Текст книги "Веления рока"

– Я боюсь, – тихо сказала Нина.

– Чего же ты ожидала от меня?

Она зашевелилась, положила руку ему на плечо и почувствовала, как судорожно напряглись его мышцы.

– Эрудит, прошу тебя. Ты должен меня выслушать…

Он провел ладонью по волосам, легким движением прижал девушку к себе и прикоснулся к губам своими губами, заставив ее умолкнуть…

Разжав свои объятия, они лежали неподвижно, молча. Нина приходила в себя. Волнение и страсть в ее исстрадавшейся душе медленно унимались, в ней воцарялся ни с чем несравнимый покой. Эрудит дышал глубоко, устало; она прильнула к его груди, преданно погладила по голове.

– Как трудно мне без тебя будет жить, – шептала она.

В окошко стыдливо заглядывала ночь, наполняя хату мутным лунным светом. И была эта ночь такая короткая. Рассвет забрезжил внезапно. Ее голова покоилась у него на груди, и она слышала удары сердца.

– Мне так не хочется уходить от тебя.

– Не спеши. Еще только начало светать.

– Нет, надо идти. Больше нельзя.

Эрудит приподнялся, опершись на локоть. Грустная улыбка тронула ее губы.

– Ты меня не провожай, люди увидят, – прошептала она. – Даже не вставай. Пусть в моей памяти все останется вот так. – И уютно прижавшись к нему, замерла.

– Нина, послушай, я тебя люблю, но…

– Не надо, – перебила она. – В жизни все не случайно, ты мне сам об этом говорил.

Одевалась она неспешно. Эрудит, повернувшись на бок, смотрел полузакрытыми глазами.

– Прощай, – тихо шепнула она. Запечатлела на его губах поцелуй и тихо ушла, закрыв за собой дверь.

В этот день Нина и Женька сыграли свадьбу. Жених ликовал от счастья, на руках носил свою невесту. В воскресенье у них продолжилось гулянье. А в понедельник утром молодожены уехали.

Глава XV
Оборотни

Наташа проснулась довольно рано, бодрой и с хорошим настроением. Потянулась со сна, привела себя в порядок. Обстановка богатой квартиры, как и вчера, вызывала у нее восторг. Это бодрящее и вместе с тем томительное чувство было знакомо ей по детскому впечатлению, когда однажды она с родителями была в музее Ленина в городе Ульяновске. Тогда она, освободившись от руки матери, ходила из комнаты в комнату, сравнивала свою деревенскую избу с домом, в котором когда-то жила многодетная семья Ульяновых, и он казался ей великолепным дворцом, а себя она представляла в нем чрезвычайно важной особой.

И сейчас Наташа открывала двери в комнаты, разглядывала их с еще большим интересом, чем в первый раз, и в ней появлялось бессознательно волнующее чувство ожидания чего-то необычного, приятного. «Вот это квартира, – восхищалась она, – какая просторная, какой высокий потолок!» Роскошная обстановка свидетельствовала о богатстве Валеры и Оксаны, хорошем вкусе и их тяге к дорогим вещам и украшениям. Наташина комната была, наверное, самой простой и скромной, но и в ней стояла такая красивая мебель, какую она никогда не видела. Девушка мысленно перебирала в голове факты, предшествующие этой удаче в своей жизни. Она попыталась разобраться в цепочке совпадений, недоразумений, для нее необъяснимых, и в какой-то миг пережила недавние ощущения, отчего почувствовала легкий приступ страха или что-то в этом роде, но тут же подумала: «Чего я испугалась? Все уже позади, теперь мне бояться нечего». Словно стараясь убедиться в этом, продолжала ходить из комнаты в комнату, рассматривать их. Постепенно тревожные ощущения прошедших дней развеялись, а вскоре от воспоминаний о них не осталось и следа.

Знала бы Наташа в ту минуту, что ей готовит этот роковой для нее день; знала бы она, что и от радости, и от беды все мы – на волосок.

