Текст книги "Гламорама"

Я замечаю коробку от нового альбома Трики, торчащую из торбы с надписью Chanel, мысленно пролистываю в голове все отчеты о концертах Трики, прочитанные мной, а также все детали моей прошлой жизни, имеющие отношение к Трики, – в общем, все, что может пригодиться для общения с девушкой, которая выглядит как вылитая Жюльет Бинош.

Хотя на палубе слишком холодно, чтобы снимать майку – к тому же она и так почти ничего не скрывает, – я все же выскальзываю из нее, не снимая темных очков, расстилаю на шезлонге полотенце и ложусь так, чтобы наиболее выгодным образом продемонстрировать мой брюшной пресс. Девушка читает книжку, на обложке которой гигантскими черными буквами написано «МАРТИН ЭМИС», и мне остается только надеяться, что она не член Amnesty International. Появляется официант, и я заказываю легкое пиво и большую бутылку минеральной воды, и он все это тут же приносит. Я даю официанту на чай, и он поспешно уходит.

Когда девушка снимает наушники, я вспоминаю свою реплику и начинаю:

– Эй, а разве мы не встречались в Нью-Йорке на барбекю у Кевина Окоина?

Она снимает темные очки, гасит окурок в пепельнице, улыбается, не глядя мне в глаза, и отвечает:

– Сомневаюсь.

– Что за дела? – возражаю я. – Откуда тебе известно? Я тебя точно где-то видел. – Затем я переворачиваюсь на бок, гляжу на нее с восхищением и говорю: – Хотя, возможно, это потому, что, кроме тебя, на этой посудине никто не родился со мной в одном десятилетии.

И тут возникает отвлекающее обстоятельство. У ограждения палубы стоит привлекательная пара средних лет – и мужчина, и женщина отлично выглядят и одеты по последней пляжной моде. Мужчина снимает на видеокамеру женщину, которая неохотно дурачится на фоне медленно движущегося за бортом океана, и тут они внезапно замечают меня, и на лице у женщины появляется резкое, почти злобное выражение, которое моментально трансформируется в показную улыбку, как только она замечает, что я тоже смотрю на нее. Ее спутник – явно пустое место, и я тут же теряю к нему всякий интерес.

– Это что, твои родители? – киваю я в их сторону.

– Нет, мои родители в Штатах, – отвечает девушка, глядя на пару, которая тут же покидает поле зрения, почувствовав на себе ее взгляд. – Но вообще-то, я действительно знакома с Кевином Окоином. Просто он ни разу не приглашал меня к себе на вечеринку.

– У него там довольно прикольно бывает, – говорю я, воспрянув духом. – Вся толпа собирается. Синди, Линда, Кейт, все три Сандры – Баллок, Бернар и Таллин. Ах да, и Шерил Кроу тоже однажды там была.

– Сдается мне, что твоя фамилия тоже у всех на слуху, разве нет? – улыбается она.

– Я всего лишь полузнаменит, – пожимаю плечами.

И в ответ она улыбается мне улыбкой, которая выглядит совсем как настоящая.

– Тогда, может быть, мы встречались на каких-нибудь VIP-тусовках? – предполагаю я. – Сталкивались в Doppelganger или Jet Lounge? Пили одни и те же коктейли на частных просмотрах, даже не подозревая о существовании друг друга, гмм?

Я игриво хмурю лоб, но на нее это производит неожиданное впечатление.

– Ты, случайно, не фотограф? – спрашивает она подозрительно и поджимает губы.

– Нет, детка, что ты, расслабься.

Умолкаю, затем приподнимаю кувшинчик с холодным чаем, вытаскиваю номер W и открываю его на разделе «Блики звезд», на фотографии меня и Хлои на премьере в Радио-сити-мьюзик-холле. Я протягиваю журнал девушке. Она смотрит на фотографию, затем на меня, затем снова на фотографию.

– Так ты… Кристиан Слейтер? – спрашивает она в растерянности.

– Нет, нет, ниже, под ним.

– А, теперь увидела!

У меня краснеют щеки, и я спрашиваю обеспокоенно:

– А что, у меня на самом деле такая большая голова?

Она переводит взгляд на фотографию справа: Хлоя изображает хорошо отрепетированное изумление, а я смотрю прямо в объектив папарацци.

– Да, похоже, это действительно ты, – говорит она. – А это – Хлоя Бирнс, верно?

– Мы с ней встречались, – говорю тогда я. – Но теперь все в прошлом.

