Текст книги "Люди возле лошадей"

Дали знать о случившемся страховому агенту. Агент явился и услышал: Алидар имел дурную привычку бить задними копытами по деннику, в меру своего огненного темперамента бил так, что сотрясались стены конюшни. На этот раз ударил в дверь денника с такой силой, что вышиб дверь, скользившую на роликах по жёлобу. Дверь подалась, ролик из жёлоба выскочил, между стеной и дверью образовалась щель. В эту щель Алидар попал задним копытом, которое в щели застряло, высвободить копыта ему не удалось, стал дергать ногой, испугался и с отчаянным усилием потянул так, что вместе с копытом выдернул себе ногу.

Страховой агент объяснением удовлетворился и дал знать в банк: «Несчастный случай». Значит, надо выплатить сумму, на которую Алидар был застрахован. Выплатили. Как ни сокрушительна была потеря бесценной лошади, но компенсация, надо согласиться, последовала весьма утешительная. Однако восемь месяцев спустя Председатель Правления прославленной конефермы подал в отставку, а богатейшая, инкорпорированная ферма объявила банкротство. Куда же девались страховые деньги? Где капитал Calumet, Inc.? На счету осталось чуть больше сотни долларов и 127 (сто двадцать семь) миллионов долга. Полчища кредиторов осадили конный завод.

Дальше стало происходить то, чего опасался Уоррен Райт, чего опасалась его вдова Люсинда, ставшая госпожой Маркей, что предсказывала их внучка Синди, вышедшая замуж за Тома Лунди, а она не раз говорила: «Как вести наш завод, мы не знаем, через это и загремим». И загремели: их наследственные, вроде бы безграничные средства поглотили долги. А Том Лунди? Исчез. Пропал полновластный хозяин конефермы «Калюмет».

В пору наибольших успехов Том продолжал ходить на приемы в цветастой рубашке с расстегнутым воротом, уже не вызывая иронических замечаний у джентльменов при галстуках бабочками. Появляясь в ложе для членов эксклюзивного Жокей-Клуба, парень с расстегнутым воротом по-свойски похлопывал джентльменов по плечу. Малоприличный вид крупнейшего коннозаводчика вызывал у прилично одетых почтительное признание как своеобычный стиль. И вот диктатор знаменитого конзавода исчез, иначе говоря, укрылся под прессом. Что означает «под прессом», Джим Лаки мне объяснил. Представим себе нечто вроде большого бревна: давить давит, но под тем же бревном всякий жучек может спрятаться, по нашему говоря, укрыться под корягой. Под каким же «бревном» или какой корягой скрылся Том Лунди? Слухи ходили, но толком никто ничего не знал и доискиваться не собирались. Ферма пошла с молотка и была куплена канадским мультимиллионером, который торговал авиалайнерами, но, по его словам, хотел сохранить ценнейшее коннозаводское хозяйство. И сохранил. Между тем, о гибели Алидара и банкротстве конзавода стали говорить, будто это лишь эпизод, достойный разве что упоминания. Уже мало кого интересовало, что произошло в ту ночь, когда нашли изуродованного Алидара, и никто не доискивался, почему процветание «Калюмет» при правлении Тома Лунди оказалось всего лишь «наклейкой», видимостью.

Однако в других краях, в штате Техас, гибель Алидара и падение «Калюмет» вызвали интерес у помощницы местного прокурора. Эту должность заняла молодая женщина по имени Джулия, по фамилии Хаймен, она, вскоре выйдя замуж, сменила фамилию и стала Джулия Томала. Подобно журналистке Ауэрбах, но, конечно, по-своему, как юрист, Джулия Хаймен-Томала тоже занималась «преступлениями белых воротничков», мошенническими операциями банкиров, что в Техасе стало повальным бедствием – около пятисот банков вылетело в трубу. О скачках Джулия Томала понятия не имела, но заинтересовалась, когда в документах техасского банка ей попалась конская кличка «Алидар». Какую ценность представляет собой некий конь, помощница прокурора тоже не знала, но ей показалось странным: в Техасе скачки тогда не проводились, между тем из конзавода в штате Кентукки в техасский банк поступило пятьдесят миллионов. Какая же связь у конзавода в центре скаковой жизни с банком, находившемся в штате, где скачки и не проводились?

