Текст книги "Веления рока"

– Классная лялька. Женюсь на ней прямо сегодня.

– Потише говори, а то услышит. Я заметила, – ты ей тоже понравился. Тебе надо проспаться и хотя бы с недельку не пить, а то подумает, что алкаш.

– Че ты гонишь? Сама-то веришь?

– Я не поняла.

– Ну, не поняла, так не поняла. В общем, ты побазарь с ней, надо уломать ее. У меня с друзьями срочное дело, часа через три вернусь.

Он торопливо надел брюки, рубашку.

– Я погнал!

– Иди, – играючи подталкивая его к двери, прошептала мать тихо и покорно, – я с ней поговорю.

От радости у Марии Степановны перехватило дух, она даже прослезилась и была готова расцеловать Наташу. Вытерла слезы и, оказавшись в кухне, дружески положила Наташе руку на плечо, заговорила так ласково, кротко, будто родней ее никого у нее и не было.

– Чего же ты кофейку не попила? Садись, я сейчас приготовлю.

– Не хочу я, – с трудом выдавила Наташа.

– Как же не хочешь? Садись.

Хозяйка пододвинула стул, усадила Наташу и засуетилась у кухонного стола. Она опасалась, что «уломать» ее будет нелегко, а сделать это надо любой ценой. Особенно тревожило ее то, что Наташа очень уж молоденькая. То, что она такая красавица, – это не беспокоило ее ничуть, Борька тоже парень видный какой, а вот годов-то ему уже под тридцать. Она налила чашку кофе, сделала бутерброд, подала Наташе. Сама села рядом, ласково улыбаясь, смотрела в лицо ей, и во взгляде ее читалось: «Деточка, дорогая, на тебя вся надежда! Ведь совсем сопьется мой сынок, пропадет».

То ли от пристального взгляда её невыразительных, со странным блеском глаз, то ли от нехватки воздуха, у Наташи внезапно возникло головокружение. Она покачнулась и едва не упала. С трудом собрав все силы, подперла рукой щеку и стала смотреть в окно. В доме напротив тепло светились ровные ряды больших окон. Ей показалось, что там живут совсем другие люди: внимательные, добрые, которые могли бы помочь ей, когда вернется Боров и снова начнет приставать. Но до них не докричишься. «Пока его нет, надо немедленно встать и выбежать на улицу», – подумала она, но поняла, что не сможет, силы словно покинули ее. Она попыталась подняться, но едва не потеряла сознание и опустилась на стул. «Зачем я опять пришла сюда? Надо было утром взять сумку и больше не возвращаться в эту проклятую квартиру, – горько упрекала она себя. – Что мне теперь делать?»

– Ты почему-то хмурая? Что случилось? Борька тебя обидел? – донеслись до нее расплывчатые слова Марии Степановны.

– Да, он приставал ко мне, – еле выговорила жалобным голосом Наташа и хмыкнула.

– Он не приставал, ты не поняла его, просто добивался твоей ласки, как и положено взрослому мужчине. Понравилась ты ему, в этом все дело. Ты же видела, как он смотрел на тебя. Не думай, он неплохой человек. Если что-то не так сказал, не обращай внимания. И не скромничай, будь смелее, все равно поздно или рано под кем-нибудь побываешь, от них не открутишься. Проще надо быть. Ты же смазливая, вон глаза и волосы как у куклы, тебя каждый мужик захочет раздеть да в постель уложить, им всем женская ласка нужна. Как же? Без этого молодым никак нельзя. Вот и Борька не удержался.

«Какой ужас! Она что, издевается надо мной?» – удивилась Наташа, озадаченно оглядев Марию Степановну, и, покраснев до корней волос, с негодованием произнесла:

– Как у вас язык поворачивается такое говорить? Вы за кого меня принимаете? Мне всего семнадцать лет и я учиться приехала, а не мужиков ласкать.

Мария Степановна вроде бы не услышала, что сказала Наташа, и продолжила излагать свои мысли:

– Вы молодые такие глупые, ничего не хотите понять. Ты вчера спрашивала: сколько за квартиру платить? В этом году знаешь, какие цены? Страшно даже сказать. Я узнавала. Некоторые требуют, чтобы родители еще продукты привозили из деревни. А твои мама с папой, видать, небогато живут. Где они возьмут деньги?

