Текст книги "Теософические архивы (сборник)"

Является ли аборт преступлением?

Перевод – К. Леонов

Публикация в вашем журнале, озаглавленная «Является ли самоубийство преступлением?», побудила меня задать другой вопрос: «Является ли преступлением аборт?» Дело не в том, что я лично имею какие-либо серьезные сомнения в незаконности такого поступка; но данный обычай до такой степени преобладает в Соединенных Штатах, что лишь сравнительно немногие видят в нем что-то неправильное. Лекарства для этой цели открыто рекламируются и продаются; в «респектабельных семьях» эта церемония регулярно повторяется каждый год, и семейный доктор, который предложил бы отказаться от этого, был бы безапелляционно отстранен и заменен более сговорчивым.

Я говорила с докторами, которые при совершении аборта имеют не больше колебаний, чем при введении лекарств; с другой стороны, существуют определенные брошюры, исходящие из ортодоксальных источников и направленные против этой практики; но они обычно столь перегружены описанием «опасных последствий», что утрачивают свою действенность для обычного читателя вследствие своей абсурдности.

Следует признать существование определенных обстоятельств, при которых может случиться так, что самое лучшее как для ребенка, который должен родиться, так и для общества в целом, чтобы его появление было предотвращено. Например в том случае, если сама мать искренне желает уничтожения ребенка, то ее желание, вероятно, повлияет на формирование его характера и сделает из него, когда он вырастет, убийцу, закоренелого преступника или человека, для которого было бы лучше, «если бы он никогда не родился».

Но если убиение плода оправдано, не лучше ли было бы убивать ребенка после того, как он родится, поскольку тогда не было бы опасности для матери; а если оправдано убивание детей до или после их рождения, то возникает следующий вопрос: «В каком возрасте и при каких обстоятельствах убийство позволительно?»

Поскольку это вопрос огромного значения для многих тысяч людей, я была бы признательна, если бы он был рассмотрен с теософской точки зрения.

«М. Д.», член Т. О.,

Джорджтаун, Колорадо, США

ОТВЕТ РЕДАКТОРА. – Теософия в целом отвечает: «Ни в каком возрасте и ни при каких обстоятельствах убийство не может быть оправдано!» – а оккультная теософия добавляет: «Предостережения против аморальной и опасной практики исходит не от закона и не из аргументов, взятых из того или иного ортодоксального „изма“, но скорее оттого, что в оккультной философии как физиология, так и психология обнаруживают бедственные последствия этого поступка». В данном случае аргументация основана не на причинах, но на производимых ими следствиях. Наша философия заходит так далеко, чтобы считать, что если Уголовный Кодекс большинства стран наказывает за попытки самоубийства, то он должен (если он намерен быть последовательным) вдвойне наказывать за убийство плода как за попытку к двойному самоубийству. Ибо действительно, если даже оно происходит успешно и мать не погибает, все же это укорачивает ее жизнь на земле и надолго продлевает ее тоскливое пребывание в камалоке, которая является промежуточной сферой между землей и областью покоя, и это не есть «чистилище св. Патрика», но факт и место необходимой остановки в эволюции жизненных стадий. Совершенное преступление неминуемо приводит к греховному разрушению жизни и грубому вмешательству в деятельность природы, а также пагубно влияет на КАРМУ матери и вероятное будущее нерожденного человеческого существа. Этот грех не рассматривается оккультистами как грех религиозного характера, – ибо, на самом деле, в плоде или даже в ребенке до того, как он достиг самосознания, содержится не больше духа и души, чем в каком-нибудь другом маленьком животном, – поскольку мы отрицаем отсутствие души у минералов, растений или животных и верим лишь в то, что она выражена у них в неравной степени. Тем не менее, умерщвление плода – это преступление против природы. Без сомнения разного рода скептики будут смеяться над нашими замечаниями и называть их абсурдными предрассудками и «ненаучной болтовней». Но мы пишем не для скептиков. Нас попросили изложить взгляды теософии (или, скорее, оккультной философии) по этому поводу, и мы отвечаем на данный вопрос соответственно нашему знанию.

Является ли желание «жить» эгоистичным?

Перевод – К. Леонов

Высказывание, «Жить, Жить, ЖИТЬ – это должно быть непреклонным решением», появившееся в статье «Эликсир Жизни», опубликованной в мартовском и апрельском номерах третьего тома «Теософиста», часто цитируется поверхностными читателями, несимпатизирующими Теософическому обществу, как аргумент в пользу того, что учение оккультизма представляет собой наиболее концентрированную форму эгоизма. Прежде чем выяснится правота или неправота таких критиков, следует определить значение слова «эгоистичность».

