Текст книги "Теософические архивы (сборник)"

Спиноза и западные философы

Перевод – К. Леонов

Самым величайшим из материалистов, который когда-либо жил на земле и который привел более сильные аргументы в защиту своей теории, чем кто бы то ни было, – был Эпикур. Великий, целомудренный, благородный и строгий Эпикур, назвавший высшие цели и божественные законы простыми изобретениями человеческого разума и отрицавший представление о бессмертии человеческой души. Кто из наших современных позитивистов сказал когда-либо об источнике нашего бытия что-либо более сильное, чем это:

«Душа… должна быть материальной, потому что мы прослеживаем ее происхождение от материального источника; потому что она существует, и существует единственно в материальной системе; она питается материальной пищей; растет вместе с ростом тела; созревает вместе с его созреванием; приходит в упадок вместе с его ослаблением; и, следовательно, принадлежит ли она человеку или животному, должна умереть вместе с его смертью».

И все же он был деистом и теософом, ибо – не говоря о его собственной системе, мудрая философия которой проявляет себя в той связующей силе его школы, равной которой никогда не было среди любых других школ античной философии – он посвятил всю свою жизнь изучению естественных наук и анализу божественной деятельности в ее соотношении с природой. Его вывод состоял в том, что вселенная, которая бесконечна, не могла бы быть результатом божественного действия, поскольку тогда не может быть объяснено существование зла. Несмотря на все это, хотя и не веря в Бога в виде некоего разумного Принципа, он признавал существование и Высшего Существа, и богов или духов, живых и бессмертных существ, имеющих человеческий облик, но гигантские размеры.

Спиноза, со своей стороны, был признанным «последовательным атеистом», как заклеймил его Пьер Бейль. Против него была произнесена ужасная анафема мараната, и его систему отрицания Мальбранш назвал нелепой и страшной химерой. И все же на земле никогда не было более чистой и духовной натуры, чем Спиноза. Если благодаря Эпикуру абстрактные представления постепенно превратились в грубые конкретные формы материальной вселенной, то благодаря Спинозе материальные концепции науки, от Солнечной системы до молекулярной структуры листочка, приобрели поистине рафаэлевские оттенки, и самые грубые субстанции приняли туманные, эфирные очертания в некоем идеальном мире. И этот мученик трансцендентной теософии столь сильно запечатлел себя в последующих поколениях мыслителей, что Шлейермахер с самым трогательным пафосом говорит о «святом, но гонимом Спинозе».

«Дух Божий пронизывал его», – говорит он. «Бесконечное было его началом и концом, вселенная была его единственной и вечной любовью. В святой простоте и глубоком смирении он отражал себя в вечном мире и видел также, что он был его самым прекрасным зеркалом. Он был наполнен религией и святым духом, и потому он остается единственным и непревзойденным мастером этого искусства, но возвышенным над мирским обществом, без учеников и даже без гражданства!»

Концепции этого «атеистического» теософа о Боге являются одними из наиболее оригинальных. Скованные, как всегда, законом необходимости, царящим повсюду в физической природе, мы видим, что он решает самые абстрактные идеи при помощи четких геометрических определений. Его система – это система метафизических представлений, из которых вытекает серия теорем – некая демонстрация из восьми определений и семи аксиом первой книги «Этики».

Тот, кто знаком с индийской философией, усмотрит здесь исключительное сходство с ведантой и высшей буддийской системой, известной как школа свабхавика. Согласно их представлениям, Бог – это «некая субстанция, состоящая из бесконечных атрибутов, каждый из которых выражает некую абсолютно бесконечную и вечную сущность». Следовательно, эта субстанция – необходимая и бесконечная, единая и невидимая, является Богом, единственным Самосущим, Всесовершенным и абсолютно Беспредельным. Если удалить отсюда имя божества, то вы получите абстрактные представления свабхавиков о единственной творящей силе в мире.

