Текст книги "Александр и Роксана"

ІІ

Беспокоясь о том, как победить врага, ставшего поперек горла, а также о том, чтобы напрасно не подставить врагов внутренних, тщательно продумав все последствия, царь Александр посчитал правильным после взятия Мараканды устроить обильный пир, приблизить тех, кто изо дня в день отдалялся от него, раскрыть им объятия. Какой толк от ссор на сакской земле, заключил царь. Возможно, все это было пустяком, и сомнения между ним и недовольным окружением рассеются. Если своевременно помыть вещь, к ней не пристанет ни шерстинки…

Александр поднял в оговоренное время войско и направился к Мараканде. Только вот двухдневный путь занял гораздо больше времени. Очертания Мараканды показались Александру через десять дней. До этого каждая рытвина, каждое поселение периодически мешало продвижению его людей, общипывало войско, заставляло отступать идущих вперед воинов. По мнению Александра, битва должна была произойти в самой Мараканде, а расстояние до нее хотел пройти, браво бряцая оружием. Действительно, поход начался удачно, но предзнаменования были плохие.

Сто пятьдесят лет тому назад царь персов, чтобы взять неприступный греческий город Милет, направил на него наемное войско саков. Тогда обозлившиеся на политику царя, превратившего Милет в вечное поле битвы, державшего его основных жителей греков-бранхидов в средоточии огня и стрел, на надменность и высокомерие других эллинских полисов, милетские бранхиды выступили на стороне персо-сакского войска. Персо-сакское войско Милет взять-то взяло, однако, когда народ успокоился, вернулось с основными силами, оставив в городе небольшой гарнизон. Греческие полисы немедля посовещались и вынесли решение поголовно наказать греков-бранхидов как изменников. Бранхиды, оставив Милет, подались в бегство. Бежали в большом числе так, что оказались на границе Согдианы и государства кангюев. Там они нашли общий язык с их давними союзниками саками, получили землю и поселились компактной группой. С той поры сменилось не менее четырех поколений бранхидов. Но они не утеряли своих традиций и языка. Умножились. Обжились. Стали одним большим народом. Новость, вчера появившаяся на греческой земле, на завтра обращалась в благо для бранхидов. Эти самые бранхиды встретили греко-македонскую армию, пришедшую с их далекой родины, с хлебом и солью. Александр был хорошо просвещен в истории греков-бранхидов. Всю ночь он думал, как ему поступить. Повинную голову меч не сечет. Но разве главным девизом похода Александра на Персию была не месть врагам и изменникам? В свое время бранхиды разрушили и осквернили священные места, храмы Милета. Александра и так обвиняют в том, что он пригрел у себя персидских вельмож, а что будет, когда к ним присоединятся предатели, как оценят его поступок на родине, как начнут вопить подлые люди в его окружении? У Александра голова шла кругом. Но решение он принял лишь сам. «Нет пощады людям, предавшим свою страну, свой народ. Истребите их поголовно», – приказал он. В живых остались лишь грамотные бранхиды, несколько сведущих, образованных людей, те, кто были наставниками, советниками во дворцах сакских царей. Большинство их было уничтожено. После всего этого, когда обитель бранхидов, пропахшая кровью, осталась позади, скакавшее рысью скопление всадников во главе с Каллисфеном и Клито, сопровождавшие их молодые аристократы преградили Александру путь.

– Александр! – грубо окликнул Клито, начавший превращаться в сторожевого пса Каллисфена. – Бранхиды встретили нас как братьев. Зачем ты их перебил? Отвечай, царь! Мы должны знать.

– Теперь предатели, осквернившие священный Милет и перешедшие на сторону врага, не ударят ножом в спину, Клито. Это – поход по имя отмщения, расплата наступила.

– Отдавшие сегодня душу от твоего меча греки-бранхиды, Александр, четвертое поколение бранхидов-изменников. Они не только не оскверняли Милет, даже не видели его. Тогда кому ты отомстил, царь?

В протянутом голосе Каллисфена была насмешка.

– Твои слова – лишь слова, Каллисфен. По-прежнему ядовиты. Как бы этот яд не распространился по твоему телу… Ответ мой таков: ты всего лишь Каллисфен. Сила твоего слова мимолетна. Мысли твои живут одним днем. Я же так не могу. Казнь бранхидов – очищение истории, она нужна, чтобы служить уроком в будущем. Другого ответа у меня нет, Каллисфен. Сегодня-завтра ты сочинишь оду в честь Александра, наказавшего предателей. На этом все, свободен, Каллисфен.

