Текст книги "Теософические архивы (сборник)"

[О происхождении пифагорейской системы]

Перевод – К. Леонов

[Этот фрагмент, написанный рукой Е. П. Б., находится в архиве в Адьяре и воспроизведен по точной копии оригинала. – Составитель.]

…Азиаты говорят, что благодаря Зодиаку, который в течение тысячелетий использовался в наших храмах, – если целиком оставить в стороне психологические претензии, – мы имеем средства увидеть и глубоко проникнуть сквозь ту киммерийскую тьму, которая для жителей Запада протягивается назад в виде некой бесконечной и непроницаемой череды доисторических веков. И это жители Азии бесстрашно говорят в лицо профессору Веберу, который своим научным авторитетом убеждает доверчивую публику, что арийские брамины не знали Зодиака до первого века нашей эры и что индусы «в любом случае обязаны в том, что касается зодиакальных знаков и названий планет, греческому влиянию». Ибо, если он может показать, что Варахамитра (в Пулисе) «использовал в своих сочинениях огромное количество греческих слов», то индусы могут доказать на основании не меньшего авторитета, что тогда как Варахамитра жил в шестом веке христианской эры, Пифагор, который жил в том же, шестом веке (570 г. до н. э.), но одиннадцатью столетиями раньше, получил свое астрономическое и астрологическое образование (включая сюда и знание Зодиака), свою систему ученичества (chelaship) и религиозного братства, для чего перевел с санскрита термины эзотерического и экзотерического на греческий язык, и даже свое знание о гелиоцентрической системе – от посвященных браминов. Его запрещение есть животную пищу и некоторые овощи и его учение о переселении душ пришли из Индии, так же как из шрути он взял свою систему внушения части учеников безграничного почтения к их учителю, или гуру, и, по существу, даже свою доктрину о числах, связанных с музыкальной шкалой, и о Вселенной, как о гармонически устроенном целом. Наши зодиакальные знаки имеют общее происхождение с знаками египтян, и это можно будет как-нибудь при случае доказать. Даже европейские египтологи приписывают Зодиаку возраст в 4000 лет до нашей эры.

Кроме того, некоторые из самых крупных светил филологии заходят столь далеко, что утверждают, что до предполагаемого завоевания Александром у индийских ариев вообще не было никакого представления об искусстве чтения и письма. И, хвастаясь столь немногим…

[О рахатстве]

Перевод – О. Колесников

Одна сентенция к статье «Рахатство», напечатанная в августовском номере, была тотчас же ухвачена врагами нашего дела и стала для них неплохим развлечением. Мы желаем им веселья, ибо они попали пальцем в небо. Это выражение было таково: «Мы даже познакомились (на Цейлоне) с теми, кто совсем недавно встречался с такими святыми людьми (то есть, людьми, которые достигли „самых возвышенных сил адептства“), и с одним выдающимся священником, который вступил в Общество очень скоро после разрешения увидеть и обменяться с ним некоторыми из наших знаков отличия». Мы ясно объяснили в статье, о которой идет речь, что под словом рахат мы подразумеваем адепта или кого-либо, кто «кто развил свои психические силы до их полнейшей величины». В Индии такой человек известен как риши или йог, и есть множество стадий и степеней развития, прежде чем можно добиться вершины духовного совершенства. Таким образом, рахат может быть самого низшего или самого высшего уровня развития. Существует четыре степени или стадии: это – Sukkha-vipassaka (низшая), Tevijja (третья), Shad Abhiñña (вторая) и Siwupilidimbiapat (первая), высшая. Мы утверждаем и повторяем, что ни в Индии, ни в Египте, ни на Цейлоне эта древняя мудрость не умерла, и наша вера, что она пережила своих древних адептов и посвященных, основана на персональном знании, а не на слухах. Цейлонский христианский журнал обвиняет нас в «ребяческой доверчивости и вере в так называемую высшую святость и предании гласности мифов и обмана». Чем больше наши враги говорят об обмане и мифе, тем лучше; их дом – из стекла, и они больше не швыряют камни в наш огород. Видел ли священник или нет обмен знаками с чужаком, который ознакомился с оккультными науками, и поскольку буддисты называют рахатом какую-нибудь одну из степеней, это не играет никакой роли: мы верим, что он, возможно, подобно любому делегату из нашей группы, имел свое индивидуальное впечатление от какого-то места на острове – не говоря уже о впечатлении издателя этого журнала или некоего другого человека, не относящегося к нашему Обществу, которые виделись и беседовали с такой личностью. Если священник его видел, то он видел живого человека, а не призрак, бога или духа. Спустя несколько недель после нашего приплытия в Индию, когда никто, кроме полдюжины бомбейских джентльменов, не понимал предзнаменований нашего Общества, полковник Олькотт, находясь в пещерах Карли в Мофуссиле, заговорил с индусским санньяси, который сперва показал ему один очень важный из наших знаков, а потом уже все остальное. Когда спросили, где он им научился, он ответил, что его гуру (учитель) послал ему их из – в Карли, приказав прибыть туда точно в этот час и встретиться с белым человеком, которому он показал эти знаки и послание, которое тот получил впоследствии. Суть как для врагов, так и для друзей состоит в том, что необходимо понять: именно Будда объявляет, что состояние рахата, или адепта, всегда может быть достигнутым теми, кто будет следовать его наставлениям.

