Текст книги "Бессонница"
Автор книги: Стивен Кинг
Жанр: Зарубежное фэнтези, Зарубежная литература
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 38 (всего у книги 47 страниц)
Глава 25
1
Они остановились под дубом и посмотрели вниз. Луиза закусила нижнюю губу.
[Нам действительно нужно спуститься туда, Ральф? Действительно нужно?]
[Да.]
[Но почему? Что нам там делать? Забрать что-то, что он украл? Убить его? Что?]
Да, забрать. И не только расческу Джо Вайзера и серьги Луизы. Что-то еще… Пока Ральф не знал, что именно. Но он был уверен, что узнает – они оба узнают, – когда придет время.
[Пойдем, Луиза, нельзя терять время.]
Молния, ударившая в дуб, была как сильная яростная рука. Она тряхнула дерево, так что оно накренилось, и у корней на западной стороне открылась большая дыра. Для человека с ограниченным зрением краткосрочника она была темной и, может быть, даже слегка страшноватой: осыпающиеся края, корни, похожие на змей, что таятся в тени, готовые укусить, – но в принципе ничего сверхъестественного. Дыра как дыра.
Ребенок с богатой фантазией мог бы увидеть больше, подумал Ральф. Эта темная дыра у подножия старого дуба навела бы его на мысли о пиратских сокровищах… логове лесных разбойников… норе троллей.
Но Ральф сомневался, что ребенок-краткосрочник, даже с очень хорошим и развитым воображением, смог бы увидеть тусклое красное сияние, которое сочилось откуда-то снизу, или понять, что эти изогнутые корни на самом деле – грубо сработанные ступени, ведущие в некое странное (и без сомнения, неприятное) место.
Нет… даже ребенок с богатой фантазией не увидел бы этого… но он смог бы это почувствовать.
Правильно. И после этого всякий, у кого есть мозги, развернулся бы и убежал отсюда без оглядки. Так поступили бы и они с Луизой, если бы не… Этих «если бы» было несколько. Если бы не сережки Луизы. Если бы не расческа Джо Вайзера. Если бы не его собственное утраченное место в Предопределенности. И конечно, если бы не Элен (и возможно, Нат) и еще две тысячи людей, которые собирались сегодня вечером в Общественном центре. Луиза права. Они должны сделать хоть что-то, и если они отступят сейчас, то потом уже ничего не поправишь. Сделанного не воротишь. Но и несделанного не воротишь тоже.
А это веревки и путы, подумал он. Веревки и путы, которыми силы, рвущиеся в наш мир, крепко привяжут нас, бедных запутавшихся краткосрочников, к своему колесу.
Теперь Клото с Лахесисом виделись Ральфу через яркую призму ненависти. Он подумал, что если бы эти двое сейчас оказались здесь и увидели бы его, они бы озабоченно переглянулись и отошли бы на пару шагов.
И были бы правы, подумал он. Абсолютно правы.
[Ральф? Что такое? Почему ты так злишься?]
Он поднес ее руку к губам и поцеловал ее.
[Ничего. Пойдем. Пойдем, пока у нас еще есть решимость идти.]
Она пристально на него посмотрела и молча кивнула, и когда Ральф сел и спустил ноги в дыру у подножия дерева, она была рядом.
2
Ральф соскользнул в дыру на спине, прикрыв свободной рукой лицо, чтобы осыпающаяся земля не попала в глаза. Он пытался не дергаться, когда корни царапали ему затылок и шею. Запах под деревом был сравним разве что с «ароматом» давно не чищенного обезьянника. Ральфа сразу же начало мутить. Он попытался было пошутить про себя, что пока они будут спускаться под этот дуб, он успеет привыкнуть даже к такому, но потом ему стало не до шуток. Он приподнялся на локте, чувствуя, как мелкие корни пытаются снять с него скальп, а болтающиеся ошметки коры щекочут его щеки, и исторг из себя остатки завтрака. Он слышал, что и с Луизой, которая находилась слева от него, творится то же самое.