В соответствии с признанным авторитетом, эгоистичность – это «исключительная приверженность к собственным интересам или счастью; та высшая само-любовь или само-предпочтение, которые приводят человека к тому, чтобы действовать в соответствии со своим собственным интересом, силой или счастьем, не обращая внимания на других людей».

Коротко говоря, абсолютно эгоистичный индивидуум – это тот, кто заботится о себе и более ни о ком, или, другими словами, тот, кто так сильно наполнен чувством важности своей собственной личности, что для него она является душой всех его мыслей, желаний и устремлений, а все, что кроме этого – это абсолютная пустота. Как же можно сказать об оккультисте, что он «эгоистичен», если он желает «жить» в том смысле, в котором это слово употребляется автором статьи «Эликсир Жизни»? Мы снова и снова говорили о том, что конечная цель каждого, кто стремится к оккультному знанию, – это нирвана, или мукти, когда индивидуум, освобожденный от всей майявической упадхи, становится единым с Параматмой, или Сын отождествляет себя с Отцом, в соответствии с христианской фразеологией. С этой целью каждый покров иллюзии, создающей чувство личной изоляции, ощущение своей отдельности от Всего, должен быть разорван; или, другими словами, стремящийся должен постепенно освободиться от всякого чувства эгоистичности, которым поражены в той или иной степени все мы. Изучение Закона Космической Эволюции говорит нам о том, что чем выше уровень эволюции, тем больше он стремится к Единству. В действительности, Единство – это окончательная возможность Природы, и те, кто идет против ее намерений по причине своей суетности и эгоистичности, могут навлечь на себя лишь наказание в виде полного уничтожения. Таким образом оккультист сознает, что бескорыстие и чувство всеобщей филантропии – это внутренний закон нашего бытия, и все, что он делает, – это попытки разорвать цепи эгоистичности, в которые нас заковала Майя. Борьба между Добром и Злом, Богом и Сатаной, сурами и асурами, дэвами и дайтьями, о которой говорится в священных книгах всех народов и рас, символизирует ту борьбу между импульсами бескорыстия и эгоизма, которая происходит в человеке, пытающемся следовать высшим задачам природы, пока он полностью не победит низшие животные тенденции, создаваемые эгоистичностью, и пока враг не будет полностью разбит и уничтожен. В различных теософских и оккультных писаниях часто выдвигается мысль о том, что единственная разница между обычным человеком, работающим вместе с природой на пути космической эволюции, и оккультистом заключается в том, что последний, благодаря своему высшему знанию, использует особые методы тренировки, чтобы ускорить этот процесс эволюции, и таким образом он достигает в относительно короткое время такой вершины, подъем на которую потребовал бы для обычного индивидуума вероятно биллионы лет. Коротко говоря, за несколько тысячелетий он приближается к той форме эволюции, которой обычное человечество достигнет вероятно в шестом или седьмом цикле в процессе манвантары, то есть циклического продвижения. Очевидно, что средний человек не может стать махатмой в течение одной жизни, или точнее – в одной инкарнации. Те, кто изучили оккультные доктрины относительно дэвачана и наших последующих состояний, помнят, что между двумя инкарнациями имеется значительный период субъективного существования. Чем больше количество таких дэвачанических периодов, тем больше количество лет, которые занимает эта эволюция. Главная задача оккультиста поэтому – контролировать самого себя так, чтобы быть способным проконтролировать и свои будущие состояния, постепенно сокращая длительность дэвачанических состояний между двумя инкарнациями. На этом пути может наступить такое время, когда между физической смертью и его следующим перерождением вообще не будет дэвачана, а будет лишь своеобразный духовный сон, шок смерти, переводящий его в состояние бессознательности, из которого он постепенно выходит и обнаруживает самого себя рожденным вновь для того, чтобы продолжить свои усилия. Длительность этого сна может варьировать от 25 до 200 лет, в зависимости от степени его продвижения, но даже этот период, можно сказать, является потерянным временем, и поэтому все его усилия направлены на то, чтобы сократить его длительность и постепенно прийти к такой точке, в которой переход из одного состояния существования в другое почти неощутим. Это его последняя инкарнация, когда шок смерти больше не ошеломляет его. Именно эту мысль пытается высказать автор статьи «Эликсир Жизни», когда он пишет:

