Текст книги "Веления рока"

Радостно богам, пирующим вместе с царем своим Зевсом, но радостней всех волоокая, лилейнорукая богиня Гера. Из-под венца ее ниспадают волной дивные кудри, властью и спокойным величием горят ее очи. Чувство жгучей обиды от измены мужа не раз заставляло Геру скрываться от насмешливых глаз богинь, прежде всего от Афродиты, пособницы его похождений. А теперь Гера смотрит надменно в глаза ей и смеется, довольная победой своею. Не удалось Афродите утаить от нее связь Зевса с Семелой.

Упиваясь местью, в самый разгар пиршества, Гера вздумала своими глазами убедиться в гибели Семелы. Почтенно поклонилась она Зевсу и ласково спрашивает:

– Доволен ли муж мой пиром, устроенным мною?

– Отчего ж не быть довольным? Все хорошо, – отвечает ей Зевс.

Гера просит:

– Позволь мне отлучиться ненадолго.

Зевс перечить не стал, согласно кивнул головой. Гера тихо покинула пир, вошла в свои чертоги, переоделась в длинную роскошную одежду, сотканную самой Афиной, села в колесницу, запряженную двумя бессмертными конями, и съехала с Олимпа. Вся из серебра колесница, из чистого золота колеса, а спицы их сверкают медью. Благоухание разливается по земле там, где проезжает она. Все живое склоняется пред ней, великой царицей Олимпа.

Хочется увидеть ей, что сталось с покоями Семелы и ею самой. Подъехала совсем близко к развалинам дворца Кадма, смотрит: кругом только камни да пепел, а в самом центре плющ зеленеет. Подивилась она, но не догадалась, что плющ этот своею зеленой прохладой защитил недоношенного Диониса. Подумала: это Зевс в память о Семеле повелел так быть. «Пусть не станет тут ничего!» – воскликнула она. Махнула рукой: небо покрылось темной дождевой тучей, поднялась грозная буря. Камни ураганный ветер разнес по всей долине, плющ вырвал с корнем, а пепел смыло ливнем.

Три месяца тайно от Геры носил в себе Зевс ребенка. В теле отца Дионис окреп, как во чреве у матери, должный срок там пробыв. На исходе третьего месяца начались у царя богов схватки. Понял он, что наступило время рожать, и перебрался подальше от Геры, на один из островов в Эгейском море, называемом Наксосом. Перед отбытием потянуло его на рыбу. Сказал он об этом брату своему, великому властителю морской глубины Посейдону. Быстро понесся Посейдон по морю, поймал трехметрового тунца и принес его. Поел Зевс, и стало ему легче. Тогда он позвал к себе сына своего Гермеса, вестника богов, посредника между богами и людьми, и велел ему присутствовать при родах. Выбрали они на острове местечко подле вековых дубов, среди мягких кустов; расположились. Ни тот, ни другой не знают, как быть. А время не терпит, схватки все чаще и все нестерпимей.

– Делай же что-нибудь, – говорит Зевс Гермесу.

– Придется резать, – сказал Гермес. – Без кесарева сечения нам не обойтись. – При этих словах взял он острый камень и рассек бедро Зевса по шву.

Содрогнулся от боли Зевс, застонал. А Гермес достал из бедра ребенка, шлепнул его ладонью, и дубовая роща огласилась отчаянным криком младенца, рожденным второй раз. Взял Зевс своего ребенка на руки, полюбовался им и передал его снова Гермесу, сказав:

– Отнеси его к сестре Семелы, Ино и ее мужу Атаманту, царю Орхомена, пусть они воспитают моего маленького Диониса. Да предупреди их, чтоб ни одна живая душа не узнала об этом.

Сделал Гермес как повелел ему Зевс, отнес Диониса к тете его Ино и стала она вместе с мужем своим тайно с пеленок воспитывать юного бога, как девочку, чтобы Гера не смогла найти младенца.

