Распутин – словно ящик Пандоры. Заключены в нем все грехи, злодеянья и мерзости русского народа. Разбейся сей ящик – содержимое тотчас разлетится по всей России“»[618]618
  Юсупов Ф.Ф. Мемуары. Перед изгнанием. 1887–1919… С. 90–95


[Закрыть].

Однако на насильственные меры никто не отваживался. Роль «ниспровергателя тлетворного влияния» суждено было сыграть человеку, далекому от всякой политики, не занимавшему никаких государственных постов. Князь Ф.Ф. Юсупов в свои 29 лет являлся единственным наследником огромнейшего состояния в России. Молодой князь в феврале 1914 г. стал мужем племянницы Николая II – Ирины Александровны Романовой. План физического уничтожения «отвратительного мужика» сложился у Ф.Ф. Юсупова далеко не сразу, хотя познакомились они в доме у одной из самых преданных почитательниц старца М.Е. Головиной еще в 1909 г. Ф.Ф. Юсупов позднее вспоминал, что уже при первой встрече он ощутил одновременно отвращение и оцепенение при виде этой одиозной личности. Время решений наступило в 1916 г. Ф.Ф. Юсупов со своим близким знакомым князем Дмитрием Павловичем (двоюродный брат Николая II) разработал план: пригласить Г.Е. Распутина в гости, отравить его, а затем вывезти за город и утопить в реке. Местом проведения акции выбрали дворец Юсуповых на набережной Мойки. 19 ноября 1916 г. резкую антираспутинскую речь в Государственной думе произнес В.М. Пуришкевич. Она произвела столь сильное впечатление на Ф.Ф. Юсупова, что он решил привлечь его к заговору. К концу ноября окончательно сложился кружок заговорщиков. В него вошли, кроме Ф.Ф. Юсупова и В.М. Пуришкевича, поручик-фронтовик, лечившийся в Петрограде, С.М. Сухотин, армейский доктор С.С. Лазоверт и великий князь Дмитрий Павлович. Ряд полезных советов дал депутат Государственной думы и адвокат В.А. Маклаков, знаток уголовного права и будущий русский посол в Париже. Он считал, например, что «убийство нужно сделать без шума и оставить против себя как можно меньше улик, убить лучше всего ударом; можно будет потом привезти труп в парк, переехать автомобилем и симулировать несчастье»[619]619
  Маклаков В.А. Некоторые дополнения к воспоминаниям Пуришкевича и князя Юсупова об убийстве Распутина // Современные записки (Париж). 1928. Кн. 34. С. 271–272.


[Закрыть].

Г.Е. Распутин был убит в ночь на 17 декабря 1916 г. Для того чтобы заманить его к себе во дворец, Ф.Ф. Юсупову пришлось прибегнуть к неотразимому аргументу: его жена красавица Ирина ищет встречи с ним. «Распутину давно хотелось познакомиться с моей женой, – писал Ф.Ф. Юсупов. – И, думая, что она в Петербурге, а родители мои в Крыму, он сказал, что с удовольствием приедет. Жены моей в Петербурге еще не было – она находилась в Крыму, с моими родителями, но мне казалось, что Распутин охотнее согласится ко мне приехать, если он этого знать не будет»[620]620
  Юсупов Ф.Ф. Конец Распутина. Париж, 1927. С. 51.