Ужасная, тошнотворная слабость прокатилась сквозь его мозг, как волна. Голова закружилась. Вонь была такой густой, что ее можно было бы есть ложками, вот только есть эту гадость не было ни малейшего желания; и в довершение ко всем радостям красная масса, что привела их в это кошмарное место под деревом, теперь облепила руки и плечи Ральфа. Просто смотреть на эту штуку уже было опасно, а сейчас он чуть ли не купался в ней. Бр-р-р.
Что-то вцепилось ему в руку, и он чуть было не закричал, но вовремя понял, что это Луиза. Он взял ее за руку.
[Ральф, приподнимись немного! Так лучше! Так можно дышать.]
Он сразу понял, что она имеет в виду, но ему пришлось постараться и сдержать себя, чтобы не вылететь за пределы восприятия подобно стартующей ракете.
Мир пошел рябью, и Ральфу вдруг показалось, что в этой вонючей дыре стало чуть больше света… и чуть больше места. Запах не исчез, но выносить его стало проще. Теперь это было похоже, как если бы ты оказался в маленькой душной комнатке, забитой людьми с грязными ногами и потными подмышками – тоже не очень приятно, но пережить можно, по крайней мере какое-то время.
Ему вдруг представился циферблат карманных часов со стрелками, которые движутся чуть быстрее, чем обычно. Конечно, без вони, которая набивалась в горло и выворачивала наизнанку, было гораздо лучше, но все равно это было опасное место… а что, если они выберутся отсюда только к завтрашнему утру, когда от Общественного центра останется только дымящаяся воронка? А это вовсе не исключено. Следить здесь за временем – долгим или коротким – было невозможно. Он взглянул на часы, но без толку. Надо было подвести их раньше, а он забыл.
Хватит, Ральф… все равно ничего не сделаешь, поэтому не забивай себе голову… просто забей.
Он попытался последовать этому мудрому совету. Теперь ему начало казаться, что старина Дор был на сто процентов прав – в тот день, когда Эд врезался в грузовик садовника из Вест-Сайда. В дела долгосрочников лучше не вмешиваться. И все же они вмешались: самый старый на свете Питер Пэн и самая старая в мире Венди. Они скользят под волшебное дерево в какой-то мерзкий подземный мир, где им вовсе не хочется побывать.
Луиза смотрела на него. Ее бледное лицо было освещено этим густым красным мерцанием, в ее выразительных глазах стоял неподдельный страх. Он увидел темные разводы у нее на подбородке и понял, что это кровь. Она опять закусила губу.
[Ральф, с тобой все в порядке?]
[У меня есть замечательная возможность совершить романтическое путешествие под старый дуб с прекраснейшей из женщин, и она еще спрашивает, в порядке ли я. Разумеется, я в порядке, Луиза. Но я думаю, нам стоит поторопиться.]
[Хорошо.]
Он осторожно прощупал, что находится прямо под ним, и поставил ногу на выпирающий из земли корень. Корень выдержал его вес, и Ральф снова начал спускаться вниз, хватаясь за корни и придерживая Луизу за талию. Ее юбка задралась и Ральф опять мельком вспомнил о Чаки Энгстроме и его волшебной палочке. Его позабавило и умилило, что Луиза пыталась одернуть юбку.
[Я знаю, что настоящая леди пытается сохранить лицо в любой ситуации, но может быть, это не касается тех случаев, когда леди спускается по тролльским ступенькам под старым деревом?]
В ответ он получил слабую испуганную улыбку.
[Если бы я знала, куда нам придется отправиться и что нам придется делать, я бы надела брюки. Я же думала, что мы просто едем в больницу.]
Если бы я знал, куда нам придется отправиться и что нам придется делать, я бы поскреб по сусекам, собрал бы все свои сбережения и купил бы нам два билета до Рио, милая.
Он снова пощупал ногой внизу, потому как если они упадут вниз, Служба спасения Дерри вряд ли до них доберется. На уровне его глаз из земли вылез красный червяк, роняя грязь Ральфу на лоб.
Долгое время, показавшееся Ральфу вечностью, он не чувствовал вообще ничего, а потом его ноги нащупали гладкое дерево – на этот раз уже не корень, а что-то похожее на настоящую ступеньку. Он соскользнул вниз, все еще держа Луизу за талию, и подождал, не сломается ли ступенька под их общим весом.
