Текст книги "Бессонница"
Автор книги: Стивен Кинг
Жанр: Зарубежное фэнтези, Зарубежная литература
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 24 (всего у книги 47 страниц)
– Конечно. Она решила вас сосватать.
– Угу, но она была не особо упорна в своих попытках, и слава Богу, потому что не было мне дела до Ричи… в этом смысле по крайней мере. Но все-таки мама делала все возможное. Если я читала на кухне, она просила его наполнить ящик дровами, хотя был уже май, и мы давно уже не топили. Если я кормила цыплят на заднем дворе, она посылала его туда же, чтобы что-то починить. Она хотела, чтобы он примелькался… чтобы я к нему привыкла… чтобы нам понравилось общаться друг с другом, и если бы он пригласил меня на танцы или на ярмарку, она была бы просто счастлива. Это было совсем ненавязчиво, но все-таки это было принуждение. Вот на что это все похоже.
– Такое принуждение вовсе не кажется мне ненавязчивым, – сказал Ральф, непроизвольно прикоснувшись к боку, куда его ткнул ножом Чарли Пикеринг.
– Ну разумеется. Когда тебе тычат ножом под ребра – это, должно быть, ужасно. Слава Богу, что у тебя был баллончик. Так ты думаешь, а старина Дор… он тоже видит ауры? И что-то из того мира велело ему положить баллончик тебе в карман?
Ральф беспомощно пожал плечами. Он и сам уже думал об этом, но когда кто-то другой произносит вслух твои мысли, земля действительно уходит из-под ног. Потому что, если это Дорранс подложил ему баллончик, какая-то
(сущность)
сила или какое-то существо… В общем, кто-то знал, что Ральфу понадобится помощь. И это еще не все. Эта сила – или существо – также должна была знать о том, что (а) в воскресенье Ральф пойдет в библиотеку, (б) погода, которая до этого была очень даже приятной, вдруг станет ненастной, и ему придется надеть пиджак и (в) какой именно пиджак он наденет. То есть иными словами, это что-то могло предугадывать будущее. А мысль о том, что на него обратила внимание такая сила, пугала его до смерти. Он понимал, что вмешательство этих сил спасло ему жизнь, но все равно это его пугало.
– Может быть, – сказал он. – Может быть, что-то использовало Дорранса как мальчика на посылках. Но почему и зачем?
– И что нам делать теперь? – добавила Луиза.
Она взглянула на часы, которые висели между фотографиями мужчины в енотовом пальто и женщины, которая, судя по виду, вот-вот скажет какую-то глупость, а потом потянулась к телефону.
– Почти половина четвертого! Боже ты мой!
Ральф дотронулся до ее руки.
– Кому ты звонишь?
– Симоне Кастонгвай. Сегодня вечером мы собирались поехать в Лудлоу – мы в карты играем, а в Грандже сегодня большая игра, – но я не могу, после всего что случилось. Я же там без штанов останусь. – Она засмеялась, а потом покраснела. – Это всего лишь фигура речи.
Ральф накрыл ее руку своей прежде, чем она взяла трубку.
– Поезжай на свою игру, Луиза.
– Правда? – Она выглядела неуверенно и слегка разочарованно.
– Да. – Он все еще очень плохо понимал, что происходит, но чувствовал, что скоро все должно измениться. Луиза сказала, что их к чему-то подталкивают, но Ральфу казалось, что их просто несет какой-то поток, как река несет человека в лодке. Он не знал, куда их несет, берега были скрыты в густом тумане, и теперь, когда течение становилось все быстрее, он слышал, как где-то впереди шумит водопад.
И силуэты, Ральф, не забудь: в тумане темнеют какие-то силуэты.
Да, и от этого тоже не легче. Может быть, это всего лишь деревья, но они очень похожи на скрюченные пальцы… или это скрюченные пальцы, которые только пытаются быть похожими на деревья. И пока Ральф не поймет, какой из двух вариантов правильный, ему хотелось, чтобы Луиза была подальше от этого города. У него было предчувствие – или знание, замаскированное под предчувствие, – что Док номер три не сможет последовать за ней в Лудлоу, и вполне может статься, что он не сможет последовать за ней даже через мост на восточную сторону в Барренс.
