Текст книги "Индийский веер"

– Ты сама станешь ею – вот только у тебя нет семьи, в которой ты числилась бы теткой. И поэтому ты навязываешь свои чопорные правила приличий мне.

– Говорю тебе…

– «Я еду домой!» – передразнила она меня. – Да никуда ты не поедешь. О чем мы с тобой говорили? Ах да, как со мной ведет себя Б. Х. На самом деле он довольно мил. Знаешь, он давеча вручил мне презент. И я знаю, за что. Он просит прощения за свою вспышку. Разумеется, я прощаю его. Просто он слишком обожает меня.

– Полагаю, ты отдалась бы ему, не войди я так вовремя.

– Лишиться своей добродетели! Какой это был бы опыт! А ощущения!

– Добродетели у тебя так мало, что ты даже не заметила бы ее потери. Что до ощущений… так и прыжок в море с последующим утоплением тоже подарит тебе незабываемые ощущения. Но я не советую тебе их испытывать.

– Ах, лучше замолчи и взгляни на подарок Б. Х.

Подойдя к комоду, она выдвинула один из ящиков и достала оттуда шкатулку.

– Ты хочешь сказать, что приняла подарок… от него!

– Конечно приняла. Следует принимать подарки, когда их делают от чистого сердца. Отвергать их – крайне невежливо. – Откинув крышку шкатулки, она извлекла и поднесла к лицу презент, кокетливо глядя поверх него на меня. А я в ужасе уставилась на веер из павлиньих перьев.

* * *

Последующие недели были отмечены возрастающим напряжением. В отдельных частях страны вспыхнули очаги открытого неповиновения, но пока что ситуацию удавалось удерживать под контролем.

В начале марта нынешнего, 1857 года Элис и Том Кипинг поженились. Церемония была простой. На ней присутствовали я, Дугал, Лавиния и Фабиан, который прибыл в Дели специально ради такого случая и тут же вновь уехал по ее окончании. При этом он успел обронить, что дела Компании требуют его срочного присутствия и постоянного контакта с армией. Он направлялся в Пенджаб, где до сих пор все было спокойно.

Дугал оставался в Дели, и мне представилась возможность несколько раз побеседовать с ним.

Он сказал, что очень хочет уехать из страны и что Фабиан якобы поддержал его в этом устремлении. Ростки мятежа пробивались повсюду, и путь к побережью мог оказаться полным опасностей. Но Дугал решил, что ради детей должен совершить такую попытку. Они с Фабианом сошлись на том, что пока Дели остается для нас самым безопасным местом, поскольку именно здесь были сосредоточены основные армейские части.

Я много думала о подарке, который Хансама сделал Лавинии, – о веере из павлиньих перьев, – и не могла отогнать от себя дурные предчувствия, хотя и корила себя за них. Это был такой пустяк по сравнению с облаком неуверенности, которое накрыло нас с головой. Веера, сделанные из перьев павлина, были обычным делом на базарах и рынках. Да, в основном их покупали иностранцы, не подозревавшие об их репутации… какой бы она ни была. Но в чем же состоял смысл того подарка, что Хансама сделал Лавинии?

Она полагала, что это была своеобразная форма извинения за его поведение; впрочем, Лавиния всегда верила только в то, во что хотела верить.

Я попыталась расспросить о павлиньих перьях Дугала. Он всегда интересовался старинными обычаями и, скорее всего, слышал, что их считают приносящими несчастье. Оказалось, он ничего не знает на этот счет, но, будучи Дугалом, пообещал навести справки.

Поскольку заранее знал, что однажды ему доведется посетить Индию, Дугал счел своим долгом узнать все, что только можно, об этой стране; к тому же он располагал несколькими книгами, которые привез с собой из Англии. Собственно, рассказать он мне смог немногое, но все-таки сообщил, что павлиньи перья действительно вызывали подозрение, а один или два источника со всей определенностью брались утверждать, что в некоторых регионах страны их и впрямь полагали приносящими несчастье.

Я сказала ему, что один такой веер имеется и у меня и что его мне подарила мисс Люсиль Фрамлинг, которая твердо верила в его дурное влияние.

– Странно, что она решила отдать его вам, – заметил он.