«В то время, или около того, когда Граница Смерти его расы пересечена, ОН ДЕЙСТВИТЕЛЬНО УМИРАЕТ, в обычном смысле этого слова, то есть, он освободил себя от всех или почти всех таких материальных частиц, которые надо было бы разрушать в агонии умирания. Он постепенно умирал в течение всего периода его Посвящения. Катастрофа не может произойти дважды. Он лишь распределил на несколько лет процесс исчезновения, на что другим требуется срок от краткого мгновения до нескольких часов. Высший адепт на самом деле мертв по отношению к Миру или абсолютно не осознает его, – он забывает о его удовольствиях, он не обеспокоен его страданиями – поскольку чувственность уходит, а суровое чувство долга никогда не покидает его, не замечающего свое собственное существование…»

Процесс испускания и притяжения атомов, который контролирует оккультист, подробно обсуждался в этой статье и в других писаниях. Именно таким путем он постепенно освобождается от всех старых крупных частиц своего тела, замещая их более тонкими и более эфирными, пока наконец исходная стхула шарира полностью не отмирает и не разрушается, и тогда он начинает жить в теле, полностью созданном им самим. Это тело весьма существенно для его намерений, поскольку, как говорится в «Эликсире Жизни»:

«Но для того, чтобы делать добро, как и во всех других случаях, человек должен иметь время и материал для своей работы, и это необходимые средства для приобретения тех сил, при помощи которых может быть сделано намного больше добра, чем без них. Как только эти силы приобретены, появляются и возможности использовать их…»

В другом месте, давая практические инструкции по этому поводу, та же статья говорит:

«Физический человек должен быть сделан более эфирным и чувствительным; ментальный человек – более проницательным и глубоким; нравственный человек – самоотреченным и философичным».

Вышеприведенные глубокие рассуждения не замечаются теми, кто выхватывает из контекста следующий отрывок из той же самой статьи:

«Поэтому очевидно, насколько это глупо, когда люди просят теософов помочь им „установить связь с высшими адептами“. Лишь с очень большим трудом можно вынудить (даже мучениями целого мира) одного или двух из них повредить своему собственному продвижению вперед вмешательством в мирские дела. Обычный читатель скажет – „Это не Богоподобно. Это душа эгоизма“… Но пусть он поймет, что даже очень высокий адепт, пытающийся преобразить мир, неизбежно подвергся бы еще одной инкарнации. И является ли результат всего, что было сказано ранее в этой статье, достаточно обнадеживающим для того, чтобы побудить к совершению новой попытки?»

Но, осуждая вышеприведенное высказывание как проявление крайнего эгоизма, поверхностные читатели не учитывают несколько очень важных обстоятельств. Прежде всего, они забывают о других положениях этой статьи, цитированных выше, согласно которым необходимым условием успеха является самоотречение и приобретение по мере продвижения новых чувств и новых сил, благодаря чему может быть сделано гораздо больше добра, чем до того. Чем более духовным становится адепт, тем менее он может вмешиваться в мирские, грубые дела и тем более он ограничивает себя духовной работой. Множество раз повторялось, что работа в высшем плане является столь же превосходящей работу в плане интеллектуальном, сколь эта последняя является более высокой по отношению к работе в физическом плане. Поэтому самые высокие адепты действительно помогают человечеству, но только в духовном смысле: по своей природе они не могут вмешиваться в мирские дела. Но это относится только к самым высоким адептам. Имеются разные степени адептства, и адепты, находящиеся на разных стадиях, трудятся для человечества в том плане, до которого они доросли. И только челы могут жить в мире до тех пор, пока они не поднялись до определенного уровня. Именно таким образом адепты заботятся о мире: они помогают своим челам жить в нем и заботиться о нем, как об этом осведомлены многие из изучающих этот вопрос. Каждый цикл создает своих собственных оккультистов, которые могут работать для человечества своего времени в самых различных планах; но если адепты предвидят, что в какой-то период человечество не сможет создать оккультистов для работы в тех или иных планах, то в таких случаях они помогают человечеству или путем добровольного отказа от своего собственного продвижения вперед, ожидая, пока человечество пройдет этот период, или отказываясь вступать в нирвану и подчиняясь перерождениям, если человечество требует их помощи в это время. И хотя мир может ничего не знать об этом, но даже сейчас имеются некоторые адепты, которые предпочли сохранить statu quo и отказались от более высоких степеней для блага будущих поколений человечества. Коротко говоря, поскольку адепты работают гармонично – так как фундаментальным законом их бытия является единство – они как бы разделили между собой труд, благодаря чему каждый работает для духовного возвышения всех нас в течение выделенного ему времени; – процесс долговечности, упомянутый в «Эликсире жизни», – это только средство для достижения того, что бесконечно далеко от эгоизма и является наиболее бескорыстной целью, ради которой только и может трудиться человеческое существо.

