Текст книги "«Сухой закон» в России в воспоминаниях современников. 1914-1918 гг."

К Рождеству 1915 г. братания возобновились, подчас не ограничиваясь разовыми встречами. Сообщения об этом поступали начальнику штаба главнокомандующего армиями Северного фронта М.Д. Бонч-Бруевичу. В форте Франц на Западной Двине стрелки 4-го батальона 55-го пехотного Сибирского полка следовали правилу «не тронь меня, и я тебя не трону». С ведома командира полка они вместо разведки буквально ходили в гости к немцам. Те не оставались в долгу, принося солдатам с собой коньяк, папиросы, шоколад. Отдельно угощения полагались русским военврачам. Враги сменялись в караулах по договоренности, и даже обменивались пленными вместо опасных вылазок за «языками». Перемирие у форта Франц отличалось длительностью. Его начали еще воины 53-го Сибирского стрелкового полка, стоявшие на этой позиции ранее. Поначалу командование намеревалось пресечь вопиющие нарушения дисциплины. Но обстоятельства, повлекшие их, были сильнее. Реалии войны являлись равно тяжкими для солдат обеих армий, и братания в них оказывались своеобразной формой эскапизма. Однако такая идиллия не могла продолжаться вечно, разлагающе сказываясь на дисциплине. Да и немецкие войска отнюдь не были пацифистами. Когда в мае 1916 г. они заняли форт Франц, более 70 русских солдат сдались в плен[416]416
  Бахурин Б. Была ли русская армия здорова до 1917 г.? URL: http://actualhistory.ru/ russ army before l 917.


[Закрыть].

Массовое распространение братание получило в конце 1916 г. и особенно в 1917 г. Военный историк-эмигрант А.А. Керсновский приводит следующие цифры: из 220 стоявших на фронте русских дивизий браталось 165, причем 38 из них обещали противнику не наступать! Из воспоминаний солдата-фронтовика П.А. Карнаухова о случаях братания с противником накануне Февральской революции: «На фронте [Юго-Западном] зимой 1916 г. было спокойно. На передовой линии случалось, что солдаты, видя противника, уже не стреляли. Тем же отвечали и австрийцы. Иногда австрийцы кричали: „Пане! Кончайте войну!“. И звали к себе русских, а русские – австрийцев. У нас еще с октября 1916 г. на нашем участке началось братание с неприятелем, за что, конечно, немало влетало от офицерства, а в январе братание у нас уже стало обычным явлением. Доходило до того, что наши солдаты обменивались разными вещами, давая хлеб, сахар и получая ножичек, бритву»[417]417
  История Гражданской войны в СССР. М.: ОГИЗ, 1935. Т. ЕС. 39–40.


[Закрыть].

Как известно, в армиях Германии и особенно Австро-Венгрии служило огромное количество солдат славянского происхождения – поляки, чехи, словаки, украинцы и др. В своей массе они не видели в русских солдатах врагов. Нередки были среди солдат-славян и массовые сдачи в русский плен. Такие настроения подогревало и то, что царское правительство одной из главных целей Первой мировой войны провозгласило освобождение славянских народов от австро-венгерского и германского порабощения. Этой причиной объясняется то, что на Кавказском фронте не было братаний русских солдат с турецкими.

Главнокомандующий армиями Юго-Западного фронта генерал от кавалерии А.А. Брусилов в приказе № 643 от 18 апреля 1916 г. не только сделал упор на том, что братание является наиболее злостной формой нарушения воинской дисциплины, но и указал на, так сказать, нерыцарское поведение со стороны командования противника. В приказе особо обращалось внимание на то, что «враг еще раз, как и следовало ожидать, проявил присущее ему вероломство, а в поведении некоторых, к сожалению, наших офицеров и стрелков сказалась недопустимая праздничная распущенность и проглянули славянская незлобивость, беспечность и добродушие, совершенно неуместное в боевой обстановке… Некоторые прапорщики, лишенные должного руководства, растерялись, допустили ряд крупных упущений, чем дали возможность противнику безнаказанно увести наших пленных». Любопытно, что в том же приказе говорилось, что «командующему 4-й стрелковой дивизией, генерал-майору Деникину за отсутствие должного руководства и требовательности объявляю выговор»[418]418
  Цит. по: Бондаренко В.В. Герои Первой мировой войны. М.: Молодая гвардия, 2013. С. 75.


[Закрыть].

