Текст книги "Бессонница"
Автор книги: Стивен Кинг
Жанр: Зарубежное фэнтези, Зарубежная литература
Возрастные ограничения: +16
сообщить о неприемлемом содержимом
Текущая страница: 37 (всего у книги 47 страниц)
Глава 24
1
Они медленно прошли через заасфальтированную стоянку, расчерченную на ячейки желтыми линиями. Сегодня, подумал Ральф, все эти ячейки будут заняты. Прийти, посмотреть, послушать, показаться здесь… и самое главное, показать всему городу и всей стране, что тебя не запугают и все чарли пикеринги в мире. Даже то меньшинство, которое, испугавшись, все-таки не придет, заменят просто любопытные, которых всегда хватает.
Приблизившись к беговой дорожке, они приблизились и к краю савана смерти. Здесь он был толще, и теперь Ральф различал медленное, вращающееся движение, как будто саван состоял из мелких частиц какого-то обугленного вещества. Это напоминало воздух над открытой печью мусоросжигателя, подернутый рябью от жара и мерцающий кусочками горелой бумаги.
И еще он услышал два звука, которые как бы накладывались друг на друга. Более высокий был похож на сокрушенный вздох. Так мог бы звучать ветер, подумал Ральф, если бы он решил научиться плакать. От этого звука бросало в дрожь, но тот, что пониже, был еще неприятнее – влажный чмокающий хлюп, как будто огромный беззубый рот жадно заглатывал большие порции какой-то мягкой кашеобразной пищи.
Когда они приблизились к этой пульсирующей черноте, Луиза остановилась, посмотрела на Ральфа извиняющимся взглядом и проговорила голосом испуганной маленькой девочки:
– Кажется, я не смогу там пройти, сквозь это. – Она замолчала в нерешительности, а потом выпалила: – Она живая, понимаешь? Вся эта штука. Она видит их… – Луиза показала рукой на людей на стоянке и на телевизионщиков у входа в центр. – Это само по себе уже плохо, но еще хуже то, что она и нас тоже видит… и она знает, что мы ее видим. И даже скорее не видим, а чувствуем…
Ральфу казалось, что тот, второй, более низкий звук – чавкающий и глотающий – теперь выговаривает слова, и чем дольше он слушал, тем вернее убеждался, что так оно и есть.
[Убирайтесь. К черту. Кебенойматери.]
– Ральф, – прошептала Луиза. – Ты это слышишь?
[Ненавижувас. Убьювас. Всехубью.]
Он кивнул и снова взял ее за руку.
– Пойдем, Луиза.
– Куда?!
– Вниз. До конца.
В первый миг она озадаченно уставилась на него, не понимая, а потом ее лицо прояснилось, и она кивнула. Ральф почувствовал вспышку внутри – именно вспышку, а не давешнее мерцание, – и все вокруг просветлело. Колышущийся дымный барьер черноты растаял. Но они все равно закрыли глаза и задержали дыхание, приблизившись к месту, где, как они знали, был край савана. Ральф почувствовал, как дрожала рука Луизы, когда она проходила сквозь невидимый барьер, а когда он вошел туда сам, его накрыла волна мрачных воспоминаний – медленное умирание жены, потеря любимой собачки в детстве, Билл Макговерн, который падает на пол, судорожно схватившись за сердце, – казалось, сначала они незаметно пробрались в его сознание, а потом бесцеремонно прижали к земле жестокой рукой. В ушах звенел тонкий хнычущий звук, неистребимый и жутко бессмысленный, как вой несчастного идиота.
А потом они вышли с той стороны барьера.
2
Они прошли под деревянной аркой на дальнем конце стоянки (по арке дугой шла надпись: ВСЕ НА ГОНКИ В БЭССИ-ПАРК!); Ральф подвел Луизу к скамейке и заставил сесть, хотя она и говорила, что с ней все в порядке.
– Ладно, но мне нужно пару минут, чтобы прийти в себя.
Она откинула прядь волос с его лба и нежно поцеловала в щеку.
– Сколько угодно, милый.
Пара минут превратилась в пять. Когда Ральф почувствовал себя в состоянии подняться, так чтобы не задрожали колени, он снова взял ее за руку, и они встали вместе.
– Ты нашел, Ральф? Его следы?
Он кивнул.
