Текст книги "Гламорама"

Я стою на коленях перед Бобби, и он заставляет меня приподнять его член вверх, а затем запрокидывает мою голову назад и запихивает его ко мне в рот, и я начинаю задыхаться и давиться, но Бобби удерживает меня до тех пор, пока мышцы моей гортани не расслабятся, а затем, ухватив мою голову обеими руками, начинает трахать меня в рот, затем вытягивает член так, что внутри остается одна только головка, и вновь пихает его мне в горло до тех пор, пока моя верхняя губа не зарывается в его лобковую растительность, мой нос не прижимается к его тугому, мускулистому животу, а его яйца не упираются мне прямо в подбородок. Когда я поднимаю глаза, я вижу, что голова Бобби откинута назад так, что мне виден только его острый подбородок над обвитой вздувшимися жилами шеей. Напрягшиеся брюшные мышцы Бобби нависают надо мной, сходясь треугольником от диафрагмы к лобку, и я глажу их одной рукой, в то время как другая покоится у него на спине в том месте, где она переходит в зад, и я отчаянно сглатываю смесь моей слюны и смазки, сочащейся из отверстия в члене Бобби, и облизываю его, а затем начинаю заглатывать его конец до самого корня медленными, настойчивыми толчками, пока мой нос вновь не зарывается в потную лобковую растительность Бобби, и тогда Бобби начинает двигаться тоже, постепенно убыстряя ритм…

Вот Бобби откидывается назад и падает на кровать, увлекая меня вслед за собой и разворачивая так, чтобы я мог сосать его член в то время, как он сосет мой, и он заглатывает мой конец прямо в горло, энергично двигает головой, и каждый раз, когда мой член появляется у него изо рта, он все сильнее и сильнее покрыт слюной, и Бобби заглатывает его снова и снова, и наши бедра постепенно начинают двигаться в едином ритме. Затем Бобби перекатывается и ложится на живот, подогнув одно колено, так что его яйца растекаются по постели прямо под линией между его ягодицами, и тогда Джейме раздвигает их в стороны, и я, задыхаясь от возбуждения, наклоняюсь и целую его задницу, погружая язык прямо в анальное отверстие, а Бобби отвечает на это тем, что постепенно приподнимается, пока окончательно не становится на колени и локти, и тогда я начинаю вбуравливаться в его анус языком, чувствуя, как отверстие то слегка расширяется, то вновь сужается, и тогда Джейме становится на кровать и присаживается на корточки перед Бобби, широко раздвинув ноги, и хватает Бобби за волосы, а он пытается добраться до нее, но она садится ему на макушку, и тогда он пятится назад, пока Джейме не откидывается на постель, раскинув ноги в стороны, так что ее отверстие оказывается прямо рядом со ртом Бобби, и он начинает вылизывать его, а затем помогает Джейме встать на четвереньки и принимается вылизывать ее сзади, сдавленно постанывая при этом, потому что рот его заполнен ее складками, а я начинаю натирать анус Бобби кремом, который он вынул из ящика комода…

Я откидываюсь назад и сажусь на пятки, а Джейме наклоняется и принимается сосать мой член, поплевывая на него, пока он не оказывается густо смазан слюной, и тогда я становлюсь на колени, отталкиваю Джейме в сторону, развожу ягодицы Бобби пальцами одной руки, направляя другой мой член прямо в его отверстие, ухватываюсь руками за его бедра и медленно ввожу член, пока наконец не теряю над собой контроль и не начинаю яростно трахать Бобби, так что мой живот звонко шлепает об его задницу, и каждый раз, когда я извлекаю из него член, Джейме подталкивает меня сзади, побуждая меня вогнать его обратно. Я завожу руку под бедро Бобби и натыкаюсь там на его руку, которой он дрочит в едином ритме с движениями моего таза, и тогда я кладу мою руку поверх руки Бобби и они автоматически начинают двигаться вперед и назад в едином ритме, а я все убыстряю и убыстряю темп, дыша при этом так, что, кажется, мое сердце вот-вот лопнет, а кровь ударяет мне в лицо. «Медленнее, медленнее! – стонет Бобби. – Не кончай пока…»