[Ответы на вопросы]

Перевод – К. Леонов

[Рукопись этого фрагмента, написанная рукой Е. П. Б., находится в архиве в Адьяре. Она состоит из двух листов, исписанных с обеих сторон. Некоторые сведения, содержащиеся в ней, согласуются с тем, что утверждала Е. П. Б. в ответах на «Некоторые вопросы, вызванные Эзотерическим буддизмом м-ра Синнетта», которые можно найти в томе V (1883 г.) данной серии. – Составитель.]

Их спрашивают о том, нет ли «некоторой путаницы» в письме, которое приводится на стр. 62 «Эзотерического буддизма» и связано с тем, «что говорили древние греки и римляне о том, кем были атланты». Они ничего не отвечают. Слово «атланты» – это родовое название.

(Вставка с небольшого белого листка.) [Он отсутствует.]

Вполне естественно, что те, кто интересуется Тайной Доктриной, должны сделать свой выбор; они или должны признать в качестве своего непогрешимого проводника (а) современного филолога, археолога, этнолога и специалиста по общей истории; либо (б) тех, кто владеет Тайной Доктриной и однажды покажет свои достоверные и неопровержимые доказательства; либо (те, кто были бы более здравомыслящими) (в) попытаться искать истину между этими двумя параллельными путями – современным исследованием и Тайной Доктриной. Таков путь, открытый для них, но им следует запастись терпением. Огюст Конт был не первым из философов, который заметил, что перед воссозданием необходимо разрушение. Никто не испытывает большего почтения и уважения к тяжелому труду филологов и археологов, чем «адепты», – и никто не видит более ясно их ошибки, чем эти скромные вышеназванные персоны. В самом деле, кажется невозможным удержаться от улыбки по поводу некоторых из их рассуждений. И все же, этому не поможешь. Каким же образом некто сможет рискнуть выдвинуть свидетельство, основанное исключительно на секретах эзотерической доктрины, – той доктрины, которая была бы более чем бесполезна, если не доверена целиком тем людям, которых лишь и может она просветить; ибо отдельные изолированные свидетельства, выбранные наугад, удаленные друг от друга, причинили бы больше вреда, чем пользы. Насколько справедлива, например, эта важнейшая ошибка, появившаяся благодаря проф. Максу Мюллеру, который говорит, что «до времени Панини [грамматика] и до начала распространения буддизма в Индии было совершенно неизвестно использование письма для литературных целей», и «письмо использовалось в Индии до времени завоевания Александра [?!], – хотя оно и не могло применяться для литературных целей».[4]4
  «История древней санскритской литературы», стр. 507, 515. См. также статью «Была ли известна письменность до Панини».


[Закрыть] Сегодня одним этим единственным ошибочным представлением определяется судьба почти каждого хронологического вычисления, касающегося Индии и ее древностей. От демонстрации этого зависит исправление тысяч ошибок, и главная из них – это правильная датировка в мировых хронологиях Ведической эпохи и большого числа наиболее важных сочинений. Посмотрим, чем же является это доказательство проф. М. Мюллера, что письмо не было известно до определенного им времени: (а) «В терминологии Панини нет ни одного слова, которое предполагало бы существование письма»; (б) «нет никакого упоминания о материалах для письма, будь то бумага, кора или кожа, в то время, когда индийские Diaskeuasts собирали песни своих риши, так же как и нет никаких намеков на письмо в течение всего периода Брахманов»; (в) «Мегасфен и Неарх утверждают, что законы индийцев не были закреплены письменном виде»; (д) «все слова, обозначающие чернила (маси, кали, мела, гола) и перо (калама), имеют современное происхождение»; слово «липи», письмо, и «дхармалипи», священное письмо, не содержаться ни в каких подлинно древних сочинениях; и (е) брахманы «никогда не говорят о своих грантхах, или книгах», и «мы никогда не встречается с [названием] книги, или тома, или страницы» в старых сочинениях брахманов»; и Ману или «вся литература брахманов не обнаруживает ни малейшего следа или намека на искусство письма».[5]5
  Цит. соч., стр. 515, 514, 520, 512, 501.


