Текст книги "Теософические архивы (сборник)"

Отсутствие единства среди спиритуалистов

Перевод – О. Колесников

[Эта заметка состоит из выдержек из письма мадам Блаватской, полученного нашим журналом на прошлой неделе. Ограничение в размере публикации не позволяет нам опубликовать его полностью. Оно написано в ею, как обычно, живо и занимательно, с позиции знающего человека, хорошо разбирающегося в данном вопросе и желающего осветить истинное положение дел. – Редактор «The Spiritual Scientist», 3 дек. 1874.]

Таким образом, я лишь исполнила свой долг; во-первых, по отношению к спиритуализму, который защищала как могла от обвинений в мошенничестве из-за его слишком откровенной маски научности; затем – по отношению к двум беспомощным, оклеветанным «медиумам» – это слово ныне очень быстро становится синонимом слова «мученик»; во-вторых, я внесла свою лепту в то, чтобы раскрыть глаза равнодушной публики на реальное и вполне особенное значение таких людей, как доктор Бэрд. Но вынуждена признать, что не верю, что совершила нечто действительно полезное для спиритуализма или, по крайней мере, что-либо практически полезное; и я не питаю надежды когда-либо совершить такое, даже если целую вечность буду забрасывать все американские газеты опровержениями той лжи, что распространяется так называемыми «разоблачителями от науки».

С глубокой печалью в сердце я признаю этот факт, ибо начинаю думать, что исправить это невозможно. Более пятнадцати лет я сражалась за благословенную истину; я путешествовала и проповедовала ее – хотя не создана для того, чтобы читать лекции – от покрытых снегом вершин кавказских гор до песчаных берегов Нила. Я доказывала истинность моих слов на практике и силой убеждения. Ради спиритуализма я покинула родной дом, легкую жизнь среди цивилизованного общества и превратилась в странницу. Я уже видела осуществление своих надежд, превосходящее все самые оптимистические ожидания, когда, в безудержном стремлении к знаниям, моя несчастливая звезда привела меня в Америку.

Зная, что эта страна – колыбель современного спиритуализма, я прибыла сюда из Франции с чувством, похожим на то, которое испытывает мусульманин, приближаясь к месту рождения Пророка. Но забыла, что «пророку нет чести в своем отечестве». Я здесь чуть менее четырнадцати месяцев, но мой печальный опыт лишь подтвердил эту вечную истину.

То, что сделано мною в защиту феноменов, я всегда готова делать снова и снова, пока во мне останется хотя бы капля жизни. Но что пользы от этого? В России существует мудрая пословица: «Один в поле не воин». Подобным же образом обстоит дело со мной и с другими несчастными борцами, которые, подобно разведчикам, посланы далеко вперед армии и вынуждены сражаться и защищать доверенное им в одиночку. Среди спиритуалистов нет единства, нет сердечного понимания. Судья Эдмонс сказал несколько лет тому назад, что спиритуалистов только в этой стране насчитывается свыше 11 миллионов человек, и я верю этому, но в таком случае ситуация становится еще более печальной. Когда один человек осмеливается бросить вызов такой значительной организации, как это делал и будет делать доктор Бэрд, для этого должны быть веские причины. Его оскорбления грубы и вульгарны, однако он бросает их столь безбоязненно, что не остается и тени сомнения – он прекрасно знает, что может свободно и безнаказанно поступать так. Год за годом американские спиритуалисты позволяли насмехаться и издеваться над собой всем, кому бы это ни пришло в голову, а протесты их были настолько слабы, что еще более убеждали противников в их слабости. И разве я не права, утверждая, что во всей этой смехотворной полемике повинны более сами спиритуалисты, чем доктор Бэрд? Нравственная трусость вызывает презрение. Разве можно ожидать, что такой жонглер от науки, как доктор Бэрд, будет уважать некую организацию более, чем она сама уважает себя?..

