Текст книги "Гламорама"

– Предполагалось, что эту сцену вы сыграете, гм, очень нежно, – объясняет он, опуская темные очки. – Вы оба любите Брюса. Вы не хотите сделать ему больно. Брюс – твой жених, Тамми. Брюс – твой лучший друг, Виктор. – Режиссер выдерживает многозначительную паузу. – Но ваша любовь, эта захватившая вас обоих страсть, слишком сильна. Вы больше не можете хранить ее в тайне от Брюса. Я бы настаивал именно на том, что времени ждать больше не осталось, – вы все поняли, дорогуши?

Тамми молча кивает, сжав кулаки. Я говорю режиссеру:

– Согласен.

– Знаю, – говорит режиссер. – Это хорошо.

Затем режиссер отходит от нас и недолго совещается с оператором Феликсом. Я поворачиваюсь к Тамми, и тут кто-то выкрикивает: «Мотор!» Микрофон на «журавле» тут же повисает у нас над головами.

Мне приходится улыбнуться и протянуть руку, чтобы прикоснуться к руке Тамми. Ей приходится улыбнуться мне в ответ, что дается ей с некоторым трудом.

– Холодно, – говорит она, дрожа.

– Да, – отвечаю я. – А тебе нельзя мерзнуть.

– Пожалуй что нельзя, – говорит она безразлично. – Извини меня за вчерашний вечер.

– Где Брюс? – спрашиваю я. – Что за дела, зайка?

– Ох, Виктор, перестань, пожалуйста, – вздыхает Тамми. – Он уехал в Афины. Я не хочу, чтобы он когда-нибудь вновь вставал между нами. Я расскажу ему все, когда он вернется назад. Все, я тебе обещаю.

– Он уже и так все подозревает, – говорю я. – Какое это теперь имеет значение?

– Если бы я только могла повернуть время вспять, – говорит она, но в голосе ее не слышно особой печали.

– Могу ли я поверить в волшебство в твоем дыхании? – Наклоняюсь, чтобы поцеловать ее.

– Ты знаешь, что ты можешь[149]149
  В диалоге цитируется песня «Will You Still Love Me Tomorrow?» Кэрол Кинг и Джерри Гоффина, получившая популярность в исполнении вокальной группы The Shirelles (1961), а впоследствии спетая как «Will You Love Me Tomorrow» и самой Кинг (альбом «Tapestry», 1971).


[Закрыть].

Режиссер восклицает:

– Стоп!

Он подходит к нам и снова приседает рядом с Тамми.

– Зайка, – спрашивает он, – с тобой все в порядке?

Тамми не в состоянии даже кивнуть, она молча пытается почесать какое-то место у себя на спине, до которого не может дотянуться.

– Все дело в непринужденности, зайка, – говорит он, снова опуская свои темные очки.

Тамми фыркает, говорит: «Я знаю», но она не знает, к тому же она дрожит слишком сильно для того, чтобы продолжать съемки, поэтому режиссер отводит ее в сторонку, и пока они уходят подальше от съемочной группы, видно, как Тамми продолжает кивать, пытаясь прийти в чувство. Стуча зубами, я закуриваю сигарету, покосившись на Сену, повсюду в воздухе пахнет дерьмом, Лувр тянется рядом с нами, длинный и скучный, и мне представляется, как мимо проезжает «СААБ» с пуделем, восседающим рядом с водителем. У меня снова затекла нога.

Тамми продолжает коситься на меня, проверяя, не забыл ли я о графике, но я помню и уже сверяю время по часам, которые мне вручил вчера вечером один из членов французской съемочной группы.

Это электронные часы, и на них 09:57.

Кто-то из французской группы проносится мимо на роликовых коньках, затем притормаживает, чтобы я заметил его, кивает и окончательно уносится прочь.

Я встаю, выкидываю сигарету, подхожу к стулу режиссера и беру лежащий за ним черный рюкзачок от Prada.

– Мне нужно в туалет, – говорю ассистенту продюсера.

– Клево, – пожимает он плечами, разглядывая татуировку у себя на бицепсе: какая-то музыкальная фраза, записанная нотами. – Жизнь есть жизнь.

Я беру рюкзачок и направляюсь к главному входу в музей, достигнув его ровно в 10:00.

В соответствии с инструкциями я надеваю наушники плеера на голову, настраиваю громкость, а сам плеер вешаю на пояс брюк.

Я нажимаю на кнопку «воспр.».