Весной 1917 г., после Февральской революции, германское военное руководство приняло важное политическое решение. Оно организовало братание в дни Пасхи. Об этом заранее оповещали листовки на русском языке, их перебрасывали с помощью воздушных шаров и специальных «пропагандистских мин». Создавались специальные «братальные команды», в которые включались переводчики, пропагандисты, разведчики и специально отобранные солдаты – остальным немецким военнослужащим брататься запрещалось. Уже во времена Временного правительства и большевистской пропаганды по поводу братания, после выхода Приказа № 1, восточный фронт представлял собой странную картину. Российские солдаты общались с немцами и австрийцами, вместе удили рыбу, ходили в гости, митинговали и, разумеется, выпивали: германское и австро-венгерское командование заготовило изрядные запасы спиртного.

После Октябрьской революции Совет народных комиссаров 8 ноября 1917 г. направил телеграмму исполняющему обязанности Верховного главнокомандующего российской армии генералу Н.Н. Духонину с приказом вступить в переговоры с командованием войсками противника о перемирии. На следующий день у главковерха состоялся телефонный разговор с В.П. Лениным, Н.В. Сталиным и членом комиссариата по военным и морским делам Н.В. Крыленко на ту же тему. Н.Н. Духонин ответил отказом на требование немедленно начать переговоры, сославшись на то, что Ставка не может вести подобные переговоры, входящие в компетенцию центральной власти, после чего ему было объявлено, что он увольняется с поста и. о. главковерха и что на должность главнокомандующего назначается прапорщик Н.В. Крыленко, но он, Н.Н. Духонин, должен продолжать исполнять свои прежние обязанности до приезда в ставку нового главковерха.

Н.В. Крыленко прибыл в Могилев, в Ставку, со свитой и вооруженным отрядом 20 ноября 1917 г. Днем раньше генерал Н.Н. Духонин распорядился освободить из расположенной поблизости от Ставки Быховской тюрьмы арестованных по приказу А.Ф. Керенского генералов Л.Г. Корнилова, А.И. Деникина, А.С. Лукомского и их соузников. Н.В. Крыленко объявил Н.Н. Духонину, что он будет доставлен в Петроград, в распоряжение правительства, после чего генерал был отведен в вагон нового главковерха. Но после освобождения быховских узников среди солдат, охранявших Ставку, пронесся слух, что Л.Г. Корнилов уже ведет в Могилев верный ему полк, чтобы захватить ставку и продолжить войну. Подстегиваемые слухами солдаты ворвались в вагон Крыленко, вывели оттуда его предшественника, в то время как сам Н.В. Крыленко то ли пытался, то ли не пытался им помешать, и учинили зверскую расправу над своим вчерашним главковерхом: вначале в него выстрелили, а потом добивали его. Н.В. Крыленко доложил о расправе над Н.Н. Духониным Л.Д. Троцкому, а тот нашел нецелесообразным возбуждать в связи с этим инцидентом следствие, чтобы не раздражать революционных солдат и матросов.

Сепаратные переговоры начались в день убийства генерала Н.Н. Духонина. В Брест-Литовск, где находилась Ставка германского командования на Восточном фронте, прибыла советская делегация во главе с А.А. Иоффе. В ее состав входили Л.Б. Каменев, самый влиятельный политический деятель из участников переговоров, а также Г.Я. Сокольников, левые эсеры А.А. Биценко и С.Д. Масловский-Мстиславский и в качестве консультантов представители армии: генерал-квартирмейстер при Верховном главнокомандующем генерал В.Е. Скалой, генералы Ю.Н. Данилов, А.И. Андогский, А.А. Самойло, контр-адмирал В.М. Альтфатер и еще три офицера, секретарь делегации большевик Л.М. Карахан, которому подчинялись переводчики и технические сотрудники. Оригинальная черта в формировании этой делегации заключалась в том, что в нее включили представителей нижних чинов и простого народа – матроса Ф.В. Олича, солдата Н.К. Белякова, прапорщика флота К.Я. Зедина, рабочего П.А. Обухова, а также калужского крестьянина Р.П. Сташкова. В Брест-Литовске находились уже делегации союзников Германии: Австро-Венгрии, Османской империи и Болгарии. Делегацию Германии возглавлял статс-секретарь министерства иностранных дел Р. фон Кюльман, Австро-Венгрии – министр иностранных дел граф О. Чернин, Болгарии – министр юстиции Д.И. Попов, Турции – великий визирь Талаат-бей.