«Во вселенной не существует ничего, кроме субстанции – или природы», – говорят последние. – «Эта субстанция существует благодаря самой себе и посредством себя (свабхават), она никогда не была сотворена и не имела Творца».

И Спиноза, не осознавая того, повторяет за ними:

«Нет», – говорит он, – «в этом мире не существует ничего, кроме субстанции и разновидностей ее атрибутов; и, так как субстанция не может производить субстанцию, нет такой вещи, как творение».

Это убеждение большинства индийских философов. И снова:

«…Оно (творение)», – говорит Спиноза, – «не имеет ни начала, ни конца, но все вещи должны происходить или эманировать из Бесконечного Единого, и будут вечно исходить таким образом».

Согласно его философии, нам известны лишь два из не имеющих числа атрибутов божества: протяженность и мысль, объективное и субъективное, для которых Он (Бесконечное) является тождеством. Бог – это единственная свободная Причина (causa libera), все же остальные существа, не обладая ни свободой воли, ни выбора, двигаются благодаря жестким законам причинности. Божество – это

«Causa immanens omnium [причина, пребывающая во всем, лат. ], не существующая отдельно от вселенной, но проявленная и выраженная в ней, как в некоем живом одеянии».

В книге «Зогар» творение или вселенная также называется «покровом Бога», сотканным из его собственной субстанции.

 
«Вот так на шумном Ткацком станке Времени я свиваю
И тку для Бога покров, который ты зришь на Нем», —
 

говорит Гете, другой немецкий теософ, в своем «Фаусте». И в веданте мы находим Брахму, Божественного Абсолюта, не замечающего вселенной и остающегося вечно независимым от прямых взаимоотношений с ней. Бенаресский пандит Прамада Даса Митра говорит в своей «Ведантической концепции Брахмы»:

«В то время как ведантист отрицает наличие у Божества земного преходящего сознания, он утверждает… с настойчивостью… что Он является Абсолютным Сознанием… Он и Его сознание нераздельны… Именно эта постоянная Сущность частично проявлена [в человеке], но превосходит все сознательные существа, то есть, является Вездесущим Духом… Ведантист верит, что он [мир] был ничем и есть ничто в обособлении от Единого абсолютного Существа – Бога».

И лишь когда еврейский философ описывает «атрибуты» Бога – пусть даже и бесконечного, – он расходится с учением веданты; ибо последняя позволяет одному лишь человеку называть свое сознание неким атрибутом своей души, «потому что оно видоизменяется, в то время как сознание (чайтанья) Бога едино и неизменно, а следовательно, никакое подобное разделение на субстанцию и атрибут неприменимо для Него». Тогда как божество Спинозы – natura naturans – постижимо в своих атрибутах просто и однозначно; и то же самое божество – natura naturata – также постижимо в бесконечной серии видоизменений и взаимосвязей, следствий, непосредственно вытекающих из свойств этих атрибутов, – что является божеством ведантистов в чистом виде. То же самое тонкое метафизическое различие обнаруживается в тайне, благодаря которой безличный Брахма – Единый и Нераздельный, абсолютное «сознание», – не наделенный сознанием вселенной, становится посредством явной метафизической необходимости Ишварой, личным Богом, и ставит себя в прямую связь с вселенной – творцом которой он является – соответственно под определениями майи (иллюзии), шакти (силы) и пракрити (природы).