Мисс Хаймен хотелось раскрыть какое-нибудь крупное хищение и показать себя, так что она решила вникнуть в подоплеку подозрительной денежной операции. Вместе с бывшим сотрудником ФБР, детективом Робертом Фостером, помощница прокурора отправилась в Кентукки, где им удалось узнать подробности разыгравшейся трагедии.

Некоторые свидетели ещё здравствовали, кое-кто из них продолжал работать на ферме: ради поддержания порядка их оставил до поры до времени на минимальной зарплате канадец-мультимил-пионер. Но не все были готовы поделиться с любознательными приезжими своими сведениями и соображениями согласно правилу «Знай своё дело, а в чужое не лезь». В ответ на просьбу предъявить рентгеновские снимки переломов, полученных Алидаром, помощнице прокурора и детективу было сказано, что снимки куда-то задевались. Взыскующие правды обратились к ветеринарному врачу, который оперировал раненного Алидара, но ветврач просто настаивал на своём диагнозе: жеребец сам себя покалечил. Несчастный случай – подтвердил и агент, обеспечивший выплату немалой страховой суммы, а страховые агенты, если им удавалось добиться выплаты страховки, имели откаты от получивших выплату.

Посодействовал помощнице прокурора с детективом фактор психический. Кто хранит неприятную правду, у того тяжело на душе и он ищет случая облегчить свою совесть. От таких свидетелей Хаймен с Фостером узнали обстоятельства необычайные и, вместе с тем, обыкновенные. В истории страшных тайн это постоянно случается: вещи самоочевидные сначала не замечают, а с течением времени становится ясно, что в них-то и нужно искать ключ к совершившемуся. Например, не допросили охранника, который должен был неотлучно находиться в театральной ложе при Линкольне. По ходу представления Президент оказался смертельно ранен, охранник же в то самое время выпивал и закусывал в ближайшей пивной.

После катастрофы на конеферме «Калюмет» не были допрошены свидетели случившегося в ту роковую ночь. Лишь на другой день явился страховой агент и, ограничившись опросом ночного сторожа по фамилии Стоун, удовлетворился тем, что от него услышал.

Детектив Фостер отыскал Стоуна. Тот работал уже не на ферме, а на стройке по-соседству. Рассказал, что в ту ужасную ночь был подменным, сторож постоянный взял выходной. Проверяя конюшню производителей, Стоун услышал тревожное ржание и увидел Алидара «взмокшего от пота и с ужасом в глазах». Выражением глаз жеребец так поразил Стуона, что он даже не заметил у жеребца полуоторванной задней ноги. Вызвал двух женщин, начкона и ветфельдшера, а утром доложил страховому агенту.

Детектив нашел сторожа постоянного по имени Кипп. Нашёл ещё одного свидетеля, охранника Хигли. Кроме того, установил: при разговоре страхового агента со Стоуном присутствовала доверенная Председателя Правления Сюзанна Макги, она уточняла ответы Стоуна, который изъяснялся невразумительно, а Сюзанна объясняла, как следует понимать им сказанное.

Ни Сюзанну, ни самого Председателя найти не удалось, но с агентом взыскующие правды побеседовали и установили: Стоун лгал, рассказывая, будто бы ночной сторож Кипп попросил его подменить. На самом деле Киппа попросили взять однодневный отпуск и уйти на выходной, в ту ночь и случилась беда. Дальше-больше: не Стоун о ЧП сообщил. Это Хигли, объезжая конеферму, заметил в окошке конюшни производителей свет, который не должен был там гореть. Свернул в сторону конюшни и на пороге встретил Стоуна, а тот ему сказал: захотелось пить, идёт за бутылкой содовой воды. Хигли вошёл в конюшню и, увидев изуродованного Алидара, вызвал начкона с ветфельдшером.

Узнали помощница прокурора с детективом и о том, что на заводе однажды появилась автомашина, из которой вылез крупный мужчина в темных очках. Это был отслуживший свое боевик, на счету которого числилось участие в государственных переворотах. Кто видел визитку заметного посетителя, те рассказывали, что на лицевой стороне визитной карточки значились его звания и заслуги, а на обороте были перечислены услуги, которые тот брался оказывать: убийство, избиение, увечье, ранение, смотря по тому, требовалось ли кого-то прикончить или же покалечить и как именно – выстрелом в глаз, в руку и т. п. Всё, будьте уверены, окажется исполнено в точности, по прейскуранту.