[Закрыть]. Ссылаясь на общеизвестную неприязнь родни, князь просил Г.Е. Распутина сохранить этот визит в тайне, на что тот сразу же согласился. Для приема долгожданного посетителя во дворце была подготовлена подвальная комната. Оказавшись в подвале один на один со своей жертвой, Ф.Ф. Юсупов предложил Г.Е. Распутину отравленных пирожных. Г.Е. Распутин отказался. Затем, передумав, жадно съел два из них. Ф.Ф. Юсупов наблюдал, ожидая увидеть его корчащимся в агонии, но ничего не происходило. Затем Г.Е. Распутин попросил мадеры, которая также была отравлена. Он выпил залпом два бокала, но все было безрезультатно. Улучив минуту, Ф.Ф. Юсупов поднялся к соучастникам покушения. Услышав, что яд на старца не действует, они запаниковали. Наконец опытный В.М. Пуришкевич заявил, что Г.Е. Распутину нельзя дать уйти полумертвым. Переборов себя Ф.Ф. Юсупов вызвался добровольно вернуться в подвал и завершить убийство. Держа браунинг Дмитрия за спиной, он вернулся и застал Г.Е. Распутина сидящим. Ф.Ф. Юсупов выстрелил. Пуля вошла в спину. С пронзительным криком Г.Е. Распутин повалился навзничь на белую медвежью шкуру. После выстрела в комнату ворвались друзья-заговорщики. Осмотрев рану, сделали заключение, что «пуля прошла навылет в области сердца», и констатировали, что он мертв. Радость была велика. Заперев дверь, все поднялись наверх, где шумно и весело стали праздновать победу и обсуждать план ликвидации трупа. Через некоторое время Ф.Ф. Юсупов решил вернуться к своей жертве. Князь остановился около убитого и стал на него смотреть.

Вдруг лицо Г.Е. Распутина дернулось, и левый глаз, дрожа, открылся. Через несколько секунд правый глаз также открылся. Неожиданно Г.Е. Распутин, с пеной у рта, вскочил на ноги, схватил убийцу за горло и сорвал погон с его плеча. В ужасе Ф.Ф. Юсупов вырвался и побежал по лестнице наверх. За ним, карабкаясь на четвереньках и рыча от ярости, полз Г.Е. Распутин. В.М. Пуришкевич, стоя наверху, услышал «дикий, нечеловеческий крик». Это был Ф.Ф. Юсупов: «Пуришкевич! Стреляйте, стреляйте! Он жив! Он удирает!». В.М. Пуришкевич выбежал на лестницу и почти столкнулся с обезумевшим Ф.Ф. Юсуповым. В.М. Пуришкевич стремительно бросился во двор. Ему удалось подстрелить Г.Е. Распутина около юсуповского дворца. У распростертого временщика вновь появился Ф.Ф. Юсупов и в истерике ударил окровавленного человека резиновой дубинкой. Когда, наконец, тело затихло на окровавленном снегу, его завернули в синюю штору, обмотали веревкой и отвезли к Неве, где В.М. Пуришкевич и С.С. Лазоверт опустили его в прорубь. Через три дня, когда труп был найден, оказалось, что его легкие полны воды, Г.Е. Распутин, отравленный ядом, простреленный пулями, утонул[621]621
  Мусский И.А. 100 великих заговоров и переворотов. М.: Вече, 2009. С. 131.


[Закрыть].

Сразу после Февральской революции 1917 г. труп Г.Е. Распутина сожгли. Временное правительство находилось у власти к тому времени всего три недели. Старый полицейский аппарат был уничтожен в ходе революции, а новый еще не создан. К тому же правительство боялось взять на себя всю ответственность и старалось вести дело тайно. Журналисты, приближенные к А.Ф. Керенскому, таким образом, стали идеальными кандидатурами для проведения тайной операции. Газетчики с жаром принялись за поиск могилы старца, понимая, что могут стать авторами сенсации и даже некоторым образом войти в историю. Они стали рассуждать логически. Бывшая императрица Александра Федоровна практически не выезжала из своей резиденции – Александровского дворца в Царском Селе. Видимо там и стоит искать могилу старца. 8 марта журналисты Лаганский и Суворин приехали в Царское Село. Уже первый поверхностный опрос случайных прохожих принес удачу. Офицер местного гарнизона капитан Климов признался журналистам, что солдат его батареи с декабря 1916 г. назначают в таинственный караул, в глухое место Александровского парка. 7 марта 1917 г. Лаганский вместе с капитаном и десятком солдат направились в парк и обнаружили там небольшую деревянную часовню. Вскрыв деревянный сруб, солдаты обнаружили полузакопанный свинцовый гроб. В нем находился забальзамированный труп мужчины в красной рубахе, с большой окладистой бородой. На теле имелись следы пулевых ранений. То, что это был труп Г.Е. Распутина, также подтверждала обнаруженная икона с подписями императрицы, ее дочерей и фрейлины А.А. Вырубовой.