Откуда тебе это знать?
Да, он еще ничего не знает, но ему это кажется правильным, а он по-прежнему был уверен в том, что в мире аур знать и чувствовать – это почти одно и то же. И еще он был уверен в том, что Док номер три еще не срезал веревочку Луизы. Потому что Ральф ее видел – как и ее мерцающую серую ауру. Однако он не исключал возможности – и эта возможность казалась ему все более реальной, – что Док номер три собирается срезать ее веревочку. И тогда… Не важно, какой бодрой выглядела Розали, когда убегала из Строуфорд-парка, все равно это было смертельно.
Допустим, ты прав, Ральф. И допустим, что он не достанет ее сегодня вечером, если она поедет в Лудлоу играть в покер. А как насчет ночи? Или завтрашнего дня? Или следующей недели? Где решение? Что ей теперь делать? Позвонить сыну и невестке и сказать, что она передумала насчет Ривервью-Эстейтс, что она согласна там жить?
Он не знал. Ему нужно было время, чтобы спокойно подумать, и он прекрасно понимал, что, пока он не убедится, что Луиза в безопасности, он не сможет думать ни о чем другом, кроме нее.
– Ральф? Опять у тебя этот взгляд.
– Какой взгляд?
– Вот такой… у мистера Чесса всегда был такой взгляд, когда он делал вид, что слушает меня, а на самом деле думал о чем-то своем. Я это всегда замечаю, Ральф. О чем ты думаешь?
– Хотел спросить, когда ты планируешь вернуться со своих игрищ?
– Не знаю, это много от чего зависит.
– От чего, к примеру?
– К примеру, от того, будем ли мы останавливаться у Табби.
Она сказала это с таким видом, как будто открыла ему страшную тайну.
– Если не будете никуда заезжать.
– Тогда в семь. Может быть, в половине восьмого.
– Позвони мне, как только вернешься домой. Позвонишь?
– Позвоню. Ты хочешь, чтобы я уехала из города, да? Вот о чем ты сейчас думал?
– Ну…
– Ты боишься, что этот лысый урод может на меня напасть?
– Думаю, это не исключено.
– Ну, с тем же успехом он может напасть и на тебя!
– Да, но…
Но, насколько я успел заметить, Луиза, на нем нету моих вещей.
– Но что?
– Со мной все будет в порядке, я дождусь твоего звонка. – Он вспомнил ее язвительное замечание о мужчинах, которые обнимаются друг с другом при встрече и вечно играют в боулинг, и попытался нахмуриться.
– Поезжай, играй в карты и оставь это дело мне, по крайней мере пока. Это приказ.
Каролина бы засмеялась или вообще разозлилась, если бы он начал вот так вот разыгрывать из себя мачо. Луиза, которая принадлежала к совсем другой школе воспитания женщин, только кивнула и посмотрела на него с благодарностью, потому что ей не пришлось принимать решение.
– Хорошо. – Она взяла его под подбородок и наклонила его лицо, так чтобы Ральф посмотрел ей в глаза. – Ты знаешь, что делаешь, Ральф?
– Нет, пока что не знаю.
– Ладно, пока тебе это нравится, наслаждайся. – Она положила руку ему на плечо и поцеловала его в уголок рта. Ральф почувствовал, как у него сладко заныло под ложечкой. – Я поеду в Лудлоу и выиграю пять долларов у этих глупых кошелок, которые всегда пытаются набрать стрэйт. А вечером поговорим. О том, что нам делать дальше. Хорошо?
– Хорошо.
Ее легкая улыбка – скорее озарившая взгляд, чем промелькнувшая на губах – намекнула, что они, может быть, будут не только разговаривать, если Ральфу хватит смелости… а конкретно сейчас у него этой смелости было более чем достаточно. Пусть даже мистер Чесс сурово глядел на него с фотографии на телевизоре.
Глава 14
1
Когда Ральф подходил к своему дому, было пятнадцать минут четвертого. На него вновь навалилась усталость; он чувствовал себя так, как будто не спал лет триста по крайней мере. И в то же самое время… в то же самое время, после смерти Каролины ему еще ни разу не было так хорошо, как сейчас. Он себя чувствовал цельным и настоящим. Он себя чувствовал самим собой.