Вступление из «Болеро» Равеля начинает звучать в наушниках.

Я ступаю на эскалатор.

Черный рюкзачок следует положить в одну из трех телефонных будок в круглом зале у входа на эскалатор в направлении улицы Риволи.

От первых звуков «Болеро» до сокрушительных тарелок в коде – 12 минут 38 секунд.

В 10:01 должен включиться часовой механизм бомбы.

Я разворачиваю план, чтобы понять, куда мне нужно идти.

В конце эскалатора меня поджидают шестеро киношников из французской группы, включая режиссера, – все одеты в черное, все мрачно-торжественны.

Режиссер ободряюще кивает мне из-за спины оператора со «Стедикамом». Он хочет, чтобы весь этот эпизод был отснят непрерывным планом. Режиссер делает мне знак снять темные очки, о которых я совсем забыл, пока ехал на эскалаторе.

Я медленно пересекаю Наполеоновский зал, «Болеро» звенит в моих наушниках, я стараюсь шагать в такт с музыкой и считать сделанные мною шаги, рассматривать пол под ногами, загадывать желания.

В 10:04 в поле моего зрения появляются будки.

В 10:05 я кладу рюкзачок к себе под ноги и делаю вид, что звоню из телефона, который принимает кредитные карточки.

В 10:06 я смотрю на часы.

Я ухожу от телефонных будок в сопровождении идущей следом съемочной группы.

Затем мне полагается остановиться возле ларька и купить кока-колу, что я и делаю, но, глотнув из банки только один раз, тут же выбрасываю ее в урну для мусора.

Я направляюсь обратно в зал, съемочная группа следует за мной, оператор со «Стедикамом» идет впереди.

10:08. «Болеро» становится все более настойчивым, ритм его крепнет и словно убыстряется.

Но тут внезапно съемочная группа останавливается, и я тоже притормаживаю.

Посмотрев на них, я замечаю изумление на их лицах.

Оператор со «Стедикамом» тоже замирает и отрывается от видоискателя.

Кто-то трогает меня за руку.

Я срываю наушники с головы и в панике оборачиваюсь.

Это ассистент продюсера из американской съемочной группы.

Молодая девушка, похожая на Хизер Грэм. Озабоченное выражение у нее на лице забавным образом сменяется облегчением. Она запыхалась, поэтому улыбка дается ей с трудом.

– Вы оставили это в телефонной будке, – говорит она, протягивая мне рюкзачок от Prada.

Я смотрю на рюкзачок.

– Виктор, – говорит она, посмотрев сперва на членов французской группы, а затем на меня, – они готовы переснять эту сцену. Тамми, похоже, эээ, оправилась. – Мертвая тишина. – Виктор? – спрашивает она. – Возьмите. – И вручает мне рюкзачок от Prada.

– Ах… ну да, разумеется. – И я беру рюкзачок и тут же передаю его ассистенту продюсера из французской бригады.

Трясущимися руками ассистент продюсера берет рюкзачок и передает его режиссеру.

Режиссер бросает взгляд на рюкзачок и тут же возвращает его обратно ассистенту, который вздрагивает.

– Кто эти люди? – спрашивает девушка и улыбается, ожидая, что ее сейчас представят.

– Что? – спрашиваю я, не слыша собственного голоса.

– Что происходит? – спрашивает она несколько более настойчиво, но по-прежнему улыбаясь.

Режиссер щелкает пальцами, и ему тут же подают мобильный телефон. Он откидывает крышечку, нажимает на кнопки и, отвернувшись в сторону, бормочет в трубку что-то по-французски.

– Какие люди? – спрашиваю я, запинаясь. – Вы о ком?

10:09.

– Это съемочная группа, – говорит она, а затем, наклонившись, шепчет мне на ухо: – Ну эти, которые у вас за спиной стоят?

– А, эти? – Я оборачиваюсь. – Не знаю, они вдруг пошли за мною следом, – говорю я. – Понятия не имею, кто они такие.

Слышно громкое дыхание французского ассистента продюсера, видны расширившиеся от страха зрачки.

«Болеро» звучит все громче и громче.

Бесконечное количество возможностей открывается перед нами.

Тишина. Я слышу даже малейшие шорохи.

– Виктор, пойдемте, – говорит девушка, – нас ждут.

Она берет мою руку своей маленькой ручкой.

Я смотрю на режиссера. Он сухо кивает мне.

На эскалаторе я оборачиваюсь.