Весть о том, что в Александровском парке найдена могила Г.Е. Распутина, тут же разлетелась по Царскому Селу. Солдаты гарнизона и многочисленные зеваки валом повалили к месту захоронения. Стихийно возник митинг, обстановка стала накаляться, что никак не входило в планы Временного правительства. И в этот момент на сцене появляется еще одно действующее лицо – репортер газеты «Петроградский листок» Ф.П. Купчинский, который прибыл в Царское Село с мандатом уполномоченного Государственной думы. Он уже имел указания Временного правительства об уничтожении трупа. Посовещавшись, журналистская «тройка» в составе Купчинского, Суворина и Лаганского стала действовать решительно. Им стали помогать офицеры комендатуры и начальник станции. Был составлен протокол следующего содержания: «9 марта 1917 г. Царское Село. Мы, нижеподписавшиеся, сего 9-го марта были свидетелями того, как уполномоченный Государственной думы Ф.П. Купчинский в нашем присутствии перегрузил заключенное в гроб тело Григория Распутина (Новых) с товарного вагона на автомобильную платформу для перевозки в Петроград. Обязуемся настоящий акт держать от широких масс в тайне. Подписали: Уполномоченный Государственной думы Ф. Купчинский. Комендант станции Царское Село прапорщик Скрябин. Свидетели: А. Суворин. Начальник гарнизона полковник Кобылинский. Прапорщик Бавтадзе П.»[622]622
  Купчинский Ф.П. Я сжег Григория Распутина. СПб., 2001. С. 2.


[Закрыть].

Гроб с Г.Е. Распутиным на грузовом автомобиле отвезли в Петроград. Официально было объявлено, что перезахоронение будет произведено на Волковом кладбище. Один день гроб простоял в здании Конюшенного ведомства. Дальше Ф.П. Купчинский решил действовать в одиночку и отпустил Суворина с Лаганским. Они были людьми эмоциональными и могли испортить все дело. Ф.П. Купчинский снарядил небольшой отряд и вечером 10 марта 1917 г. на двух автомобилях выехал на северо-восточную окраину Петрограда. Предполагалось ночью найти укромное место в лесу, разложить костер и на нем сжечь труп Г.Е. Распутина. Однако тщательно разработанный план дал сбой. По дороге на станцию Пискаревка снег становился все глубже и глубже. Грузовик едва двигался и, наконец, зарылся в сугробах. Сопровождавших солдат в ночном лесу охватила легкая паника. Даже мертвый Г.Е. Распутин внушал им суеверный страх. Тогда Ф.П. Купчинский на легковом автомобиле направился в находившийся неподалеку Политехнический институт. Там он предъявил документы и потребовал помощи. Репортеру выделили шесть студентов-милиционеров и еще один грузовик. С помощью студентов удалось развести костер в роще около шоссе и водрузить на него тело Г.Е. Распутина. Через четыре часа все было кончено.