Ступенька выдержала и даже оказалась достаточно широкой для них обоих. Ральф глянул вниз и увидел, что это действительно ступенька – верхняя ступенька узкой лестницы, уводящей в мерцающую красную темноту. Она была сделана для существ, которые были значительно ниже ростом обычного взрослого человека, так что Ральфу с Луизой пришлось пригнуться, но все равно это было значительно лучше, чем предыдущий кошмарный спуск по корням.
Ральф посмотрел на далекое пятнышко дневного света высоко-высоко над ними. Его лицо было покрыто грязью и потом, а глаза смотрели с немой неизбывной тоской. Никогда еще дневной свет не был настолько далеким и настолько желанным. Он повернулся к Луизе и ободряюще ей кивнул. Она стиснула его руку и кивнула в ответ. Пригибаясь и вздрагивая каждый раз, когда склизкие корни касались их шей или спин, они начали спускаться по лестнице.
3
Спуск казался бесконечным. Красный свет сделался ярче, вонь Атропоса стала сильнее, и Ральф боялся, что они с Луизой оба «вознесутся», пока будут спускаться, или, может быть, запах угробит их раньше. Он продолжал убеждать себя в том, что они делают то, что должны делать, и что должен быть некий хранитель времени, ответственный за эту операцию, кто обязательно даст ему ощутимого пинка, если они не будут укладываться в расписание. Да, наверное, так и есть. Но он все равно волновался. Потому что хранителя времени могло и не быть, так же как и третейских судей, так же как и арбитров в полосатых шортах. Ставки сделаны, сказал Клото.
И когда Ральф уже начал задумываться, не ведут ли эти ступеньки прямехонько в ад, они вдруг закончились. Короткий каменный коридор – не больше сорока дюймов в высоту и двадцати футов в длину – вел к арке, за которой красное свечение пульсировало и мерцало, как отраженный свет из открытой печки.
[Пойдем, Луиза. Но будь готова ко всему. Будь готова ко встрече с ним.]
Она кивнула, снова одернув непокорную юбку, и пошла следом за ним по узкому проходу. Ральф задел ногой что-то, что было явно не камнем, наклонился и поднял эту штуковину. Красный пластиковый цилиндр, расширяющийся с одного конца. Через пару секунд Ральф сообразил, что это такое: ручка от скакалки. Три-шесть-девять-сто одно, гусь с гусыней пил вино.
Не вмешивайся в дела, что тебя не касаются, краткосрочник, сказал Атропос, но он уже вмешался, и не только из-за того, что маленькие лысые доктора называли ка. Он вмешался, потому что то, что затеял Атропос, очень даже его касалось. Дерри был его городом, Луиза Чесс была его другом, и Ральф обнаружил в себе жгучее желание заставить Доктора номер три пожалеть о том, что он вообще увидел сережки Луизы, не говоря уже о том, чтобы взять их себе.
Он выбросил ручку от скакалки и снова пошел вперед. Мгновение спустя они прошли сквозь арку и остановились, зачарованно глядя на подземное обиталище Атропоса. Они стояли, взявшись за руки, как дети, и напоминали героев сказки – только не Питера Пэна и Венди, скорее Гензеля и Гретель, которые вышли к дому злой ведьмы после того, как долго блуждали по лесу.
4
[Ральф. О Господи, Ральф… ты видишь?]
[Тише, Луиза. Тише.]
Они вышли к маленькой мерзкой каморке, которая представляла собой нечто среднее между кухней и спальней. Комнатушка была одновременно убогой и жуткой. В центре стоял низкий круглый стол; Ральфу показалось, что это была отрезанная часть бочонка. На столе – остатки пищи: какая-то серая тошнотворная масса, похожая на жидкие мозги в щербатой супнице. У стола – грязное откидное кресло. Справа – примитивный толчок, сделанный из ржавого стального ящика, на верхушке которого чудом держалось сиденье от унитаза. Запах, поднимающийся из ящика, говорил сам за себя. Единственным украшением комнаты было огромное, отделанное латунью зеркало на стене. Его поверхность была такой темной, что отражение Ральфа с Луизой смотрелось так, как будто они находились под толщей воды.
