Текст книги "Гламорама"

– Что тебе надо?

– Эээ, зайка, что там за история с Лорен и Дэмиеном?

– Ты мне так надоел, Виктор, что я даже не хочу отвечать тебе на этот вопрос. К тому же о чем ты вообще говоришь?

– Как давно тебе стало известно об отношениях между Дэмиеном и твоей так называемой подругой Лорен? – спрашиваю я снова, потише, глядя при этом в сторону Лорен и Вуди.

– Почему мой так называемый бойфренд задает этот вопрос той, кому якобы не пофиг? – вздыхает она, глядя в сторону.

– Дорогуша, – шепчу я терпеливо, – я знаю, что они встречаются.

– Кто тебе это сказал? – говорит она, отшатываясь от меня. – Где ты об этом прочитал? О боже, как я ужасно устала!

– Отчего это ты так ужасно устала? – терпеливо интересуюсь я.

Она смотрит остекленевшими глазами на остатки фруктового мороженого, растекающиеся лужицей на ее тарелке.

– Да, помощи от тебя не дождешься, – вздыхаю я.

– А какое тебе до этого дело? Что ты хочешь от меня услышать? Ты что, ее трахнуть хочешь? Или его! Ты…

– Тсс. Зайка, с чего тебе это в голову пришло?

– Виктор, только не нуди. – И она машет у меня рукой перед лицом, давая мне понять, что разговор закончен.

– Элисон и Дэмиен помолвлены – об этом-то ты слышала? – спрашиваю я.

– Меня не интересует, что там у других, Виктор, – говорит Хлоя, – по крайней мере, не сейчас. Не сегодня. Не сейчас, когда у нас все так плохо.

– По-моему, тебе не мешало бы затянуться разок вон тем здоровенным косяком, что в зубах у Элисон.

– Почему? – внезапно возмущается она – Ну почему, Виктор? Почему ты думаешь, что наркотики могут мне хоть чем-то помочь?

– Потому что мне показалось, ты сейчас снова будешь вспоминать, какой толстой и несчастной была в четырнадцать лет.

– Почему вчера ты настаивал, чтобы я не надевала это платье? – спрашивает она, скрестив руки на груди и внезапно оживляясь.

Выдержав паузу, я говорю:

– Потому что… ты напоминаешь в нем… Покахонтас… но вообще, зайка, ты выглядишь в нем просто зашибись.

Я озираюсь по сторонам, приветливо улыбаюсь Беку, верчу в руках «Мальборо», ищу свою гигиеническую помаду и снова приветливо улыбаясь Беку.

– Нет, нет и еще раз нет, – качает она головой. – Тебе бы тогда на это было наплевать. Тебе всегда наплевать на то, что не имеет к тебе никакого отношения.

– А разве ты не имеешь ко мне кое-какого отношения?

– Только в самом поверхностном смысле, – говорит она. – Только потому, что мы вместе снимаемся в этом фильме.

– Ты полагаешь, что знаешь все про всех, Хлоя.

– Мать твою так, я знаю куда больше, чем ты, Виктор, – говорит она. – Кого ни возьми, все знают куда больше, чем ты, и знаешь, меня это не прикалывает.

– Слушай, у тебя, случайно, не найдется гигиенической помады? – интересуюсь я осторожно, оглядываясь по сторонам, не слышал ли ее слов кто-нибудь.

Молчание, а затем внезапный вопрос:

– Откуда ты узнал, что Элисон собирается прийти в таком платье? Я думала об этом сегодня весь вечер. Откуда ты знал, что Элисон собирается надеть именно такое платье? А ведь ты знал, верно?

– Зайка, – говорю я на грани отчаяния. – Мне очень тяжело понять твою логику…

– Нет, Виктор, нет, – говорит она, распрямляясь на стуле. – На самом деле все ужасно просто. Все ужасно просто.

– Зайка, ты просто полный отпад.

– Боже, как я устала смотреть на это пустое место, которое заменяет тебе лицо…

– Альфонс! – Я делаю знак проходящему мимо официанту. – Минеральную воду на этот стол. Con газ?[112]112
  С газом? (исп.)


[Закрыть]

– И почему Дэмиен все время спрашивает меня про какую-то шляпку, которую я не надела? – спрашивает она. – Что, сегодня все спятили, что ли?