Вот Бобби хватает меня за член и помогает мне ввести его в Джейме, и я всаживаю в нее член, ухватив Джейме за ягодицы, наваливаюсь на нее, складывая ее пополам, а затем начинаю яростно сосать ее груди, одновременно трахая, а Джейме при этом покачивает задом из стороны в сторону, и ее влагалище хватает меня и втягивает обратно каждый раз, когда я откидываюсь назад, и тогда я начинаю яростно всаживать в нее по самые яйца, постанывая при каждом ударе, а лицо Джейме раскраснелось, она прижимается ко мне и всхлипывает, а затем я вынимаю из нее член и разворачиваю задницей к себе, раздвигаю ее ягодицы двумя пальцами, а третий засовываю к ней в анус, в то время как Бобби густо смазывает кремом мой член, и тогда я ввинчиваю мой твердый как сталь член Джейме прямо в зад, чувствуя, как тот инстинктивно сжимается, и, не дожидаясь, когда она расслабится, я начинаю остервенело трахать ее. Бобби наклоняется, наблюдая, как мой член появляется и исчезает в заднице Джейме, а затем перемещается в изголовье кровати и там, ухватившись одной рукой за спинку, разводит ноги и выгибает таз так, чтобы Джейме могла вылизывать ему задницу, одновременно массируя свой пенис свободной рукой. Ослабив хватку на бедрах Джейме, я подкладываю одну руку под ее грудь, а другой дотягиваюсь до ее клитора и начинаю мять его между двумя пальцами, а потом ввожу эти пальцы ей во влагалище, в то время как Джейме продолжает вылизывать анус Бобби, время от времени переключаясь на его член…

Вот Джейме встает на ноги и хватает Бобби за поясницу. Затем она садится ему на член, направляя его в себя одной рукой, затем усаживается к Бобби на живот, наклоняется вперед, утыкаясь грудями в его лицо, и Бобби, схватившись за них, начинает посасывать соски. Я сажусь между ног Бобби сзади от Джейме, развожу ее ягодицы и ввожу палец ей в анальное отверстие, которое вывернуто наизнанку и расширено, потому что в это время во влагалище находится большой и толстый член Бобби. Затем я снова сажусь на пятки, чувствуя крепнущую эрекцию, раздвигаю ягодицы Джейме как можно шире, и она приподнимается на коленях так, что член Бобби практически выскальзывает из нее и внутри остается только одна головка, удерживаемая набухшими половыми губами, а затем мой пенис беспрепятственно проникает в задний проход Джейме. Тогда Джейме вновь осторожно присаживается, вводя внутрь влагалища член Бобби, а я медленно начинаю двигаться взад-вперед, причем, когда мой член практически выскальзывает наружу, член Бобби погружается до отказа внутрь, пока мы оба не чувствуем, как мышцы Джейме начинают конвульсивно сокращаться в то время, как все ее тело сотрясает оргазм…

«Давай привстань!» – говорит Бобби, и я приподнимаю задницу, а он проворно подсовывает под нее полотенце, и я сажусь обратно, ощущая выпуклость его груди и линию, разделяющую пополам его тело, а Бобби разводит мои ноги в стороны, пригибается ко мне и целует меня в губы, и его рот оказывается сильным и влажным, а он вводит сперва один, а затем два пальца в мою задницу и двигает ими, а наши тела блестят от пота, и я прижимаюсь лицом к Джейме, и она гладит меня по голове, нашептывая мне на ухо нежные слова и лаская мой отросток. «Да, да, покажи мне свой член, Виктор! – говорит Бобби. – Давай, раздвинь ноги. Шире. Приподнимись. Я хочу видеть твой зад». Он приподнимает мои бедра и раздвигает их, рассматривая отверстие. «У тебя очаровательная розовая попка, чувак. Мне нравится смотреть на нее. Хочешь, я тебя трахну?» Я оживаю и пристально смотрю на Бобби, лицо которого остается совершенно бесстрастным, и я уже совершенно не понимаю, сколько пальцев он ввел мне в анус, а он начинает совершать рукой круговые движения, погружая пальцы все глубже и глубже, пока мне не приходится схватить его за запястье и прошептать: «Полегче, чувак!», в то время как другой рукой он мнет мои соски, пока те не начинают болеть и саднить, а лицо мое утыкается куда-то в подмышечную впадину Джейме, и мне приходится изо всех сил напрягаться, чтобы не кончить чересчур рано…

– Погоди, – стону я, приподняв голову. – У тебя есть презерватив?