Слева от зеркала стояла спартанская койка, то есть даже не койка, а грязный матрас, накрытый холстиной, из которой торчали перья и солома. И подушка, и матрас светились неистовым красным светом – ночным потом существа, которое там спало. Сны в этой подушке наверняка свели бы меня с ума, подумал Ральф.
Где-то глубоко под землей гулко сочилась вода.
В дальнем углу комнатушки была еще одна арка, повыше, сквозь которую виднелось сюрреалистичное скопление различного хлама. Ральф пару раз моргнул, чтобы убедиться, что он действительно видит то, что видит.
Это именно то место, подумал он. Я еще не знаю, что нам нужно найти, но оно точно находится здесь.
Луиза пошла ко второй арке, словно загипнотизированная. У нее дрожали губы, но в глазах можно было прочесть какое-то беспомощное любопытство; наверное, такое же выражение было на лице у последней жены Синей Бороды, когда она открыла запретную комнату. Ральфу вдруг показалось, что Атропос прячется в арке с ржавым скальпелем наготове. Он поспешил вслед за Луизой и остановил ее как раз в тот момент, когда она собиралась войти в арку. Он взял ее за локоть, и прежде чем она успела хоть что-то сказать, приложил палец к губам и покачал головой.
Он присел и уперся одной рукой в пол, словно спринтер в ожидании стартового выстрела. Потом он пробежал через арку (даже сейчас наслаждаясь тем, как действует его помолодевшее тело), приземлился на плечо и прокатился по полу. Он зацепился ногой за картонную коробку, и оттуда вывалилась всякая всячина: непарные носки и перчатки, несколько старых книжек в бумажной обложке, шорты-бермуды, отвертка со следами какой-то багровой жидкости – не то краски, не то крови.
Ральф встал на колени, обернулся и посмотрел на Луизу, которая стояла в проходе и смотрела на него, сложив руки под подбородком. С этой стороны арки никого не было, да тут и места-то не было ни для кого. Везде стояли коробки. С каким-то странным интересом Ральф принялся читать надписи: Джек Дэниэлз, Гилбис, Смирнофф, J&B. Видимо, Атропосу очень нравились коробки из-под спиртного, куда можно было сложить все то, что не нужно, а выбросить жалко.
[Ральф? А это не опасно?]
Это вполне могло бы сойти за шутку, но он серьезно кивнул головой и протянул руку. Она поспешила к нему, ее юбка снова слегка задралась. Она с изумлением огляделась по сторонам.
С той стороны арки, в мрачном маленьком обиталище Атропоса, эта кладовка казалась огромной. Теперь, когда они оказались внутри, Ральф понял, что все еще интереснее: такие здоровые помещения называются складами. Между кучами хлама были проходы. Вещи были более или менее упакованы только у двери, все остальное было разбросано как попало. На две трети это был лабиринт, и еще на одну – ловушка. Ральф решил, что даже для склада помещение было уж слишком большим. Это была подземная трущоба, и Атропос мог прятаться где угодно… и если он был сейчас здесь, то скорее всего он наблюдал за ними.
Луиза не спросила, что они ищут; Ральф понял по ее лицу, что она и так это знает… Когда она заговорила, от ее отсутствующего тона у Ральфа по спине побежали мурашки.
[Он, наверное, такой старый, Ральф.]
Да. Такой старый.
В двадцати ярдах от них лежало большое колесо со спицами, залитое тем же зловещим красным свечением. Оно лежало в плетеном кресле, которое, в свою очередь, покоилось поверх сломанного пресса. Вид этого колеса почему-то нагонял ужас: это было зримое воплощение той самой метафоры, которую сознание Ральфа подобрало для понимания концепции ка. Потом он заметил длинный ржавый прут, который торчал из колеса, и понял, что скорее всего это было велосипедное колесо. Такие велосипеды назывались «Беспечные девяностые» и были похожи на переросшие трехколесные детские.
Стало быть, это колесо от велосипеда, и ему уже лет сто, не меньше, подумал Ральф. Ему было очень интересно, сколько людей – сколько тысяч или десятков тысяч – умерло в Дерри с тех пор, как Атропос перетащил сюда свое колесо. И сколько из этих тысяч умерли случайной смертью?