Мое скромное мнение таково: большинство наших спиритуалистов слишком обеспокоены своей «респектабельностью», когда дело доходит до признания и доказательства их «веры». Согласитесь ли вы со мной, если я скажу, что боязнь общественного ареопага имеет настолько глубокие корни в сердцах американцев, что попытка вырвать эту боязнь подобна расшатыванию всей системы общества сверху донизу? «Респектабельность» и «мода» вынудили уже не одного истинного материалиста выбрать ради внешней видимости англиканскую или другие могущественные церкви. Но спиритуализм пока не «моден», и беда именно в этом. Несмотря на огромное, постоянно растущее число спиритуалистов, он все еще не завоевал права на гражданство. Основные лидеры его не облеклись в золотые и пурпурные одеяния; в рядах спиритуалистов, как и в христианстве в начале его истории, больше простых, бедных и несчастных людей, чем могущественных и богатых. Спиритуалисты же из среды последних редко дерзнут публично и смело заявить о своей вере перед лицом всего мира – совокупный монстр общественного мнения слишком много для них значит; а разве мнение бедных и простых людей волнует подобных доктору Бэрду? Такие люди, как Бэрд, прекрасно знают, что ни одна гордая каста современных фарисеев не назовет их оскорбительным словом «дурак» и «слабоумный идиот» и не обвинит в легковерии; пусть те считают себя спиритуалистами, и, возможно, уже давно, но если и осмелятся заметить оскорбление, то лишь ответят наподобие трусливого апостола: «Говорю, я не знаю его!»

Святой Петр – единственный из одиннадцати оставшихся учеников, кто трижды отрекся от Христа перед фарисеями; но все же в католической церкви он наиболее почитаемый изо всех апостолов; он избран главенствующим апостолом самой богатой, самой гордой, жадной и лицемерной церкви христианства. И так же вот полухристиане и полуверующие нового обета, большинство из одиннадцати миллионов спиритуалистов лишь одной ногой вступили на порог спиритуализма, тогда как другой твердо стоят на ступенях, ведущих к алтарям «модных» вер, всегда готовые в случае опасности переметнуться под защиту последних. Они знают, что под прикрытием такой «респектабельности» они в полной безопасности. Кто осмелится обвинить в «легкомысленной глупости» члена какого-либо «модного прихода»? Под могущественной и священной сенью подобного «столпа истины» любое отвратительное преступление моментально превращается в незначительное, мелкое отступление от христианской добродетели. Юпитера, за все его многочисленные похождения в стиле Дон Жуана, почитали как «Отца Богов»!

Палиботра Мегасфена

Перевод – К. Леонов

Эта тема потребовала бы большего места, чем она заслуживает, чтобы показать, сколь отличаются друг от друга в подробностях разные классические авторы, которые упоминают о «Палиботре» Мегасфена; и что все они располагают этот город на том или ином расстоянии от места слияния Ганга и Эрранобаос, хотя последней реки, судя по названию, не существует. И если Плиний располагает «Палиботру» в 425 римских милях ниже соединения Ганга и Джамны, то Страбон, следуя Эратосфену, считает его удаленным на 6 000 стадий от устья Ганга. Арриан, к тому же, называет «другую» реку неподалеку от Ганга – Эрранобаос. И хотя оба они, и Арриан и Плиний, показывают ясное различие между Соном и мифической Эрранобаос, все же профессор Макс Мюллер, а вслед за ним м-р Каннингем, без колебаний определяют ту самую реку, «на которой стояла древняя Палиботра», как Сон. В качестве некоего неопровержимого подтверждения этого утверждения, а также ответа, данного на возражение Д. Уилсона, он заявляет, что «хотя в настоящее время Патна не расположена возле слияния Ганга и Сона… это, однако, объясняется изменением русла реки Сон… что точно установлено посредством географического метода доказательства».[550]550
  См. Макс Мюллер: «История древнесанскритской литературы», стр. 250.


[Закрыть] «Доказательство» географов, без сомнения, является безупречным; но это доказательство не указывает нам год или даже приблизительный период времени, когда Сон изменил свое русло. Наш текст, однако, обесценивается свидетельством греков, если Эрранобаос означает Сон. Оставим оксфордских филологов и генерала Каннингема, принимающих эту идентичность и настаивающих на ней, для согласования своих расхождений при помощи доказательств, которые, со своей стороны, выдвигают их оппоненты, и которые показывают весомые и очевидные причины того, что Сон не может быть Эрранобаос,[551]551
  См. «Археологическое обозрение», 1881 г., том VIII.