– Что? – спрашивает он. – Чувак, неужели для тебя это имеет значение?

– Да нет, мне наплевать, – говорю я, вновь опуская голову.

– Хочешь, чтобы я тебя трахнул? – спрашивает он.

– Да, хочу.

– Вот этим самым членом? – спрашивает он, забрасывая мои ноги к себе на плечи.

– Да, трахни меня.

И Джейме внимательно следит, как Бобби вставляет свой длинный, толстый член мне в задницу и двигает им вперед и назад, постоянно увеличивая натиск и глубину, извлекая свой орган практически до самого конца, а затем вновь вонзая его в меня, надавливая на мою простату, а я смотрю ему в глаза и кричу, и его брюшной пресс напрягается при каждом движении, и он старается притормозить себя, вцепившись руками в мои плечи, бицепсы на его руках бугрятся от усилия, лоб морщится, а лицо, поначалу такое безразличное, расплывается в довольной ухмылке. «Да, трахни его, трахни его посильнее!» – мурлыкает Джейме. Бобби продолжает наяривать членом у меня в заднице, мы оба стонем от наслаждения, интенсивность страсти нарастает, и наконец я ору от удовольствия, бьюсь в непроизвольных конвульсиях и начинаю извергать семя, которое льется мне на плечи и на грудь, в то время как Бобби продолжает сношать меня в анус, туго сжавшийся вокруг его стержня. «Да, да, чувак, давай еще!» – стонет Бобби, изливается в меня и без сил падает мне на грудь…

27

Я снова в душе, но теперь я один, и вода орошает мою кожу, а я осторожно ощупываю свое анальное отверстие, которое кажется необычно растянутым и чувствительным, скользким от крема и семенной жидкости Бобби, и плоть там слегка побаливает, словно после пирсинга. Выйдя из душа, я обтираюсь, стараясь не глядеть на свое отражение в гигантском зеркале. Затем я ищу на полочке то, что мне нужно: расческу, дезодорант, аспирин. Я заглядываю в аптечный шкафчик, но он пуст. Я начинаю открывать ящики: часы Breitling, две печатки от Cartier – одна с цитрином, другая с аметистом, – пара солнцезащитных очков с бриллиантами в оправе, флакон одеколона Ambush, баночка с увлажняющим кремом от Shiseido. В другом ящике: дюжина губной помады от Chanel, номер Harper’s Bazaar с Тамми на обложке, несколько засохших роз и – в прозрачном пластиковом пакете в глубине ящика – сложенная пополам большая черная шляпка.

Я замираю, не решаясь вынуть пакет из ящика. Что-то во мне подсказывает, что не стоит этого делать. Инстинкт, скорее всего.

Вот я уже держу пакет у себя перед глазами, стараясь не глядеть на него.

Жужжание мухи, вьющейся над моей головой, вынуждает меня все-таки посмотреть.

В пакете лежит та самая шляпка, которую Лорен Хайнд дала мне в Нью-Йорке.

Шляпка, которую Палакон велел мне взять с собой на «Куин-Элизабет-2».

Но теперь у нее вырвана с корнем подкладка.

И большая черная дыра зияет там, где прежде алела роза.

С одной стороны шляпка усеяна красными и зелеными кружочками конфетти.

Теперь я не могу заставить себя даже прикоснуться к мешку. Я непроизвольно сглатываю слюну, пока мне наконец не удается положить пакет обратно в ящик, который я тут же задвигаю на место. «Все это мне только снится, все это только кино», – повторяю я про себя, постепенно успокаиваясь, но откуда-то с задворков моего сознания доносится угрожающий мрачный хохот, который звучит словно проклятие и доносится как бы из гробницы.

Голый, сжимая в руках полотенце, я медленно вхожу в спальню, где в кровати мирным, глубоким сном спят Джейме и Бобби, прямо на простыне, пропитанной нашим потом, хотя в комнате стоит такой холод, что зуб на зуб

эта комната – западня. Не стоит спрашивать ничего про шляпку. Вопрос про шляпку – это большая черная гора, а комната – это западня. Фото твоего бесстрастного лица на обложке журнала. Пистолет, лежащий на ночном столике, покрытом изморозью. В этой комнате – зима, и эта комната – западня

не попадает, а изо рта у меня вырываются клубы пара, а я все смотрю и смотрю на спящих Джейме и Бобби.

