Текст книги "Злоба"

Глава 78. Корбан

Корбан ступил на Рябиновое поле. Когда он собрался с духом перед предстоящим испытанием, солнце в безоблачном небе стояло еще невысоко.

– Подходящий сегодня день, – прогремел Таннон и стиснул ему плечо.

– Ага, – сказал Корбан; его слегка замутило.

При виде Корбана Галион прислонился к стойке с оружием, улыбнулся и поднял руку.

– Я подожду здесь, – сказал Таннон, – прослежу вместо тебя за Грозой.

Галион привычно сжал Корбану предплечье.

– Рябиновое поле приветствует тебя, Корбан бен Таннон, – торжественно изрек воин.

– Поле оказывает мне честь, – дал Корбан положенный ответ, стараясь не отводить взгляд от Галиона, когда Поле начали заполнять воины.

– У меня кое-что для тебя есть. – Галион снял с оружейной стойки копье. – Думаю, его вес придется тебе по руке.

Корбан взял копье двумя руками и наклонил его плашмя. Его древко было вырезано из белого ясеня с явно проступающими темными прожилками, а на тупом конце в качестве противовеса имелась железная насадка. Наконечник копья был в форме листа, с мягко закругленной кромкой, от острия до древка без резких выступов и зазубрин, что не очень походило на клиновидные наконечники, к которым он привык. Испытывая его вес, он поднял копье на высоту плеча и почти мгновенно нашел точку равновесия. Внезапно оружие стало невесомым.

Галион одобрительно хмыкнул.

– Спасибо, – сказал Корбан.

– Оно не знает промаха. Я подумал, что оно подойдет тебе больше, чем все эти ветхие палки, – сказал Галион, глядя на копья на стойке. – Уж мне-то оно верно послужило.

– Это такой обычай в краях, откуда ты родом? – спросил Корбан и помрачнел – он вдруг осознал, что у него нет никакого ответного дара.

– Обычай? Нет, парень. Просто мне понравилось тебя обучать. А сегодня будет наш последний учебный день. Хорошо отмечать такие дни подарком.

Корбан улыбнулся:

– Спасибо еще раз.

– Идем. Найди мишень, попривыкни к нему немного, покуда мы не начали.

Корбан принял это предложение, ибо промазывать мимо мишени на глазах у бесчисленного множества зрителей – не самое лучшее из возможных начал испытания воина. Они подошли к соломенным мишеням и нашли себе пустую площадку. Однако прежде, чем они смогли продвинуться дальше, с другого конца Поля к ним подошел Коналл. Когда ратник приблизился к ним, стало видно, что он сердит: его обычно красивое лицо побагровело от гнева.

– Получил я твою весточку, – бросил он, – или вызов?

– Просто нужно было увидеться с тобой, Кон, – сказал Галион.

– Зачем? Еще какие-то приказы?

Галион нахмурился:

– Да, это верно.

Коналл скрестил руки на груди и стал ждать.

– Ты, как и раньше, будешь охранять Эдану, но теперь ей позволили покидать замок, так что будь бдителен.

– Я воин, Гал, а не нянька.

Галион вздохнул.

– Это почетный пост, – произнес он медленно и, как подумалось Корбану, очевидно, не в первый раз. – К тому же тебе нужно вернуть себе благосклонность Бренина.

– Благосклонность. Почетный пост, – проворчал Коналл. – Ухаживать за ребенком. За кого ты меня принимаешь?

– Я пытаюсь помочь тебе, Кон, – резко сказал Галион.

– Я занимаюсь этим последний день, – ответил Коналл, отвернувшись. – Эвнис предложил мне место у себя в имении. Больше мне не придется сидеть в твоей тени.

Галион хотел было что-то сказать, но Коналл ушел прежде, чем он успел проронить хоть слово.

– Тьфу ты! – сплюнул воин, и гнев на его лице сменился грустью. Он посмотрел на Корбана:

– Всю свою жизнь я, кажется, пытался ему помочь…

– Он неблагодарный, – порывисто сказал Корбан.

– Нет, Бан. Он просто не рассматривает это как помощь. Его ослепляет гордость. А может быть, я и сам был неправ. – Он тряхнул головой. – В любом случае, у тебя есть более насущные заботы, чем нрав моего брата. Метни-ка это копье, парень.

