Текст книги "От Ржева до Берлина. Воины 3-й гвардейской истребительной авиадивизии о себе и боевых товарищах"

После полетели в Рассказово, переучились на МиГ-3. Полк стал двухэскадрильным. А после меня откомандировали в этот, 169[-й] тогда, полк командиром эскадрильи. Это было в сентябре [19]41 г. Я сам уже переучился, они доканчивали переучивание. Получил эскадрилью в этом полку, и сразу же мы полетели на Волховский фронт. Вначале дело шло плоховато, и сам я был ещё молод в отношении руководства, и площадки были плохие – были просто огороды, где росла картошка. Их укатали катками, и с этой площадки мы и начали работать.

В первый боевой вылет у меня побили три машины. Впечатление создалось в полку обо мне плохое. Никто меня там не знал, приходилось завоёвывать авторитет только работой. Но скоро эскадрилья выправилась. Повоевали мы полмесяца, человек семь у нас получили денежные премии, по 1500 рублей. С месяц там побыли – человек пять были награждены орденами[548]548
  По итогам осеннего тура на Волховском фронте (20 сентября – 6 ноября 1941 г.) к наградам было представлено 12 человек лётно-технического состава. Капитан Греков был удостоен звания Героя Советского Союза. Капитан Федотов награждён орденом Ленина, лейтенанты Г.Р. Данилин, М.Н. Чернуха, Н.Г. Цыганов и младшие лейтенанты Я.Г. Ветров и А.М. Мальцев – орденами Красного Знамени. И военный инженер 2-го ранга А.Ф. Котик получил орден Красной Звезды. ЦАМО РФ. Ф. 63 гиап. Оп. 245599. Д. 3. Л. 3 об.


[Закрыть]. Но в другой эскадрилье зато стало хуже, пошла блудёжка. Один день был такой, что три самолёта блудили. Выходит другое звено, ещё три самолёта бьют, потеряли командира эскадрильи, депутата Верховного Совета.

Я водил эскадрилью сам, замечал все недостатки. Командир полка у нас был очень хороший – ЗОРИН[549]549
  Зорин был военкомом полка, а командиром был майор П.В. Угроватов. Но «за плохую организацию перелёта из Рассказово в район боевых действий Волховского фронта» он был отстранён от должности и переведён в 526-й иап заместителем командира полка. На его место прибыл капитан Васичкин. Когда Угроватов был отстранён, в документе не сказано (может, ещё до убытия полка с фронта), так что Зорин мог временно исполнять его обязанности. ЦАМО РФ. Ф. 63 гиап. Оп. 245599. Д. 3. Л. 3 об.—4.


[Закрыть]. Он окончил академию, а до академии был командиром звена. А в отношении боевой работы я много приложил усилий, чтобы её выправить. На земле вёл работу Зорин, а в воздухе – я, хотя и он тоже летал, но группу он не водил, всегда летал у меня ведомым, так что в воздухе я себя чувствовал командиром, и все указания мои должны были выполняться.

Был у нас такой случай. У нас один лётчик был из другого полка. Он, по-видимому, был трусоват, и его поэтому оставили. Раза два он сажал машину на живот специально с таким расчётом, чтобы сделать её неисправной. Её ремонтируют, а он не летает. Потом опять посадит на живот, опять ремонтируют. Мы его взяли к себе. В первый раз я полетел с ним, он меня оставил. Смотрю, все собрались, а его нет. От аэродрома мы только что отошли, и он хотел создать такое впечатление, что его потеряли, и он сел на другой аэродром. Просто решил с нами не идти. Комиссар у нас такой настойчивый тогда был и говорит, что мы тебя будем судить и расстреляем. Тогда я его взял к себе ведомым. Провоевали мы с ним очень много, сделали около 20 боевых вылетов, и он так ко мне привязался, что пересилил свою боязнь и ни на что уже не обращал внимания. Куда я шёл, туда и он. Бомбили самую тяжёлую переправу на Волхове, там было очень много зенитной артиллерии. Как только вылетаешь на цель, кругом начинают пулемёты бить, всё разрывы и разрывы. По-моему, это – самая тяжёлая работа в авиации, но он всё же шёл на неё. Я иду, и он за мной[550]550
  Речь идёт об Александре Мальцеве. В ходе штурмовок он уничтожил 10 автомашин, семь домов, две лошади и две повозки, одну зенитную пулемётную точку и до 300 солдат и офицеров противника. ЦАМО РФ. Ф. 33. Оп. 682523. Д. 37. Л. 230.


[Закрыть].

Когда наш полк отправили на новое формирование, мы его перевели в другой полк, так как отобрали только несколько лётчиков из командного состава, и хотя я его хотел взять с собой, но его откомандировали. А он просто плакал: «Товарищ капитан, я хочу здесь остаться, я к вам очень сильно привязался». В другом полку он и погиб, как герой.