Французы уже исчезли.

– Почему они забрали ваш рюкзак, Виктор? – спрашивает девушка. – Вы с ними знакомы?

– Эй, зайка, – устало отзываюсь я. – Расслабься. Все под контролем.

– Но, Виктор, почему все же эти люди забрали ваш рюкзак? – спрашивает она.

«Болеро» заканчивается.

Лента в плеере автоматически останавливается.

Я даже не решаюсь посмотреть на часы.

Возле пирамиды Тамми бросает на меня насмешливый взгляд и смотрит на свои часы. Она действительно выглядит оправившейся.

– Заблудился, – говорю я, пожимая плечами.

С моего места я вижу, как где-то в туманной дали ассистент продюсера, похожая на Хизер Грэм, уже беседует с режиссером и Феликсом и оба они время от времени бросают на меня подозрительные взгляды, шепчутся, источая холодное беспокойство, а конфетти разбросаны повсюду, причем некоторые из них просто падают сверху, но я уже почти ни на что не обращаю внимания. Я мог бы лежать на пляже в Малибу, подложив под себя полотенце. А год мог бы быть 1978-м или 1983-м. В небе могли бы кишмя кишеть космические корабли. Я мог бы быть одинокой девушкой, которая обматывает шарфиком лампу у себя в комнате в общежитии. Всю неделю мне снились сны, состоявшие исключительно из кадров, снятых со взлетающего вертолета, и в них фигурировало огромное металлическое помещение, посреди которого плавали золотистые и белые буквы, образовывавшие надпись «ПО ТУ СТОРОНУ». Кто-то из киношников сует мне в руки бубен.

29

Сегодня вечером все съехались в Виндзорский зал на втором этаже отеля Ritz. Среди присутствующих: Кристен Макменами, Стинг и Труди Стайлер, Кейт Мосс, Дженнифер Сондерс, Брайан Ферри, Тина Тернер, Донателла Версаче, Джон Бон Джови, Сьюзи Бик, Надя Ауэрман в коктейльном платье из взбитых кружев, Мари-Софи Уилсон вся в ярко-розовом, кучка новых русских, знаменитый продюсер – только что не то из тюрьмы, не то из наркологической клиники, а впрочем, какая разница? Откормленный мопс бродит по комнате, отчаянно стараясь не попасть никому под ноги. У меня нет ни малейшего представления, в честь чего организована эта вечеринка, хотя, скорее всего, это презентация нового парфюма под названием «Пандемониум». Я чувствую, что у меня заржавели все суставы, что я вот-вот рухну в обморок, у меня пересохло во рту оттого, что я вечно глотаю ксанакс. Мы провели весь день на яхте, где постоянно участливо кивали, выслушивая друг друга. Потом завалился Орибе и сделал нам всем прически. Закуривая сигарету, я машинально отмечаю, что кто-то стоявший в дальнем углу упал в обморок.

Джейме надела – против своей воли – ярко-желтый шелковый кринолин под леопарда, на чем сильно настаивал Бобби, и она беседует с Шалом Харлоу и Сесилией Ченселлор, и все трое устало хихикают, а Сесилия в черном поло и джинсах с низкой талией, и она слегка оглохла на правое ухо, потому что ее парень весь день бегал за ней и взрывал петарды у нее под самым ухом.

Когда Джейме наконец бросает взгляд на меня, то я читаю в этом взгляде: Ты. Совсем. Один.

Некто с блондинистыми дредами и острым подбородком требует пива у меня за спиной.

Бертран Риплэ подходит к Джейме, целует Шалом, обнимает Сесилию за талию, бросает на меня украдкой взгляды.

Но мое внимание все время отвлекает то муха, кружащая над гигантской серебряной миской, до краев наполненной черной икрой, то слабый, но отчетливый запах дерьма, висящий в комнате («Чувствуете, чем-то пахнет?» – спрашиваю я самых разных людей. «Разумеется!» – кивают они с понимающим видом), то проходящий мимо парень в белом лабораторном халате, то диаграммы ракет и распечатанные документы с пометкой «Совершенно секретно», которые разбросаны на столе в одной из спален верхнего этажа в том самом доме то ли в восьмом, то ли в шестнадцатом аррондисмане, то девушка с зонтиком, которая прислонилась к стене рядом со мной и то и дело стонет: «Как это démodé!»[150]150
  Старомодно (фр.).


[Закрыть] или «Это же прошлый сезон!».