Я рассказала ему о том, как завладела веером. Он улыбнулся и ответил:

– По-моему, она была слегка не в себе.

– Да, с нею произошла ужасная трагедия. Ее возлюбленного убили, и она решила, что в его смерти повинен веер.

– Какая чушь!

Я не стала говорить ему о том, что такой же веер Хансама презентовал Лавинии. Интересно, что бы он сказал, если бы узнал о том, что она флиртовала с этим мужчиной? Иногда я думала, что ему нет никакого дела до того, чем занимается Лавиния.

– История эта уходит корнями к легенде об Аргусе, глаза которого попали на павлиний хвост. Кое-кто полагает, будто Аргус жаждет отмщения и что эти пятна и есть глаза, которые видят все, что происходит вокруг, причем не только наяву, но и в мыслях. В этой стране множество людей ни за что на свете не станут держать перья павлина в своем доме.

– Полагаю, отнюдь не все придерживаются такого мнения. Кое-кто наверняка считает, что из павлиньих перьев получатся чудесные подарки. Они ведь действительно очень красивы.

– Может быть и так, что их несомненная красота служит лишним доказательством их дурного влияния в глазах сомневающихся.

Я постаралась забыть о том, что Хансама подарил Лавинии такой веер. Господь свидетель, у меня и без того хватало забот, причем куда более важных.

* * *

Мне пришло письмо от Элис. Она была очень счастлива. «Том – замечательный человек, и мы с ним не устаем удивляться тому счастливому случаю, что свел нас вместе. Том часто размышляет о том, что будет дальше. Я думаю, что он лучше многих осознает опасность, которую таит в себе нынешнее положение дел, поскольку вынужден бывать в самых разных уголках страны по делам. У него весьма увлекательная работа, и так славно, что я могу помочь ему. Ты наверняка была рада узнать, что груз благополучно доставлен по назначению и что о нем позаботятся. Надеюсь, что мы с тобой еще увидимся. Не исключено, что мы вернемся в Дели. Том никогда не знает заранее, куда заведет его работа, и сейчас в делах появилась некоторая неопределенность. Как было бы здорово сесть и поговорить обо всем!»

Я была очень рада получить это письмо. Как же хорошо, что жизнь Элис переменилась самым чудесным образом!

Тем временем одна напряженная неделя сменялась другой, а слухи все ширились.

Минул апрель, и наступил май. Лорд Каннинг сделал официальное заявление, в котором заверял солдат-сипаев, что патроны, которые они используют, не осквернены свининой или говядиной, но оно, как мне показалось, было воспринято с большим скептицизмом.

Дела вынудили Дугала уехать. В путь он отправился с большой неохотой.

– Мне не нравится, что вы остаетесь здесь одни, – сказал он. – Майор Каммингс будет приглядывать за домом. Делайте все, что он вам велит.

Лавиния осталась весьма довольна происходящим. Она уже начала проникаться симпатией к майору Каммингсу.

В день отъезда Дугала вернулся Фабиан.

Он пригласил меня к себе в кабинет. Войдя, я сразу же заметила, что он необычайно серьезен. Он сказал:

– Разговаривать с Лавинией положительно невозможно. Она начисто лишена чувства ответственности. Не могу передать вам, Друзилла, как это меня беспокоит. Иногда мне кажется, что теперь, после отъезда Элис Филрайт, вы остались здесь единственным здравомыслящим человеком. Какая жалость. Она была такой практичной молодой женщиной.

– Что случилось?

– Господь его знает. В Компании и армии всех не покидают тревога и дурные предчувствия. Смещение падишаха было ошибкой – старый Бахадур-шах был существом безвредным, – но еще большей бедой стало принудительное выселение его из фамильных чертогов. Видите ли, в чем дело, Друзилла: мы одержали множество побед с войсками сипаев. Но теперь они спрашивают себя: «А кто же выиграл эти сражения? Ведь в бою побеждает солдат, а не тот, кто им командует. И то, что мы сделали для британцев, мы можем с легкостью повторить для себя». Они настроены против нас, Друзилла, но при этом являются частью наших вооруженных сил.

– Вы действительно полагаете, что они восстанут?