– Я стипендию буду получать.

– Стипендию? Со стипендией твоей с голоду загнешься. Тебе и сейчас-то, гляжу, нечего надеть, а что дальше будет? Голая будешь ходить? Я решила: не буду брать с тебя ни копейки, живи у меня вместо дочки. – Она помолчала, словно обдумывая что-то, и продолжила еще более почтенным и доверительным тоном: – Наташа, ты видишь, что происходит с Борькой.

Пьет, где-то шастает с друзьями по ночам. Что ему еще делать? Один живет, никакого интереса нет. Была бы у него жена, по-другому бы вел себя. Одинокий мужчина никогда не сможет жить нормально. Ему нужна умная и верная жена, которая могла бы в руках держать его, такая, как ты, деревенская. Видать, нам тебя сам Бог послал! Я прошу: выходи за моего сыночка замуж.

– Что?

– Да не спеши отказываться, сначала подумай хорошенько, я говорю о практической стороне жизни. Ведь как хорошо бы вам обоим было, жили бы без грусти и печали. И ты выбралась бы из деревни, и его работать заставила бы. А там немножко приласкала бы, доброе слово сказала, он бы и пить бросил. Согласишься выйти за него, сразу же пропишу тебя в квартире – это будет моим подарком тебе к свадьбе. Мне она уже не нужна, вам жить, а мне помирать. Чувствую, недолго мне осталось, сковырнусь скоро, как Гурончиха.

– Она посмотрела под стол и, ничего там не обнаружив, сделалась печальной, немножко всплакнула, но очень скоро продолжила: – Себя-то уж и не жалко, а как представлю, во что Борька превратится без меня, – сердце кровью обливается… Нам с тобой надо спасать его, а учиться тебе ни к чему.

«О, боже! Чем я заслужила такое «счастье»?!» – все больше теряясь, подумала Наташа и воскликнула:

– Ну что вы говорите? Как странно вы рассуждаете, это же глупо! В жизни ничего подобного не слыхала. У меня нет никакого желания выходить замуж за вашего Борьку: во-первых, я боюсь его; во-вторых, я еще молодая.

– Ну и что же? – невозмутимо проговорила Мария Степановна. – Какое это имеет значение! Совершенно никакого, поверь мне. Я знаю такое, чего не знаешь ты. Главное – будь ласковой. Такой же, как я. Ты даже представить не можешь, какой ласковой я была в молодости; мой муж на нарах сидел, а я увлекалась другими мужчинами и всех ласкала. Это большая тайна, но я как-нибудь расскажу тебе, обо всем расскажу: и о своей жизни, и о том, как я заработала эту квартиру. – Она тихо и лихорадочно засмеялась, обнажив вставные зубы из белого металла. – Ты кушай, кушай.

Наташу передернуло. Плотно сжав губы, она посмотрела на Марию Степановну вопросительно, с недоумением, как на сумасшедшую. Странное, жуткое чувство шевельнулось в груди ее, по всему телу пробежали мурашки.

«Господи! Как же я раньше не сообразила – у нее же, на самом деле, с головой не того, не все в порядке».

Мария Степановна прикрыла глаза. Наташа напрягла спину, собрала все силы и поднялась, намерившись потихоньку выйти из кухни и сбежать. Но Мария Степановна вскинула голову, крепко схватила ее за руку и сказала:

– Нет, так не пойдет. По-моему, тебе лучше подумать, прежде чем молча срываться с места. Нам с тобой некуда спешить!

Наташа села, поняв, что пока мучительный разговор не закончится, ей не уйти. Мария Степановна, видимо, засомневалась, что найдет способ заставить Наташу принять правильное решение. У нее возник новый план действий, который она продумала до мелочей.

– Пожалуй, тебе в зале неудобно будет жить, мы с подругами часто отдыхаем, мешать будем твоей учебе. Переселяйся-ка ты в Борькину спальню, там сможешь читать, сколько захочешь, а он на твой диван, ему все равно где спать. Прямо завтра и переселяйся.

Видя такое дело, Наташа повела себя иначе.

– Хорошо, – сказала она, – я так и сделаю. Вы такая добрая, ласковая. И насчет замужества я подумаю, только прошу вас, поговорите с Борькой, пусть он больше не пристает ко мне.