День за днем, год за годом, так время и шло. В заботах и ласках рос Дионис. Одевала его Ино как девочку в кружевное платье и играл он с утра до вечера вместе с детьми ее Леархом и Меликертом. Иногда к ним приходил мудрый Силен – демон плодородия. Курносый, толстогубый, с глазами навыкате, с лошадиным хвостом и копытами. Завидев полупьяного Силена, Дионис с радостным криком выбегал ему навстречу. Тот приподнимал с земли забавного мальчика в платье и непристойно танцевал с ним прямо среди улицы. Так они и привязались друг к другу. Дионису было интересно, почему Силен всегда такой веселый. Однажды он спросил его об этом. Силен потянул вино из меха, дал выпить немножко Дионису и сказал:

– Вот в этом мехе мое веселье. Хочешь, расскажу тебе, что это такое?

Дионису понравился необычный напиток. Весело подпрыгивая и хлопая в ладоши, он несколько раз повторил:

– Хочу, хочу, хочу.

Тогда Силен открыл ему тайны природы и научил изготовлению вина.

Ино никому не рассказывала о происхождении своего воспитанника. Доверилась она только сестрам своим Автонии и Агаве. Сестры обещали молчать, но не сдержали слова и растрезвонили об этом всем жителям Фив. Узнала об этом Ино и спрашивает сестер:

– Зачем вы рассказали всем людям, что Дионис сын Семелы и Зевса?

Сестры глаза опустили, зарделись, зарумянились, потом взглянули друг на друга и солгали:

– Не говорили мы никому.

– Откуда же люди узнали? – спрашивает Ино их снова.

– Слухом земля полнится, – они отвечают.

– Ах, вот как, – сказали завистливые сестры. – Напрасно ты нас попрекнула. Не мы врем, а ты нас обманула. И Семела лгала, что стала женой Зевса. Мы-то знаем, что Дионис не божественного происхождения, Семела отдавалась смертному, за это Зевс и наказал ее. Все люди смеются над тобой и твоим питомцем – мальчиком в платье. Какой же он бог, если непонятно даже кто это, девочка или мальчик?

Услышав такие слова, заплакала Ино. Тут как раз забегает в дом заигравшийся на улице Дионис, а сестры меж тем пошли к себе домой.

Увидел он, что тетя его плачет и говорит:

– Не надо плакать, надо всегда веселиться, как Силен, с которым я подружился.

– Ох рада бы я радехонька веселиться, мой маленький, да ведь не до веселья мне. И поведала она Дионису все о разговоре с сестрами.

– Ну что ты! Не стоит из-за этого горевать, – сказал Дионис. А сам впервые ощутил, как обуяла его жестокость. – Я им покажу, кто я такой! – воскликнул он своим детским голосом.

Сурово взглянул юный бог на небо: призвал на помощь силы небесные. И тут понеслось! Внезапно зашумели незримые бубны, зазвучала медь, словно гремела труба из гнутого рога. В воздухе пахнуло шафраном и миррой. И, хоть поверить нет сил, – зеленеть вдруг начали ткани, и, повисая, как плющ, одежда всех жителей Фив покрылась листвой. На некоторых людях одежда превратилась в виноград; что нитями было недавно, стало усами лозы. Из основы повырастали листья. На лозах появились разноцветные виноградные кисти. День был меж тем завершен, приближался час, который не назовешь темнотой, да и светом назвать невозможно, – лучше назвать границей меж днем и неявственной ночью. Кровля дома сестер Ино вдруг сотряслась, сам дом их загорелся изобильным огнем, освещая округу багряным пламенем, и раздались жуткие голоса, подобные свирепым завываниям диких зверей.

Автония и Агава стали скрываться по дымным покоям, мечутся по различным углам, избегают огня, прячутся в закоулках, – натянулись меж тем перепонки между суставов у них, и крылья связали им руки. Вмиг потеряли они свое былое обличье, во мраке не видят друг друга. Машут прозрачными перепонками, взлететь хотят, но оторваться от пола не могут. Пытались взывать о помощи, вместо слов звук издают ничтожный, сравнительно с телом, тонким писком выводя свои жалобы. Тут начали лживые женщины сжиматься в размерах, сделались меньше, чем птицы, и превратились в летучих мышей. Вдруг поднялись в воздух и едва успели покинуть дом, поглощаемый огнем. Не в лес они полетели, забились под кровлей. И стали они бояться дневного света, стали летать по ночам да ловить ртом насекомых. Тогда уже жители Фив действительно признали божественность Диониса. Ино упорно твердила всем о могуществе нового бога. Меж сестрами она одна осталась чуждой к происшедшей беде, – кроме той, что ей сделали сестры.