* * *

Солнце, выплывая на синеватую белизну неба, подрумянивало редкие облака. Обычно такое утро навевает грусть по прошедшему лету. Наташе думалось об Эрудите. Вместе с тем в глубине своего неискушенного сердца она чувствовала, что Дима тоже, возможно, неплохой человек. «А Валерка с Оксаной какие-то странные люди. Имеют такую квартиру, столько всякого добра, но почему-то все воруют. У них совсем другая жизнь, не такая, как у нас в хуторе. Чтобы учиться, им не надо уезжать из дому, даже в институт могут ходить пешком, без давки в автобусе. Да они в автобусах, наверное, никогда и не ездили, у всех свои машины. У Димы вон какая, иномарка! Другой бы на его месте выделывался, а он такой простой, как будто обыкновенный деревенский парень. И привлекательный очень». Она вдруг поймала себя на том, что неправильно поступает, позволяя себе думать о Диме. Словно раскаиваясь и желая загладить свою вину, сама для себя отметила: «Он герой, заступился за меня. И помог мне с квартирой. Я очень благодарна ему за это, но какая мне разница, привлекательный он или нет. Самый хороший – это мой Эрудит, лучше его никого нет, потому что я соскучилась по нему, потому что люблю одного его».

Дорогу в институт Наташа нашла легко и дошла до него, как ей показалось, очень быстро. Она подошла к огромной, высотой в два человеческих роста двери и распахнула ее.

В этот день было четыре пары. Когда закончилась первая лекция, Наташа не поднялась из-за парты и не вышла в коридор. Подперев голову руками, она продолжала сидеть на месте, упиваясь своими мечтами, и чувствовала себя счастливой. Она не замечала, как ее однокурсники, которые уже совсем осмелели, или стоя между рядов, или передвигаясь по аудитории, вели меж собой воодушевленные разговоры. В ее воображении возникали картины жизни в такой чудесной квартире и встречи с Эрудитом. Она вовсе не хотела увидеть Диму, даже и не думала о нем, но нисколько не сомневалась, что он сейчас придет поинтересоваться, как ей в новой квартире. Каково же было ее удивление, когда вдруг прозвенел звонок, а он так и не появился.

На следующих перерывах она так же сидела за партой и ежеминутно поглядывала на дверь, в которой должен был появиться Дима. Его все не было. Наташа не ждала его, но была уверена, что он придет. После занятий она вышла на улицу, осмотрелась, однако среди толп оживленных студентов Диму не увидела. «А может быть, он не хочет мне надоедать, – наконец догадалась она. – Он же умный человек, соображает, что чем реже мы будем встречаться, тем приятнее мне с ним будет общаться».

Наташа заподозрила его в желании, несмотря на их уговор, все-таки понравиться ей, стать не просто другом, а наладить сердечные отношения. Она недолго постояла, рассуждая сама с собой, следует ли ей рассердиться. Разумом она понимала, что не имела никакого права сердиться на него, особенно после того, как он за нее набил морду Борову и, что еще более важно, помог ей устроиться на квартиру. Но вот что будет дальше? Неожиданно для себя подумала о том, что он может прийти к ней вечером.

«Ну и пусть? Я просто не открою ему дверь. Он, конечно, порядочный человек, но оставаться наедине нельзя ни с кем. Я изучила повадки городских парней, мне хватит. Впредь буду умнее».

Студентка бесцельно пошагала наискосок по тропинке к тротуару, не думая ни о чем. Точнее, старательно не думая о всевозможных опасностях, преследовавших ее с первого дня жизни в Ростове. Ноги сами вывели ее к киоску с канцтоварами. Она облокотилась о деревянный подоконник и наклонилась вперед. Но ничего увидеть не удалось, – прямо перед окошком сидела продавщица, скучно глядела на улицу и закрывала собой весь ассортимент киоска. Наташа подняла на нее глаза. Та, пристально и с любопытством оценив Наташу, неизвестно отчего занервничала. Виновато улыбнувшись, Наташа поскорее отпрянула от окошка, чтобы открыть продавщице обзор, отошла на два шага и, постояв немного, направилась к продовольственному магазину. В нем потолкалась среди покупателей, издали поглазела на цены. Потом, решив просто так погулять, несколько минут ходила, разглядывая дома с большими окнами, отражающими клочки неба с плывущими по нему кучевыми облаками, и не заметила, как оказалась на незнакомой улице.

Народу стало меньше, движущиеся все в одну сторону машины останавливались перед выбоинами и ехали дальше. На углу улицы – нагромождение ящиков, мусора – что-то похожее на свалку. У Наташи возникло какое-то странное предчувствие. Что-то должно случиться, что-то ждет ее, и с этим ощущением неотвратимости она продолжала идти вперед.