И сколько он занимается этим? Сколько сотен лет?
Разумеется, он не знал ответа. Может быть, с самого начала, с чего бы все это ни начиналось. И все это время он забирал что-то у тех, кого он убивал… и это все здесь.
Это все здесь.
[Ральф!]
Он обернулся. Луиза протянула к нему обе руки. В одной была соломенная панама с откушенным куском на полях, в другой – черная пластмассовая расческа, из тех, что продаются в любом супермаркете за доллар двадцать девять центов. Она все еще светилась призрачным оранжево-желтым сиянием, что совершенно не удивило Ральфа. Каждый раз, когда владелец этой расчески причесывал волосы, она собирала сияние из его ауры и его веревочки. Его также не удивило, что расческа нашлась рядом с панамой; в последний раз, когда он видел эти две вещи, они тоже были вместе. Он помнил язвительную усмешку Атропоса в тот момент, когда он снял с головы панаму и притворился, что причесывает свою лысую голову.
А потом он подпрыгнул и прищелкнул каблуками.
Луиза показала ему на старое кресло-качалку со сломанным полозом.
[Шляпа была там, на сиденье. А расческа лежала под ней. Это расческа Джо Вайзера, да?]
[Да.]
Она тут же отдала расческу ему.
[Возьми. Я не настолько рассеянная, как думает Билл, но иногда я теряю вещи. А если я ее потеряю, я себе этого не прощу.]
Он взял расческу и машинально сунул ее в задний карман, но потом вспомнил, с какой легкостью Атропос вытащил ее из другого заднего кармана. Как два пальца об асфальт. Поэтому он положил расческу в передний карман брюк и снова взглянул на Луизу, которая смотрела на обкусанную панаму Билла с тем выражением, с которым Гамлет, должно быть, смотрел на череп бедного Йорика. Когда она подняла глаза, Ральф увидел в них слезы.
[Он любил эту шляпу. Считал, что в ней он смотрится очень модно и стильно. Разумеется, он не смотрелся ни модно, ни стильно – это был все тот же старина Билл, – но он думал, что выглядит хорошо, вот что важно. Тебе так не кажется, Ральф?]
[Да, наверное.]
Она положила шляпу обратно на сиденье кресла-качалки и повернулась, чтобы исследовать коробку, забитую какими-то тряпками, похожими на подержанную одежду с дешевой распродажи. Как только она отвернулась, Ральф наклонился вперед и принялся шарить под креслом, надеясь разглядеть в темноте блеск пары сережек. Если шляпа Билла и расческа Джо здесь, то, может быть, и сережки Луизы…
Но под креслом не оказалось ничего, кроме пыли и розового детского башмачка.
Мне бы следовало догадаться, что это было бы слишком просто, подумал Ральф, поднимаясь на ноги. Неожиданно он почувствовал себя полностью истощенным. Они без проблем нашли расческу Джо, и это хорошо, просто замечательно, но Ральфу казалось, что это может оказаться еще одним подтверждением поговорки: «Новичкам всегда везет». Им еще нужно найти серьги Луизы… а еще им надо было сделать то, за чем их послали сюда. Вот только – что? Ральф понятия не имел. Если кто-то сверху и дал инструкцию, он ее не получил.
[Луиза, у тебя есть какие-то мысли по поводу…]
[Тише!]
[Что такое? Луиза, это он?]
[Нет! Тише, Ральф! Помолчи и послушай!]
Он прислушался. Сначала он ничего не услышал, а потом снова возникло это щемящее чувство – в голове словно вспыхнул свет. Только на этот раз – очень медленно и осторожно. Он поднялся еще чуть-чуть вверх, аккуратно, как перышко на ветру. И тогда он услышал протяжный и низкий звук, напоминающий стон или скрип несмазанной двери. В этом звуке было что-то очень знакомое… даже не в самом звуке, а в ассоциациях, которые он вызывает. Как будто…
…сигнализация от грабителей или, может, детектор дыма. Оно сообщает нам, где оно. Оно нас зовет.