Молва об этом событии поползла по всей земле, донеслась и до Геры. Ей стало известно, как гордилась Ино и царем Атамантом, мужем своим, и детьми, и богом-питомцем. И задумала ревнивая богиня коварный план, как погубить Диониса, а заодно наказать и его опекунов. Решила она наслать безумие на Ино и Атаманта, ибо велика сила безумия.

Есть на склоне горы тропа, затененная ядовитым зеленым кустарником – зловещим тисом. Уводит она по немому безлюдью к адским подземным жилищам, туда, где медленный Стикс испаряет туман; вниз к Стиксу спускаются новые тени и призраки не погребенных. Прибывшим душам в угрюмый вместительный город неведомо, как туда проникают, он имеет тысячу входов и открытых ворот. Как море вмещает земные реки, так и он принимает все души; не может он стать тесным для населения – прибавление толп в нем незаметно. По городу мертвых бродят бледные тени, бесплотные и бескостные. Одни избрали площади, другие затаились в преисподних сенях, иные, подражая былому бытию, как будто занимаются ремеслом.

Подобны шелесту сухих листьев их безысходные стоны. Там не наливается золотая пшеница, не радуют прячущиеся в зелени ветвей алые яблоки и синеватые сливы. Не увидеть в подземном царстве душе-скиталице ни травы-муравы, которую жадно щиплют овцы, ни нежных и ярких луговых цветов, из которых плелись венки для людских пиров и для жертв небесным богам. Ни один луч света не проникает в глубины Аида сверху, из земной жизни, озаренной солнцем, сиянием луны и мерцанием звезд, не доходят туда ни радости, ни печали. Девять раз опоясывает царство мертвых Стикс, его священные для людей и богов воды впадают в реку плача Кокит, а затем вливаются в реку забвения Лету, выходящую из недр земли. Всякая душа, отведав из нее воды, никогда больше не вспомнит ни о своей прошлой жизни, ни о родных, оставшихся на земле.

Гера покинула свой небесный дворец и спустилась в это подземное царство, столь сильно была разгневана. Только вошла она, порог, придавленный ее священной ногой, застонал. Сидевший за воротами злобный трехглавый и мясистый пес Цербер, на шее которого с шипением шевелились змеи, вытянул к ней три свои пасти и трижды кряду брехнул. Он всех впускает сюда и никого не выпускает. Только Геры это не касается, ибо царствует здесь Аид, деверь ее, брат Зевса. Гостеприимный владыка Аид, ни одному человеку не отказал, всех принимает, но мало кто спешит воспользоваться его гостеприимством. Он царствует вместе с похищенной им супругой Персефоной и находится постоянно в своих подземных владениях.

Позвала Гера эриний, трех сестер Алекто, Тисифону и Мегеру, суровых богинь мщения, милосердия чуждых от века. Те сидели у тюремных дверей, все трое выбирали гребнем из своих волос черных гадюк. Увидели они меж теней в темноте преисподней жену могущественного Зевса, узнали богиню, встали и повели ее к зловещему месту, где великан Титий, рожденный в недрах Геи-земли, подвергал свое нутро растерзанью и был растянут на девять пашен; где приговоренный богами к бессмысленному труду Сизиф, порочный и корыстолюбивый человек, первым среди эллинов воспользовавшийся хитростью и обманом, толкал на гору тяжелый камень, который снова и снова скатывался книзу.

Никто во всей Греции не мог равняться с Сизифом по коварству, хитрости и изворотливости ума. Сын бога, повелителя всех ветров Эола, Сизиф, благодаря своей хитрости, собрал неисчислимые богатства у себя в Коринфе; далеко распространилась слава о его сокровищах. Когда пришел к нему бог смерти мрачный Танат, чтобы низвести его в царство Аида, то Сизиф коварно обманул бога смерти и заковал его в оковы. Перестали тогда на земле умирать люди. Нигде не совершались большие пышные похороны; перестали приносить и жертвы богам подземного царства. Нарушился на земле порядок, заведенный Зевсом. Тогда Громовержец Зевс послал к Сизифу могучего бога войны Ареса. Он освободил Таната из оков, а Танат исторг душу Сизифа и отвел ее в царство теней умерших. Но и тут сумел помочь себе хитрый Сизиф. Он сказал жене своей:

– Не предавай земле мое тело и не приноси жертвы подземным богам.