А может быть, ты выдаешь желаемое за действительное? Не может быть постоянно все плохо. Когда-то должно быть и хорошо – в качестве компенсации. Неплохая идея, Ральф, но не слишком-то реалистичная.
Ладно, подумал он, может, сейчас я просто в замешательстве.
Так оно и было. А еще он был напуган, сбит с толку и слегка возбужден. Но одна четкая, ясная мысль все же пробилась через эту смесь самых противоречивых эмоций. Ему нужно кое-что сделать, а потом уже можно задумываться о другом: ему надо скорее помириться с Биллом. И если ему придется извиниться – ладно, он извинится. Может быть, это будет даже справедливо. Все-таки это не Билл подошел к нему со словам: «Господи, старик, ты выглядишь просто ужасно. Давай рассказывай, в чем дело». Нет, это он подошел к Биллу. У него были некие опасения – да, – но это ничего не меняет, и…
Ральф, Боже ты мой, ну что мне с тобой делать?! Это опять был голос Каролины. После смерти жены Ральф всегда разговаривал с ней и особенно – в первые недели, когда он пытался справляться со своим горем и по всякому поводу обращался к ней, к той Каролине, что жила у него в голове… иногда даже вслух, если поблизости никого не было. Билл начал ссору. Не ты. Вижу, тебе по-прежнему сложно быть честным самим с собой – как и тогда, когда я была жива. Есть вещи, которые никогда не меняются.
Ральф улыбнулся. Да, хорошо. Может быть, что-то действительно никогда не меняется, и может быть, в том, что они с Биллом поссорились, виноват именно Билл. Вопрос только в том, хочет ли Ральф лишиться дружбы с Биллом из-за какой-то глупой ссоры с последующим выяснением отношений: кто прав, кто не прав. Ответ однозначный: не хочет. А это значит, что ему следует извиниться перед Биллом, который этого, разумеется, не заслуживал, но что в том такого ужасного? Вроде бы еще никто не умер от того, что произнес два слова: «прошу прощения».
Каролина у него в голове отнеслась к этой мысли с большим недоверием.
«Ладно, не забивай себе голову, – ответил ей Ральф. – Я делаю это ради себя, а не ради него. И уж если на то пошло, то и ради тебя тоже».
Удивительно, но эта последняя мысль заставила его почувствовать себя виноватым – как будто он совершил какое-то кощунство. Но тем не менее это была чистая правда.
Ральф уже полез в карман за ключом, как вдруг увидел записку, приколотую к двери. Он начал было искать очки, но потом вспомнил, что оставил их наверху, на кухонном столе. Он отцепил листок и попытался разобрать корявый почерк Билла.
Дорогие Ральф/Луиза/Фэй/кто бы то ни было!
Я поехал в городскую больницу и скорее всего останусь там до вечера. Звонила племянница Боба Полхерста. Сказала, что в этот раз все действительно очень плохо: бедняга больше не борется за свою жизнь. Палата № 313 в городской больнице – это, конечно же, не то место, где мне бы хотелось провести прекрасный октябрьский денек, но, похоже, я должен быть с ним до конца.
Ральф, извини, что я так обошелся с тобой сегодня утром. Ты пришел ко мне за помощью, а я чуть не набил тебе морду. Единственное, что я могу сказать в свое оправдание, – болезнь Боба совсем расшатала мне нервы. Ты не сердись, ладно? Наверное, я теперь должен тебя пригласить на ужин… если тебе не противно кушать в компании с такими, как я.
Фэй, пожалуйста, пожалуйста, ПОЖАЛУЙСТА, перестань меня доставать своим проклятым шахматным турниром. Я же обещал, что буду играть, а я всегда выполняю свои обещания.
Прощай, жестокий мир,
Билл.
Ральф выпрямился, чувствуя несказанное облегчение и благодарность. Если бы все, что с ним происходит, разрешалось так просто!
Он поднялся к себе и собрался поставить чайник, но тут зазвонил телефон. Это был Джон Лейдекер.
– Господи, как я рад, что мне наконец удалось вас застать, – сказал он. – А то я уже начал слегка беспокоиться.