– Пришлось на два уровня подниматься. Я сначала попытался найти их на уровне, где видны ауры, потому что там время вроде бы не ускоряется, но у меня ничего не вышло. Надо подняться чуть выше.
– Хорошо.
– Нам надо быть осторожнее. Потому что, когда мы видим…
– Нас тоже могут увидеть. Да. И потом, нам нельзя терять времени.
– Это да. Ты готова?
– Почти. Но сначала ты меня поцелуешь. Хотя бы немножко.
Он улыбнулся и поцеловал ее.
– Вот теперь я готова.
– Ладно, поехали.
Вспышка!
3
Красноватые кляксы слизи вели через площадку слежавшейся утрамбованной грязи, где во время Недели Кантри разбивают ярмарку, на беговую дорожку, где с мая по сентябрь упражняются бегуны. Луиза на секунду остановилась у дощатого забора высотой по грудь, осмотрелась, чтобы удостовериться, что вокруг никого нет, и подтянулась, опершись руками. Она двигалась с легкостью молоденькой девушки, но когда перекинула ногу через забор и села на него верхом, то вдруг испуганно замерла. На ее лице застыло неподдельное удивление, смешанное с неподдельным же ужасом.
[Луиза, с тобой все в порядке?]
[Да, все нормально. Вот только чертово нижнее белье… Кажется, я похудела, и оно с меня падает! Вот ведь зараза!]
Ральф понял, что видит не только кружевной край Луизиной нижней юбки, но и четыре-пять дюймов розового нейлона. Он старательно сдерживал улыбку, пока Луиза сидела, растопырив ноги, на широкой верхушке забора и пыталась одернуть юбку. Он хотел ей сказать, что она выглядит очень даже аппетитно, но по здравом размышлении передумал.
[Отвернись, пока я не поправлю эту чертову юбку, Ральф. И перестань ухмыляться.]
Он отвернулся и стал разглядывать Общественный центр. Если он и ухмылялся (хотя ему самому казалось, что он вовсе не ухмылялся, а просто она прочла его мысли по его ауре), то при виде этого темного, клубящегося савана его улыбка быстро погасла.
[Луиза, по-моему, было бы проще, если бы ты просто ее сняла.]
[Простите меня, уважаемый Ральф Робертс, но я немного не так воспитана, чтобы снимать нижнее белье на улице и оставлять его на беговой дорожке, и если у вас были знакомые девушки, которые делали что-то подобное, надеюсь, это было еще до того, как вы встретили Каролину. Что мне сейчас нужно, так это…]
Смутный образ блестящей английской булавки.
[Но у тебя нет ни одной, если я правильно понимаю, Ральф?]
Он покачал головой и послал ей ответный образ: песок в песочных часах быстро ссыпается вниз.
[Хорошо, хорошо, поняла. Кажется, я ее зацепила… еще немного продержится. Можешь поворачиваться.]
И он повернулся. Она уже спускалась с другой стороны широкой изгороди и двигалась довольно уверенно, но ее аура значительно побледнела, и Ральф снова заметил темные круги у нее под глазами.
Он подтянулся, перекинул ногу через забор и спрыгнул с другой стороны. Ему понравилось это ощущение – он давно так легко не двигался.
[Нам снова нужна подпитка, Луиза.]
Луиза устало кивнула.
[Я знаю. Пойдем.]
4
След протянулся по беговой дорожке, вскарабкался на другой забор, потом спустился по заросшему кустарником склону к Нейболт-стрит. Ральф заметил, что Луиза придерживает нижнюю юбку через юбку верхнюю, и снова подумал о том, чтобы спросить, не лучше ли будет зайти куда-нибудь в укромное место и снять эту штуку, но снова решил не соваться со своими рационализаторскими предложениями. Если эта штуковина и вправду начнет ей мешать, она ее снимет и без его совета.
Ральф больше всего беспокоился, не пропадет ли след Атропоса, и его самые мрачные опасения подтвердились. След оборвался. Тусклые розоватые кляксы привели их на потрескавшуюся мостовую Нейболт-стрит, мрачноватую улицу из бесцветных бетонных коробок, которые надо было снести еще несколько лет назад. Потертое белье хлопало на провисших веревках, грязные дети с сопливыми носами таращились на Ральфа с Луизой из пыльных двориков. Симпатичный взъерошенный мальчик лет трех подозрительно посмотрел на них, схватился одной рукой за ширинку, а другой сделал неприличный жест.