Марии Степановне понравилась Наташина похвала, особенно польстило ей, что Наташа назвала ее ласковой.

– Скажу обязательно, до свадьбы и близко не подойдет, – заверила она с поддельной искренностью.

По интонации голоса Наташа почувствовала это, но она ухватилась за ее обещание всеми силами, как утопающий за соломинку. Опасаясь, как бы Мария Степановна не передумала, Наташа решила расположить ее к себе на всякий случай. Возможно, правда защитит. Вдруг Наташе показалось, что с лестничной площадки донеслись чьи-то шаги. Она прислушалась.

– Он сегодня не придет, не беспокойся, – сказала Мария Степановна, – только утром заявится. Он еще ни разу ночью не приходил.

Наташа, не привыкшая к ухищрениям, не умела врать. Но перед страшной опасностью приемлемы любые средства и способы, лишь бы спастись. Она попыталась показать Марии Степановне, что поддалась ее уговорам.

– Если я решу выйти за Борьку замуж, то вам придется убедить моих родителей в том, что действительно пропишите меня в квартире, иначе они не согласятся отдать меня.

– Никого убеждать не придется, я пропишу тебя заранее, волноваться по этому поводу незачем.

– А если Борька вздумает развестись со мной, тогда вы меня выгоните из квартиры?

– Если ты станешь ласковой, он о разводе и не подумает. Наоборот, оденет тебя с иголочки, в ресторан водить будет. Мужики за ласку ничего не жалеют, уж я знаю.

– Так вы, правда, не позволите Борьке приближаться ко мне до свадьбы?

– Конечно, конечно, ни в коем случае, – заверила хозяйка и отвела в сторону глаза.

– Спасибо вам! Раз уж я ему понравилась, пусть будет все по-доброму, по-человечески. Помогите мне. Спасите меня, пожалуйста, – умоляла Наташа, хотя с недоверием и подозрительностью отнеслась к ее обещанию, понимала, что она и пальцем не шевельнет. «Она будет только довольна, если Борька меня изнасилует, ведь она именно с этой целью хочет переселить меня в его спальню. Что же мне еще предпринять?» – напряженно искала выход Наташа, она представила, как все может произойти, содрогнулась от одной мысли об этом и сказала:

– Знаете, что я придумала? Как только услышу, что Борька вернулся, выбегу на балкон, а вы не пускайте его туда. Если он не послушается вас и пойдет ко мне, я прыгну с балкона.

– Ты разобьешься насмерть!

– Ну и пусть. Лучше умереть, чем терпеть издевательство. Сказала Наташа так, и ей стало жалко себя, она ощутила себя несчастной, ей стало горькогорько. Она вспомнила о доме, об Эрудите. Ей так захотелось перенестись к ним, родным и любимым. Она старалась успокоиться, уверить себя, что Борька не придет ночью, а когда рассветет, она убежит отсюда, и больше ей ничего не будет угрожать. Но чем больше она говорила себе это, тем яснее сознавала, что Боров может прийти в любую минуту, ее жизнь тогда либо превратится в сплошной ужас, либо кончится. У нее смутно мелькнула мысль: «Не все ли равно! И в том, и в другом случае для меня это будет смерть. Если я не найду в себе храбрости прыгнуть с балкона сразу, то все равно прыгну потом. – Она снова подумала об Эрудите. – Неужели больше никогда не увижу его? Он бы спас меня, если бы знал, в какой я беде».

Что будет с ней этой ночью, она не представляла и боялась думать об этом, вздрагивая от каждого шороха, доносившегося из-за двери. А Мария Степановна не стала откладывать раскрытие своей большой тайны на потом, начала тут же повествовать о «личной» жизни, обо всех мужиках, которых она «ласкала», и нравоучительно объясняла Наташе, какой ценой достаются квартиры. Своим разговором она держала Наташу в кухне почти до полуночи, пока сама не задремала прямо за столом. Наташа хотела воспользоваться случаем и уже дошла до двери, но ей стало одинаково страшно и остаться здесь, и оказаться одной на улице в такое позднее время. К тому же она еле держалась на ногах. Тогда девушка забралась на диван, разрыдалась и не заметила, как уснула.