Ведантический Брахма-Ишвара имеет столь выдающееся значение в философии Спинозы, что мы обнаруживаем, как эта идея окрашивает последующие воззрения Гегеля, одного из тех философов, который в наибольшей степени был вдохновлен этим еврейским идеалистом. В гегельянской схеме Абсолют заявляет о своих правах в наибольшей степени. Гегель утверждает, что он скорее бы не признал существование материальной вселенной, чем отождествил бы с ней Бога. Фихте, трансцендентальный идеализм которого первоначально был предназначен усилить идеализм Канта, и который послужил основанием для натурфилософии Шеллинга, пошел в этом направлении еще дальше Гегеля. Неспособный освободить человеческую волю от подчинения железным законам, деспотично управляющих повсюду в физической природе, он отрицал реальность и природы, и закона, и отвергал их как продукт своего собственного разума (майя?). Следовательно, он отрицал существование Бога, ибо в его философии божество – это не некое индивидуальное существо, но просто проявление высших законов, необходимый и логичный порядок вещей, ordo ordinans [организующий мировой разум, лат. ] вселенной. Если принять во внимание факт, что благодаря специфической модификации языка то, что древние называли «субстанцией», современная философия определяет как абсолют, или эго, мы обнаружим еще более удивительные параллели между пантеистическим мистицизмом древних и нынешним высшим трансцендентализмом, как в физической, так и в духовной науках.

Итак, подытожим. Рассматривает ли первый вместе с Робертом Бойлем вселенную как гигантский часовой механизм, стремясь понять тайну того Самосущего Ключа, который автоматически заводит его через определенные промежутки времени. Или он принадлежит к классу тех мыслителей-позитивистов, которых герцог аргайлский [Дж. Д. Кемпбелл] обвиняет в своем «Царстве закона» в том, что они постоянно говорят о «простом навешивании ярлыков и правильной расстановке внешних фактов». Или же он подобно материалисту утверждает вместе с д-ром Тиндалем, что «порядок и энергия вселенной свойственны ей, а не привнесены в нее извне», что «это выражение четкого закона, а не переменной воли». Или же, не являясь непременно фанатичным ханжой, он выражает ранние наставления своего детства и рассматривает Бога как осязаемое, гигантское, действующее и разумное существо, наделенное личными качествами, которое периодически нисходит в различные аватары и становится «божественным мужем», подобно Вирадж и другим, и отрицает непонятное и ограниченное божество – некую незримую дымку. Или, следуя по стопам древних йогов, он начинает искать Безграничного и Необусловленного Единого и надеется на встречу лицом к лицу с Абсолютным и Субъективным, или верит в алхимию и хочет соперничать с Раймондом Луллием в искусстве изготовления золота и открытии философского камня; или, наконец, подобно Ямвлиху, или современному спиритуалисту, он ставит опыты в области теургии и спиритуализма, и вызывает высших и низших духов из неземных сфер…

Спиритуализм и спиритуалисты

Перевод – О. Колесников

Уважаемый сэр, – за последние три месяца очень трудно было, открыв свежий номер «The Banner» или какой-либо другой газеты, не обнаружить в нем одного или более доказательства плодовитости галлюцинирующего человеческого воображения. Лагерь спиритуалистов в волнении, и их кланы собирают силы для боя с воображаемыми врагами. Звучит набатный колокол; сигналы опасности несутся, подобно пламенным ракетам, через бывшее прежде безмятежным небо и издают предостерегающие крики бдительные караульные, поставленные по четырем сторонам «ангелами окруженного мира». Эхо этой шумихи отражается даже в ежедневной прессе. Можно подумать, что для американского спиритуализма наступил день страшного суда.

Из-за чего такое беспокойство? Все просто: две скромные личности высказали несколько полезных истин. Если громадный зверь Апокалипсиса с семью головами и надписью «Богохульство» на каждой появился бы на небе, едва ли пришлось увидеть такое смятение, как это; кажется, здесь имеет место сговор низвергнуть полковника Олькотта и меня (соединенных подобно паре герметических сиамских близнецов), настолько таких же зловещих для суеверных людей, как и комета с огненным хвостом – предвестник войны, мора и прочих бедствий. Кажется, они полагают, что если не сокрушат нас, мы уничтожим спиритуализм.

У меня нет лишнего времени, чтобы тратить его впустую, и то, что я пишу сейчас, предназначено не подобным людям, чьи мыльные пузыри, как бы ни пыжились, рано или поздно лопнут, но для многих заслуженно уважаемых спиритуалистов, к которым я отношусь с искренним почтением.