Тут Хлоя отвлекается и изучает свое отражение в зеркале, висящем на другом конце зала, в то время как Брэд Питт и Гвинет Пэлтроу празднуют то, что последней наконец удалось подобрать себе правильный лак для ногтей, и нас постепенно разносит в разные стороны, и те, кто не принимает наркотики, курят сигары, так что я тоже беру сигару, и витающие где-то высоко над нами ду́хи Ривера Феникса, Курта Кобейна и моей матери смертельно скучают.

– А что, Лорен встречается с Бакстером? – интересуюсь я невинно, давая Хлое последнюю возможность ответить и раскланиваясь одновременно при этом с Брэдом и Гвинет.

– Встречается с Бакстером? – передразнивает меня Хлоя. – Мне надо выпить еще один «Космополитен», а затем я валю отсюда ко всем чертям.

Затем она возобновляет общение с Бакстером, полностью игнорируя меня, что весьма обидно, и тогда я принимаю несколько изящных поз с сигарой, а затем поворачиваюсь к Лорен, которая вроде бы участливо следит за мной.

– Похоже, она чем-то расстроена, – говорит Лорен, глядя на Хлою.

– Это я виноват, – пожимаю плечами. – Не обращай внимания.

– Здесь все… мертвецы какие-то.

– Алисия Сильверстоун вовсе не похожа на мертвеца. И Ноэль Галлахер. И Джон Ф. Кеннеди-младший.

– Джон Ф. Кеннеди-младший так и не пришел, Виктор.

– Не хочешь еще какой-нибудь десерт?

– Очевидно, все в мире относительно, – вздыхает она и принимается рисовать что-то на салфетке лаком для ногтей Hard Candy.

– Ты что, встречаешься с Бакстером Пристли? – спрашиваю наконец.

Она отрывает на миг взгляд от салфетки, улыбается загадочно и вновь принимается за рисование.

– Ходят слухи, что это ты встречаешься с Бакстером Пристли, – бормочет она.

– Ходят слухи, что Наоми Кэмпбелл номинировали на Нобелевскую премию, но как обстоят дела на самом деле? – раздраженно настаиваю я.

Лорен оценивающе смотрит на Элисон, в то время как та чуть не падает лицом на стол, в последний момент пьяно ухватившись за Кельвина Кляйна, и все кругом опрокидывают рюмки текилы Patrón одну за другой, в то время как маленькая золотая бутылка стоит полупустая посреди тарелки Дэмиена.

– Она походит на паучиху, – шепчет Лорен.

Альфонс тем временем принес минеральную воду и разливает ее в чистые стаканы, которые стоят в изобилии повсюду на нашем столе.

– Не могли бы вы принести ей диетический Dr. Pepper? – говорю я ему, показывая на Лорен.

– Зачем? – удивляется Лорен, услышав это.

– Потому что сейчас самое время назвать все своими именами[113]113
  Один из рекламных слоганов «Доктора Пеппера».


[Закрыть], – говорю я. – Это нужно мне. Это нужно людям вокруг – протрезветь и назвать…

Что-то ползет у меня по шее, и я резко оборачиваюсь в испуге, но это всего лишь одно из цветочных украшений Роберта Изабель, которое покосилось и упало вниз. Лорен смотрит на меня как на психа, а я делаю вид, что очень заинтересовался переносицей Марка Вандерлоо. Кто-то рядом говорит: «Передайте чипсы», кто-то отвечает ему: «Это не чипсы», а я наконец снова поворачиваюсь к Лорен, которая все пишет и пишет сосредоточенно на салфетке, прищурив глаза. Я вроде бы замечаю буквы W, Q, J и, может быть, R. «Мы будем скользить по поверхности вещей…» Дэмиен медленно встает из-за своего стола и движется ко мне с сигарой в руке.

– Лорен… – начинаю я.

– Ты под кайфом, – говорит она неодобрительно.

– Я был под кайфом. Но теперь уже нет. Кайф кончился. – Я делаю паузу. – Почему ты сказала это с таким неодобрением? – Я вновь делаю паузу, пытаясь оценить ситуацию. – А кокс у тебя есть? Или вообще что-нибудь?

Она мотает головой, а затем, быстро опустив руку под стол, со сладкой улыбкой на лице сжимает мои яйца, чмокает меня в щеку, шепчет: «Я все еще тебя люблю» – и упархивает прочь, скользя мимо Дэмиена, который пытается поймать ее, но она упархивает прочь, скользя мимо него с выражением на лице, которое следует понимать как «не смей меня трогать».