– Ну что ж, я тоже встречалась с Питером Мортоном, – говорит она, возвращая мне журнал. – Нас тоже все время с ним вместе фотографировали.

– Так что можно сказать, что мы с тобой в одной лодке?

– Мы, как ни крути, в одной лодке, – говорит она, показывая на воду, и закатывает глаза, мысленно улыбаясь своей реплике.

– Ах, ну да, конечно, – делано хихикаю я. – Так оно и, эээ, есть.

– Марина, – говорит девушка. – Марина Кэннон.

– Привет, а я – Виктор Вард.

Я делаю паузу, чтобы мое имя лучше прозвучало, а затем протягиваю руку, и она слегка пожимает ее.

– Ты плывешь в… – Я замолкаю, чтобы дать ей самой назвать пункт назначения.

– В Париж, – отвечает она. – Ну, то есть сначала в Шербур, а потом – в Париж.

– Почему в Париж? – спрашиваю я и тут же прибавляю вежливо: – Хотя почему бы и не в Париж?

– Ну… – она замолкает и смотрит на тоскливые черные волны, – скажем так, меня утомили некоторые личности, и не будем больше об этом.

Я тут же чую проблемы на любовном фронте и осторожно интересуюсь:

– Так как же его зовут?

– Гэвин, – говорит она, слегка смутившись, но продолжая улыбаться.

Я кривлю лицо, делаю вид, что меня передергивает, и восклицаю:

– Никогда в жизни не доверился бы человеку с таким именем! – Затем я вновь кривлю лицо, дожидаюсь, пока она заметит мое выражение, и небрежно интересуюсь: – А где теперь этот Гэвин?

– Собирается побегать с быками в Памплоне.

– А что, он в баскетбол играет? – спрашиваю я, упав духом. – Я думал, что «Быки», они из Чикаго[123]123
  Имеется в виду команда НБА «Чикаго Буллс».


[Закрыть].

Она смотрит на меня, и в ее глазах читается легкая паника. Внезапно голубенький немчик спускается по трапу на нашу палубу, наряженный в футболку с тура Гарта Брукса и огромные черные кроссовки. Он замечает меня и вприпрыжку устремляется ко мне. Я немедленно прикидываюсь спящим. Вскоре я чувствую, как тень ложится на мое лицо, задерживается там на какой-то миг, а потом слышу, как кто-то опять-таки вприпрыжку удаляется. Выждав достаточное время, я открываю глаза. Бесчисленные японцы плещутся в бассейне. Раздается гудок, возвещающий полдень. Вездесущие старцы реагируют с энтузиазмом.

– Тут кто-то… приходил с инспекцией, – сообщает Марина.

– Да просто непрошеный поклонник, – пожимаю плечами. – Это раздражает, но я уже привык. А ты чем занимаешься?

– Прирабатываю моделью, – отвечает она напрямик.

Я привстаю в шезлонге и поворачиваюсь бочком, но затем осознаю всю преждевременность этого жеста и делаю вид, что хотел всего лишь взять пиво.

– Но совсем изредка, – добавляет она, заметив мое оживление. – То тут, то там.

– Зайка, но это же просто зашибись! – восклицаю. – Я сразу догадался, что ты модель. У тебя такое узнаваемое лицо.

– Ну, я, конечно, не Хлоя Бирнс, но дела у меня идут неплохо.

– Ах, Хлоя… – Я сразу напускаю на себя уныние.

– О, ради бога, прости! – извиняется Марина и тут же – поскольку мне так и не удается найти что сказать – добавляет: – Короче говоря, я поехала навестить друзей, ну и, там, делать все, что обычно делают туристы.

– Эй, если тянет странствовать – странствуй. Таков мой девиз, зайка.

– Почему же тогда ты плаваешь на корабле? – спрашивает Марина. – Летать боишься?

– Когда я был маленьким забитым мальчиком, я раз двадцать посмотрел «Гибель „Посейдона“», – объясняю я. – Моя любимая фраза из этого фильма: «Боже мой! Смотрите, гигантская стена воды несется прямо на нас!»

Долгая пауза со стороны Марины, явно спровоцированная моей репликой.

– Это что… твой ответ? – наконец спрашивает она.

– Я плыву в Лондон, зайка, – быстро поясняю я. – Искать одного человека. – Тут до меня кое-что доходит, я пробегаю взглядом по ее телу и добавляю: – Но я никуда не тороплюсь.

– А зачем тебе нужно найти этого человека?

– Не для протокола? Это долгая история.