На плече у Бобби – татуировка, черная и бесформенная, которую я никогда не замечал прежде.

Флэшбэк с «Куин-Элизабет-2», монтаж с перебивками стробоскопом.

Запах океана, октябрьское утро, Атлантика, медленно проплывающая за бортом, полночь, встреча с Мариной возле Club Lido, голос ее, хриплый от слез, дымовые машины, темный силуэт Марины на фоне шкафчика в ванной, какой застенчивой была она возле ограждения, как решительно она расхаживала по моей каюте, с капюшоном парки, наброшенным на голову.

Лицо Марины скрывали пряди волос. И капюшон парки.

Над правой лопаткой у нее была татуировка – черная и бесформенная.

Этой татуировки не было там в утро нашей первой встречи.

В ту ночь ты так и не разглядел лица Марины.

– Ты должен поехать в Лондон, – прошептал голос.

В ту ночь у тебя так и не появилась возможность прикоснуться к ее телу.

Ты понимаешь, что тайное стало явным.

Незапланированная остановка в пути.

Кто-то взошел на борт корабля.

Девушка, которую тебе не удалось спасти, была обречена.

Теперь тебе все ясно, но лучше продолжать делать вид, что ты по-прежнему недоумеваешь.

«Самое важное – это то, о чем ты даже не догадываешься…» Вот что тебе сказал режиссер.

Я одеваюсь и, пошатываясь, выхожу из спальни.

Когда я оборачиваюсь и гляжу на дом, он стоит у окна спальни. Он смотрит на меня. Он прикладывает палец к губам. Он говорит: «Тсс!»

26

Поскольку метро открывается только в полшестого, я бесцельно брожу в утреннем тумане, иногда подолгу останавливаясь постоять, прислонившись к стене, пока наконец автоматические таймеры не выключают фонари, и клубы не закрываются, и какой-то встречный, больше смахивающий на привидение, не одаряет меня ядовитой улыбкой, разминувшись со мной, но высотные здания из стекла и бетона постоянно меняют очертания за пеленой тумана, и я бреду куда-то, не знаю куда, но когда присматриваюсь, оказывается, что я направляюсь к Эйфелевой башне, через Марсово поле, затем по Йенскому мосту пересекаю Сену и в конце концов прохожу мимо дворца Шайо. Голубь вылетает из тумана, оставляя за собой клубящийся след. Внезапно я замечаю двойника Кристиана Бейла, который стоит, прислонившись к «мерседесу».

– Виктор? – спрашивает он с каменным лицом, но видно, что он подавлен. На нем черный кардиган, высокие сапожки со шнуровкой и пальто от Prada.

Не говоря ни слова, я подхожу к нему, улица сплошь усыпана конфетти, а мы со всех сторон плотно укутаны туманом.

– С вами кое-кто хочет поговорить, – заявляет он.

Я киваю в ответ и, не ожидая особого приглашения, лезу в «ситроен», падаю на заднее сиденье, сворачиваюсь в комок и начинаю поскуливать, а машина тем временем трогается с места. Двойник Кристиана Бейла просит меня не психовать. Он говорит что-то о наметившемся повороте в моей судьбе. Но я не обращаю на него никакого внимания и слушаю его не больше, чем стал бы слушать кирпичную стену, дерево или кучу песка. Наконец я задаю нелепый вопрос: «А вы хоть знаете, кто я такой?» в это время по радио звучит какая-то песня, идеально подходящая к моей ситуации, – то ли «Don’t Fear The Reaper»[152]152
  «Не бойся мрачного жнеца» (англ.) – песня группы Blue Öyster Cult с альбома «Agents of Fortune» (1976). Также см. с. 628.


[Закрыть], то ли «I am a Believer»[153]153
  «Я верующий» (англ.) – песня Нила Даймонда, ставшая в 1966 г. хитом в исполнении группы The Monkees.


[Закрыть].

Гостиница на авеню Клебер.

Я иду за двойником Кристиана Бейла по коридору, стены которого увешаны фотографиями знаменитостей – преимущественно мертвых, но я такой сонный, что с трудом поспеваю за ним, а лампочки у нас над головой стильно помигивают, и вот, дойдя до конца коридора, мы оказываемся перед дверью, покрытой тонким слоем изморози.

