Текст книги "Гламорама"

– Круто, – говорит Бобби, возвращаясь к своему компьютеру.

– Ага, мы встретились с ним вчера на вечеринке.

– Здорово, а как прошла вечеринка? – спрашивает Бобби. – Жаль, что я пропустил ее.

– Ну, вечеринка была, ну такая… – нервно пытаюсь объяснить я. – Сейчас вспомню, кто там был. Ну, дело было где-то в Ноттинг-Хилле…

– Разумеется, – отвечает он насмешливо, что почему-то приносит мне долгожданное облегчение.

– Ну конечно, это же ясно как божий день, чувак!

Я замолкаю, гляжу на Бобби, уставившегося на экран компьютера, и затягиваю потуже пояс халата.

– Вечеринку устраивали в честь художника Гэри Хьюма, верно? – терпеливо переспрашивает он.

– Разумеется, – говорю я. – Но все знали, что на самом-то деле это в честь Пэтси и Лайама.

– Верно, верно, – отзывается он, нажимает на какие-то три клавиши одновременно, отчего на экране возникает еще целая серия чертежей самолетов. – Так и кто же там был? Какие знаменитости мелькали?

– Ну, эээ, Кейт Мосс, и Стелла Теннант, и Айрис Палмер, а также, по-моему, Джаред Лето, и Кармен Электра, и, эээ, Деймон Албарн, и… мы пили апельсиновый пунш, и… я нажрался… и там еще были эти… ледяные скульптуры.

– Да?

– А почему тебя не было, чувак? – спрашиваю я, стараясь держаться доброжелательно и непринужденно.

– Я был в Париже.

– Показы?

– Дела, – отвечает он кратко.

– Но не показы?

– Нет, с этим кончено, – говорит он, сверяясь с какой-то записью в блокноте, лежащем рядом с компьютером. – Я завершил эту часть моей жизни.

– Разумеется, чувак, – говорю я, кивая головой. – Я так тебя понимаю!

– Действительно? – Он улыбается мне через плечо. – Понимаешь?

– Да, – пожимаю я плечами. – Я тоже подумываю о том, чтобы завязать.

– Что же ты тогда делаешь в Лондоне, Виктор? – спрашивает Бобби.

– Не для протокола?

– Участвуешь в показах? – снова улыбается Бобби.

– Я тебе умоляю, я тебя умоляю, чувак! – смеюсь я. – Ни в коем случае. Я же сказал, что с этим все, финиш.

– Занятие такое, что врагу не пожелаешь, верно?

– Чувак, сущая мука.

– Потенциально вредно для психики.

– Вот я и решил отпрыгнуть в сторону и отдышаться.

– Мудрое решение, по-моему.

– Правда?

– Модельный бизнес убивает людей. Я это своими глазами видел.

– Я тоже это видел, чувак. Однозначно с тобой согласен, – говорю я, а затем спрашиваю, продолжая укреплять дружеские отношения: – И когда же ты вернулся?

– Этим утром, – зевает он, потягиваясь. – А ты когда приехал?

– Пару дней назад, – отвечаю я.

– Из Нью-Йорка?

– Да.

– Ну и на что сейчас похож Нью-Йорк? – спрашивает он, снова сосредотачиваясь на экране компьютера. – Я там редко бываю. А то, что я читаю, и вовсе отбивает у меня желание там бывать. Может быть, я просто постарел или что-то в этом роде.

– Ну, если честно, то все превратилось в подделку, чувак. А молодняк, так тот просто растет совсем тупорылый какой-то, если ты понимаешь, что я имею в виду.

– Достаточно, чтобы супермодель выполнила пируэт на подиуме, как весь зал разражается аплодисментами? Благодарю покорно, чувак.

– Однозначно с тобой согласен.

– А чем ты там занимаешься?

– Как обычно. Модельный бизнес. На прошлой неделе помогал открыть один новый клуб. – Я выдерживаю паузу. – Пробуюсь на роль в «Коматозниках-два».

– Черт побери, какой здесь холодище! – восклицает он снова, обхватывая себя обеими руками. – Ты тоже мерзнешь?

– Здесь не жарко, – признаю я.

Он выбегает из комнаты и кричит откуда-то из дома:

– Да где же здесь этот гребаный обогреватель? – а затем позже из другого места: – Да что нам, костер, что ли, разводить?