Как описывает события газета «Утро России», события развивались следующим образом: «Вечером гроб с Распутиным был перевезен на станцию и поставлен в вагон, который был запечатан… В Царское пришло с фронта несколько автомобилей и грузовик с частями машин. Когда Царское Село уснуло, вагон был распечатан, гроб с трупом поставлен на грузовик, который двинулся в Петроград. Никто во всей колонне, кроме шофера грузовика и тех, кому было поручено прикончить с распутинской историей, не был посвящен в тайну грузовика. На рассвете прибыли в Петроград, и все автомобили помещены в гараже придворного ведомства, что на Конюшенной площади. Там гроб простоял весь день до ночи рядом с придворными свадебными каретами. Ночью грузовик в предшествии легкого автомобиля отправился на Выборгское шоссе. Решено было закопать гроб в стороне от дороги, сравнять землей и покрыть снегом. Лопаты и кирки были приготовлены заранее. Процедуру эту должны были проделать все участвовавшие, а именно: три лакея придворного ведомства, два шофера и три лица, которым все это поручено. Однако случилось не так как рассчитывали: везде бездорожье… Автомобили застряли в сугробах, не было никакой возможности наличными силами вытащить их. Тогда было решено снять гроб. Унести его подальше и покрыть снегом, а утром явиться снова, отогреть землю и вырыть могилу. Тем временем подозрительные автомобили обратили на себя внимание дежурных милиционеров и была поднята тревога. Студенты-милиционеры потребовали предъявления „пропуска“. Все оказалось в порядке, но милиционеры не успокоились на этом: уж больно все было необычайно. Дело происходило на полудороге между Лесным и Пискаревской. Скоро подоспели конные милиционеры. Помогли легковому автомобилю выбраться на дорогу и, решив грузовик оставить в поле до утра, предложили всем участникам отправиться к коменданту. Какой переполох был поднят в Лесном, видно из того, что при въезде в Лесное, были устроены баррикады, чтобы автомобиль… не смог скрыться. Приехали к коменданту, разбудили его, вынуждены были рассказать правду и стали держать совет. На совете решено было: труп Распутина сжечь. Быстро собрали всех милиционеров и двинулись к оставленному в поле гробу. Местность была оцеплена. Нашли массу дров. Разложили огромный костер. Труп Распутина вынули из гроба. Он оказался набальзамированным и, по уверению одного из очевидцев, лицо Распутина было нарумянено. Труп и костер были обильно политы бензином и подожжены. Это было часов в пять утра, и только через несколько часов сожжение было окончено. Уцелевшие кости решено было уничтожить другим путем, не погребая, металлический гроб решено было расплавить, – от Распутина не осталось ничего… кроме тяжелого воспоминания. Пепел рассеян по полю и засыпан снегом»[623]623
  Сожжение Распутина//Утро России. 1917. 16 марта


[Закрыть].

Ф.П. Купчинский вернулся в Политехнический институт и в караульном помещении составил официальный акт: «Лесное. 10–11 марта 1917 г. Акт о сожжении трупа Григория Распутина. Мы, нижеподписавшиеся, между 3-я и 7-ю часами в ночь 10–11 сего марта совместными силами сожгли тело Григория Распутина, привезенного на автомобиле уполномоченным Временного комитета Государственной думы Филиппом Петровичем Купчинским в присутствии представителя от градоначальника г. Петрограда. Самое сожжение имело место около большой дороги из Лесного в деревню Пискаревку при абсолютном отсутствии других свидетелей, кроме нас, ниже руки свои приложивших. Ф. Купчинский, представитель от градоначальника, ротмистр 16-го Уланского Новоархангельского полка Когадеев, студенты Политехнического института, милиционеры: С. Богачев, И. Моклович, Р. Фишер, М. Шабашов, В. Владыков, Лихвицкий. Акт был составлен в моем присутствии и подписи подписавших удостоверяю. Дежурный по караулам прапорщик Парвов»[624]624
  Купчинский Ф.П. Я сжег Григория Распутина… С. 7.


[Закрыть].

Французский посол М.Ж. Палеолог оставил в своем дневнике запись о сожжении трупа Г.Е. Распутина: «Вчера вечером гроб Распутина был тайно перенесен из царскосельской часовни в Парголовский лес, в пятнадцати верстах от Петрограда. Там на прогалине несколько солдат под командой саперного офицера соорудили большой костер из сосновых ветвей. Отбив крышку гроба, они палками вытащили труп, так как не решались коснуться его руками, вследствие его разложения и не без труда втащили его на костер. Затем, все полили керосином и зажгли. Сожжение продолжалось больше шести часов, вплоть до зари. Несмотря на ледяной ветер, на томительную длительность операции, несмотря на клубы едкого, зловонного дыма, исходившего от костра, несколько сот мужиков всю ночь толпами стояли вокруг костра, боязливые, неподвижные, с оцепенением растерянности наблюдая святотатственное пламя, медленно пожиравшее мученика „старца“, друга царя и царицы, „божьего человека“. Когда пламя сделало свое дело, солдаты собрали пепел и погребли его под снегом»[625]625
  Палеолог М.Ж. Россия накануне революции. Москва – Петроград: гос. изд-во, 1923. С. 171.