* * *

Утром Наташа проснулась раньше Марии Степановны; все тело ныло, особенно сильно болела грудь, так сильно, что дышалось с трудом. Было еще рано, часы показывали без четверти шесть. Мария Степановна лежала в своей постели, сопела ровно и спокойно. Из спальни храп не доносился, – значит, Боров не пришел. Вспомнив в одно мгновение все, что было вчера, Наташа, стараясь не разбудить Марию Степановну, очень осторожно откинула одеяло, встала на пол и на цыпочках прокралась в ванную комнату.

«Слава Богу! Осталась живой», – думала Наташа. В то же время у нее не было никакой уверенности, что прямо сейчас не появится Боров. Она хотела умыться, но, побоявшись разбудить Марию Степановну, отдернула руку от крана. Обвела взглядом комнату, прислушалась и вздрогнула – на лестничной площадке послышались шаги. Боязнь, что вдруг откроется дверь и в нее войдет Боров, усилилась. К счастью, шаги удалились. Ее сердце сжалось от тревожной мысли. С отчаянным выражением лица и страхом в глазах она оделась, достала из-под подушки документы, сняла с натянутого над ванной шнура свое полотенце и направилась в зал за сумкой, но услышала, как Мария Степановна заворочалась на кровати. Тогда она подбежала к двери, распахнула ее, выскочила из квартиры и бросилась по ступенькам вниз. Она бежала все быстрее, панически оглядываясь назад, как будто за ней кто-то гнался, и почувствовала себя в полной безопасности только тогда, когда вынырнула из подъезда на улицу. От быстрого бега сердце ее бешено колотилось и одновременно наполнялось радостью – тут, среди людей, если она и повстречается сейчас с Боровом, он ничего не сможет ей сделать. Она вдыхала свежий утренний воздух, глядела по сторонам и на небо, на котором в голубом просвете белых облаков сияло утреннее солнце. Теперь она точно знала, что такое счастье. Счастье – это, когда с безумным восторгом радуешься жизни, когда вот так свободно шагаешь по улице, легко дышишь и никого не боишься.

А основания для безудержной радости у девушки были. Не дошла она еще и до автобусной остановки, как домой приволокся пьяный Борька – угрюмый, подавленный. Сразу же, не разуваясь, он прошагал в зал, вытаращился на диван и раздраженным голосом спросил у матери, которая стояла на балконе.

– Где она?

– Вон в автобус садится, – тяжело вздохнув, ответила Мария Степановна с балкона.

– А ты чего там делаешь?

– Вышла посмотреть, куда она поедет.

Злобно выругавшись, он разулся и направился в спальню. Недолго побыв там, вышел, присел возле Наташиной сумки с вещами и стал в ней копаться. Мария Степановна высунулась с балкона, несколько секунд молча понаблюдала за ним, потом спросила:

– Чего ты там ковыряешься?

– Книгу ищу, почитать хочу.

– Все, допился… – Она тихо прошагала по комнате. – Ее паспорт ищешь наверно? Нет его там, я уже проверила. Лучше иди, проспись хорошенько.

– Ты разговаривала с ней?

– Разговаривала. Она обещала сегодня принять решение. Ночью «они» мне сказали, что тебе не надо мешкать вечером, когда девушка придет. Только не бей ее, будь поласковей. А я сейчас уйду к Яковлевне и останусь у нее ночевать.

Глава XIV
Право первой ночи

От безудержно нахлынувшего чувства радости, достигнувшего высшей своей степени, все мысли Наташи сосредоточились на одном – на невероятном спасении от Борова и его умалишенной матери. Она не в состоянии была думать о чем-то другом, воспринимала происходящее вокруг как диво; новый мир, казалось, открылся ей, она смотрела на все другими глазами и, находясь в таком необычном состоянии, не обращала внимания на то, как смешно выглядит – неумытая, со спутанными волосами и со смятым полотенцем в руке. Она сообразила это лишь тогда, когда вышла из автобуса на остановке возле института. Со всех сторон шагали люди, сновали машины, иногда нетерпеливо объезжая застрявших на перекрестке и раздраженно предупреждая их об этом сигналами. Недовольно бормоча что-то себе под нос, старая женщина-дворник в оранжевой жилетке заканчивала выметать мусор с тротуара. Воздух наполнялся утренними звуками, на улице начиналась жизнь. Стоя по-детски растерянно, Наташа окидывала взглядом пробуждающийся город, не зная, как быть. Ее взгляд остановился на вывеске «Продукты». Постояв еще некоторое время, она медленно пошла к магазину, купила литровую бутылку минеральной воды, затем укрылась от посторонних глаз в кустарнике за углом девятиэтажного дома, пригнулась, чтобы не обрызгать платье и, поливая из горлышка на руку, умылась. Оставшуюся воду выпила.