– Почему? – спросил Ральф – Что-то случилось?
– Может быть, ничего, а может, действительно что-то. Чарли Пикеринга выпустили под залог.
– Вы же мне говорили, что этого не случится.
– Ну, я ошибся, бывает, – раздраженно сказал Лейдекер. – И кстати, не только в этом. Я говорил, что Пикеринга выпустят под залог в сорок тысяч, но тогда я не знал, что он попадет к судье Стэдмену, про которого говорят, что он даже не верит в безумие. Стэдмен назначил залог в восемьдесят тысяч. Адвокат Пикеринга извивался, как угорь на сковородке, но это не помогло.
Ральф опустил глаза и обнаружил, что все еще держит в руке чайник. Он поставил его на стол.
– И он все-таки вышел под залог?
– Ага. Помните, я говорил, что Эд не станет за него вступаться? Что он его выбросит, словно сломанный перочинный ножик, и даже думать о нем забудет?
– Да.
– И тут я опять ошибся. Сегодня в одиннадцать утра Эд пришел в окружную прокуратуру с чемоданом денег.
– Восемь тысяч долларов? – переспросил Ральф.
– Я же сказал «с чемоданом», а не «с конвертом», – ответил Лейдекер. – И не восемь тысяч, а восемьдесят. Они все еще что-то там обсуждают в суде. И, видимо, обсуждение дотянется до следующего Рождества.
Ральф попытался представить себе Эда Дипно в одном из его растянутых старых свитеров и в поношенных вельветовых брюках – Эда, безумного ученого, как называла его Каролина, – который вытаскивает из чемодана пачки двадцаток и полусотенных. Но у него ничего не вышло.
– А вы разве не говорили, что десяти процентов вполне достаточно, чтобы человека выпустили под залог?
– Да, достаточно, если ты можешь предоставить какой-то гарант – дом или другую солидную собственность, – и стоимость этой собственности будет выше размера залога. Эд не мог предоставить такой гарант, но у него оказалась заначка – под матрасом, судя по всему.
Ральф вдруг вспомнил письмо, которое он получил от Элен через неделю после того, как она выписалась из больницы и отправилась в Хай-Ридж. Она упоминала про чек, который она получила от Эда: семьсот пятьдесят долларов. Кажется, он понимает свою ответственность перед нами и помнит о ней, – написала она тогда. Ральф подумал, что мнение Элен по данному вопросу изменилось бы радикально, если бы она узнала, что Эд пришел в окружной суд Дерри с деньгами, которых вполне хватило бы, чтобы обеспечить жизнь дочке на ближайшие лет пятнадцать… и отдал эти деньги, чтобы освободить психа, который любит играться с ножами и «коктейлями Молотова».
– Но где, Бога ради… откуда у него такие деньги? – спросил он Лейдекера.
– Понятия не имею.
– А его не просили объяснить?
– Нет. У нас свободная страна. Я так понимаю, он что-то наплел про ценные бумаги.
Ральф подумал о старых добрых временах – о тех временах, когда Каролина была жива, а Эд был вполне нормальным. Подумал о тех обедах, которые они устраивали вчетвером – раз в две недели или около того, – пицца на заказ у Дипно, а иногда и жареный цыпленок, который Каролина приносила с собой. Он вспомнил, как Эд однажды сказал, что если он получит какую-то прибыль от своих ценных бумаг, он угостит их лучшими блюдами в ресторане «Красный лев» в Багноре. «Ага», – сказала тогда Элен, улыбнувшись Эду. Тогда она была беременна, и ее живот только-только стал виден, а выглядела она, как школьница лет четырнадцати: конский хвостик на затылке и халат, который был ей велик. Как ты думаешь, Эд, что «созреет» сначала? Две тысячи в «Цементных варениках» или шесть тысяч в «Кислых подметках»? И он на нее зарычал, и было очень смешно, потому что у Эда не получалось изображать из себя сердитого муженька. Любой, кто знал его более или менее близко, понимал, что Эд и мухи не обидит. Только Элен могла знать больше – даже тогда Элен могла знать больше, несмотря на все их влюбленные взгляды.
– Ральф, – спросил Лейдекер, – вы еще здесь?