[Закрыть] Таковы главные доказательства. Показав столь многое, и постоянно заявляя о том, что ни у Ману, ни у Панини нет ни одного слова, связанного с каким-либо предметом, используемым при письме или чтении, – мы видим, что несколькими страницами дальше профессор признается, что: (1) В «Законах Ману» (X.1) мы читаем: «Все три касты могут читать Веды, но лишь брахманам позволено провозглашать их». Авторам древних сутр не было ничего известно об искусстве письма, тем не менее (2) одно слово в них, как кажется, усиливает предположение об обратном: «некоторые из сутр разделены на главы, называемые паталами. Это слово… означающее… некое покрытие, окружающую кожу или мембрану… если это было так, оно выглядело бы практически синонимом слов liber и biblos, и обозначало бы книгу», и т. д.[6]6
  Цит. соч., стр. 509, 524. Все вышеприведенные цитаты см. также на стр. 468–480 пересмотренного издания работы Мюллера, выполненного д-ром Сурендра Натхом Шастри в как одна из частей «Chowkhamba Sanskrit Studies», том XV, Бенарес, Vidyavilas Press, 1968 г. – Составитель.


[Закрыть] (3) «У Панини есть и другое слово, как могло бы показаться, доказывает, что не только искусство письма, но и написанные книги были известны в то время. Это слово – грантха… [которое] четыре раза встречается в наших текстах Панини…». (4) «Слово липикара– это важное слово… в сутрах Панини… и можно бы обоснованно добавить, что это доказывает знакомство Панини с искусством письма».[7]7
  Цит. соч., стр. 520.


[Закрыть] (5) В «Законах Ману» (VIII, 168) мы читаем: «То, что дано по принуждению, то, что используется насилием, а также написанное (лекхита) по принуждению… Ману объявил недействительным». Сегодня любой беспристрастный читатель, который прочитал бы все вышеприведенные pros и cons verbatim (выдержки за и против) из «Истории древней санскритской литературы» проф. М. Мюллера, – увидит, что чаши весов с доказательствами прекрасно сбалансированы. И все же великий кембриджский санскритолог добавляет к последней из приведенных фраз следующее в высшей степени удивительное замечание: «Но это лишь другое доказательство того, что метрическое переложение Законов Манавов было сделано позже Ведического века».