«До начала занятий, наверное, еще долго, – прикинула она. – Может быть, не ходить сегодня на лекции, сразу поехать искать квартиру? Надо подумать». Она выбрала скамейку за деревом, немного в сторонке от дорожки, вымощенной прямоугольной плиткой и ограниченной с обеих сторон ровно постриженным декоративным кустарником, села на нее. Сюда лучи поднимающегося над городом солнца не проникали, они застревали в кроне деревьев и не мешали глазам. Повернувшись лицом в сторону фасада институтского корпуса, но, глядя не на внушительную серую стену с ровными, как свечи, колоннами, огромными темными окнами и тяжелой двустворчатой дверью, а вниз, на засохший газон, на увядающие цветы на нем, она стала обдумывать, как поступить лучше. Объявляя о наступившем новом дне, вопреки беспрерывному уличному шуму, в деревьях весело чирикала птичка. Наташа слышала ее, размышляла и вдруг почувствовала себя такой одинокой, как никогда прежде.

К соседней скамейке подошли и присели две девушки, вероятно, тоже студентки, но одетые дорого и со вкусом. Коротенькие юбочки, красивые блузки, босоножки с блестящими вкраплениями; у обеих крохотные сумочки под цвет босоножек, на головах стильные прически, судя по всему, сделанные не собственными усилиями.

– Твой Сережка очень продвинутый человек, – поделилась своим впечатлением одна из девушек, та, что очень худенькая и с сизыми волосами.

– Знает жизнь. Я много чего успела повидать, но он меня даже удивил. Такая шикарная у него тачка! Круто!

– Он работал в баре, сейчас бросил, на наперстках бабки делает, – ответила ей другая, тоже худая, но не в такой степени и с волосами чуть посветлее. – Он имеет авторитет среди пацанов. Ездит с серьезными парнями в сауну.

Вчера я с ними тоже оторвалась – попила водку, правильную музыку послушала. Первый раз. Все не брал меня. Раньше я не знала почему, теперь стало понятно.

– Почему? – поинтересовалась очень худенькая и предположила: – В их компании положено с длинноногими телками в сауну ездить, у него, наверняка, тоже есть.

– Да нет, что ты. А может быть, и есть. Вообще-то он меня конкретно предупредил, что любит пошалить с девочками. Настоящий супермен должен иметь две подруги: одну для души, другую – для тела.

– Ты, выходит, для души.

– Возможно.

– Почему же не брал тебя?

– Они в сауне обсуждают серьезные дела, не хочет, чтобы лишние уши были.

– Да ладно тебе заливать! – не поверила очень худенькая. – Они там отрываются с местными шлюшками, а ты уши развесила.

– Да мне по фигу!

Очень худенькая недоумённо взглянула на подругу.

– Полный отстой! Какая тогда ему от тебя польза?

– Как какая? Он меня по ресторанам возит, я же хорошо танцую. Ну, когда проявляет настойчивость, делаю расслабляющий массаж. Я девушка слабая, не могу отказать.

Худющая приглушённо прыснула.

– Платит хоть нормально?

– Естественно.

– Ты где-то специально танцевать учишься, да?

– Нет, еще в школе занималась, в балетную студию ходила.

– А с ним решила надолго?

– Я никогда не обдумывала этого вопроса. Как пойдет. Пока платит – все нормально. Там видно будет.

Пристукивая каблучками по дорожке, мимо быстро прошагала девушка с густой тушью под глазами. Видимо, однокурсница подружек, потому что они ее окликнули:

– Привет, Вика!

– Приветик! – ответила она, послала воздушный поцелуй и подошла.

– Как дела?

– Пока не родила.