– Некоторые – совершенно определенно. Сикхи сохраняют нам верность… во всяком случае, пока. Думаю, они видят, какую пользу мы им приносим, а будущее страны заботит их в достаточной мере, чтобы они желали продолжения. Но этот упорный национализм – мы не можем остановить его. Более всего меня беспокоите вы, Лавиния и дети. И мне бы очень хотелось прямо сейчас отправить вас домой.

– Это будет не слишком легко, не так ли?

– Куда как сложно, но все равно возможно. Понимаете, даже если мы вывезем вас из Дели, куда вы направитесь? Никто из нас не знает, где и когда вспыхнет очередной мятеж. Может так случиться, что мы отправим вас прямиком в ад, а здесь мы, по крайней мере, располагаем некоторыми силами и понимаем, что происходит.

– У вас наверняка есть заботы и поважнее, чем беспокойство о нас.

– Не в этом дело, – сказал он. – Я искренне сожалею о том, что вы приехали сюда. Я хочу остаться здесь. Я хочу держать руку на пульсе событий… тоже здесь. Хочу, но не могу. Друзилла, вам придется думать за себя и за Лавинию.

– Вы разговаривали с ней?

– Пытался. Но мои слова не произвели на нее особого впечатления. Она отказывается видеть реальную опасность. И мне очень не нравится, что я оставляю вас здесь с Хансамой. Мне бы хотелось избавиться от него. Я уверен, что именно он несет ответственность за тот инцидент с ритуальными убийствами. Это наверняка был вызов – брошенный нам, как вы понимаете. Он не в ладах с законом, потому что это мы установили его. Но кто-то сумел отомстить ему самому, потому что гибель молодого Ашрафа явно стала отмщением со стороны семьи одной из жертв. И теперь он может заподозрить, что это мы организовали заговор, благодаря которому Рошанара оказалась на свободе. Я хочу, чтобы вы были готовы уехать в любую минуту.

– Хорошо.

– Я очень желал бы остаться в Дели, но сегодня вечером я вынужден отбыть по делам.

– Не беспокойтесь о нас. Я буду готова.

– Дети…

– Положитесь на меня. Я скажу им, что это новая игра. И тогда справиться с ними будет легче.

– Я уверен, что вы справитесь. Иногда я благодарю Господа за то, что вы здесь, а в следующую минуту проклинаю себя за то, что привез вас сюда.

Я улыбнулась ему:

– Прошу вас, не надо. Это было… познавательно.

Несколько мгновений он неотрывно смотрел на меня, а потом заключил в объятия и крепко прижал к себе.

И тогда я почувствовала, что все эти беды и тревоги стоили того.

* * *

После его ухода я испытала чувство пугающего одиночества. Казалось, сам воздух замер в неподвижности, и в нем повисло какое-то напряжение, словно нечто ужасное затаилось где-то поблизости, готовясь вот-вот выпрыгнуть из засады и обрушиться на нас.

Наступил вечер. Дети уже лежали в кроватках. Кузина айи присоединилась к ней, чтобы помочь обиходить малышей. Она была тихой и кроткой девушкой, и Луиза с Аланом уже успели полюбить ее.

Я услыхала, как кто-то осторожно постучал в дверь. Подойдя, я отворила ее и обнаружила на пороге айю.

– Что-то случилось? – в тревоге вскричала я.

Она прижала пальцы к губам и вошла в комнату.

– Я хочу, чтобы вы идти… повидать моего брата. Он должен увидеть вас.

– Для чего он хочет увидеть меня?

– Он хочет сказать спасибо. – Она понизила голос. – За то, что вы спасли Рошанару.

– В этом нет необходимости.

– Есть… большая необходимость.

Я знала, как легко обижаются впечатлительные натуры, и потому сказала:

– Завтра я буду дома. Пусть он тогда и приходит.

– Он не придет. Он говорит – это вы приходить к нему.

– Когда?

– Сейчас.

– Но дети…

– Они под надежным присмотром.

Я поняла, что она приставила свою кузину приглядывать за ними.

– Это очень важно, – сказала айя и загадочно присовокупила: – Для плана. – Я растерялась окончательно, а она продолжала: – Идите. Ступайте к беседке. Ждите там.