Может, перебраться на другую сторону и вернуться? Вдруг перед ней из подъезда вышли трое мужчин. Они скучились под старой пыльной березой, растущей на краю тротуара. Один из них, с редкими волосами на голове, своим телосложением напоминающий мумию, заметил Наташу, отделился от компании и двинулся прямо на нее. Она, обшарив взглядом почти безлюдную улицу, остановилась. Внимательно глядя на Наташу, мужчина приближался, еще несколько шагов и, не отрывая взгляда от нее, сделал широкий и короткий приветственный жест. Наташа повернулась, но он окликнул ее:

– Девушка, подождите.

– Чего вам?

– Купите золотые сережки.

– Мне не надо.

– Недорого, за три червонца отдам.

– У меня и столько денег нет.

Он впился своими впалыми глазами в нее, словно ожидая другого ответа. Солидный мужчина, идущий по противоположному тротуару под руку с женщиной, вероятно, женой, что-то шепнул ей на ухо, и они замедлили шаг. «Мумия» неожиданно вернулась к своим друзьям. Но у продавца сережек, видимо, возникли какие-то другие мысли, он опять стал приближаться к Наташе. Остальные ждали, наблюдая за любопытной парой напротив. Наташе сделалось страшно, сердце заколотилось. Она решительно повернула налево, в сторону Пушкинской улицы, и, не оглядываясь, пошла быстрым шагом.

И это оказалось ее роковым поступком. Если бы немного помедлила, то смогла бы избежать той жуткой участи, которая была ей уготована.

* * *

Спустя несколько минут девушка подошла к своей новой квартире. В то же самое время подъехала милицейская машина и припарковалась на другой стороне улицы.

На площадке играли дети, за ними присматривали мамы или няни. «Вот бы и мне устроиться к кому-нибудь нянькой, могла бы хоть немного зарабатывать», – взглянув на площадку, размыслила Наташа и не заметила подпрыгивающую на бегу девочку – мулатку с кучерявой головкой – которая чуть не сбила ее с ног. Наташа невольно остановилась, пропустила девочку и осталась стоять на тротуаре, наблюдая за тем, как забавно та пыталась самостоятельно забраться на качели. Вдруг почувствовала, как спину обжег чей-то пристальный взгляд. Наташа настороженно оглянулась, подняла глаза. С того места, где она стояла, за ветками деревьев на аллее четко была видна только задняя часть припаркованной машины с синими буквами «иция». Наташа сделала несколько шагов в сторону и увидела возле машины двоих милиционеров в форме. Один из них высокий, узколицый, лет тридцати пяти; другой значительно моложе – крепкий, обветренный, загорелый, с жесткими черными усами. Наташа почему-то подумала, что это те самые мытари, о которых говорил Валерка. И она не ошиблась. Тот, что высокий, был майор Шкуродеров, давнишний Валеркин друг. А с усами – сержант Удавнюк.

Милиционеры переглянулись, зашептались о чём-то, потом опять переглянулись. Затем майор, уперев руку в бок, окинул быстрым взглядом Наташу и повернулся лицом к сержанту.

– Ты видал, – сказал он сержанту, – голубоглазая блондинка. Ух, какая! Сочная! И подставочки ровные.

– Чего, вздрючить хочешь? – поинтересовался сержант.

– И не только, – ответил майор, слегка ухмыльнувшись.

– У меня на такую есть заказ от басурманов.

Басурманами Шкуродеров называл арабов, неизвестно для чего появившихся в Чеченских аулах. Он одно время промышлял наркотиками – сопровождал курьеров в Чечню и обратно.

Там и познакомился с этими бородачами. Из разговоров с ними он понял, что они – миссионеры. «Чеченцы, – говорили они, – неправильно поклоняются посланнику Аллаха пророку Мухаммеду, неправильно истолковывают принципы ислама, изложенные в Коране. Вот мы будем учить их истинной вере». Шкуродеров видел, сколько у бородачей денег, и чувствовал, что они не только с этими намерениями обживают чеченские горы, а замышляют что-то более серьезное. «Эти бедуины, видимо, надолго хотят обосноваться в Чечне, – размышлял он. – Надо покрепче с ними подружиться, от них есть что поиметь». Он стал гостить у миссионеров все чаще, полностью вошел в их доверие и теперь зашибал большие деньги, поставляя им красивых молоденьких девочек. Сначала он промышлял один, потом приобщил к своему бизнесу сержанта Удавнюка.