Внутри комнаты приглушенное освещение, посредине стоит стол, а за столом, закинув ногу на ногу и дымя сигаретой, восседает Ф. Фред Палакон, за спиной у которого беззвучно мерцает телевизор, настроенный на Sky-TV.

Мне не удается скрыть замешательство.

– Привет, Виктор, – говорит Палакон. – Как наши делишки? – спрашивает он угрожающе. – Вы меня, вообще-то, хоть вспоминаете?

Двойник Кристиана Бейла закрывает дверь в комнату, а затем запирает ее.

Палакон делает мне знак сесть на край кровати. Когда я сажусь к нему лицом, он перекладывает ноги с одной на другую и окидывает меня недоброжелательным взглядом. В гостиничном номере стоит ужасный холод, и я растираю руки, чтобы не замерзнуть.

– Я… потерялся, – мямлю я стыдливо.

– Ну, не совсем, – отзывается Палакон. – Строго говоря, вы вовсе не «потерялись», но в несколько более широком смысле ваше заявление содержит в себе долю истины.

Я смотрю на ковер, разглядывая проступающий на нем узор, и продолжаю растирать руки, чтобы не замерзнуть.

– Вижу, вы завели себе целую толпу знакомых, – говорит Палакон. – Я ничуть не удивлен. Такой модный, перспективный и симпатичный молодой человек, как вы, долго в Париже в одиночестве не останется. – Эту фразу он произнес так резко, что я вздрогнул и отвел глаза. – Смотрю, вы загорели?

– Палакон, я…

– Мистер Вард, прошу вас, помолчите, – предупредил Палакон. – Пока, по крайней мере.

– Палакон, ты ни разу не позвонил мне, пока я был в Англии, – поспешно выпалил я. – Что мне оставалось делать?

– Не позвонил, поскольку мне сообщили, что вы так и не заселились в Four Seasons, – резко парирует Палакон. – Как мы могли вам позвонить, если не имели ни малейшего представления о том, где вы находитесь?

– Но… но это неправда, – говорю я, выпрямляясь. – Кто это тебе сказал? То есть хочу сказать, о чем таком ты говоришь, Палакон?

– Я говорю о том, что не имеется никаких свидетельств того, будто вы когда-либо останавливались в лондонском Four Seasons, – отвечает Палакон. – Я говорю о том, что, когда мы попытались связаться с Four Seasons, нам ответили, что ни мистер Виктор Вард, ни мистер Виктор Джонсон не останавливались там. – Ледяная пауза. – Что с вами случилось, Виктор?

– Но я заселился туда! – протестую я. – Шофер, который встречал меня в Саутгемптоне, видел, как я туда заселился.

– Нет, Виктор, – говорит Палакон. – Шофер видел, как вы вошли туда. Он не видел, заселились вы или нет.

– Но это неправда, – бормочу я.

– Все попытки войти с вами в контакт в отеле Four Seasons оказались бесплодными, – говорит Палакон, испепеляя меня взглядом. – Когда мы в конце концов попытались установить с вами контакт физически, обыскав гостиницу, мы не нашли вас там.

– Спросите у него, – говорю я, показывая на двойника Кристиана Бейла, стоящего рядом. – Он следовал за мной повсюду с того момента, как я появился в Лондоне.

– Не повсюду, – говорит Палакон. – Он потерял вас в ту ночь, когда вы отправились в Pylos, и не мог вас найти вплоть до следующего вечера, когда вы объявились в опере. – Пауза. – В компании Джейме Филдс. – (Я ничего не отвечаю.) – В связи с вашим поведением мне пришлось существенно повысить его гонорар.

– Палакон, – начинаю я, – мне уже наплевать на деньги. Я просто хочу выбраться отсюда.

– Это очень благородно с вашей стороны, мистер Вард, но нам требовалось, чтобы вы увезли Джейме Филдс из Лондона и доставили ее обратно в Штаты, – говорит Палакон. – Никаких прогулок в Париж. Так что и мы сейчас говорим уже не о деньгах.

Снова опуская глаза, я бормочу:

– Да, я отправился в Париж, я отправился в Париж, я признаю это, признаю…

– Да, но почему вы… – Палакон вздыхает, смотрит на потолок, кривой и грязный, а затем, с поскучневшим лицом, вновь поворачивается ко мне. – Почему вы в Париже, мистер Вард?