– У Эда не было никаких ценных бумаг, – сказал Ральф. – Он был химиком-исследователем, Бога ради, а его отец был мастером на разливочной фабрике в какой-то жуткой дыре типа Пласер-Рок, штат Пенсильвания. Откуда бы у него взяться каким-то акциям?
– Ну, откуда-то он их взял, и мне это очень не нравится, надо сказать.
– Может быть, у других «Друзей жизни»?
– Нет, это вряд ли. Во-первых, люди там небогатые. Большинство «Друзей жизни» – это мелкие служащие и рабочие. Они, конечно, дают, что могут, но это очень немного. Они могли бы, наверное, поднапрячься… собственность и все такое… и им бы удалось вытащить Пикеринга, но они тут ни при чем. Большинство из них и не стало бы связываться с этим делом, даже по просьбе Эда. Теперь он у них персона нон грата, и я думаю, больше всего им сейчас хочется вообще никогда даже не слышать о Чарли Пикеринге. Теперь лидером «Друзей жизни» опять стал Дэн Далтон, и большинство из них очень этому рады. Эд, Чарли и еще два человека – мужчина по имени Фрэнк Фелтон и женщина, Сандра МакКей, – теперь, похоже, работают в одиночку. На свой страх и риск. О Фелтоне я ничего не знаю, он по нашему ведомству не проходил, а вот Сандра… у нее были кое-какие прегрешения в прошлом, как и у Чарли. Кстати, и внешность у нее такая же колоритная: массивная комплекция, куча прыщей, такие толстые линзы в очках, что в них можно Нью-Йорк разглядеть в солнечную погоду, и вес около трехсот фунтов.
– Вы что, шутите?
– Вовсе нет. Она носит широкие штаны от Кмарта и большую футболку с надписью ФАБРИКА РЕБЯТИШЕК. Она утверждает, что у нее пятнадцать детей. На самом деле у нее никогда их не было, детей. И судя по всему, уже никогда и не будет.
– Зачем вы мне все это рассказываете?
– Потому что я хочу, чтобы вы остерегались этих людей, – сказал Лейдекер. Он говорил с Ральфом, как будто с ребенком, терпеливо и спокойно. – Они могут быть опасны. Ну, насчет Чарли вы и сами все знаете, без моей помощи, и теперь Чарли на воле. Эд вытащил его из тюрьмы, и откуда у него деньги – вопрос десятый, он их достал, вот что имеет значение. Я не удивлюсь, если он снова придет за вами. Или Эд, или еще кто-нибудь.
– А как насчет Элен и Натали?
– Они не одни. У них есть друзья, которые всегда держатся настороже, потому что понимают опасность, исходящую от подобных психов. Я отправил туда Майка Хэнлона, он будет за ней присматривать. Мои люди следят за библиотекой. Мы считаем, что Элен в данный момент ничего не угрожает – она сейчас в Хай-Ридже, под надежной защитой, – но мы все равно делаем все, что можем, чтобы подстраховаться.
– Спасибо, Джон. Я очень это ценю. И то, что вы мне позвонили, – тоже.
– Как говорится, мы рады, что вы рады. Но это еще не все. Вы не забывайте, что с угрозами Эд звонил не Элен, а вам. Она его, кажется, уже не волнует, а вот вы явно засели у него в мозгах, Ральф. Я спросил шефа Джонсона, могу ли я выделить человека – я предложил Криса Нелла, – чтобы он присмотрел за вами. По крайней мере до того дня, пока не уедет наша «сука по найму от Женского центра». Но мне отказали. Сказали, на этой неделе у нас и так слишком много всего… но то, как мне это сказали… мне кажется, если вы лично попросите, он обязательно выделит человечка, чтобы вас защитить. Что скажете?
«Охрана силами полиции, – подумал Ральф. – Кажется, это так называется в полицейских сериалах. Охрана силами полиции».
Он попытался сосредоточиться на этой мысли, но ему слишком многое мешало: в голове у него все скакало, как узоры в каком-то странном калейдоскопе. Панамы, лысые доктора, халаты, баллончики… Не говоря уже о ножах, скальпелях и ножницах, увиденных в старый бинокль. Я делаю все, что я делаю, в спешке, чтобы успеть сделать что-то еще, подумал Ральф. И потом: Долог путь обратно в Эдем, милый, и поэтому не стоит обращать внимания на мелочи.