Луиза вцепилась ему в руку. Ее пальцы были холодны как лед.
[Это оно, Ральф… то, что мы ищем. Ты его слышишь?]
Разумеется, он все слышал. Но чем бы ни был этот звук, он не имел отношения к сережкам Луизы… а без ее сережек он отсюда не уйдет.
[Пойдем, Ральф! Пойдем! Нам нужно его найти!]
Он пошел следом за ней еще дальше в глубь захламленной комнаты. Теперь горы сувениров Атропоса возвышались над их головами фута на три, если не больше. Как ему удалось проделать этот трюк, непонятно – может быть, с помощью левитации, – но в результате они почти сразу же потеряли чувство направления и, похоже, дали кругаля. Ральф уже ничего не понимал. Он знал только одно: этот стонущий звук нарастал, становился все громче, – а когда они приблизились к его источнику, он стал похож на жужжание роя насекомых, которое показалось Ральфу очень и очень неприятным. Ему представлялось, как они заворачивают за угол и видят огромную саранчу, которая смотрит на них пустыми глазами, огромными, как грейпфруты.
Хотя ауры отдельных предметов из этого невообразимого хранилища растаяли, словно запах цветов, засушенных в книге, они все-таки были здесь, за пеленой вони Атропоса. На этом уровне восприятия, на котором сейчас находились Ральф с Луизой, когда все их чувства были максимально обострены, было никак невозможно не чувствовать эти ауры и не поддаваться их влиянию. Эти молчаливые напоминания о тех, кто умер случайной смертью – смертью наугад, – были одновременно ужасными и печальными. Ральф вдруг понял, на что похоже это место: на музей или на братскую могилу. Это была нечестивая церковь, где Атропос создал собственную версию Причащения – печаль вместо хлеба, горе вместо вина.
Их странный путь по зигзагообразным проходам был утомительным и кошмарным. За каждым новым поворотом обнаруживалась еще сотня предметов, которые Ральфу не хотелось ни видеть, ни помнить; и каждый из этих предметов буквально кричал от боли. Ральф не стал спрашивать у Луизы, чувствует ли она то же самое. Он все понял и так по ее тихим всхлипам у него за спиной.
Вот, например, детский самолетик с веревочкой, все еще привязанной к нему. Мальчик, чей это был самолетик, умер от судорог морозным январским днем в 1953 году.
Вот жезл участницы военного парада, обвитый лиловыми и белыми лентами. Осенью 1967-го эту девушку изнасиловали и забили до смерти камнем. Ее убийца, которого так и не поймали, спрятал тело в маленькую пещеру, где ее кости – как и кости еще двух жертв – лежат по сей день.
Вот брошь в виде камеи, принадлежавшая женщине, на которую упал кирпич на Главной улице, когда она вышла купить новый номер «Вог»; если бы она вышла из дома на полминуты раньше или позже, все было бы в порядке.
Вот охотничий нож мужчины, который случайно погиб на охоте в 1937-м.
Компас мальчика-скаута, который катался на велосипеде на горе Катахдин, упал и сломал себе шею.
Кроссовка мальчика по имени Гейдж Грин, которого сбил грузовик на шоссе № 15 в Лудлоу.
Кольца и журналы, брелоки и зонтики, шляпы и очки, погремушки и радиоприемники. Самые разные вещи, но Ральф знал, что на самом деле это все одно и то же: слабые и печальные голоса людей, которые вдруг обнаружили, что их вычеркнули из пьесы во втором акте, в тот самый момент, когда они разучивали свои роли для третьего, – людей, которых бесцеремонно выкинули из жизни до того, как они успели выполнить свою работу или какие-то обязательства, людей, единственная вина которых состояла в том, что в их жизнь вмешался слепой случай… и они попались на глаза маньяку со ржавым скальпелем.
Луиза всхлипнула.
[Я его ненавижу! Как я его ненавижу!]
Ральф сразу понял, кого она имеет в виду. Одно дело – слушать Клото с Лахесисом, что, мол, Атропос – это тоже часть общей картины, что он, может быть, служит какой-то более Высокой Предопределенности; и совершенно другое – своими глазами увидеть кепку «Бостон Бруинс», кепку маленького мальчика, который упал в подвал и умер один, в темноте, умер в безумной боли, и под конец у него уже не осталось голоса, потому что он шесть часов звал свою маму.