Переговоры начались с заявления большевиков о «демократических условиях мира» (без всяких территориальных аннексий и денежных контрибуций) с самоопределением народов на основе свободного референдума. Только спустя две недели страны Четверного союза (блок, в который входили противники Антанты) смогли дать свой ответ. Германский кайзер, австро-венгерский император, османский султан и болгарский царь присоединились к идее большевиков о всеобщем справедливом мире. Только болгары долго требовали, чтобы присоединение к их царству сербских и румынских земель аннексией «не считалось». А еще турки хотели, чтобы русские вывели свои войска с Кавказа, но на это не согласились… немцы. Ведь тогда бы им тоже пришлось уйти из Беларуси, Украины и Прибалтики. Австро-венгры же были готовы выпутаться из губительной для них войны любой ценой – не только без аннексий, но даже через сепаратный мир с В.И. Лениным. В революционном же Петрограде это все расценили как победу «нового мира» и даже устроили по этому поводу грандиозную демонстрацию. Но радоваться было рано. На следующий день немцы отказались очистить захваченные области до заключения мира с Антантой.

Как вспоминал граф И.Р. Чернин, министр иностранных дел Австро-Венгрии, «русские были в отчаянии и собирались уезжать». Он также оставил воспоминания о совместных обедах с советской делегацией: «20 декабря 1917 г. В пять часов с минутами мы прибыли в Брест. На вокзале нас встретил начальник Генерального штаба командующего Восточным фронтом, генерал Гофман, и около десяти человек его свиты, затем посол фон-Розенберг и Мерей со своим штатом… В шесть часов я поехал с визитом к генералу Гофману и узнал от него интересные подробности относительно психологии русских уполномоченных и существа перемирия, столь счастливо заключенного ими… После этого мы пошли обедать. За столом присутствовало около сотни офицеров штаба командующего Восточным фронтом. Обед этот являл собой зрелище весьма достопримечательное. Председательствовал принц Баварский. Рядом с принцем сидел глава русской делегации – еврей, недавно возвращенный из Сибири, по имени Иоффе, а за ним генералы и остальные делегаты. Помимо вышеупомянутого Иоффе, самой любопытной фигурой делегации является зять русского министра иностранных дел Троцкого – Каменев. Он также выпущен из тюрьмы благодаря революции и теперь играет выдающуюся роль. Третьим лицом является госпожа Биценко, женщина, имеющая за собой богатое прошлое. Она жена мелкого чиновника, сама она смолоду примкнула к революционному движению. Двенадцать лет тому назад она убила генерала Сахарова, губернатора какой-то русской губернии, приговоренного социалистами к смерти за его энергичную деятельность. Она подошла к генералу с прошением, а под передником спрятала револьвер. Когда генерал стал читать прошение, она выпустила ему в живот четыре пули и убила его на месте. За это она попала в Сибирь, где и провела двенадцать лет, отчасти в одиночном заключении, а отчасти отбывая более мягкое наказание. Ее также освободила лишь революция. Эта замечательная женщина, научившаяся в Сибири французскому и немецкому настолько, что может читать, хотя и не говорить на этих языках, потому что не знает, как произносятся слова, является типичной представительницей русского более образованного пролетариата. Она необыкновенно тиха и замкнута; около губ у нее какая-то черточка, выражающая необыкновенную решительность; а глаза ее иногда вспыхивают страстным пламенем. Она, по-видимому, совершенно безразлична ко всему происходящему вокруг нее. Лишь когда речь заходит о великих принципах международной революции, она сразу пробуждается, весь облик ее меняется и она напоминает хищного зверя, внезапно заметившего добычу и устремившегося на нее»[419]419
  Чернин О. В дни мировой войны. Москва – Петроград: ГИЗ, 1923. С. 232.


[Закрыть].