– У нас полно времени.

– Ну ладно, меня собирались пригласить в ведущие одной из программ MTV…

– Что, серьезно? – спрашивает Марина, удобнее устраиваясь в шезлонге. – О чем программа?

Без малейшей заминки я выпаливаю:

– Ну, в сущности, обо мне. Моя жизнь, типа того, что я делаю в свой обычный день.

– Понятно, – тянет она несколько задумчиво.

– К тому же я слегка притомился от всей этой жизни в беличьем колесе модельного бизнеса, вдобавок слава полузнаменитости – очень тяжкая слава, так что, – делаю многозначительную паузу, – я решил забить на все это и сказал сам себе: «Чувак, Европа совсем близко». Но я вовсе не хочу заниматься всей этой пражской байдой – ну, типа сидеть в допотопном кафе, поставив перед собой на столик PowerBook, и обсуждать дела с девицами из род-айлендской школы дизайна. Я просто хотел писать стихи и, типа того, снять несколько клипов… оторваться от всей киберпространственной жизни. Остыть… Вернуться к корням… Вернуться обратно к корням, – я с многозначительным видом делаю глоток пива, – лечь на землю и вернуться обратно к корням[124]124
  «Come back down to earth and get back to my roots» – цитата из песни Соломона Берка «I’m Going back to My Roots» с альбома «Back to My Roots» (1976).


[Закрыть].

– Твоя семья из Европы? – интересуется Марина.

– Ну, в общем, я не очень-то уверен, но я вроде бы как слышал что-то в этом роде. – Я выдерживаю паузу. – Насчет корней в Европе. – Я выдерживаю еще одну паузу. – Зайка, я просто ищу хоть капельку честности.

Она ничего не отвечает.

– Но ее так трудно, так жутко трудно найти[125]125
  Аллюзия на песню Билли Джоэла «Honesty» с альбома «52^nd Street» (1978).


[Закрыть], – вздыхаю я. – И я только начинаю привыкать к тому, чтобы не отшивать охотников за автографами. Мне нужно пройти курс лечения от звездной болезни. Я еще просто не освоился с новым образом жизни. Видишь, какой я дерганый? Меня всего просто колотит. – Я вновь смолкаю и задумчиво прикладываюсь к пиву. – Теперь ты знаешь, кто я такой? – говорю я, вновь открывая номер W и показывая ей фотографию меня и Хлои на премьере в Радио-сити, словно случайно прикрыв большим пальцем Хлоино лицо.

– Я до сих пор не вполне поняла, кто ты такой, – говорит Марина. – Но лицо твое теперь мне кажется более знакомым.

– Я был на обложке YouthQuake в прошлом месяце, – объясняю я. – Ну что, помогла подсказка?

– Так ты и актер тоже?

– Да. Я умею смеяться, аплодировать и изумленно восклицать там, где этого требует сценарий. Впечатляет?

– Моя интуиция подсказывает мне, что в будущем тебя ждет «Оскар» за роль второго плана.

– Спасибо, – говорю я, а затем делаю вид, что бледнею, и переспрашиваю: – Второго плана?

Я замечаю, что тем временем вышеупомянутая пара перешептывается с режиссером, который скучнеет прямо-таки на глазах, и тут я замечаю, что Марина смотрит на них тоже, и тогда мужчина отворачивает лицо от нас и замирает, заметив, что мы на него смотрим; он кивает режиссеру, который, по-моему, напротив, совсем ничего не замечает, а затем вся троица сбивается в кучку, словно они обсуждают какой-то план.

– Итак, что это за человек, которого ты должен найти? – спрашивает Марина.

– Одна девушка, с которой я вместе учился, – бормочу я.

– А где ты учился?

– Ты имеешь в виду младшие курсы? В Кэмден-колледже.

– А магистра получил там же?

После некоторой паузы я говорю:

– Вообще-то, я так и не закончил курс.

– Ну что ж, наверное, эта девушка играет в твоей жизни очень важную роль?

– Ну да, она, эээ… в общем, играет. – Я бросаю взгляд на небо, которое выглядит странно и несколько призрачно. – Это скорее в ее интересах, чтобы я, эээ, появился.

– Кэмден, – бормочет Марина. – По-моему, у меня есть пара-другая знакомых, которые там учились. – Она задумывается на мгновение и спрашивает: – Катрина Свенсон?

– Да, верно, – говорю я, кивая головой. – Она еще очень хорошо играла в «хаки-сак»[126]126
  Похожая на футбол игра, в которой играют вместо мяча набитым тряпками мешком.