На аллее было немноголюдно. Шкуродеров, безучастно разглядывая с некоторым интервалом проходящих по ней людей и оценивая обстановку, вынул сигареты, взял одну в рот.

– А ну-ка, проследи за ней.

– Так ведь нам на кражу надо.

– Ты мне порассуждай еще. Дуй, сказал тебе.

Сержант Удавнюк вразвалку пошагал в сторону Наташи. Прошел мимо нее раз, другой… Остановился возле детской площадки, опять зашагал…

Наташа настороженно повертела головой и направилась в свой подъезд. Удавнюк неспешно последовал за ней. Через минуту он вернулся к майору.

– Ну и что?

– Докладываю: объект зашел в Валеркину квартиру.

– Ты чего, в натуре?

– Так точно, – доставая из пачки сигарету, подтвердил Удавнюк. – Причём дверь открыла сама.

– Как это сама?

– Реально, ключом.

Этот факт заставил майора задуматься, он помрачнел немного.

– Что такое? Откуда у нее ключ? Сколько я Валерку знаю, он никому ключ от квартиры не доверял. Там столько улик. Здесь что-то не то. Я даже вполне могу предположить, что эта кукла ему близкая родственница.

– Все может быть.

– Возможно, его жена дала ей свой ключ? Но все равно… – Майор замолчал на полуслове и уставился на Удавнюка. – С другой стороны, зачем они дали ей ключ, если сами дома? А может, они уехали? Валерка тебе ничего не говорил насчет гастролей?

– Нет.

– Тогда тем более. – Шкуродеров напрягся, удрученно фыркнул, – как бы это не приманка. Я, между прочим, доложил шефу по поводу заказа на блондинку. А вдруг он – сука? И Валерка знал, что мы сегодня подрулим к нему. Тоже – рванина. Вдруг КГБбешники что-то вынюхали по проститутке, которую мы с тобой прошлый раз отволокли к этим головорезам. А?

– Что ты меня спрашиваешь? Откуда я знаю.

Шкуродеров резко обернулся, и на его губах появилась усмешка.

– А что, я не могу спросить тебя?

Сержант, невозмутимо покуривая, прижался задом к машине.

– Можешь. Спрашивай.

– А ты, случайно, не сотрудничаешь с ними?

– Слушай, фильтруй базар. За такое можно и по зубам получить.

– Это ты мне говоришь?

– Кому же еще?

Шкуродеров помолчал.

– Ладно, комплиментами обменялись, перейдём к делу. Давай рассмотрим ситуацию по порядку. Если нам с тобой подсунули приманку, а это, скорее всего, так, то нам надо в этом разобраться… побыстрее и попроще. Короче, необходимо проверить. Ты же понимаешь, что другого выхода нет. Нужна ясность, иначе либо нам придется срочно завязывать, либо рано или поздно влипнем. Значит так: имеем то, что имеем, и с этим нужно жить. Провернем операцию по эксклюзивному сценарию.

– Что ты решил?

– Да ничего. Что решать-то? Будем ломиться в дверь.

– Думаешь, откроет?

– Если она – приманка, должна открыть.

Удавнюк отстранился от машины и задумчиво зевнул.

– Не нравится мне всё это. Сначала надо бы на происшествии порисоваться. Шкуродеров рассмеялся.

– Так я и знал.

– Чего ты заливаешься? Нам с тобой нужна безукоризненная репутация, чтоб в случае чего в характеристике написали: «Чистокровный ариец». Это я со школы милиции запомнил… Карьера – не самоцель, а способ достижения цели.

– Выбрось все из головы, чему тебя там учили, и запомни одно золотое правило: «Всегда действуй по обстоятельствам». Шефа, что ли, боишься? Да пусть только пикнет. У меня на этого гондона такое досье, если захочу, яйца лизать мне будет. А ну, пошли!