Если бы духовная пресса Америки руководствовалась принципом соблюдения равной справедливости ко всем, я послала бы копии этого письма в другие газеты, не только в вашу, но их поведение в прошлом склонило меня – справедливо или нет – к сомнению в том, что можно добиться удовлетворения вне вашей газеты. Я буду весьма рада, если сей случай даст мне повод изменить мнение о том, что они и их злословящие теоретики вдохновлены библейскими бесами, покинувшими Марию Магдалину и вернувшимися обратно в страну «Приятных Сновидений».

Для начала, я хочу отделить свое имя от имени полковника Олькотта, если вы позволите, и заявить, что как я не отвечаю за его взгляды так же, как и он за мои. Он достаточно и смел, и силен, чтобы защитить себя при любых обстоятельствах, и позволит противникам ударить себя не иначе, как выбив два зуба за каждый один свой. Хотя наши взгляды на спиритуализм отчасти совпадают и наша работа в Теософическом обществе ведется совместно, тем не менее мы являемся двумя весьма отличающимися существами и намерены остаться таковыми. Я высоко уважаю полковника Олькотта, подобно каждому, кто знает его. Он – джентльмен; но что еще более значимо в моих глазах – это то, что он честный и правдивый человек и бескорыстный спиритуалист в собственном смысле этого слова. Если он теперь видит спиритуализм в другом свете, чем хотелось бы ортодоксальным спиритуалистам, то лишь они сами в том виноваты. Он наносит удары по слабым местам их философии, а они делают все, что могут, чтобы спрятать язвы, вместо того чтобы излечить их. Он – один из самых верных и наиболее бескорыстных друзей, которых спиритуалисты имеют сегодня в Америке, и тем не менее с ним обходятся с такой нетерпимостью, которую едва ли можно было ожидать от кого-либо, превышающего уровень неистовых муди и санкеев. Конечно, факты говорят сами за себя; и вероисповедание, такое чистое, ангельское и неподдельное, каким объявлен американский спиритуализм, не должно было бы бояться ересиархов. Дом, выстроенный на скале, стоит непоколебимо при любом шторме. Если Новая Лютеранская церковь способна удостоверить всех ее «правителей, руководителей и визитеров из-за сияющей реки» в качестве развоплощенных духов, то в чем же дело? В этом-то и заключается неприятность: они не могут удостоверить это. Они отведали этих плодов Рая и нашли, что некоторые из них приятны и освежающи, поскольку были собраны и принесены действительно ангельскими друзьями, а многие другие оказались кислыми и гнилыми в своей сердцевине настолько, что для избавления от непрерывной диспепсии многие из лучших и наиболее искренних спиритуалистов оставили это вероисповедание, не спрашивая на то у последнего соизволения.

Это вовсе не спиритуализм; это, как я говорю, Новая Лютеранская Церковь; и действительно, хотя покойная предсказательница «The Banner of Light» была, очевидно, чистой и правдивой женщиной – судя по тому, что дыхание клеветы, этого яростного демона Америки, оказалось неспособным замарать ее репутацию, – и хотя, несомненно, она была замечательным медиумом, я все же не понимаю, почему спиритуалист должен подвергаться остракизму из-за того лишь, что, отказавшись от Святого Павла, он не пропагандирует и не придерживается доктрины Св. Конанта.

Последний номер «The Banner» содержал письмо м-ра Сейксона, критикующего некоторые выражения в недавнем письме полковника Олькотта в «New York Sun», в котором он защищал семейство Эдди. Единственная часть этого письма, касающаяся меня, такова:

Несомненно, некий маг, с его или ее каббалистическим «Престо! Изменись!», произвел неожиданную и необыкновенную революции в уме этого последователя оккультизма, этого джентльмена, который «является» и «не является» спиритуалистом.