Дэмиен останавливается, бормочет что-то под нос, моргает, а затем садится рядом со мной на тот стул, где сидела Лорен, в то время как Лорен находит Тимоти Хаттона и начинает весьма задушевно общаться с ним, а Дэмиен отчаянно затягивается сигарой, глядя на них двоих, так что мне, сидя рядом с ним с незажженной сигарой во рту, приходится разгонять дым рукой.

Дэмиен говорит мне вещи наподобие:

– Тебе никогда не хотелось заползти под стол и прожить там целую неделю?

– Ну и вечерок, сюрприз на сюрпризе, – признаю я. – Совсем уже вымотался.

– Клуб, похоже, получился зашибись, – говорит Дэмиен, обводя рукой комнату. – Жаль только, что вечер выдался такой кошмарный.

После того как Лорен сдавила мне яйца, у меня все еще текут слезы из глаз, но и сквозь слезы я вижу, что она находится не столь уж и далеко от освобожденного Дэмиеном стула, соседнего со стулом Элисон, и мое сердце бьется быстрей, у меня сосет под ложечкой, начинает чесаться под мышками, а Лорен преувеличенно широко покачивает бедрами, в то время как Элисон, уже почти в полном отрубе, все сосет и сосет свой косяк, пытаясь при этом громко беседовать с Иэном Шрагером и Келли Кляйн, а затем Дэмиен перестает смотреть на меня и вместо этого тоже смотрит на то, как Лорен говорит Тиму Хаттону что-то такое, отчего тот удивленно поднимает брови и кашляет, а Ума Турман тем временем беседует с Дэвидом Геффеном. С сияющими глазами Лорен подносит коктейльную салфетку к губам, целует ее, смачивает ее слюной, и у меня перехватывает дыхание, а Элисон шепчет что-то на ухо Келли Кляйн, и тут Лорен делает шаг в сторону от Тима и одной рукой пришлепывает салфетку к спине Элисон, и салфетка прилипает, а Дэмиен рядом со мной сдавленно стонет.

На салфетке кричащими лиловыми буквами написано одно только слово: «ПИЗДА».

Элисон оборачивается на мгновение и отталкивает руку Лорен в сторону.

Рядом со мной Хлоя тоже замечает происходящее и взвизгивает.

Дэмиен пытается выбраться из-за стола.

Лорен, громко хохоча, покидает Тима Хаттона, не дослушав его фразу до середины. И тут Тим тоже замечает салфетку на спине у Элисон.

Прежде чем Дэмиен успевает подойти к Элисон, та ощупывает спину, находит салфетку, отдирает ее и медленно подносит к глазам, зрачки ее расширяются, и она принимается орать как оглашенная.

Она замечает Лорен, направляющуюся к выходу из банкетного зала, и запускает ей вслед стаканом, но промахивается, и стакан со звоном разбивается о стену.

Тогда Элисон вскакивает со стула и кидается вдогонку за Лорен, но Лорен уже за дверью и спешит вверх по лестнице в VIP-бар, который еще не открылся.

Дэмиен настигает Элисон и пытается удержать ее, тогда она начинает истерически рыдать, и салфетка выпадает у нее из пальцев, и кто-то подбирает ее как сувенир, а затем я встаю и уже собираюсь кинуться вдогонку за Лорен, но Хлоя хватает меня за руку.

– Куда это ты? – спрашивает она.

– Хочу, эээ, разобраться с ситуацией, – говорю я, беспомощно показывая на дверь, через которую улетучилась Лорен.

– Виктор…

– Что, зайка?

– Виктор… – начинает она сначала.

– Дорогуша, ей надо подышать свежим воздухом…

– В VIP-баре? – спрашивает Хлоя. – В VIP-баре, Виктор? Подышать свежим воздухом в VIP-баре?

– Я на минутку.

– Виктор…

– Что? – говорю я, пытаясь высвободить руку из ее хватки.

– Виктор…

– Дорогуша, мне пора мчаться, – говорю я, пытаясь отделаться от нее. – Поболтай с Бакстером. Постарайся снизить ущерб. Я займусь тем же самым.

– Мне наплевать, – говорит Хлоя, отпуская меня. – Мне наплевать, вернешься ты или нет. Мне уже наплевать. Ты меня понял?

Я уже ничего не воспринимаю, поэтому просто киваю и выскакиваю из зала.