* * *

Наташа сидела в кухне за столом и вилкой делила на части большую котлету, а другой рукой нетерпеливо прикасалась к горячему стакану с чаем. Она выглядела немного встревоженной, но так проголодалась, что думать ни о чем не хотела. Быстро управившись с котлетой, она подула на чай и стала мелкими глотками пить. Выпив, открыла холодильник и стала изучать его содержимое. В этот момент в дверь позвонили. Наташа замерла.

«Это Дима, точно, как я и предполагала». Она подошла к двери, вцепилась в дверную ручку и, боясь обнаружить себя случайным шорохом, раздумывала, стоит ли смотреть в глазок. Позвонили снова. Наташа не сдержалась и взглянула, но за дверью оказался не Дима, а два милиционера. Те самые мытари. Наташа в замешательстве смотрела на них через глазок, не зная, как реагировать на этот визит. На всякий случай на цыпочках отошла от двери и прижалась к стенке. «Видать, пришли узнать, когда Валерка с Оксаной будут дома. Наверное, надо сказать им, ведь Валерка Диму просил об этом». И она открыла дверь.

Милиционеры, переступив порог, вежливо поприветствовали ее.

– Просим прощения за беспокойство, – произнес Шкуродеров, окинув прихожую быстрым пристальным взглядом. – Гражданка, будьте добры, назовите, пожалуйста, ваше имя.

– Наташа.

– Вы хозяйка этой квартиры?

– Нет.

– А кто хозяева?

– Валера и его жена Оксана.

– Они дома?

– Нет.

– А когда будут дома?

– В понедельник вечером. Они уехали, вчера ещё.

– Куда?

– В Тольятти.

– Что-нибудь говорили?

– Да, Валера просил Диму сказать вам, когда они вернутся.

– Какому Диме?

– Ну, я не знаю. Он друг их, живет в этом же доме.

– А, ясно, – сообразил Шкуродеров и пояснил Удавнюку: – Это с третьего этажа, он в десантных служил. Ты его не знаешь. Я еще хотел в прошлом году приобщить его к делу. – А у Наташи спросил: – Со шрамами на губах?

– Да.

– Ну точно, Кучеров. Шухорной пацан.

– О чем они еще разговаривали?

– Разговаривали, но о чем не знаю. Мы с Оксаной были в кухне, а они сидели вот тут. Потом Валера с Оксаной собрались и сразу уехали на вокзал, у них билеты были на поезд.

– Ты говори толком, не путай. Может, слышала краем уха…

– Да нет, ничего не слышала. – «Что-то случилось, – подумала Наташа. – Да, сомнений нет, это очевидно». Ей стало как-то не по себе, как-то неуютно, она затаилась, присмирела, но убедила себя, что оснований для беспокойства нет, что тревога ложная. Однако спросила: – А случилось что-то, да?

Лицо Шкуродерова сделалось хмурым.

– Да, случилось. Они подозреваются в совершении преступления. А как вы оказались в их квартире? Вы им родственница? Или сообщница?

Наташа виновато потупилась.

– Нет, я квартирантка.

Милиционеры переглянулись.

– Откуда приехала?

– Из хутора Топилина, Семикаракорского района.

– Предъявите, пожалуйста, паспорт и прочие документы.

Наташа принесла из спальни студенческий билет.

– Вот.

Удавнюк развернул его, прочитал.

– Наташа Беседина. Правильно?

– Да.

– А как погоняло?

– Что?

– Кликуха как?

– Какая еще кликуха?

– Нам надо знать твою кличку, – вмешался Шкуродеров.

– Вы чего, серьезно, что ль?

– А ты думаешь, мы шутим?

– Да нет у меня никакой клички. Что вы на самом деле? Это коровам и собакам клички дают, а у меня имя есть. Вот тоже еще…

– Во, грузит! – подметил Удавнюк. – Ну ладно. А паспорт имеется?

Наташа посмотрела на него растерянно, постояла немного, поколебалась, размышляя, стоит ли показывать паспорт. «Вдруг он и его возьмет?» И ответила:

– Паспорта нет, я его оставила дома.

– Девушка, как же это вы в город без паспорта приехали? – посочувствовал огорченно Шкуродеров.

– Постой, не мешай. Гражданка, вам придется пройти с нами. Шкуродеров из-за спины Наташи одобрительно и многозначаще кивнул головой.