Является ли самоубийство преступлением?

Перевод – К. Леонов

ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ «ТЕОСОФИСТА». – Автор в ноябрьском номере лондонского «Спиритуалиста», который называет «Фрагменты оккультной истины» спекуляциями, вряд ли прилагает это определение к Фрагменту N 3, в котором столь осторожно выдвигается гипотеза относительно самоубийства. Эта гипотеза, если рассматривать ее в самом общем виде, кажется достаточно разумной, она удовлетворяет нашим представлениям о Нравственном Законе Вселенной и совпадает с нашими житейскими взглядами, а также с тем, что мы извлекаем из науки. Вывод, который может быть сделан на основании двух приведенных случаев, то есть об эгоистичном самоубийстве с одной стороны, и о бескорыстном с другой, состоит в том, что хотя состояние после смерти может быть разным, все же основной результат неизменно плохой, а вариации касаются лишь степени наказания. Мне кажется, что приходя к этому выводу, он не имел представления о всех возможных случаях самоубийства, которые происходят или могут происходить. Я утверждаю, что в некоторых случаях самоубийство не только оправдано, но и желательно с нравственной точки зрения, и что результат такого самопожертвования, по-видимому, не может быть плохим. Я приведу один случай, самый редкий из всех редких случаев, но нет необходимости считать его чисто гипотетическим по этой причине, ибо я знаю по крайней мере одного человека, который руководствуется чувствами, не отличающимися от тех, которые я сейчас опишу, и который был бы весьма признателен за любой дополнительный свет, который мог бы быть пролит на этот в высшей степени мистический вопрос. (См. примечание редактора, I.)

Предположим, что некто, кого я буду называть М., долго и глубоко размышляет над проклятыми вопросами о тайнах земного существования, его целях и высочайших обязанностях человека. Для того, чтобы посодействовать своим мыслям, он обращается к философским работам, особенно к тем, которые имеют дело с возвышенным учением Будды. В конце концов он приходит к заключению, что Первая и Единственная цель существования – это быть полезным нашим собратьям, что неудача в этом представляет собой его собственную никчемность в качестве разумного человеческого существа, и что продолжая такую жизнь, он просто рассеивает энергию, которую он имеет, и которую он не в праве растрачивать по мелочам. Он пытается быть полезным, но терпит в этом полную неудачу. Что же тогда является для него лекарством? Вспомните, что здесь нет никаких причин, чтобы обратить против кого-то оружие, не нужно бояться того, что нарушен человеческий закон, не нужно избегать земного наказания; на самом деле нет никакой нравственной трусости в этом самопожертвовании. М. просто кладет конец существованию, которое является бесполезным, и поэтому не удовлетворяет своей собственной первичной цели. Не является ли такой поступок оправданным? Или он также является жертвой того превращения в призрака и пишача, против чего предостерегает Фрагмент N 3. (II.)

Может быть М. надеется получить более благоприятные условия при последующем рождении, и тогда он будет в большей мере способен выполнять задачу Бытия. Да, вряд ли он может быть хуже; ибо вдобавок к тому, что он вдохновлен похвальным намерением освободить дорогу для того, кто может быть более годным к служению, он невиновен в данном случае ни в каком нравственном преступлении. (III.)