– Эмм… это шутка?

– Нет, блин, правда. Ё-мое…

– Как учеба. Жизнь?

– Жизнь моя жестянка, как говорили классики. Учеба задрала. Надоело уже…

– Чего, к семинару готовишься?

– Ты рехнулась ненароком? Только второй день учимся, какие на фиг семинары? Отдыхать надо, а не зад протирать над учебниками, тем более, что у меня их нет ещё. Надо в библиотеку нагрянуть. А… вспомнила прикол! – Она красиво засмеялась. – в общем, в прошлом году мы с пацанами бухали в скверике у детсада, а я в тот день как раз собиралась за учебниками заглянуть. Так вот, ужрались все в хлам и там тетка какая-то проходит мимо скамейки. Говорит, такая: «Как вам не стыдно, что вы тут водку пьянствуете и безобразие нарушаете?»

– Так и сказала?

– Ну, нет, конечно, она цивильно объяснялась. Так вот, а мне уже по фигу было, я такая встаю, шатаюсь и спрашиваю у неё, а как нам пройти в библиотеку? Она смотрит квадратными глазами, а потом говорит: «Ну, знаете ли!» И ушла. Ой, мы ржали вообще, я, как вспомню – рыдаю…

– Кстати, у тебя сигареты есть? – спросила не очень худая.

– Нет. Да и вы бросайте это дело. Здоровье дороже, блин.

– Да брось ты. Курить вредно, пить противно, колоться больно, а умирать здоровой жалко.

– А ты что… колешься?

– Я что, дура по-твоему, совсем? Так, косячок забьём иногда, а чтобы колоться… нет, спасибо, не надо мне такого счастья.

– Молодец! Слушайте, мне надо шмотками новыми прибарахлиться. Предки бабок не дают, а они нужны. Эта учеба уже достала. Бросить бы всё на фиг, найти бабок и тусить без просыху.

– Хм. Вот Лариса знает, как бабло заработать, – сказала худющая и обратилась к подруге. – Слушай, познакомь ее с каким-нибудь другом Сергея.

– На что это ты намекаешь? – возмутилась их однокурсница. – Да ты упала, что ли? У меня уже три месяца как парень есть. Да и вообще…

– Шуток не понимаешь.

– Если бы я понимала все шутки, я бы давно умерла от смеха. Ладно, что-то я заболталась. Пора идти уже.

– А ты куда?

– На витрину позырю, время еще есть.

– Давай, проводим тебя!

– Да ладно, к чему такие почести? Ну, проводите.

* * *

Все трое ушли. Наташа проводила их взглядом и не заметила, откуда появилась цыганка – молодая, улыбчивая, с белыми-пребелыми зубами, золотыми серьгами, в красной грязноватой кофте и пестрой юбке с многочисленными оборками. Возле нее подпрыгивали двое шустреньких цыганят. Увидев Наташу, она им что-то по-своему прострочила как сорока и уверенно повернула к ней.

– Позолоти ручку, красавица, всю правду скажу. Наташа неприветливо взглянула на нее, напряглась.

– Я не любопытная, придет время, все без тебя узнаю.

Цыганка затараторила, как заводная. Неожиданно, так, что Наташа не успела откинуться назад, выдернула из ее головы волос, стала наматывать его на свой палец.

– Жила ты как у Христа за пазухой, на всем готовеньком, в мягкой постели спала, по своей воле ела-пила. Ухаживал за тобой молодой, красивый, в цвете лет, крепкого телосложения, умные речи говорил тебе. Трясся над тобой, глаз не сводил с твоего румяного личика, с пышных волос твоих. Непьющий, работящий, красавец мужчина. Близкая твоя, подругой называлась, от зависти бьется, зло на тебя имеет, не достался он ей, ты им завладела. Заглядывается она на него, как и раньше заглядывалась, недоброе помышляет, паутину плетет с утра до вечера, как паук на муху. Страдаешь ты, красавица, от беды хочешь спастись, от злых людей защиты ищешь. На красоту твою они позарились, ласково улыбаются, только знай, в своих интересах хотят тебя использовать.

Наташу охватило странное чувство: «Откуда она про меня все знает?»