Поскольку я – единственный каббалист в Америке, то не могу ошибиться в том, кого автор имеет в виду; поэтому с радостью поднимаю перчатку. Хотя я не несу ответственности за изменения в спиритуалистическом барометре полковника Олькотта (который, замечу, обычно предсказывает шторм), но ответственна за следующий факт. С тех пор как я оставила Читтенден, мне приходилось постоянно и бесстрашно спорить с каждым, начиная с доктора Бэрда, утверждая, что их приведения – разнообразные Эдди – подлинные. Являются ли они «духами ада или дьявольскими гоблинами» – это вопрос совершенно отдельный от их медиумизма. Полковник Олькотт не будет отрицать, что, когда мы встретились в Читтендене, в первый раз и впоследствии – и это случалось неоднократно – если он и выражал подозрение относительно «Мэйфлаура» и «Джорджа Дикса», духов сумрачных сеансов Горацио, то я настаивала на их существовании, поскольку могла составить представление о том, были ли они истинными феноменами. Также, несомненно, он признает, как чрезвычайно правдивый человек, что, когда неблагодарное поведение некоторых из Эдди, по отношению к которым он был любезнее брата – и каждый посетитель усадьбы это подтвердит, – подталкивало его к выражению негодования, я вмешивалась, защищая их, и умоляла, чтобы он никогда не смешивал медиумов с другими людьми в отношении их ответственности. Медиумы пытались поколебать мое мнение о парнях Эдди, предлагая в двух случаях, которые я могу вспомнить, поехать со мной в Читтенден и выявить обман. Я поступила с ними так же, как поступила с полковником. Медиумы пытались убедить меня, что Кэти Кинг мистера Крукса была на самом деле Ф.Кук, расхаживающей по комнате, в то время как сделанный с нее восковой бюст, облаченный в одежды, лежал в кабинете, изображая ее якобы находящейся в трансе. Другие медиумы, относясь ко мне как к фанатичному спиритуалисту, который готов скорее потворствовать обману, чем допустить вред заинтересованной стороне путем разоблачения, допускали или делали вид, что допускают, меня в тайны медиумизма их собратьев-медиумов, а иногда неосторожно и в свои собственные.

Мой опыт показывает, что наихудшие враги медиумов – сами медиумы. Не удовлетворяясь клеветой друг на друга, они набрасываются и клевещут на самых бескорыстных своих друзей.

Какая бы неприязнь не имела место по отношению ко мне из-за моего происхождения, религии, оккультных знаний, грубости речи, курения сигарет или любой другой особенности, моя летопись событий, связанных со спиритуализмом в течение долгих лет, не покажет меня делающей с его помощью деньги или получающей любые другие блага, прямые или косвенные. Напротив, те, кто встречал меня во всех частях света, который я объехала три раза, засвидетельствуют, что я давала тысячи долларов, подвергала опасности свою жизнь, бросала вызов католической церкви – на что требовалось мужества больше, чем, по представлениям спиритуалистов, требуется, чтобы демонстрировать элементариев – и в лагерях путешественников, и при дворе, на море, в пустыне, в цивилизованных и диких странах, от начала и до конца я была другом и защитником медиумов. И даже больше: я часто вынимала последний доллар из своего кармана и даже снимала необходимую одежду со своих плеч, чтобы облегчить их нужды.

И чем, вы думаете, я была вознаграждена? Почестями, заработком, социальным положением? Я почиваю на лаврах за сообщение общественности и отдельным личностям того малого знания, которое собрала в моих путешествиях и исследованиях? Пусть ответят те, кто покровительствует нашим главным медиумам.

Я была оклеветана самым постыдным способом, и наиболее наглая ложь о моем характере и о моем прошлом распространялась теми самыми медиумами, которых я защищала с риском быть принятой за их сообщницу, когда их обман обнаруживался. То, что происходило в американских городах, было не лучше и не отличалось от того, что случалось со мной в Европе, Азии и Африке. Временами мне наносился вред в глазах добрых людей клеветой медиумов, которых я никогда не видела и с которыми даже не бывала в одном и том же городе одновременно; медиумами, делавшими меня героиней постыдных историй, происходивших, как утверждалось, в то же время, когда я была в другой части света, далеко от лиц белых людей. Неблагодарность и несправедливость стала моим уделом с тех пор как я впервые начала иметь дело со спиритуальными медиумами. Мне попадались и исключения, но очень, очень мало.