Так Корбан и сделал. Первый его бросок оказался немного высоковат, но вскоре он оценил дар Галиона и подивился его несходству с прочими копьями.

Сейчас на Поле было людно, и он заметил много знакомых лиц, кроме одного. Впрочем, вот и Гар въехал на Поле верхом на Щите – буро-пестрая шкура жеребца лоснилась от пота.

– Вот и славно, – сказал Галион. – Можем начинать.

Воин отмерил от соломенной мишени сорок шагов и отметил каблуком сапога черту.

– Приступай к испытанию копейщика, Корбан бен Таннон, – громко объявил он. Потом продолжил, уже потише: – Не торопись, потому что на тебя смотрят люди. Подожди, пока не найдешь нужное место.

Корбан кивнул, во рту внезапно пересохло.

Приняв стойку, он поднял копье, занес его к плечу и прицелился в мишень. Сосредоточился на окружающих звуках, заострил внимание на цели, как его учили, и вот звуки стали постепенно стихать, пока в мире наконец не осталось ничего, кроме стука его собственного сердца, тяжести копья и пятна мишени впереди.

А затем – метнул.

Копье описало в воздухе дугу и с глухим стуком воткнулось в пяди от середины мишени.

– Один! – крикнул Галион.

Еще шесть раз Корбан повторял это действие, позволив себе улыбнуться Таннону и другим зрителям только после последнего броска. Затем подошел Галион и вручил ему учебный меч.

– Сначала, Корбан, я проверю твои умения, – сказал Галион. – Ровно так, как мы обыкновенно и занимаемся.

– Ага, – сказал Корбан, и почувствовал, что стало легче, как-то поспокойнее. Размял плечи и описал учебным клинком несколько широких дуг, чтобы разогреть мышцы спины и рук.

Галион принял стойку, занес меч, и Корбан атаковал. Подошел к Галиону с сильным двуручным захватом, методично чередуя приемы, которым его обучил Галион, применяя удары ногами и весом ловко переставляя ноги и по-разному наклоняя клинок, чтобы сначала поразить самые уязвимые места, удар по которым вызывает мгновенную смерть, – горло, сердце, пах, – затем – точки, влекущие медленную смерть, а потом места, удар по которым мог бы покалечить противника или вывести его из строя, но не был сам по себе смертелен. Он старался не применять хитрости, которым научил его Гар, но отдельные коленца из танца меча то и дело все же закрадывались в его выпады, обычно делая их более плавными. Один удар то и дело перетекал в другой, оставляя сопернику меньше времени на ответное движение.

Это было совсем не так, как в Темнолесье, где смерть нависала прямо над головой, но природное чутье побеждало страх. Сейчас он наслаждался. Он чувствовал, что на его губах как бы сама собой выступает улыбка, и чем быстрее наносил он удары по Галиону, заставляя новоиспеченного первого меча Ардана изрядно попотеть, тем сильнее охватывала его своего рода свирепая радость. Галион же, несмотря ни на что, двигался со свойственным ему изяществом, и, хотя временами ему приходилось трудновато, воин по-прежнему держал оборону.

На мгновение настала передышка: Корбан понял, что показал все приемы. Галион отступил на шаг, поднял руку и улыбнулся.

– Ловко сработано, – похвалил он, затем подошел к оружейной стойке и вернулся с помятым щитом.

Корбан огляделся и увидел, что вокруг него собралась толпа, причем лица были в основном знакомые: Эвнис и Вонн, Хельфах и Рэйф. Все не отрываясь пожирали его глазами, большинство – с удивлением, даже Таннон и Дат. Корбан нахмурился, не совсем понимая, что именно только что произошло. Тогда он поймал взгляд Дата и увидел в выражении друга перемену – неужели то был восторг? Затем он продел левую руку в ремни щита и приготовился ко второй половине испытания мечника.

На этот раз Галион сам пошел в атаку, проверяя защитные умения Корбана, и Корбан оказался в более затруднительном положении. Гар никогда не прикрывался щитом, поэтому все свои знания об этой науке мальчик почерпнул от Галиона. Тем не менее он успешно отражал атаки, хотя многие из них – лишь с горем пополам, и вскоре левая рука у него онемела, поскольку тряска от каждого удара отдавалась через щит до самых костей. Несколько раз он чуть сам не перешел в атаку – испытал непроизвольное и почти непреодолимое желание применить меч и щит как наступательное оружие; впрочем, он его поборол, помня, что это проверка оборонных навыков.