– Как-то все это неярко, – соглашаюсь я, дрожа от холода.

– Боже мой, как вы жестоки! – вздыхает она, крутя в руках зонтик, и покидает меня танцующей походкой.

Я простоял в одной позе так долго, что у меня затекла нога.

Ко мне подходят некто Эдгар Камерон – мой случайный знакомый по Нью-Йорку, которого я не видел с прошлого Рождества, и его подружка Джулия – модно одетая пустышка, которую я трахал вскоре после того, как начал жить с Хлоей; она делала мне знаки уже несколько раз с начала вечеринки, и поскольку я стою совсем один, с бокалом шампанского в руке, и явно стараюсь не падать духом, я оказываюсь первейшим кандидатом для атаки. Джулия рассказывает мне, что у Эдгара имеется безволосый кот и случаются такие запои, что однажды он съел «на спор» белку, пойманную им в сквере на Мерсер-стрит. Я чмокнул Джулию так, словно я действительно был рад этой встрече и намеревался придать ей развитие.

– Я должен тебе деньги, Виктор, – виновато сообщает Эдгар, подойдя ко мне. – Я знаю, я знаю, я должен тебе, эээ, пару сотен. Франки возьмешь?

– Эдгар, ты мне ничего не должен, – говорю я тихо, глядя, как Джейме позирует фотографу.

– Виктор, это ужасно клево с твоей стороны, но я бы, конечно, заплатил свою часть счета в Balthazar тогда, если бы я…

– Эдгар, что это ты несешь? – перебиваю я его со вздохом.

– Ну, на прошлой неделе, – говорит Эдгар и одновременно кому-то машет. – В Balthazar. Ты взял чек и все оплатил со своей кредитки.

Пауза.

– Я не был в Balthazar на прошлой неделе, Эдгар, – отчетливо произношу я. – Я не был в Нью-Йорке уже…

Тут я осекаюсь, и что-то маленькое и острое начинает ворочаться у меня в груди.

Но Эдгар в ответ только смеется:

– В тот вечер ты был в гораздо лучшей форме. Что это с тобой – дурное влияние Парижа? Ого, смотри-ка, неужто Муна аль-Рашид?

– Наверное, ты прав, – еле слышно говорю я. – Эдгар, послушай… а когда это мы ужинали вместе?

– В прошлый вторник, – говорит Эдгар, и улыбка вместе со смехом гаснет у него на губах. – В Balthazar. Там была вся наша компания. Ты за всех заплатил с твоей карточки. Все отдавали тебе наличными… – Пауза. Эдгар смотрит на меня так, словно разговаривает со спящим. – Кроме меня. Я собирался сбегать до банкомата, но…

– Меня не было там, Эдгар, – говорю я тихо, и на глаза у меня наворачиваются слезы. – Это был не я.

– Но мы же потом отправились танцевать, Вик, – говорит Эдгар. – Ты устроил кутеж.

Он жестами изображает, как я устраивал кутеж.

– Модели категории «Б» всю ночь, отдельные кабинеты в Cheetah, все дела.

Я смахиваю со щеки слезу и пытаюсь улыбнуться:

– Ах, чувак…

– Виктор, прости, я не хотел… – Он пытается засмеяться. – Ну то есть я позвонил тебе домой на следующий день. Оставил сообщение, хотел пригласить тебя на обед.

– Я ничего этого не помню, Эдгар, – говорю я, подавляя рыдания.

– Но ты был в прекрасном настроении, – говорит он, пытаясь убедить меня. – Ты говорил о том, что собираешься вернуться в колледж, поступить в университет, Колумбийский или Нью-Йоркский. – Пауза. – Ты вовсе не выглядел разбитым, Виктор. Мне показалось, что ты даже и не пил совсем. – Еще одна пауза. – С тобой… все в порядке? – И после еще одной паузы: – Травы у тебя нет?

– А с тобой все в порядке, Эдгар? – спрашиваю я его в свою очередь. – Может быть, это ты был пьян, может быть…

– Виктор, моя девушка, Джулия, – ты ведь ее знаешь? Так вот…

– Нет, не знаю.

– Ну так вот, она сказала, что наткнулась на тебя в Gap на следующий день, – говорит Эдгар, морща лоб. – По-моему, в том, что на Пятой авеню. Ну, в центре. – Пауза. – Она сказала, что ты покупал солнцезащитный крем и прекрасно, эээ, выглядел.

– Погоди, а кто еще был с нами? В Balthazar?