Но я еще не закончил. Я пойду немного дальше и скажу, что М. не только бесполезен, но и определенно вреден. К своей неспособности делать добро он добавляет беспокойную склонность, которая постоянно толкает его на попытки делать добро. М. делает попытку – он был бы недостоин носить имя человека, если бы он ее не сделал – и обнаруживает, что его неспособность постоянно приводит его к ошибкам, которые превращают потенциальное добро в действительное зло; и что благодаря своей природе, рождению и воспитанию, большое количество людей оказалось вовлеченным в результаты его ошибочного рвения, и что мир в целом больше страдает от его существования, чем от его отсутствия. Итак, если после достижения таких результатов М. пытается придать им логическое завершение, то есть, будучи морально обязанным уменьшить зло, которому подвержены разумные существа на земле, он должен уничтожить самого себя, и таким образом совершить то единственное доброе дело, на какое он способен; есть ли в таком случае, спрашиваю я, какая-либо нравственная вина, связанная с актом преждевременной смерти? Что касается меня, то я конечно скажу, что нет. Нет, больше того, я утверждаю, с учетом высшего знания, что М. не только оправдан в совершении такого поступка, но что он был бы негодяем, если бы сразу и без колебаний не положил бы конец жизни не только бесполезной, но и определенно вредной. (IV.)

М. может ошибаться, но, полагая, что он умирает, лелея счастливую надежду, что в смерти – все хорошее, а в жизни – все зло, на которое он способен, и в этом случае нет никаких извиняющих его обстоятельств, чтобы сильно ходатайствовать в его пользу и чтобы помочь ему избегнуть падения в ту ужасную пропасть, которой так запуганы ваши читатели? (V.)

М., повторяю я, это не гипотетический случай. История изобилует примерами бесполезных и вредных жизней, которые привели к горькому результату разрушения наций. Посмотрите на творцов Французской революции, пылающих такой страстной любовью к своим соотечественникам, которая зажигала человеческие сердца; посмотрите на них, красных от невинной крови, приносящих неисчислимые бедствия своей стране, выступая под священным именем Свободы! такие сильные на вид! такие ничтожные и слабые в действительности! Какой горестный результат их неспособности! Если бы они смотрели глазами М., не были бы они его прототипом? Не благо ли это было бы для Франции, если бы они предвосхитили поступок М.?

Опять-таки, посмотрим на Георга III Англии, имевшего самые лучшие намерения, но неспособного правителя, который, после своего царствования в течение долгих лет, оставил свою страну отчаявшейся и обедневшей от войн, разрываемой внутренними противоречиями, отделенной от родственных народов по ту сторону пролива, со свободой подчиненных, попранной его ногами, и с добродетелью, проституированной в кабинете, парламенте в Лондонском суде. Его переписка с лордом Нортом и другими дает многочисленные доказательства того, что благодаря его самонадеянности (хотя бы и вызванной добрыми намерениями) произошли бедствия Великобритании и Ирландии, бедствия, от результатов которого Соединенные Королевства до сих пор еще не оправилось. Было бы счастьем для Англии, если бы ее правитель, подобно М., увидел бесполезность своей жизни и пресек бы ее, как это может сделать М., в самом начале своей пагубной карьеры!

Спрашивающий

ОТВЕТ РЕДАКТОРА. – I. «Спрашивающий» не является оккультистом, отсюда его утверждение, что в некоторых случаях «самоубийство не только оправдано, но и желательно с нравственной точки зрения». Оно оправдано не в большей мере, нежели убийство, хотя иногда и может показаться, что оно желательно. Оккультист, который видит происхождение и конечный результат всего, считает, что человек, который признает, что любой человек в некоторых обстоятельствах может положить конец своей жизни, виновен в таком же большом преступлении и в столь же пагубной софистике, как и народ, который утверждает право убивать во время войны тысячи невинных людей под предлогом мести за что-то, причиненное кому-то одному. Все подобные рассуждения являются плодами авидьи, принятой за философию и мудрость. Наш друг очевидно ошибается, полагая, что автор «Фрагментов» пришел к своим заключениям только потому, что он не сумел охватить своим мысленным взором все возможные случаи самоубийств. Результат в определенном смысле конечно однозначен, и существует лишь одно общее правило или закон для всех самоубийств. Но, именно потому, что «состояния после смерти» разнообразны ad infinitum [до бесконечности], ошибочно полагать, что различия могут касаться только степени наказания. Если в каждом случае результатом будет проживание определенного периода разумного существования, мы не понимаем, откуда «Спрашивающий» вывел свое заключение о том, что результат «в любом случае плохой». Результат полон опасностей, но существует надежда на определенное самоубийство, а во многих случаях даже вознаграждение, если жизнь была принесена в жертву ради спасения других жизней и не было альтернативы этому. Пусть он прочтет параграф 7, стр. 313 в сентябрьском номере «Теософиста» [за 1882 г. ] и подумает об этом. Конечно, вопрос представлен автором в слишком общем виде. Чтобы рассмотреть детально каждый случай самоубийства и их посмертные состояния, это потребовало бы не наших «Фрагментов», а целого стеллажа книг в библиотеке Британского музея.