Среди компакт-дисков, разбросанных по верхней панели одной из двух гигантских колонок, я вижу Питера Гэбриэла, Джона Хайатта, некоего Фриди Джонстона, последний альбом Replacements. За стеклянной наружной дверью – маленькая терраса, окруженная садом, где цветут белые тюльпаны и маленькие птички собрались стайкой возле стального фонтанчика, но когда налетает порыв ветра и тень от облака, закрывшего солнце, падает на них, птички, решив, что грядет какая-то беда, дружно улетают.

– Так и кто же тут живет? – спрашиваю у Бобби, вбегающего обратно в комнату, и сразу добавляю: – Понятно, что это лишь декорация, но очень славная.

– Ну, временами я снимаю этот дом кое у кого, – говорит он и снова усаживается перед компьютером. – Сейчас я делю это жилище с Брюсом и Тамми, ну да ты с ними уже знаком.

– Ага, они клевые.

– А еще с Бентли Харрольдсом, моим старым приятелем, и Джейме Филдс, с которой… – после некоторого молчания и не глядя в мою сторону, – с которой, насколько мне известно, ты знаком еще с колледжа.

– Да, конечно, – киваю я. – Она тоже клевая.

– Ага, – роняет Бобби устало и вздыхает, на мгновение отвлекшись от экрана. – Мы тут все обалденно клевые.

Поразмыслив, стоит ли обсуждать это утверждение, я решаю двигаться дальше:

– Бобби?

– Да?

Он снова поворачивается ко мне.

– Я всего лишь хотел, эээ, ну чтобы ты знал – боже, сейчас я скажу ужасную пошлость! – но ты… – я набираю в легкие побольше воздуха, – ты действительно, действительно вдохновил типа многих из нас и оказал огромное типа влияние и все такое. Вот что я тебе хотел сказать. – Отворачиваюсь в сторону. Я растроган, на глаза навернулись слезы. – Я, наверное, сморозил ужасную глупость?

Молчание, за которым следует:

– Нет-нет, все в порядке, Виктор. – Он смотрит на меня тепло. – Все отлично. Мне очень понравилось. Спасибо.

Я испытываю огромное облегчение, комок в горле рассасывается, и я, все еще сдавленным голосом, отзываюсь:

– Без проблем, чувак.

Снаружи, во дворе, слышны голоса. Ворота открываются, затем закрываются. Четверо прекрасных человеческих существ, одетых в черное и в темных очках, появляются с кульками из дорогого продуктового магазина, проходят через накрытый тенью сад и шагают к дому. Бобби и я наблюдаем за ними из-за стеклянных дверей.

– О, войска возвращаются, – говорит Бобби.

Когда вся группа проходит мимо того самого окна, за которым стою я, я машу Джейме, но никто не реагирует на мое приветствие. Бентли морщится и выбрасывает недокуренную сигарету. Брюс, держащий в руках два кулька, доверху набитых продуктами, шаловливо спихивает Тамми в сторону с выложенной камнем дорожки. Джейме шагает прямо, безучастно глядя вперед и беспрестанно жуя резинку.

– Они что, меня не видят?

– Это стекло односторонне прозрачное, – говорит Бобби.

– О, – говорю я, – круто!

Четверка входит через заднюю дверь прямо в кухню, причем, когда кто-то закрывает дверь, раздается серия электронных попискиваний. Мы с Бобби смотрим, как они складывают кульки с покупками на просторный стальной разделочный стол. Мы подходим поближе, чтобы оказаться на съемочных позициях. Джейме первая замечает нас, и она тут же снимает темные очки и улыбается.

– Проснулся, значит, – говорит она, направляясь к нам.

Я улыбаюсь ей в ответ, и когда она приближается ко мне, я, в предвкушении поцелуя, опускаю веки и начинаю раскачиваться с носка на пятку. Порыв страсти набирает силу и охватывает уже все помещение, выходя из-под контроля, но Джейме проходит мимо, и я, открыв глаза, гляжу ей вслед.

Она обнимает Бобби, и он жадно и шумно целует ее. Джейме не скоро замечает, что я стою и смотрю на нее, но когда она слегка отстраняется от Бобби, тот хватает ее и снова притягивает к себе.

– Ребята, так вы знакомы? – вот все, что удается произнести Джейме, когда она наконец замечает выражение моего лица.

– Да, – киваю.

– Ну ладно, хватит, – взвизгивает Джейме, отталкивая Бобби. – Хватит, хватит.

Но Бобби не унимается: он продолжает обнимать и целовать ее в губы и шею. Я стою, наблюдая за ними, возбужденный, с внезапно ставшей абсолютно ясной головой.