[Закрыть].

Г.Е. Распутин сыграл роковую роль в судьбе последнего русского царя из династии Романовых – Николая II, который не обладал талантом государственного деятеля. Хуже всего, что у него не было интереса к политике и государственным делам. Это был типичный человек не на своем месте. Отсутствие политической воли делало его слабым и бездарным правителем. Таким людям нужны те, кто наставлял бы их, давал советы, помогал обрести душевное равновесие и уверовать в себя. Г.Е. Распутин воспользовался мистицизмом царя, который появился из-за того, что Николай II плохо разбирался в окружавшей его действительности и не знал, что делать, чтобы противостоять угрожающим ему вызовам со стороны враждебных сил. Получив духовный контроль над царской семьей (в основном через царицу Александру Федоровну), Г.Е. Распутин стал использовать его во благо себе, игнорируя интересы страны и российского общества, что, в свою очередь, вызвало ответную ненависть. Легендарными стали ресторанные кутежи «святого старца», что особенно негативно воспринималось в период «сухого закона». Так, владелец ресторана «Вилла Родэ» даже построил для попоек Г.Е. Распутина специальный дом. Все это в конечном итоге подорвало доверие населения к царю и способствовало свержению монархии в России.

4.4. Питейная политика в годы Первой мировой войны в странах Антанты и Четверного союза

Введение «сухого закона» в России в начале Первой мировой войны вызвало противоречивую реакцию со стороны иностранных государств. Министр финансов П.Л. Барк отметил по этому поводу следующее: «22 августа (4 сентября) последовало краткое правительственное сообщение о том, что казенные винные лавки и питейные заведения будут оставлены закрытыми не только в течение мобилизации, но на все время военных действий. Этим скромным сообщением ограничилось правительство, осуществившее в действительности необычайную реформу всего бюджета, на которую до этого времени не хватало смелости ни у одного русского министра финансов и о которой лучшие умы Запада могли лишь мечтать, не располагая силами и средствами для проведения ее в жизнь. Вскоре, в сентябре 1914 г., государь, отвечая на телеграмму почетного председателя Общества трезвости, великого князя Константина Константиновича, упомянул, что он предрешил запретить навсегда продажу водки. Решение, принятое государем в области питейного дела, произвело ошеломляющее впечатление за границей. Вначале многие не хотели верить появившимся в печати сведениям, что Россия, во время тягчайшей войны, требующей напряжения всех финансовых сил, отказалась от главного источника своего бюджета и что русское правительство, по повелению монарха, решило пожертвовать огромными питейными поступлениями во имя утверждения в народе трезвости и подъема народного благосостояния. Когда же сведения, по проверке, оказались правильными, вопрос этот стал горячо обсуждаться в печати всех стран, и по нему образовалась целая литература. Многие заграничные органы посылали специальных корреспондентов в Россию для ближайшего ознакомления на месте со всеми обстоятельствами, вызвавшими принятое решение, и с последствиями проведенных в жизнь мероприятий. Из самых отдаленных частей света как, например, из Австралии, стали поступать ко мне запросы, действительно ли мне удалось осуществить на деле закрытие питейных заведений и в какой мере это отразилось на жизни и благосостоянии народа. Особенный интерес к этому вопросу проявили общественные круги Соединенных Штатов и государственные деятели в Англии. Во время моих трех поездок в Париж и Лондон, в течение 1915 г. и 1916 г., мне приходилось давать подробные ответы на целый ряд вопросов, которые мне задавались журналистами, общественными деятелями и членами правительств союзных и нейтральных стран по поводу осуществления у нас питейной реформы. Даже в тех государствах, которые сами имели богатый опыт в деле борьбы с алкоголизмом и где строжайшими мерами, направленными к сокращению потребления вина, были достигнуты огромные результаты по искоренению пьянства, интерес к нашей реформе был очень велик. Так, например, при проезде моем через Норвегию, во время краткой остановки в Христиании, один местный журналист имел со мной продолжительную беседу на эту тему и просил разрешения изложить ее с большой подробностью в своей газете»[626]626
  Барк П.Л. Воспоминания… С. 81–83.