– Виктор…

«Мы будем скользить по поверхности вещей…»

Я нахожу Лорен в VIP-зале на верхнем этаже, где сегодня днем я прослушивал кандидатов в диджеи, но теперь в нем никого нет, кроме бармена Холли за стойкой из нержавеющей стали. Он молча показывает мне на банкетку, стоящую за столиком. Из-за столика торчат две нижние конечности Лорен: на одной прелестной ножке по-прежнему красуется туфля на высоком каблуке, а со второй туфля уже почти упала и висит каким-то чудом. На столе стоит едва початая бутылка «Столичной», которую тут же хватает и утаскивает появившаяся из-под стола рука, после чего бутылка появляется назад уже не такая полная.

Я делаю знак Холли, чтобы уходил; Холли пожимает плечами и выскальзывает за дверь, которую я немедленно закрываю, а в баре играет какая-то легкая музыка, возможно, это Cranberries поют «Linger», и я обхожу старинный бильярд, стоящий в центре комнаты, проводя руками по мягкому зеленому сукну, и попадаю в ту кабинку, где раскорячилась Лорен. Если не считать свечей и очень тусклых супермодных светильников, а также холодного стального блеска, исходящего от стойки бара, в помещении стоит тьма кромешная, но затем один из прожекторов, установленных на улице, попадает своим лучом в окно и пробегает по стенам перед тем, как исчезнуть только для того, чтобы через несколько мгновений появиться вновь, заливая все вокруг резким, металлическим светом.

– Мой психиатр носит диадему, – говорит Лорен из-под украшенной орнаментом скатерти. – Ее зовут доктор Эгон, и она носит огромную бриллиантовую диадему.

Я не нахожу что сказать целую минуту, прежде чем выдавливаю:

– Это… наверное, очень действует на нервы, зайка.

Лорен предпринимает отчаянное усилие, чтобы приподняться, и наконец нетвердо встает на ноги, держась для равновесия за край стола, мотает головой, чтобы немного прийти в себя, а затем пускается в медленный неуклюжий сольный танец на голом бетонном полу, направляясь к бильярдному столу, и я подхожу к ней и прикасаюсь к жемчужному ожерелью, которое внезапно замечаю у нее на шее.

– Что ты делаешь, Виктор? – спрашивает она сонным голосом. – Танцуешь? Ты танцуешь со мной?

– Скорее это называется «корчиться», зайка.

– Немедленно перестань корчиться, ласточка, – надувает губки Лорен.

– Тут есть с чего корчиться сегодня вечером, – говорю я устало. – Если честно, то твоей ласточке ничего, кроме как корчиться, и не остается.

– О боже, Виктор, – стонет она, продолжая покачиваться под музыку. – Ты был такой красивый, славный, нормальный парень, когда я впервые повстречалась с тобой. – Долгая пауза. – Ты был такой славный.

Простояв минуту в полной неподвижности, я наконец прочищаю горло:

– Гмм, зайка, сомневаюсь, что я когда-либо был таким. – И сразу же поправляюсь: – Разве что красивым.

Она прекращает танцевать, а затем говорит:

– Возможно, ты сказал правду впервые в жизни.

И тогда вопрос задаю я:

– Ты говорила серьезно? – Пауза. – Ну, я имею в виду про нас с тобой. – Пауза. – И все такое.

Я передаю Лорен бутылку водки. Она берет ее, отпивает, останавливается, ставит бутылку на бильярдный стол. Луч прожектора касается ее лица, освещая его на несколько секунд. Лорен закрывает глаза, из которых уже бегут слезы, слегка отворачивается и подносит ладонь ко рту.

– Что такое? – Я осторожно убираю ледяную бутылку с бильярдного стола, чтобы она не оставила мокрого пятна на сукне. – Ты хочешь сказать, что все это слишком депрессивно?

Она печально кивает, а затем тянется губами ко мне, и гудки лимузинов вместе с непрестанным шумом толпы с улицы доносятся в нашу темную комнату, где мы пьяно покачиваемся, обнявшись, и я бормочу: «Ты бросишь Дэмиена, зайка?» – и она отталкивает меня в сторону, почувствовав, как я возбужден.

– Все не так просто, – говорит она, стоя спиной ко мне.

– О да, зайка, я все понимаю, – небрежно роняю я. – Вожделение никогда не дремлет, верно?

– Нет, Виктор. – Лорен откашливается и начинает медленно ходить вокруг бильярдного стола; я иду за нею следом. – Дело не в этом. Все не так просто.

– У тебя есть задатки настоящей звезды, зайка, – говорю сдавленным шепотом, пытаясь казаться привлекательным.

Внезапно она бросается ко мне и останавливается, вся дрожа.

– Ты тоже думаешь, что все случается не просто так? – спрашивает она, тяжело дыша и продолжая надвигаться на меня. – Виктор, мне страшно. И боюсь я за тебя.