О таинственном визитере Хаймен с Фостером ничего больше не разведали, но кое-что, вызывающее подозрение, им стало известно. Если страховой агент и ветрач приняли на веру им рассказанное о том, как Алидар бил задними копытами по деннику, то ни помощница прокурора, ни детектив подобных рассказов не услышали. Напротив, старые служащие им поведали, что за жеребцом такой привычки не упомнят. Правда, хозяин, Том Лунди (который по-прежнему прятался под прессом), бывало, уверял, будто, сидя в своем кабинете, слышит, как Алидар бьет по деннику. Так были удары или их не было? Одни говорили одно, другие – другое… Но если от слишком частых посещений маточной конюшни у жеребца нервы разыгрались и развилась дурная привычка разряжаться, ударяя по стенам денника, то как же в стойле у производителя, которого разве что под стеклянным колпаком не держали, не было предпринято простейших средств предосторожности? Почему не обили стены мягкими прокладками? Допустим, удары были, но где же следы от них? На стенах денника ничего не осталось, а стены не ремонтировали. Зато будто бы выломанная ударами копыт створка двери оказалась заменена, причем, срочно, на другой же день после того, как жеребец покалечился. Вышибленный ролик бесследно исчез вместе с куском жёлоба, по которому двигалась скользящая дверь. Ролик мог куда-то закатиться и затеряться. А что стало с вроде бы вышибленным куском металла? Тоже поспешили поставить на место, поэтому агенты из разных страховых компаний, явившиеся на следующий день, уже никаких поломок не увидели и присоединились к заключению первого агента – несчастный случай.

По мере расспросов у помощницы прокурора с детективом всё больше накапливалось сведений о ситуациях, которые трудно было принять за случайность. Решительно подорванной версия «случайности» оказалась после того, как помощница прокурора, к тому времени уже произведенная в прокуроры, получила право запросить ведомости «Калюмет», однако в конторе конзавода не оказалось ни клочка бумаги! Кто покупал, за что платил, куда из конторы уходили деньги, осталось неизвестным. По документам из банков удалось все-таки восстановить процедуры расчетные, поразительные: Том Лунди только тем и занимался, что брал деньги в долг. Долговым операциям не было конца, и чтобы добыть ещё и ещё денег, владелец синдикализированного Алидара стал продавать право на случки с ним… авансом. Любимец «Калюмет» оказался как производитель запродан на несколько лет вперед, причем, запродан тем же пайщикам синдиката, которые уже заплатили свои два с половиной миллиона за пожизненное использование жеребца из расчета по одной кобыле в год. И вот они получили право на дополнительное число случек, а глава синдиката из дополнительных взносов выплачивал накопившиеся долги: совершался круговорот денег.

Куда же уходили немалые деньги, которые делал Том Лунди? Можно подумать, будто он, безумствуя, строил новейшие сады Семирамиды, проводил «египетские ночи» на современный лад, воскрешал Валтассаровы оргии и устраивал Тримальхионовы пиршества, ублажая себя и своих гостей Лукулловскими угощениями, содержал достойный Царя Соломона гарем и без счета просаживал деньги в рулетку.

Ничего подобного! Выпивать и закусывать – любимое вознаграждение наших воров в законе, судя по любимым фильмам нашей публики, испытывающей интимную приязнь к преступникам и не забывающей народной мудрости: от тюрьмы зарекаться не следует. Но Том Лунди не был забулдыгой, не был и развратником, он являлся растратчиком. Купил лайнер, арендовал другой, ради удовольствия совершая с друзьями перелеты, во время которых, на борту угощал избранных пассажиров своими излюбленными кушаниями – жареной картошкой и сосисками, а запивали пищу по меню кафетерия Макдональда – содовой (без виски). Ещё одним увлечением Тома с юношеских лет были автогонки, любил носиться на своем драндулете, когда же получил возможность осуществить мечту, сделавшись богачем, он всаживал уйму денег в гоночные машины. Кроме того, как одержимый учреждал одну за другой корпорации, занимавшиеся, неизвестно чем.

Всё это обходилось в десятки, пусть в сотни тысяч, даже миллионы, но ведь в его распоряжении были многомиллионные средства! Валтассар, Новуходоносор и Царь Соломон налогов не платили, зато приходилось платить Тому Лунди, а налоги на богатых тогда были высоки. Джулиа Хаймен-Томала на основании данных, добытых ею из платежных ведомостей, совершила открытие. Оказывается, двести пятьдесят тысяч за случку с определенного момента стали фикцией. Алидар уже давно таких денег не приносил. Огромными суммами Том Лунди продолжал ворочать, но то были кредиты, которые ему удавалось получать от банков. Деньги, полученные от одного банка, он переводил в другой банк, как перевел в Техас пятьдесят миллионов и получил из техасского банка кредит в сто двадцать миллионов. Но основное, что удалось установить Хаймен-Томала, её же озадачило: концы с концами не сходились! Установленные по ведомостям затраты не превышали огромных денежных сумм, что проходили через руки председателя Правления корпорации «Калюмет», Инк. Куда же девались бешенные деньги? Положим, Том Лунди сделал конзавод корпорацией, чтобы скрывать доходы, которые будто бы шли на зарплату служащим, а сколько шло и куда шло, это никого не касалось. Платил Том Лунди из средств конзавода, а что получал, то клал себе в карман. В результате ферма беднела, он обогащался. После всех передряг и выплат у него должно было оставаться миллионов семь. Сколько же исчезло неизвестно куда?

Чем глубже вникала дама-прокурор в финансовые документы, тем ближе подходила она к выводу, который уже сделала ещё одна пытливая журналистка. Звали журналистку Кэрол Флейк, высказала она свою догадку по горячим следам, поговорив со служащими конзавода. Среди них был Стоун и на этот раз он сознался, что у него становится тяжело на душе при одной только мысли о случившемся той ночью. Допрашиваемый Хаймен-Томалой и Фостером, Стоун добавил не много, но прокурорша вывод сделала по документам, подтвердив догадку Кэрол Флейк: «Мертвая лошадь стала нужнее живой».

Своё заключение Хаймен-Томала огласила, выступая как обвинитель на процессе в гражданском суде по делу о мошенничестве и растратах, совершенных целым кругом лиц, в первую очередь бывшим председателем Правления компании «Калюмет», Инкорпорейтед. Но отыскать скрывшегося под прессом председателя всё никаких не удавалось. На след его напали по каталогу коневладельцев, среди которых числилась Сюзанна Макги. Где Макги, там, вероятно, и Лунди. Действительно, бывший босс Сюзанны стал её служащим: на ферме во Флориде тренировал для неё лошадей.

Тома вытребовали в суд. Он явился на заседание в яркой рубашке с расстегнутым воротом, всё больше отмалчивался, отвечал на вопросы лишь после того, как посовещается со своими адвокатами. Большей частью отвечать отказывался на основании Закона о гражданских правах, статьи 5-й, позволяющей не давать показаний против себя.

Этим правом Том воспользовался раз двести. Если же все-таки отвечал, то ответы были неопределённы. Выведенный из терпения судья спросил у подсудимого, какого цвета на нём рубашка. Пошептавшись с адвокатом, Том ответил: «Кажется, красного».

Обвинению удалось убедить суд, что Том Лунди, вне сомнения, жулик. С каждой легальной сделки получал десять процентов – миллион отката. Одному банку задолжал пятьдесят миллионов, другому – обязался внести за страховку Алидара, иначе этот банк грозился полис аннулировать. Том терял доверие, давно за страховку не платил, числился за ним долг немалый. Логика обвинения: спрос на некогда популярного производителя стал падать, от жеребца, который, вместо прибыли, приносит убытки, решили отделаться под видом «несчастного случая» и получить немалую страховую компенсацию.

Контраргументы защиты: а почему Алидар не мог сам себя покалечить? Положим, одни свидетели отрицали, другие утверждали, что по деннику он ударял, но никого на конюшне в момент катастрофы не оказалось, догадки – не доказательства. Кроме того, как ни велика выплаченная страховая сумма, она не могла покрыть расходов и долгов подсудимого. Наконец, если бы Том Лунди действительно хотел смерти Алидара, он не стал бы чуть ли не со слезами на глазах упрашивать ветврачей его спасти.

Тут на суде выступил детектив Фостер, он потребовал выслушать ещё одного свидетеля. Из Массачузетского Технологического Института детектив доставил в зал суда эксперта по инженерии. Эксперт предъявил результаты подсчетов, которые он предварительно произвёл и установил, что сила ударов, способных выломать дверь да ещё вместе с металлическим жёлобом, должна была превосходить силу конских копыт на порядок, в десятикратной степени. Мало этого, дверь была выломана ударами не изнутри, а снаружи. На снимках жёлоба было видно, что болты, будто бы выломанные ударами копыт, на самом деле подпилены. Эксперт дал свою версию произошедшего: дверь выломали, жёлоб выбили, создавая видимость разрушения под ударами копыт, затем веревкой обвязали Алидару заднюю ногу, а за веревку дернул трактор.

Судья, выслушав инженера, признал убедительность его доводов. Обвинение воспряло. Но, сказал судья, версия – теория, а теория – не вещественные доказательства, уголовного дела он начинать не станет.

По гражданскому иску подсудимого признали виновным и осудили на четыре с половиной года. Приговоренный к заключению был отпущен на поруки, чтобы, прежде чем сесть в тюрьму, он смог бы повидаться со своей больной матушкой, а затем явиться для несения наказания. Суд на этом закончился.

У здания суда Тома Лунди увидел Скип Холингворт, журналист, который напишет подробный обзор событий уже после появления книги Ауэрбах. «Убиение Алидара» – так будет называться его статья, появившаяся в «Техасском ежемесячнике». Растяжимость понятия «убиение» означает совокупность обстоятельств, под воздействием которых Алидар был-таки убит, но по-прежнему нельзя быть уверенным, как убит и кто убийца.

Заканчивается статья разговором Скипа Холингворта с Томом Лунди. «Я увидел его стоящим на краю тротуара. Руки в карманах. Плечи опущены. На минуту я попробовал представить себе молодого Лунди, каким он был лет сорок назад, кипучий, полный энергии сельский парень, фермерский сын, погоняющий прутом скотину и мечтающий стать обладателем царства – конефермы «Калюмет». И вот мечта обратилась в руины. “Томала херню городит, – произнес Том, – и ведь сама знает, что – херня. Ей бы в газеты попасть и больше ничего”. “Значит, в гибели лошади ты не замешан?” – задал я вопрос. Лунди взглянул на меня и лицо его налилось кровью. Ему, видно, не приходилось прямо отвечать, чувствует ли он себя виноватым. “Да какого хера?! – вырвалось у него. – Само собой, нет! Лошадь я любил, любил…” Лунди помолчал, покачивая головой, словно был не в силах самому себе втолковать, что отныне подозрение в убийстве Алидара вечно будет преследовать его. «Я тебе вот что скажу, – наконец заговорил Том Лунди. – Всё бы отдал, лишь бы Алидар посещал маточную». Он бросился в машину и с места рванул на скорости.

Апофеоз амбиций простого парня, достигнутый им большой успех оказался источником его катастрофы. Мне удалось дозвониться до редакции «Лексингтонского вестника». Сотрудница газеты Джанет Пэтон предложила мне в качестве эпилога свою статью о том, как в грязную историю попал сын Тома Лунди – Роберт. Статья годилась для финала под названием «Порода сказывается».

Когда Лунди-старший оказался за решеткой, Лунди-младший стал добиваться, чтобы отца освободили досрочно за «хорошее поведение» в тюрьме. Президентом страны тогда был Билл Клинтон, его брат, наркоман, у президентской охраны значился под условным названием «Мигрень». Брата всё-таки посадили, но Президент его по-братски простил.

Вышедшему на свободу президентскому брату Роберт Лунди предложил долю прибыли с угольной шахты в Чили (!), если брат будет готов ходатайствовать перед Президентом за отца Роберта. Связь не сработала. Тома Лунди Президент не простил. Тогда Роберт отцовскому другу, который занимался лошадьми, стал предлагать покрыть его кобыл неким синдикализированным жеребцом, на которого у Роберта будто бы имелись права. «Он звонил мне в шесть утра, звонил в полдень, в полночь и после полуночи», – на суде рассказывал друг Лунди-старшего о том, как он дал Лунди-младшему себя уговорить, выслал ему трех кобыл и деньги за случку. «Людям, которым доверяешь, проще всего тебя обмануть», – такой вывод сделал доверчивый друг.

Оказалось, Лунди-младший ни в каком синдикате не состоял, посланные ему деньги присвоил и уже успел пустить в какое-то дело. Никакой скидки за случку своих кобыл друг Лунди-старшего не получил, но случку произвели, поэтому в результате друг остался должен синдикату сто пятнадцать тысяч. Лунди-младший вину за собой признал, однако, признавая вину, не проявил при этом признаков раскаяния.

У нас по мере внедрения рыночной экономики в повседневный язык вошло множество новых понятий, но, кажется, ещё не усвоено слово социопат. Определение не моральное – медицинское: пациент страдает отсутствием совести. Дальтоник не различает цветов, лишенный музыкального слуха не способен отличить до от ре, а социопат не знает разницы между добром и злом. Не знает и всё тут – психофизический недостаток. Нельзя же осудить обделенного самой природой! Подсудимый нуждается в лечении, но от подобного недуга средств ещё не найдено. Судья оштрафовал Роберта Лунди больше, чем на миллион, и сверх того сделал ему внушение: «Осознайте, насколько ваш образ действий был опрометчив». Суровые слова слуги закона возымели на Лунди-младшего такое же воздействие, как если бы лишенному слуха пропели сольфеджио.

Когда Ауэрбах повествовала о подъеме и падении конефермы «Калюмет», она вспомнила еще одну классическую книгу, нам знакомую – «Американскую трагедию» Теодора Драйзера, роман о том, как ради осуществления своей мечты молодой человек не остановился перед преступлением. С тех пор название романа продолжают вспоминать в связи со всяким трагическим событием, если в нём видят знамение времени.

В чем же состояла трагедия Тома Лунди, если парень не без способностей, добившийся осуществления своей мечты и получивший в свое распоряжение необъятные средства, всё упустил и угробил? Краткий, зато определенный, ответ получил я от вахтера в университете, где я тогда преподавал.

Университет находился, как нарочно, между двумя ипподромами, беговым и скаковым. Беговой закрыли, скаковой работал. Беговой закрыли после мошеннических операций, проделанных застройщиками в союзе с местными властями. На скаковом ипподроме скачки проводились, но трибуны большей частью пустовали, потому что публика сидела по домам и смотрела скачки по телевизору, а ставки делала через ТЗПИ (тотализатор за пределами ипподрома). В свободное время я ходил на скаковой ипподром, ходил рано утром на пробные галопы, а приходя в университет и проходя мимо вахтера, заметил, что он, немолодой человек, изучает скаковые программы, внимательно читает и размечает. Видно, игрок. Спросил его, чем объяснить саморазрушительные действия в центрах конских испытаний. Последовал ответ из одного слова: «Алчность». Вахтер, видно, смотрел фильм «Уолл-Стрит». Через три года после нашей беседы вышла «Бешеная скачка», в объяснении катастрофы «Калюмет», стояло слово алчность. Ненасытная жажда денег ради денег стала причиной гибели Алидара, а смерть Алидара означала конец «Калюмет».

«Похоже на роман Дика Френсиса», – судили рецензенты о книге Ауэрбах. У Дика Френсиса, книг много, всех я не читал, но Джим Лаки мне подсказал, что похоже на роман «Те же деньги»: букмекер губит лошадей, одну за другой, ради денег.

«Я любил эту лошадь», – слышали от Тома Лунди, но как любил? Что творится из любви к скаковыми лошадям⁷ «Мораль, традиции, порядочность – эти слова слышны на Уолл-Стрит, однако отчёт о соблюдении норм вызывает тревожное впечатление, что на Уолл-Стрит эти слова, хотя и произносят, но не претворяют в дело» («Нью-Йорк Таймс», 16-го июля, 2013, «Деловое приложение», с. 1). От скаковых лошадей спешат как можно скорее и как можно больше получить выгоды, а лошади «сыплются». Алчность возродила зло, которое, казалось бы, удалось изгнать – допинг. Но тренеры добились разрешения употреблять средства болеутоляющие. Боль удаляется, а кости не укрепляются и лошади «сыплются». Любимая лошадь Алидар стала нужна, если из живой её сделать мертвой, иначе не получить страховку равную её рыночной стоимости.