[Закрыть].

– Пол Дентон?

– Ах да – Пол, Пол, Пол!

– Шон Бэйтмен?

– Мой отличный приятель!

– Вообще-то, премерзкий тип.

– Зайка, я так рад, что это говоришь ты, потому что я полностью солидарен с тобой по данному вопросу.

Тут я замечаю, что режиссер куда-то подевался, а мужчина и женщина в модных купальных костюмах начинают перемещаться в нашу сторону. Когда я вновь перевожу взгляд на Марину, она уже собирает свои журналы и плеер, укладывает их в торбу с надписью Chanel, – ее кожа безупречна, она распространяет вокруг себя цветочный запах, который дразняще щекочет мне ноздри.

– Эй, что это за дела? – восклицаю я. – Куда это ты собралась?

– Я терпеть не могу срываться вот так с места, – говорит она извиняющимся тоном, вставая с места. – Но здесь я привлекаю к себе слишком много внимания.

И с этими словами она стягивает с шезлонга свое полотенце.

– Гмм, ну ладно, тогда как насчет… – начинаю я.

– Очень приятно было познакомиться с тобой, Виктор, – перебивает Марина, продолжая старательно собирать свои вещи. – Желаю тебе приятного путешествия.

– Гмм, подожди минутку, – говорю я, тоже вставая. – Что ты делаешь сегодня вечером?

– Позвони мне. Я в каюте четыреста два. Третья палуба.

И с этими словами она уходит, даже не обернувшись и небрежно махнув мне на прощание рукой, и вот ее уже нет.

Мне внезапно становится ужасно холодно, я натягиваю на себя обратно майку из Gap и, бросив полотенце на шезлонг, решаю пойти за Мариной следом, пригласить ее на ужин, закрепить так хорошо начинавшееся знакомство, спросить, что ее так перепугало и не вел ли я себя слишком по-светски, или, напротив, не давил ли на нее чересчур сильно, или, может быть, она знакома с Хлоей, и от этой мысли я сразу впадаю в панику насчет своей репутации, но пара, следившая за нами, настигает меня прежде, чем я успеваю улизнуть, и они оказываются гораздо старше, чем казалось издалека, а я тем временем сосредотачиваюсь на полотенце, начиная подчеркнуто медленно и тщательно его сворачивать, повернувшись к ним спиной и надеясь, что они не заставят меня снимать на видео какое-нибудь утомительное послание оставшимся дома друзьям на фоне протянувшейся до самого горизонта унылой равнины, усеянной белыми барашками.

– Ты, случайно, не Виктор Джонсон? – спрашивает меня мужчина (у него британский акцент). – Или тебя теперь полагается называть Виктор Вард?

Я бросаю полотенце на шезлонг и поворачиваюсь к мужчине, сдергиваю темные очки, широко улыбаюсь и, ощущая мурашки по всей коже, говорю:

– Да.

– Боюсь, что ты нас все равно не помнишь, – начинает мужчина. – Меня зовут Стивен Уоллес, а это – моя жена Лорри.

Я жму ему руку, а затем, когда я принимаюсь жать руку Лорри, Стивен говорит:

– Мы – друзья твоего отца.

Я отпускаю руку Лорри, чувствуя, что мурашки куда-то стремительно исчезают, водружаю обратно на нос очки и подбираю полотенце.

– Ах вот как! Здорово! – выдавливаю я с трудом.

– Да, мы познакомились с твоими родителями, когда они жили в Вашингтоне, в Джорджтауне, – говорит Стивен.

– Ни фига себе! – говорю я безо всякого энтузиазма. – Нас типа не снимают для программы «Абсолютно скрытая камера»?

Уоллесы «добродушно» смеются, а я начинаю срочно придумывать, какое такое неотложное дело может меня срочно ждать.

– Последний раз, когда я тебя видел, тебе было лет так… – Стивен останавливается, ища помощи у Лорри. – Девять? Десять?

– Нет, гораздо меньше, – говорит женщина, задрав голову к небу, словно оно подскажет ей правильный ответ.

– В каком году твой отец переехал из Нью-Йорка в Вашингтон? – спрашивает Стивен.

– В тот год, когда умерла мама, – говорю я, приглаживая волосы и замечая краем глаза, что официант убирает полупустой Маринин кувшин с холодным чаем – реквизит, который я уже совсем собрался взять в руки, чтобы сосредоточиться.

– Верно, верно, – бормочет мужчина, печально склонив голову.

Лицо женщины расплывается в широкой сочувственной улыбке.

– Не беспокойтесь, – говорю я. – Я не зарубаюсь на прошлом, так что все в порядке.

– Это было, случайно, не после того, как?.. – Стивен снова спотыкается и останавливается. – Где ты учился?

– Ты же в Кэмден ходил, верно? – спрашивает женщина.

– Да, она умерла именно во время моей учебы в Кэмдене, – отвечаю я. – Но до этого она очень долго болела.

Я смотрю на них в упор – так, чтобы дать им понять: теперь это уже действительно не имеет никакого значения. А значение имеет совсем другое: у меня полностью вылетели из головы фамилия Марины, номер ее каюты и на какой палубе она находится.

– В общем, когда мы тебя видели в последний раз, ты был еще практически ребенком, – закругляет беседу мужчина в явной надежде переменить тему. – Ты все равно не помнишь. Я пришел в дом твоих родителей на благотворительную вечеринку.

Я потираю ладонью лоб:

– Смутно припоминаю что-то такое.

– Мы видели твоего отца месяц назад в Вашингтоне, – сообщает Лорри.

– С ума сойти! – восклицаю я.

– Он ужинал в новом ресторане на Проспект-стрит в компании Сэма Нанна, Глена Лачфорда, Джерома Боннуврие и Кэтрин Грэм, а также двух судмедэкспертов из команды О. Дж. Симпсона.

– Боже! – стенаю я. – Как жаль, что меня там не было. Звучит просто убойно! Извините, мне пора бежать!

– А как твоя сестра? – спрашивает Лорри.

– О, у нее все зашибись. Она ведь тоже в Вашингтоне, – говорю я наобум. – Извините, мне действительно пора бежать!

– А куда ты направляешься? – спрашивает Стивен.

– Прямо сейчас? К себе в каюту, – отвечаю я.

– Нет, я хотел сказать – в Европе, – уточняет он.

Лорри продолжает улыбаться и ласково смотреть на меня, но я чувствую, что от нее исходят какие-то нехорошие вибрации.

– Я думаю, что в Париж, – говорю я. – Ну, то есть, разумеется, сначала в Шербур, а затем в Париж.

Как только я это говорю, Лорри немедленно обменивается взглядами с мужем, но режиссеру приходится переснимать этот, в сущности, простой эпизод четырежды, перед тем как перейти к следующей сцене. Снова кричат: «Мотор!», и статисты на заднем плане занимают свои места: старцы ковыляют по палубе, японцы плещутся в бассейне.

– Неужели? – удивляется Стивен. – А почему в Париж?

– Ну-у, типа… хочу снять могилу Джима Моррисона для журнала Us… это-то уж наверняка… – Сделав глубокомысленную паузу, добавляю: – Ну и, разумеется, собираюсь подняться на Эйфелеву башню, все говорят, это просто обязательно, так что… – Еще одна глубокомысленная пауза. – Кроме того, готический евробит сейчас на подъеме, так что, возможно, надо будет изучить эту сцену.

Уоллесы смотрят на меня безучастно. Наконец Лорри прочищает горло и спрашивает:

– И где ты остановишься в Париже?

Я вспоминаю гостиницы, в которых останавливался с Хлоей, и нахожу не самый очевидный вариант:

– В отеле La Villa.

– А, это на рю Жакоб, неподалеку от бульвара Сен-Жермен-де-Пре? – уточняет Лорри.

– Да, тот самый, – говорю я, а затем повторяю вежливо: – Мне пора бежать.

– А это была твоя попутчица? – спрашивает Лорри, показывая на пустой шезлонг, в котором лежала Марина.

Не зная, что ответить, я ограничиваюсь тем, что роняю:

– Да нет, не совсем, я тут сам по себе.

– Я думал, что вы, возможно, вместе, – добавляет с улыбкой Стивен.

– Ну, всякое может случиться, – смеюсь я, пытаясь принять красивую позу, но это у меня не получается, потому что я постоянно переминаюсь с ноги на ногу.

– По-моему, довольно славная девушка, – одобрительно заявляет Лорри.

– Она модель, – сообщаю я, утвердительно кивая.

– Разумеется, – говорит Стивен. – И насколько мне известно, ты тоже.

– Да, я тоже, – неуклюже поддакиваю я. – Ну, мне пора бежать.

– Знаешь, Виктор, – начинает Лорри извиняющимся тоном, – мы ужасно сожалеем. Мы видели тебя три месяца назад в Лондоне на открытии «Хемпель-отеля», но тебя окружало столько людей, что пообщаться было бы, скажем так, ну очень проблематично.

– Великолепно, Лорри, – говорю я, – но меня не было в Лондоне три месяца назад.

Лорри и Стивен снова обмениваются взглядами, и, хотя, на мой взгляд, они при этом несколько переигрывают, режиссер, как ни странно, так не считает, и мы продолжаем снимать сцену без остановки.

– Ты уверен? – спрашивает Стивен. – Нам показалось, что это был именно ты.

– Нет, это был не я, – говорю я. – Но я привык, со мной это все время случается. Послушайте…

– Мы читали интервью с тобой в… Как называется этот журнал? – Стивен вновь сморит на Лорри.

– YouthQuake? – подсказывает Лорри.

– Да-да, YouthQuake, – подхватывает Стивен. – Ты был на обложке.

– Да? – спрашиваю я, слегка воспрянув духом. – Ну и как вам?

– О, ты был великолепен! – восклицает Стивен. – Просто великолепен!

– Да-да, – добавляет Лорри. – Нам ужасно понравилось.

– Да, мне тоже показалось, что я вышел неплохо, – говорю я. – Папа, впрочем, был не особенно в восторге.

– Ну и что, ты должен быть самим собой, – говорит Стивен. – Я уверен, что твой отец это понимает.

– Не особенно.

– Виктор, – вмешивается Лорри, – нам будет очень приятно, если ты поужинаешь сегодня вечером с нами.

– Конечно, я уверен, что твой отец просто придет в бешенство, если узнает, что мы плыли на одном корабле и ни разу не поужинали вместе.

– И не встречались в Лондоне, – добавляет Лорри.

– Разумеется, разумеется, – говорю я. – Но я вовсе не еду в Лондон, я еду вначале в Париж. Ну, то есть, разумеется, сначала в Шербур, а затем в Париж.

После этой фразы Лорри вновь бросает на Стивена такой взгляд, словно то, что я сказал, ужасно ее огорчило.

– Мне пора бежать, – повторяю я.

– Прошу тебя, Виктор, давай поужинаем сегодня вместе, – настойчиво повторяет Стивен, будто это вовсе даже и не приглашение, а нечто вроде дружеского требования.

– Слушайте, я типа вас, ребята, совсем не хочу обламывать или что-нибудь в этом роде, но я жутко, просто жутко устал, – говорю я. Эта фраза почему-то приводит их в такое волнение, что я поспешно добавляю: – Нет, нет, я, конечно же, постараюсь прийти, но я с некоторых пор завязал со светской жизнью и уже несколько отвык от таких приглашений.

– Очень прошу тебя, – не отстает Стивен. – Мы ужинаем в Queen’s Grill, и столик у нас заказан на восемь.

– Мы просто настаиваем, Виктор, – вторит ему Лорри. – Ты должен поужинать с нами.

– Я чувствую себя просто незаменимым, ребята, – бросаю я уже на ходу. – Я ужасно рад. Обязательно постараюсь прийти, а пока бывайте, чао и привет.

Ускользнув, я мечусь по кораблю, пытаясь отыскать Марину во всех мыслимых местах, где она может оказаться. Исключив учебный компьютерный центр, я заскакиваю в разные художественные салоны, библиотеку, книжный магазин, «Королевский торговый променад», лифты, в каждый из коридоров, образующих бесконечный лабиринт, и даже в детскую комнату. С планом в руке я нахожу и обследую тренажерный зал на седьмой палубе – ряды велотренажеров, гребные тренажеры, беговые дорожки, зал для занятий аэробикой, битком забитый престарелыми японцами, машущими руками под слащавый британский синти-поп под руководством мужчины-инструктора с кошмарными зубами, который делает мне знак рукой, приглашая присоединиться, отчего меня чуть не выворачивает наизнанку. Засыпая на ходу, я возвращаюсь в свою каюту и ложусь на кровать, отмечая равнодушно, что новые страницы сценария, присланные по факсу, лежат на подушке рядом с судовой ежедневной газетой, таможенными декларациями и приглашениями на вечеринки. Все это время небо выглядит как сплошное белое облако, под которым безразлично проплывает наш корабль.

11

Ф. Фред Палакон позвонил вскоре после того, как я закончил с заказанным в номер ужином. На маленьком телевизоре над кроватью – «Список Шиндлера»: фильм, который я не испытывал ни малейшего желания смотреть, когда он вышел, но здесь с пятницы я посмотрел его уже три раза от начала до конца, потому что он очень длинный и позволяет убить сразу очень много времени. Хотите знать мое мнение? Итак: во-первых, немцы недостаточно круты, во-вторых, Рейф Файнз ну такой толстый, а в-третьих, у меня скоро трава кончится. Связь, когда звонит Палакон, неожиданно оказывается просто великолепной, словно он звонит из другой каюты, но, поскольку мне пока что еще никто не звонил, сказать наверняка ничего нельзя.

– Ну наконец-то, – бормочу я.

– Как дела, Виктор? – спрашивает он. – Надеюсь, все в полном порядке?

– Только что роскошно поужинал у себя в каюте.

Пауза.

– Что было на ужин?

Пауза.

– Эээ… Недурная камбала.

Пауза.

– Звучит соблазнительно, – неуверенно замечает Палакон.

– Эй, Палакон, – почему я не в пентхаусе? – спрашиваю я, внезапно вскакивая с кровати. – Где мой дворецкий? Где мое джакузи, чувак?

– Джентльмены не говорят о деньгах, – отвечает Палакон. – Особенно когда это не их деньги.

– Ни фига себе! – восклицаю я, а затем интересуюсь: – А кто у нас тут джентльмен?

– Мне всегда казалось, что вы, уважаемый Виктор.

– А кто же тогда ты, Палакон? Судя по тому, как ты разговариваешь, так ты у нас маменькин сыночек.

– Это что, жалкая попытка вывести меня из себя?

– Морские путешествия – ужасно занудная штука, – говорю я. – На этой чертовой посудине нет ни знаменитостей, ни хотя бы просто молодых людей. Тысяча шестьсот пассажиров, и каждый древнее, чем мамонт. В кого пальцем ни ткни – то хромой, то слепой, то болен болезнью Альцгеймера.

– Вы наверняка преувеличиваете.

– Я очень устал от этих старцев, Палакон, – говорю я. – Ты себе не представляешь, как я устал.

– Я позвоню в Cunard и попрошу их открыть на корабле салон пирсинга и татуировок, а также роликовый каток с виртуальными эффектами, – раздраженно говорит Палакон. – Что-нибудь из числа тех грубых развлечений, на которые так падка нынешняя молодежь.

– Но я все равно устал, Палакон.

– Тогда постарайтесь выспаться, – равнодушно советует Палакон. – По-моему, если человек устал – ему нужно поспать.

– Я устал оттого, что постоянно бормочу себе под нос: «Куда это меня занесло?», когда оказываюсь не на той палубе или не в том коридоре, которые далеки как луна от моего представления о месте, где я хочу оказаться. – Я выдерживаю паузу, а затем добавляю: – И эти старцы повсюду!

– Я уверен, что на корабле нет недостатка в схемах с надписью «Вы находитесь здесь», Виктор! – срывается Палакон. – В конце концов, спросите дорогу у кого-нибудь из старцев.

– Но они же все слепы, как кроты!

– Слепые очень часто замечательно ориентируются в пространстве, – почти кричит Палакон. – Они вам объяснят, где вы находитесь.

– Да, но где нахожусь я, Палакон?

– По моим оценкам, где-то среди Атлантического океана, – вздыхает сдавшийся Палакон. – Боже мой, неужели вам буквально все объяснять нужно?

Перепуганный до смерти, я внезапно выпаливаю:

– Да!

– Мистер Вард, это был просто контрольный звонок, – говорит Палакон, внезапно потеряв всякий интерес к моим проблемам. – Я позвоню вам еще один раз перед прибытием в Саутгемптон.

– Эй, Палакон, минутку! – перебиваю я.

– Да, мистер Вард.

– Как насчет того, чтобы я ненадолго завернул в Париж перед тем, как отправиться в Лондон? – спрашиваю я.

Следует очень долгая пауза, после которой Палакон спрашивает:

– Зачем?

– Я с девушкой познакомился, – объясняю я.

Еще одна пауза.

– И что?

– Я с де-вуш-кой поз-на-ко-мил-ся, – по слогам повторяю я.

– Я слышал, но я все равно вас не понимаю.

– Ну, типа я собираюсь поехать с этой девушкой в Париж, ясно? – громко заявляю я. – А зачем мне туда еще ехать, по-твоему? Принимать участие в соревновании едоков сыра? Боже, Палакон, почему же ты такое тупое дерьмо?

– Виктор, – начинает Палакон, – мне кажется, что это не очень хорошая идея. Пойти на попятный – а вы собираетесь сделать именно это – в настоящий момент уже невозможно.

– Алло! – кричу я, опять вскакивая. – Алло! Не мог бы ты повторить последнюю фразу? Пожалуйста!

– Продолжайте делать то, что делали, – вздыхает Палакон. – Не отходите от сценария.

– Палакон, я хочу поехать в Париж вместе с этой девушкой, – упреждаю я.

– Это очень рискованный шаг, – предостерегает меня в ответ Палакон абсолютно серьезным тоном. – Он может оказаться для вас шагом к гибели.

– Но это в моей природе, – объясняю я. – Можно сказать, это сама сущность моего образа.

– Возможно, это путешествие изменит ваш образ.

– Сомневаюсь.

– Я позвоню еще один раз перед прибытием в Саутгемптон, Виктор.

– Палакон, постой!..

Но он уже повесил трубку.

10

Около полуночи я кое-как одеваюсь и отправляюсь, по видимости, в «Мавританский зал», где накрыт ночной шведский стол, но на самом деле – в любой бар, где я смогу поспешно опрокинуть четыре порции водки с клюквенным соком и найти Марину. Я вышагиваю по штирборту с таким видом, словно это подиум, – снаружи темно и холодно – и заглядываю в окно, чтобы понаблюдать всю бессмысленную ночную суетню, происходящую вокруг шведского стола. Я замечаю голубенького немчика, держащего в руках тарелку, на которую навалена копченая лососина, и хотя он направляется к столу, находящемуся всего в полуметре от того места, где я стою, я сомневаюсь, что он может разглядеть меня за собственным отражением в окне, но затем он начинает приглядываться, и лицо его озаряется, так что я отскакиваю от окна и тут же напарываюсь на Уоллесов, прогуливающихся по палубе. На Лорри нечто вроде вечернего платья от Armani без бретелек, Стивен же, защищаясь от ночной прохлады, набросил на плечи смокинг.

– Виктор! – вскрикивает Лорри. – Мы здесь!

Я подношу руку ко лбу, прикрывая глаза от несуществующего света:

– Да? Кто это?

– Виктор! – хором восклицают они в нескольких метрах от меня. – Мы здесь!

Я начинаю прихрамывать, словно у меня болит нога.

– Какая неожиданность! – восклицаю я, протягивая руку, но тут же вскрикиваю и хватаюсь за лодыжку.

– Виктор, нам так тебя не хватало за ужином! Надеюсь, с тобой все в порядке? – спрашивает Лорри.

– Да, нам тебя ужасно не хватало, – добавляет Стивен. – У тебя что-то случилось с ногой?

– Я… я проспал… – начинаю я. – Ждал телефонного звонка… и заснул.

Пауза.

– Так тебе позвонили? – спрашивает Лорри несколько обеспокоенно.

– Да, разумеется, так что сейчас все в полном порядке.

– Но все-таки что случилось с ногой?

– Ну… я потянулся к телефону… и… случайно упал с кресла, в котором сидел… то есть спал, конечно, и тут, когда тянулся за телефоном… я упал и стукнулся… – следует очень длинная пауза, – коленом.

Снова повисает долгое молчание, во время которого никто не произносит ни слова.

– И вот когда я попытался встать… причем все это время продолжал говорить по телефону… я споткнулся о стул… который стоял у телевизора…

Я остановился, чтобы дать им возможность произнести свои реплики.

Наконец Стивен изрекает:

– Да, это, видать, было зрелище!

Представив себе, насколько дико должен выглядеть предложенный мной сценарий, я вежливо разъясняю:

– На самом деле я еще легко отделался.

Лорри и Стивен согласно кивают, заверяя меня, что это действительно так. Все дальнейшее – не более чем краткая экспозиция: реплики легко срываются с моих губ и приходятся все к месту, потому что вдали я вижу Марину, которая стоит спиной ко мне возле ограждения палубы и смотрит на темную океанскую гладь.

– Завтра вечером? – предлагает Лорри, дрожа от холода.

– Пожалуйста, Виктор, – умоляет Стивен. – Я настаиваю, чтобы ты обязательно поужинал с нами завтра вечером.

– Господи, ну вы, ребята, и настойчивые! Хорошо, хорошо, завтра вечером, – говорю я, разглядывая Марину. – Ах нет, подождите – я на завтра уже кое-кого пригласил на ужин. Как насчет следующей недели?