– Миновал сомнений час[114]114
  «The time to hesitate is through» – строчка из песни The Doors «Light My Fire» с первого альбома группы («The Doors», 1967).


[Закрыть], – шепчу я в волосы Лорен, прижимаясь к ней и медленно опрокидывая на бильярдный стол. – Верно, зайка?

Я продолжаю шептать, целуя Лорен в губы, а руки мои скользят вниз, к ее бедрам, и она шепчет мне в ответ: «Не надо», но я все-таки забираюсь к ней под платье, потому что уже не в силах остановиться, и мне наплевать, увидят нас или не увидят, войдет кто-нибудь в комнату или нет, потому что для меня существует только здесь и сейчас, и мои пальцы касаются ее трусиков, и один проскальзывает под их край, нащупывая сначала волосы, а затем влажную щель, которая становится еще влажнее, когда я начинаю поглаживать ее сначала нежно, а затем все настойчивей и настойчивей, пока мой палец не проникает внутрь, и тогда Лорен прижимается ко мне, впивается в мои губы, но я отталкиваю ее, потому что мне хочется видеть выражение ее лица, и вот она сидит на бильярдном столе, раскинув ноги в стороны и приподняв их, вцепившись пальцами мне в шею и впившись своими губами в мои, и издает очень громкие звуки, как, впрочем, и я, но внезапно она отталкивает меня и смотрит куда-то за мое плечо, и когда поворачиваюсь, я вижу во тьме VIP-бара силуэт мужчины, выделяющийся на фоне окна, что выходит на ярко освещенную Юнион-Сквер.

Лорен поспешно вырывается из моих объятий.

– Дэмиен? – спрашиваю я.

Силуэт начинает двигаться в нашу сторону.

– Это ты, Дэмиен? – шепчу я, пятясь.

Приблизившись, силуэт поднимает руку, в которой зажато нечто, напоминающее скатанную в трубку газету.

– Дэмиен? – шепчу я снова и снова.

Луч прожектора ползет по комнате, выхватывая из темноты предметы один за другим, и вот он падает на лицо незнакомца, освещая его, и тут мой рот открывается от изумления, и в тот же миг Херли Томпсон накидывается на меня с криком: «Ублюдок!»

Он бьет меня кулаком в скулу прежде, чем я успеваю прикрыться рукой, а где-то позади кричит Лорен, предупреждая меня, и когда мне наконец удается поставить блок против следующего удара, Херли меняет тактику и начинает молотить меня в грудь и живот, и тогда я падаю, взывая о помощи, а Херли склоняется надо мной и, лупцуя меня по голове свернутой в трубку газетой, шипит мне прямо в ухо: «Я знаю, что это ты сделал, ублюдок, я знаю, что это ты сказал, тупой ублюдок», а затем он наступает мне на лицо подошвой ботинка, и когда он наконец уходит, мне удается поднять голову, и словно сквозь густой туман я замечаю Лорен, стоящую у выхода, и она щелкает выключателем, и комнату заливает яркий свет, и я прикрываю глаза ладонью и зову Лорен, но она не отзывается.

Вокруг меня повсюду разбросаны газетные листы – это завтрашний выпуск News, и на странице, на которую я взираю, заливая ее кровью, капающей из разбитого рта, – колонка Бадди Сигала, увенчанная заголовком «ХЕРЛИ ТОМПСОН ПОКИДАЕТ СЪЕМОЧНУЮ ПЛОЩАДКУ „ГОРОДА СОЛНЦА-3“ ПОД АККОМПАНЕМЕНТ СЛУХОВ о ЗЛОУПОТРЕБЛЕНИИ НАРКОТИКАМИ», а рядом с этим – фото Херли Томпсона и Шерри Гибсон в «более счастливые времена» и, наконец, в самом низу, в выделенном рамкой материале под рубрикой «ЧТО ПРОИСХОДИТ ЗДЕСЬ?», еще одна фотография, зернистость которой заставляет предположить, что она была сделана с помощью телеобъектива, а на ней некто – очевидно, это я – целует в губы Лорен Хайнд, наши глаза закрыты, а подпись жирным шрифтом гласит: «МАЛЬЧИК ДНЯ ВИКТОР ВАРД КРУТИТ ЛЮБОВЬ с АКТРИСОЙ ЛОРЕН ХАЙНД НА ГАЛА-ПРЕМЬЕРЕ – ИНТЕРЕСНО, в КУРСЕ ЛИ ХЛОЯ?», и кровь из моих разбитых губ растекается по газетной бумаге, а я встаю, пошатываясь, но, когда я смотрю на себя в зеркало, висящее над баром, и пытаюсь привести себя в порядок и поправить прическу, это кончается тем, что я размазываю кровь по всему лбу и, наспех стерев ее салфеткой, кидаюсь вниз по лестнице.