– Пора пройтись по коктейлям, – говорит Бентли, капризно надувая губы.

Тамми подходит ко мне и говорит:

– Мы напоролись на Баффи. Она только что вернулась с Эвереста. Двое из экспедиции погибли. Она потеряла свой мобильник.

Я не имею ни малейшего представления, кому адресована эта реплика, поэтому на всякий случай киваю.

– Послушайте, я умираю с голода! – восклицает Бобби, все еще обнимая Джейме, которая уже не сопротивляется. – Где мы будем кушать? Что мы будем кушать?

Он шепчет что-то на ухо Джейме, и та хихикает, а затем шлепает его по рукам и наконец хватает Бобби пальцами за те места, где бугрятся его бицепсы.

– Я делаю брускетту! – кричит Брюс с кухни. – Ризотто с белыми грибами, сырокопченая ветчина со смоквами, салат из рукколы и фенхеля.

– Только быстрее, – мычит Бобби, тычась носом Джейме в щеку и прижимая девушку к себе изо всех сил. – Быстрее, Брюс, а то я жрать хочу.

– Виктор, что у тебя под этим халатом? – спрашивает Бентли, сжимая в руках бутылку «Столичной». – Подожди – я сам попробую догадаться. Боже, мне это не пережить! – Направляясь на кухню, он кричит мне: – Кстати, я украл твое нижнее белье!

– Пойду-ка приму ванну, – говорит Тамми, хлопая ресницами и глядя на меня. – Ты выглядишь просто бесподобно – после вчерашнего-то. – Она надувает губки. – Уже, однако, пять часов.

– Хорошие гены, – пожимаю плечами.

– Милый халатик, – говорит она, поднимаясь вверх по лестнице.

– Эй, здесь так холодно, что зуб на зуб не попадает, – говорит Бобби, наконец выпуская Джейме из своих объятий.

– Так оденься, – говорит она обиженно, удаляясь от него. – И возьми себя в руки заодно.

– Ни фига себе! – восклицает Бобби, изображая деланое изумление – рот открыт, челюсть отвисла.

Он бросается вдогонку за Джейме, та радостно визжит и мчится на кухню, и теперь я понимаю все уже совершенно отчетливо, к тому же до меня доходит, что я стою как вкопанный на одном и том же месте уже добрых несколько минут.

– Осторожнее, Бобби! – кричит Бентли. – У Джейме есть пистолет![137]137
  «Jamie’s got a gun» – аллюзия на песню группы Aerosmith «Janie’s Got a Gun» с альбома «Pump» (1989).


[Закрыть]

И тут наконец запыхавшаяся Джейме подходит ко мне. У нее за спиной Бобби роется в продуктах, беседуя с Брюсом. Бентли уговаривает кого-то дать ему открыть новую бутылку мартини.

– Где моя одежда? – спрашиваю я.

– В шкафу, – вздыхает она. – В спальне.

– Вы, ребята, очень красивая пара, – говорю я.

– Все двери заперты? – кричит Бобби.

Джейме одними губами произносит «Извини!» и отворачивается от меня.

Бобби направляется, чтобы проверить двери, и, проходя мимо нас, шлепает Джейме по заднице.

– Эй, – кричит он кому-то, – неужели вы забыли включить сигнализацию обратно?

5

На закате съемочная группа какое-то время фиксирует на пленку безупречное вечернее небо, пока совсем не темнеет и в доме не вспыхивают огни, и тогда все мы шестеро – Бентли, Тамми, Брюс, Джейме, Бобби и я – располагаемся за гранитным столом в креслах работы Фрэнка Гери, и я скромно отодвигаюсь в сторону, когда вокруг стола кружат два оператора с ручными камерами. Затем на стол ставят тарелки, и я, хотя Бобби Хьюз являет собой препятствие между мною и тремястами тысячами долларов, впадаю в миролюбивое, доброжелательное настроение, а постоянное внимание со стороны моих новых друзей заставляет меня позабыть о некоторых неприятных моментах, в частности о том, как Джейме смотрит своими большими глазами то на меня, то на Бобби, иногда приветливо, а иногда совсем наоборот. Я охотно отвечаю на вопросы, касающиеся Хлои, – на всех явно произвел большое впечатление тот факт, что я был ее бойфрендом, – а также обложки YouthQuake и группы, из которой я ушел, и того, как я работаю с моими мышцами, и никто не спрашивает: «А кто ты такой?», или «Откуда ты?», или «Чего тебе здесь надо?» – впрочем, такие вопросы излишни, потому что все присутствующие и так это знают. Бентли даже упоминает ряд заметок, просочившихся в лондонскую прессу, в которых рассказывается об открытии клуба на прошлой неделе, и обещает мне показать потом вырезки, причем говорит он об этом явно безо всякого скрытого намека.