– Зачем, что вам надо от меня? – спросила оторопевшая девушка. На долю секунды у нее даже перехватило дыхание, но она мгновенно опомнилась, взяла себя в руки и придала лицу спокойное выражение.

– Для выяснения личности, – категорично заявил Удавнюк. Девушка суетливо посмотрела по сторонам.

– Постойте, по-моему, у меня и паспорт есть, я просто позабыла.

Она быстро шмыгнула в спальню. Шкуродеров шепнул Удавнюку:

– Какая у нее прелестная речь. Тихая, плавная.

Наташа вернулась, Удавнюк одобрительно кивнул головой, взял паспорт из ее рук, мельком просмотрел и тоже отправил в свой карман.

– Зачем вы взяли мой паспорт?

– Необходимо выяснить вашу сопричастность к расследуемому нами преступлению. – Она бросила на него опасливый взгляд. Лицо Удавнюка было непроницаемо. – Гражданка, вам известно, что хозяева этой квартиры совершили ряд тяжких уголовных преступлений?

– А мне какое дело до этого? И вообще, они, по-моему, порядочные люди.

– Это ваше мнение. А у нас другое. Отвечайте только на поставленный вопрос. Так известно вам или нет? – Наташа молчала. Удавнюк шагнул почти вплотную к ней, заглянул в лицо, злобно встряхнулся. – Повторить вам вопрос?

– Нет, не надо повторять. Я их всего один раз видела.

– На вопрос, на вопрос отвечайте.

– Мне ничего о них не известно.

– Вы настаиваете на этом?

– Настаиваю.

– Хорошо. Не хотите облегчить свою участь. А я бы посоветовал вам во всем признаться начистоту, рассказать все о ваших связях с этой преступной группой и все, что вам известно об их противоправной деятельности. Это в ваших интересах. Чистосердечное признание смягчает вину.

– Я ни о каких преступлениях ничего не знаю; пожалуйста, отдайте мои документы, – еле вымолвила она.

– В таком случае, гражданка, пройдемте с нами. В отделении все выясним.

– Никуда я не пойду.

– Как следует подумайте или мы будем вынуждены применить силу.

Наташа поникла. Она горько упрекала себя за безрассудство, когда открыла им дверь.

Шкуродеров сзади обнял ее за плечи, успокаивающе погладил.

– Чего ты так запаниковала?

– Я не хочу никуда ехать. Я на этой квартире только второй день живу, и ни о каких преступлениях ничего не знаю.

– Ну, вот и хорошо, расслабься. Ты же понимаешь, нам надо все официально оформить. Сейчас поедем в отделение, напишешь объяснение, и мы тебя отпустим. Ничего с тобой не случится.

– Правда? – не поверила она.

– Правда. Никто не собирается сажать тебя за решетку. Так лучше уж не отказывайся, соглашайся сразу.

Наташа осторожно перевела дух, посмотрела на Шкуродерова умоляюще и хотела было попросить его разрешить ей написать объяснение прямо здесь, но поперхнулась от хмурого взгляда Удавнюка, который сразу же показался ей противным и глупым. Трудно сказать, почему, но она не могла на него глядеть: так он был ей омерзителен, как будто бы на лице его было написано: «сволочь».

– Я лично не уверен, что вся это история закончится хорошо, – покачав головой, категорично и громко произнес Удавнюк. Черные усы его зашевелились. – Знаешь, что меня больше всего беспокоит? То, что она не согласилась идти с нами сразу, не подчинилась требованиям правоохранительных органов. Я не понимаю, почему она не пошла. Боится? Значит, рыльце в пушку. Законопослушный человек не будет оказывать сопротивление органам правопорядка.

– Глупости не говори, – остановил его Шкуродеров. – О каком сопротивлении ты раскричался? Пугаешь девушку… Никто здесь не сопротивляется. – Он вновь обнял Наташу за плечи, сочувственно и вопросительно заглянул ей в лицо. – Всерьёз расстроились, что ли? Брось. Я же сказал: напишите объяснение, следователь побеседует с вами, и все.

– Мне не о чем с ним говорить, я не совершала никаких преступлений.

– Но вы живете в одной квартире с преступниками. Я ж не знаю, в каких вы с ними отношениях. Идемте, гражданка, – деликатно сказал Шкуродеров и стал легонько подталкивать ее к двери. – Идемте, Наташа, идемте.