Я продолжаю бормотать:

– Да, я отправился в Париж, я отправился в Париж…

– Мистер Вард, – рявкает Палакон. – Прошу вас!

– Что вам еще обо мне известно? – спрашиваю я. – Как вы нашли меня?

Палакон вздыхает снова, гасит свою сигарету, приглаживает ладонями свой щегольский пиджак.

– Поскольку вы как-то упомянули, что собирались отправиться в Париж с девушкой, с которой познакомились на корабле, мы решили проверить и эту теорию.

– Кто такие «мы», Палакон? – нерешительно интересуюсь я.

– Вас смущает третье лицо?

– Какое… третье лицо?

– Мистер Вард, какова ситуация в настоящее время?

– Ситуация… ситуация в настоящее время… в настоящее время… – У меня перехватывает дыхание, я пытаюсь придумать что-нибудь и в конце концов сдаюсь: – Ситуация в настоящее время вышла из-под контроля.

Палакон обдумывает полученную информацию.

– Это очень плохо. – После минутной задумчивости он мягко интересуется: – Можно ли исправить положение дел?

– В каком… в каком смысле? – спрашиваю я. – Исправить положение дел? Я же сказал, что ситуация вышла из-под контроля.

Палакон проводит рукой по столу, за которым сидит, а затем, после долгой паузы, спрашивает:

– Можете ли вы как-то это исправить?

– Не знаю. – Я сижу на краю кровати, и мои руки и ноги немеют, и я уже почти их не чувствую. – Не уверен…

– Хорошо, начнем с вопроса, доверяет ли она вам, – интересуется он. – Хочет ли она поехать с вами? Хочет ли она вернуться в Штаты? – Еще одна пауза. – Любит ли она вас по-прежнему?

– Мы… мы были близки с ней, – говорю я глухим голосом.

– Итак, вы теперь вместе. Как мило. Как, – он наклоняет голову вбок, – как кстати.

– Палакон, по-моему, ты просто не в курсе происходящего, – говорю я, сглотнув слюну. – По-моему, мы снимаемся в разных фильмах, – добавляю я осторожно.

– Я всего лишь прошу увезти Джейме Филдс из Парижа. Я всего лишь прошу привезти ее в Нью-Йорк. Мне наплевать, как вы это сделаете. Пообещайте ей все, что захотите, пообещайте, что женитесь на ней, украдите ее – все, что угодно.

Я выдыхаю клубы пара:

– У нее есть… бойфренд.

– Что-то раньше это вам никогда не мешало, мистер Вард, – говорит Палакон. – Кто это? С кем она встречается? С кем-то из живущих в том же доме? Это не Брюс Райнбек. И это не может быть Бентли Харрольдс.

– Это Бобби Хьюз, – глухо отзываюсь я.

– Ах да, разумеется, – говорит Палакон. – Его-то я и позабыл.

– Разве это возможно? – смущенно интересуюсь я.

– Это зависит от того, на какой планете кто живет, Виктор. Очень даже возможно.

Долгое молчание.

– Есть одна маленькая проблема, Палакон.

– Если маленькая, то это не проблема, мистер Вард.

– И все же я думаю, что это проблема, – говорю я еле слышно.

– Просто привезите Джейме Филдс обратно в Штаты, – говорит Палакон. – Это все, что от вас требуется.

– Есть одна маленькая проблема, – повторяю я.

– Мое терпение лопнуло в ту же минуту, когда я увидел вас, мистер Вард. Так что это за проблема?

– Дело в том, что… – говорю я, наклонившись поближе, чтобы подчеркнуть важность моих слов, непроизвольно улыбаюсь и шепчу, чувствуя, как замерло мое сердце, – дело в том, что они все убийцы.

Палакон устало вздыхает:

– Вечно у вас какие-то оправдания, мистер Вард. Вы ведь способны гораздо на большее. Ну почему вы такой ленивый?