Все подмигивают, многозначительно косятся или шутят, адресуясь к Феликсу и режиссеру картины, но никто не ухмыляется, поскольку мы понимаем, что эта работа важна для нашей карьеры и, в конце концов, мы все в одной лодке. Я изо всех сил стараюсь изображать безразличие, пока беседа вертится вокруг того, что и кто пишет о каждом из нас, чем мы занимались в восьмидесятые годы и как фильм будет выглядеть в итоге на экране. Восторженные похвалы сделанному Брюсом ризотто переходят в разговор о бомбе, взорвавшейся в одной из парижских гостиниц на бульваре Сен-Жермен два дня назад, в то время как на заднем плане тихо звучит альбом U2 «Achtung, Baby», а мы расспрашиваем друг друга, не пострадал ли кто-нибудь из наших общих знакомых при недавнем землетрясении в Лос-Анджелесе. В доме заметно потеплело.

Иногда на довольно продолжительное время у меня даже возникает иллюзия, что я снова в Нью-Йорке, может быть, в De Silvano за большим столом, где-нибудь возле самого входа, одинокий фотограф топчется снаружи на Шестой авеню, а мы допиваем по последнему эспрессо и заказываем по рюмке самбуки, Хлоя устало просматривает счет – и почему бы Бобби не оказаться там с нами. Сегодня вечером Бобби гораздо сдержаннее всех остальных, но, судя по всему, у него все в полном порядке, и он доволен собой, и каждый раз, когда я подливаю ему в бокал прекрасное Barbaresco, он благодарит меня кивком и расслабленной улыбкой и взгляд его задерживается на мне, отвлекаясь только из-за того, что вокруг нас все время вьются операторы, осветители и ассистенты режиссера. Затем обсуждаются все вечеринки, на которые нас сегодня приглашали, и принимается решение не ходить на них и остаться дома, потому что все очень устали. Брюс закуривает сигару. Тамми и Джейме скручивают по жирному косяку. Все погружаются в мечтательное настроение, а я начинаю убирать со стола.

В кухне Бобби трогает меня за плечо.

– Слушай, Виктор, не мог бы ты оказать мне одну услугу? – спрашивает он.

– Разумеется, чувак, – говорю я, вытирая руки о самое дорогое кухонное полотенце, которое мне когда-либо случалось видеть. – Все, что ты хочешь.

– Я собирался встретиться с другом, который приехал сюда на уик-энд, – начинает Бобби.

– Вот как?

– Я должен был заехать за ним в десять, – говорит Бобби, придвигаясь ко мне поближе и глядя на свои наручные часы, – но я умираю от усталости.

– Чувак, ты выглядишь просто шикарно, – я наклоняю голову, чтобы лучше изучить его, – ну, может быть, самую малость утомленным.

– Если я закажу тебе машину, не мог бы ты сгонять в Pylos…

– В Pylos? Круто!

– …и забрать там моего друга.

Бобби стоит так близко ко мне, что я чувствую его дыхание.

Затем он кивает на Тамми, Брюса, Бентли и Джейме, которые сидят полукругом за стальной колонной перед гигантским телевизором, споря о том, какой бы фильм им посмотреть.

– Я заметил, что ты сегодня почти не пил, – продолжает Бобби. – Так что мне подумалось, ты не откажешься съездить.

– Ну, меня самую малость поколачивает после вчерашнего, но…

– Ах, вчерашнего, – бормочет Бобби, на миг отодвигаясь.

– Ладно, где этот клуб? – быстро решаюсь я, заметив его движение.

– Водитель знает, – говорит Бобби. – Он будет ждать тебя перед Pylos. Скажи швейцару, что ты мой гость, а Сэм должен находиться в VIP-зале.

– Почему бы тебе просто не внести меня в список гостей?

– Виктор, это место настолько фешенебельно, что в него не попадешь, даже если ты внесен в список гостей.

– А как я узнаю Сэма? – спрашиваю я в нерешительности.

– Он азиат, маленького роста, и его зовут Сэм Хо. Поверь, ты его ни с кем не спутаешь, – объясняет Бобби. – Он такой… театральный.