Меня снедало любопытство, но в ее манерах явно проскальзывала напряженность; кроме того, я понимала, что должна быть готова к любому повороту событий, и потому немедленно согласилась на ее предложение.

Я посмотрела на детей. Они мирно спали, и кузина айи сидела подле кроватки Алана.

– Я присмотрю, – сказала она.

Со всей возможной быстротой я направилась к беседке. Айя уже была там. Открыв коробку, она достала оттуда голубое сари, которое и попросила меня надеть. Дело становилось все загадочнее, но, вспомнив предостережение Фабиана и грозившую нам опасность, я повиновалась. Айя протянула мне отрез материи, похожий на шаль, чтобы я покрыла голову.

– Мы идем, – сказала она.

Мы вышли из сада, обогнули дом, стараясь никому не попасться на глаза, и вскоре оказались на улице.

Я хорошо знала дорогу. Она вела прямиком к базару.

Мы подошли к дому. Я уже обращала на него внимание раньше, потому что перед ним росло роскошное манговое дерево. Сейчас оно было в самом цвету.

– Это дом моего брата, – сказала айя.

Ее брат вышел, чтобы приветствовать нас. Поклонившись дважды, он пригласил нас в дом. Отведя в сторону расшитый бисером занавес, он провел нас в комнату, тесно заставленную резной деревянной мебелью.

– Салар очень счастлив, – сказал он. – Он хочет поблагодарить за Рошанару… – Он покачал головой, и в глазах его блеснули слезы. – Она сейчас в безопасности… с нею все хорошо. Она счастлива. Говорит, Мисси Друзилла – великая леди.

– О, это были сущие пустяки, – сообщила я ему. – Естественно, мы не могли позволить этому случиться. Это противозаконно.

– Салар… он хочет оказать услугу. Он хочет сказать – в большом доме не все хорошо. И оставаться там нехорошо.

– Да, – согласилась я. – Сейчас можно ждать беды отовсюду.

– Нехорошо, – повторил он, кивая головой. – Салар хочет сказать большое спасибо.

– Все, довольно. Забудем об этом. Мы все любим Рошанару. Мы не могли допустить, чтобы с нею обошлись таким образом. Вполне естественно, мы сделали все, что могли.

В разговор вмешалась айя:

– Мой брат не понимает. Он говорит, что вы должны уйти из большого дома. Там нехорошо.

– Я знаю, – ответила я. – Мы уйдем, когда сможем.

– Мой брат говорит – лучше вернуться обратно за море.

– Скажи ему, что мы так и сделаем при первой же возможности.

Они о чем-то заговорили между собой, при этом оба качали головами.

– Он говорит, что поможет, – сказала она мне.

– Поблагодарите его от меня и передайте, что я не забуду его доброту.

– Он перед вами в долгу. Ему не нравится быть должным. Он хочет расплатиться.

– Уверена, что так и есть, и я благодарна ему за это. Передайте ему, что, если мне понадобится помощь, я обязательно обращусь к нему.

Вскоре нас вывели из дома.

Салар, очевидно, испытал облегчение, поскольку я узнала от него лично, что он мне благодарен.

* * *

Через несколько дней до меня дошли слухи о том, что пожары, возникшие в результате поджогов, разгораются по всему Мирату и что там вспыхнул мятеж.

Напряжение в нашем доме ощущалось почти физически. За последние несколько недель Большой Хансама преисполнился еще большей важности. Он расхаживал повсюду с таким видом, словно все здесь и впрямь принадлежало ему. Я страшилась того, что он мог совершить, и заговорила об этом с Лавинией.

– Лавиния, неужели тебе не страшно?

– Почему мне должно быть страшно?

– Неужели ты не видишь того, что творится вокруг?

– А-а, все эти разговоры, ты имеешь в виду? Так они были всегда.

– Ты знаешь, что Фабиан и Дугал очень тревожатся о нас?

– И совершенно напрасно. Майор Каммингс сумеет защитить нас. Он говорит, что приложит все силы к тому, чтобы со мной ничего не случилось.

– А как насчет детей?