Потом мы снова переучивались в Чебоксарах на ЛаГГ-3. Поехали мы под Ст[арую] Руссу. Там шло окружение Ст[арой] Руссы. Но мы там пробыли очень мало. Не успели мы здесь ознакомиться с районом, с тактикой противника, как нас бросают сразу в бой. Авиации было у нас мало, никакого сравнения с тем, что имеется теперь, не было. Вначале мы всё-таки держались, а потом он подбросил много истребителей, и нам было очень тяжело работать. Мы потеряли много материальной части, так как как – вылет, так обязательно воздушный бой. И мы быстро потеряли материальную часть.

После этого мы полетели в Моршанск в ЗАП и получили там Ла-5[551]551
  Решение о переучивании на Ла-5 было принято в конце августа 1942 г., а до этого полк планировалось вооружить истребителями ЛаГГ-3. ЦАМО РФ. Ф. 63 гиап. Оп. 245599. Д. 3. Л. 5.


[Закрыть]. С весны [19]43 года мы работали на Калининском и Северо-Западном фронтах. На Ла-5 мы поработали неплохо. Здесь у нас были большие успехи, особенно в операции под Великими Луками. Там был заместитель Наркома[552]552
  Наркома обороны.


[Закрыть] Новиков, и он дал хорошую оценку работе истребительной авиации. Мы были как раз на Белыйском направлении, и с нами были ещё «яки». Народ был, очевидно, не особенно хорошо подготовлен и не вступал в бой с истребителями противника. Поэтому авиация противника ходила безнаказанно, несмотря на то что у нас было превосходство в количестве. И мы были переброшены туда для усиления нашей авиации.

Когда происходила блокировка Великих Лук, противник бросил туда большое количество авиации. В один день в боях мы сбили 21 самолёт противника, свои потери у нас были очень маленькие. Судьбу нашего полка как гвардейского и решили эти дни. Мы успевали только заправляться, заправимся и опять идём. Успех здесь мы имели большой.

На земле лётчик, пожалуй, переживает больше, чем в воздухе. Вот когда мы были на Белыйском направлении, мы сопровождали бомбардировщиков в тыл противника, километров 70. Мы ждали их часа три по сравнению с назначенным временем. Получили задание, группу должен был вести я. Дело было очень ответственное. Когда сели в самолёты, просидели мы часа три, и вот тогда много передумал. Не то что здесь был страх: «а вдруг тебя подобьют – куда ты выпрыгнешь?», а дело было зимой, куда пойдёшь, всякие мысли лезут в голову. А как только вылетишь, построишься, всё забываешь. Здесь всё внимание уже отвлекается воздухом. А перед заданием всегда больше переживаешь. Между прочим, мы тогда неплохо их сопроводили. Это был большой полёт: машины шли новые, туполевские, скоростные[553]553
  В «Журнале боевых вылетов» полка отмечен вылет на прикрытие бомбардировщиков Ту-2, который состоялся 17 декабря 1942 г. ЦАМО РФ. Ф. 63 гиап. Оп. 245600. Д. 6. Л. 51 об. – 52.


[Закрыть], и очень ответственное было сопровождение, нельзя никак было их потерять.

Что касается штурманской службы, здесь трудностей особых нет. Нужно положить на курс, а это может сделать всякий рядовой лётчик. Также – и рассчитать время полёта. Мы сейчас с новым пополнением облётываем район, рассказываем ему особенности расположения аэродрома, куда можно приткнуться в случае чего, если подобьют или горючего не хватит.

Обычно стараешься сделать так, чтобы тебя не сбили, а поскорее сам сбить. Выбираешь выгодную позицию. И вообще, если хочешь сбить, то не нужно зевать.

В отношении обмена опытом и тактики у нас бывают лётно-тактические конференции и там уже разрешаются те или иные трудности. И после каждого вылета мы делаем разбор полёта. Так мы делали и раньше, под Великими Луками в частности. Я был уже тогда штурманом и интересовался этим вопросом. И в газетах было много статей по поводу вождения по радио и в отношении воздушного боя. Мы зачитывали эти статьи лётному составу. И в отношении боевых порядков, строя также обсуждался вопрос. Всё это нами обсуждалось, и делались выводы.

Были, например, статьи одного генерал-майора в отношении того, какой строй должны иметь истребители. Он писал и в отношении рации, что нужно увязывать и управлять строем по рации. У нас было такое отношение к рации, что радио иногда отказывает, и если опираться исключительно на него, то, пожалуй, никакого строя не будет, и никто руководить им не будет. Поэтому мы выработали свой строй, которым ходили и сейчас ходим. Тот генерал-майор говорил, что если идёт восьмёрка, то нужно идти фронтом и выработать по радио определённую команду, чтобы все вдруг поворачивались на 180 или 90°. А мы просто разбиваемся по парам и идём вроде как звеньями или имеем кое-какое превышение. Идёт ведущий, справа от него идёт на одном уровне пара, а слева идёт вторая пара тоже с превышением, но с такой же дистанцией [и] интервалом. В отношении наблюдения и взаимодействия такой строй очень хороший. И управлению такой строй не мешает. Если мне нужно развернуться энергичнее, я разворачиваюсь на 180°, а пара находится наверху, она мне не мешает и развёртывается самостоятельно. И другие элементы полёта очень хорошо можно применять в этом строю.