– Ладно, приятель. – И я пожимаю плечами в неподдельном смущении: – Кто он такой? – и сразу же добавляю: – Вы что, потом собираетесь круто загудеть?

– Нет-нет, он не торгует наркотиками, – успокаивает меня Бобби. – Ты что, не слышал о Сэме Хо? Он суперзнаменитая в Азии модель.

– Ах вот как, ну это круто! – киваю я.

– Не беспокойся, – говорит Бобби. – Это запланированная встреча. Все идет по сценарию.

– Да я знаю, знаю, – заверяю я его.

– Тогда вот, – говорит Бобби и вручает мне конверт, который держал в руках все это время, хотя я его почему-то не заметил. – Отдай это Сэму, он знает, что это такое. А я, ребята, подожду вас здесь.

– Клево.

– Извини, чувак, мне очень неприятно напрягать тебя, но я просто вымотан вконец.

– Слушай, Бобби, – говорю я, – кончай волноваться. Я съезжу. Я хотел попасть в Pylos с тех пор, как он открылся, – когда это было? Четыре недели назад, верно?

– Ну, он то открывается, то закрывается, типа того.

Бобби провожает меня на улицу, в мглистую ночь, где меня поджидает черный лимузин, а Феликс уже подготовил все для съемок следующей сцены.

Бобби смотрит мне прямо в глаза:

– Спасибо, Виктор, я этого никогда не забуду.

– Да что ты, чувак, это большая честь для меня.

– Можно повторить последнюю реплику? – спрашивает режиссер. – Виктор, сделай ударение на «для меня». Давайте работайте, вы в кадре.

Бобби смотрит мне прямо в глаза:

– Спасибо, Виктор, я этого никогда не забуду.

– Да что ты, чувак, это большая честь для меня.

– Ты рулишь, чувак.

– Нет, чувак, это ты рулишь.

– Да ладно. Ты рулишь, Виктор.

– Никогда бы не поверил, что сам Бобби Хьюз скажет мне, что я рулю, – шепчу я, задыхаясь от счастья. – Нет, это ты рулишь.

Бобби обнимает меня, и когда он пытается сделать шаг назад, я продолжаю обнимать его, потому что никак не могу остановиться.

Водитель выходит, чтобы открыть мне дверцу, и я узнаю в нем того самого парня, который встречал меня в Саутгемптоне (эту сцену позже вырежут). Он рыжий и выглядит очень клево.

– Слушай, Виктор… – говорит мне Бобби, когда я уже сажусь в лимузин.

– Что, чувак? – оборачиваюсь я.

– Ты говоришь по-французски? – интересуется он.

В темноте его почти не видно.

У меня уходит тридцать секунд на то, чтобы выдавить из себя:

– Un… petit реи[138]138
  Совсем немножко (фр.).


[Закрыть].

– Отлично, – говорит Бобби, исчезая во мраке. – Из нас, впрочем, тоже никто почти не говорит.

И вечер начинает близиться к своему логическому завершению.

4

В лимузине, мчащемся по направлению к Черинг-Кросс-роуд, звучит песня Everything But The Girl «Wrong»[139]139
  «Неправ» (англ.).


[Закрыть], пока я изучаю маленький белый конверт, который Бобби дал мне для передачи Сэму Хо; внутри явно прощупываются ключи, завернутые во что-то вроде записки, но поскольку я очень уважаю Бобби, мне даже и в голову не приходит открыть конверт, и вот наступает одиннадцать часов, и лимузин сворачивает на залитую дождем дорожку, где табличка с надписью DANCETERIUM и нарисованной под ней волнистой чертой направляет нас к заднему входу в Pylos. Фигуры под зонтами толпятся перед ограждением у входа, а за ограждением стоит типичный вышибала – в данном случае облаченный в рубашку в китайском стиле от Кейсли-Хейфорда, парик а-ля Мария-Антуанетта и черную куртку с надписью «ПРОШЕЛ ЧЕРЕЗ АД», вышитой на груди красными буквами, – орет в мегафон: «Ни один больше не войдет!», но тут он замечает меня, и я выпрыгиваю из лимузина, прохожу в возникающую передо мной пустоту и говорю склонившемуся ко мне вышибале:

– Я – друг Бобби Хьюза.

