Текст книги "Василий Гроссман в зеркале литературных интриг"

Конкурент вождя

Статьи, вошедшие в книгу «Литература и революция», воспринимались тогда как программные – описание так называемой новой экономической политики применительно к задачам литературным. Руководителям соответственно директива, а литераторам – предостережение.

Книга при этом была и полемичной. Наркомвоенмор обосновывал также отказ большевистского руководства от попыток создать специфическую пролетарскую литературу и культуру в целом.

Обоснование было необходимо. Еще тремя годами ранее задача создания пролетарской культуры считалась одной из приоритетных.

Согласно марксистской доктрине, построение социалистического общества подразумевало радикальное изменение пресловутого «базиса», т. е. экономического строя, что, в свою очередь, означало преобразование «надстройки», элементом которой считалась культура. Ее надлежало создавать новому «правящему классу» – пролетариату.

Большевиками, как известно, проблема создания пролетарской культуры ставилась еще в начале 1900-х годов, причем А. В. Луначарский был одним из инициаторов, хотя главным теоретиком здесь считался А. А. Богданов, тоже ветеран социал-демократического движения.

Правда, в начале 1910-х годов Богданов – вне партии. Это было обусловлено разногласиями с Лениным, не терпевшим конкурентов[166]166
  См., напр.: Одесский М. П., Фельдман Д. М. Вступ. ст. и коммент. к публ.: А. А. Богданов. Пять недель в ГПУ:8/IX–13/X1923 г.//Devisu.1993.№ 7. С. 28–34.


[Закрыть].

Тем не менее Богданов и Луначарский оставались во многом единомышленниками. Оба продолжали разрабатывать концепции новой культуры.

Богдановская концепция оказалась принципиально новой. Медик по базовому образованию, он рассматривал задачи в различных областях деятельности как организационные. Соответственно, его концепция подразумевала формирование универсальных методов решения. Десятилетия спустя Богданова признают основоположником системного подхода.

Впрочем, изучению организационных методов, согласно Богданову, должна предшествовать хотя бы элементарная общеобразовательная подготовка. Так что первоочередными считались просветительские задачи.

Однако большевистскому руководству концепции пролетарской культуры стали интересны лишь с падением самодержавия в феврале 1917 года. Планировалось решение именно просветительских задач: подготовка хотя бы минимально образованных групп рабочих – для расширения административных структур партии.

Соответственно, к лету 1917 года энтузиасты сформировали при многих петроградских фабричных и заводских рабочих профсоюзных комитетах так называемые пролетарские культурно-просветительные организации. А осенью, незадолго до падения Временного правительства, была созвана их первая общегородская конференция. С установлением советской власти сеть подобного рода организаций, получившую официальное название Пролеткульт, контролировал и в значительной мере финансировал Наркомпрос, возглавляемый Луначарским[167]167
  См.: Первая московская общегородская конференция пролетарских культурно-просветительных организаций. М., 1918.


[Закрыть].

Советское правительство еще не решило, да и не располагало временем решать, что конкретно от Пролеткульта требовать, каким образом управлять его деятельностью. Это, пусть и с оговорками, подразумевавшими наркомпросовское управление, предоставили пролеткультовским лидерам. Прежде всего – Богданову.

Он хоть и утратил статус большевика, сохранил в социал-демократической среде авторитет теоретика и организатора. Программные же установки официально были приняты в начале лета 1918 года на Общегородской конференции Пролеткульта.

Наиболее важным программным документом считалась резолюция, опубликованная тогда журналом «Грядущее». Ее первый пункт гласил: «Пролетарская культура, выражая собою внутреннее содержание нового творца жизни – пролетариата – и конечного его идеала – социализма – может строиться только самостоятельными силами того же пролетариата»[168]168
  См.: Резолюция III-й Общегородской петроградской конференции пролетарских культурно-просветительных организаций // Грядущее. № 4. С. 12–13.


[Закрыть].

Характерно, что прежняя культура не отвергалась напрочь. Вторым пунктом резолюции специально оговорено: «Пролетариат, будучи полным распорядителем жизни, берет из культурных достижений прошлого все, что способствует устроению жизни на социалистических началах и что воспитывает пролетарские массы в боевом социалистическом духе».

Пролеткульт развивался, с его организациями сотрудничали многие известные писатели, художники, актеры, ученые. За паек или денежное вознаграждение вели занятия в «студиях» и «кружках», что рассматривалось коллегами в качестве обычной просветительной работы, а не как вырванная страхом и голодом постыдная уступка. Пролеткультовское влияние, соответственно, росло.

Среди «кружковцев» и «студийцев» были, разумеется, не только бескорыстные. Нашлись и весьма предприимчивые, быстро уяснившие, что «социальное происхождение» обеспечивает немалые льготы в литературной конкуренции. Так, уже в августовском номере журнала «Грядущее» опубликовано сообщение об учредительном собрании Всероссийского союза пролетарских (рабочих) писателей в Московском пролеткульте. Эта организация тоже получила финансирование[169]169
  См.: Историческое событие // Грядущее. 1918. № 6. С. 10.


[Закрыть].

Пролеткультовская сеть охватывала все новые города. К 1920 году работали тысячи «кружков» и «студий», где учились сотни тысяч энтузиастов.

Вряд ли уместно предполагать, что Ленин обо всем этом не знал. Но если верить официальной советской историографии, был обеспокоен лишь теоретическими установками Пролеткульта. С их отрицания и начал полемику, выступая 2 октября 1920 года на III Всероссийском съезде комсомола. Потому ленинская речь, публиковавшаяся «Правдой» в трех номерах с 5 октября, стала основой критики пролеткультовских концепций[170]170
  Цит. по: Ленин В. И. Задачи союзов молодежи (речь на III Всероссийском съезде Российского коммунистического союза молодежи 2 октября 1920 г.) // Ленин В. И. ПСС. Т. 41. М.: Политиздат, 1981. С. 304–305.


[Закрыть].

На съезде предсовнаркома заявил, что главная задача комсомольцев – учиться. Обучению же мешают некие лжетеоретики, именующие себя марксистами: «Пролетарская культура не является выскочившей неизвестно откуда, не является выдумкой людей, называющих себя специалистами по пролетарской культуре. Это все сплошной вздор».

Основные противники были указаны – «специалисты по пролетарской культуре». Таковыми могли считаться лишь пролеткультовские руководители. В первую очередь – Богданов, давний ленинский конкурент.

Пока шла гражданская война, Ленину было просто не до Пролеткульта. Но когда победа считалась уже близкой, предсовнаркома не пожелал мириться с тем, что давний и вроде бы устраненный конкурент руководит организацией, по численности сравнимой с большевистской партией.

Ленин на комсомольском съезде заявил, что пролеткультовские теоретические установки противоречат марксистским. Неважно, насколько это соответствовало истине. Если помеха указана, партийному руководству следовало принять некие срочные меры.

Меры были приняты. Богданов, интригами по обыкновению пренебрегавший, оказался вне Пролеткульта. Решал позже задачи исключительно научные. В итоге создал и возглавил Институт переливания крови, причем добился значительных успехов[171]171
  Подробнее см., напр.: Донсков С. И., Ягодинский В.Н. Наследие и последователи А. А. Богданова в службе крови. М., 2008. С. 5–87.


[Закрыть].

Ну а Ленин в партийной интриге опять победил. Однако уход Богданова из Пролеткульта стал началом распада этой организации.

Потому наркомвоенмор и получил важнейшее задание – обосновать сказанное Лениным. Соответственно, Троцкий не раз подчеркивал, что концепцию свою разработал по ленинской просьбе и при его же одобрении.

Доктрина вождя

Можно сказать, что Троцкий лишь риторически оформил антибогдановскую концепцию Ленина. Но – убедительно, непротиворечиво.

Троцкий не атаковал Богданова явно. Начал с экспликации традиционных марксистских установок: «Каждый господствующий класс создает свою культуру и, следовательно, свое искусство. История знала рабовладельческие культуры Востока и классической древности, феодальную культуру европейского средневековья, буржуазную культуру, ныне владеющую миром. Отсюда уже как бы само собой вытекает, что и пролетариат должен создать свою культуру и свое искусство»[172]172
  Здесь и далее цит. по: Троцкий Л.Д. Указ. соч. С. 146–161.


[Закрыть].

С Марксом наркомвоенмор тоже не спорил. Он строил довольно изящную риторическую конструкцию – обходную: «Формирование новой культуры вокруг господствующего класса требует, как свидетельствует история, большого времени и достигает завершенности в эпоху, предшествующую политическому упадку класса. Хватит ли у пролетариата попросту времени на создание “пролетарской культуры”? В отличие от режимов рабовладельцев, феодалов, буржуа, диктатуру свою пролетариат мыслит как кратковременную переходную эпоху. Когда мы хотим обличить слишком уж оптимистические воззрения на переход к социализму, мы напоминаем, что эпоха социальной революции будет длиться в мировом масштабе не месяцы, а годы и десятилетия – десятилетия, а не века и тем более не тысячелетия».

В досоветскую эпоху «пролетарская культура», по словам Троцкого, не могла сформироваться, да и после образования советского государства времени прошло мало. А вскоре победит «мировая революция» и «пролетариат будет растворяться в социалистическом общежитии, освобождаясь от своих классовых черт, т. е. переставая быть пролетариатом».

Общество станет бесклассовым, утверждал Троцкий. Значит, ситуация вполне ясна: «Отсюда надлежит сделать тот общий вывод, что пролетарской культуры не только нет, но и не будет».

Спорить, по словам Троцкого, уже не о чем. Остались трудности чисто терминологического характера: «Но если отказаться от термина “пролетарская культура”, как же быть с… Пролеткультом? Давайте условимся, что Пролеткульт означает пролетарское культурничество, т. е. упорную борьбу за повышение культурного уровня рабочего класса. Право же, значение Пролеткульта от этого не уменьшится ни на йоту».

Троцкий не только риторически обосновывал ленинские инвективы в адрес сторонников Богданова. Еще и доказывал, что в период гражданской войны отношение к Пролеткульту – вовсе не ошибка. Да, некие коммунисты легкомысленно тиражировали ошибочные суждения, но партийное руководство с ними не солидаризовалось: «Наша политика в искусстве переходного периода может и должна быть направлена на то, чтобы облегчить разным художественным группировкам и течениям, ставшим на почву революции, подлинное усвоение ее исторического смысла…»[173]173
  Он же. Указ. соч. С. 26–27.


[Закрыть].

Большевистская партия, согласно Троцкому, не планировала руководство литературой. Намеревалась лишь помогать литераторам, «ставя над всеми ими категорический критерий: за революцию или против революции, предоставлять им в области художественного самоопределения полную свободу».

Уточнение было существенным. Свобода предоставлялась лишь «в области художественного самоопределения». Зато там – без ограничений: «Пути свои искусство должно проделать на собственных ногах. Методы марксизма – не методы искусства. Партия руководит пролетариатом, но не историческим процессом. Есть области, где партия руководит непосредственно и повелительно. Есть области, где она контролирует и содействует. Есть области, где она только содействует. Есть, наконец, области, где она только ориентируется. Область искусства не такая, где партия призвана командовать. Она может и должна ограждать, содействовать и лишь косвенно – руководить. Она может и должна оказывать условный кредит своего доверия разным художественным группировкам, стремящимся ближе подойти к революции, чтобы помочь ее художественному оформлению. И уж во всяком случае, партия не может стать и не станет на позицию литературного кружка, борющегося, отчасти просто конкурирующего с другими литературными кружками»[174]174
  Он же. Указ. соч. С. 170.


[Закрыть].

Сказанное о позиции «литературного кружка» относилось прежде всего к «пролетарским писателям». Результаты их усилий Троцкий не принимал всерьез – уровень низок. Потому и характеризовал пренебрежительно – «ученичество».

Отсюда следовало, что в писательском деле главное – получить результаты, нужные партии, а требовать деньги, ссылаясь на «социальное положение», уже неуместно. Льготы такого рода не предусматривались. Но примечательно, что Троцкий проговорился невзначай. Получилось у него, что конкуренция – борьба за партийное, т. е. государственное, финансирование.

Согласно Троцкому, всем, кто декларировал лояльность, разрешалась профессиональная реализация, а премировать надлежало лишь тех, чья деятельность советскому режиму наиболее полезна.

Троцкий обозначил проблему, уже осознанную партийным руководством. С окончанием гражданской войны актуализировалась проблема литературной политики – на уровне методологии. Нужна была литература, столь же эффективная в аспекте управления общественным сознанием, что и досоветская. При этом – не оппозиционная.

У правительства хватало опыта борьбы с оппозиционными интеллектуалами. Литераторов ранее вынуждали служить режиму, буквально ликвидировав иных заказчиков литературной продукции. Но в нэповских условиях такой опыт несколько деактуализовался. Вот почему эффективность государственной издательской деятельности и оценивалась коммерчески. Что не куплено – то не прочитано.