II. Никто из людей, повторяем мы, не имеет права положить конец своему существованию просто потому, что оно бесполезно. Это все равно, что доказать необходимость побуждения к самоубийству всех неизлечимых инвалидов и калек, представляющих собой постоянный источник страдания для своих семей, или проповедовать нравственную красоту закона, существующего у диких племен на островах Тихого океана, подчиняясь которому, они предают смерти с воинскими почестями своих стариков и старух. Пример, выбранный «Спрашивающим», не является удачным. Есть огромная разница между тем человеком, который расстается с жизнью, пребывая в полном отвращении от постоянной безуспешности совершить добро, от отчаяния быть когда-нибудь полезным или даже от страха причинить вред своим ближним в случае продолжения жизни; и тем, кто по своей воле отказывается от своей жизни ради спасения жизни людей, которых он должен спасать по обязанности или потому, что они ему дороги. Один – это наполовину больной мизантроп, а другой – герой и жертва. Один лишает себя жизни, другой предлагает ее в жертву филантропии и своему долгу. Капитан, который остается один на борту тонущего корабля; человек, который отказывается от своего места в лодке, в которой не могут поместиться все, в пользу более молодых и слабых; врач, сестра милосердия и няня, которые не отходят ни на минуту от постелей больных, умирающих от инфекционной лихорадки; ученый, который проводит свою жизнь в умственной работе и усталости, и знает, что он трудится день за днем и ночь за ночью, чтобы открыть великий закон вселенной, что может привести к великому благу человечества; мать, которая бросается перед диким животным, напавшим на ее детей, чтобы закрыть их и дать им убежать, – все это не случаи самоубийства. Импульс, который толкает их на то, чтобы нарушить первый великий закон одушевленной природы – сохранение жизни – является великим и благородным. И хотя все они должны будут жить в камалоке отведенный им жизненный строк, все же они являются предметом восхищения для всех, а их память будут чтить среди живущих в течение еще более долгого периода времени. Мы все хотим, чтобы при подобных обстоятельствах у нас нашлась смелость умереть таким образом. Но не так конечно обстоят дела в случае того человека, пример которого приводит «Спрашивающий». Несмотря на его утверждения о том, что «здесь нет никакой нравственной трусости» в таком самопожертвовании, мы называем это со всей определенностью «нравственной трусостью» и отказываемся от того, чтобы назвать это жертвой.

III и IV. В большинстве случаев гораздо больше требуется смелости для того, чтобы жить, чем умереть. Если «М.» чувствует, что он «определенно приносит вред», пусть он удалится в джунгли или на уединенный остров, или, что еще лучше, в пещеру или в хижину около большого города, и тогда, ведя жизнь отшельника, которая исключает любую возможность нанести вред кому-либо, – работать тем или иным образом для бедных, голодающих и страдающих. Если он будет жить именно так, то никто не «окажется вовлеченным в последствия его ошибочного рвения», и если у него есть хотя бы малейший талант, он сможет облагодетельствовать многих простым физическим трудом, совершенным в столь полном одиночестве и молчании, как это могут сделать данные обстоятельства. Все что угодно, даже быть названным сошедшим с ума филантропом, – все это лучше, чем совершить самоубийство – наиболее трусливый и подлый из всех поступков, хотя бы felo de se [самоубийца] прибегнул к нему в припадке безумия.

V. «Спрашивающий» интересуется, не является ли его «М.» также жертвой превращения в призрак или пишача! Судя по описанию его характера, данному его другом, мы должны сказать, что из всех случаев самоубийства, он с исключительно высокой вероятностью является призраком из комнаты для спиритических сеансов. Вполне возможно, что он невиновен в «какой-либо нравственной низости», но поскольку он поражен «беспокойной склонностью, которая постоянно толкает его делать добро» – здесь, на земле, – мы не знаем причины, почему он должен утратить такую несчастную склонность (несчастную, потому что она приводит к постоянной неудаче) в камалоке. «Ошибочное рвение», конечно, должно приводить его к различным медиумам. Привлеченный сильным магнетическим желанием сенситивов и спиритуалистов, «М.» вероятно будет чувствовать себя «морально обязанным уменьшить зло, которому подвержены на земле эти разумные существа (медиумы и верующие)», и должен будет уничтожить не только себя, но и близких к нему духовно медиумов.