Послушалась своего мужа она. Аид и Персефона ждут пождут – все нет похоронных жертв. Тем временем хитрый Сизиф приблизился к трону Аида и сказал владыке царства умерших:

– О, властитель душ умерших, великий Аид, равный могуществом Зевсу, отпусти меня на светлую землю. Я велю жене моей принести тебе богатые жертвы и вернусь обратно в царство твое.

Тот отпустил его на землю. Сизиф обманул, конечно, не вернулся в царство мертвых. Он остался в пышном дворце и пировал, радуясь, что один из всех смертных сумел вернуться из мрачных глубин Аида. Разгневался тогда Аид, снова послал он Таната за душой Сизифа. Явился Танат во дворец хитрейшего из смертных и застал его за веселым пиром. Исторг душу Сизифа ненавистный богам и людям бог смерти; навсегда отлетела теперь она в царство теней.

Тяжкое наказание несет Сизиф в загробном мире за коварства и обманы, совершенные им на земле. Напрягая все силы, трудится он. Пот градом струится с него, когда он подкатывает камень к вершине горы. Остается последнее усилие – и окончен будет труд Сизифа; но выскальзывает из рук его камень и, подымая пыль, стремительно катится вниз. Спускается следом за ним Сизиф и снова принимается за работу. Так вечно и толкает он тяжеловесный камень.

Злобным взором взглянула на Сизифа Гера, прочь пошла от него и тут же увидела, как, пытаясь убежать от самого себя, вертится без остановки привязанный к огненному колесу тщеславный Иксион – далеко не праведник, за нечестивые поступки осужденный богами. Так же злобно взглянула она и на Иксиона. И снова глядя на Сизифа, воскликнула:

– Почему он лишь один терпит бессрочную казнь, а брат его надменный Атамант знатным дворцом осенен. А не он ли со своей женой Ино вечно презирали меня?

И тогда Гера рассказала сестрам эриниям, зачем она явилась в их подземное царство. Богини мести, три отвратительные старухи с волосами, перевитыми ядовитыми змеями, слушали ее, высовывая из своих страшных пастей длинные языки, с которых капала кровь. В руках они держали зажженные факелы и бичи. В подземном царстве эринии прислуживают Аиду и Персефоне, а по ночам выбираются на землю и появляются среди людей, чтобы возбуждать в них месть, безумие, злобу. Выберут они чрезмерно богатого, слишком счастливого человека и преследуют его неотступно, как свора гончих псов, карают за неумеренность, заносчивость, за избыточную гордыню.

В темноте, в жуткой гробовой тишине, пялясь как близорукие, Алекто и Мегера так близко подступили к Гере, что она испугалась их, отпрянула назад, а когда пришла в себя, сказала:

– Желаю, чтобы Атаманта и жену его Ино вы впутали в грех. Они тайно от меня воспитывают Диониса, сына смертной Семелы и Зевса. Повадилась высокомерная Ино гордиться и своим мужем, и питомцем. Сколько можно терпеть? Выполните мою просьбу, обещаю вам, в долгу не останусь.

Едва сказала Гера так, Тисифона тотчас встряхнула свои седые растрепанные волосы, откинула ото рта нависших гадин и отвечает:

– Тут нет нужды в долгих околичностях: все, что прикажешь, считай совершенным. Возвращайся из этого немилого для вас царства в небесный прекраснейший воздух, а мы-то уж знаем, как все устроить, не впервой; кого хочешь сведем с ума.

– А сестрам своим Алекто и Мегере сказала голосом, похожим и на рев скота, и на собачий лай: – Вы, пожалуй, отдыхайте, набирайтесь сил, этой ночью предстоит много людей загубить. С Ино и ее мужем Атамантом я как-нибудь и одна справлюсь.