Ральф протянул руку и осторожно дотронулся до кепки. Ее владельца звали Билли Везерби. Его последняя мысль была о мороженом.
Ральф сжал руку Луизы.
[Ральф, что такое? Я слышу, что ты думаешь… уверена, что слышу… но у меня такое впечатление, что ты бормочешь себе под нос. Я не понимаю ни слова.]
[Я думал, что хочу уничтожить этого маленького ублюдка. Может быть, мы сумеем ему показать, что это такое – лежать ночью без сна. Как ты думаешь?]
Она кивнула, сжав его руку.
5
Они дошли до развилки, где узкий проход разделялся на несколько коридоров. Низкое монотонное жужжание шло из левого прохода, и, судя по звуку, его источник был где-то близко. Теперь они уже не могли идти рядом, и Ральф пошел первым. Проход постепенно сужался, и в конце концов Ральфу пришлось идти боком.
Красные выделения Атропоса лежали здесь сплошным толстым слоем. Насыщенное алое свечение стекало по сваленным в кучи страшным сувенирам и скапливалось на полу в небольшие лужицы. Луиза так крепко вцепилась Ральфу в руку, что ему стало больно, но он не жаловался.
[Это как Общественный центр, Ральф… он проводит здесь много времени.]
Ральф кивнул. Вопрос в том, что именно связывает мистера А. с этим местом? Они дошли до конца коридора, который был перекрыт большой кучей хлама, а Ральф так и не понял, что издает этот странный жужжащий звук. Этот звук потихоньку сводил его с ума, как будто у него в голове застрял огромный слепень. Теперь он уверился в том, что то, что они ищут, находится с той стороны, за кучей хлама, которая загораживала проход – им надо либо пройти другим путем, либо попробовать пробиться сквозь эту кучу. Но у них не было времени ни на то, ни на другое. Ральф почувствовал, как его снова накрывает волна отчаяния.
Но коридор не закончился тупиком. Слева был лаз, спрятанный за столом, заваленным грязными тарелками, зеленой бумагой и…
Зеленая бумага? Нет, не бумага, а кучи купюр. Десятки, двадцатки и полтинники были разбросаны по тарелкам. В соуснице лежали несколько сотенных, а скатанная пятисотенная бумажка высовывалась из графина.
[Ральф, бог ты мой, это же целое состояние!]
Однако Луиза смотрела не на стол, а на стену с другой стороны прохода. Последние пять футов этой стены были сложены из спрессованных в подобие кирпичей купюр. Они находились в денежной аллее, причем в прямом смысле этого слова, и Ральф понял, что теперь он в состоянии ответить еще на один вопрос, который его беспокоил: откуда Эд брал деньги. Его спонсировал Атропос…
Он опустился на колени, чтобы получше рассмотреть лаз под столом. Кажется, с другой стороны была еще одна комната, но очень маленькая. Красное мерцание билось и пульсировало внутри, напоминая биение сердца. У Ральфа на туфлях мелькали блики.
Ральф показал на лаз и вопросительно посмотрел на Луизу. Она кивнула. Он встал на колени и пролез под денежным столом в святилище, которое Атропос создал вокруг вещи, что лежала на полу в центре комнаты. Это было именно то, за чем их сюда послали, теперь Ральф в этом не сомневался, но он все еще не мог понять, что это такое. Какая-то штука не больше мраморного шарика, в который играют ребятишки, лежала в темном коконе смерти, непроницаемом, как черная дыра.
Ну замечательно, просто отлично. И что теперь?
[Ральф! Ты слышишь пение? Оно очень тихое.]
Он удивленно взглянул на нее, а потом огляделся по сторонам. Он уже ненавидел эту чертову дыру, и хотя у него никогда не было клаустрофобии, сейчас ему захотелось бежать отсюда со всех ног. У него в голове зазвучал четкий и явственный голос: Это не просто, чего мне хочется, Ральф; мне это необходимо. Я сделаю все, что смогу, чтобы остаться с тобой, но если ты не закончишь в ближайшее время – что бы ты там ни собирался заканчивать, – наши желания уже не будут иметь никакого значения. Я просто развернусь и сбегу отсюда.