Наташа машинально провела рукой по волосам, глубоко вздохнула и послушно шагнула к двери.

* * *

На улице майор Шкуродеров с Наташей шли впереди, а сержант Удавнюк чуть сзади.

– Прошу! – остановившись возле машины и распахнув перед девушкой правую заднюю дверцу, учтиво пригласил Шкуродеров.

Наташа замешкалась, ее ноги сделались ватными.

– Садитесь, садитесь.

Она беспомощно огляделась по сторонам, опасливо и потому как-то неловко просунулась в салон. Шкуродеров пригнулся и таким же вежливым тоном попросил ее:

– Подвиньтесь немного.

Наташа освободила место. Он залез в салон, расположился. Удавнюк в это время сел за руль, молча завел двигатель; машина плавно тронулась с места, выехала на другую улицу и помчалась, удаляясь от центра города. Они проехали под мостом, миновали бензоколонку, потом повернули направо.

Наташа сидела неподвижно и смотрела сквозь стекло. Расслабившись на сиденье, майор Шкуродеров неторопливо разминал сигарету и с самодовольной ухмылкой поглядывал на девушку такими глазами, что ей становилось не по себе. Очень долго он держал пальцами сигарету, выжидающе, словно забыл о ней, и все пристальней разглядывал Наташу. Наконец, щелкнув зажигалкой, с наслаждением затянулся, затем лениво открыл окно и стряхнул пепел. Волосы Наташи слегка затрепал теплый ветер. Тяжкое сознание собственной беспомощности и какое-то неприятное ощущение страха все усиливалось в ней, словно она не была уверена, что в милиции ее только допросят и отпустят домой. Она чувствовала себя разбитой, слабой, подавленной. Шкуродеров, как будто не замечая этого, затянулся еще с большим удовольствием, высунул руку с сигаретой в окно и вяло спросил:

– Значит, первокурсница?

– Да, – не повернув головы, ответила она.

– И как же ты оказалась у Валерки? Я просто теряюсь в догадках.

– Я же сказала: они пустили меня на квартиру.

– Это я понял. Меня интересует, как ты с ними познакомилась.

– Меня с ними Дима познакомил. Почему вы меня в чем-то подозреваете?

– Ничего удивительного, у нас работа такая, подозревать всех в преступлениях, – поучительно пояснил он, затягиваясь сигаретой. – Мы призваны оберегать от преступников честного советского человека, ибо он рожден для счастья, как птица для полета. Ясно? А с Димой, значит, у вас близкие отношения?

– Почему близкие? Я с ним только позавчера познакомилась, в институте.

– Это он велел тебе так говорить?

– Никто ничего мне не велел. Я правду говорю. Просто мне жить было негде, я долго не могла найти квартиру, рассказала об этом Диме, вот он мне и помог.

– Та-ак. – Он был доволен ее ответом, удовлетворен. Выпустил струю дыма и задумался, с вожделением оглядывая Наташу с головы до ног. Ее пышные светлые волосы упали на лицо и закрыли один глаз. От навязчивого циничного взгляда она поежилась, пугливо провела ладонями по лицу, убирая волосы. В голубых выразительных глазах, отрешенно смотрящих вперед, была досада, а по четко очерченным губам скользнул тяжелый вздох негодования. Шкуродеров нетерпеливо затянулся еще раз, выбросил в окно окурок.

– И как же ты его отблагодарила?

– Кого?

– Диму.

Наташа бросила на Шкуродерова недоуменный взгляд.

– Никак.

– Но он, ясное дело, чего-то просил у тебя?

Наташа опять подняла на него глаза.

– Нет.

– Не верю, – вздохнув со значением и не сводя с нее насмешливого наблюдающего взгляда, произнес Шкуродеров. Затем поразмыслил, хитроумно улыбнулся. – Разве так бывает? Лучше признайся честно, мы с тобой не маленькие, понимаешь, о чем я говорю.

– Нет, не понимаю, – резко ответила Наташа.

– Скоро поймет, – повернув голову, бодро рассмеялся Удавнюк.

Наташа напряженно застыла.