«Мы будем скользить по поверхности вещей…»

Все гости, присутствовавшие на банкете, уже давно освободили второй этаж, и сейчас их место заняли новые люди. Я вытягиваю шею, пытаясь разыскать кого-нибудь, и тут передо мной возникает Джей-Ди, который отводит меня в сторонку.

– Отпусти меня, – говорю я, но это бесполезно.

– Постой, что у тебя с лицом? – спрашивает спокойно Джей-Ди, протягивая мне салфетку. – Почему у тебя весь смокинг в крови?

– Ничего особенного, поскользнулся, – бормочу я, опустив глаза. – Это вовсе не кровь, просто сдавал тест на СПИД.

Джей-Ди вздрагивает всем телом.

– Виктор, мы все уже прекрасно знаем, что Херли Томпсон попытался сделать из тебя котлету, так что можешь не…

– Где Хлоя? – спрашиваю я, по-прежнему вытягивая шею и обозревая зал. – Где Хлоя, Джей-Ди?

Джей-Ди говорит очень тихо:

– Вот с этим, эээ, небольшая проблема.

– Джей-Ди, не смей морочить мне голову! – ору я.

– Я видел только, как Херли Томпсон бросил газету Хлое на колени. Он наклонился к ней, засунув руку в ведерко со льдом, и, пока она рассматривала газету, шептал Хлое что-то на ухо, пока та, гмм, не разрыдалась.

Я смотрю в широко открытые в испуге глаза Джей-Ди, пытаясь понять, в какую именно из последних десяти секунд я схватил его за плечи и принялся трясти.

– И? – рычу я, чувствуя, как все мое тело покрывается липким потом.

– И она выбежала из зала, Херли, очень довольный собой, закурил сигару, а Бакстер Пристли кинулся за ней следом.

Я, очевидно, выгляжу настолько ужасно, что Джей-Ди вглядывается в мое лицо и шепчет:

– Виктор, боже мой, что стряслось?

– Пока я располагаю только обрывочной информацией, Джей-Ди, – отвечаю я, ощупывая ту часть живота, которую Херли Томпсон повредил больше всего.

– Нет, Виктор, – говорит Джей-Ди. – Нам-то все ясно. – И после некоторой паузы: – Это только ты располагаешь обрывочной информацией.

– Джей-Ди, Синди Кроуфорд всегда говорит, что…

– Да мне насрать сейчас на то, что говорит Синди Кроуфорд! – восклицает Джей-Ди. – Что за чушь ты несешь?

Я гляжу на него в смущении долгое время, прежде чем отпихнуть в сторону, а затем я мчусь к выходу, а вокруг меня повсюду толкотня, сверкают вспышки фотографов, из-за чего я то и дело налетаю на людей или они сбивают меня с ног, и вот я наконец оказываюсь на первом этаже, где дым от сигар, сигарет и косяков так густ, что дышать практически невозможно, и я расшвыриваю людей во все стороны, прокладывая себе путь, музыка грохочет невыносимо громко, так что минорные аккорды чуть не сбивают меня с ног, и бегущий следом оператор с камерой не поспевает за мной.

Вылетев за двери, я сталкиваюсь с такой огромной толпой, что лица в ней практически невозможно рассмотреть; при моем появлении все стихает, а затем сначала несколько голосов, а затем целый хор начинает выкрикивать мое имя, умоляя, чтобы их пустили внутрь, и я ныряю в людскую массу, распихивая тела, постоянно оборачиваясь, чтобы сказать: «Привет», и «Извините меня», и «Ты выглядишь просто зашибись», и «Это просто круто, зайка», и только прорвавшись через людской лабиринт, я выскакиваю на улицу и вижу где-то в квартале от меня Бакстера, который движется следом за Хлоей, пытаясь успокоить ее, а Хлоя вырывается и бежит дальше в истерике, задевая припаркованные вдоль улицы машины, иногда падая на них, отчего срабатывают противоугонные устройства, а я вбираю воздух в легкие огромными глотками, и меня одновременно терзают паника и неудержимый смех.