[Закрыть] и попытаемся привлечь внимание ученых топографов к следующему: Самое беглое исследование покажет, что Сон изменил свое течение со времен Махабхараты, где он упоминается несколько раз, и со времени Будды – дважды. И что ни один из этих периодов отклонения не мог бы предоставить подтверждающее свидетельство в пользу утверждения классических авторов, приведенного в выделенном нами тексте. Мы не касаемся эпохи последнего отклонения этой беспокойной реки от своего русла, которое, быть может, произошло, как утверждается в «Обозрении», незадолго «до вторжения мусульман», а может быть и нет; но мы говорим о том времени, которое согласовывало бы утверждения греков с действительным направлением течения Сона. Насколько нам это известно, никакой из периодов не мог бы послужить для этой цели. Ибо, если географическое свидетельство и топографические выводы, сделанные из различных упоминаний об этой религиозно-исторической реке в Махабхарате и Рамаяне, а также в путевых заметках Сюаньцзана и Фасянь, подтверждают заключение о том, что Сон неким образом еще раз изменил свое русло в течение двух веков, предшествовавших вторжению мусульман в Индию, выделенный нами текст связывает ее первое отклонение, безусловно, со смертью Будды. Таким образом, изменял ли Сон свое русло в 6-ом веке «до рождества Христова» или в 8-ом веке «нашей эры», это было вовсе не во время Мегасфена (4-ый век до христианской эры) – «к которому Палиботра относится». В многочисленных легендах, связанных с нирваной Господа Будды, Маханада Сон (великая красная река) упоминается в числе семи рек, которые разбегаются в разные стороны, «чтобы не быть свидетелями печали множества архатов и биккху (обитающих на берегах изменчивых рек) из-за смерти их Господа». Хотя много более естественное явление, чем эта сомнительная параллель, имело место 500 годами позднее, когда «покров храма был разорван надвое… и могилы открылись, и многие святые, которые спали, восстали и вошли в священный город», и т. д., – при этом даже не было предпринято попытки связать изменение неким определенно таинственным образом движения потоков со смертью Мудрого. Но если реальный факт этого совпадения ставится под сомнение, тогда необходимо признать за создателем легендарного учения пророческий дар предвидения, ибо он прямо говорит, что «Маханада Сон повернет вспять и потечет назад в восточном направлении»; этот факт подтверждается повторением того же самого явления позднее, поскольку Сон течет ныне в западном направлении.

Память при умирании

Перевод – К. Леонов

В одном очень старом письме Учителя,[552]552
  Имеется в виду письмо Кут Хуми, полученное А. П. Синнеттом в Симле осенью 1882 г. Это письмо явилось ответом на вопросы, заданные Синнеттом в своем письме Учителю. Оба эти письма (88 а и б) можно найти в полном объеме в сборнике «Письма махатм». – Прим. редактора.


[Закрыть] написанном много лет назад члену Теософского общества, мы находим такие наводящие на размышление элементы ментального состояния умирающего человека:

«В последний момент вся жизнь целиком отражается в нашем сознании и всплывает из всех забытых закоулков и уголков, картина за картиной, одно событие за другим. Умирающий мозг встряхивает память сильным толчком, и память правдиво восстанавливает каждое впечатление, запечатленное в ней во время активной работы мозга. То впечатление и мысль, которые были самыми сильными, естественно становятся наиболее живыми и, можно сказать, переживают все остальные, которые исчезают навсегда, но вновь появляются в девакхане. Никто не умирает в состоянии умопомрачения или бессознательности, как утверждают некоторые физиологи. Даже сумасшедший или человек в припадке белой горячки имеют вспышку полной просветленности в момент смерти, хотя они и не могут сказать об этом тем, кто находится рядом. Часто кажется, что человек мертв. Но после прекращения пульса, в период между последним ударом сердца и моментом, когда последняя капля животного тепла покидает сердце, мозг думает и эго живет, и в эти несколько коротких секунд вся жизнь человека проходит перед ним. Говорите шепотом, те, кто стоит у постели умирающего и находится в молчаливом присутствии Смерти. Особенно надо хранить спокойствие сразу после того, как Смерть положила на тело свою холодную руку. Говорите шепотом, повторяю я, иначе вы нарушите спокойное течение мысли и воспрепятствуете тому, чтобы Прошлое оставило свое отражение на покрывале Будущего…»