Нейболт-стрит заканчивалась тупиком, упираясь в старое трамвайное депо, и здесь они потеряли след. Они встали у козел, прикрывающих вход в старый подвал – все, что осталось от пассажирского депо, – и оглядели полукруглый пустырь. Ржавые рельсы выглядывали из густых зарослей подсолнухов и репейника, осколки разбитых бутылок поблескивали на солнце. Ярко-розовые буквы на растрескавшейся стене ангара сообщали, что «СЮЗИ СОСАЛА МОЕГО ТОЛСТЯЧКА». Это трогательное заявление располагалось внутри орнамента из танцующих свастик.
Ральф: [И куда, черт подери, он девался?]
[Вон туда, Ральф, видишь?]
Она указывала на то, что было главной линией до 1963 года, единственной – до 1983-го, а теперь превратилось в заросшие ржавые рельсы, ведущие в никуда. Даже шпал почти не осталось – их сожгли в полуночных кострах либо местные бомжи, либо бродяги по пути к картофельным полям округа Арустук или яблочным садам и рыбным угодьям Мэритайма. На одной из немногих уцелевших шпал Ральф разглядел брызги розовой слизи. Они выглядели свежее, чем те, по которым они вышли на Нейболт-стрит.
Он посмотрел на следы, терявшиеся в сорняках, и попытался прикинуть маршрут. Если ему не изменяла память, эта линия огибала муниципальную площадку для гольфа по пути к… ну, в общем, в западную часть города. Ральф подумал, что эта линия должна проходить возле аэропорта, где на площадке для пикников Фэй Чапин, может быть, прямо сейчас размышлял над сеткой грядущего шахматного турнира.
Это одна большая петля, подумал он. Она затягивает нас уже три дня, но мне кажется, что в конце мы вернемся туда, откуда все началось… не в Рай, а на Харрис-авеню.
– Эй вы, ребята? Как делишки, а?
Ральфу показалось, что он узнал этот голос – то есть не то чтобы это был кто-то знакомый, но этот голос он слышал раньше, причем недавно. И этого мужика он уже где-то видел. Он стоял у них за спиной, в том месте, где Нейболт-стрит вливалась в площадку перед депо. На вид ему было лет пятьдесят, но Ральфу казалось, что на самом деле он лет на семь – десять моложе. Он был в мягкой рубашке и старых потрепанных джинсах. Его аура была зеленой, как бутылка пива «Святой Патрик». И тут Ральф вспомнил: это тот самый пьянчужка, который приставал к ним с Биллом в парке в тот день, когда Макговерн горевал о Бобе Полхерсте… который, как оказалось, пережил его. Иногда жизнь бывает забавнее, чем шуточки Гаучо Маркса.
На Ральфа вдруг накатило странное ощущение неотвратимости и вместе с ним – интуитивное понимание тех сил, которые их теперь окружали. Ральф вполне мог бы без них обойтись. И не важно, что это были за силы – добрые или злые, Предопределенность или Случайность; они были неодолимы, и только это имело значение, и все, что Клото с Лахесисом им говорили о свободе выбора, перед лицом этих сил превращалось в насмешку. Ральф чувствовал себя так, как будто они с Луизой были привязаны к спицам гигантского колеса – колеса, которое вновь и вновь возвращало их назад, хотя при этом неотвратимо несло их все дальше и дальше в глубь этого кошмарного тоннеля.
– У вас нет лишней мелочи, мистер?
Ральф немного спустился, чтобы быть уверенным, что пьянчужка его услышит.
– Дай я угадаю. Тебе опять звонил дядя из Декстера, – сказал Ральф. – Сказал, что ты можешь вернуться на свою старую работу на мельнице… но только если ты доберешься туда сегодня. Я все правильно излагаю?
Пьянчуга удивленно заморгал.
– Ну… да. Штот вродь того. – Он на мгновение сбился, но это была его самая отработанная и любимая история – может быть, он и сам в нее верил, – и он быстро нащупал прерванную было нить. – Эт хорошая работа, понимаешь? И я снова могу ее получить. В два часа есть автобус на Арунстук, ток он стоит пять пеесят, а у меня ток четвертак…
– У тебя есть семьдесят шесть центов, – сказала Луиза. – Два четвертака, две десятки, один пятак и одна единичка. И если посмотреть, сколько ты пьешь, то аура у тебя очень даже здоровая, вот что я тебе скажу. Ты силен, как бык.