– Нет, – сказал он.
– Что?!
Ральф закрыл глаза и вспомнил, как он позвонил и отменил встречу с «булавковтыкателем». И сейчас было что-то похожее, правильно? Ему предлагали полицейскую охрану, которая защитила бы его от всех этих Пикерингов, МакКей и Фелтонов, но он пойдет другим путем. Он это знал, чувствовал в каждом ударе сердца и в пульсации крови в висках.
– Я говорю, что не надо, – сказал он твердо. – Мне не нужна никакая охрана.
– Боже мой, но почему?
– Я сам в состоянии о себе позаботиться, – сказал Ральф и сам поморщился от того, какой напыщенно-нелепой получилась эта последняя фраза. Фраза, достойная какого-нибудь вестерна с Джо Уэйном.
– Ральф, мне не хотелось бы вас обидеть, но вы уже далеко не молоды. В воскресенье вам просто повезло. А в другой раз может и не повезти.
«Мне не просто повезло, – подумал Ральф. – У меня есть друзья наверху, в прямом смысле слова».
– Со мной все будет в порядке, – сказал он.
Лейдекер вздохнул:
– Если вы вдруг передумаете, вы мне позвоните?
– Да.
– И если увидите Пикеринга или бегемотообразную тетку в толстых очках и со светлыми волосами…
– Я позвоню.
– Ральф, пожалуйста, подумайте о моем предложении. Вас никто не будет беспокоить. Речь идет всего лишь о парне, который будет сидеть в машине на вашей улице.
– Сделанного не воротишь, – сказал Ральф.
– Что?
– Я говорю, я ценю вашу заботу, но нет. Я с вами свяжусь, если что.
Ральф аккуратно опустил трубку на рычаг. Может быть, Джон был прав, вдруг подумал он. Может быть, он и вправду сошел с ума, но никогда в жизни он не чувствовал себя более вменяемым и разумным.
– Устал, – сказал он своей пустой солнечной кухне. – Но я абсолютно вменяем. – Он помолчал и добавил: – И, кажется, почти влюбился.
Он усмехнулся своим словам и наконец поставил-таки чайник на плиту. При этом он продолжал улыбаться.
2
Ральф допивал уже вторую чашку чая, когда вдруг вспомнил, что Билл написал в своей записке насчет «пригласить на ужин». Он решил попросить Билла встретиться с ним в кафешке с забавным названием «Перерыв на обед, солнце пошло на посадку», чтобы вместе поужинать и помириться.
А помириться нам надо, подумал он, потому что у этого маленького лысого психопата его панама, и я уверен, что он в беде.
Ну что же, решил – так не стоит откладывать. Ральф подошел к телефону и набрал номер, который он никогда не забудет: 941-5000. Номер городской больницы.
3
Его соединили с палатой № 313. Ему ответила усталая женщина, Дениз Полхерст – племянница умирающего человека. Билла нету, сказала она. Пришли еще четыре учителя из тех времен, которые она называла «Дни дядиной славы», и Билл предложил им всем пообедать вместе. Ральф даже знал, какой повод придумал Билл для того, чтобы их уговорить: лучше поздно, чем никогда. Это была одна из его любимых поговорок. Когда Ральф спросил Дениз, скоро ли Билл вернется, она сказала, что да, скоро.
– Он нам так помогает. Я даже не знаю, что бы я без него делала, мистер Роббинс.
– Робертс, – машинально поправил он. – Билл говорил, что мистер Полхерст был чудесным человеком.
– Да, они все так считают. Но дело в том, что счета из больницы придут не в его фан-клуб, правильно?
– Да, – отозвался Ральф, вдруг почувствовав себя неуютно. – Наверное. Но Билл говорил, что ваш дядя в очень плохом состоянии.