Громила кивает мне и поднимает веревочку, прошептав при этом что-то в рацию, и я спускаюсь по ступенькам, где сразу за дверями какая-то юная особа явно модельного типа, что сразу считывается по ее манере одеваться (наряд в духе Вивьен Вествуд семидесятых и шуба из искусственного меха), и, судя по всему, невероятно скучающая, ведет меня в VIP-зал по петляющим коридорам и проходам, тускло освещенным инфракрасным светом, которые заполнены студентами-дизайнерами, застывшими в трансе перед мерцающими узорами, изображенными там и тут по стенам, а когда мы спускаемся еще ниже, атмосфера внезапно становится влажной, и мы видим подростков, кучками столпившихся у компьютерных мониторов, и дилеров, торгующих таблетками экстази, а потом дверь захлопывается у нас за спиной и мы оказываемся на стальном подиуме, где под нами на гигантском танцполе клубится огромная толпа, и вот мы проходим мимо диджейской кабинки с четырьмя вертушками, где какой-то легендарный диджей ваяет безупречный драм-энд-бейс, ритмичный, с бухающими низами, в компании своего ученика – того самого ямайского парнишки, о котором в последнее время так много говорят, и сегодня их сет наверняка транслируют в прямом эфире сотни пиратских радиостанций по всей Англии, а золотое сияние осатаневших стробоскопов создает иллюзию того, что вся комната вращается вокруг своей оси, и я чуть не теряю равновесие, но тут моя провожатая уже впихивает меня между двумя караульными мордоворотами в VIP-зал, но когда я пытаюсь завязать с ней разговор («Популярное, судя по всему, местечко?»), она поворачивается ко мне спиной, бормоча под нос:

– Сегодня вечером я занята.

За шторкой, закрывающей проход, обнаруживается нечто, весьма похожее на зал ожидания в аэропорту, почему-то освещенный как дискотека и уставленный кабинками с обивкой из темно-красного бархата, черную стену украшает огромный плакат с лилово-призрачной надписью «ПЛОДИТЕСЬ», и с десяток топ-менеджеров звукозаписывающих компаний Соединенного Королевства в прикидах, словно позаимствованных со съемок «Безумного Макса», проводят под ним время в компании татуированных моделей из Голландии, а директора Polygram делятся бананами и распивают психокибертропные напитки вместе с редакторами глянцевых журналов, и половина прогрессивного британского хип-хоп-дуэта, облаченная в школьную девчачью форму, отплясывает с букерами из модельных агентств, литнеграми, статистами, тусовщиками и просто интересными людьми со всего мира. Папарацци охотятся за знаменитостями. В VIP-зале стоит такой холод, что зуб на зуб не попадает, и у всех присутствующих изо рта вырывается пар.

Я заказываю тасманийское пиво у одетого в велюровый смокинг бармена с глазами навыкате, который нагло пытается всучить мне косяк, заряженный кетамином, когда дает мне прикурить, а по зеркальным стенам мечутся безумные флуоресцирующие узоры, в то время как Ширли Бэсси исполняет тему из «Голдфингера» и бесконечный ролик, составленный из разных рекламных клипов Gap, крутится на видеомониторах.

Глядя на зеркальную стену, я тут же замечаю, что парень, похожий на Кристиана Бейла, который зашел следом за мной вчера в Masako, стоит рядом, и я резко оборачиваюсь и заговариваю с ним, а он раздраженно отодвигается, но тут режиссер отводит меня в сторону и шипит мне прямо в ухо:

– Сэм Хо – азиат, ты, придурок!

– Слушай, чувак, я без тебя это знаю, – говорю я, протестующе размахивая руками. – Все клево, все в порядке.

– Тогда это кто такой? – спрашивает режиссер, кивая на Кристиана Бейла.

– Я думал, что он тоже снимается, – говорю я. – Я думал, что вы дали ему роль.

– Первый раз в жизни его вижу, – отрезает режиссер.

– Ну, тогда он, эээ, мой приятель, – говорю я и машу рукой «Кристиану Бейлу».

Тот смотрит на меня как на сумасшедшего и склоняется над своим пивом.

– Вон там, – говорит режиссер. – Сэм Хо вон там.

Невероятно красивый азиатский парень примерно моего возраста с осветленными на концах волосами, в темных очках, потный и напевающий что-то себе под нос, склонившись над стойкой, поджидает бармена, время от времени утирая нос рукой, в которой зажаты деньги. Он одет в крашеную «с узлами» футболку, в вывернутые наизнанку Levi’s 501, куртку и ботинки Catepillar. Вздыхая и думая про себя: «О боже мой», я направляюсь к Сэму Хо, и, как только я бросаю на него взгляд, он тут же замечает меня и улыбается в ответ, но тут бармен проносится мимо, полностью проигнорировав Сэма, и тогда тот начинает приплясывать на месте от негодования. Опустив на кончик носа темные очки, Сэм смотрит на меня так, словно я во всем этом виноват. Я отворачиваюсь, но успеваю заметить слово «РАБ», вытатуированное на его кулаке.