Пьянчужка озадаченно посмотрел на нее, потом отступил на шаг и вытер нос рукавом.
– Не волнуйся, – успокоил его Ральф. – Моей жене всюду видятся ауры. Она очень возвышенный человек.
– Да ну?
– Угу. Она к тому же еще и щедрая, и я думаю, что она даст тебе денежку. Правда, Элис?
– Он все пропьет, – возразила она. – Нет у него в Декстере никакой работы.
– Вполне вероятно, – сказал Ральф, сверля ее взглядом. – Но его аура выглядит очень здоровой. На удивление.
– А вы, мистер, тоже немного того… возвышенный, – пробормотал пьянчужка, переводя настороженный взгляд с Луизы на Ральфа. Но теперь у него в глазах появилась надежда.
– Ты даже не представляешь, насколько ты прав, – согласился Ральф. – И в последнее время оно проявилось в полную силу. – Он поджал губы, как будто обдумывая интересную мысль, которая вдруг пришла ему в голову, и затянулся. Яркий зеленый луч выбился из ауры попрошайки, пересек десять футов, отделявших бродягу от Ральфа, и влился Ральфу в рот. Вкус был чистый и вполне узнаваемый: яблочное вино с фермы Буна, – резковатый и терпкий, но в чем-то приятный. Простая, без всяких затей, жизненная энергия. К Ральфу сразу вернулось ощущение силы, и, самое главное, ясность мыслей.
Луиза достала из кошелька двадцатидолларовую бумажку. Пьянчуга не сразу это увидел; он смотрел в небо. Тем временем еще один ярко-зеленый луч вырвался из его ауры. Сверкающей молнией он пролетел через заросший сорняками пустырь и вошел в рот и ноздри Луизы. Банкнота дрогнула у нее в руке.
[О Боже, как здорово!]
– Чертовы самолеты с ентой чертовой чарлстонской базы! Военно-воздушные силы, мать их етить! – с неодобрением воскликнул пьяница. – Им же нельзя переходить звуковой барьер, пока до моря не долетят! Я чуть в штаны не наделал… – Его взгляд упал на банкноту в руке у Луизы, и он помрачнел еще больше: – Че за шутки у вас, ребята? Я не дурак, так и знайте. Может быть, я иногда и выпиваю, но мозги я еще не пропил.
Это ненадолго, подумал Ральф. Уже скоро пропьешь.
– Никто и не думает, что вы дурак, – успокоила его Луиза. – И мы вовсе не шутим. Возьмите деньги, сэр.
Бездельник подозрительно зыркнул на Ральфа, потом внимательно посмотрел на Луизу (потом снова, мельком, на Ральфа), и его настороженный взгляд сменился широкой довольной улыбкой. Он шагнул к Луизе, протянув руку, чтобы взять деньги, которые он заработал, сам об этом не зная.
Луиза отвела руку, не давая ему взять банкноту.
– Только купи себе что-нибудь и поесть тоже, а не одну только выпивку, хорошо? И задай себе вопрос: счастлив ли ты, живя такой жизнью?
– Вы абсолютно правы! – с энтузиазмом воскликнул пьяница. Его взгляд не отрывался от банкноты в руке у Луизы. – Абсолютно, мадам! У них там есть программа, ну, в этом уцентре на том берегу… детоксикация называется, и еще эта… реабилитация… ну, вы знаете. Я об этом подумываю. Правда-правда. Каждый день только об этом и думаю. – Он по-прежнему не сводил взгляд с двадцатки и уже, кажется, истекал слюной. Луиза с сомнением взглянула на Ральфа, потом пожала плечами и отдала деньги пьянчуге. – Спасибо! Спасибо, леди! – Он оглянулся на Ральфа. – Эта леди – настоящая принцесса! Надеюсь, ты эт знаешь!
Ральф нежно посмотрел на Луизу.
– Конечно.