Против этого утверждения неоднократно энергично выступали материалисты; было заявлено, что биология и (научная) психология – обе они против этой идеи; и хотя психология не имеет убедительных данных подняться до этой гипотезы, биология отрицает саму идею как пустой «предрассудок». Тем не менее, даже биология подвержена прогрессу, и вот что мы можем извлечь из ее последних достижений. Д-р Ферре сообщил недавно Биологическому обществу в Париже очень интересное наблюдение о менальном состоянии умирающего человека, которое удивительным образом подтверждает вышеприведенную точку зрения. Поскольку речь идет о таком специфическом явлении, как воспоминание о жизни и внезапном появлении на чистых стенках памяти «картины за картиной», возникающих из «уголков и закоулков», долгое время находившихся в забвении, д-р Ферре специально привлекает внимание к этому явлению.

Достаточно отметить лишь два из довольно большого количества примеров, приведенных этим ученым в его «Докладе», чтобы показать, как корректны в научном отношении учения, которые мы получаем от наших восточных Учителей.

Первый пример – это умирающий от чахотки человек, болезнь которого развилась вследствие поражения спинного мозга. Сознание уже покинуло его, когда, возвращенный к жизни двумя последовательными инъекциями эфира, больной слегка поднял голову и начал быстро говорить по-фламандски, на языке, которого не понимали ни окружающие его, ни он сам. Получив карандаш и кусок белой бумаги, он с большой скоростью написал несколько строк на этом языке – притом довольно грамотно, как это было установлено позже, – а затем упал навзничь и умер. После перевода оказалось, что написанное им относится к очень прозаическому событию. Он писал, что внезапно вспомнил о том, что он должен какому-то человеку 15 франков с 1868 года (то есть более 20 лет) и хотел бы, чтобы эти деньги были заплачены.

Но почему он написал свое последнее желание на фламандском? Родиной покойного был Антверпен, но он покинул эту страну в младенчестве, не зная этого языка, и провел всю свою жизнь в Париже, умея говорить и писать только по-французски. Очевидно, его возвратившееся сознание, эта последняя вспышка памяти, которая представила перед ним всю его жизнь, как в ретроспективной панораме, и даже столь пустяковый факт, как то, что он одолжил у своего друга 20 лет назад 15 франков, – все это появилось не из одного физического ума, а скорее из его духовной памяти, из высшего эго (манаса перерождающейся личности). Тот факт, что он писал и говорил по-фламандски, то есть на языке, который он мог слышать лишь в те времена, когда сам еще не мог говорить, является еще одним доказательством. ЭГО обладает полным всеведением по своей бессмертной природе. Ибо все это в действительности не более чем «последняя степень и как бы тень существования», как Равесон, член Французского Института, говорит нам.

Теперь о втором случае.

Другой больной, умирая от туберкулеза легких, сходным образом приведенный в чувство инъекцией эфира, повернул голову по направлению к своей жене и быстро сказал ей: «Ты не сможешь теперь найти эту булавку; весь пол был заменен с тех пор». Это было связано с потерей булавки для шарфа восемнадцать лет назад, фактом столь ничтожным, что он был почти полностью забыт, но, тем не менее, ему удалось ожить в последней мысли умирающего человека, выразившего словами то, что он увидел, после чего он внезапно замолчал и его дыхание оборвалось. Таким образом, любое из тысячи мелких ежедневных событий и происшествий, случившихся в течение жизни, могут возникнуть в мерцающем сознании в наивысший момент его распада. Долгая жизнь, прожитая, по-видимому, еще раз за одно краткое мгновение!

Можно упомянуть третий случай, еще лучше подтверждающий то утверждение оккультизма, которое приписывает все такие воспоминания мысленной силе индивидуума, а не личного (низшего) эго. Молодая девушка, которая ходила во сне вплоть до своего двадцатидвухлетия, во время сомнамбулического сна занималась разнообразной домашней работой, о чем она совершенно не помнила после пробуждения.