Через некоторое время Галион отступил.

– На этом и закончим, – объявил воин.

Теперь Корбан подобрал свое копье и увидел, что Гар выводит к нему Щита.

«Вот и все», – подумал он. Конь на полном скаку – и его испытание можно считать оконченным, оставалось только высидеть Долгую ночь, и он станет мужчиной. У него перехватило дыхание. Мальчик перебирал в памяти те части испытания, которые удалось успешно пройти – копье, меч, щит, удары и блоки, но теперь на него снова навалилось чувство неподъемности и беспомощности.

«Сосредоточься», – приказал он себе. Пойди вдруг что не так – и не скажешь что будет хуже: переломанные кости или унизительное осознание того, что это случилось на глазах у всего арданского воинства.

Он отер ладони от пота и сжал копье крепче. Гар внимательно следил за ним, ожидая знака. Когда мальчик кивнул, управляющий конюшен щелкнул языком и пустил Щита мягкой рысью. Сам Гар несколько шагов шел наравне с ним, но потом конь сорвался в галоп и направился к Корбану.

Корбан поднял щит и копье и принял стойку, а конь все приближался, от стука копыт под ногами подрагивала земля. Вот он зашевелился, затем Щит поравнялся с ним, и Корбан ускорил шаг, пытаясь нащупать такт галопа, в то время как его кровь и мышцы начинали сокращаться в ритме конского бега. Внезапно ритм выровнялся, и он повернулся, протянул шуйцу, ухватился за гриву жеребца и воспользовался его разгоном, чтобы подняться в воздух.

Сердце будто замерло, и миг, когда его стопы оторвались от земли, показался целой вечностью. Он стал совершенно невесом, воздушен, его тело дугой взмыло ввысь, он отчаянно задрыгал ногами, а затем с приятным стуком приземлился в седло. Щит даже не нарушил шага.

Мгновение он сидел там, чувствуя, как под ним бугрятся и сокращаются мышцы Щита, слыша, как в ушах колотится его собственное сердце, затем замолотил по воздуху щитом и копьем, а в лицо пахнуло холодным ветром, так что аж заслезились глаза. Где-то вдалеке он услышал шум, огляделся и увидел, что люди зовут его, подбадривают, бьют копьями по щитам. Взглядом он обшарил толпу и нашел папу – тот улыбался от уха до уха. Корбан показал кузнецу торжествующе поднятый сжатый кулак и радостно заулюлюкал, а потом подозвал Грозу.

Волчениха отскочила от Таннона и побежала рядом со Щитом в ногу с конем, а Корбан тем временем послал жеребца в галоп – только дерн полетел из-под копыт. Он ослабил поводья и наслаждался мерным ходом Щита. Глаза заметались по толпе в поисках Гара. Управляющий конюшен склонил голову.

В Поле вышел Бренин в сопровождении свиты и гостей из Тенебрала. Они наблюдали, как он скачет мимо них, а рядом вприпрыжку рысит Гроза. Мельком Корбан увидел, как Натаир удивленно уставился на волчениху, после чего их глаза встретились. На миг показалось, будто весь мир вдруг схлопнулся до ничтожных размеров. Снова появилась тень, тьма, что парила вокруг короля Тенебрала. Корбан испугался, затем миновал их и натянул поводья, чтобы вернуться к Галиону. Снова поискал глазами Гара, но теперь его не было видно; он отказывался углубляться в значение слов, которые слышал вчера вечером и которые нежданно-негаданно, не спросясь, пришли ему на ум.

Он выскользнул из седла перед Галионом, просияв от его одобрительного кивка, затем его наставник поманил к себе Таннона, и над ними обоими нависло могучее тело кузнеца. Он вынул из тканевого свертка меч и преподнес его сыну. Корбан опустился на одно колено, чтобы завершить обряд.

– Корбан бен Таннон, – провозгласил Галион. – Ты ступил на Поле ребенком, а покидаешь его воином, мужчиной. Встань, – молвил он, тронув Корбана под локоть, – и возьми свой меч.