[Закрыть].

Было и другое отношение к «сухому закону» в России. «В Англии Ллойд Джорж высказал мне свое восхищение по поводу проведенной нами меры и искренне сожалел, что влиятельные круги в парламенте очень заинтересованы в поддержании винокуренной промышленности, вследствие чего он не имеет никакой надежды провести через Палату общин какие-либо решительные мероприятия для сокращения потребления спиртных напитков и может лишь ограничиться самыми скромными попытками в деле борьбы с этим губительным народным злом. В своей речи в Палате общин Ллойд Джорж выразил свое восхищение нашим усилием в следующих выражениях: „Одним росчерком пера Россия в начале войны необычайно увеличила свои ресурсы, прекратив продажу спиртных напитков. Трудно себе представить, что благодаря этому она увеличила свою продуктивность на 30 и даже на 50 процентов, как будто бы прибавился целый миллион рабочих рук к ранее существовавшим и это без увеличения расходов на их содержание. Каковы бы ни были разрушения в стране в связи с войною, Россия более чем предупредила урон от них актом национального героизма и жертвенности“. Другой выдающийся государственный деятель, лорд Рэдинг, в то время министр юстиции (впоследствии вице-король Индии), поздравил меня с успехом и сказал мне, что в Англии благородный почин России произвел большое впечатление и король Георг V захотел показать личный пример в воздержании от крепких напитков, отказавшись от их потребления при дворе на время военных действий; этот красивый жест, однако, нашел мало подражателей в стране и, по его, лорда Рэдинга, мнению, едва ли в Англии возможны какие-либо радикальные меры по борьбе с пьянством. В стане наших противников коренная реформа нашего бюджета произвела, конечно, обратное действие страшного недовольства. Еще до войны мне неоднократно приходилось видеть в различных немецких юмористических журналах крайне оскорбительные для русского самолюбия изображения нашего „пьяного бюджета“. Русский мужик непристойного вида с бутылкой водки в руке – вот было обычное изображение государственного и народного хозяйства России. На этой бутылке водки, совращающей и управляемых, и управителей, основывалась, между прочим, главная надежда германцев на быстрое окончание войны на Восточном фронте. Быстрота нашей мобилизации, блестяще проведенной отчасти благодаря запрещению продажи водки, явилась для них откровением, а засим решение правительства не возобновлять продажу крепких напитков лишало их надежды на дезорганизацию русских рядов алкогольным ядом. Германская пресса не могла скрыть своего негодования по поводу принятых в России мероприятий, разбивавших германские иллюзии, и в разных органах появились самые нелепые статьи с критикой по адресу русского министра финансов. Эти нападки в корне противоречили предыдущим (еще в мирное время) осуждениям нашего пьяного бюджета и ставили германскую прессу в щекотливое положение, явно обнаруживая озлобление немцев оттого, что их расчет на пьянство во время мобилизации и в дальнейшем во время военных действии не оправдался»[627]627
  Барк П.Л. Воспоминания… С. 81–83.


[Закрыть].