Среди других психических импульсов, которые проявлялись только во время сна, была одна скрытая тенденция, совершенно не свойственная ей в бодрствующем состоянии. Во время бодрствования она была открытой и чистосердечной, и мало заботилась о том, что ей принадлежит; но в сомнамбулическом состоянии она могла брать предметы, принадлежащие ей или просто находящиеся около нее, и прятать их с большим мастерством. Поскольку эта привычка была хорошо известна ее друзьям и родственникам, и двум сиделкам, следившим за ее действиями во время ночных прогулок в течение многих лет, то ничего не пропадало или легко могло быть возвращено на положенное место. Но однажды в душную ночь сиделка заснула; девушка встала и отправилась в кабинет отца. Ее отец, знаменитый нотариус, работал этой ночью допоздна. Сомнамбула вошла в тот момент, когда отец ненадолго вышел из комнаты; она не спеша завладела завещанием, лежавшим на столе, а также суммой в несколько тысяч фунтов в бонах и банкнотах. Затем она спрятала их внутри двух фальшивых колонн, установленных в библиотеке наряду с настоящими, прокралась из кабинета прежде, чем вернулся ее отец, и добралась до своей комнаты и кровати, не разбудив сиделку, все еще спавшую в кресле.

В результате, поскольку сиделка решительно отрицала, что ее молодая хозяйка покидала комнату, подозрение с нее было снято, а деньги так и пропали. Однако потеря завещания повлекла за собой судебный процесс, который почти полностью разорил ее отца и совершенно разрушил его репутацию, так что семья попала в очень бедственное положение. Через девять лет девушка, которая в предшествующие семь лет уже не была сомнамбулой, заболела чахоткой и, в конце концов, умерла от нее. На смертном одре покрывало, висящее перед ее физической памятью, поднялось, пробудилась ее божественная интуиция; картины ее жизни стремительно пронеслись перед ее внутренним взором, и среди прочих она увидела сцену своего сомнамбулического воровства. Внезапно она пробудилась от летаргического сна, в котором пребывала несколько часов, на ее лице появились следы ужасного переживания, и она закричала: «Ох! Что же я наделала?.. Ведь это я взяла завещание и деньги… Поищите в фальшивых колоннах в библиотеке, я…» Она не закончила своей фразы, потому что ее собственные эмоции убили ее. Но, тем не менее, провели поиски, и было найдено завещание и деньги внутри дубовых колонн, как она и сказала. Однако этот случай оказался весьма странным потому, что колонны были столь высоки, что, даже встав на стул и имея в своем распоряжении больше времени, чем несколько минут, сомнамбула не смогла бы дотянуться до пустых колонн и бросить вещи в них. Однако можно отметить, что люди в экстатическом и конвульсивном состоянии (см. «Convulsionnaires de St. Médard et de Morizîne»), видимо, могут с необычайной легкостью взбираться на глухие стены и даже перепрыгивать через вершины деревьев.

Если мы примем эти факты, то не вынуждают ли они поверить в то, что сомнамбула обладает своего рода интеллектом и памятью в их грубом проявлении на физическом уровне бодрствующего низшего эго; и что эта сомнамбула заявляет о себе in articulo mortis [на смертном одре, лат. ], когда тело и физические чувства личности перестают функционировать и ум, перед тем как полностью улетучиться, перебирает в сознании вереницу психических, а затем и духовных переживаний? А почему бы нет? Даже материалистическая наука начинает признавать в психологии многие факты, которые не могли быть приняты двадцать лет назад. «Истинное существование – жизнь, по сравнению с которой всякая другая жизнь лишь бледный набросок или эскиз, – это существование души», – говорит Равесон. О том, что обычные люди называют «душой», мы говорим как о «перерождающемся эго». «Быть – значит жить, а жить – значит хотеть и думать», – говорит один французский ученый.[553]553
  «Rapport sur la Philosophie en France au XIX-me Siècle».


[Закрыть] Но, если физический мозг действительно является более ограниченным, чем область, в которой возникают мгновенные вспышки неограниченной и бесконечной мысли, можно сказать, что ни воля, ни мысль не могут быть созданы внутри него, и непроходимая пропасть между материей и сознанием признается даже в соответствии с материалистической наукой Тиндалем и многими другими. Факт заключается в том, что человеческий мозг является просто каналом между двумя планами – психо-спиритуальным и материальным, – по этому каналу просачивается каждая абстрактная и метафизическая идея от манасического до более низкого человеческого сознания. Поэтому идеи о бесконечном и абсолютном не находятся, и не могут находиться, внутри нашего мозга. Они могут правдиво отражаться лишь нашим духовным сознанием, и оттуда в ослабленном виде проецируются на плоскости нашего восприятия на этом плане. Так, хотя из нашей памяти часто исчезают даже очень важные события, никакой даже самый никчемный поступок в нашей жизни не может исчезнуть из памяти «души», поскольку для нее это не ПАМЯТЬ, но постоянно присутствующая реальность на этом плане, который находится вне наших представлений о пространстве и времени. «Человек есть мерило всех вещей», – сказал Аристотель; и конечно он не имел в виду человека, состоящего из мяса, костей и мускулов!

Наилучшим образом из всех глубоких мыслителей эту идею выразил Эдгар Кине, автор «La Création».[554]554
  «Творение», том II, стр. 377–378. – Прим. редактора.


[Закрыть] Говоря о человеке, полном чувств и мыслей, которые он либо вообще не осознает, либо ощущает как туманные и смутные впечатления, он показывает, что человек реализует лишь малую часть своего духовного существа. «Мысли, которые мы создаем, но не можем определить и сформулировать, изгоняясь, находят убежище в самой глубине нашего существа»… Постоянно преследуемые нашей волей, «они отступают перед ней все дальше и глубже – кто знает, куда – в самые фибры души, где они сохраняют свою власть и влияют на нас так, что мы этого не замечаем…»

Да, они становятся невоспринимаемыми и недостижимыми для нас, также как колебания звука и света, выходящие за пределы нашего восприятия. Невидимые и неуловимые, они, тем не менее, работают, и таким образом лежат в основе наших будущих действий и мыслей, приобретая власть над нами, хотя мы, возможно, никогда не думаем о них и часто игнорируем само их наличие. Нигде Кине, виднейший естествоиспытатель, не кажется более правым в своих наблюдениях, чем тогда, когда он говорит о тайнах, которыми мы все окружены:

«Тайнами не земли или неба, а тайнами, содержащимися внутри наших костей, в клетках нашего мозга, в наших нервах и волокнах. Нет никакой нужды в том», – говорит он, – «чтобы в поисках неведомого забираться в мир звезд, поскольку именно здесь, около нас и в нас самих, есть столько недостижимого… Как наша земля состоит большей частью из невоспринимаемых сущностей, которые в действительности и образуют ее континенты, так же и человек».

Истинно так; хотя человек является пучком темных, им самим неосознаваемых, ощущений, неопределенных чувств и неправильно понятых эмоций, забытых воспоминаний и знания, которое становится на поверхности этого плана – неведением. Все же, хотя физическая память у здорового человека часто затемнена, и более сильные воспоминания вытесняют более слабые, в момент великого изменения, которое человек называет смертью, то, что мы называем «памятью», по-видимому, возвращается к нам во всей своей силе и свежести.

Не может ли это быть связано просто с вышеупомянутым фактом, что, по крайней мере, на несколько секунд обе наши памяти (а скорее, два состояния сознания, высшее и низшее) соединяются вместе и образуют, таким образом, одно, и что умирающий человек оказывается на плане, где нет ни прошлого, ни будущего, но лишь одно настоящее? Память, как известно, сильнее всего проявляется в отношении наиболее ранних ассоциаций, возникающих тогда, когда будущий человек является всего лишь ребенком, и в нем больше души, чем тела; и если память – это часть нашей души, тогда она необходимым образом должна быть вечной, как сказал где-то Теккерей. Ученые отрицают это; мы, теософы, утверждаем, что это так. Они обосновывают свои взгляды лишь отрицательными доказательствами; мы же, напротив, имеем в нашу поддержку многочисленные факты подобного рода, как те, что содержались в трех вышеизложенных случаях. Звенья цепи причин и следствий, связанных с разумом, являются terra incognita [неизвестной землей, лат. ] и останутся таковой навсегда для материалистов. Ибо если они уже приобрели глубокое убеждение в том, что, как говорит Поп:

 
«До времени забытые в бесконечных закоулках мозга
Звенья наших мыслей сплетаются в единую невидимую цепь…»
 

– и все еще неспособны обнаружить эти цепи, то как же они могут надеяться раскрыть тайны высшего, духовного разума!