Гера радостно возвратилась в небеса. На Олимпе, перед входом в чертоги, ее встретила с распростертыми крыльями богиня радуги Ирида. С милой нежностью умыла она Геру чистой росой, на теле ее не оставив даже пылинки от мрачного подземелья. Как семицветная радуга появляется после дождя на небе, так и златокрылая Ирида безукоризненно служит величественной супруге Зевса; как радуга соединяет небо и землю, так и вестница богов является посредницей между богами и людьми. С быстротой ветра разносит она поручения своей повелительницы по земле, в морские глубины и даже в преисподнюю. Широко расправив за спиной радужные крылья, красивая и легкая, как очаровательная девушка, она в любой момент готова сорваться с места и стремительно понестись в огромном небе, наполненном солнечным светом и воздушной влагой. У восхитительной вестницы всегда при себе золотая чаша, ею она черпает из подземной реки Стикс воду, освященную клятвами великих богов, поднимается в небо и отдает ее облакам, орошающим дождем землю. Так Ирида осуществляет связь трех миров: богов, земных обитателей и подземного царства мертвых. И по всей земле, где выпадают дождевые капли, показываются, словно частички радуги, цветы, названные в честь прекрасной богини ирисами.

Между тем жестокая Тисифона принялась за изготовление ужасного жидкого яда из пены, собранной с уст Цербера и отравы из пасти матери его – свирепой Ехидны. Добавила Тисифона в эту смесь заблужденья ума, забывчивости слепого духа, преступленья, плача, свирепости и тягу к убийству. Все это перетерла, разбавила свежей кровью и, помешивая зеленой цикутой, сварила в медном котле. Затем зажала рукой смоченный кровью факел, надела еще не просохший кровавый плащ и, подвязавшись извитой змеей, вышла из дому. За ней неотступно шествовали с пугающими ликами Рыданье, Смертный Ужас, Страх и Безумье.

Как хищница, подобралась страшная эриния к дому Атаманта и Ино. Вот у порога она: косяки эолийские затрепетали, кленовые двери побледнели, даже солнце – рассказывают люди – потускнело и убежало за черную тучу.

Тем временем Ино собирала детей своих и юного бога Диониса на прогулку, обласкивала их словами и нежно гладила каждого по голове. Вдруг она почувствовала внутри себя какой-то испуг, вся задрожала. Ужас охватил и Атаманта. Они приготовились выйти из дому – неожиданно перед ними возникла эриния и зловещей преградой встала в дверях: развела она, обвитые узлами гадюк, руки, растрепала свои волосы, потревожила змей, те зашипели. Часть их лежит на плечах, другие, спустившись по груди, издают свист, мелькают языками и извергают свой яд. Вырвала Тисифона из середины волос двух змей и, зажав в смертоносной руке, метнула их на грудь Ино и Атаманта. Обе змеи заползали, возбуждая в них мрачные помыслы. Но тела не ранят вовсе: одна лишь душа чует их жестокие уколы. Перепугались Ино и Атамант, а Тисифона влила в грудь им обоим неистового жидкого яду, который принесла с собой, и глубоко возмутила их сердца. Потом, раскачав ровным и быстрым движеньем свой факел, осветила огнем их исказившиеся от страха лица и убежала в свое пустынное царство; там развязала на себе змею и сняла окровавленный плащ.

Обезумевшая Ино схватила детей и побежала в лес. Атамант, беснуясь, закричал:

– Эй, люди, скорей растяните-ка по лесу сети! Только что я видел тут львицу с детенышами!

И, как за зверем, погнался безумец по следам супруги. С материнской груди младенец Лехард, смеясь, протянул к нему руки. Атамант схватил его за ножки, раскрутил, словно пращу, и, трижды ударив о камень, разбил детское личико сына. Мать заметалась, взвыла вне себя и, распустив волосы, побежала еще быстрей, унося другого сына Меликерта, а сама голосит:

– Дионис! Дионис!

Гера, наблюдавшая за всем, что происходит, услышав имя Диониса, захохотала и сказала:

– Пусть твой питомец тебе поможет.

Бежит Ино, бежит, глядь, а впереди огромная скала, над самым морем висит она. Снизу ее размывают волны. А муж все гонится и уже настигает. Нет спасения Ино. В отчаянии забралась она на скалу – ей безумие придало силу – и, забыв о каком-либо страхе, крепко держа на руках сына, бросилась с ее вершины в глубину. Вспенились сотрясенные воды. Взволновалось море, зашумело, поднялась большая волна.