– Ты чаще на дорогу смотри, не мешай нам с девушкой разговаривать, – командным голосом сказал ему Шкуродеров, легонько тронув Наташины волосы. Наташа отпрянула. Она испугалась и вместе с тем страшно возмутилась. Он остался сидеть неподвижно, только усмехнулся от ее реакции на прикосновение. Потом потянулся, соединил пальцы на затылке, чуть не задев своим локтем Наташину голову, и задержал взгляд на окне, словно любуясь видом на городские окраины. – Хороший сегодня денек… – сказал сам себе и пододвинулся к Наташе вплотную.

– Да что же это… Отодвиньтесь от меня.

– Так приятней. Значит, не понимаешь? Ну, ты меня удивляешь. Так ведь у тебя же есть женишок?

– А зачем вам знать?

– Что ты сейчас сказала?

– А то, что это вас не касается.

– Как же не касается? Посуди сама, если есть, значит, ты уже все соображаешь, все умеешь, а если нет, тогда другое дело.

– Почему вы так со мной разговариваете?

– Как? Мне кажется, я исключительно вежлив.

– Вам только так кажется.

Глубоко оскорбившись, Наташа отвернулась к окну, всем своим видом дав понять Шкуродерову, что ей противно слышать его пошлости. И потеряла дар речи. Ее такие голубые, такие необыкновенные глаза, казалось, замерли от мрачного отчаяния. Там, на улице, больше не было ни домов, ни потока машин, только пересеченная железнодорожным полотном поляна, на противоположной стороне которой росли редкие деревья и кустарники. Вдоль них шагала небольшая группа мужчин и женщин с ломами и лопатами в руках. Вдалеке ехал тяжелый грузовик, за ним неуклюже поматывалась оранжевая стрела ползущего следом автокрана. Перепугавшись до смерти, Наташа сначала ужасно растерялась, а через мгновенье вцепилась в ручку заблокированной дверцы и отчаянно закричала:

– Куда вы меня везете? Остановите машину! Сейчас же остановите!

Слезы брызнули из ее глаз.

Шкуродеров сразу изменился. С какой-то возбужденной яростью протянул к ней длинную руку с растопыренными пальцами, схватил ее за шею и подмял под себя.

– Ох ты, как забрыкалась. Молодец! Молодец! А ну-ка еще громче! Вот так, вот так! Не нравится? Смотри ты, какая сильная зараза.

В безнадежной попытке вывернуться Наташа отчаянно извивалась под тяжелым мужским телом, но Шкуродеров не отпускал её. Схватив двумя руками за бока, вдавливал её тело в сиденье, прижимался лицом к ее лицу и ловил своим ртом ее губы, азартно приговаривая:

– Ну, ну, ну, молодец! Давай еще, давай!

– Даешь, молодежь? – обернувшись, пришел в восторг Удавнюк. – Вот ты садист, Андреич. Любишь, когда они визжат. Я с тебя балдею.

– Ты можешь побыстрей ехать? – бросил ему Шкуродеров, не отрываясь от своего занятия.

– Куда так торопишься? И так реально торчишь, – съязвил Удавнюк и нажал на газ.

Наташа вырывалась, кричала из последних сил:

– Что вы делаете? Отпустите меня!

Шкуродеров стиснул ее груди, сжал голову и на ухо пропел:

«Я пришел к тебе в ночи, я сказал тебе, молчи». Потом просунул руку под платье.

– Ну что ж ты так разоралась? Я не собираюсь убивать тебя, если ты сама не захочешь этого.

Рабочие, шедшие по поляне, проследили, как милицейская машина свернула с дороги в сторону леса, пронеслась по склону мимо разбросанных куч мусора, мелькнула среди деревьев и скрылась в их темной зелени.

– Менты опять поехали на природу водку пьянствовать, – подметил молчаливый мужчина, шагающий впереди всех.

– А чего же им еще делать? – безразличным голосом выразила свое мнение одна из женщин.

* * *

Несколько минут, углубляясь в лес, машина петляла между деревьев по узкой просеке, оставила позади себя обширную поляну, затем спустилась в пологую ложбину, со всех сторон окруженную редким кустарником и бурьяном. На тенистой стороне ее лежал десяток закопченных кирпичей, валялись пустые бутылки, пачки из-под сигарет, клочки оберточной бумаги. Удавнюк резко повернул руль, заглушил двигатель и, выскочив из кабины, весело объявил: