Электронная библиотека » Валентин Тумайкин » » онлайн чтение - страница 31

Текст книги "Веления рока"


  • Текст добавлен: 24 марта 2014, 00:12


Автор книги: Валентин Тумайкин


Жанр: Современная русская литература, Современная проза


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 31 (всего у книги 43 страниц)

Шрифт:
- 100% +

Мария Степановна посмотрела на Наташу с любопытством, затем, похлопав ее по плечу, принесла свой халат.

– Помой, только переоденься, а то платье испачкаешь, – сказала она и стала складывать пустые бутылки в две небольшие сумки из мешковины.

Выйдя в зал, Наташа накинула халат, зачесала назад и закола волосы и сразу же принялась за дело. Мария Степановна, попив из банки воды, подняла наполненные сумки.

– Схожу в магазин. Я недолго.

– Хорошо, – мотнула головой Наташа, проводив хозяйку взглядом.

Входная дверь хлопнула, щелкнул замок.

* * *

Оставшись в кухне одна, Наташа чувствовала себя не совсем уютно, она торопливо мыла одну тарелку за другой и старалась ни о чем не думать. Управившись с посудой, убрала со стола крошки, тщательно протерла его. Затем отступила, села на стул и стала вспоминать о том, что произошло с ней на остановке.

Прошло больше часа. Заходящее солнце освещало кухню багровым светом. «Почему так долго нет хозяйки? За это время можно и бутылки сдать, и все магазины обойти, – рассуждала Наташа. – Почему же так долго она не возвращается?»

– Вот сейчас, еще одна минутка пройдет и вернется, – говорила она вслух, утешая себя.

Девушка пожалела, что осталась мыть посуду, надо бы вместе с ней идти.

Уже начало смеркаться, но Марии Степановны все не было. «А если она вообще сегодня не придет?» – совершенно растревожилась Наташа. Она встала, на цыпочках неуверенно подошла к двери спальни, из которой по-прежнему слышался храп: громкий, прерывистый. Глубоко вздохнув и опустив голову, так же на цыпочках направилась в коридорчик, остановилась, дернула за ручку входной двери – дверь была замкнута. Это усилило ее беспокойство, появилось предчувствие чего-то ужасного. Она оказалась в настоящей ловушке, в западне, как в одной берлоге с медведем.

Обдумывая свое положение, девушка испугалась мысли, что ночь придется провести в запертой квартире наедине неизвестно с кем. «Какой человек ее сын и что у него на уме? Вдруг он проснется и начнет приставать? Что я способна сделать, если даже выскочить из квартиры нельзя? Только кричать, но кто меня услышит?» Отчаявшись и почувствовав себя в опасности, она зашла в кухню и снова села на стул. От страха ее покинули последние силы. Ей было бы значительно спокойнее, если бы она находилась одна в чужой квартире; так нервничать, волноваться и впадать в отчаяние ее заставлял тот, кто храпел в спальне. Входя в эту квартиру, она и подумать не могла, что случится подобное.

Размышляя об ужасных обстоятельствах, в которых она оказалась, Наташа встала и начала осторожно ходить по кухне. От всего пережитого за день она ощущала усталость, почти изнеможение, как будто бы заболевала. Села, сложила руки на груди, откинулась на спинку стула и закрыла глаза. У нее начала кружиться голова. «Что со мной происходит? Мне не надо было даже переступать порог этой квартиры, ведь сразу заметила, что хозяйка какая-то странная. А может, не стоит волноваться? По крайней мере, я не на улице буду ночевать. Только бы ее сын не проснулся, пока она не вернется. Какое было бы счастье сбежать сейчас отсюда и очутиться в своем доме», – думала она.

Размышления прервал резко зазвеневший звонок и нетерпеливый стук в дверь. Наташа вздрогнула и повернулась. Сердце словно провалилось, выступил пот. Она обеими руками схватилась за край стола, затем сделала шаг и застыла. Ей сделалось боязно оттого, что этот громкий звонок и стук разбудят спящего сына хозяйки. На некоторое время стало тихо. В глубине души девушки затеплилась надежда, что он не проснется. И вновь резкий звонок. Ужас бессилия и отчаяния охватили ее, она прислушалась, нет ли какого движения в спальне, потом медленно, почти беззвучно подошла к входной двери и затаилась. На лестничной площадке ни единого шороха, словно никого нет, она собралась уже возвращаться, как донесся неразборчивый тихий разговор. Голоса то приближались к самой двери, то исчезали. Наконец кто-то нервно выругался матом, послышались удаляющиеся шаги. Вдруг в спальне храп прекратился, оттуда донеслось сонное бормотание. Наташа вернулась в кухню, напряглась. Тишина, только сбивчивое собственное дыхание и глухой стук колотящегося сердца.

Наступил момент, когда тревога и страх стали невыносимыми. Ее дыхание постепенно учащалось.

– Господи, да что со мной сегодня происходит? – произнесла она в полголоса.

Через пять секунд храп в спальне раздался с новой силой, захлебывающийся, протяжный, как рев, вырывающийся из глотки разъяренного зверя. Наташа словно прилипла ногами к полу. Этот низкий хрипящий звук то стихал, то становился угрожающим, как будто настойчиво хотел заставить ее трястись от страха еще сильнее. Ей стало душно, она подошла к окну и попыталась открыть его, но створки присохли к раме и, словно прибитые гвоздями, даже не пошатнулись. Напрасно Наташа дергала за маленькую металлическую ручку еще и еще.

С каждой минутой кухня наполнялась неясным, расплывчатым мраком. Девушке стало жутко в темноте, но включить свет она не решалась. Она боялась, что снова начнет думать о том, что будет, если проснется хозяйский сын. Внезапно вспомнила о балконной двери и с облегчением вздохнула. «Вот на балконе я и спрячусь. – И тут же засомневалась. – А вдруг и там дверь не откроется?» Миновав комнату, она осторожно раздвинула длинные занавески и, к своему изумлению, дверь открыла без всяких усилий. До нее донесся уличный шум: гул и шуршание колес проносящихся внизу машин, глухие голоса. Наташа поспешно шагнула на балкон, радуясь тому, что вырвалась из душной квартиры, и втянула воздух: пахло не так, как на лугу после проливного дождя, ощущался запах выхлопных газов, гари, но все же лучше, чем в комнате.

Весь балкон был завален старыми вещами. В беспорядке валялись поржавевшая стиральная машина, стул без двух ножек, раскладушка с оторванными пружинками, смятые туфли, тряпки.

«Вот тут я спрячусь и буду ждать Марию Степановну, – рассуждала Наташа.

– Если ее храпящий сынок и проснется, он меня не заметит, он же не знает, что кроме него в квартире есть кто-то еще». В этот момент входная дверь хлопнула, в коридорчике зажегся свет. «Это она!», – обрадовалась Наташа, покинула балкон, прошла в кухню и села.

Мария Степановна, запирая за собой дверь, с минуту по-старчески кряхтела в коридорчике, затем появилась в кухне и включила свет. Стало слишком светло, Наташа резко повернулась, вскинула голову, как будто ее застигли врасплох. Мария Степановна постояла неподвижно, глядя вниз, потом спросила недовольным голосом:

– Сидишь, отдыхаешь?

– Отдыхаю. Еле дождалась, – выдавила из себя жалкую улыбку Наташа. Глаза ее постепенно привыкали к свету.

– Значит, Борька еще не поднимался?

– Нет.

– Я подруг встретила, решили отдохнуть, – поставив на стол три бутылки портвейна, пробормотала Мария Степановна, избегая смотреть девушке в лицо.

Затем она взяла два стакана, села, потянулась к бутылке и принялась снимать пробку. Налила портвейна в один стакан, подала Наташе. Наташа отстранилась рукой.

– Спасибо. Я же не пью.

– Вот как? – удивилась Мария Степановна, наливая себе. Посидела с опущенной головой и, не говоря больше ни слова, выпила полстакана.

«Наверное, такие встречи с подругами у нее происходят каждый день», – пронаблюдав за ней, подумала Наташа. С возвращением хозяйки, пусть даже нетрезвой, она почувствовала себя в безопасности, паника постепенно уходила.

– Я понимаю, – с пьяным сопением произнесла Мария Степановна, – чего ты глядишь на меня. Тебе не нравится. Конечно, понимаю. Ты ничего не знаешь о моей жизни.

И на протяжении получаса стала рассказывать о своем детстве в городе Аксае, о муже, который всю жизнь просидел в тюрьме, где и умер, «как собака». Потом начала говорить ни о чем и обо всем, прерывая свои мысли на середине, выпивая и повторяя все сначала. Под конец сосредоточилась на какой-то Эльвире, которая помыла голову и пошла в парк, отчего заболела менингитом. Ей в больнице пробили череп, вместо кости вставили железную пластинку, после чего она не стала никого узнавать и через год умерла. А знакомые и родственники покойной выдумали, что никакого менингита не было, что это Борька лупил ее по башке. «Он, конечно, лупил ее, но не по башке, хотя такой шалаве мало было выбить мозги». Рассказывая, она почти всегда смотрела вниз.

Наташу не интересовала эта история, она дремала и почти не слушала, но поняла, что речь идет о бывшей жене Борьки. Когда же Мария Степановна полностью иссякла и замолчала, Наташа сказала с жалкой улыбкой:

– Я устала, хочу спать.

Мария Степановна вместо ответа запела:

 
Сухой бы я корочкой питалась,
Холодну воду я б пила,
Тобой бы, мой милый, наслаждалась
И тем довольна я была…
 

Не допев песню до конца, она вскинула глаза на Наташу.

– Пойдем стелить.

Вдвоем они разложили диван, Мария Степановна достала из внутренностей его подушку, одеяло, простыню, все передала Наташе, а сама, пошатываясь, пошла в ванную комнату, там отвернула краны.

Когда Наташа постелила простыню, Мария Степановна позвала ее.

– Иди, мойся.

Наташа достала из своей сумки полотенце и подошла к ней. Мария Степановна стояла с раскисшим лицом.

– Вот мыло, шампунь, – сказала она. – Мойся. Я пойду перед телевизором полежу.

* * *

Наташа помылась, обтерлась полотенцем, надела ночную рубашку и, забравшись в постель, съежилась под одеялом. Ее не оставляли тревожные мысли. Вскоре Мария Степановна стабильно засопела. Наташа соскользнула с дивана, нажала на кнопку телевизора и снова нырнула под одеяло.

Несколько минут полежала неподвижно, потом повернулась лицом к стене, глаза ее сомкнулись. Она стала засыпать. Вдруг услышала, как открылась дверь, и из спальни кто-то прошагал по комнате. Наташа медленно повернулась, и, открыв глаза, всмотрелась в тусклую темноту комнаты. Бурным водопадом зашумела спускаемая в туалете вода, тихо хлопнула дверь. Вновь послышались шаги, и в кухне включился свет.

Наташа никого не видела, в освещенной кухне только подрагивала тень от сидящего за столом человека. Звякнул стакан.

«Вот это сынок! Только проснулся – и сразу пить». Он выпил еще, потом еще и затих. Просто сидел, как будто ждал чего-то. Потом поднялся и через комнату пошел в спальню. Громадный, толстый, в одних трусах и майке. На шее у него была тяжелая цепочка. Наташу охватил ужас – она узнала его. Это был тот самый Боров, который вместе со своими друзьями приставал к ней на остановке.

Через несколько минут дверь в спальне открылась, Боров, уже одетый, не поворачивая головы, заглянул в кухню, выключил свет и вышел на лестничную площадку. От нервного шока у Наташи учащенно забилось сердце. Она догадалась – объявление на остановке повесил Боров и, вероятно, не впервые, таким способом заманивая в свою квартиру приезжих девушек. Значит, она действительно попала в ловушку. Уткнувшись лицом в подушку, она ощутила горячую влагу слез, стала еле слышно всхлипывать и долго не могла заснуть. «Надо немедленно искать другую квартиру, – рассуждала она. – Если останусь живой, уйду пораньше утром, сразу же возьму сумку и больше не вернусь сюда. Нет, я замучаюсь весь день таскать ее с собой. Сначала найду квартиру, а потом приеду за сумкой. Придется снова заходить сюда, но что же делать?»