Корбан встал, взял свой подарок и ахнул, приглядевшись поближе. Навершие рукояти из темного железа было выполнено в виде оскаленной головы волчня. Взгляд метнулся к отцу, и Корбан увидел на глазах у кузнеца слезы радости.

– Спасибо, – прошептал он и со свистом вынул клинок из кожаных ножен. Поднял меч над головой, и солнечный свет на мгновение превратил его в белое пламя, прямо как в сказках.

– Крепко держи свой меч, – сказал Галион, – а еще крепче держись за правду и храбрость. А теперь принеси клятву.

– Клянусь своей рукой, своим разумом, своей душой, своей силой служить королю и его роду. – Он полоснул мечом по ладони, и из сжатого кулака наземь упала капля крови. – Присягаю своим сердцем, запечатываю своей кровью, – проговорил Корбан.

Таннон улыбнулся сыну.

Толпа – теперь и вовсе огромная – разразилась ликующими возгласами, все глазели на него, как будто происходило что-то особенное, – а затем Таннон заключил Корбана в свои медвежьи объятия.

* * *

Яркое солнце сменил прохладный сумрак, а Корбан в почти безмолвном сопровождении Грозы проехал под сводами Каменных врат.

Когда Корбан ехал по дун-каррегскому мосту, на западе садилось солнце, а впереди уже вытягивались длинные тени. Добравшись до великаньего тракта, он развернулся спиной к Баглуну. Он искал место, где можно будет высидеть Долгую ночь, и пока вся земля вплоть до самого Баглуна была ему слишком хорошо знакома. А ведь хотелось, чтобы это было какое-то совершенно новое для него место – в этот знаменательный день во всем хотелось чувствовать обновление.

Он ехал до тех пор, пока мир вокруг него не посерел, не уменьшился, освещенный красными лучами закатного солнца, что еще проникали откуда-то из-за спины. Наконец он осадил Щита перед какой-то лощиной, темный гранитный валун посреди которой предоставлял укрытие от резкого ветра, катящегося с побережья. Спешился, чувствуя, как хлопнул по бедру до сих пор не вполне привычный новый клинок, и надолго залюбовался своим оружием. Разнуздал Щита и после занявших некоторое время приготовлений уселся у костерка, глядя на луну, что заливала все окрестности своим бледным сиянием.

Он чувствовал себя измученным, переполнявшее его весь день волнение наконец ослабло и позволило обдумать зловещие слова Гара. Разговор об уходе из Дун-Каррега его напугал. Лишь при мысли о том, что это место придется покинуть, он понял, как сильно любит сам город и его обитателей. Здесь были его друзья, здесь было его сердце. Нет, он не уйдет! Неважно, что там сказала мама или Гар, все равно, что там за история связывает Гара с Сумуром. Теперь он стал воином, мужчиной. Он может поступать так, как считает нужным. Рука сама собой потянулась к косичке, которая была теперь у него в волосах, – его воинской косе, которую еще днем заплели ему мама и Кивэн, стянув напоследок тонкой полоской кожи.

Галион уважил его просьбу и попросил, чтобы его воинское испытание и Долгую ночь перенесли на потом, но решение провести все это сегодня тоже оказалось целесообразным. Война с Рин, по сути дела, уже началась, и вскоре войско Ардана отправится в поход на Кэмбрен. Будет нужна всякая рука, владеющая мечом.

От такой мысли Корбан содрогнулся от страха. «На войну!» – впрочем, он тут же стряхнул нахлынувший испуг. Это было бы намного лучше, чем просто уйти.

Корбан непроизвольно потянулся к рукояти меча и обхватил ее кончиками пальцев. Меч был большой, длиннее обычного, с эфесом в полторы ладони. После долгих размышлений вместе с папой было решено остановиться на таком выборе. Из-за своего обучения у Гара он предпочитал двуручный клинок, но в таком случае пришлось бы отказаться от щита, чего Корбану совсем не хотелось. Таким образом его область поражения почти сравнялась с таковой у двуручника, однако – в основном из-за беспрестанного труда в отцовской кузнице, а также занятий с Гаром в течение последних двух лет – он обрел силу, позволяющую орудовать им как более коротким, более легким клинком и использовать его вместе со щитом.