5
Прошло полчаса. Ральф с Луизой шагали по ржавым рельсам, которые огибали муниципальную площадку для гольфа… но после встречи с пьянчужкой они приподнялись еще чуть-чуть выше над миром краткосрочников (может быть, потому, что он сам был в приподнятом состоянии духа из-за спиртных паров), и «шагали» – не совсем точное слово. Они не прикладывали почти никаких усилий, чтобы делать шаги, но их ноги все-таки двигались, и Ральфу казалось, что они скорее скользят, чем идут. Он не был уверен, видят их сейчас или нет на уровне краткосрочников; белки равнодушно шныряли прямо у них под ногами, собирая припасы на зиму, а один раз Луиза нагнулась, когда какая-то маленькая птичка едва не врезалась ей в голову. Птица резко изменила курс, уходя вправо вверх, как будто только сейчас она сообразила, что у нее на пути был человек. Игроки в гольф тоже их не замечали. Впрочем, в этом как раз не было ничего удивительного. Игроки были полностью поглощены игрой и не замечали вообще ничего вокруг. Ральф задумался: а что бы подумал он, если бы ему случилось увидеть парочку опрятно одетых пожилых людей, шагающих по старому трамвайному пути? Наверное, мне было бы особенно любопытно, почему леди все время твердит: «Оставайся на месте, тебе говорю», – и постоянно одергивает свою юбку, подумал Ральф и усмехнулся. Но игроки в гольф так и не обратили на них никакого внимания, хотя игра на девятой лунке проходила достаточно близко к старым путям, так что Ральф даже расслышал сокрушенные рассуждения об ослаблении спроса на фондовом рынке. Догадка о том, что они с Луизой снова стали невидимыми или по крайней мере слишком тусклыми для обычного восприятия, казалась все более и более правдоподобной. Правдоподобной… и неприятной. Время идет быстрее, когда ты наверху, говорил старина Дор.
По мере их продвижения за запад следы Атропоса становились все свежее, и Ральфу все меньше и меньше нравились подтеки и брызги, из которых эти следы состояли. Там, где капли попадали на стальные рельсы, они разъедали их, как кислота. Растения, на которые попали брызги, почернели и умерли – даже самые живучие сорняки. Когда они прошли третью площадку и забрели в рощу чахлых деревьев, переплетенных с густым подлеском, Луиза потянула его за рукав и показала пальцем куда-то вперед. Большие плюхи Атропосовой слизи тошнотно блестели на стволах деревьев вдоль рельсов, и в углублениях между рельсами тоже были вязкие лужицы – наверное, в тех местах, где раньше были шпалы.
[Кажется, мы приближаемся к его логову, Ральф.]
[Да.]
[А если он вернется, пока мы там, что будем делать?]
Ральф пожал плечами. Он не знал и к тому же не был уверен, что ему стоит над этим задумываться. Пусть об этом задумываются те силы, которые передвигают их, словно шахматные фигурки, – силы, которые мистер Лахесис и мистер Клото называли Высшей Предопределенностью. Если Атропос покажется, Ральф попытается вырвать у этого пидорастического недоростка язык и забить его ему в глотку. И если это расстроит чьи-то планы… что ж, это их проблемы. Он не может брать на себя ответственность за великие планы и дела долгосрочников, его работа – присмотреть за Луизой, которую зачем-то втянули в это рискованное мероприятие, и постараться предотвратить трагедию, которая может случиться сегодня вечером. И кто знает, может быть, ему удастся выкроить немного времени и попытаться спасти свою – несколько омолодившуюся – шкуру. А если это не согласуется с планами больших мальчиков, то пошли они к черту.
Луиза прочла все это по его ауре – он понял это по ее ауре. Она взяла его за руку, и он обернулся к ней.
[Что это значит, Ральф? Что ты попытаешься его убить, если он встанет на нашем пути?]
Он обдумал ее слова и кивнул.
[Да, именно это оно и значит.]
Она тоже задумалась и кивнула в ответ.
[Ральф?]
Он посмотрел на нее, подняв брови.
[Если так будет нужно, я тебе помогу.]
Ее слова тронули его почти до слез… и он попытался спрятать от нее другие мысли: что она до сих пор ходит с ним лишь потому, что так он мог вернее ее защитить. Он опять вспомнил о ее сережках и поспешил выбросить это воспоминание из головы, не желая, чтобы она увидела его – или хотя бы что-то заподозрила – по его ауре.
Тем временем мысли Луизы текли в другом – более безопасном – направлении.
[Если даже мы успеем уйти до того, как он вернется, он все равно узнает, что там кто-то был, правильно? И наверняка поймет кто.]