Я пытаюсь обогнать Бакстера, чтобы поговорить с Хлоей, но, услышав мои шаги за спиной, он оборачивается, хватает меня за пиджак, прижимает к стене здания и кричит мне в лицо, в то время как я беспомощно смотрю вслед удаляющейся Хлое: «Вали отсюда нахер, Виктор, оставь ее в покое!», но при этом Бакстер почему-то улыбается, а за его спиной шумит поток машин, и когда Хлоя поворачивается и замечает меня, Бакстер – который гораздо сильнее, чем я думал, – не может скрыть радости, написанной у него на лице. Я гляжу через его плечо и вижу заплаканное, жуткое лицо Хлои, которая все еще продолжает реветь.

– Зайка, – кричу я, – это был не я!

– Виктор, – угрожающе кричит Бакстер, – лучше молчи!

– Это мистификация! – кричу я.

Хлоя смотрит на меня негодующим взглядом, пока я не обвисаю безвольно, и тогда Бакстер отпускает меня, а такси за спиной Хлои останавливается, и Бакстер устремляется к ним вприпрыжку, и когда добегает до Хлои, он берет ее за руку и запихивает в ждущее такси, но перед тем как упасть внутрь, она смотрит на меня – беспомощная, уплывающая вдаль, обессилевшая, и вот она уезжает, а ухмыляющийся Бакстер подмигивает мне – видно, что все это его немало развлекло. Затем наступает мертвая тишина.

Мои ноги вновь приходят в движение, только когда группа девушек, проезжающих мимо меня на лимузине, разражается улюлюканьем, и я мчусь обратно к входу в клуб, где охранники стоят за ограждением, отдавая отрывистые приказы в уоки-токи, и я, задыхаясь, проталкиваюсь сквозь толпу, и швейцары втаскивают меня обратно на лестницу, ведущую к клубу, и горестные вопли звучат у меня за спиной, а лучи света от прожекторов поднимаются к небу и наполняют собой пространство над головами толпы, а я вновь прохожу через металлоискатель, одолеваю бегом один пролет лестницы, а затем еще один, направляясь к кабинету Дэмиена, и тут на третьем этаже внезапно останавливаюсь, словно налетев на столб.

Я вижу, как Дэмиен направляется с Лорен к служебной лестнице, ведущей к черному ходу на улицу, – а у Лорен такой вид, словно она ужасно запыхалась, ощущение такое, словно она даже похудела за это время, – и шепчет ей на ходу что-то на ухо, хотя лицо ее при этом перекошено дикой болью, и сомнительно, чтобы Лорен понимала хоть слово из того, что говорит Дэмиен, а затем они скрываются за дверью.

Я вновь слетаю на опасной скорости на первый этаж и продираюсь сквозь толпу: людей слишком много, лица их неразборчивы, одни только смутные профили, люди дарят мне цветы, говорят по мобильным телефонам, пьяная масса движется как единое целое, и я проталкиваюсь в темноте, нервы напряжены, мимо ничего не понимающих людей, спешащих непонятно куда.

Очутившись на улице, я вновь продираюсь сквозь толпу, тщательно избегая всех, кто обращается ко мне по имени, и Лорен и Дэмиен оказываются уже где-то чуть ли не в миле от меня: они садятся в лимузин, и я кричу: «Погодите!» – и долго гляжу вслед машине, когда та исчезает в тумане, висящем над Юнион-Сквер, а я все смотрю и смотрю, пока что-то во мне не переламывается и я не начинаю постепенно трезветь.

Все кругом выглядит выцветшим, холодно ужасно, и ночь внезапно замирает в оцепенении: небо перестает кружиться – угрюмое и неподвижное, оно висит над головой, а я ковыляю по улице, затем останавливаюсь и роюсь по карманам в поисках сигареты, и тут слышу, как кто-то зовет меня по имени, я оглядываюсь и вижу на другой стороне улицы лимузин, около которого стоит Элисон с непроницаемым лицом, а возле ее ног – Мистер и Миссис Чау на поводках. Завидев меня, они задирают головы и начинают подпрыгивать в возбуждении, натягивая поводки, тявкая, скаля зубы, а я стою и тупо гляжу на них, трогая разбитые губы и вспухшую щеку.

С улыбкой на лице Элисон спускает собак с поводка.