Также разрабатывали и тактику в отношении 109-х и бомбардировщиков, как заходить и т. д. У нас был лётчик Гражданинов, который имел большой успех в борьбе с бомбардировщиками, как только сделает атаку, так тот горит. Бомбардировщик имеет систему огня оборонительную, а Гражданинов заходил сразу в плоскость на большой скорости. Подходил вплотную и бил по мотору, а потом переваливался под плоскость, так как у бомбардировщика огонь сверху назад идёт и снизу назад идёт, т. е. он обстреливает заднюю сферу. Передний стрелок бьёт вперёд, а он заберётся под плоскость и ни один стрелок по нему стрелять не может. И он так и уходит.

«Фокке-Вульф» мы впервые встретили на Белыйском фронте[554]554
  То есть в боях в районе города Белый.


[Закрыть]. Мы тогда считали, что с ФВ-190 лучше драться на вертикали, чем с Ме-109. Затем хорошо драться на вираже, который он не терпит, и сразу, как только делаешь вираж, уходит.

НА ИРИ РАН. Ф. 2. Р. I. Оп. 79. Д. 7. Л. 150–154

Герой Советского Союза[555]555
  Дописано от руки.


[Закрыть], гвардии капитан
Числов Алексей Михайлович

Командир 2[-й] эскадрильи 63 ГИАП 1915 г. рождения. Член партии с 1942 г. Награждён орденом Ленина, орденом Красного Знамени и орденом Отечественной войны I степ[ени]

Родился я в Сталинградской области в селе Луговая Пролейка в крестьянской семье. Отца своего я не помню. Он погиб ещё в Империалистическую войну[556]556
  «Империалистической» в послереволюционное время стали именовать Первую мировую войну. А до революции её называли Второй Отечественной.


[Закрыть]. У матери остались сестрёнка и я. Своего хозяйства у нас никакого не было, и скитался я по бабушкам, тёткам и дядькам. Так и рос до 1925 г. С [19]25 по [19]27 год работал я батраком и одновременно зимой учился. Учёба была непостоянной, потому что с ранней весны я уходил опять в работники.

В 1928 году меня взял дядя, который работал в Астрахани, и у него я прожил года полтора – ловил в Каспии рыбу. Когда я оттуда приехал, у нас начал организовываться колхоз. Правда, в колхозе я работал только тогда, когда приезжал из школы на каникулы, так как я тогда уже учился в семилетке в Дубовке и жил в общежитии.

После окончания семилетки я поступил в педагогический техникум, проучился там месяцев шесть, и пришлось оттуда уйти, так как материального обеспечения у меня никакого не было. Поступил я работать в Сталинград на завод «Баррикады» в качестве чернорабочего. Проработав там месяца полтора, я пошёл на выдвижение, стал работать заведующим кладовой. Проработал там месяца 3–4, изучил все детали этой работы, а завод делал пушки, изучил как следует чертежи и начал работать помощником мастера. Так я проработал до [19]33 года. Потом пошёл работать слесарем. Здесь я проработал полгода, и меня назначили бригадиром. Слесарное дело я изучил попутно с работой. Из бригадира я стал планировщиком цеха, планировал всю работу цеха, что дать, кому дать и т. д. Через полгода, в [19]38 году, меня назначили помощником начальника сборочного цеха, но эту должность мне так и не удалось принять. Надоела мне заводская жизнь, и я решил пойти в авиацию. В течение [19]37 и [19]38 года я учился в аэроклубе, и в [19]38 году я был уже инструктором-общественником. Выпустил группу в 10 человек.

С большим трудом меня выпустили с завода, и поступил я в военную Борисоглебскую школу[557]557
  2-я военная школа лётчиков.


[Закрыть]. Это было начало [19]38 года. Из школы я вышел младшим лейтенантом и попал под Киев, в Умань, в 12[-й] полк. Вскоре я был назначен командиром звена. А когда началась польская кампания, нас бросили туда, на границу, и мы там проводили работу. Летали на Львов, на Станислав[558]558
  С 1962 г. – Ивано-Франковск.


[Закрыть], штурмовали. Авиации противника в воздухе мы не встречали и противодействия никакого не знали. Здесь я немножко уже познакомился с военной жизнью.