Ральф не стал этого отрицать, но ему казалось, что это не так уж и важно; потому что других вариантов у них пока не было. Им оставалось лишь делать свое дело, надеясь, что они все же увидят завтрашний рассвет. Хотя, если бы у меня был выбор, я бы лучше его проспал, подумал Ральф и улыбнулся уголком рта. Господи, я как будто сто лет не спал. Его мысли перескочили на любимую присказку Каролины о долгой и трудной дороге обратно в Рай. Теперь ему казалось, что рай – это когда можно спокойно поспать до обеда… и еще чуть-чуть после.
Он взял Луизу за руку, и они снова двинулись по следу Атропоса.
6
Футах в сорока от ограждения на краю летного поля ржавые рельсы оборвались. Следы Атропоса тянулись дальше, но тоже недолго. Ральф был почти уверен, что видит место, где они заканчиваются, и еще – смутный образ их с Луизой, прикрученных к спицам огромного колеса. И если Ральф не ошибался, логово Атропоса располагалось неподалеку от того места, где Эд врезался в грузовичок того здоровенного толстяка с бочками удобрений в кузове.
Поднялся ветер, и до них донесся какой-то противный гнилостный запах и голос Чапина, разглагольствующего на свою любимую тему:
– …а что я всегда говорил! Маджонг – как шахматы, шахматы – как жизнь… так что если ты умеешь играть в какую-то из этих игр…
Ветер снова переменился. Ральф все еще слышал голос Фэя, но слов уже не разбирал. Хотя, наверное, оно и к лучшему, потому что эту лекцию он слышал уже столько раз, что знал ее почти наизусть.
[Ральф, эта ужасная вонь… Это он, да?]
Он кивнул, хотя и не думал, что Луиза это увидит. Она держала его за руку, а смотрела прямо перед собой широко распахнутыми глазами. Дорожка из пятен кровавой слизи, которая начиналась у входа в Общественный центр, заканчивалась у основания покосившегося мертвого дуба в двух-трех сотнях футов впереди. Причина смерти могучего дерева была очевидна: кора почтенного ветерана была вся счищена – наподобие банановой кожуры – ударом молнии. Трещины и зазубрины на его сером стволе принимали очертания лиц, застывших в страшном немом крике, а распростертые голые ветви на фоне неба казались зловещими иероглифами… и одна из них – по крайней мере в воображении Ральфа – вычерчивала приблизительное изображение японского иероглифа, означавшего камикадзе. Молния, убившая дерево, не смогла его повалить, но, как видно, очень старалась. Корни с одной стороны – со стороны аэропорта – были вырваны из земли. Мощные корни приподняли снизу сетчатое ограждение, и глядя на это, Ральф почему-то вспомнил о своем детском приятеле, Чарли Энгстроме.
– Не водись с Чаки, – говорила ему мать. – Он грязный мальчишка. – Ральф не знал, был ли Чаки грязным мальчишкой, но вот крепким орешком он точно был. Чарли любил прятаться за большим деревом около его дома с длинной палкой в руке, которую он называл Всевидящим Жезлом. И когда мимо проходила женщина в пышной юбке, Чарли на цыпочках шел за ней следом, потихоньку засовывал палку под юбку и приподнимал. Достаточно часто ему удавалось увидеть, какого цвета белье у женщины (цвет женского нижнего белья приводил Чарли в экстаз), прежде чем она замечала, что происходит, и гналась за дико хохочущим мальчишкой до самого дома, грозясь рассказать обо всем его матери. Ограждение аэропорта, приподнятое корнями дуба, напомнило Ральфу о юбках жертв Чаки, когда он поднимал их Всевидящим Жезлом.
[Ральф?]
Он посмотрел на Луизу.
[Кто такой этот Всевидящий Жезл? Имя какое-то неприличное… Это какой-то индеец? И почему ты сейчас о нем думаешь?]
Ральф расхохотался.
[Ты прочитала это по моей ауре?]
[Ну, наверное… я уже ничего не знаю. А кто это все-таки?]
[Расскажу в другой раз. Пойдем.]
Он взял ее за руку, и они медленно подошли к старому дубу, у которого след Атропоса обрывался; вступили в облако тошнотворной гнилостной вони, которая была его запахом.
Правообладателям!
Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.