– Да. Врачи говорят, что он не протянет и дня, не говоря уже о ночи, но это я уже слышала. Да простит меня Бог, но иной раз мне кажется, что он похож на правительство: много обещает, но ничего не выполняет. Наверное, это звучит ужасно, но я слишком устала, слишком… Сегодня утром они выключили систему жизнеобеспечения – я не могла взять на себя эту ответственность, но я позвала Билла, и он сказал, что дядя бы сам хотел этого. «Бобу пора исследовать следующий мир, – сказал он. – Этот он уже изучил досконально». Разве это не поэтично, мистер Роббинс?
– Да. Моя фамилия Робертс, мисс Полхерст. Вы передайте, пожалуйста, Биллу, что звонил Ральф Робертс и чтобы он перезво…
– И мы ее выключили, и я приготовилась… я была вся на нервах… а потом он вдруг взял и не умер. У меня в голове не укладывается. Он готов, я готова, он сделал все на этой земле, что должен был сделать… почему же он не умирает?
– Я не знаю.
– Смерть – она глупая, – сказала она сердитым и неприятным голосом, которым может говорить только очень усталый человек, которому очень больно. – Акушерка, которая перерезала бы пуповину так медленно, была бы тут же уволена за преступную халатность при выполнении служебных обязанностей.
В эти дни мысли Ральфа постоянно витали где-то в облаках, но тут он насторожился.
– Что вы сказали?
– Прошу прощения? – Ее голос звучал так, как будто бы ее мысли были тоже где-то далеко.
– Вы что-то сказали насчет перерезать?
– Я не имела в виду ничего такого. – Ее сердитый голос стал еще более раздраженным, но Ральф вдруг понял, что он был не сердитым. Он был жалобным и испуганным. Что-то было не так. У него участился пульс. – Я ничего не имела в виду, – настойчиво повторила она, и вдруг телефонная трубка в руке у Ральфа стала окрашиваться с глубокий оттенок синего цвета.
Она думала о том, чтобы убить его… она думала о том, чтобы положить подушку ему на лицо и задушить его. «Это не займет много времени», – думает она. «Это будет милосердно», – думает она. «Наконец-то все кончится», – так она думает.
Ральф отодвинул трубку от уха. Синий свет – холодный, как февральское небо – пробивался длинными лучами из дырочек в трубке.
Убийство – синего цвета, подумал Ральф, держа телефон в вытянутой руке и с недоверием глядя на то, как синие лучи загибаются вниз и стекают на пол. Это отнюдь не та вещь, которую мне бы хотелось, но, кажется, я все равно это знаю: убийство – синего цвета.
Он снова поднес трубку к уху, стараясь держать ее подальше, чтобы эта льдистая аура до него не достала. Он боялся, что, если держать трубку слишком близко, она дотянется до него своим холодным, яростным отчаянием.
– Скажите Биллу, что звонил Ральф. Робертс, а не Роббинс. – Он повесил трубку, не дождавшись ответа. Синие лучи отвалились от трубки и обрушились на пол. Ральф почему-то вспомнил о сосульках – о том, как они падают, если провести рукой по карнизу в теплый зимний день. Лучи исчезли еще до того, как упали на линолеум. Он оглянулся. В комнате ничего не светилось, не блестело и не дрожало. Ауры снова исчезли. Он уже было вздохнул с облегчением, но тут на Харрис-авеню оглушительно выстрелил автомобильный выхлоп.
В пустой квартире на втором этаже закричал Ральф Робертс.
4
Он уже не хотел чая – ему просто хотелось пить. В недрах холодильника нашлась наполовину пустая банка диетической пепси – мерзко, но выпить можно. Ральф перелил пепси в пластиковую кружку с выцветшим логотипом «Красного яблока» и вышел на крыльцо. Он больше не мог оставаться в квартире, где все пропиталось отчаянием и беспокойством. Особенно после того, что произошло с телефоном.
Погода стала еще более приятнее, если такое вообще возможно: дул сильный, но мягкий ветерок, с деревьев листья облетали, и ветер гнал их по тротуарам в бешеной пляске желтого, оранжевого и красного.