Потом был в Львове. Стояли затем в Станиславе. После этого началась румынская кампания[559]559
  Возвращение в 1940 г. Бессарабии (российской территории, аннексированной Румынией в 1918 г. при покровительстве и поддержке как германского блока, так и Антанты), а также присоединение к СССР Северной Буковины. Советское правительство никогда не признавало законность аннексии. Как только позволила международная обстановка, СССР потребовал от Румынии (26 июня 1940 г.) вернуть Бессарабию и передать ему Северную Буковину. Власти Румынии были вынуждены выполнить требование. 28 июня Красная армия вступила на территорию Бессарабии и вышла к р. Прут (на старую русско-румынскую границу). 2 августа 1940 г. на основе части Молдавской АССР и большей части Бессарабии была образована Молдавская ССР. Северная Буковина и Буджак (южная часть Бессарабии) отошли к УССР.


[Закрыть], в ней тоже участвовал. Переехали мы в г. Черновицы[560]560
  С 1944 г. – Черновцы.


[Закрыть]. Как только эта кампания окончилась, нас перебросили обратно в г. Станислав, на своё прежнее место. Там мы уже никакой боевой работы не вели, летали только на разведки. В Станиславе я был командиром звена и так работал до начала войны.

22 июня 1941 года в 4.00 нам из Львова позвонил командир корпуса, что при появлении германских самолётов – их уничтожать, привести всю материальную часть в боеспособное состояние.

Первый мой боевой вылет был в 4.40 22 июня. В этот день я совершил 13 вылетов с общим налётом 11 часов с минутами. Встречи всё время были с бомбардировщиками. Они бомбили наш аэродром 11 раз. Народ у нас в части был довольно крепкий, и мы выводили здесь из-под удара материальную часть, так как связи у нас больше ни с кем уже не было. Руководства тоже не было, и мы работали только как бы на себя, по защите аэродрома, по выводу из-под удара противника материальной части. И так мы подвинулись на восток. Дошли мы до Днепропетровска. Основная наша работа в то время были штурмовки наземных войск. Летали мы на «чайках». Около Днепропетровска мы сдерживали противника месяц и 10 дней. Работали по прикрытию мостов и переправ, по сопровождению бомбардировщиков и штурмовиков и охране наземных войск. Истребителей противника здесь не было.

На этом участке авиации противника вообще было мало.

Из Днепропетровска мы полетели под Канев, прикрывали там Каневский мост. Здесь были встречи с истребителями противника, опять были штурмовки аэродромов и наземных войск противника.

Здесь мы продержались с полмесяца и потом поехали в Ростов на формирование. Из Ростова нас перевели в Кировоград. В основном наш лётный состав был цел, но машины были выведены из строя. Там мы формировались месяц или полтора, перешли на ЛаГГ-3, после чего нас бросили в Керчь. Когда Керчь в [19]42 году снова брали наши войска, мы прикрывали их и работали также по сопровождению бомбардировщиков. Фронт уже в то время стабилизировался в Феодосии[561]561
  В ходе Керченско-Феодосийской десантной операции (26 декабря 1941 – 2 января 1942 г.) силами 44-й (командующий генерал-майор А.Н. Первушин) и 51-й (генерал-лейтенант В.Н. Львов) армий Закавказского фронта, десантных соединений, Черноморского флота и Азовской военной флотилии был освобождён Керченский полуостров с городами Керчь и Феодосия. Немецко-румынские войска оказались в тяжёлом положении. Однако 18 января противнику удалось отбить Феодосию, и фронт на несколько месяцев стабилизировался за Ак-Монайским перешейком. Попытки наступления войск Крымского фронта в феврале и марте успеха не принесли. Противник (немецкая 11-я армия и 7-й румынский корпус) при поддержке 4-го воздушного флота вновь захватил Керченский полуостров в ходе наступления 7—18 мая 1942 г.


[Закрыть]. Я всё время находился там до отступления наших войск. В Керчи в первый раз я сбил «Хейнкель-111», причём сбил у всех на глазах. На другой день сбил второго. Машины у нас были скоростные, догонишь и собьёшь.

Как я сбил первый самолёт? Я был в десантном звене. Немцы бросали на Керчь бомбардировочную авиацию большими пачками. Я в тот день вылетел четвёртый раз, но без всякого успеха, так как была облачность, и как только станешь к нему подходить, он – в облачность, и все надежды рушатся. Наконец, я вылетел пятый раз. Погнался за одним, он нырнул в облачность. Я сделал быстро крутой разворот, и в это время как раз другой вывалился из облачности и попал мне под прицел. Я ударил и подбил ему мотор. Тогда он уже не мог войти в облачность, и я стал его клевать. Он в воздухе загорелся. Самолёт упал километрах в 1,5 от нашего аэродрома. Все видели, хотя были уже сумерки. Из самолёта выпрыгнул один парашютист[562]562
  Засчитана как групповая победа. См. очерк об А.М. Числове.


[Закрыть].

Командиром полка тогда у нас был Павел Терент[ьевич] Коробков.