Она едва сомкнула глаза, как внезапно проснулась, словно кто-то разбудил ее. В окне уже начало светлеть. Эта ночь выбила ее из сил. В самом лучшем случае ей удалось поспать не более двух часов. Она некоторое время лежала с открытыми глазами, чутко прислушиваясь, не вернулся ли Боров в свою спальню. Постепенно мутная предрассветная серость сменилась свежестью раннего утра. Наташа поднялась, умылась, надела свое самое лучшее платье, которое надевала только по праздникам, и хотела уже выскочить, но, оглянувшись, увидела Марию Степановну. Та тоже проснулась и, опустив ноги на пол, с помятым лицом сидела на кровати.

– Ты пошла? – спросила она скрипучим заспанным голосом. – Кофе попила бы.

– Я уже опаздываю, – обманула Наташа.

– Тогда возьми ключ от квартиры. – Мария Степановна подошла к шкафу, пошарила рукой по полке и подала его. – Это будет твой ключ.

* * *

Спустя час Наташа сидела в аудитории на вводной лекции по химии. Профессор, ответив добродушной улыбкой на приветствие первокурсников, достал из затертого портфеля и разложил на крышке кафедры свои записи, просмотрел их, опытным взглядом окинул аудиторию, еще раз улыбнулся сидящим на галерке, видимо, желая привлечь их внимание и расположить к себе, продиктовал тему. Уткнувшись в заготовленную лекцию, но, явно не читая, а как бы попутно интересуясь тем, что там у него написано, завел непринужденный разговор. Затем вовсе покинул кафедру и, прохаживаясь туда-сюда, своими ясными и четкими рассуждениями незаметно увлек слушателей.

После первой пары кое-кто из студентов поспешил на перекур, остальные остались на своих местах и стали перешептываться. Возле доски собралась группа из десятка человек, которые, как старые знакомые, что-то обсуждали и о чем-то спорили. Наташа оставалась на месте. За одним столом с ней сидела девушка с длинным острым носом, в черной декольтированной футболке и потертых джинсах. Несомненно, она была городской. Наташа хотела было познакомиться с ней, но та с напускным равнодушием расстегнула свою сумочку, стала в ней что-то искать, доставая и швыряя обратно тушь, тени, подводку, блеск, расческу, пудру. Потом засунула в сумочку одну-единственную тетрадку, встала, независимой походкой пошагала в коридор. Участники дискуссии у доски по одному покидали группу, вскоре она полностью распалась; в аудитории установилась тишина. Вдруг дверь широко распахнулась, в ней появился крепкий парень в джинсах и жизнерадостно произнес:

– Здорово, пацаны! Чего заскучали?

Наташа невольно обернулась, с интересом посмотрела на него. Такого среди «своих» она не видела. Бывают люди, лица которых с первой секунды подкупают своей открытостью, внутренней чистотой. Такой человек всегда кажется обаятельным, располагает к себе, и о чем бы он ни заговорил, его хочется слушать. Смотрите: вся моя душа нараспашку, – говорит весь его облик, и тебе самому хочется раскрыть перед ним душу. Таким показался Наташе и этот парень. Только его интеллигентное лицо было сильно испорчено грубыми шрамами на обеих губах. Он нашел глазами того, кто ему был нужен, и направился к нему, попутно улыбнувшись Наташе. Она склонилась над тетрадкой и, аккуратно выводя каждую букву, подписывала ее, при этом замечала, что он, разговаривая со своим другом, то и дело бросает на нее мимолетные взгляды. А через минуту подошел к ней, по-свойски уселся рядом.

– Привет, голубоглазая. Ты такая беленькая!

И глядя не столько на Наташу, сколько в ее тетрадь, прочитал, сдержанно улыбаясь:

– Наташа Беседина. А я думал, тебя Аленушкой зовут.

Наташа с досадой прикусила губу, опустила глаза, нахмурилась и, перелистав тетрадку, стала усиленно рисовать шариковой ручкой цветок, похожий на ромашку. «Начинается, – грустно мелькнуло в голове, и тяжелая тоска подкатила к горлу. – Господи! Да что уж мне нигде нет покоя?»

– Почему грустишь?

– Хочется.

Он, усевшись поудобнее, стал следить за ее художествами.

– Чего ты уставился? – сказала она, не поднимая головы.

– Проявляю интерес к твоим творческим порывам. Мне надо поговорить с тобой.

– О чем?

– Хочу узнать, какие у тебя планы на сегодняшний вечер.

– Вот как? А ты что, хочешь меня куда-то пригласить? – усмехнувшись, спросила она.

– Да.

– И куда же?

– В кафе или покататься, – воодушевился он и, разжав ладонь, показал ключи от машины.

– Ты серьезно?

– Еще как!

– Спасибо! Покатайся с кем-нибудь другим.

– А что ты ответила бы, если бы я тебе предложил встречаться?

– Ты такой быстрый.

– А по-другому никак.

Наташа перестала рисовать, снисходительно посмотрела ему в серые глаза.

– Звучит, конечно, интригующе, только бессмысленно. Мне без тебя есть с кем встречаться. Это понятно?

– Вот так вот! Да, блин! Может быть, все-таки покатаемся?

– Нет, – она вздохнула. – Не хочу. А теперь пересядь на другое место, ладно? Тут занято.

Он даже не пошелохнулся.

– Вопрос последний. Зачем ты на меня смотрела? Если бы я не увидел твоих глаз, прошел мимо и не заметил бы тебя!

Наташа демонстративно оглядела его и пренебрежительно произнесла:

– Слушай, отстань ты от меня.

– Уже отстал. Как я понимаю, ты гонишь меня.

– Правильно понимаешь.

– У-у, ти какая! – Он поднялся. – Пока. Это не последний наш разговор… надеюсь.

Подошел к двери, распахнул ее и вышел.

После последней лекции Наташа прошлась по остановкам, увидела два объявления и по указанным адресам поехала искать квартиру. Расспрашивая людей и плутая среди домов, она кое-как отыскала нужные улицы и дома, но была сильно разочарована, – обе квартиры оказались уже занятыми. День клонился к вечеру, она обреченно села в автобус и поехала к Марии Степановне, в квартиру, в которой натерпелась столько страха и провела бессонную ночь. Другого выхода не было.

* * *

В этот день, как, впрочем, и всегда, в квартире Марии Степановны собрались подруги. Сразу же после обеда пришли Яковлевна, – высокая худощавая женщина в черном платье, и Алла Петровна, – маленькая, полная, смуглая, с приплюснутым носом и выцветшими глазами. Лицо ее, типичное для пьющих женщин, – морщинистое и опухшее, – выражало независимость, настойчивость и заносчивое отношение к людям. Одета она была в зеленую юбку с разрезом на боку и красную кофту без рукавов. В руках держала сумку. Лет им было обеим, как и Марии, Степановне, под шестьдесят.

– Ну, здравствуй, – сказала Яковлевна.

– Здрасте. Как ты после вчерашнего? – поинтересовалась у Марии Степановны Алла Петровна, сама тут же стала с озабоченным видом доставать из сумки бутылки и ставить их на стол, на тот, что стоял посередине зала. Всего она вытащила две бутылки портвейна, три с «жигулевским» пивом и завернутые в упаковочную бумагу сосиски. Мария Степановна поставила на стол сначала стаканы, потом тарелки и положила вилки. Женщины сели за стол, и разлив портвейн, довольные наблюдали за снующей туда-сюда Марией Степановной, которая вынесла из кухни еще бутылку портвейна, жестяную банку с атлантической селедкой и буханку черного хлеба – все как у людей.

– Возьми сосиски, – протянула пакет Алла Петровна. – Яковлевна, передай.

Мария Степановна поставила сосиски на газ, кухонным ножом порезала хлеб и тоже села за стол. Быстро выпили, снова наполнили стаканы. Между подругами потек неторопливый душевный разговор. Только Мария Степановна все больше молчала, она была под впечатлением от беседы с сыном, который час назад пришел с ночного блуда пьяный и уставший. Он после смерти жены Эльвиры не просыхал. Еще раз жениться не хотел, целыми днями спал, а по ночам шастал с друзьями-собутыльниками по городу. Приходил домой только на другой день и всегда пьяный. Случалось, что вообще не появлялся на глаза матери, пропадал на неопределенное время. Сердобольная Мария Степановна пускалась на поиски: звонила в милицию и морг. Дня через два-три Борька находился. «Ты лучше бы спортом увлекся или политикой, а нет – купил бы себе приличный костюм и пошел бы в церковь, с твоей внешностью мог бы и попом устроиться, – вдалбливала ему мать. – Ты посмотри на себя – настоящий божий угодник, только бороды не хватает. Вон у Аллы Петровны сын возит директора гастронома, а ты что, хуже?»

Но Борька с холодностью относился к ее наставлениям, отсыпался и с первой звездой на небе снова уходил. Чего он так стремился по ночам на улицу? Вероятно, не вагоны с углем разгружать. Мария Степановна спрашивала, где он берет деньги на пойло? Борька говорил, что друзья угощают. Как было на самом деле, она не знала, только догадывалась и в этих догадках уходила очень далеко, но ничего поделать не могла. А соседям Мария Степановна говорила, что ее Борька работает в аэропорту авиадиспетчером, постоянно в ночную смену, как самый опытный. Неизвестно, верили они ей или нет, но всегда, когда над городом пролетал самолет, с большой опаской задирали свои головы. Когда же самолет заходил на посадку и летел ниже обычного, – соседей охватывал ужас и они начинали креститься. Со временем о профессии Борьки узнали соседи соседей, и закрестились все жители девятиэтажного дома. Таким образом, хотя Борька еще и не был попом, а уже многих людей приблизил к Богу.

Сын есть сын, чего ради него не сделаешь! Каким бы непутевым он ни был, для любой матери сын всех дороже. Мария Степановна очень сильно любила Борьку, переживала, убеждала его жениться, приводила в пример отца, который всю жизнь провёл на нарах. «И все потому, что пил. Если бы он работал, то не грабил бы прохожих в темных переулках». Но Борька игнорировал материны доводы. «Да ну, на фиг, – говорил он, – хватит, с одной пожил. На фиг жениться. Девочки и так меня любят. Лучше телку на ночь привести, без проблем, чем еще одну такую крысу себе заводить». Тогда женщине стали слышаться голоса, которые внушали, что единственный способ женить сына – поселить ему под бок девушку, непременно деревенскую, потому что деревенские неизбалованные. «С хорошей женой любой алкаш человеком станет».

До Наташи у них уже жили две квартирантки, но не подолгу, дней по пять, а потом и одна, и другая сбежали. Теперь Мария Степановна боялась, как бы и Наташа не «слиняла». Она спешила как можно быстрей уложить ее с сыном в одну постель.

«На такой красавице он обязательно захочет жениться», – рассуждала заботливая мать.

– Слушай, Борька, у нас новая квартирантка, – говорила она сыну, когда он, вернувшись с ночного блуда, заглянул в кухню попить холодной воды из-под крана. – Уж такая красавица! Красавица из красавиц, лучше и не бывает. Деревенская – не пьет, не курит. Твоя Эльвира на кухню заходила только пожрать да похмелиться, ни одной тарелки не вымыла, ни одной рубашки твоей не постирала, а эта сама вызвалась посуду помыть. Вон посмотри, как все вычистила.

– Да причем тут… Достала ты уже. Ладно, как придет, разбудишь меня, – сказал он, – посмотрю. Если тоска не возьмет – женюсь.

Встреча подруг за столом продолжалась, после первого стакана они обменялись новостями, подвергли анализу вчерашнее застолье, а потом запели: «Вот кто-то с горочки спустился…» Пели на два голоса – протяжно, громко. И все было у них хорошо.

– Давайте выпьем, – сказала Яковлевна. – Чего это Люськи долго нет? Мария Степановна, ты не знаешь?

– А откуда ей знать? – ответила за нее Алла Петровна.

– Она не заболела?

– Вчера вроде была здорова, – сказала Мария Степановна, разливая портвейн.

– Ты про сосиски не забыла?

– Пусть еще покипят. Выпить человеку не даешь, – подставляя свой стакан, промолвила Яковлевна.

Все опрокинули, Мария Степановна убрала опустевшую бутылку на пол, и пошмыгала в кухню. Вернулась оттуда с кастрюлей, обвернутой полотенцем, поставила на стол. Яковлевна повертела в руках стакан.

– Давайте еще по одной.

– Ну, что же, отдыхать, так отдыхать, – взяв со стола полотенце и бросив его себе на подол, – сказала Алла Петровна. Затем она не спеша открыла новую бутылку и начала разливать. Подруги, не мигая, следили за точностью наполнения стаканов. Все трое дружно выпили, закусили горячими сосисками. Через некоторое время раздался звонок – пришла Люся, она выглядела лет на двадцать моложе своих подруг, с хорошей фигурой, полной грудью в вырезе платья, ярко накрашенными губами, трясущимися руками и в темных очках, под которыми скрывался синяк под левым глазом.

– Смотрите, они уже начали! Алкашки натуральные, – весело бросила она сходу, ставя на стол «Столичную».

– Садись! Что ты стоишь? Давай штрафной! – пододвинула полный стакан Алла Петровна.

Люся опрокинула стакан без лишних слов, не раздумывая. А чего раздумывать-то?

– Сказали, ты заболела?

– Как заболела? – как будто удивилась Люся, засунув в рот сосиску. – Это кто же сказал?

– А кто его знает…

– Я ничем вроде не болею. Хватит мне и этой, мамочки дорогой, наверно лет сорок все болеет. В нашем подъезде уже ни одной старухи не осталось, на прошлой неделе последняя окочурилась, а эта все живет. Кощей Бессмертный, блин! Сидит на кровати как лошадь и стонет, уже невыносимо слушать. Как вы думаете мне с ней в однокомнатной? Она же не понимает простых вещей, – я даже мужчину себе привести не могу. Ну, это вообще идиотизм. Наверно я вперед ее помру. Трясется со своей пенсией, ни копейки не дает, пока силой не вырву из рук. А вчера на нее опять вдохновение нашло, жарила пирожки. Вся кухня в масле, теперь чистить надо полдня. Собственно говоря, чего ради? Я разозлилась, послала ее куда подальше, говорю: когда ты только подохнешь? Как же мне все это надоело… Вы бы посмотрели, как она квартиру заделала… Больше пальцем не прикоснусь ни к чему. Что толку, – сегодня вычистишь, завтра – то же самое. Дождусь, когда умрет, тогда и сделаю ремонт.

Прошла минута в молчании… Разлили, выпили.

– У каждого свои проблемы, – вздохнула Алла Петровна с таким выражением, как будто ей жалко было не Люсю, а ее мать, и вытерла полотенцем выступивший на покрасневшем лице пот. – Старый человек всем мешает. Вот сейчас тебе мать не нужна, а когда она умрет, тогда начнешь раскаиваться, тогда поймешь, что напрасно обижалась на нее. Но будет поздно. Жалей ее, пока она живая. – До сих пор Люся не думала об этом, но теперь ей показалось, что слова Аллы Петровны справедливы, и она стала слушать внимательнее. – Да что там говорить, все мы такие: пока человек живой, видим только его недостатки, злимся от зависти, а когда он умрет, в душе наступает пустота, становится одиноко. Вот я и говорю, ты неправа, Люська, грех, думаю, на мать обижаться. Запомни, Люська, будешь потом сожалеть, что доброго слова ей не сказала, не отблагодарила ее за все, что она для тебя сделала.

– И не вздумаю, – подняв голову, возразила Люся. – Ты у нас постоянно что-то доказываешь. Тебе хорошо рассуждать, а вот пожила бы как я. Никто не знает, как мне с ней тесно в однокомнатной.

Она произнесла это резко, как бы назло Алле Петровне, потому что ненавидела ее, «сильно умную». Мария Степановна с Яковлевной довольно усмехнулись, они тоже недолюбливали Аллу Петровну, за глаза называли ее «падлой», но делали вид, что очень уважают. Приходилось уважать. Не потому, что она имела обыкновение учить всех уму-разуму, а потому, что работала начальником цеха на ликероводочном заводе. Каждый вечер, когда подруги встречались за столом, она приносила с собой по две бутылки украденной водки, остальные покупали только пиво и закусь. Но это мелочи, ведь при любой пьянке основные расходы приходятся на спиртное. В общем, отдыхали практически даром. Тогда им казалось, что так будет вечно. И вдруг стряслась большая беда, она свалилась нежданно-негаданно, как снег на больную с перепоя голову.