Ужас, сквозивший в этом голосе, вовсе не удивил Ральфа, потому что это и вправду было ужасное место. Не подземная комната, а дно какой-то глубокой шахты, стены которой были сложены все из того же краденого хлама: тостеры, скамеечки для ног, часы со встроенным радио, фотоаппараты, книги, шкатулки и ящички, туфли, расчески. Прямо перед лицом у Ральфа болтался, подвешенный на тесемке, старый саксофон с надписью ДЖЕЙК, выгравированной на тусклой поверхности. Ральф протянул было руку, чтобы убрать эту проклятую штуку от лица, но потом представил, что это может вызвать обвал, и все эти вещи погребут их тут заживо. В то же время он открыл разум и чувства и попытался услышать хоть что-то. В какой-то момент он вроде бы уловил звук, похожий на вздох, шум моря в раковине, но потом звук исчез.
[Если даже здесь есть какие-то голоса, я их не слышу, Луиза… эта чертова штука глушит все звуки.]
Он указал на предмет в середине круга – чернота, доселе неизвестная науке, мешок смерти, который был апофеозом всех мешков смерти, которые Ральф видел в жизни. Но Луиза покачала головой.
[Нет, оно их не глушит. Оно их высасывает.]
Она смотрела на вопящий черный предмет с ужасом и отвращением.
[Эта штука высасывает жизнь из всего, что здесь есть… и сейчас она пытается высосать жизнь и из нас.]
Да, разумеется, так все и было. Теперь, когда Луиза произнесла это вслух, Ральф чувствовал, что мешок смерти – или предмет внутри – тянул что-то у него в голове, крутил, дергал… пытался вытащить это что-то, как зуб из десны.
Пытается высосать из них жизнь? Близко, но не то. Ральф сомневался, что этой штуковине в мешке смерти действительно нужны их жизни или души… Ей нужна их жизненная сила. Их ка.
Когда Луиза услышала эту мысль, ее глаза широко распахнулись… а потом ее взгляд уперся во что-то за правым плечом у Ральфа. Она наклонилась вперед и протянула руку.
[Луиза, на твоем месте я бы не стал этого делать… все это может обрушиться прямо на нас…] из кучи хлама извлекла какую-то белую штуку, посмотрела на нее с ужасом и пониманием, а потом протянула ему.
[Оно все еще живо – все, что находится здесь, еще живо. Я не знаю, как это может быть, но так оно и есть… не знаю… Но они очень слабые. Почему они такие слабые?]
Она держала в руке маленький белый тапочек, который раньше принадлежал либо миниатюрной женщине, либо ребенку. Когда Ральф взял его в руки, он услышал, как тот тихо поет слабым голосом, который доносился как будто издалека. Звук был одиноким, как ноябрьский ветер пасмурным днем, но очень приятным – в противовес тому мерзкому звуку, что издавал предмет на полу.
И Ральф знал этот голос. В этом он был уверен.
На носке тапочка было маленькое темное пятнышко. Сначала Ральф подумал, что это шоколадное молоко, а потом понял, что это такое на самом деле: засохшая кровь. И тут же он мысленно перенесся в тот кошмарный день, когда он увидел Элен перед «Красным яблоком» и подхватил Натали за секунду до того, как Элен ее уронит. Он вспомнил, как у Элен заплетались ноги, как она прислонилась к двери магазина, будто пьяница – к столбу. Как она протянула к нему руки. Отда мне моя маыша… отда мне На-ли.
Он знал этот голос, потому что это был голос Элен. Этот тапочек был у нее на ноге в тот день, и кровь сочилась не то из разбитого носа, не то из ободранной щеки.
Он пел и пел, его голос еще не совсем утонул в жужжании предмета в черном мешке смерти, и теперь уши Ральфа – или то, что заменяет уши в мире аур – были полностью открыты, и он слышал голоса всех остальных предметов. Они пели, как потерянный хор.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.