Военный корреспондент и публицист И.Г. Эренбург встретил начало Первой мировой войны во Франции. «Это было второго августа в день объявления войны. Пробираясь из Голландии в Париж, я должен был пешком перейти французскую границу. Светало. Мы шли полями, меж золотой тяжелой пшеницы. Пели жаворонки. Мои спутники, призванные мобилизацией французы… Солдаты запели „Марсельезу“. Начались баснословные рассказы о первых битвах, о тысячах убитых, то испуганные, то хвастливые. Навстречу прошли беженцы-немцы с ребятишками, с узлами, спешившие убежать из Франции… В последний раз я оглянулся назад на белую дорогу, наклоняющиеся к земле хлеба, на далекий дымок деревушки. Я не знал тогда, что через несколько дней снаряды сожгут эту ферму и конница вытопчет эти поля… В нашем „Телятнике“ жарко. Человек тридцать зуавов (зуав по-алжирски – стрелок, легкие пехотинцы в необычной яркой униформе, которых набирали из неблагополучных слоев общества и бросали в самое пекло сражений. – Прим. автора). Они все время пьют красное вино. Каждые четверть часа навстречу нам ползет воинский поезд – солдаты, высунувшись из вагонов, что-то кричат. На станциях толпы уезжающих. Проводы. Нашим зуавам подают все новые бутылки. Мы ползем тихо, и паровоз заунывно стонет. На перронах, на насыпях, у шлагбаумов стоят заплаканные женщины и машут платочками. Кто-то написал мелом на нашем вагоне: «Train de plaisir pour Berlin» («Веселый поезд до Берлина». -Прим. автора), но никому не весело. Пьют и поют: „Мариетта, Мариетта“… Ошалевшие от вина, от жары, от крика, не знают, не думают, не помнят. Война? Берлин? Смерть?.. Чорт возьми, еще литр! Только бы не думать. „Мариетта! Маленькая Мариетта!“…А злое, беспощадное солнце льет тяжелый зной. В Париже смятение. Весь город на вокзалах. Бумажные флаги и бравурные песни, и шутки через силу, и слезы. Закрыты магазины. В восемь запирают кафе. Кто еще может торговать, работать, веселиться? Вот плачет старушка мать: „Обоих, обоих…“»[628]628
  Эренбург И.Г. Лик войны… С. 24–25.


[Закрыть].

По сведениям И.Г. Эренбурга, от войны во Франции пострадало очень много населенных пунктов и их жителей, но часть людей к этому приспособилась и более или менее сносно жила даже в прифронтовой полосе. «Альберт. Вернее то, что было год тому назад Альбертом. Развалины домов, лавок, церквей. Напротив собора кабачок „Lion d’Or“ («Золотой лев». – Прим. автора) – красный двухэтажный дом. Верхний этаж сбит снарядом. Внутри кровати хозяйки и четырех ребят. Когда начинается обстрел, вся семья переселяется в погреб. Я пью скверное кислое винцо и беседую с хозяйкой. „Как живете, madameT'. „Да разве это жизнь, monsieur?'. „За это вино я заплатила сто шестьдесят франков гектолитр. И вы хотите, чтобы я жила? И еще надо достать его. На прошлой неделе я привезла из Амьена две бочки и под такой огонь попала“. Мог весь товар пропасть. „А как с обстрелом?“. Хозяйка зевает, голос ее становится вялым. „С обстрелом? Да, конечно, это очень неприятно. Вы видели изменение в нашем доме. Но, с другой стороны, я не могу пожаловаться: теперь фронт ближе, и посетителей больше. За день торгую на двести, а то на триста франков. Хотите еще стакан?“. У нее лицо самой обыкновенной крестьянки, с наивными, слегка коровьими глазами. Она алчная „спекулянтка“ – следует негодовать. Перед ее храбростью следует преклониться. Она любит самое ничтожное в мире – стофранковые бумажки. Она радуется тому, что немцы продвинулись вперед – бойчее идет торговля. Она боится за вино и за деньги, но не думает ни о себе, ни о детях. Ее можно презирать, и все же она победила смерть»[629]629
  Эренбург И.Г. Лик войны… С. 51–52.