Генерал М. Гофман, Верховный главнокомандующий германской Восточной армией, насмехаясь над неоднородностью делегации, сделал такую запись: «Я никогда не забуду первого обеда с русскими. Я сидел между Иоффе и Сокольниковым, тогдашним комиссаром финансов. Напротив меня сидел рабочий, которому, по-видимому, множество приборов и посуды доставляло большое неудобство. Он хватался то за одно, то за другое, но вилку использовал исключительно для чистки своих зубов. Наискосок от меня рядом с князем Хоенлое сидела террористка Биценко, с другой стороны от нее – крестьянин, настоящее русское явление с длинными седыми локонами и заросшей, как лес, бородой. Он вызывал у персонала некую улыбку, когда на вопрос, красное или белое вино предпочитает он к обеду, отвечал: „Более крепкое“. Иоффе, Каменев, Сокольников производили впечатление настоящих интеллигентов… Упомянутая госпожа Биценко, имевшая на своей совести несколько „политических“ убийств, была лишь недавно освобождена из тюрьмы. Крестьянин, фигура-алиби для представителей правительства, стремящегося узаконить себя как идеолога классов рабочих, крестьян и солдат, обязан своим присутствием на переговорах чистой случайности. По пути к вокзалу направляющейся в Брест русской делегации встретился устало бредущий крестьянин, и тут члены делегации вспомнили, что забыли взять с собой представителя этого класса. Они предложили его подвезти. Дело закончилось настоящим похищением. Когда обманутый запротестовал, что ему якобы нужно в другую сторону, „похитители“ сначала озабоченно поинтересовались, к какой партии он принадлежит – к левому или правому крылу? – и только потом заявили: „Ну хорошо. Ты сейчас поедешь не в деревню, а с нами в Брест на встречу с нашим врагом. Мы хотим договориться с немцами о мире“»[420]420
  Гофман М. Война упущенных возможностей. СПб.: ООО «Редакционно-издательский центр „Культ-информ-пресс“», 2017. С. 141.


[Закрыть].

По приезде в Брест новый руководитель советской делегации народный комиссар иностранных дел Л.Д. Троцкий застал трогательную «идиллию»: при его предшественнике А.А. Иоффе члены имперских делегаций тщательно обхаживали неопытных советских «дипломатов». Баварский принц Леопольд, руководитель немецкой делегации, закатывал для них шикарные приемы, обедали и ужинали делегации вместе: «Первую советскую делегацию, которую возглавлял Иоффе, в Брест-Литовске охаживали со всех сторон. Баварский принц Леопольд принимал их, как своих „гостей“. Обедали и ужинали все делегации вместе. Генерал Гофман, должно быть, не без интереса смотрел на товарища Биценко, которая некогда убила генерала Сахарова. Немцы рассаживались вперемежку с нашими и старались „дружески“ выудить, что им было нужно. В состав первой делегации входили рабочий, крестьянин и солдат. Это были случайные фигуры, малоподготовленные к таким козням. Старика крестьянина за обедом даже слегка подпаивали… В качестве председателя советской делегации я решил резко оборвать фамильярные отношения, незаметно сложившиеся в первый период. Через наших военных я дал понять, что не намерен представляться баварскому принцу. Это было принято к сведению. Я потребовал раздельных обедов и ужинов, сославшись на то, что нам во время перерывов необходимо совещаться. И это было принято молчаливо. 7 января Чернин записал в своем дневнике: „Перед обедом приехали все русские под руководством Троцкого. Они сейчас дали знать, что извиняются, если впредь не будут появляться на общих трапезах. И вообще их не видно, – на этот раз дует как будто значительно иной ветер, чем в последний раз“. Фальшиво-дружественные отношения сменились сухо-официальными. Это было тем более своевременно, что от академических прелиминариев надо было переходить к конкретным вопросам мирного договора»[421]421
  Троцкий Л.Д. Моя жизнь: опыт автобиографии: в 2 т. Берлин, 1930. Т. 2. С. 87, 89.


[Закрыть].