Вскоре глаза начали слипаться. Но Долгую ночь следовало провести в бессонном бдении. Он растормошил себя другим воспоминанием прошедшего дня – на этот раз нежеланным. Натаир. По всей крепости гуляли различные пересуды о короле Тенебрала. Он был одновременно красив и обходителен, а потому снискивал себе все бо́льшую славу. Но было в нем что-то неизъяснимое, что не давало Корбану покоя. И каждый раз, когда он видел его, появлялась эта тень, некая таинственная, неземная сила…

«Видеть несуществующее есть первый признак безумия, – упрекнул он себя, – по крайней мере, так мне сказала Брина». И все же эта тень…

Он вздрогнул.

Ночной ветерок приносил странные тревожные звуки. Однако Гроза безмятежно спала. Он дыхнул на сложенные в чашечку ладони. Было холодно, морской бриз добавлял зябкости в уже и так прохладный воздух. Он потянулся к котомке и добыл одеяло.

«Просто посижу так немножко, – подумал он, – пока одеяло холод из костей не вытянет…»

…Корбан в испуге проснулся; все его тело затекло. Было еще темно, хотя небо местами уже посерело, а звезды постепенно тускнели. Его костерок давным-давно догорел, но он ясно видел Грозу и Щита, из чего заключил, что рассвет уже близится. Решив, что лучше немного пошевелиться, чем оставаться без движения, он живо собрал все свои пожитки и начал седлать Щита. Корбан чувствовал себя виноватым, ведь он задремал во время Долгой ночи, и думал, должен ли он сказать об этом Галиону.

Наконец все было готово, и Корбан уже просовывал копье в кожаное крепление на седле, как вдруг Гроза внезапно вскинула голову, посмотрела вниз по склону и зарычала.

Корбан застыл и проследил за взглядом волченихи.

Из-за деревьев вылетел наездник, переправился через ручей и поскакал к великаньему тракту. Осадил, увидев Корбана, и развернул вспененного скакуна по небольшому кругу.

– Из остальных кто-нибудь прорвался? – сказал он хрипло, почти шепотом.

– Ты о ком это? – спросил Корбан, сжимая рукоять меча.

– Гонцы из Бадана, – выдавил мужчина.

– Нет. Никого не было.

Человек выругался, сплюнул на землю и покосился через плечо.

– Тебе ехать надо, они, должно быть, нам на пятки наступают, – поторопил человек. – Бадан пал.

– Что? Но… – начал было Корбан.

– Езжай, парень! Некогда болтать! – рявкнул мужчина и пришпорил коня.

Корбан пронаблюдал, как всадник исчез за гребнем холма, а затем его внимание привлек шум из глубины долины.

Из леса стали появляться конные фигуры – около десятка воинов, судя по числу притороченных к седлам копий. Корбан помрачнел. В их движениях было что-то неправильное, они перемещались как бы тайком.

Затем что-то зашевелилось на гребне дальнего склона, где-то в лиге оттуда, а может быть, и меньше. На великаньем тракте возникла темная полоса: то была широкая вереница всадников, очерченная бледной нитью света, предвещающей восход солнца. Они быстро двигались прямо к нему. По обе стороны дороги из-за гребня холма высыпало еще больше силуэтов, темной кляксой расползающихся по земле, на фоне светлеющего неба на короткое время вырисовались копья и колышущиеся знамена.

Корбан заворожённо глядел на происходящее. Затем на горизонте появился краешек солнца, и множество наконечников копий вспыхнуло в первых утренних лучах, как тысяча свечей. Прямо к нему ползло по склону целое неприятельское войско, необъятное море воинов в красных плащах, а с бесчисленных стягов разъяренно взирал нарвонский бык.

В земли Ардана пришел Оуайн.

Глава 79. Корбан

Корбан оседлал Щита и поехал по насыпи к великаньему тракту. Снова посмотрел на войско, ползущее к нему, и краем глаза заприметил лазутчиков, которые осторожно пробирались вниз по склону к ручью. На его глазах один из них подал знак остальным и указал на него. У Корбана замерло сердце, он пустил Щита галопом, а позади послышались голоса и шлепанье копыт по воде.

Он гнал Щита во весь опор, сердце колотилось, а смятение все возрастало.

В конце концов перед глазами показалась хижина Брины, а на горизонте во все еще смутном свете зари замаячила размытая громада Дун-Каррега.