Спокойно и внятно я пытаюсь объяснить ему все, что происходит: как они запоминают карты, пароли, предупреждающие сигналы, расписания самолетов, как они учатся разбирать, собирать и заряжать множество моделей легкого стрелкового оружия – М-16, браунинги, «скорпионы», РПГ, калашниковы, отрываться от слежки, как в один день они уничтожили в компьютерных системах все, что могло пролить свет на их отношения с Ливией. Я рассказываю Палакону о детальных планах американских и израильских посольств, которые валяются по всему дому, о том, что в любое время в ящике рядом с тренажерным залом можно найти не менее трех миллионов долларов наличными, о том, что мы знаем некоторых людей только по кличкам и что посредники очень часто обедают у нас дома, а еще что мы устраиваем очень много вечеринок. Я рассказываю Палакону о том, как изготовляются фальшивые паспорта, и о том, как эти паспорта постоянно уничтожаются и сжигаются, как Бобби постоянно путешествует то в Белград, то в Загреб, запрашивая визы в Вене, и как там протекают срочные переговоры, сопровождаемые визитами в различные пригородные виллы. Как мне постоянно представляют одного или другого молодого палестинца с «тяжелым прошлым» или кого-нибудь, кто частично потерял зрение после взрыва израильской «почтовой бомбы», или заблудших патриотов, людей, которые объясняют мотивы своего отказа идти на любые уступки, или красивых мужчин, которые хвастаются заключенными ими тайными союзами.

Я рассказываю Палакону о взрыве у Института политических наук, о взрыве в кафе Flore, о взрыве в поезде метро на Пон-Ройяль. Рассказываю Палакону о машине, набитой сто двадцатью фунтами взрывчатки, которая скатилась с горки в Лионе и врезалась в здание полицейского участка, убив восьмерых, четверо из которых были детьми, и ранив пятьдесят шесть человек. Рассказываю о попытке взорвать Лувр, о том, как Джейме Филдс отравила бассейн в отеле Ritz, об обсуждениях шепотом номеров рейсов TWA, вылетающих из аэропорта имени Шарля де Голля, о том, как создаются новые номера социального страхования, как производят аэрофотосъемку интересующих объектов, как устраняют неугодных людей. Рассказываю Палакону об одной хаотичной вечеринке, затем еще об одной, и я тискаю в руках плед, и все, что я говорю, кажется мне таким несущественным, что я вспоминаю девиз баскского сепаратистского движения, который мне показал один из сценаристов, – он был записан у него в красном блокноте на спиральке: «Действие объединяет. Слова разъединяют».

Палакон внимательно рассматривает меня. Он вздыхает, а затем вздыхает еще несколько раз в течение чуть ли не целой минуты.

– Если даже я поверю вам, мистер Вард, а я от этого еще очень далек, какое отношение это все имеет к…

– Послушай, это правда, это не мои выдумки! – кричу я. – Я не настолько хороший актер.

– Я вовсе не говорю, что вы все это выдумали, Виктор, – говорит Палакон, пожимая плечами. – Однако я думаю, что у вас, похоже, оказалось более живое воображение, чем я предполагал вначале. Может быть, вы смотрели слишком много фильмов, мистер Вард.

И тут что-то внезапно озаряет меня. Мрачное воспоминание.

– Шляпка, – говорю я. – Шляпка оказалась у них.

Палакон бросает взгляд на двойника Кристиана Бейла, затем вновь смотрит на меня.

– Что вы хотите сказать? – спрашивает он неуверенно.

– У них оказалась шляпка, – говорю я. – Та, что вы просили меня привезти.

– Да? – задумчиво переспрашивает Палакон. – Объясните, что вы, собственно говоря, имеете в виду?

– Я нашел шляпку, которую Лорен Хайнд дала мне, – говорю я. – Она оказалась в их ванной. В ванной Джейме и Бобби.

– Ничего не понимаю, – говорит Палакон. – Вы дали ее им?

– Нет. Не давал.

– Но… – Палакон ерзает в кресле, пока наконец не расправляет спину и не садится прямо.

В воздухе повисает какое-то новое, зловещее предчувствие.

– Что вы имеете в виду? Как она оказалась у них?

– Не знаю, – говорю я. – Она исчезла из моей каюты на «Куин-Элизабет-два», – говорю я. – Я нашел ее час назад в ящике у них в ванной, – говорю я.

Палакон встает и начинает расхаживать, нахмурившись. На его лице явно написано, что это обстоятельство меняет все.

Двойник Кристиана Бейла стоит, наклонившись и упершись руками в колени, и пыхтит.

Все внезапно начинает видеться под другим углом, границы между кадрами стираются, и выглядит это жутковато.

– Палакон? – спрашиваю я неторопливо. – Почему эта шляпка имеет такое значение?

Ответа не следует.