Американская писательница, жена Д. Рида, Луиза Брайант стала свидетельницей приезда немецкой делегации в Петроград в начале 1918 г. «Утром 9 января я сидела за завтраком в большом ресторане отеля „Астория“. Уставшие солдаты выглядели странно и неуместно в великолепной обстановке. Два дня не было ни света, ни воды, и официант-татарин только, что сообщил нам, что хлеб закончился, но мы все равно могли бы выпить чаю. Солдат за соседним столом предложил мне часть банки с рыбой, а другой наклонился и сказал: „Ну, товарищ, они здесь“. Он говорил про немецких и австрийских делегатов. Мы долго ждали их, с тех пор, как начались переговоры в Брест-Литовске. Американцам не разрешали брать у них интервью, но не было закона, запрещающего „смотреть“ на врага. Как только мы смогли найти их, все корреспонденты провели много времени, наблюдая за тем, как делегаты уминают рябчиков. Рябчик – маленькая русская дикая птица, которая (и капуста) практически составляла всю нашу еду в те времена. Немцы были высокими офицерами, при которых присутствовали помощники и стенографисты – всего около сорока человек. Они сидели за длинными столами и без умолку тараторили. Над столами висели старые таблички: „Запрещается говорить по-немецки!“. Всего были две делегации – одна остановилась в отеле „Бристоль“ на Мойке и возглавлялась контр-адмиралом графом Кайзерлингом и графом фон Мирбахом, который впоследствии был убит в Москве. Его комитет был известен как Военно-морская делегация, и их миссия заключалась в обсуждении средств прекращения войны на море в соответствии с договором о перемирии. Вторую делегацию возглавлял представитель немецкого Красного Креста граф Берхтольд, и она приехала для рассмотрения вопроса об обмене военнопленными. Они поселилась в „Гранд-отеле“ и „Англетере“. Британские и французские офицеры остановились там же, что было явно неловко. Почти все делегаты были каким-то образом связаны с немецким и австрийским посольствами до войны, а некоторые имели собственность в России, а двое были крупными немецкими купцами»[422]422
  Bryant L. Six red months in Russia: an observers account of Russia before and during the proletarian dictatorship. George H. Doran Company, New York. 1918. P. 57.


[Закрыть].

Отношения большевиков и немцев были натянутыми. «Залкинд, помощник Троцкого, позвонил в их отели, чтобы узнать, достаточно там свободных номеров. Фон Мирбах в ответ прибыл к Залкинду в Министерство иностранных дел. Залкинд был занят, но отодвинул бумаги на столе, встал и вышел в коридор. „Привет! – сказал он. – Что ты здесь делаешь?“ Граф был уничтожен. „Ну, я просто отвечаю на Ваш звонок“, – сказал он холодно. Залкинд был удивлен. „Простите, граф, – сказал он, – мы революционеры, и мы не признаем церемонию. Вы могли бы избавить себя от неприятностей, если бы вспомнили, что находитесь в новой России“. Он подумал минуту. „Но ты можешь войти, – добавил он, – и выпить чашечку чая“. Мирбах не принял приглашение. Он посмотрел сверху вниз на грубую одежду Залкинда, его смятые седые волосы и его вдохновенное лицо. После этой неловкости он покинул инопланетную атмосферу Министерства иностранных дел. Троцкий приказал Красной гвардии установить охрану в гостиницах, где остановились делегаты. Почти сразу поднялся шум. Граф Кайзерлинг и все остальные утверждали, что они „люди чести“ и что такое подозрение со стороны большевиков было смешным и оскорбительным. Так что красногвардейцы были отозваны, но уверенность большевиков в словах немецких делегатов не была достаточно сильной, и они оставили там секретную службу. Прошла неделя. В гостинице „Европейская“ начались дикие спекуляции. Богатые русские бизнесмены толпились там, чтобы связаться с делегатами. И немцы явно заключали с ними большие контракты. Большевики приняли это к сведению. В каждой части России вдруг „всплыли“ скрытые припасы. На Дальнем Востоке, как и в Сибири, автомобили загадочно загружались каучуком и пшеницей. Далеко на юге, на Кавказе, продовольствие было упаковано и готово к отправке. И это были те же „верхи“, которые закрыли свои уши и сердца на жалкие призывы голодных и отчаявшихся солдат… Я помню большого и напыщенного немецкого спекулянта, члена делегации, который появился в это время. Он гулял по Невскому проспекту около одиннадцати часов утра. На нем была высокая шелковая шляпа, и он не соизволил взглянуть на несчастное население. Он был настолько самодовольным, что я хотел, чтобы его уши замерзли, или какое-то другое несчастье обрушилось бы на него, но ничего не случилось. Он был невосприимчив ко всему русскому – даже к погоде. Существует небольшая разница между спекулянтами в той или иной стране. И в каждой стране они жиреют во время войны, как упыри. Однажды, когда все это зашло достаточно далеко, большевики вернули охрану – увеличив ее вдвое! „Люди чести“ все поняли и не сказали ни слова. Многие лица, связанные с делом, были арестованы. Но нищий народ России, когда узнал правду об этом через газеты, даже не был удивлен»[423]423
  Bryant L. Six red months in Russia: an observers account of Russia before and during the proletarian dictatorship… P. 57.


[Закрыть].