[Закрыть].

Что же говорить о городах в прифронтовой полосе? «Марселю война принесла не снаряды, но золото. Он обратился в огромный постоялый двор. Видны только невольные гости: негры, арабы, англичане, малайцы, сербы, индусы, аннамиты, русские. В трамваях, на вокзалах – объявления на семи языках. Впрочем, все понимают друг друга, разговаривая руками. Я приехал ночью и с трудом отыскал комнату. Все частные дома обратились в гостиницы. Хозяйка спокойно, деловито объявила: „Комната – пять франков. Если хотите подушку – еще двадцать су. Если хотите, чтобы я спала с вами – еще луи. Это обыкновенная добродетельная мещанка. Но „теперь война“ – все зарабатывают, не она одна. С мадагаскарцами или с тонкинцами – не все ли равно? Прохожу по улицам… Я никогда не видел города, где бы столько торговали. Магазины, лавки, палатки, лотки. Торгуют снедью и драгоценностями, щитами, „предохраняющими от пуль“, и непристойными карточками. Торгуют все, кто умеет считать монеты. В каждом доме ресторан, или бар, или притон»[630]630
  Там же. С. 103–104.


[Закрыть].

Что же касается той территории Франции, на которой не было военных действий, то, по отзывам российской печати, на ней продолжали функционировать фешенебельные рестораны. «Самым модным и самым дорогим, а также и самым популярным из числа французских курортов считается Aix les Bains. Прелестный курорт этот расположен в южной Франции, в департаменте Haute Savoy, на берегу озера Bourget. В Aix les Bains едут и настоящие больные, и те, которые хотят весело и интересно провести несколько летних недель. Великолепные комфортабельные отели, чудные места для гуляний, два шикарных казино – могут вполне удовлетворить самого требовательного посетителя этого курорта. „Grand Casino“ посещается более солидной, великосветской публикой, в то время как второе казино „Villa des Fleurs“ собирает в стенах своих веселую молодежь, ищущую развлечения в стиле „modern“ (современность). И здесь, и там ежегодно устраиваются концерты с участием лучших артистических сил Франции, и здесь, и там танцуют, играют и поют, едят и пьют, одним словом, веселятся, как только можно веселиться. На несколько летних месяцев переносится в Aix великосветский Париж со всем своим шумом и весельем. Первоклассным отелем… считается Splendid-Hotel; там баснословно дорогие цены; в этом отеле живут преимущественно американцы и англичане. С не меньшим почти комфортом устроены также Grand Hotel d’ Aix, Hotel de I Europe и другие. Комнату в 15–20 франков в день можно получить в прекрасном отеле Du Mont-Blanc или Villa Dayand. В самом дешевом пансионе приходится платить от 10 до 12 франков в день»[631]631
  Ман. Рестораны в курортах Франции // Ресторанное дело. 1914. № 9. С. 9.


[Закрыть].

В январе 1915 г. в российской периодической печати появилось короткое сообщение, о запрещении абсента во Франции: «Телеграфные известия из Парижа гласят, что декретом правительства Франции воспрещена на все время войны продажа таких сильноалкогольных напитков, как абсент и т. п. Торговли остальными, более слабыми по алкоголю, напитками декрет совершенно не коснулся»[632]632
  Рефлектор. Декрет о трезвости // Ресторанное дело. 1915. № 1. С. 8.


[Закрыть]. Французское правительство считало, что его распитие ослабляет население и волю к победе. Этот напиток называли «зеленой феей» или «дьяволом в бутылке». Французское название происходит от греческого слова absinthe, которым греки обозначали не столько опьяняющий напиток, сколько лекарственное средство, производящееся путем вымачивания листьев полыни в вине или спирте. Гиппократ прописывал эту настойку при менструальных болях, анемии, ревматизме и желтухе. О лечебных свойствах полыни упоминают древние тексты, относящиеся к 1500 году до н. э., например, древнеегипетский папирус Эберса (1550 г. до н. э.).