Подруги Ино с самого начала собрались возле ее дома. Всполошились они, сколько достало им сил, побежали следом за ней, чтоб спасти ее от обезумевшего мужа. Увидев у края скалы след ее ног, и убедившись, что она вместе с ребенком бросилась в море, они стали плакать, бить себя руками, рвать на себе волосы и платья. Они громко хулили несправедливость и чрезмерную злобу Геры. Гера услышала и впала в гнев.

– Не мне вашу брань выносить, – говорит она, – из вас самих сделаю памятник моей лютой ненависти! – И за словом ее последовало дело.

Ино, та, что была преданней всех, сказала:

– Отправляюсь в волны вослед своей царице!

И прыгнуть хотела, да только не смогла сойти с места, осталась прикрепленной к скале. Другая, как и положено, с горя начала вопить, в грудь себя ударять. Но вдруг чувствует: ее недвижные руки коченеют. Третья подруга простерла свои руки к широкому морю и тут же окаменела. Так и тянется она руками к морю. А у той, что вцепилась себе в волосы и рвала их в горе, внезапно пальцы в волосах отвердели. Кто в каком положенье был застигнут, так стоит и поныне.

Как кинулась в море Ино с ребенком, случайно увидала постоянная противница Геры улыбколюбивая и прекрасноокая богиня любви и красоты Афродита. Тронутая незаслуженным горем, она быстро разыскала своего дядю бога морей Посейдона и сказала ему так:

– Посейдон, о, вод повелитель, первый после небес имеющий в мире державство, – велика к тебе моя просьба: пожалей ты моих близких, что кинулись в ионийскую бездну, причти их к богам моря!

Внял Посейдон Афродите и все, что в Ино и ее сыне Меликерте было смертного, отнял, а взамен даровал им могущество и величье. Одновременно он обновил им наружность и имя: Меликерт стал богом Палемоном, его мать Ино – богиней Левкотеей. С тех пор они и живут в морской пучине.

Дионис, оставшись один, забежал далеко в лесную чащу и заблудился. А обезумивший Атамант все мечется между деревьев, все кричит, ищет он Диониса, чтоб убить его, кажется ему, что за львенком гонится. Непременно юный бог нашел бы погибель от рук сумасшедшего Атаманта, если бы в ту пору над лесистыми отрогами не пролетал Гермес. Увидел он Диониса в просвете меж зеленых крон, ухватил его за золотые кудри и прянул в высокое небо, там расправил крылья в воздушных потоках веющих ветров и в мгновенье ока перенес его в Нисейскую долину, где жили нимфы. Отдал он им Диониса, попросил их позаботиться о мальчике, а сам улетел.

Но Гера не оставила свои козни, стала она и там искать Диониса. Тогда могущественный Зевс снова спас сына от гибели, он превратил его в козленка и отвел к другим нимфам, к подножью горы Ниса. Прекрасные нимфы приняли Диониса и спрятали его от Геры в пещере, а вход в нее прикрыли ветками.

Нимфы все молоденькие, жизнерадостные, не в тягость им было ухаживать за черным козленком, вместо забавы. Каждый день они стелили ему свежее сено, поили молоком, выпускали погулять на полянку. Щиплет он зеленую травку, а они пляшут вокруг него, резвятся. Не прикасались к Дионису ни пастухи, ни козы с нагорных пастбищ, ни скот никакой, ни одна лесная птица, никакой зверь, ни ветка, упавшая с дерева, не смущали его.

Так время и шло. Однажды, когда исполнилось Дионису шестнадцать лет, он принял свой истинный облик юноши и предстал перед нимфами во всей молодой красоте своей. Обнаженные нимфы, увидев его, так и ахнули от восхищения. Высыпали они стыдливо на лужайку и, распустив густые волосы, заплясали веселей, чем прежде. Одна, самая смелая плясунья, бросая на Диониса озорные и насмешливые взгляды, кружась, притопывая и изгибая свой девичий стан, подступала к нему все ближе и ближе.

На другое утро, проснувшись, Дионис вышел из пещеры, увидел озеро и побрел по берегу его, с любопытством рассматривая неизвестную местность. Вода в нем была такой прозрачной, что сквозь нее виднелось дно. Берег его тоже чистый, нет ни тростинки болотной, ни камыша, ни бесплодной осоки, кругом только редкие кусты да свежая трава зеленеет. Загляделся он на озеро, залюбовался округой.