Он осадил Щита; из конских ноздрей в холодном утреннем воздухе обильно валил пар. Дальше по дороге виднелось облако пыли, взметнувшееся из-под коня давешнего всадника, – сейчас тот въезжал в деревню. Корбан поторопил Щита и подъехал к домишку Брины.

Когда Корбан постучался, целительница склонилась над своей домашней грядкой с травами и выщипывала оттуда стебли ястребинки.

– Быстро! – воскликнул он. – Надо уходить!

– Что? – резко спросила Брина, хмуро глядя на ястребинку, которая явно не желала выдергиваться из земли. – Неужто всего от одной ночи, проведенной в темноте и в одиночку, у тебя мозги совсем съехали набекрень?

– Сюда движется… войско Оуайна… тысячи воинов, – выдохнул Корбан. – Сейчас они в лиге или около того позади меня… но его разведчики уже совсем близко.

На мгновение Брина вытаращилась на него, а затем вскочила на ноги и суетливо заметалась по хижине, зовя Крафа.

– Поторопись! – закричал Корбан, и через несколько мгновений в дверях появилась Брина с мешком за плечами, а за ее спиной, возмущенно каркая, хлопал крыльями ворон.

Удивив Корбана своей ловкостью, Брина влезла ему за спину, обняла его за пояс, а затем Щит двинулся через ольховую поляну. Корбан посмотрел на восток и увидел цепь всадников, растянувшуюся поперек дороги и движущуюся куда быстрее, чем десяток разведчиков, которых он видел ранее.

Он вдавил пятки Щиту под ребра и поскакал, в небе над головой черной кляксой летел Краф, а сбоку серой молнией неслась Гроза. Он срезал путь через луг, выбрался на великаний тракт и, повернувшись к Гавану, пригнул голову и что есть мочи погнал Щита вперед.

Добравшись до деревни и направившись по улицам к гостевому дому, он предостерегающе закричал. Но всадник уже обо всем сообщил, и теперь на улицы толпами высыпали люди – большинство из них шли к дороге, ведущей к крепости. Корбан добрался до дома Дата, соскочил с седла и постучал в дверь. Ему открыла Бетан – и сердито воззрилась на столь раннего гостя, однако, когда девочка как следует разглядела перекошенное лицо Корбана, слова застряли у нее в горле.

– Что случилось? – спросила она.

– Оуайн на нас напал, у нас нет времени! Где Дат?

– Здесь я, Бан, – сказал его друг, высунувшись из-за плеча сестры.

– Надо уходить! – Корбан схватил Бетан за плечо, но она вырвалась.

– Папа… – сказала она.

– Где он?

– Вон там, – кивнул Дат за дверь.

– Дай посмотрю.

Мордвир храпел у себя на лежанке в обнимку с кувшином виски. Растолкать его было невозможно, пока в дом не протолкалась Брина и не окатила его ледяной водой из крынки. Это вкупе с громкой бранью знахарки помогло разбудить Мордвира до нужной степени, чтобы он смог встать и, шатаясь, выйти из дома, ведомый Корбаном и поддерживаемый сзади Датом.

Брине и Бетан Корбан наказал седлать Щита и ехать вперед. Сам же он на пару с Датом провел норовящего упасть рыбака через деревню и примкнул к растущей веренице людей, что шли по крутой тропе к Дун-Каррегу. Чуть поднявшись, они ненадолго остановились, чтобы оглянуться на деревню.

От хижины Брины поднимался черный, клубящийся столб дыма. Еще дальше, где-то на краю поля зрения, у самого горизонта, темной кляксой ползло войско Оуайна. Ближе, между деревней и домиком Брины, на великаньем тракте толпились всадники – передовая разведка Оуайна.

– Идемте, – сказал Корбан и повернулся к Дун-Каррегу. Когда они преодолели полпути вверх по крутому склону, силком таща упирающегося Мордвира, впереди раздался грохот копыт. Мимо них проехал Пендатран, а следом за ним – несколько десятков дружинников. Они спустились к деревне и рассыпались, прикрывая жителей деревни от передовых отрядов Оуайна.

Потом к ним подъехал Гар на своем пегом битюге.

– Это правда? – спросил управляющий конюшен, поравнявшись с ними. Корбан лишь молча указал на землю позади, на темную волну воинов, затопившую луга.