Именно на этом основании соответствующие работы определяют… На все это мы можем сказать лишь следующее: даже если бы во всей индийской священной литературе не было ни одного-единственного слова, которое хотя бы немного намекало на искусство чтения, письма или на хоть какое-либо представление об авторстве, мы все же утверждали бы, что это не доказательство, – и просто потому, что факты, приведенные профессором как доказательство противоположного, являются сильнейшими свидетельствами в пользу обсуждаемого вопроса. Когда он цитирует такие фразы, как «мы не встречаем нигде в буддийской литературе, и т. д.» (стр. 519), ему следует сперва осознать то, чего он не понимает, а именно, что в течение веков Веды, как и вся наша священная литература, считались слишком святыми для того, чтобы изложить их в письменном виде, и что такой поступок сразу же наказывался смертью. Сначала одни только посвященные брахманы, в большей степени, чем брахманы в целом, имели право «провозглашать» или произносить вслух Веды или священные мантры… Если бы они были открыты, мы привели бы для этой цели сотни шлок. После того, как они были записаны, долгое время одни лишь брахманы сохраняли их. Почему? Потому что вся священная литература – это серия оккультных трактатов, доктрин и практических наставлений науки наук, специально изложенных неким условным языком, причем такие предложения как правило имеют значение, совершенно противоположное тому, которое они должны выражать, и несколько тысяч слов, имеющих одно экзотерическое и одно эзотерическое значение, абсурдны и вызывают отвращение, если понимать их в буквальном смысле, возвышенны и величественны – если истолковать их при помощи сакрального кода. Никакой посвященный не мог быть и не может быть таковым, если он не запечатлел в своей памяти этот код. Даже записанные на своем экзотерическом языке, четыре Веды были запрещенной книгой для трех низших каст. Одного примера, приведенного на стр. 283 в августовском номере «Теософиста» за 1883 г. [том. III], достаточно, чтобы показать, сколь тщательно скрывали посвященные их истинное значение. Он содержится в ответе Тара Натха на вопрос в статье «Наркотики versus [против] оккультизма». В нем он показывает, что слово «рамарасапанам», которое считается входящим в терминологию йогов и на профанном языке телугу обозначает сорт крепкого алкогольного напитка, – в эзотерическом языке имеет значение определенного вида медитации для достижения оккультных целей. И нет ничего удивительного, если наши ориенталисты не находят таких слов, как том, книга или бумага, в древних сочинениях; кажется вполне естественным, что первый писец, который отразил эти труды в письменном виде, должен был избегать добавления хотя бы одного-единственного слова в то, что было смрити или шрути, поскольку все подобные слова в сакральной литературе опускались, как богохульственные и кощунственные, поскольку считалось, что они низводят священные труды на один уровень с трудами непосвященных. И все же весьма затруднительно понять, каким образом можно заподозрить писца-брахмана, – а не кайастху, представителя касты «писцов», название которой не встречается в «Законах Ману» именно по этой причине, – в том, что он не имеет никакого представления о письме, в то время как в действительности он совершает этот процесс с древнейшими текстами. Если бы на брахманов, которые впервые отразили в письменном виде сакральную литературу, не было наложено такое ограничение, кайастхи – презренная каста писцов, потомки отца-кшатрия и матери-шудры, – никогда не смогли бы привнести многочисленные чужеродные элементы в оригинальный текст, как они сделали впоследствии. Не следует удивляться, если мы встречаем такие устаревшие слова, как адхъяя, наставления, прашна, вопросы, и другие, которые имеют двойной смысл, ключ к которому – это тайный Код; они были в конце концов заменены чисто экзотерическими терминами, такими, которые мы обнаруживаем в более поздних трудах, и именно они и привели Макса Мюллера к ошибочному предположению о том, что до времени Будды не было ни письма, ни литературных начинаний. Совершенно верно, каста кайастха была малочисленна и появилась лишь за несколько веков до буддистов. Но это вовсе не причина для того, чтобы утверждать, что не существовало никакого письма до этого времени. Относительная древность различных работ так называемого (ориенталистами) второго периода санскрита скорее вращается в некоем порочном кругу вокруг общедоступных сочинений, чем соотносится с трудами на арийском бхаша. Одни лишь брахманы говорили и на языке богов, санскрита бхаша (санскрит и его иератическое дополнение, сензар), и на пракрити бхаша. Язык богов был неизвестен никому, кроме них самих. О металлических пластинах, упомянутых в книге законов Яджнявалкьи, не говорится в «Законах Ману», и все же существуют четырнадцать пластин с выгравированными мантрами, которые предшествуют особому Коды, на котором говорили в течение семи столетий… Идея о том, что в то время как небольшое… племя предположительно беглых египетских рабов, что демонстрируется на основании авторитета(!) их писаний, было…

[Ответ по поводу вопроса о солнечном тепле]

Перевод – К. Леонов

… что «никакое земное вещество, с которым мы знакомы – никакое вещество, которое попало на Землю в результате падения метеоритов, – не дает повода предполагать, что на Солнце происходит процесс горения», – лишь может послужить оправданием вопросу – откуда же тогда эта удивительная теория о «вспышках» на Солнце и медленном, но все же непрестанном сгорании? «Адепты» отвечают таким образом: Если некто изучит подлинное устроение Солнца, он не остановится перед тем, чтобы подумать, что эта манвантара «выглядит намного превосходящей то предполагаемое время, в течение которого солнце может сохранить свое тепло», ибо – оно не является «просто остывающей массой». И, таким образом, «адепты» ответили на второй вопрос, насколько это возможно для людей, совершенно незнакомых с современной наукой; и теперь они завершают его последним замечанием. Поистине, современная физика солнца заслуживает сегодня во много большей степени поэмы или фантастического произведения, наполненного «представлениями, превосходящими концепции Мильтона», – чем рассудительного научного трактата о математических фактах астрономии. И в этих словах великого поэта-физика есть подлинно оккультное звучание, та основная тональность, на которой должны быть основаны все последующие рассуждения (См. Проктор, стр. 412).[8]8
  Ричард А. Проктор. Солнце, правитель, огонь, свет и жизнь планетарных систем. Лондон, Longmann & Green, 1871 г.