В нэповских условиях мнение розничных покупателей стало опять значимым фактором литературного процесса.

Потому и понадобились дополнительные меры, позволяющие сохранить, так сказать, идеологически-коммерческое господство. Вот наркомвоенмор и утверждал: в литературе нужны лишь профессионалы.

Троцкий ориентировался, прежде всего, на собственный административный опыт. Армейский.

Как известно, спешно формировавшаяся РККА сразу оказалась в ситуации дефицита командного состава. Новоназначенные или же избранные начальники не обладали соответствующими знаниями. По инициативе же Троцкого правительство мобилизовало тысячи бывших офицеров. Им – в качестве так называемых «военных специалистов» – надлежало консультировать новых «красных командиров».

За лояльность мобилизованных отвечали их семьи, остававшиеся в местностях, контролируемых советским правительством. Гарантия вполне надежная – заложники. Однако Троцкий использовал не только террористические методы. «Военспецов» привлекали и стабильно высоким жалованьем, и щедрыми пайками, и прочими льготами.

Для непосредственного же контроля создали институт военных комиссаров – наделенных чрезвычайными полномочиями коммунистов, без согласия которых ни «военспец», ни «краском» не имел права отдавать сколько-нибудь важные приказы. Комиссарской обязанностью было и воспитание подчиненных в духе советской идеологии.

«Военспецы», контролируемые «военкомами», сыграли решающую роль в организации РККА, они же и преподавали на так называемых курсах, где готовили будущих «краскомов». Этот опыт, по достоинству оцененный Лениным, использовался в промышленности и на транспорте.

Разумеется, критерий отбора литературных «спецов» был несколько сложнее, чем армейских или технических. В литературе чинов не было, да и сертификатами учебных заведений, полученными до возникновения советского государства, писательская квалификация не подтверждалась. Так что критерий профессионализма стал в основе своей коммерческим. «Спец» – тот, чье имя обеспечивает коммерческий успех издания.

Альтернативные проекты

Реализация наркомвоенморовского плана началась, разумеется, еще до газетной публикации статей, вошедших позже в книгу «Литература и революция». Так, Воронский уже был главным «литературным комиссаром». Его считали креатурой Троцкого, одобренной Лениным.

Воронский успешно решал поставленную задачу: отыскивал и привлекал к сотрудничеству «литературную молодежь» – профессионалов, считавшихся искренне лояльными советскому режиму. Троцкий идентифицировал таких как «литературных попутчиков революции»[175]175
  Он же. Указ. соч. С. 55–96.


[Закрыть].

Сам термин был из обихода социал-демократов. «Попутчиками» называли тех, кто считал себя противником существовавшего режима, значит, союзником партии, однако не готов был присоединиться к ней в деле окончательного – социалистического – преобразования общества.

Как известно, популярность «Красной нови» и организованного при ней издательства «Круг» росла стремительно. Воронский, ставший еще и авторитетным критиком, ориентировался, как было предписано, на «попутчиков», но вскоре объявились у редактора влиятельные противники.

Эволюция – следствие упомянутых выше интриг в Политбюро ЦК партии – создания пресловутого «триумвирата» Сталина, Зиновьева и Каменева. Если «Красную новь» и «Круг» можно, пользуясь нынешней терминологией, назвать проектами, созданными в рамках троцкистко-ленинской концепции, то и подготовка альтернативы обусловливалась прагматикой борьбы с наркомвоенмором.

Успех «Красной нови» и Воронским же созданного кооперативного издательства писателей «Круг» был и успехом наркомвоенмора. Однако в планы «триумвиров» не входило доминирование креатуры Троцкого. Если тот утверждал, что пролетарской литературы нет, следовало доказать обратное.

В мае 1922 года вышел первый номер журнала «Молодая гвардия», чей статус определялся перечнем указанных на обложке издателей – ЦК Российского коммунистического союза молодежи и ЦК партии. Собственное издательство тоже появилось. И конечно, одноименное литературное объединение. Затем его лидеры сформировали группу «Октябрь», инициировавшую 1-ю Московскую конференцию пролетарских писателей, которая открылась в марте 1923 года.

Основной результат – принятие так называемой идеологической и художественной платформы группы «Октябрь». Напечатал ее журнал Московской ассоциации пролетарских писателей «На посту» – в первом (июньском) номере 1923 года. Казуистические доводы наркомвоенмора были там казуистически же парированы. Главным критерием принадлежности к пролетарской литературе объявлялось не происхождение, но готовность выразить идеологию пролетариата, в каждый данный момент соответствующую партийным установкам. По этому критерию лидеры «напостовцев» и противопоставлялись не вполне или вовсе неисполнительным «попутчикам». А в первом номере журнала за 1924 год опубликована статья И. В. Вардина, инкриминировавшего редактору «Красной нови» саботаж большевистской политики, что и акцентировалось заголовком: «Воронщину необходимо ликвидировать»[176]176
  См.: Вардин И. Воронщину необходимо ликвидировать // На посту. 1924. № 1. С. 9–36. Подробнее см.: Корниенко Н. В. «Нэповская оттепель»: Становление института советской литературной критики. М., 2010. С. 14–41.


[Закрыть].

Статья задала тон кампании. Причем каждое обвинение «литкомиссару» было ударом по авторитету его покровителя[177]177
  См., напр.: Там же. С. 150–163. См. также: Парсамов Ю., Фельдман Д. Грани скандала: Цикл новелл И. Э. Бабеля «Конармия» в литературно-политическом контексте 1920-х гг. // Вопросы литературы. 2011. № 6. С. 37–48.


[Закрыть].

У редактора «Красной нови» не хватило бы времени отвечать всем назойливым оппонентам, вот и пришлось воспользоваться актуальными технологиями. В 1923 году инициировал создание при журнале группы «Перевал», декларировавшей – как базовые критерии объединения – верность большевистским идеалам, мастерство, искренность. Перевальцами стали получившие известность «критики-марксисты» – Д. А. Горбов и А. З. Лежнев, что позволяло совместными усилиями вести полемику в печати.

Наконец, издательские предприятии Воронского были коммерчески эффективны, в отличие от созданных его оппонентами. А итоговые политические оценки напечатанного формировались не столько рассуждениями критиков, сколько официально выраженными мнениями Главполитпросвета. Важную роль играл также при Наркомпросе созданный Государственный ученый совет, где решали, что за книги уместно – с методической точки зрения – рекомендовать преподавателям средних и высших учебных заведений. Авторы «Красной нови» в список попадали. Однако от напостовских инвектив это не ограждало.

Почти для каждого литератора такая ситуация подразумевала выбор. С Воронским – известность, однако и политические обвинения, подразумевавшие весьма серьезные последствия. Издания же его противников были не слишком популярны, зато публикации там гарантировали, как минимум, нейтралитет ревнителей «идеологической выдержанности».

Если пользоваться современной терминологией, можно отметить: проекты Воронского основывались на доктрине Троцкого, а предприятия «молодогвардейского» типа – контрпроекты, ей оппонировавшие.

Ранее «пролетарской литературой» признавалось только созданное рабочими. В «молодогвардейской» же интерпретации нет упоминаний о «социальном положении» авторов. Основополагающий критерий – идеологического характера. Ну а насколько соответствует ему каждое художественное произведение, определяли сами «молодогвардейцы». Исходя, по их словам, из партийных директив. Стало быть, партии отводилась в литературном процессе роль именно руководителя – вопреки ранее сказанному Троцким.

Риторические построения Троцкого не опровергли, их попросту обошли, как в свое время поступил он с пролеткультовскими.

Все остальное, что указано в «платформе группы “Октябрь”», не играло сколько-нибудь важной роли. Рассуждения о поэтике, новом эпосе или драме лишь постольку были важны, поскольку их удалось бы соотнести с конкретными публикациями. Троцкий ранее утверждал, что «пролетарские писатели» находятся еще в стадии «ученичества». С ним опять не спорили, однако из программного документа следовало, что нужные партии результаты появятся со временем. Подождать нужно.

Зато сам термин «пролетарская литература», своего рода «бренд», вновь актуализовался – вопреки Троцкому. Что и было важно.

Ранее партийное финансирование литераторских сообществ, именовавших себя «пролетарскими», было возможно лишь с оговорками. А после реактуализации «бренда» оговорки не требовались. Речь шла совсем о другой «пролетарской литературе».

К 1924 году «молодогвардейцы» уже полностью контролировали Всероссийскую ассоциацию пролетарских писателей. Возникло по сути новое – и немалочисленное – объединение литераторов, обладавшее теоретической «платформой», журналами, собственным книгоиздательством.

Конфликт изначально подразумевался. Его развитие было неизбежно.