– Почему Лорен Хайнд дала мне эту шляпку? – спрашиваю я. – Чем шляпка так важна, Палакон?

– А кто говорит, что важна? – спрашивает Палакон раздраженно-рассеянно, продолжая расхаживать по номеру.

– Палакон, – вздыхаю я. – Не знаю, кто я такой, но уж точно не идиот. – Теперь и я тоже так испуган, что мои нервы начинают сдавать. – Мне нужна помощь. Вы должны помочь мне выбраться отсюда. Мне уже наплевать на деньги. Они убьют меня. Я серьезно, Палакон. Они убьют меня.

В панике я скрючиваюсь на краю постели, представив свой труп, лежащий на пляже, – кому-то показалось, что так будет «эффектнее», – дует легкий бриз, середина дня, чья-то фигура скрывается в скалах.

– Меня здесь даже не должно было быть – сраный боже! – меня здесь даже не должно было быть!

– За вами никто не следил? – говорит Палакон. – Пожалуйста, успокойтесь, мистер Вард.

– Я не могу, – завываю я, все еще скрючившись и раздирая на себе одежду. – Я не могу, не могу, не…

– Мистер Вард, у вас есть кто-нибудь, на кого вы можете положиться? Кто-нибудь, с кем бы мы могли связаться?

– Нет, нет, нет, никого у меня нет…

– А ваша семья? Ваши родители? Может быть, связаться с ними? Может быть, они помогут вам деньгами? Им известно, где вы находитесь?

– Нет, – шепчу я. – Моя мать умерла. Мой отец… я не могу втягивать моего отца во все это.

Палакон внезапно перестает расхаживать по номеру.

– Почему? – спрашивает он. – Возможно, если вы позволите нам связаться с вашим отцом, он приедет сюда и мы решим вместе с ним, как вытащить вас из всей этой истории…

– Палакон, о какой истории речь? Что это значит – «история»? И я не могу, не могу втягивать моего отца…

– Но, Виктор, почему вы не можете, как вы выражаетесь, «втягивать» вашего отца?

– Палакон, ничегошеньки ты не понимаешь, – шепчу я.

– Мистер Вард, я пытаюсь помочь вам…

– Я не могу, не могу, не могу…

– Мистер Вард! – кричит Палакон.

– Мой отец – сенатор США! – кричу я в ответ, глядя ему прямо в лицо. – Мой отец – гребаный сенатор США. Вот почему я не могу его втягивать, Палакон! – ору я. – Понял? Ты понял?

Палакон молча выслушивает это. Слегка встревоженный, он задумывается, прикрыв глаза. Волны облизывают труп, лежащий на берегу, а вдалеке смуглые мускулистые серфингисты мчатся на гребне зеленой волны под палящим солнцем, стоящим в самом зените, а вдалеке за ними остров – валуны, лесные заросли и старая гранитная каменоломня, запах соли, и на этом острове еще одна фигура скрывается в скалах, а затем наступает ночь.

– Так ваш отец – Сэмюель Джонсон? – спрашивает Палакон.

– Да, – цежу я, с ненавистью глядя на него. – Неужели вы не знали этого, когда только вышли на меня?

– Нет, не знали, – говорит Палакон тихо и даже как-то виновато. – Но теперь, – тут он прокашливается, – я все понимаю.

– Ничего-то ты не понимаешь, – говорю я невпопад, покачивая головой, словно упрямый ребенок. – Ничего-то ты не понимаешь.

– Виктор, нет никакой нужды объяснять мне, кто ваш отец, – говорит Палакон. – Мне кажется, что я все-таки понимаю. – Он снова делает паузу. – Поэтому я также понимаю, что из-за данного обстоятельства ситуация становится гораздо более… эээ… деликатной.

Я начинаю хихикать:

– Деликатной? Ситуация становится гораздо более деликатной?

Я перестаю хихикать и всхлипываю.

– Виктор, мы можем помочь вам, я думаю…

– Я в западне, в западне, в западне, и они меня убьют…

– Мистер Вард, – говорит Палакон, становясь рядом с кроватью на колени и склоняясь ко мне. – Прошу вас, мы вам поможем, но…

Когда я пытаюсь обнять его, он мягко отталкивает меня.

– …но вы должны вести себя так, словно ничего не произошло. Вы должны делать вид, что ничего не знаете. Вы должны продолжать играть в эту игру, пока я что-нибудь не придумаю.