– Деньги, сколько есть у тебя, в руку возьми, держи их, не выпускай. Мне не показывай, в своей ладони крепко зажми и слушай меня, всю правду скажу. Другую руку дай мне, красавица. – Она взяла Наташину руку; глаза ее заблестели. – Вся твоя судьба на ладони написана, могу все сказать: что у тебя на сердце, что было, что сбудется, что ожидает тебя.

– Наташа, это ты? – вдруг услышала Наташа знакомый мужской голос сзади.

Она оглянулась и не поверила своим глазам – в ее сторону шел вчерашний парень со шрамами на губах. «Подумать только, так рано, а он здесь, как будто бы договорились о встрече».

Да, это был он! Кто же еще! Он издалека приветствовал ее и, подойдя ближе, повторил бодрым голосом:

– Доброе утро!

Наташа вздохнула с необъяснимым чувством облегчения, напряжение с ее бледного лица исчезло. Но он заметил ее беспокойный взгляд и сходу прикрикнул на цыганку властным презрительным голосом:

– Эй, пошла вон!

Цыганка и бровью не повела, она сделала вид, что не услышала, ну вроде как не заметила его, все ее внимание было поглощено Наташей.

– Вся твоя судьба на ладони написана, могу все сказать, что у тебя на сердце, что было, что сбудется, что ожидает тебя.

– Ну, ты даешь, воще. Пошла вон, шельма! – повторил парень тихо, но очень внушительно и, спрятав руки в карманы, как будто борясь с желанием ударить ее, сделал угрожающий шаг по направлению к гадалке.

Улыбка тут же спала с лица цыганки, в глазах ее сверкнула злоба, которую, задергавшись на месте и замахав руками, она в одну секунду выплеснула на Наташу.

– Будешь в бреду метаться от боли, корчиться будешь, пощады просить, страшные мучения узнаешь, о каких ты и не помышляла! В наказанье за жадность свою получишь страданье! Для детей моих пожалела. Будут твои страданья страшнее смерти, мертвым будешь завидовать, сама захочешь умереть, да не умрешь! Мать свою, отца своего не увидишь!

Выпалив эти угрозы, она резко схватила за руку первого попавшегося цыганенка и потянула его, зашагав к троллейбусу с таким видом, будто очень торопилась: стремительно, с выдвинутой вперед грудью, рассекая воздух своей широкой юбкой. Второй цыганенок побежал в другую сторону, поднял с травы что-то отдающее металлическим блеском, тут же швырнул подальше и рванул со всей прыти вдогонку за матерью.

Наташа с необычайным волнением взглянула на малознакомого парня, сразу не могла собраться с мыслями и произнесла первое, что пришло на ум:

– Не пойму, откуда взялась эта цыганка? В одну минуту все истолковала.

– Не бери в голову, они всем одно и то же гонят, – сказал он, посмеиваясь.

– Ты решила подышать воздухом перед занятиями? – Она подняла на парня глаза и ничего не ответила. Он улыбнулся краешком губ. – Испортила настроение? Понимаю, цыганок неприятно слушать. Их не надо близко к себе подпускать. Или ты веришь гадалкам?

В его голосе Наташа уловила что-то подчеркнуто вежливое, во всяком случае, почувствовала какое-то снисхождение. Она на долю секунды смешалась, внимательно глядя прямо ему в глаза, пыталась уловить малейший намек на иронию или усмешку и, не найдя, произнесла:

– Нет. А ты?

– О чем ты спрашиваешь? Не терплю цыганский колорит. Мне не нравится, как они дурят людей, пользуясь их доверчивостью, чтобы выманить деньги. Я вообще презираю тех, кто врет, обманывает и ворует.

В фирменных джинсах, импортной рубашке, такой одухотворенный, уверенный, он с некоторой настороженностью оглядывал уставшее лицо девушки, опухшие глаза, спутанные волосы, измятое платье. Вероятно, Наташа показалась ему не столь привлекательной, как вчера. «Чем объяснить ее неопрятность? – думал он. – Может быть, она по ночам где-то расслабляется?» Ему очень захотелось знать, отчего у нее такой помятый вид, мысль об этом отразилась в его живых глазах. Наташа все поняла, она представляла, как сейчас выглядит, но в эти минуты для нее, впрочем, все было не важно. Переживания прошедшей ночи перевернули ее сознание, она поняла, что за любым неосторожным шагом может таиться трагедия.