Теперь, что же по-вашему поддерживало меня все это время? Думаете, я не смогла рассмотреть гадкий обман, смешанный с несомненно пророческими истинными манифестациями? Смогла бы я, ничего не получая ни деньгами, ни властью, ни каким бы то ни было иным образом, быть внутренне удовлетворенной после прохождения всех этих опасностей, подвергаясь всей этой брани и получая все эти несправедливые оскорбления, если бы ничего не видела в спиритуализме, кроме того, что могут видеть в нем критики полковника Олькотта и меня самой? Была ли перспектива провести вечность в мире, окруженном ангелами, в компании с неумытыми индийскими проводниками и военными правителями, с тетями Салли и профессорами Вебстерами, достаточным стимулом? Нет; я бы предпочла уничтожение такой перспективе. Это произошло потому, что я знала, что через те же самые золотые ворота, которые распахнуты, чтобы пропускать элементариев и души отсталых людей, которые, пожалуй, даже хуже первых, часто проходят реальные и очищенные формы умерших и блаженных. Потому что, зная природу этих душ и законы медиумического управления, я вовсе не хотела считать моих клеветников ответственными за то великое зло, которое они делают, часто будучи просто несчастными жертвами одержания отсталыми духами. Кто может порицать меня за то, что я не желала общаться или получать сообщения от духов, если и не совсем плохих, то и не лучших, и не более мудрых, чем я? Получает ли человек право на уважение и почитание просто в силу того факта, что его тело разлагается под землей, подобно телу собаки? Что касается меня, то основная цель моей жизни достигнута и бессмертие нашей души доказано. Почему я должна обращаться к некроманту и вызывать умерших, которые не могут ни обучить меня чему-то, ни сделать меня лучше, чем я уже есть? Играть с тайнами жизни и смерти – вещь более опасная, чем предполагает большинство спиритуалистов.

Пусть они благодарят Бога за великое доказательство бессмертия, предоставленное им в наш век безверия и материализма; и если божественное Проведение наставит их на праведный путь, пусть они следуют ему всеми доступными средствами, а не стоят, транжиря время на рискованные переговоры с каждым потусторонним. Страна духов, Страна Вечного Лета, как еще ее называют, является terra incognita; никакой верующий не будет отрицать этого; она гораздо более неведома для любого спиритуалиста – в отношении ее разнообразных обитателей, – чем неисследованные девственные джунгли Центральной Африки. И кто может упрекнуть пионера-поселенца, если тот не решается открыть свою дверь на стук, не убедившись сначала, является ли посетитель человеком или зверем?

Таким образом, из-за всего вышесказанного, я провозглашаю себя истинным спиритуалистом, потому что моя вера выстроена на твердом основании и потому что никакие разоблачения медиумов, никакие скандальные волнения, никакие материалистические заключения точной науки или насмешки ученых не могут потрясти ее. Истина медленно выходит на свет, и я буду делать все, что могу, чтобы ускорить ее приход. Я буду упорно противостоять потоку общественного предубеждения и невежества. Я готова терпеть клевету, грязные инсинуации и оскорбления в будущем, как терпела их в прошлом. Один спиритуалистический редактор, чтобы наиболее эффектно проявить свою духовность, уже назвал меня ведьмой. Я пережила это и надеюсь пережить подобное и в дальнейшем, если то же самое повторится два или двадцать раз; но понесусь ли я по воздуху, чтобы посетить шабаш, или нет, одно могу сказать определенно: я не буду губить себя покупками помела для погони после каждой лжи, пущенной в ход газетными писаками и медиумами.

Е.П. Блаватская