– Ну, там были я, Джулия, конечно, ты… Виктор, ты что, шутишь?

– Нет, ты мне скажи, – говорю я, смахивая еще одну слезу со щеки. – Пожалуйста.

– Ну ладно. Итак, там были я, Джулия, Рэнд Гербер, Мира Сорвино, кто-то из продюсерской компании Деми Мур, Ронни Ньюхауз, кто-то из The Cardigans и, разумеется, Дэмиен и Лорен Хайнд.

Очень бережно я вручаю Эдгару фужер шампанского, который держал в руках, а он, озадаченный, робко принимает его.

– Виктор, в тот вечер ты был просто душой компании, – говорит Эдгар. – Действительно. Тут не о чем плакать. Боже, тебе удалось помириться с Дэмиеном, клуб дико популярен, и…

– Эдгар, прошу тебя, перестань.

Адреналин бурлит в моей крови, я шарю в кармане, нахожу две таблетки ксанакса, забрасываю их в рот, запрокидываю голову. Потом выхватываю фужер из рук Эдгара и выпиваю его так поспешно, что закашливаюсь.

– Вы с Дэмиеном обсуждали, не открыть ли еще один клуб, – говорит Эдгар. – Где-то в Трайбеке, по-моему.

– Эдгар, – говорю я, наклоняясь к нему и тяжело дыша. – По-моему, это все-таки был не я.

– Ну, кто бы это ни был, он… – Эдгар морщится и слегка отодвигается от меня, – очень хорошо воспитан… эээ, Виктор, мне сейчас пора бежать, увидимся после. До скорого, Виктор.

И с этими словами он растворяется в вакууме вечеринки.

Мне жарко, хотя при каждом выдохе пар клубами вырывается у меня изо рта, и «По ту сторону» – надпись из моего сна – висит, мерцая и электрически жужжа, над головами гостей под самым потолком. Такое впечатление, что все люди в этой комнате находятся здесь по меньшей мере уже десять часов.

– Зачем ты пугаешь людей, Виктор? Глупое развлечение, – говорит мне оператор Феликс, внезапно возникая передо мной, одетый в ядовито-зеленый пиджак с маленькими погончиками. Затем подмигивает, очевидно подавая знак, что здесь следует моя реплика. Я пытаюсь вспомнить ее, но безрезультатно.

– Да, пожалуй, – удается мне выдавить.

Режиссер, которого я не заметил, тоже возникает передо мной и мрачно взирает на меня.

– Звездный вечер, – произносит он.

– Что? – переспрашиваю я, а затем добавляю: – Да, пожалуй.

– Что-то не в порядке? – спрашивает режиссер. – Тебя что-то беспокоит, Виктор?

– Да нет, эээ, я просто слегка перевозбужден.

– Да, тебе ко многому приходится привыкать, верно?

– Да уж, – киваю я. – И из-за этого нервы и пошаливают.

– Виктор, – начинает режиссер.

– Да?

– С кем ты недавно вступал в контакт? – спрашивает он. – Разумеется, кроме тех, кто живет в доме?

– Эээ… ни с кем, – пожимаю я плечами. – Я был… один.

– А что тогда случилось в Лувре сегодня утром? – внезапно спрашивает Феликс. – Даймити, ассистент продюсера, сказала мне, что тебя преследовала какая-то съемочная группа.

– Даймити несет какую-то чушь, – говорю я, почувствовав, что ко мне внезапно вновь вернулся голос. – Хотя она… по-своему… вообще-то, замечательный… – я сглатываю слюну, – эээ, человек.

– Хотелось бы также знать, что случилось с актером, игравшим Сэма Хо, – внезапно продолжает режиссер. – Не можешь ли ты нам подсказать, куда он подевался?

Это имя – Сэм Хо – звучит знакомо, и на какой-то миг моя память возвращает меня в тренажерный зал в подвале лондонского дома, Джейме визжит, Бобби в лыжной маске, Брюс держит нож, кровь и провода, мигающее освещение, выпотрошенный манекен, вечеринка, на которую мы отправились на следующий вечер, и девушка, которая проигнорировала меня на этой вечеринке.

– Я не хочу говорить о… эээ, прошлом, – выдавливаю я с трудом. – Давайте сосредоточимся на на-на-на-стоящем.

– Ты последний, кто его видел, после того как вы покинули Pylos, – говорит Феликс. – После того как ты вышел из клуба, ты должен был ждать его в лимузине.