– Да ладно тебе, кончай притворяться невидимым! – театрально восклицает он. У него очень сильный акцент.

– Слушай, так это, значит, ты Сэм Хо? – спрашиваю я. – Ну, типа модель?

– Ты хорошенький, но мозги у тебя явно давно спеклись, – говорит он, не глядя на меня.

– С ума сойти, – говорю я, ничуть не смутившись. – Правда, знатное местечко?

– Я бы здесь вообще навсегда прописался, – отвечает с зевком Сэм. – А сегодня ведь даже не ночь рейва.

– Это полностью меняет представление о том, что такое прикольный вечер на выезде, а?

– Перестань делать вид, что ты меня не замечаешь, зайка! – вновь кричит Сэм бармену, который опять проносится мимо, держа в руках три бутылки Absolut Citron.

– Итак, что за дела? – спрашиваю я. – Когда ожидается фетиш-вечеринка?

– В Стране Клубов каждая вечеринка – фетиш-вечеринка, дорогуша, – зевает Сэм, а затем, глядя в сторону, спрашивает: – Меня кто-то ищет? – Он рассматривает мое запястье. – Очень красивые вены у тебя.

– Спасибо, уж какие есть, – говорю я. – Слушай, если ты действительно Сэм Хо, то у меня есть для тебя письмецо кое от кого.

– Вот как? – Сэм оживляется. – Так ты у нас мальчик-посыльный?

– Грязные делишки дешевле, чем грязь[140]140
  «Dirty Deeds Done Dirt Cheap» – песня AC/DC с одноименного альбома, выпущенного в 1976 г.


[Закрыть].

– Ммм, ты еще и AC/DC цитировать умеешь, – елейным тоном добавляет Сэм. – И от кого же письмецо?

– От Бобби Хьюза, – сухо сообщаю я.

Моментально Сэм приближается ко мне так, что наши носы почти соприкасаются. Я пячусь назад и чуть не падаю.

– Осторожней, – предупреждаю я.

– Что? – спрашивает Сэм, вцепившись в меня. – Где? Где он? Он здесь?

– Послушай, ты мне сейчас рубашку порвешь! – восклицаю я, отцепляя его пальцы от моего воротника и слегка отталкивая его. – Нет, я здесь за него.

– Ах, тогда извини, – говорит Сэм, слегка отступая. – Не знаю, как тебя зовут, ты очень, очень хорошенький, но ты все же не Бобби Хьюз. – Следует пауза, а затем Сэм внезапно падает духом и отчаивается: – Слушай, ты, случайно, не его парочка теперь?

– Эй, Сэм, выбирай слова, – отрезаю я. – У меня на этот счет не все в порядке с репутацией, но в данном случае – нет.

– Где же он тогда? – вопрошает Сэм. – Где Бобби?

– Вот, – говорю я, вручая ему конверт. – Меня послали передать тебе это и…

Но Сэм меня даже не слушает. Он хватает конверт, жадно открывает его, извлекает оттуда ключи, прищуривает глаза, читая записку, а затем начинает неудержимо трястись, словно от холода, обхватив себя руками, и уголки его рта расплываются в блаженной улыбке, отчего у него становится не столь педерастический вид, и лицо его перестает дергаться и становится очень спокойным. За какую-то долю секунды он взрослеет на несколько лет.

– О-бо-же-мой! – по слогам произносит он, прижимая записку к самому сердцу. – О-боже-мой, он немногословен.

– Ты ведешь себя словно его поклонник, – замечаю я.

– Можно, я угощу тебя выпивкой? – спрашивает Сэм. – Давай я сам догадаюсь, чего ты хочешь. Какое-нибудь навороченное пиво с долькой лайма?

– Меня зовут Виктор, – сообщаю я. – Виктор Вард.

– Виктор, ты знаешь, что ты – прекрасная иллюстрация к моим подростковым грезам о парне, с которым я бы хотел переспать, если бы у меня только хватило смелости к нему подойти?

Пытаясь успокоиться, Сэм закуривает «Мальборо», а затем театрально выпускает дым изо рта.