Нимфы меж тем взяли колчаны со стрелами и ушли на охоту. Только та, что смелее других, не пошла, осталась в пещере. В сердце ее любовь запылала. Вот проснулась она, косу свою распустила и, с легкостью летнего ветерка прибежав на берег, где стоял Дионис, опустила руки в кристальную воду. Умыла она свое прекрасное лицо, потом погляделась в прозрачное зеркало озера и легла на нежную травку, а сама, огнем загоревшись, неотрывно смотрит на Диониса и говорит:

– О, мальчик прекраснейший, я невеста тебе, войдем в нашу общую спальню!

Дионис лицом заалелся, он и не знал про любовь. Но стыдливость только украсила юного бога. Цвет лица его стал как у яблока на дереве, освещенного солнцем, так слоновая кость алеет, пропитанная краской, так розовеет луна при всплеске утренней зари. А нимфа подходит к нему и просит, чтоб он лишь поцеловал ее, и рукой своей касается его точеной шеи.

– Брось или я убегу, – он сказал, – и навсегда покину вашу пещеру!

Она испугалась, что он и впрямь убежит или снова обратится в козленка.

– Ладно, я ухожу, одного тебя тут оставляю, – сказала она.

И вот как будто ушла, сама же, озираясь назад, поравнялась с кустами и спряталась в них. Подогнув колени, присела и стала за ним наблюдать. А Дионис походил туда и сюда по привольному лугу, потом опустил свою стопу в теплую ласкающую воду. Нимфа затаилась, еще больше воспылала страстью к его наготе, очи ее разгорелись подобно солнцу, когда, сияя чистой окружностью, оно отражается в гладкой поверхности озера. Дольше не в силах она терпеть, медлит с блаженством через силу, жаждет его объятий; обезумев, не может сдержаться. Он же похлопал себя ладонями, нырнул в воду и поплыл. Его тело сквозь чистую влагу видно.

Я победила, он мой! – закричала нимфа и, сбросив с плеч легкое одеянье, она кинулась в воду, быстро подплыла к Дионису, силой держит его и в борьбе поцелуи срывает.

Ловко под руки снизу взяла, самовольно касается груди, плотно и этак и так прижимается к молодому пловцу. Он сопротивляется, хочет вырваться, но нимфа уже обвила его, как змея, которую поймал орел и уносит ввысь, когда она, свисая и извиваясь, оплетает шею, лапы и распростертые крылья птицы. Так обвиваются плющи по стройным древесным стволам, так осьминог, захвативший в морской глубине врага, держит его, отовсюду протянув путы щупалец. Дионис упирается, не хочет дать нимфе чаемых радостей. Та льнет, всем телом прижалась к нему, словно впилась, и говорит:

– Бессовестный, как ни борись ты, не убежишь от меня!

Смешавшись меж тем, соединились их тела, и Дионис почувствовал, как разомлели члены его. Стали он и она не двое по отдельности, – двое в единстве. Если две ветки возьмем и покроем корою, мы видим, что, растя в единенье, они становятся неотделимыми и без усилий не оторвать одну от другой. Вот и нимфа с Дионисом также крепко сцепились друг с другом.

Наступило новое утро. Нимфы опять взяли луки, колчаны со стрелами и отправились на охоту. Но одна нимфа осталась в пещере, не прежняя, а другая. И она соблазнила юного бога, весь день наслаждалась любовью. На следующий день не пошла на охоту третья, так по очереди все они испытали блаженство в объятиях Диониса.

Однажды, прогуливаясь по реке, Дионис забрел в виноградник, на котором висели тяжелые спелые грозди. Позвал тогда он нимф и научил их делать вино, как когда-то его научил Силен. Он говорил им:

– Сначала сорвите спелые гроздья, домой унесите. Десять дней их держите на солнце, после этого в тень дней на пять положите. На шестой – виноград изомните, сок в бочки налейте.

* * *

Долго еще рассказывал Эрудит о Дионисе, о его путешествиях, подвигах, об оргиях вакханок, о том, как он доставил виноградную лозу на Донскую землю. А в заключение с шутливым пафосом изрек:

– С тех пор прошли столетия, и теперь казаки выращивают виноград, пьют вино, поют песни и во хмелю веселятся.