6

Florent: тесная мрачная круглосуточная забегаловка в районе бывших скотобоен. Потный и грязный, сижу, сгорбившись, возле входа, допивая банку кока-колы, которую унес в середине ночи из какого-то бара в Ист-Виллидж, где потерял галстук, и передо мной лежит номер News, развернутый на странице с колонкой Бадди Сигала, которую я перечитываю уже несколько часов, что совершенно бесполезно, потому что информации в ней – ноль, а у меня за спиной световики расставляют свои прожектора – опять что-то снимается. Около четырех часов я отправился к себе домой, но какой-то тип с подозрительно ухоженной шевелюрой, парень лет так двадцати пяти – двадцати шести, ошивался перед моим подъездом, куря сигареты, как человек, который ждет уже очень давно, а другой парень – кто-то из действующих лиц, с кем мне еще не приходилось столкнуться, – сидел в черном джипе, разговаривая по мобильному, так что я дал деру. Бейли приносит мне еще один фраппучино без кофеина, а внутри кафешки так холодно, что зуб на зуб не попадает, а я постоянно сдуваю конфетти с моего столика, но стоит мне отвернуться, как они появляются там снова, а я разглядываю через плечо художника-постановщика и ассистента, играет тихая музыка, и каждая минута тянется как час.

– Все путем, Виктор? – спрашивает меня Бейли.

– Привет, зайка, что за дела? – бубню я устало.

– С тобой все в порядке? – спрашивает он. – Что-то у тебя видок помятый.

Я обдумываю ответ, а затем говорю:

– Тебе никогда не приходилось бегать от чау-чау, чувак?

– А что такое чау-чау, чувак?

– Чау-чау? Это такая здоровенная мохнатая псина, – пытаюсь объяснить я. – Злобная, сволочь, они дворцы в Китае охраняли или что-то, блин, в этом роде.

– Приходилось ли мне убегать от чау-чау? – в растерянности переспрашивает Бейли. – Когда я… в последний раз… пытался забраться в китайский дворец?

Скулы его сводит от напряжения.

Пауза.

– Принеси мне, пожалуйста, мюсли и какой-нибудь сок, ладно?

– И все же видок у тебя помятый, чувак.

– Вот думаю… может, в Майами?

– Верно! Солнышко, ар-деко, морские раковины, «Баккарди», морской прибой, – Бейли изображает руками серфера, – съемки для журналов, и Виктор снова на гребне волны. Давай, чувак!

Я смотрю на ранние машины, скользящие по Четырнадцатой улице, а затем прочищаю горло.

– Или, может… Детройт?

– Вот что я тебе скажу, зайка, – говорит он. – Мир – это джунгли. Куда бы ты ни поехал – везде одно и то же.

– И все же – принеси мне мюсли и какой-нибудь сок, ладно, чувак?

– Используй свой потенциал, чувак.

– В твоем совете мне слышится какой-то подвох, – замечаю я.

– Разве?

– Ты же официант, верно?

Я дочитываю статью о новых марках туши для ресниц («Растрепа» и «Тараканьи усы» самые популярные оттенки сезона), прикольных губных помадах («Обмороженный», «Асфиксия», «Синяк») и шикарном лаке для ногтей («Грибок», «Плесень»), и думаю про себя безо всякой иронии: «Ура! Прогресс!», и какая-то девушка с глазами большими, как плошки, которая сидит у меня за спиной в мятой пляжной панаме и топе из одной полоски ткани на груди и слушает болтовню чувака, одетого в костюм рыцаря шестнадцатого века, говорит: «Ммм! ммм! ммм!», щелкая пальцами, чтобы вспомнить имя, и наконец выкрикивает: «Юэн Макгрегор!», и тут они оба замолкают, а режиссер наклоняется ко мне и предупреждает: «Ты выглядишь недостаточно озабоченным!», и это та самая реплика, на которой я должен покинуть Florent.

Снаружи света, в основном искусственного, гораздо больше, и тротуары Четырнадцатой улицы пусты, очищены от статистов, и сквозь шум работающих где-то отбойных молотков я слышу, как кто-то тихо напевает себе под нос «На солнечной стороне улицы», и когда меня трогают за плечо, я оборачиваюсь, но сзади никого нет. Мимо пробегает какая-то потерявшаяся собака. Я свистом подзываю ее, она оборачивается, смотрит на меня и бежит дальше. Фоном начинает играть песня Smashing Pumpkins «Disarm»[115]115
  «Разоружить» (англ.).


[Закрыть], затем в кадре появляется здание в Трайбеке, в котором я собирался открыть свой клуб, и я вхожу в кадр, не замечая черного лимузина, припаркованного через четыре здания дальше по той же улице, но оператор замечает и наводит камеру на него.