* * *

Двадцать седьмого июля Алла Петровна отмечала на предприятии свой день рождения. Весь коллектив возглавляемого ею цеха, среди которого было несколько членов Общества трезвости, – и сама она, как коммунист, являлась активным членом, – собрался на торжество. В глубочайшей тайне.

Застолье со спиртным было доброй традицией для любого коллектива, что уж говорить о работниках ликероводочного завода. Но в самом начале перестройки и ускорения в стране началась антиалкогольная кампания. Вводился сухой закон, а всем партийным, административным и правоохранительным органам предписывалось решительно и повсеместно усилить борьбу с пьянством и алкоголизмом.

В первые же дни борьбы за здоровый образ жизни в Ростове запретили продажу спиртного во всех кафе, столовых, шашлычных, пельменных. Дома людям, естественно, невозможно было запретить пьянки. Но, не дай Бог, кто-нибудь позволил бы распить хотя бы бутылку шампанского в своем кабинете! Разговор был коротким: партбилет на стол – и пошел вон.

Поэтому, готовясь к пьянке, Алла Петровна на столы поставила водку, закупоренную в бутылки из-под минеральной воды. Была и настоящая минералка. К несчастью, о дне рождения Аллы Петровны узнал председатель профкома, у него в настольном календаре были помечены все важные даты, и тоже зашел на минутку поздравить. Кто-то перепутал и вместо «Нарзана» поставил перед ним водку. После своей поздравительной речи он налил немного минералки из бутылки, глотнул и… поперхнулся, закашлялся – водка! На следующий день Аллу Петровну выставили на всеобщее порицание: вызвали на заседание профкома, затем ее заслушали на заседании парткома – в итоге за неудачное распитие спиртных напитков ни в том месте, в котором полагается, исключили из партии и сняли с работы.

Ох и не повезло Алле Петровне. Партбилет ей не жалко было, «Он мне и на хрен не нужен», – говорила она, напившись. А вот о должности своей очень уж убивалась. Это ж надо, потерять такую работу! А вместе с работой – и уважение своих подруг, у которых сразу прорезался голос. Позабыли они, сколько лет она поила их дармовой водкой, сколько раз выручала, когда ранним утром стучались к ней, страдая с похмелья. Хоть подумали бы, какие деньги сэкономили! Если бы не Алла Петровна, не ее добрая душа, пропили бы все на свете, до последней копейки. Нет, вместо благодарности стали смело выражать ей свою неприязнь прямо в глаза, себя вровень с ней ставить.

Закручинилась Алла Петровна, что отвернулись от нее подруги, что не с кем горе разделить. В такую тяжкую минуту, как никогда, необходимо согласие, они же, как назло, перессорились. Не привыкли покупать выпивку за свои кровные. Пили все равно вместе, поодиночке – скучно, но на поиски бутылки ежедневно отправлялись поодиночке, по нескольку часов простаивали в километровых очередях, потому, что большинство магазинов, в которых продавали вино и водку, закрыли. Что они испытали тогда – не передать словами! Ведь люди занимали очередь с одиннадцати часов утра, а отпускать спиртное начинали с двух часов. За соблюдением порядка обязательно следил участковый, а в тех случаях, когда какая-то группа обезумевших алкоголиков пыталась прорваться к продавцу штурмом, сопровождая свои действия давкой и мордобоем, – вызывали наряд милиции. «В шесть утра поет петух, в восемь – Пугачева, магазин закрыт до двух, ключ – у Горбачёва», – подшучивали над своей бедой чуть ли не приплясывая в присядку несчастные пьяницы.

С каждым днем очереди становились все длиннее, доставать выпивку подругам становилось все труднее. Дней через десять женщины все же помирились и вместе обдумывали, не перейти ли на альтернативный продукт. Но они не считали себя пьяницами, не уважали подзаборных алкашей и не желали уподобляться им – это подруг сдерживало.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 | Следующая
  • 4.7 Оценок: 6

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации