Текст книги "Теософические архивы (сборник)"

В космическом, или природном смысле, в каком они могли стать известными людям. Следовательно, такие имена не были сакральными, как это обычно утверждают, ввиду того, что они вместе со всем сотворенным сами были лишь именами или обозначениями того, что уже было известно. Что же касается метрологии, то вместо того, чтобы быть полезным приложением к библейской системе… весь текст Священного Писания книг Моисея не только переполнен ею, как системой, но и сама эта система является, in esse [по существу], тем же самым,

от первого до последнего слова.

Например, повествование о первом дне творения, о шести днях, о седьмом дне, о сотворении Адама, мужчины и женщины, об Адаме в Райском саду, о создании женщины из мужчины, о… родословии страны Араратской, о ковчеге, о Ное с его голубем и вороном… о путешествии Авраама из страны Ур… в Египет Фараона, о жизни Авраама, о трех заветах… о строении скинии и жилища Иеговы, о знаменитых 603 550 людях, способных нести оружие… исходе из Египта, и тому подобном – все это представляет собой лишь столь многочисленные разновидности произношения в этой системе геометрии, применения числовых соотношений, мер и их разнообразных приложений.

И автор «Еврейской метрологии» заканчивает словами:

Какими бы ни могли быть еврейские способы полного истолкования этих книг, христианская церковь взяла из них только то, что они показывали на поверхностном уровне – и ничего более. Христианская церковь никогда не приписывала этим книгам какое-либо свойство вне этих пределов; и в этом состоит ее великая ошибка.

Но западные, европейские и многие американские каббалисты (хотя, по-видимому, не все из них), требуют исправления этой ошибки своей церкви. Какого же успеха они достигают и в чем состоит свидетельство этого успеха? Прочитаем по порядку все книги по каббале, вышедшие в нашем веке; и если мы исключим несколько книг, опубликованных недавно в Америке, то мы обнаружим, что ни один из каббалистов не проник даже неглубоко, хотя бы чуть-чуть под этот «поверхностный уровень». Их изложения являются чистыми спекуляциями и гипотезами, и ничем более. Один основывает свои толкования на масонских откровениях Рагона; другой избирает себе пророком Фабра де Оливье – этот писатель никогда не был каббалистом, хотя он и был гением с удивительной, совершенно чудесной эрудицией, и лингвистом-полиглотом большей величины, чем все, кто был после него и по сей день, даже среди филологов Французской Академии, которая отказывается даже от упоминания его работ. Другие, опять-таки, верят, что не было среди сыновей земли каббалиста более великого, чем ныне покойный Элифас Леви – очаровательный и остроумный автор, который, однако, скорее мистифицирует, чем обучает в своих многочисленных трудах по магии. Пусть читатель не сделает из этих утверждений вывода о том, что в Старом и Новом Свете нельзя найти истинных ученых каббалистов. Совершенно несомненно, что существуют посвященные оккультисты, которые являются каббалистами, рассеянные здесь и там, особенно – в Германии и Польше. Но они не будут публиковать то, что они знают, а также не будут называть себя каббалистами. «Содалийская клятва» третьей ступени держится сегодня столь же хорошо, как и всегда.

Но существуют и такие, кто не связан обещанием сохранять тайну. Такие писатели являются единственными людьми, чьей информации следует доверять каббалистам, сколь бы неполными не были бы их утверждения с точки зрения полного откровения, то есть семикратного эзотерического смысла. Это те, кто менее всего заботится о таких тайнах, к которым только и испытывают жажду современные герметисты и каббалисты – таким, как трансмутация в золото, и эликсир жизни, или философский камень – для физических целей. Ибо все главные тайны оккультных учений связаны с высшим духовным знанием. Они имеют дело с ментальными состояниями, а не с физическими процессами и их преобразованиями. Короче говоря, истинная, подлинная каббала, единственная оригинальная копия которой содержится в халдейской «Книге Чисел», имеет отношение к царству духа и учит о нем, а не о царстве материи.

Чем же тогда является каббала на самом деле, и в состоянии ли она предоставить откровение о таких высших духовных таинствах? Автор отвечает, делая на этом особенное ударение: НЕТ. Одно дело, каковы были каббалистические ключи и методы в оригинале Пятикнижия и других священных свитках и документах евреев, которые ныне более не существуют; но совершенно другое дело – в каком виде они находятся сегодня. Каббала – это многогранный язык, который, кроме того, определяется буквальным текстом записи, который должен быть расшифрован. Она учит и помогает читать эзотерический истинный смысл, сокрытый под маской этого буквального текста; она не может создать некий текст или обнаружить его в документе при изучении, такой, какого там никогда не было с самого начала. Каббала – такая, какую мы имеем сегодня – неотделима от текста Ветхого Завета, переработанного Ездрой и другими. И так как еврейские Писания, или их содержимое, постоянно переделывались, – невзирая на древнюю гордость тем, что ни одна буква в Священном Свитке никогда не была изменена ни на йоту, – то никакие каббалистические методы не могут помочь нам прочитать в них что-либо кроме того, что в них есть. Тот, кто занимается этим – не каббалист, а мечтатель.

Наконец, непосвященный читатель должен изучить различие между каббалой и каббалистическим трудами, прежде чем он обратится к другим аргументам. Ибо каббала – это не какая-то особенная книга, и даже не некая система. Она состоит из семи различных систем, применяемых к семи различным толкованиям любого данного эзотерического труда или вопроса. Эти системы всегда передавались изустно от одного поколения посвященных к другому, с сохранением содалийской клятвы, и они никогда никем не записывались в письменном виде. Те, кто говорит о переводе каббалы на тот или другой язык, с тем же успехом могли бы говорить о переводе несловесных сигнальных песен бедуинов-разбойников на некий особый язык. Каббала – это слово, образованное от корня КБЛ (кебел), «передавать», или «получать» изустно. Ошибочно говорить, как это делает Кеннет Маккензи в своей «Королевской масонской энциклопедии», что «учение каббалы имеет отношение к системе, которая передавалась потомкам при помощи устной передачи, и является чем-то близким к традиции»; ибо в этом предложении лишь его первая часть является верной, в то время как вторая – нет. Она есть что-то близкое не к «традиции», но к семи покровам или семи истинам, изустно открываемым при посвящении. Из этих методов, принадлежащих к универсальному изобразительному языку, – под «изображениями» здесь понимаются любые цифры, числа, символы или другие глифы, которые могут быть представлены как объективно, так и субъективно (мысленно), – лишь три имеются в наличии в еврейской системе.[269]269
  Из этих трех методов ни один не может применяться к чистой духовной метафизике. Один из них раскрывает соотношения между звездными телами и телами земными, особенно – человеческими; другой относится к эволюции человеческих рас и полов; третий – к космотеогонии и является метрологическим.


[Закрыть] Таким образом, если каббала, как слово, является еврейской, то сама эта система является не в большей степени еврейской, чем солнечный свет; она универсальна.

С другой стороны, евреи могут рассматривать книги Зогар, Сефер Иецира (Книгу Творения), Сифра Дицениута, и немногие другие, как свое собственное неоспоримое богатство, и как каббалистические труды.

Кажущиеся расхождения

Перевод – О. Колесников

Редактору «Теософиста».

Недавно я посвятил несколько вечеров изучению вашей восхитительной статьи «Фрагменты оккультной истины», заслуживающей гораздо больше внимания, чем просто легкое чтение. В ней утверждается, что преображенное эго не может кружиться над пропастью, разделяющей его состояние от нашего, или оно не может спускаться в нашу атмосферу и достичь нас; что оно притягивает, но не может быть притянутым, или, короче говоря, нас не может посетить Дух усопшего.

В 1-ом томе «Изиды», на стр. 67 я обнаружила слова о том, многие из духов, в особенности среди тех, кто субъективно управляет медиумами… являются развоплощенными человеческими духами. Будет ли большинство таких духов добрыми или злыми, это в основном, зависит от персональной нравственности медиума, что «человеческие духи никогда не могут материализоваться собственной персоной… а самое большое, что они могут сделать, это – отбрасывать свое эфирное отображение на атмосферные волны…». На стр. 69: «Не всякий, кто захочет, может привлечь человеческих духов. Одним из наиболее мощных влечений, испытываемых нашими усопшими, является их сильная привязанность к тем, кого они оставили на земле. Эта привязанность с неодолимой силой затягивает их постепенно в ток астрального света, вибрирующий между симпатическим лицом и Вселенской Душой». Далее, на стр. 325: «Иногда, правда, редко, планетарные духи… производят их (субъективные манифестации); иногда духи наших преображенных и любимых друзей, и т. д.»

Из предшествующих слов это могло показаться так, будто оба учения не однородны, но здесь могли бы подразумеваться души вместо духов или нечто, значение чего я не поняла.

Подобные сложные вопросы сильно озадачивают западных учеников, особенно таких, как и я – новичков, хотя всегда благодарных при получении знания от тех, кто готов поделиться ими.

Ваша, и т. д.

Каледонский теософ

9 января, 1882 года.

—

Замечание редактора. – Вызывает беспокойство, что наш высоко ценимый Брат неправильно понял как смысл нашего высказывания в «Изиде», так и «Фрагменты оккультной истины». Истолкованное в их правильном смысле написанное в последней статье – отнюдь не содержит даже малейшего расхождения с выдержками, приведенными из «Изиды», но обе публикации утверждают примерно сходное.

Наш «каледонский» Брат беспокоится, что из-за строк, изложенных в «Изиде» о том, что «многие среди тех, кто субъективно управляет медиумом, являются развоплощенными человеческими духами», и в «Фрагментах», по словам нашего критика, эго «не может преодолеть той пропасти, которая отделяет его состояние от нашего… не может низойти в нашу грубую атмосферу… или, короче говоря, нас не может посетить дух усопшего» – нет ли здесь противоречия между двумя учениями? Отвечаем: «отнюдь нет». Мы повторяем снова и снова оба высказывания и обоснуем это утверждение. Во всем тексте «Изиды» – несмотря на попытку, сделанную во Вступительной главе, доказать огромную разницу между понятиями «душа» и «дух», что первая – останки персонального эго, а вторая – чистая сущность духовной ИНДИВИДУАЛЬНОСТИ, – понятие «дух» часто используется в смысле, данном ему спиритистами, равно как и другие сходные обусловленные понятия, поскольку в противном случае это могло бы стать причиной великой путаницы. Тем самым, значения трех сентенций, цитируемых нашим другом, следовало бы понимать таким образом:

На стр. 67, где утверждается, что многие духи из «тех, кто субъективно управляет медиумом, являются развоплощенными человеческими духами» и т. д., слово «управляющие» не должно пониматься в том смысле, что «дух» сам овладевает организмом медиума; это, в каждом случае, делает вовсе не сам «дух», но, обычно, всего лишь оболочка в ее предварительном состоянии растворения, когда большая часть физического интеллекта и способностей еще свежие и не начали распадаться или исчезать. «Дух», или духовное эго, не может спуститься к медиуму, но оно может притянуть дух медиума к себе, и это может сделаться только в течение двух временных интервалов – до и после его «периода беременности». Первый интервал – это период между физической смертью и переход духовного эго в состояние, известное в эзотерической доктрине архатов как Бар-до. Мы перевели это понятие, как период «беременности», и, согласно свидетельствам адептов, он длится от нескольких дней до нескольких лет. Второй интервал длится до тех пор, пока заслуги бывшего эго не дадут право пожинать плоды его награды в его новой заново воплощенной самости. Это случается после того, как период беременности завершается, и новое духовное эго возрождается заново из своего прежнего эго – как сказочная птица Феникс из пепла. Место, где обитает первое, северные буддисты-оккультисты окрестили «дэвачан», словом, по-видимому, соответствующим Раю или Небесному Царству, избранному христианами. Наслаждаясь блаженством время, соразмерное своей заброшенности, новое персональное эго добивается реинкарнации в личность, когда память о его предыдущей самости, разумеется, пропадает, и оно больше не может «связываться» со своими ближними на планете, коих покинуло навсегда, как личность, которую знали. После бесчисленных реинкарнаций на многочисленных планетах и в различных сферах, наконец, наступит конец махаюги, или великого цикла, когда каждая личность станет настолько духовной, что перед ее окончательном растворении в Едином Все, его серии прошлых персональных существований сами выстроятся перед ним в ретроспективном порядке, как многие дни одного определенного периода человеческого существования.

Слова – «будет ли большинство духов добрыми или злыми, это, в основном, зависит от персональной нравственности медиума», – которыми завершается первая цитированная фраза, означают очень простую вещь: чистое эго медиума может быть привлечено и создаст, например, объединенную магнетическую (?) связь с действительно развоплощенным духом, в то время как душа нечистого медиума способна только лишь дружески беседовать с астральной душой или «оболочкой» усопшего. Первая возможность объясняет такие исключительно редкие случаи непосредственного письма общепризнанных автографов и посланий от развоплощенных умов высшего класса. Нам бы хотелось отметить, что в этом случае персональная нравственность медиума была бы первоклассной проверкой подлинности показа. Как уже цитировалось нашим другом, «привязанность к тем, кого они оставили на земле» – это «одно из наиболее мощных влечений» между двумя любящими душами – воплощенной и развоплощенной.

Откуда же тогда взялась идея о том, что эти два учения «неоднообразны»? С таким же успехом нас могли бы упрекнуть за слишком свободный и небрежный метод выражения мыслей, равно как и за неправильное употребление иностранного языка, на котором мы пишем, за то, что мы оставляем слишком много недосказанным, непростительно полагаясь на не очень-то развитую интуицию читателя. Но никогда не было и не может быть никаких коренных расхождений между учениями «Изиды» и тем, что написано в последний период, поскольку оба текста произошли из одного и того же источника – от Братьев Адептов.

Китайские духи

Перевод – К. Леонов

Нижеследующие заметки были заимствованы отчасти из старой работы одного французского миссионера, который прожил в Китае около сорока лет; отчасти из очень любопытной неопубликованной работы одного американского джентльмена, любезно предоставившего автору свои записи; и отчасти из информации, переданной аббатом Хуком шевалье де Мюссе и маркизу де Мирвилю, за точность которой отвечают два последних джентльмена. Однако большая часть фактов была предоставлена китайским джентльменом, уже несколько лет проживающим в Европе.

Человек, в соответствии с представлениями китайца, состоит их четырех корневых субстанций и трех приобретенных «подобий». Это магическая и универсальная оккультная традиция, возникшая в древности, происходит из тьмы времен. Один латинский поэт обнаруживает тот же самый источник информации в своей стране, утверждая, что:

 
Bis quo sunt hominis: manes, caro, spiritus, umbra;
Quatuor ista loca bis duo suscipiunt.
Terra tegit carnem, tumulum circumvolat umbra,
Orcus habet manes, spiritus astra petit.
 

Призрак, который был известен и описан в Небесной Империи, является совершенно ортодоксальным в соответствии с оккультными учениями, хотя в Китае и существовало несколько теорий о нем.

Человеческая душа, согласно главному (храмовому) учению, помогает человеку стать разумным существом, но она не является ни простой (гомогенной), ни духовной; это смесь всего, что является тонким по своей сущности. Такая «душа» разделяется по своей природе и действию на две принципиальные части: ЛИНГ и ХУЭН. Из них линг больше приспособлен для духовных и интеллектуальных действий, и имеет над собой «высший» линг, или душу, являющуюся божественной. Кроме того, помимо объединения низшего линг и хуэн в течение человеческой жизни формируется третье, смешанное существо, пригодное и для интеллектуальных, и для физических процессов, для добра и зла, в то время как хуэн является абсолютно дурным. Таким образом, в этих двух «субстанциях» мы имеем четыре принципа, которые, очевидно, соотносятся, с нашим буддхи, божественным «высшим» линг; манасом, низшим линг, чей двойник, хуэн, означает камарупу – тело страсти, желания и зла; и поэтому наше «смешанное существо» представляет собой результат и является потомком линг и хуэн вместе взятых – «майяви», астральным телом.

Здесь мы приходим к определению третьей корневой субстанции. Она связана с телом только в течение жизни, причем тело является четвертой субстанцией, чистой материей; и после смерти последнего, отделяя себя от трупа – но не раньше его полного распада, – она бесследно исчезает, как тень, вместе с последней породившей ее частицей субстанции. Это, безусловно, прана, жизненный принцип, или витальная форма. Когда человек умирает, происходит следующее: «высший» линг восходит на небеса – в нирвану, рай Амитабха, или любую другую область блаженства в соответствии с тем, к какой секте принадлежит китаец, – унесенный Духом Дракона Мудрости (седьмой принцип); тело и его принцип постепенно исчезают и уничтожаются; остаются линг-хуэн и «смешанное существо». Если человек был добрым, то «смешанное существо» также исчезает через некоторое время; если человек был злым и полностью находился под властью хуэн, принципа абсолютного зла, тогда последний превращает его «смешанное существо» в куэйс – что соответствует представлениям католиков о проклятой душе,[270]270
  После смерти духовная часть линг становится чен (божественной и святой), чтобы стать хиен – абсолютным святым (нирваническим, после полного объединения с «Драконом Мудрости»).


[Закрыть] – и, наделенный ужасной жизненной силой и мощью, куэйс становится alter ego (вторым я, лат.) и исполнителем хуэн во всех его злонамеренных деяниях. Хуэн и куэйс объединяются в призрачное, но имеющее силу единство, и могут, разделяясь по своей воле и действуя в двух различных местах одновременно, творить ужасное зло.

Куэйс – это anima damnata (проклятая душа, лат.) добрых миссионеров, сделавших, таким образом, из миллиардов умерших «некрещеных» китайцев армию дьяволов, которые, если рассматривать их имеющими материальную субстанцию, должны теперь занимать пространство между землей и луной и чувствовать себя столь же непринужденно, как селедки в консервной банке.

«Куэйс, будучи по своей сущности злобными», – говорится в Memoire, – «делают все то зло, на которое они способны. Занимая промежуточное положение между человеком и животным, они имеют свойства обоих, обладая всеми пороками человека и всеми опасными инстинктами животного. Приговоренные к тому, чтобы не подниматься выше нашей атмосферы, они собираются вокруг могил, поблизости от шахт, болот, низин и боен, везде, где обнаруживается гниение и распад. Эманации последних являются их любимой пищей, и именно с помощью таких элементов и атомов, и трупных испарений, они создают для себя видимые и фантастические фигуры для того, чтобы приводить людей в ужас… Эти несчастные духи с иллюзорными телами постоянно ищут средство, чтобы люди не смогли получить спасение» (то есть, получить крещение), «…и толкают их на то, чтобы они стали проклятыми, как и они сами» (стр. 222, Memoires concernant l'histoire, les sciences, les arts, les mœurs, etc., des Chinois, par les Missionaires de Pekin, 1791).[271]271
  В соответствии с наиболее древними магическими учениями, смерть от насилия и оставление тела на земле, вместо его погребения или сожжения, приносит за собой беспокойство и боль для астрального тела (линга шарира), умирающего только после распада последней частицы материи, из которой состояло тело. Говорят, что колдун или черный маг всегда пользуется этим знание для некромантических или иных греховных целей. «Колдуны предлагают неуспокоенным душам разлагающиеся останки животных для того, чтобы вынудить их проявиться» (см. «Жертвоприношения» Порфирия). Святой Афанасий был обвинен в черной магии, ибо он сохранил руку епископа Арсения для совершения магических действий. «Patet quod animæ illæ quæ, post mortem, adhuc, relicta corpora diligunt, quemadmodum animæae sepultura carentium, et adhuc in turbido illo humidoque spiritu [духовное, или флюидное тело, хуэн] circa cadavera sua oberrant, tanquam circa cognatum aliquod eos alliciens», и так далее. См. «Оккультную философию» Корнелия Агриппы, стр. 354–355; «Le Fantóme Humain» де Мюссе. Гомер и Гесиод многократно описывали подобные вызывания духов. В Индии подобное практикуется и по сей день некоторыми тантриками. Таким образом, современное колдовство, так же как и белая магия, оккультизм и спиритуализм, с их ответвлениями – месмеризмом, гипнотизмом и т. д., показывают, что их учения и методы связаны с таковыми же во времена высокой античности, поскольку те же самые идеи, верования и практики обнаруживаются как сегодня, так и в древней Арьяварте, Египте и Китае, Греции и Риме. Прочитайте трактат П. Тири «Loca Infesta», полезный и правдивый в отношении фактов, однако ошибочный в том, что касается авторских заключений, и вы обнаружите, что места, наиболее благоприятные для вызывания духов, – это место, где было совершено убийство, кладбище, пустырь, и т. д.


[Закрыть]

Вот как наш старый друг, аббат Хук, лазарист, лишенный сана за то, что он вывел происхождение некоторых ритуалов римского католицизма из Тибета и Индии, описывает хуэн. «Что такое хуэн – это вопрос, на который сложно дать ясный ответ… Это, если угодно, нечто неопределенное, нечто промежуточное между духом, гением и витальностью» (см. «Путешествие в Китай» Хука, том 2, стр. 394). Он, по-видимому, рассматривает хуэн как нечто совершающее воскрешение посредством притяжения к нему атомической субстанции тела, которое таким образом будет воссоздано в момент воскрешения. Это вполне отвечает христианской идее о воскрешении одного тела и только одной индивидуальности. Но если хуэн должен объединить в этот день все тела монады, которые она пережила и в которых обитала, тогда даже это «очень хитрое создание» может почувствовать себя не совсем пригодным для такого случая. Однако – так как в то время как линг погружается в блаженство, его экс-хуэн остается за пределами счастья и страдания – очевидно, что хуэн и «элементарий» идентичны. Поскольку несомненно, что если бы бестелесный человек обладал способностью пребывать в одно и то же время в девакхане и в камалоке, откуда он мог бы являться нам, возникая иногда в комнате для сеансов или где-либо еще, то человек (как это было показано на примере линга или хуэна) обладал бы двойной способностью переживания одновременного и различного ощущения двух противоположностей – блаженства и мучения. Древние хорошо понимали абсурдность такой теории, зная, что никакое абсолютное блаженство невозможно там, где есть малейшая примесь страдания; допуская, что высшее эго Гомера пребывает в Элизиуме, они представляли плачущим в Ахерусии не более чем [подобие] поэта, его пустой и обманчивый образ, или то, что мы называем «оболочкой ложной индивидуальности».[272]272
  См. Лукреций: «О природе вещей», I, 1, где он называет это simulacrum.


[Закрыть]

В каждом человеке существует лишь одно истинное эго, и оно необходимым образом должно пребывать в том или ином месте, в блаженстве или печали.[273]273
  Хотя античность (как и эзотерическая философия), по-видимому, подразделяет душу на божественную и животную, anima divina и anima bruta, называя первую ноус, а вторую – френ, все же она считалась лишь дуальным аспектом единого. Диоген Лаэртский («De Vit. Clar. Virc.», I, 8, 30) приводит общепринятое убеждение, что животная душа, френ – φρην, более известная как диафрагма – пребывает в желудке, причем Диоген называет anima bruta – θυμος. Пифагор и Платон также производили подобное разделение, называя божественную, или разумную, душу λογον, а неразумную – αλογον. Эмпедокл наделяет людей и животных дуальной душой, а не двумя душами, как полагают. Теософы и оккультисты подразделяют человека на семь принципов и говорят о божественной и животной душе; но они добавляют, что Дух является единым и неделимым, и все эти «души» и принципы – лишь его аспекты. Один Дух бессмертен, бесконечен и представляет собой единственную реальность, – все остальное мимолетно и преходяще, это иллюзии и заблуждения. Де Мюссе сильно разгневался на покойного барона дю Поте, который поместил разумный «дух» в каждый из наших органов, просто потому, что он неспособен ухватить идею, выраженную бароном.


[Закрыть]

Возвращаясь к хуэну, он, как говорят, терроризирует людей; в Китае «этот ужасный призрак» беспокоит живых людей, проникая в дома и закрытые помещения, и овладевает людьми, точно так же ведут себя и «духи» в Европе и Америке, – причем хуэны детей проявляют еще большую агрессию, чем хуэны взрослых. Эта вера в Китае столь сильна, что когда они хотят избавиться от хуэна ребенка, они заводят его подальше от дома, надеясь таким образом сбить с его толку и заставить потерять дорогу в их дом.

Так как хуэн – это флюидное или газообразное подобие своего умершего тела, судебные медицинские эксперты используют это подобие в случаях подозрения в убийстве для выяснения истины. Формула, используемая для вызывания хуэна человека, умершего при подозрительных обстоятельствах, была официально принята, и к этому средству прибегали довольно часто, согласно Хуку, который рассказывал де Мюссе (см. «Les Mediateurs de la Magie», стр. 310), что ведущий дело судья, после того, как он совершил вызывание духа около трупа, использовал уксус, смешанный с некоторыми таинственными ингредиентами, как поступил бы и любой другой некромант. Хуэн, при появлении, всегда был подобием жертвы, такой, какой она была в момент смерти. Если тело было сожжено прежде, чем оно было допрошено, то хуэн воспроизводит на своем теле раны и ожоги, полученные убитым человеком, – преступление доказано, и правосудие делает заявление об этом. Священные книги, хранящиеся в храмах, содержат полные формулы таких вызываний, и даже имя убийцы может быть вытянуто из услужливого хуэна. Однако в этом китайцы следуют за христианскими народами. В средневековье судьи помещали предполагаемых убийц перед жертвами, и если в этот момент кровь начинала струиться из открытых ран, это рассматривалось как знак того, что обвиняемый является преступником. Эта вера сохранилась до наших дней во Франции, Германии, России и во всех славянских странах.

«Раны убитого человека вновь откроются при приближении его убийцы», – говорится в книге по юриспруденции (Бинсфельд, «De Conf. Malef.», стр. 136).

«Хуэн не может быть ни похоронен, ни утоплен; он путешествует над поверхностью земли и предпочитает находиться дома».

В провинции Хонань учение отличается. Делаплейс, епископ Китая,[274]274
  «Annales de la propagation de la foi», № 143, июль, 1852.


[Закрыть] рассказывает о «языческом Китае» наиболее удивительные истории относительно этого вопроса. «Они говорят, что каждый человек имеет внутри себя три хуэна. Во время смерти один из хуэнов воплощается в тело, которое он для себя выбирает; другой остается в семье и с семьей, и становится ларом; а третий сторожит могилу своего тела. В честь последнего жгутся бумаги и воскуряются благовония как жертвоприношения манам; домашний хуэн обитает в семейных памятных табличках, среди выгравированных иероглифов, и ему также предлагаются жертвоприношения, хьянги (палочки благовоний) зажигаются в его честь, и для него приготавливается заупокойная трапеза; в этом случае эти два хуэна остаются спокойными», – если они принадлежат взрослому человеку, nota bene [следует заметить, лат.].

Далее следует серия ужасающих историй. Если мы прочитаем всю литературу о магии, от Гомера до Дюпотэ, мы везде обнаружим утверждения подобного рода: Человек является троичным, а эзотерически семеричным, и состоит из души, разума и эйдолона, и эти три (в течение жизни) есть одно. «Я называю душевным идолом ту силу, которая оживляет и управляет телом, от которой происходят чувства и через которую душа проявляет силу чувств и ПИТАЕТ ТЕЛО ВНУТРИ ДРУГОГО ТЕЛА» («Magie Dévoilée» Дюпотэ, стр. 250).

«Triplex unicuique homini dæmon, bonus est proprius custos», – говорит Корнелий Агриппа, от которого Дюпотэ взял идею «одухотворенного идола». Ибо Корнелий пишет: «Anima humana constat mente, ratione et idolo. Mens illuminat rationem; ratio fluit in idolum; idolum autem animæ est supra naturam quæ corporis et animæ quodam modo nodus est. Dico autem animæ idolum, potentiam illam VIVICATIVAM et rectricem corporis sensuum origenem, per quam … alit in corpore corpus» («Оккультная философия», стр. 357–358).

Таков китайский хуэн, если мы лишим его нароста обывательских предрассудков и фантазий. Тем не менее, замечание брахмана, сделанное в обзоре «Павший идол» («Теософист», сентябрь 1886 г., стр. 793), – как бы ни относился к нему сам автор, – что «если точно и во всех деталях не следовать правилам [или математическим пропорциям и измерениям], идолом может овладеть какой-либо могучий злой дух», – вполне справедливо. И так как моральный закон природы – двойник закона математического, то, если законы гармонии в мире причин и следствий не соблюдаются в течение жизни, то наш внутренний идол способен превратиться в злого демона (бхута) и попадет во власть других «злых» духов, которых мы называем «элементариями», хотя сентиментальные невежды рассматривают их почти как богов.

Между ними и теми, кто подобно де Мюссе и де Мирвилю написали тома – целую библиотеку! – чтобы доказать, что, за исключением немногочисленных видений в Библии и у некоторых почитаемых христианских святых и благочестивых католиков, никогда не было призрака, привидения, духа или «бога», который, появившись, не был бы выдан ими за самозванца и узурпатора – за Сатану, короче, одного из их маскарадов, – таков долгий путь и таковы широкие границы для изучающего оккультные законы и эзотерическую философию. «Бог, который ест и пьет, и принимает жертвоприношения и поклонение, может быть лишь злым духом», – доказывает де Мирвиль. «Тела злых духов, бывших ангелов, выродились из-за их падения и приобрели свойства уплотненного воздуха» [эфира?], – учит де Мюссе («Le Monde magique», стр. 287). «И в этом причина их аппетита, когда они пожирают еду заупокойной трапезы, которую китайцы ставят перед ними чтобы умилостивить их; они – демоны».

Хорошо, если мы вернемся назад к предполагаемым истокам иудаизма и еврейского народа, мы обнаружим ангелов света, делающих все то же самое, – если «хороший аппетит» считать признаком сатанинской природы. И тот же самый де Мюссе неосознанно ставит ловушку, как для себя, так и для своей религии. «Смотрите», – восклицает он, – «ангелы Божии спустились под зеленые кроны деревьев рядом с шатром Авраама. Они с аппетитом ели хлеб и мясо, масло и молоко, приготовленные для них патриархом» (Бытие, 18:2, и далее). Авраам зажарил целого «теленка, нежного и хорошего» (стих 7 и 8); испек лепешки, и, кроме того, подал молоко и масло. Был ли их «аппетит» более божественным, чем у «Джона Кинга», который пил чай с ромом и поедал тосты в комнате некоего английского медиума, или же чем аппетит китайского хуэна?

Нас уверяют, что церковь сама может разобраться в этом; что она знает разницу между этими тремя и судит по их телам. Давайте посмотрим. «Последние [библейские] являются истинными, подлинными духами»! Без всякого сомнения (поистине), это ангелы, доказывает де Муссо. «Это тела, которые, расширяясь, могли бы, несомненно, стать прозрачными вследствие исключительной тонкости своей субстанции, затем раствориться, утратить цвет, стать все менее и менее видимыми, и, наконец, полностью исчезнуть из нашего поля зрения» (стр. 388).

Нас уверяют, что на это способен «Джон Кинг», и, без сомнения, пекинский хуэн. Кто или что в этом случае может научить нас различению, если мы не умеем изучать непрерывные свидетельства классиков и теургистов, и пренебрегаем оккультными науками?