– С ними все в порядке. Они ведь еще совсем маленькие. Они ничего не понимают и не ведают, о чем остальные шепчутся по углам. Кроме того, ты ведь присмотришь за ними… и айя, разумеется.

– Лавиния, ты, похоже, не имеешь ни малейшего понятия о том, что здесь творится. Ситуация по-настоящему взрывоопасная.

– Говорю тебе, с нами все будет в порядке. Хансама позаботится об этом.

– Он настроен против нас.

– Только не против меня. Мы с ним понимаем друг друга… кроме того, он один из самых ярых моих поклонников.

– Я тебе удивляюсь, Лавиния.

– Вот и хорошо. Удивляйся дальше. Именно этого я от тебя и жду.

Я уже поняла, что пытаться внушить ей озабоченность по поводу серьезности положения – пустая трата времени.

Через день-другой, ближе к вечеру, ко мне в комнату вошла айя.

Она сказала:

– Мы должны уйти прямо сейчас. Я отведу детей в беседку. Приходите туда так быстро, как только сможете. А я поведу детей… сейчас.

Я поняла, что она знает о какой-то нависшей над нами опасности и что опасность эта очень близка. Настойчивость в ее голосе убедила меня в том, что я должна действовать немедленно, не задавая лишних вопросов.

– Я приведу графиню.

– Быстрее. Мы не можем терять времени.

– Дети спят.

– Не имеет значения. Я скажу им, что это новая игра. Попрошу их не шуметь. Мы приведем их. Надо спешить. Времени не осталось.

– Но почему…

– Не сейчас. Просто приходите. Я все расскажу.

Я со всех ног бросилась в комнату Лавинии. К счастью, она была одна – сидела перед зеркалом и расчесывала волосы.

Я сказала:

– Лавиния, мы должны немедленно уходить.

– Куда?

– Сначала в беседку в саду.

– Зачем?

– Послушай. У меня нет времени на объяснения. Я и сама толком ничего не знаю. Просто идем со мной. Я знаю, что это важно. Дети будут ждать нас там.

– Но чего ради?

– Не спорь. Идем.

– Я не одета.

– Ничего страшного.

– Я не позволю тебе приказывать мне.

– Лавиния. Айя будет в отчаянии. Обещай мне, что придешь. И придешь быстро. Не говори никому о том, куда собираешься.

– Друзилла, мне это не нравится.

– Послушай, ты должна иметь хотя бы некоторое представление о той опасности, которой мы подвергаемся. – Она не выглядела и чуточку встревоженной. Но даже она должна была заметить, как изменилась окружающая атмосфера.

– Ну хорошо. Я приду.

– Я пойду первой. Надо предупредить айю. Она уже наверняка беспокоится, отчего я задерживаюсь. Не забудь – никому ни слова… никому и ни единого словечка! – о том, куда ты собралась, и постарайся не попасться никому на глаза. Это очень важно.

Я сошла вниз по лестнице черного хода и вышла в сад, не встретив никого, после чего быстрым шагом направилась к беседке.

Айя уже ждала меня там с детьми. Я увидела у нее в глазах настоящую панику.

– Нам нужно идти… быстро, – прошептала она. – Ждать дольше опасно.

Луиза встретила меня словами:

– Это новая игра, Друзилла. Она называется «прятки», правильно, айя?

– Да, да, сейчас мы идем и прячемся. Пойдемте.

– Я должна подождать графиню, – сказала я.

– Нельзя. Некогда.

– Она придет сюда, но не будет знать, что делать.

– Сейчас нам надо увести детей. И вы идете с нами.

Я возразила:

– Мне надо подождать ее.

– Мы не можем. Некогда.

– Куда вы идете?

– В дом моего брата.

– К Салару!

Айя согласно кивнула.

– Он так говорить. Когда придет время, ты должна быть здесь, с мисси и детьми. Время приходить. Мы должны идти.

– Уводите детей. Я приведу туда графиню. Я пообещала ей, что дождусь ее здесь. Я должна задержаться ради нее.

Но айя покачала головой:

– Нет. Плохо. Плохо… нехорошо.

Она укутала детей в накидки с головой, так что я больше не видела их лиц, а потом вручила мне коробку, которую принесла с собой в беседку.