На второй день я сбил самолёт над проливом. Полетели мы прикрывать свои суда на переправе через пролив и шли уже домой, снижались с высоты 3000 метров. Смотрю, надо мной висит один «Хейнкель-111». Я набрал высоту и пошёл в атаку. Первой очередью я ему зажёг правый мотор, и он стал разрушаться в воздухе. Я его сопровождал километров 15 в море, и он так и упал в Азовское море. К сожалению, никто с аэродрома не видел, так что когда я прилетел и стал докладывать, то мне сказали, что ты шутишь, не может быть, чтобы ты сбил, никто не видел. А через пару часов пришли из города и докладывают, что в такое-то время упал один самолёт в море. Потом пришли с берега ещё товарищи, один политрук, и подтвердили, что в такое-то время упал самолёт. Тогда мне уже его засчитали.

После этого я ещё сбил пару «мессеров»[563]563
  Один лично и один в группе.


[Закрыть]. Потом мы стали сопровождать свою бомбардировочную авиацию и прикрывали свои передовые позиции.

За всё это я получил орден Ленина.

Нужно сказать, что каждый вылет, каждый бой имеет свои особенности. Один раз мы вылетели шестёркой «лаггов» уже после того, как бомбардировщики отбомбились, но ещё находились в районе до линии фронта[564]564
  Бой 16 марта 1942 г.


[Закрыть]. Я со своей парой оттянулся от строя на правую сторону. Здесь один «Ме» пошёл на наших в атаку, а бомбардировщики с другими пошли дальше. Тот идёт и догоняет капитана Ремизова*, а я его догоняю. Он ударил по Резникову[565]565
  Ошибка. Речь идёт о Ремизове.


[Закрыть], а я ударил по нему и сбил. Никакого активного боя здесь у меня не было, а просто я шёл правым. Ремизов посадил машину на фронте, а тот упал. После этого я ещё сбил одного, так как я направлял Ремизова, а тот мне попался под прицел, и я его стукнул.

Затем был один бой, когда мы дрались в течение 52 минут. Это было 2 мая 1942 г. Вылетели мы шестёркой. Я со своей парой немного подзапоздал. А облачность была примерно 1000 метров. Причём облачность была неполная, а висела над аэродромом большими кусками. Четвёрка пошла выполнять задания, а мы её догоняли. Только я зашёл за облака, как встретился с двумя «мессершмиттами», и мы начали воздушный бой. Они хотели нас поразить, а мы – их. Потом смотрю, со стороны Чёрного моря идут десяток машин. Я передал знаками своему товарищу[566]566
  Далее слова заштрихованы. По-видимому, стояло: «– мы напираем».


[Закрыть]. Тот говорит – я понял. Смотрим, идёт наша четвёрка и, по-моему, была шестёрка «илов». Не прошло и несколько секунд, как за нами пошли «мессеры» в большом количестве. И здесь начался большой воздушный бой. Это была просто карусель. Не прошло и пары минут, как никого из наших не оказалось, И-16 ушли на бреющем, а четвёрка «лаггов» смылась в облака и ушла на свой аэродром. Мы остались только вдвоём со своим напарником против 18. И бой этот длился 52 минуты. Здесь было показано мастерство лётчиков, мы понимали друг друга. «Мессеры» в то время не принимали лобовых атак, а мы шли на них очень часто. Мы здесь растянулись, идём на большой дистанции. Если к нему идут с хвоста, я отбиваю, он – у меня, потом опять идём на параллельных курсах, а как поставишь нос «мессеру», он уходит кверху. Так мы и возились в течение 52 минут. Уже сил не было и горючего не было. Машину посадил без горючего километра полтора от аэродрома. Вообще и бой-то мы вели почти над аэродромом, а взлететь никто не мог, так как на взлёте был бы убит.

Потом у нас началась усиленная операция в районе Керчи. Числа 10–11 мая противник проводил массированные удары своей авиацией. Там у него было очень много истребителей и бомбардировщиков. Он имел большое превосходство в воздухе. Он налетал на наши аэродромы пачками, его истребители всё время кружились около нашего аэродрома, не давая нам взлетать. Однажды[567]567
  Бой 9 мая 1942 г. (вылет 10.30–11.40). Шесть ЛаГГ-3 и группа И-153 в районе Карач – Узун-Аяк были встречены 6 «Мессершмиттами», количество которых (по данным штаба полка) вскоре возросло до 40. По итогам боя нашим лётчикам засчитали 5 сбитых Ме-109: капитану К.В. Ремизову и старшим лейтенантам И.А. Беликову, А.И. Гиричу, В.И. Раздобарову и И.Н. Янченко. Но и наши потери составили 5 ЛаГГ-3. Был сбит и погиб Ремизов. ЛаГГи Беликова, Янченко и Г.С. Захарова были подбиты (чаще всего повреждённой оказывалась гидросистема) и разбиты на вынужденных посадках, пилоты не пострадали. Подбили и самолёт Гирича. Не пострадала только машина Раздобарова. ЦАМО РФ. Ф. 436 иап. Оп. 212022. Д. 1. Л. 85.


[Закрыть] поступил приказ от наземной армии, чтобы вылететь шестёркой на прикрытие своих войск. Вылетели мы, не успели набрать метров 800, на нас напала шестёрка «Ме». Начался бой. В таких случаях они сообщают по радио, и к ним начали слетаться ещё «мессеры». Не прошло трёх-четырёх минут, как их было штук 45. И здесь началась неравная борьба шести против 45. В этом бою мы сбили шесть, а у нас на свой аэродром вернулся только один, остальные сели на поле, подбитые, а один, капитан Ремизов, был зажжён.

Затем я угнал одну машину из-под Феодосии. Мы стояли в 6 км от фронта, около Феодосии. У нас была одна неисправная машина на передовом аэродроме. А немцы уже пошли дальше, и аэродром очутился как бы в кольце. Все остальные улетели. Я должен был выполнить приказание и увезти машину. Числа 13 мая мне доложили, что машина – в полной готовности, можно угонять. Я поехал на аэродром. Пробрался я туда с большим трудом, так как всё время летала и бомбила их авиация. Приходилось выскакивать из машины, прятаться в оврагах, в общем, пробирались мы туда довольно долго. Когда подъехали к аэродрому, пробиться не можем, так как около аэродрома идёт перестрелка, – наш аэродром уже был линией обороны, там окопалась пехота, стоят пушки. Я решил тогда заходить с северной стороны. И с техником буквально ползком туда добирались. Потом сели в машину, опробовали. И вдруг смотрю, тройка «мессершмиттов» ходят и смотрят на меня. Пришлось оставить машину и сесть в окопы. А здесь идёт перестрелка, прямо на аэродром летят снаряды, мины, трассирующие пули. Потом пехота стала бить трассирующими пулями по «мессерам», и они ушли. Я опять сел в машину. Здесь появляется «Хеншель-126» и метров на 300 ходит и виражит. Тогда я решил ждать темноты, когда его авиация уйдёт. Но потом был прорыв нашей линии обороны на южном фронте пехоты, пехота начала откатываться. Я думаю – взлететь или нет? Либо придётся убить несколько человек, либо в воронку попаду сам. А трассы летят во все стороны, и кругом пехота идёт. Потом решил, что погибать, так уж на своём самолёте. Взлетел, дал полный газ, кричу: «Братцы, дайте мне дорогу». А войска противника уже здесь бегут, мотоциклисты едут. И я всё же взлетел. Вижу воронку, подорву машину, она подпрыгнет. Так и улетел. После этого прилетел в Керчь, мне зажгли прожектора, и сел я нормально.

На этом закончился мой второй тур борьбы в Крыму.

Потом я попал в Моршанск с этим же полком. Он имел уже № 486[568]568
  12-й иап был переименован в 486-й иап 28 декабря 1941 г.


[Закрыть], под которым он и воевал в Крыму. В Крыму я работал как помкомэск и как комэск. Когда мы приехали на формирование, меня командир запасной бригады послал в 169[-й] полк.

* * *

После того как сформировался 169[-й] полк, мы всю зиму работали на Великих Луках и под Старой Руссой. По сравнению с тем полком, в котором я был раньше, здесь были большие изменения. В 169[-м] полку был молодой лётный состав. В частности, в моей эскадрилье был всё молодой состав. У Федотова бывавших в боях был только один человек[569]569
  В 1-й эскадрилье служил лётчик Ожерельев*, к тому времени успевший выполнить шесть боевых вылетов, возможно, имеется в виду именно он. Но, возможно, речь идёт о Шустрове*, тоже вылетавшем с группами Федотова. У него к тому времени был более солидный опыт: 216 вылетов и три победы.


[Закрыть]. 3-я эскадрилья была немножко посильнее[570]570
  Состав 3-й эскадрильи был посильнее потому, что в ней находились лётчики, переведённые из 864-го иап, повоевавшего под Сталинградом. Как сказано в «Краткой истории» 63-го гиап, на Сталинградском фронте они выполнили 309 боевых вылетов и уничтожили 7 самолётов противника. Ещё один ветеран 864-го иап, капитан Одинцов, стал штурманом полка. ЦАМО РФ. Ф. 63 гиап. Оп. 245559. Д. 3. Л. 14.


[Закрыть].

Я обучал лётный состав лично сам, передавал свой опыт. Летали мы эту зиму [19]43 года в очень сложных метеорологических условиях.

После мы попали под Белый. Здесь мы начали вести уже операцию. У меня тут получилась неудача. За два вылета, за два воздушных боя мы потеряли 4 машины[571]571
  См. выше и очерк об А.М. Числове.


[Закрыть]. Правда, потерял я только одного лётчика, остальные растерялись, сели на вынужденную и поломали машины. Сам я пришёл нормально. Помощником тогда у меня был Гражданинов. Он тогда ещё не имел боевых вылетов. Повёл четвёрку, и с ним не вернулись двое, так как после боя они все рассыпались. Привёл он только одного.

После[572]572
  Бой 8 декабря 1942 г.


[Закрыть] я повёл пятёрку, в состав которой входил и Гражданинов, и завязал воздушный бой против 12 «Ме». Все ушли, остался я в паре со своим ведомым Емлютиным*. Гражданинов тоже ушёл. А мы допатрулировали последние минуты. И здесь мы встретили «Хейнкеля-111». Мы парочкой дали по нему очередь, он загорелся. Наиболее лучший метод атаки – бить сверху, сваливаться и бить. Во-первых, ты тогда не подвержен огню противника, так как у тебя много углов смещения и большая скорость, так что стрелок прицельно в тебя попасть не может. Во-вторых, всегда должно быть преимущество в скорости. А когда бьёшь под крыло, скорость сбавляется, а когда сбавишь скорость, то трудно бывает её уже нагнать и преследовать.

И вот здесь, после того как мы сбили, мы со спокойной душой пошли на аэродром. В этот вылет сбили и нашего одного лётчика.

После соответствующей подготовки народ понял, что нужно уметь ориентироваться. После наглядной подготовки, после бесед и внушений народ начал работать хорошо. Стали сбивать уже всей эскадрильей и своих потерь не имели.

В то время под Великими Луками наши истребители, находившиеся там до нас, вели пассивную борьбу, уклонялись от воздушных боёв. Командующий тогда бросил туда нас, и мы начали там работать.

29 декабря наш полк сбил 21 самолёт. Гражданинов сбил 3, Баландин тоже сбил 3, я сбил ФВ-187, одномоторный, с толкающим винтом, он играет роль корректировщика и истребителя[573]573
  Любопытное описание. В «Журнале учёта сбитых самолётов противника» полка обозначен как «ФВ-198».


[Закрыть], затем ещё сбили Ю-87 и много других.

Когда мы закончили операцию на этом направлении, нас перевели под Ст[арую] Руссу.

Помню один раз, когда нас пощипали немного[574]574
  Бой 21 февраля 1943 г.


[Закрыть]. Водил я шестёрку, в том числе шёл Баландин и ещё другие. Наземное радио нам говорит, что в воздухе противника нет, всё спокойно. И здесь на нас со стороны солнца ссыпались самолёты. Сразу же сбивают младшего лейтенанта Воробьёва*. Баландин выпрыгивает, Кудряшова также подбивают, и он уходит на свой аэродром. Остаёмся мы втроём против восьмёрки. Начинается неравная борьба. Гражданинов дерётся с ними один, я отхожу на солнце, после чего произвёл атаку и подбиваю одного «мессера». Здесь я увлёкся, и ко мне подкрался «мессер» и тоже меня немножко подбил. Я ухожу. Остаётся семёрка против двух – Гражданинова и Давыдова, оба они пилотировали на отлично. Они стали драться против 7. Четырёх сбивают и сами приходят на аэродром. Остальные «мессеры» ушли сами. В этот момент Гражданинов сбил аса командира группы, майора Ганса Гаан, который был награждён 4 Железными крестами и орденом Дубового листа[575]575
  См. выше.


[Закрыть], имел 108 сбитых самолётов.

Что касается Давыдова, то он не мог пилотировать совершенно. Но я его потренировал, руководил им по радио, и он стал отличным пилотом. Я из него решил выковать бойца. Все от него тогда отказались, никто не хотел с ним летать, так как он всегда бросал своего ведущего. Тогда я взял его к себе. Я занимался с ним по радио, посылал его в зону пилотировать, а сам сидел на земле и командовал. Денька три-четыре поработал, и он стал пилотировать на отлично. Потом летал с ним в паре, следил, чтобы он не отставал, делал со мной вместе всякие манёвры. А потом стал летать с ним на боевые задания. Раз 5–6 он меня бросал в воздушных боях, а потом стал летать как следует, всё время держался около меня и работал исключительно. И тогда он был со мной в паре. И только когда я ушёл, он остался с Гражданиновым в паре. Впоследствии он погиб при сопровождении «илов» на штурмовку.

Мы пошли на сопровождение – Гражданинов, Воробьёв, я, Давыдов, всего шестёркой[576]576
  Неточность. Воробьёв к тому времени уже погиб. Тремя другими лётчиками были Березуцкий, Кудряшов и Пылилкин.


[Закрыть]. Когда мы подошли к линии фронта, мы встретили шестёрку «Ме». Тогда я передал Гражданинову по радио, что ты со своей четвёрткой пойдёшь за «мессерами», а я с Давыдовым пойду дальше сопровождать «илы». «Илы» зашли очень далеко в тыл, не по своему назначению. Нам пришлось идти на низкой высоте – 300–400 метров, чтобы их не потерять. Когда мы стали уже возвращаться оттуда, «ил[ы]» поштурмовали, и мы здесь немного увлеклись, сразу к нам подскочили четыре «Ме» и сразу его сбили. Давыдов упал горящим на землю. После этого они навалились на меня. Но враг не страшен, когда его видишь. Он страшен, когда он подходит неожиданно. Я пошёл за «илами», задание было выполнено, а Давыдова потерял.

Здесь моя работа кончается, так как меня послали на тыловой аэродром, где я тренировал молодой лётный состав. Гражданинов и ещё несколько человек остались с Федотовым. Гражданинов погиб уже без меня. Больше на этом фронте я не был.

С приходом сюда активных действий у нас особых не было. Я ходил корректировать артбатареи, ходил на разведку. Но встреч особых не было.

5 июля мы ходили прикрывать наземные войска.

Когда началось наше наступление 12 июля, здесь мы начали работать: 12[-го] мы работали исключительно хорошо. Со стороны противника не было большой активности, он не знал, что мы ударим. А на второй день он бросил сюда значительную авиацию. 13 июля я имел встречу с «хейнкелями». Тов. Иванов водил четвёрку. До этого у нас особых встреч не было. Я решил здесь показать лётному составу, как нужно бить бомбардировщиков, но, когда мы подходили к ним, их била какая-то парочка «лаггов», но безрезультатно. Я по своему любимому манёвру ссыпался и сразу зажёг, а всем по радио сказал – видите, как нужно бить. Бомбардировщик загорелся уже в воздухе. Картина была очень хорошая. Это было почти под самым Орлом. Мы их только там догнали.

После, на другой день, я водил шестёрку. Зашёл я выше облачности, так как облачность была низкая – 600–700 метров, а мне наземное радио приказывает идти под облачность, там «юнкерсы» бомбят наши части. Я стал это проверять. Передаю команду своему ведомому – ничего, говорят, не слышно. Смотрю, здесь «фоккевульф» ползёт. Я его и трахнул[577]577
  Победа над ФВ-190 в документах не отмечена.


[Закрыть]. После этого я пошёл под облачность, и меня наземное радио там навело на Ю-87. Одну эту каракатицу сбил, после чего и меня сбили, и я садился на вынужденную[578]578
  Согласно «Журналу боевых вылетов», Числов был подбит 12 июля, а Ю-87 сбил 14-го.


[Закрыть]. Возможно, что я попал под огонь своих собственных зениток, так как они вели там бой. Я был в таком положении, что меня никак бомбардировщики не могли уязвить.

Из моей эскадрильи сбил Маканов самолёт, Почечуев три самолёта.

Что касается тактики противника, у него, во-первых, можно заметить такой манёвр, как внезапность нападения, а потом тактика подходов на большой или небольшой высоте к населённым пунктам и к аэродромам. Когда его стали крошить, то он выработал другую тактику, стал летать высоко, но на средних высотах его тоже стали бить, и он тогда поднялся на большие высоты.

Что касается нас, то мы тоже быстро применялись к его тактике. Когда он ходил на низкой высоте, то мы через несколько минут уже были около него. А что касается истребителей, то в первые дни у него истребители работали охотно, были уверены в своём превосходстве, воспользовались некоторой нашей растерянностью. Но после того, как их стали бить, а нужно сказать, что техника пилотирования у них была слабая. Они пользовались исключительно только мотором[579]579
  Далее следует вычеркнутая фраза: «Т. е. если была лёгкая машина и имела скорость, то, естественно, что ей легко управлять».


[Закрыть]. А у нас этого не было, но зато у нас был манёвр, т. е. самолёт был с большой мобильностью и хорошо подготовленный лётный состав. И если у немцев было преимущество в скорости, то мы его били манёвром. Теперь у нас, может быть, лётный состав несколько стал слабее, но зато теперь у нас машины хорошие, и сейчас они с нами открытых боёв не принимают. Если у нас есть какое-то преимущество, то они действуют как-то по-пиратски, из-за облаков или со стороны солнца. И 13 июля, когда у них было большое количество бомбардировочной и истребительной авиации, то они всё время маскировались в облаках, ударят и опять в облака. А наш лётный состав, как его поставили, так и будет стоять, и всё сметает на своём пути. И, безусловно, роль лётного состава решающая – многое зависит от командира, который ведёт группу, и от самих ведомых. Может быть, командир примет решение сделать массированную атаку, а потом каждый выбирает себе жертву и кто как умеет, так и дерётся.

Если раньше мы ходили звеньями, по три самолёта, то теперь мы ходим четвёрками, и два самолёта следуют друг за другом, они вместе уходят и вместе приходят и вместе отражают атаку. А третий самолёт, как показала практика, бывает в большинстве случаев лишним, и его всегда уничтожают. Так что теперь пара у нас является как бы узаконенной единицей. И это есть наиболее гибкий строй. Четвёрку тоже могут разбить – это уже более крупный строй, а самое лучшее ходить парой. И если только пара понимает друг друга, то её никогда не возьмут.

Звание Героя Советского Союза Числову А.М. присвоено 2 сентября 1943 г.

Е. Грицевская (подпись)[580]580
  Дописано от руки.


[Закрыть]

НА ИРИ РАН. Ф. 2. Р. I. Оп. 79. Д. 7. Л. 155–161