9 февраля 1918 г. по личному распоряжению немецкого императора Вильгельма II был предъявлен ультиматум советской стороне – принять мир на условиях центральных империй. При этом ряд оккупированных территорий (включая Прибалтику и часть Беларуси) переходили под контроль Германии. 10 февраля Л.Д. Троцкий ответил на это отказом и следующим заявлением: «Мы выходим из войны. Мы извещаем об этом все народы и их правительства. Мы отдаем приказ о полной демобилизации наших армий… В то же время мы заявляем, что условия, предложенные нам правительствами Германии и Австро-Венгрии, в корне противоречат интересам всех народов». Среди большевиков развернулась яростная дискуссия. Большинство членов партии высказывалось за революционную войну с Германией. Ответ от центральных империй ожидался через неделю. И многим уже казалось, что немцы примут мир де-факто. Но через пять дней генерал М. Гофман завил, что военные действия возобновляются с 18 февраля. Разразилась катастрофа. Л.Д. Троцкий все еще надеялся, что его задумка сработает. И предлагал ждать начало наступления немцев – дескать вслед за этим начнется антивоенное восстание пролетариата Германии.

18 февраля 1918 г. германская армия начала операцию «Фаустлаг» («Удар кулаком»). Немцы наступали по всему фронту и легко взяли Ревель, Двинск, Минск, Гомель, Могилев и высадили десант в Финляндии. Перед лицом неминуемого краха 21 февраля советское правительство послало телеграмму о принятии немецких условий. Немцы продолжали наступление. А уже 3 марта советская делегация подписала в Белом дворце Брестской крепости немецкие условия мирного договора. Троцкий подал в отставку с поста народного комиссара иностранных дел. От России отторгалась территория с третью населения, где ранее выплавлялось свыше 70 процентов железа и стали и добывалось почти 90 процентов угля, налагались выплаты в размере 650 млн марок. В одной из статей договора говорилось, что судьбу оккупированных областей «определит Германия и Австро-Венгрия по снесении с их населением». Что касается Беларуси, то для нее Брестский мир имел особенно тяжелые последствия. Большую часть ее территории (за исключением части Витебской и Могилевской губерний) большевики вынуждены были отдать немцам. Согласно условиям мирного договора, Брест передавался Украине. В скором времени украинская администрация, совместно с германской, появилась в Гомеле, Речице и других городах и местечках южной Беларуси. Однако мир на Востоке не смог кардинально улучшить положение Германии на Западном фронте. На оккупированных территориях Беларуси, Украины и Прибалтики ей пришлось держать значительное количество войск. В результате революционной пропаганды немецкая армия разложилась, что во многом и привело к Ноябрьской революции 1918 г. в самой Германии. После этого Россия денонсировала Брестский мирный договор.

По итогам Первой мировой войны был заключен Версальский мирный договор, по которому была определена сумма репараций: 269 млрд золотых марок – эквивалент примерно 100 тыс. тонн золота. В 1920-х гг. эта сумма дважды сокращалась и составила 112 млн, а затем пришедший к власти Гитлер прекратил выплаты. Они были возобновлены по Лондонскому договору 1953 г. При этом часть суммы временно разрешили не платить: по условиям договора эти выплаты должны были возобновиться, только когда и если Германия будет объединена. В 1990 г. эти проценты пришлось вновь выплачивать, для чего объединенная Германия взяла двадцатилетний кредит в 239,4 млн марок. По Версальскому договору в числе получателей репараций была и Россия, однако в 1922 г. Москва отказалась от немецких денег в обмен на признание правомерности национализации собственности Германии в России. Последний транш в 70 млн евро был выплачен 3 октября 2010 г., в день двадцатилетия объединения Германии.

В рамках «сухого закона» в русской армии предполагалось создавать полковые общества трезвенников, вовлекать в которые новых членов надлежало военному духовенству (посредством просветительской деятельности и антиалкогольных проповедей). Для борьбы с употреблением спиртных напитков начальствующим лицам предписывалось принимать беспощадные меры, если таковые потребуются. В казачьих частях, воевавших, употребление спиртного также имело место. Между тем алкогольные возлияния не были чем-то из ряда вон выходящим и для офицерской среды. Хотя алкоголь предоставлялся офицерам в минимальных дозах и исключительных случаях. В прифронтовой полосе также присутствовало пьянство. В 1917 г., после Февральской революции и начала «демократизации», обыденным явлением стало пьянство не только среди нижних чинов, но и обер-и штаб-офицеров. Это способствовало повсеместному упадку воинской дисциплины. Алкоголь зачастую сопутствовал братаниям с солдатами протиборствующих армий.