– Наденьте, – сказала она. – Укройте голову. Тогда вы станете похожи на индианку… немного. Пойдемте. Некогда ждать.

Я надела сари и накинула на голову шаль.

– Друзилла, ты такая смешная, – сказала Луиза.

– А теперь мы уходим. Я беру детей. Вы приходить к брату. Мы хотим сделать это для вас.

– Как только графиня придет, я приведу ее. Она не может задержаться надолго. Думаю, что она наконец-то осознала, какая опасность нам грозит.

– Скажите ей, пусть покроет голову. Набросит шаль…

Я пребывала в смятении и страхе, но понимала, что должна буду справиться с проблемами, когда они настигнут нас.

Взяв Алана за руку и велев Луизе держаться рядом, айя поспешила прочь из беседки.

Тишину нарушало лишь жужжание насекомых, к которому я уже начала привыкать. Даже стук собственного сердца казался мне чересчур громким. Я понимала, что айя осведомлена об опасности куда лучше меня, как понимала и то, что ситуация, должно быть, обострилась до предела.

Я чувствовала себя одинокой и совершенно беспомощной. Едва позволив детям уйти, я тут же уверилась в том, что должна была пойти вместе с ними. Они находились на моем попечении, но разве могла я бросить Лавинию? Однажды ее глупость уже сыграла роковую роль в моей жизни. И мне начало казаться, что сейчас все повторится вновь.

Ах, если бы она сразу же пошла со мной! Вполне могло оказаться, что бежать тайком из дома не было нужды, но ведь айя полагала иначе. Я подошла к двери беседки и стала смотреть на дом. А потом я услышала крик. В окнах замелькали темные фигуры. Казалось, все слуги бросились на штурм верхнего этажа.

Сердце гулко стучало у меня в груди, в горле пересохло. Я шептала: «Лавиния… Лавиния, где же ты? Почему не идешь?»

Ничего на свете я не желала столь страстно, как услышать шорох шагов Лавинии, тайком пробирающейся по траве к беседке.

Но она не пришла.

Шестое чувство настойчиво шептало мне, что я должна уйти, уйти и отыскать дорогу к дому под манговым деревом. Я знала, как туда добраться, потому что много раз ходила этим путем.

«Уходи! Уходи немедленно!» – надрывался здравый смысл. Но я не могла уйти без Лавинии.

А что, если она все-таки придет в беседку и обнаружит, что я ушла? Куда она пойдет? Она же не знает, что нас ждет безопасное убежище в том доме.

Я должна дождаться Лавинию.

Я не знала, сколько прошло времени, как долго я ждала ее. Со своего места мне было видно окно спальни Лавинии. Там внутри горели несколько ламп. И вдруг я увидела у ее окна Хансаму. Значит, он был в ее комнате! В следующий миг он исчез, и я даже спросила себя, а не почудилось ли мне.

Дрожа всем телом, я замерла на месте. Что делать, я не знала и молила небеса дать мне знак.

«Уходи прямо сейчас», – снова сказал мне внутренний голос. Но я не могла уйти, пока Лавиния оставалась в доме.

Должно быть, прошло не меньше часа. Ночь выдалась жаркой и душной, но меня бил озноб. И вдруг я услышала вдалеке чей-то голос… пьяный голос, он что-то напевал и доносился из нижней части дома.

Поначалу я колебалась, а потом все-таки отважилась и осторожно направилась к дому. При этом я отдавала себе отчет в том, что совершаю несусветную глупость. В доме наверняка произошло нечто ужасное. И мне, по-хорошему, нужно было бежать отсюда со всех ног. Я должна была идти к Салару, где меня давно ждали айя с детьми.

Но я не могла заставить себя так поступить.

– Лавиния, – услыхала я собственный шепот. – Где ты? Почему не идешь?

Ожидание стало невыносимым. Больше терпеть я не могла. Я поняла, что должна вернуться в дом и найти ее. Это была глупость, конечно. Айя совершенно точно знала, что нам надо уходить, причем немедленно. Она успела спасти нас в самый последний момент. Но разве могла я бросить Лавинию?

Я понимала, что долг призывает меня подумать о детях. Я нужна им, причем нужна прямо сейчас. Но они пребывали в безопасности под надзором айи. Если она добралась до дома брата, то сейчас они уже ждут меня там.

Я знала, что должна сделать. Мне нужно во что бы то ни стало найти Лавинию. Я не могла уйти без нее. Разумеется, ей следовало бы сразу же идти со мной; она совершила очередную глупость. Впрочем, она никогда не отличалась большим умом. Тем не менее я любила ее. Мне представлялось, что каким-то образом моя жизнь переплелась с ее жизнью, и я не могла предать ее сейчас.

Я подобралась уже к самому дому, прижалась к стене и прислушалась. С половины для слуг доносились звуки шумной гулянки. Я живо представила себе Хансаму среди них. Но где же Лавиния? Она сказала, что придет. Так чего же она ждет?

Дверь была приоткрыта. Я переступила порог и вошла в коридор. Крики и смех стали отчетливее. В них сквозило веселье – хмельное веселье, в чем я не сомневалась.

Ступая на цыпочках и затаив дыхание, боясь, что в любой момент может появиться Хансама, я стала подниматься по лестнице. К счастью, в этой части дома, по всей видимости, никого не было.

Дверь в спальню Лавинии была распахнута настежь. Я подкралась к ней и замерла на пороге.

Зрелище, представшее моим глазам, навсегда запечатлелось в моей памяти. Беспорядок… и кошмар наяву. Стены комнаты были забрызганы кровью. А на кровати, с раскинутыми ногами и руками, лежало обнаженное тело Лавинии. Поза ее казалась бесстыдной, и я поняла, что это было сделано намеренно. Глаза ее были широко распахнуты, и в них застыл ужас. Роскошные волосы запятнала кровь, а в ногах у нее лежал залитый кровью раскрытый веер из павлиньих перьев. И тогда я поняла, что все это совершил Хансама.

Меня едва не стошнило, когда я увидела, что горло у нее перерезано.

Лавиния была мертва. Красота, составлявшая предмет ее гордости, ставшая для нее навязчивой идеей и сделавшая ее той, кем она стала, в конце концов погубила ее.

Интуиция подсказывала мне, что Хансама отомстил ей, потому что она соблазнила его и отвергла. В его глазах она совершила величайшее преступление, потому что оскорбила его достоинство. Он выжидал нужного момента, чтобы поквитаться за свой потерянный авторитет, и подарок в виде веера из павлиньих перьев был последним предупреждением.

Несколько долгих минут я не замечала ничего, кроме разыгравшейся здесь кошмарной сцены.

Лавиния… Лавиния… почему ты не пришла? Почему задержалась? Ты погубила себя собственными руками.

«Как я расскажу об этом детям?» – спросила я себя, словно этот вопрос был для меня сейчас самым главным.

Дети! Я должна вернуться к ним. Должна присмотреть за ними. Мне теперь придется заботиться о них так, как я заботилась о Флер. Я должна немедленно бежать из этого обиталища смерти. Если меня обнаружат здесь, то я позавидую судьбе Лавинии. Меня ждут в другом месте. Я нужна детям, чтобы позаботиться о них.

Отвернувшись от этой жуткой сцены, я на цыпочках двинулась в обратный путь. Удача сопутствовала мне, потому что меня никто не видел. Выскочив в открытую дверь, я бегом припустила по траве.

Ночной воздух охладил мой разгоряченный лоб и помог привести в порядок растрепанные чувства. Я вбежала в беседку и позволила себе недолгий отдых, чтобы перевести дыхание. Я должна во что бы то ни стало добраться до детей. Но для этого мне придется выйти на улицу. Я догадывалась, что происходит в каждом доме, в котором живут европейцы. Мятеж вспыхнул по-настоящему, в полную силу. То, чего мы так боялись на протяжении последних нескольких дней, вырвалось наружу, и действительность оказалась куда худшей, чем я могла представить себе даже в самом кошмарном сне.

Людей на улицах было немного. Меня спасли сари и шаль, которой я укрыла голову. Айя поступила очень мудро, когда захватила их для меня. Правда, я слегка сутулилась, чтобы высокий рост не выдал меня.