Некоторое время Гар созерцал открывшуюся картину, а Корбан пристально изучал тюки, привязанные к бокам Молота, меха, полные воды, и какой-то завернутый в кожу продолговатый предмет, притороченный к седлу.

– Куда-то собираешься? – спросил он.

– Собирался, – сказал Гар. – Впрочем, это подождет. Пойдемте, дайте-ка я проведу вас в крепость.

С великим трудом они взгромоздили Мордвира в седло Гара и значительно быстрее продолжили подниматься по склону. Во дворе их встретили мама и Кивэн: обе были одеты по-дорожному, отметил он, в толстые кожаные куртки и плащи. Рядом угрюмо стоял Таннон и сжимал в руках свой недавно выкованный боевой молот.

– Щит в конюшне, я о нем позаботилась, – сказала Корбану Бетан, взяв под уздцы Молота и ведя отца в крепость. Остальные поднялись по каменным ступеням на стену, чтобы занять места у зубцов.

Деревню уже заняли захватчики, земля у подножия холма кишела грабителями, и их темные полчища начинали карабкаться по склону к Дун-Каррегу. Сейчас по мосту двигались последние из поселян вместе с Торином верхом на возу, заваленном мешками и бочками, а позади них скакал Пендатран с горсткой воинов. Когда все перебрались через мост, окованные железом створки Каменных врат захлопнулись, а решетки опустились до отказа. Отовсюду несся потрясенный ропот. Во дворе появился король Бренин в окружении воинов, среди которых был и Галион, за ним последовали Геб и Эвнис. А вслед за ними явились и гости из Тенебрала.

Несколько минут Бренин совещался с Пендатраном, затем поднялся по лестнице. Он расположился в крытой галерее над Каменными вратами, и оттуда принялся наблюдать за мостом, который проходил над глубокой расщелиной между Дун-Каррегом и большой землей.

Тем временем авангард вражеского войска подошел вплотную, остановился в четырех десятках шагов перед мостом и рассредоточился перед крепостью. Тогда из толпы ратников в красных плащах вышел Оуайн.

– О двоюродный брат мой! – крикнул Оуайн, рыская взглядом по зубцам; его зычный голос эхом отозвался от каменных стен.

– Да, – откликнулся Бренин. – Я здесь.

– Когда ты посетил мое королевство, мой сын проявил большее гостеприимство, – сказал Оуайн, указывая на запертые ворота.

– Это правда, – сказал Бренин, – но меня пригласили. Ты же явился без приглашения.

Оуайн фыркнул.

– Давай обойдемся без препирательств. Вы в ловушке, вам никак не спастись. Сдавайся нам вместе со своей дочерью и Пендатраном. Тогда ты избежишь ненужного кровопролития.

– Ты глупец, Оуайн. Ты – безвольное орудие в руках у Рин, ее марионетка – не более того.

– Довольно лживых отговорок, – взревел Оуайн и хлопнул себя по седлу. – То, как Мэррок выходил из покоев Утана, видело множество свидетелей. Это ты приказал убить моего сына. Ты его и убил. – Казалось, что ярость короля Нарвона вот-вот возьмет над ним верх, однако он овладел собой и гневно воззрился на Бренина снизу вверх. – И в виде отмщения я сотру с лица земли и тебя, и все твое потомство.

Бренин покачал головой:

– Ты слепец. Но все же, чего ты надеешься добиться? Посмотри на эти стены. Твои угрозы пусты. Можешь колотиться в мои ворота хоть до самого Дня середины зимы, нам твое присутствие едва ли чем-то помешает.

– Может быть, – крикнул Оуайн, – если только у вас довольно пищи. Я не спешу уходить. Посмотрим, насколько твой народ тебя любит, когда люди начнут голодать, когда будут умирать по твоей вине. Обдумай мои условия, – сказал он. – Завтра я вернусь в тот же час.

Он начал было разворачивать коня, а затем остановился.

– Ах да. У меня есть кое-что для тебя, дабы помочь тебе принять взвешенное решение.

Один из его людей отвязал от седла небольшой мешочек и вывалил наружу его содержимое.

По плитам покатилась отрубленная голова. Лицо было искажено болью и страхом, но его все равно можно было узнать.

Это был Гетин, владыка Бадана.