Вздохнув, она улыбнулась, спросила:

– Я тебе сегодня не нравлюсь?

– Да нет, нравишься, ты необыкновенная девушка; я предчувствую, что мы с тобой будем друзьями.

Наташа засмеялась.

– Не стану спорить. Со стороны виднее. Возможно, и друзьями будем.

– А ты что подумала обо мне вчера? – спросил он, помолчав немного. – Наверно, обиделась на меня?

– Я ничего не подумала.

– Честно?

– Да. Ты же не любишь, когда врут, вот я и разговариваю с тобой по-честному.

Еще вчера она не смогла бы даже вообразить себе, что когда-нибудь будет говорить с ним подобным тоном. Он опять оглядел ее с головы до ног.

– Тогда скажи мне, пожалуйста, с тобой все в порядке?

– Со мной все в порядке, не волнуйся.

Наташа была довольна, увидев его. В обычном состоянии она повела бы себя совершенно иначе, теперь же ей очень хотелось с кем-то поговорить, он же – единственный человек в городе, с кем она была хоть чуть-чуть знакома. Она видела парня всего один раз, даже не знает его имени, но он почему-то сумел завоевать её расположение. Оттого, что он был рядом, Наташа перестала чувствовать себя одинокой и беззащитной. Она почувствовала облегчение, и к ней вернулось веселое настроение.

– Садись, чего стоишь?

– Ты не против?

– Нет, конечно, раз предлагаю. Как тебя зовут хоть?

– Дима, – ответил он и сел рядом. – Наташа, ты не из наших краев?

– Из ваших. А что?

– Вижу, не казачка. Говорок у тебя необыкновенный, на московский смахивает.

– Мы с родителями недавно переехали из Мордовии.

– В Ростов?

– Нет. В Семикаракорский район.

– В Семикаракорский? – изумился Дима.

– Да. А что такое?

– Ничего, просто мне интересно. Я потом тебе расскажу! – торопливо проговорил он.

– Почему потом? Рассказывай сейчас или ты специально меня интригуешь?

– Да нет, просто уже не успею, я спешу. Мне надо еще цветы купить до занятий, у сестренки сегодня день рождения.

– А я не собираюсь идти на лекции.

– Почему?

– Тоже потом расскажу.

– Пожалуй, и я за компанию пропущу первую пару.

Наташа посмотрела на него с загадочной улыбкой.

– Сколько же лет твоей сестренке?

– Шестнадцать. Как тебе.

– Мне уже семнадцать… Желаю ей счастья, большой любви и тебя слушаться. Ты же старший брат, большой жизненный опыт имеешь, наверное. Должен давать ей умные советы. А у меня нет брата, я у мамы с папой единственная дочка.

– Спасибо, передам. Хочешь, я тебя познакомлю с ней?

– Познакомь, буду только рада… Ты не на нашем курсе?

– Нет, я на втором, на физмате учусь. Повторно поступил.

– Почему?

– Первый раз меня выгнали.

– За двойки?

– Нет за хулиганство.

– Вот ты какой! Тогда рассказывай, почему так удивился, когда услышал про Семикаракорск.

– Да ничего особенного, просто друг у меня там есть. В Заречном. Знаешь такой хутор?

Наташа засмеялась.

– Естественно, знаю, там живет мой парень, – сказала она и удивилась, как мгновенно поменялось выражение его лица. Серые глаза смотрели все так же мягко и дружелюбно, но брови нахмурились.

– Да? Это плохо.

– Почему же?

Дима нахмурился еще больше и замолчал. Повисла неловкая пауза.

– Что я такого сказала? Ничего не понимаю. – Наташа покачала головой. – Непонятно.

– Конечно, такие девочки не бывают одиноки, – наконец произнес он. В его голосе прозвучало разочарование. Он посмотрел ей в глаза. – Понравилась ты мне, поняла!? У вас с ним серьезно?

– Серьезнее некуда. – Наташа бросила на него взгляд. – Хотела с тобой просто так поговорить, ты мне показался нормальным человеком. – Она вздохнула. – Понимаешь, как мне все это поднадоело, уже не знаю, куда деваться от признаний.