Казалось, я шла по городу целую вечность. Мне на глаза попались несколько окровавленных тел. Все они были европейцами. Я понимала, что происходит, и, поворачивая за очередной угол, ожидала столкнуться лицом к лицу с кем-нибудь, кто опознает во мне представительницу ненавистной расы.

Но удача сопутствовала мне в ту ночь. И лишь много позже я поняла, насколько мне повезло.

Я все-таки добралась до дома. Увидев, айя заключила меня в объятия.

– Я беспокоилась.

– Айя, – запинаясь, выговорила я. – Они убили ее. Она мертва.

Айя кивнула:

– Она должна была прийти раньше.

– О да… да… Она не хотела верить, что такое возможно. Это было ужасно. Кровь… там повсюду в комнате была кровь.

– Помните о детях, – сказала пожилая женщина.

– Где они?

– Уже спят. Вас не было слишком долго.

– Айя, что мы теперь будем делать?

Она смиренно произнесла:

– Мы ждем. Мы смотрим. А вы пока отдыхайте. На некоторое время мы здесь в безопасности. Мой брат счастлив. Он платить свой долг.

Она отвела меня в мастерскую. Повсюду были разбросаны резные деревянные предметы. В воздухе пахло свежеоструганным деревом. Я заметила окно и выглянула во двор.

– Все хорошо, – сказала айя. – Там двор. Двор Салара. Никто не увидит.

Она отвела меня в маленькую комнатку, смежную с мастерской. Окон в ней не было. Дети лежали на тюфяке на полу и крепко спали. Рядом с ними пустовал еще один тюфяк.

– Вы здесь, – сказала айя, показывая на него. – Отдыхайте. Вы чувствуете себя очень плохо.

Чувствую себя плохо? А ведь так оно и есть. Я отчаянно старалась прогнать из памяти ту страшную сцену, сознавая при этом, что забыть ее не смогу никогда.

Я легла на тюфяк, и перед моим внутренним взором вновь замелькали жуткие образы. Некогда уютная комнатка превратилась в место кровавого преступления… Кровь… кровь… повсюду кровь, тело Лавинии простерто на кровати, а ее красота, которой она так гордилась и выставляла напоказ, погублена безвозвратно.

Я лежала и вспоминала нашу первую встречу… как мы вместе поехали в школу… Лавиния, которая стала неотъемлемой частью моей жизни… А теперь ее больше нет.

Что я еще могла сделать, чтобы спасти ее? Пожалуй, стоило попытаться внушить ей, что надо бросать все и бежать. Я должна была заставить ее осознать, сколь велика опасность. Но кто мог заставить Лавинию сделать то, чего она делать не желала?

Щеки у меня были мокрыми. Я плакала молча. Мне стало чуточку легче. Горе нашло выход в слезах.

Ох, Лавиния… Лавиния мертва.

Кто-то из детей заворочался во сне, словно напоминая, что мой долг – взять себя в руки, не поддаваться горю и ухаживать за малышами, словно они – мои собственные.

Впоследствии я часто спрашивала себя, как резчик по дереву Салар ухитрился спрятать нас в своем доме на все те долгие недели? Это был настоящий подвиг.

Дом был небольшим. Будучи холостяком, он жил один, вырезал из дерева всякие фигурки, а потом относил их в лавки на продажу. Он всегда вел одинокий образ жизни, и потому никто ничего не заподозрил.

Кое-что о нем я узнала от айи, которая рассказала мне, что Рошанара, его племянница, очень многое значила для него. Он любил девочку больше жизни и потому никогда не забудет, что мы спасли ей жизнь. Когда-нибудь он непременно навестит ее; быть может, даже поселится по соседству; и все благодаря нам. Теперь он был счастлив, потому что выплачивал свой долг, причем с лихвой. Три жизни за одну. Он был рад этому. Но он еще не спас нас. Удачной получилась пока только первая часть операции. Долг будет считаться уплаченным полностью, только когда мы вновь сможем свободно ходить по улицам.

В ночь нашего бегства айя вернулась обратно в дом. Она не хотела, чтобы на нее пало подозрение, поскольку это могло привести Хансаму в дом Салара, и тогда нам всем пришел бы конец. Салар уже не смог бы защитить нас, а ведь он рассчитывал уплатить свой долг любой ценой.