[Закрыть]

Ответ на вопрос [3]. Никогда не высказывалось утверждение о подобной бессмыслице. Катаклизм, который практически уничтожил атлантов, медленно подготавливался в течение веков (см. стр. 54 «Эзотерического буддизма»), и другие части этого континента и населенные людьми острова 4-ой расы погрузились в океан задолго до того, как его постигла кульминация финальной катастрофы, о которой говорится и которая известна в истории. Их цивилизация обладала совершенно иным характером, чем та, которой сегодня гордится Запад. Цивилизация Египта и особенно ее учения были столь же велики, как и учения последних атлантов, и, по крайней мере в одном отношении, намного превосходили доктрины современных европейцев. И все же, в то время как то и дело откапывают их нерушимые монументы из камня и тому подобное, монолиты, их сфинксы и статуи, пирамиды с многочисленными саркофагами, наполненные папирусами и несущие на себе свидетельства о поздних цивилизациях, уже исчезающих или близящихся к своему концу, – где же следы их более древней и удаленной вглубь времен славы, где записи о той цивилизации, о которой барон Бунзен был вынужден сказать:

[Две пустые строки для цитаты, которая отсутствует.]

И все же земля Египта никогда не погружалась в глубины океанического дна. Не была она и расщеплена повторяющимися землетрясениями, которые снова и снова сотрясали то песчаное ложе, на которое погрузился в свой последний физический сон несчастный Посейдон, – пока ее почва не превратилась за сотни лет в липкую грязь, медленно засасывающую последние следы этой цивилизации. Тем не менее, благодаря постоянному ежегодному отложению аллювия (всего на несколько дюймов за сто лет), выносимого Нилом, древним Хапиму, – следы древнейшей египетской цивилизации, которая столь же превосходит позднейшую или ту, с которой, как утверждают египтологи, они знакомы, как ваша собственная превосходит сегодня цивилизацию Тибета, – сокрыты навсегда от знания ваших подрас. Сколько тысячелетий пронеслось над пирамидами, превосходящими нынешние, причем каждое тысячелетие откладывало свои 50 или 60 дюймов земли над погребенными разрушенными городами, еще более древними сфинксами и дворцами, – это предстоит подсчитать вам, последним завоевателям Египта. Вкапывайтесь все глубже и глубже в толщу песка и ила веков, и, быть может, вы сможете найти, и тогда подсчитайте и сложите ваши цифры. Нет; это не «предположение», но вполне определенное знание, что ваша современная европейская цивилизация, которая была циклопической и остается таковой, хотя могла бы иметь предметами своей гордости более тонкие и возвышенные вещи, будет также разрушена, ибо таков неизменный закон природы. И для некоего огромного пожара намного легче пожрать без остатка телеграфные и электрические механизмы, железные дороги и здания театров, недолговечные газеты и книги, рестораны и пивные, чем это было для потопа или наводнения – разрушить любое из семи чудес света и лабиринты, сады Семирамиды и Колосса Родосского, также как и древние неподверженные порче папирусы и пергаменты, – и тем не менее, время и стихии совершенным образом исполнили эту задачу. Сможет ли кто-нибудь распознать в спившихся трусливых коптах потомков непобедимых Сынов, обладавших «искусствами и языками» Озириса? Нынешние искусства обречены на уничтожение задолго до финальной катастрофы, чтобы освободить место для более совершенных искусств, – как и древний клавесин и клавикорд, исчезнув, освободили место для современного пианино, древняя виола – для скрипки, и некоторые из искусств и наук Египта, Рима и Халдеи, намного превосходящие современные, ныне утрачены, чтобы воскреснуть в будущем. Бессмертные творения Фидия, сделанные из мрамора, имели все основания сохраниться, и все же они почти исчезли, – но почему не должно случиться того же самого и с вашими? Что касается языков, то, не вступая в бесполезный спор с вашими филологами, которые не могут обнаружить никаких следов санскрита во времена, которые предшествуют этим несчастным двум тысячам лет до вашей эры, мы почтительно просим их высказать предположение о том, каков же был язык ученых атлантов? Адепты говорят, что древний санскрит и то, что сегодня называют тамильским языком, – это остатки того, что европеец назвал бы допотопным языком, а мы могли бы определить как до-посейдоновые языки. В этой связи автор позволит себе соединить шестой вопрос с третьим, к которому он очевидно относится… [Конец фрагмента.]