– Мне даже трудно в это поверить, Сэм, – вздыхаю я в ответ. – Так что я тебя умоляю!

– Ты живешь у Бобби? – спрашивает он подозрительно.

– Конечно, – пожимаю я плечами. – Но он просто мой друг.

– Нет, он – бог, это ты – его друг, – поправляет Сэм. – Так это в доме на Шарлотт-роуд?

– Нет, почему, мы живем в, эээ, Хэмпстеде.

– Хэмпстеде? – Сэм снова смотрит на записку. – Но тут сказано про Шарлотт-роуд.

– Я всегда живу в гостиницах, – объясняю, – поэтому совершенно не ориентируюсь. – Помедлив, гашу сигарету. – В любом случае все это только декорации.

– Ладно, – бросает Сэм. – Скажи, ты на машине? Только не смей отвечать «нет», потому что я терпеть не могу ловить такси.

– Вообще-то, – говорю я, – нас ждет снаружи машина с водителем.

– Просто блеск, – говорит Сэм. – Только сначала нам нужно ускользнуть кое от кого.

– От кого? – спрашиваю я, обводя взглядом VIP-зал.

– Вот от тех парней, – говорит Сэм, кивая в сторону. – Не смотри на них, не смотри. Они вон под той золотой аркой – вон там. Постоянно играют со мной в какие-то странные игры.

На вид «эти парни» сильно смахивают на двух телохранителей, которые стоят бок о бок, одетые в одинаковые плащи от Armani, и делают вид, что друг друга не знают; льющийся сверху голубой свет подчеркивает размеры их бычьих голов, со всех сторон к ним липнут разнообразные жертвы моды, но они стоят как истуканы, скрестив руки на груди, и ничто не в силах вывести их из этого состояния. Взгляд их прикован к Сэму, который склонился над стойкой рядом со мной.

– Кто это?

– Мой папаша позаботился. Ему не очень нравится мой образ жизни.

– Он устроил за тобой слежку? – восклицаю я в изумлении. – Боже, а я еще думал, что это мой предок – самый крутой паникер в мире.

– Я скажу им, что пошел в туалет, и тогда, – он постукивает пальцем в мою грудь, – о, какие пекторалы, просто прелесть! – тогда я сбегу с тобой. – Засунув конверт в карман, Сэм глядит на часы и глубоко вздыхает. – Обычно они не решаются заходить в туалет вместе со мной – по очевидным причинам. Перед тем как раствориться во тьме ночной, я скажу им, что, как только получу долгожданное облегчение, повезу тебя к себе домой, мой маленький проказник. Врубился?

– Ну, по-моему, круто придумано, – говорю я, слегка кривясь.

– Какого цвета машина?

– Черный лимузин. – Я стараюсь не смотреть на телохранителей. – У шофера – рыжие волосы.

– Полный улет, – подводит итог Сэм. – Так, значит, там и встретимся. И помни – все надо проделать мухой. Они только выглядят внушительно, а так – тормоза тормозами.

– Ты уверен, что это правильное решение?

– Мне двадцать шесть, – отвечает Сэм, – и я могу делать все, что хочу. Давай оттянемся.

– Угу.

– Секи поляну, когда будешь уходить, – продолжает Сэм. – Один из этих уродов постоянно имеет при себе бутылку с соляной кислотой и пускает ее в ход не задумываясь. – Сэм выдерживает паузу. – До этого они работали охранниками в израильском посольстве.

– Это так клуб назывался, что ли?

Сэм Хо сбрасывает с лица улыбку, успокаивается и ласково проводит пальцами по моей щеке.

– Боже мой, как ты наивен, – бормочет он.

Я только собираюсь сказать ему что-то вроде: «Я часто хожу в клубы, просто предпочитаю те, где никто не достает», как он уже подскакивает к телохранителям, показывает на меня и говорит им нечто, отчего Телохранитель А заметно бледнеет, после чего они оба неохотно кивают, а Сэм уносится в сторону туалета, и тогда Телохранитель Б кивает Телохранителю А и следует за Сэмом, в то время как Телохранитель А переносит все свое внимание на меня, а я отворачиваюсь в сторону, делая вид, что обдумываю планы на будущее, и вертя в руках «Мальборо».

Затем я бросаю взгляд на Кристиана Бейла номер два, который по-прежнему стоит в футе от стойки. Наклонившись к нему, я спрашиваю: «Скажи, мы с тобой в одной и той же картине?», но он ничего не отвечает и продолжает хмуриться.