Ральф повернул налево совсем не потому, что у него возникло осознанное желание еще раз сходить на площадку для пикников возле аэропорта; он просто хотел, чтобы ветер дул ему в спину. Тем не менее через десять минут он обнаружил, что снова входит на маленькую расчищенную площадку. На этот раз тут не было никого, и почему-то это его не удивило. Здесь не было сильного ветра, который мог бы разогнать стариков по домам; но, с другой стороны, не очень приятно играть в шахматы или в карты, когда ветер пытается сбросить их со стола. Когда Ральф дошел до маленького столика, за которым обычно сидел Фэй Чапин, он вовсе не удивился, увидев записку, прижатую камнем к столу, и он уже знал, о чем пойдет речь в этой записке – еще до того, как поставил кружку на стол и взял листок.
Две прогулки; два видения лысого доктора со скальпелем; два старика, страдающих от бессонницы, видят яркие цветные галлюцинации; две записки. Как будто Ной ведет своих животных в ковчег. Каждой твари по паре… и будет ливень? Ну и что ты думаешь по этому поводу, старина?
Ральф не знал, что он думает по этому поводу… но записка Билла была похожа на некролог, и тут, без сомнения, будет что-то похожее. Чувство, что его толкает какая-то невидимая рука, было слишком сильным и настойчивым, чтобы не обращать на него внимания. Как будто ты вдруг просыпаешься на какой-то незнакомой сцене, где играют спектакль, и произносишь слова, которые ты никогда не знал и уж точно не репетировал, как будто ты видишь неясный силуэт чего-то, чего не мог разглядеть раньше, или исследуешь…
Что исследуешь?
– Еще один потайной город, – пробормотал Ральф. – Дерри светящихся аур. – Он поднес записку Фэя к глазам и начал читать, а ветер играл его тонкими седыми волосами.
5
Тем, кто хочет попрощаться с Джимми Вандермайером, советую сделать это завтра, это – крайний срок. Сегодня днем приходил отец Коглин и сказал, что Джимми совсем плох. Но он В СОСТОЯНИИ принимать посетителей. Он в городской больнице, палата № 315.
Фэй.
P.S. Помните – время не ждет.
Ральф дважды прочел записку, положил ее на место и придавил камнем для следующего старпера, а потом просто встал и долго стоял, засунув руки в карманы и опустив голову. Он смотрел на шоссе № 3. Одинокий лист – оранжевый, как хэллоуинская тыква, которые скоро украсят улицу – упал с синего неба и запутался у Ральфа в волосах. Ральф машинально стряхнул его и задумался о двух больничных палатах, которые находились буквально через стенку. Боб Полхерст – в одной, Джимми Ви – в другой. А какая следующая палата? Следующая – № 317. Палата, в которой умерла его жена.
– Это не совпадение, – сказал он вслух.
А что тогда? Силуэты в тумане? Потайной город? С обеими фразами были связаны вполне определенные воспоминания и ассоциации, но они не давали ответов на его вопросы.
Ральф присел за столик для пикников, рядом с тем, на котором Фэй оставил свою записку, снял туфли и уселся по-турецки. Ветер усиливался и трепал его волосы. Он сидел посреди вихря из падающих листьев, слегка наклонив голову и наморщив лоб. Сейчас он был похож на Будду в версии Винслоу Гомера, медитирующего с руками на коленях. Он думал и сравнивал свои впечатления от Доктора номер раз и Доктора номер два… и противопоставлял их своим впечатлениям от Доктора номер три.
Первое впечатление: все три доктора напоминали ему пришельцев из бульварных газет типа «Взгляд изнутри» – картинки, которые обычно подписывают «в представлении художника». Ральф знал, что эти изображения лысых и темноглазых таинственных посетителей из космоса существуют уже многие годы; и есть множество сообщений о контактах людей с этими лысыми коротышками – так называемыми маленькими докторами. Ральф точно не знал, но кажется, все это началось в шестидесятых.
– Ладно, что мы имеем. По крайней мере трое из этих ребят сейчас околачиваются в Дерри, – сказал Ральф воробью, который только что приземлился на мусорный ящик неподалеку. – Но их может быть триста. Или три тысячи. И Луиза и я – не единственные, кто их видел. И…
А упоминали ли те, кто встречался с пришельцами, какие-то острые предметы?
Да, но не скальпели и не ножницы – опять же, Ральф не был уверен, но ему все же казалось, что о скальпелях или о ножницах речь не шла. Большинство людей, которых якобы похищали маленькие лысые доктора, говорили о зондах, правильно?
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.