Пауза.

– Ну, – начинаю я. – Вы беседовали с водителем?

– Его мы тоже не смогли найти, – говорит режиссер. – Что случилось той ночью, Виктор?

– Виктор, скажи нам, вернулся ли ты домой в ту ночь вместе с Сэмом Хо? – спрашивает Феликс. – Это очень важно, так что постарайся вспомнить.

– Нет, я вернулся один, – выдавливаю я с усилием и краснею.

– Ты лжешь! – перебивает меня режиссер.

– Я оскорблен этим замечанием до самой глубины души.

– О боже! – фыркает режиссер.

– Виктор, – начинает Феликс очень спокойным голосом, в котором тем не менее звучит сдержанная угроза. – Что случилось с Сэмом Хо в тот вечер после того, как вы оба покинули Pylos?

– Ну, он… он начал ко мне приставать…

– Куда вы поехали? – спрашивает режиссер, нависая надо мной. – Почему вы не остались перед клубом? Съемочная группа ждала вас снаружи. Они сказали, что вы сразу кинулись к лимузину. А затем сорвались с места так, что только шины засвистели.

– Вы что, и вправду ожидаете, будто я сейчас сделаю какое-нибудь сенсационное заявление о том, куда… О боже!

– Куда вы отправились?

– Не знаю, – мямлю я. – Мы… мы решили прокатиться… Сэм попросил… и мы… стали кататься… в другой клуб поехали, наверно. – Я морщу лоб, делая вид, что пытаюсь вспомнить. – Я плохо помню… Кажется, Бобби попросил меня привезти его к нам в дом, но…

Феликс и режиссер обмениваются быстрыми взглядами.

– Постой, – говорит режиссер. – Бобби попросил тебя привезти Сэма в дом?

– Ага, – говорю я.

Проследив глазами направление взгляда Феликса, я вижу, что он смотрит на Бобби, стоящего на другом конце комнаты.

Бобби выглядит свежим и спокойным; он подносит огонь к сигарете, которую держит в руке Камерон Диас, и бросает взгляд на меня, потом замечает, с кем я беседую, очень непринужденно проходится глазами по мне вторично и тут же бросает компанию, с которой болтал, – но я не могу понять, кто в этой компании, потому что у меня внезапно все плывет перед глазами.

– Но этого не было в сценарии! – восклицает Феликс. – Этого стопроцентно не было в сценарии!

– Но почему Бобби хотел, чтобы ты привез Сэма Хо в дом, Виктор? – очень спокойным тоном спрашивает меня режиссер.

Я лишь беспомощно пожимаю плечами, замечая при этом, что рукав моего черного пиджака сплошь усыпан конфетти.

Рука Бобби опускается на мое плечо, и он говорит, улыбаясь во весь рот, режиссеру и Феликсу:

– Мне нужно кое о чем переговорить с нашим мальчиком. Можно, я отведу его в сторонку?

Но на самом деле это не вопрос, а требование, облеченное в форму вопроса.

– Нет, – говорит режиссер. – Нельзя.

– Я что, вам помешал? – спрашивает Бобби ребячливо, сжимая мое плечо еще сильней.

– Да, – говорит режиссер. – Мы как раз беседовали на тему нестыковки в эпизодах.

– Эй, послушай, чувак, я тебе не скрипт-супервайзер, – говорит Бобби. – Втирай это кому-нибудь другому.

Феликс и режиссер никак не реагируют на эту реплику. Такое впечатление, словно они подчиняются посылаемому Бобби мысленному импульсу: «Я хорош собою, я знаю, что делаю, так что проваливайте обратно в сновидение, из которого явились!»

Статисты пропархивают мимо, Бобби, обхватив меня за шею и похлопывая по плечу, волочет меня к выходу, где нас поджидает Джейме, делая вид, что смеется шуткам какого-то незнакомого парня, и тут Бобби спрашивает меня:

– Как бы ты отреагировал, если бы я сказал тебе, что скоро этот отель взлетит на воздух, а все эти люди погибнут?

Он улыбается, но задает этот вопрос абсолютно серьезным тоном.

– О господи! – шепчу я, пытаясь вырваться из его хватки. – Боже мой!

– Возьми, это тебе, – говорит Бобби, запихивает таблетку мне в рот и дает мне запить ее своим шампанским, поглаживая при этом по шее. – Она – как радуга[151]151
  «She’s like a rainbow» – цитата из песни The Rolling Stones «She’s a Rainbow» с альбома «Their Satanic Majesties Request» (1967).


[Закрыть].

28

Я принимаю душ в компании Бобби и Джейме, и Бобби восторгается загаром, который появился у нас за сегодняшний день (мы провели его на яхте), и белизной наших тел там, где боксерские трусы скрыли их от лучей солнца, а также отпечатками, оставленными бикини на коже Джейме, – такими бледными, что они будто светятся в полумраке ванной, и вода, бьющая из массивной хромированной головки душа, хлещет по нашим спинам, а члены у нас с Бобби стоят торчком, и Бобби берется за свой конец, твердый и налитый кровью, под которым висят тугие яйца, и бицепсы его напрягаются, когда он начинает онанировать, и он смотрит на меня, и наши взгляды встречаются, а затем Бобби тихо говорит мне: «Взгляни на свой, чувак», и я опускаю взгляд и гляжу на член, зажатый у меня в кулаке, и на свои мускулистые, накачанные ноги.

В душе Бобби позволяет мне наконец заняться Джейме, и вот голова Бобби оказывается у нее между ногами, а у Джейме колени пару раз чуть не подгибаются, но Бобби поддерживает ее рукой, утыкаясь лицом в низ живота, и тогда она выгибает спину, чтобы дать ему поглубже проникнуть языком внутрь, а Бобби тем временем хватает свободной рукой мой член, обмазывает его жидким мылом, а затем берет его в рот, и мой член становится таким твердым, что я чувствую, как в нем пульсируют вены, а затем становится еще тверже, стремительно утолщается, и тогда Бобби извлекает его изо рта, внимательно рассматривает, слегка стискивая пальцами, затем проводит языком по головке, берется за нее пальцами и начинает интенсивно облизывать короткими, точными движениями то место, где головка соединяется со стержнем, а Джейме тем временем алчно стонет в полумраке: «Ну давай, давай быстрее!», елозя пальцами по клитору, и тут Бобби заглатывает мое орудие настолько глубоко, насколько позволяет его глотка, и начинает сосать мой член влажно и жадно, стоя на четвереньках и при этом продолжая массировать свой собственный орган, и я вижу, как он ерзает бедрами, пытаясь устроиться поудобнее на полу. Тогда я откидываю голову назад, и потоки воды катятся по моей груди, и когда снова смотрю вниз, я вижу, что Бобби тоже смотрит на меня и улыбается, его мокрая челка прилипла ко лбу, высунутый красный язык горит как пламя на фоне белого лица. Затем Бобби начинает разворачивать меня к себе задом, раздвигает мои ягодицы, и его язык проникает в мой анус, а потом он заменяет язык указательным пальцем, который он вводит внутрь наполовину, и трахает меня пальцем, пока тот не оказывается целиком внутри моей прямой кишки, отчего мой конец начинает непроизвольно дергаться из стороны в сторону…

Я падаю на колени и начинаю лизать Джейме, раздвигая пальцами набухшие половые губы, а Джейме тем временем гладит меня по голове, и я прижимаю ее к стене душевой кабинки, а Бобби по-прежнему стоит на коленях у меня за спиной, трахая меня в задницу пальцем и поглаживая свободной рукой мой накачанный брюшной пресс, а я провожу языком вдоль щели Джейме от клитора до самого анального отверстия, после чего закидываю ее ногу к себе на плечо, сжимаю клитор между моими губами, посасываю его, ввожу в нее сперва два, а затем три пальца, затем засовываю кончик моего языка в анус Джейме и начинаю вылизывать его, одновременно теребя кончиками пальцев ее клитор, и когда я встаю на ноги, палец Бобби выскальзывает у меня из ануса, и тогда я поворачиваю Джейме задом к себе, присаживаюсь на корточки, развожу в стороны ее маленькие, тугие ягодицы и начинаю вылизывать языком ее узкую дырочку, проникая все глубже и глубже, и одновременно возбуждаю пальцами ее клитор до тех пор, пока она не кончает…

Затем мы обтираемся и переходим в спальню Джейме и Бобби, где стоит гигантская разобранная постель, и свет в спальне включен, так что мы сможем видеть все, и Джейме сжимает мой член в руке, облизывает его, а я тем временем слежу за Бобби, который направляется к комоду, и когда Бобби наклоняется, чтобы выдвинуть ящик, его ягодицы расходятся, демонстрируя на какой-то миг анальное отверстие, а затем Бобби берет из ящика флакон с кремом, и когда Бобби поворачивается ко мне, оказывается, что у него – великолепная эрекция, и пока он возвращается к кровати, я наблюдаю за Джейме, которая засовывает палец себе во влагалище, затем извлекает его и начинает массировать свой клитор, а потом она подносит все тот же палец к моим губам и я облизываю его. Она засовывает палец обратно к себе в дыру, а затем опять извлекает и вновь предлагает мне, и я беру ее за руку и слизываю соленую влагу с ее пальца, посасывая его, после чего прижимаюсь лицом к ее лицу и начинаю целовать в губы, в то время как мои руки скользят вдоль ее тела, касаясь сперва ягодиц, затем – талии и, наконец, тяжелых и тугих грудей, и когда мои ладони слегка задевают крошечные соски Джейме, те тут же твердеют, а Джейме все время при этом дрожит и постанывает. Потом я опрокидываю ее на кровать, становлюсь рядом на колени и начинаю шумно обнюхивать ее, а капли воды все еще покрывают растительность на ее лобке, и я нежно высушиваю ее своим дыханием, проводя при этом кончиками пальцев по половым губам, пока еще не раздвигая их, а только дразня, и вот наконец я ввожу палец в отверстие влагалища, одновременно играя с клитором, который буквально на глазах из розового становится темно-красным, а Джейме лежит на кровати, закрыв глаза, и вот я провожу по клитору уже языком, приподнимаю ее бедра и раздвигаю их в стороны, пока моим глазам не предстает розовая изнанка ануса…

Я вновь поднимаюсь выше и принимаюсь изо всех сил грызть ее соски, одновременно туго сжимая груди, а затем опять соскальзываю вниз, проводя по пути языком вдоль осевой линии ее тела, и тогда Джейме садится на край кровати, широко разведя при этом ноги в стороны, и клитор ее уже полностью набух, но я сознательно сначала совсем не прикасаюсь к нему, вынуждая тем самым Джейме постоянно ерзать на краю кровати, постанывая и пытаясь привести клитор в соприкосновение с моим языком, и когда наконец кончик его все же слегка задевает клитор, тот становится еще тверже и больше, а мои руки сжимают сперва ее икры, а потом бедра, и я продолжаю вылизывать влагалище, а затем поднимаю ее бедра еще выше и принимаюсь делать то же самое с ее анальным отверстием. Бобби склоняется над нами, внимательно следит за движениями моего языка, одновременно массируя свой член. «Боже мой, ты такая мокрая, – шепчу я. – Ты офигительно мокрая». Я начинаю яростно двигать своим пальцем у нее во влагалище, и Джейме взбрыкивает бедрами, а я засасываю ее половые губы целиком в рот, а затем вновь принимаюсь вылизывать клитор, пока Джейме не заходится еще в одном оргазме…

Джейме встает с кровати и направляется к Бобби, который берет ее своей мощной рукой за подбородок, запрокидывает ей голову и начинает жадно целовать в губы, их розовые языки сплетаются, а затем рука Джейме опускается на член Бобби и стискивает его, а затем она заставляет Бобби опуститься на постель рядом со мной, так, чтобы его лицо оказалось рядом с моими ступнями, а его член прямо рядом с моим лицом, и теперь уже Джейме становится на колени рядом с кроватью и начинает вылизывать со всех сторон конец Бобби, не сводя при этом глаз с меня, а Бобби стонет, целуя мои ступни, а Джейме двигает головой вперед-назад, заглотив член Бобби настолько, насколько он помещается у нее в глотке, и Бобби начинает шевелить тазом, отвечая на ее движения. Тогда Джейме залезает на кровать, садится на корточках над членом Бобби и медленно опускается на него, глядя мне прямо в глаза, в то время как Бобби проскальзывает в нее, а затем она снова приподнимается до тех пор, пока головка не выскакивает и не начинает тереться о ее клитор, после чего она вновь опускается, и член Бобби легко входит в нее, а потом Джейме замирает и ждет, а после она начинает скакать верхом на Бобби, то поднимаясь вверх так, что член чуть не выскальзывает из нее, то со всего размаху опускаясь задом на бедра Бобби, а Бобби хрипло стонет, и тут мышцы Джейме резко сокращаются, и она отчаянно пытается сдержать оргазм, но это ей не удается, она теряет контроль над собой и начинает вопить, а где-то на другом конце комнаты пищит пейджер, но никто не обращает на него внимания…