Оказывается, двум городам под названиями Большой Мулит и Малый Мулит, которые были населены бранхидами сто пятьдесят лет, сами греки дали имя «Милет». Впоследствии название претерпело небольшое изменение, и у местного населения закрепилось название Мулит. Теперь эти оба города были полностью разрушены. Войско подобно прошедшему селю двинулось дальше. Не пощадивший бранхидов Александр по пути свирепствовал, круша любое сопротивление. Отдалившийся от Мулита, предавший огню небольшие поселения Александр пришел на одну неизвестную ложбину, которая раньше была руслом реки, либо после обрушения земли ставшей ущельем, и пять дней, пять ночей сражался здесь с хорошо подготовленными крепкими силами. Сначала всадники, осыпавшие стрелами македонскую армию, построенную перед ущельем, неподвижно стояли на расстоянии, с которого можно было четко разглядеть вражеские лица, затем вмиг развернулись и умчались прочь. Македонские телоиды погнались за ними. Но потери преследовавших оказались несоизмеримо больше, чем у беглецов. Саки, стремительно скакавшие верхом на лошадях, поворачивались и звеня тетивой пускали стрелу за стрелой. Выпущенные ими стрелы редко шли мимо цели. Так саки, заставляя македонцев настороженно оглядываться по сторонам, вдруг словно провалились сквозь землю. Телоиды же, не прекращая скакать, полетели вниз с крутого обрыва ущелья. Воины, скакавшие впереди, погибли, те, что были позади, спускались по склону узкими тропами. Спускались на свою беду. Саки окружили их по одиночке. Спаслись от окружения лишь пленники. Остальные остались на дне ущелья.

Александр понял, что попался на еще одну хитрость саков. Это ущелье было ему препятствием, а для саков оно было очень удобным. Саки не дали Александру осуществить два его главных приема. Первый – воевать, действуя нахрапом, без оглядки. Второе, заставить врага действовать согласно своей воле. Таковы превратности судьбы. Теперь Александр сам действует исходя от тактики саков, ждет, с какой стороны в этот раз нападут, постоянно опасается внезапного боя. И вот, в ущелье Согдианы точь-в-точь повторяется ситуация, произошедшая во Фрии. Попасть в это ущелье означает попасть в волчье логово. Александр натянул поводья. Левое и правое крыло он укрепил двумя фалангами. По краям поставил простых метателей дротиков и лучников. Сам же приказал разбить себе на низменной местности не царский шатер, а обычную палатку. В ней он собрал своих полководцев и провел срочное совещание. Увидев, что полководцы, соскучившиеся по жестоким битвам, разгорячённые, с нетерпением и готовностью ждут предстоящего боя, царь обрадовался. Одна за другой направо и налево отправились по три группы разведчиков. Еще около сотни разведчиков прижавшись к земле отправились исследовать ущелье. Вернувшиеся разведчики доложили, что ущелье извивалось вплоть до горизонта, чем заставили царя призадуматься. Разведчики, которые были отправлены исследовать внутреннюю часть ущелья, вернулись с нежданной вестью. На дне ущелья протекала небольшая речка с чистой водой. Не было ни саков, ни даже их следов. Ущелье было свободно.

– Хм! – Александр ухмыльнулся. – Конечно, ущелье должно быть свободным. Глупые македонцы повалят вниз. После чего саки, стоя на краю обрыва, расстреляют нас как стадо сайгаков. Александр будто начал понимать магию саков, которые бесследно исчезали, а затем снова появлялись неведомо откуда. Сейчас на другом краю тоже нет плотного строя саков, они рассеялись. Но в этой степи не дремлют их глаза и уши. Да и сейчас глаза степи обращены на них. Пусть видят. Пусть заблуждаются от увиденного. Александр поставить палатки воинов на отдалении. Палатки были поставлены кое-как, привязаны лишь в четырех местах, чтобы держались лишь до ночи. Повсюду загорелись костры, войско приступило к приему пищи, воины, спускаясь по цепочки на дно ущелья, принесли воды с чистого источника. Помылись. Якобы неряшливо и беспорядочно расположились в лагере. В это время Александр лежал на краю обрыва и наносил на карту места, в которых можно было спуститься в ущелье, и какими тропами можно было взобраться наверх. В конце концов лежа вместе с полководцами на краю обрыва он обозначил пять разветвлений. После захода солнца он оставил четвертую часть войска на краю обрыва, и с основными силами спустился в ущелье. На обрыве со стороны македонцев горели в большом количестве огни. Стоял шум от безудержного веселья, воины орали боевые кличи. Александр вроде все продумал, чтобы заставить саков беззаботно думать о том, что македонцы наконец одумались, пришли в себя и теперь не сдвинутся с места, пока все не разведают. Но то ли саки, разделившись на две части, обошли ущелье, то ли они промчались мимо только им известными тропами, тропинки, указанные Александром на пергаменте, были глубоко изрыты в разных местах и были покрыты сверху камышом. Падавшие в ямы вместе с лошадьми воины давили друг друга, шедшие позади них не могли развернуться в узком проходе и, не способные остановить поток двигающегося отряда, оказывались в тисках. В это время с обрыва полетели бревна. За ними полетели огненные стрелы. Александр снова опешил.

– Телоиды! Назад. Пельтасты, укрепитесь под обрывами, укройтесь от стрел и глаз противника! – сказал он, а сам остался на месте. С рассветом македонцы ясно увидели сакских воинов, построившихся на противоположном краю обрыва. В то время два отряда македонцев под покровом ночи разошлись направо и налево. А пешее войско, возглавляемое Александром, притаилось под обрывом. Два отряда, которые должны были перебраться на противоположный обрыв и зажать саков с двух сторон, выбили Александра из сил. Они либо погибли, либо ушли слишком далеко для обхода. Александр, полагая, что у саков теперь нет возможности следить за обрывом, полез с пехотой наверх. Когда первые бойцы быстро зацепились за обрыв, и Александр ступил на противоположную сторону ущелья, совсем рядом отряд саков, состоящий из примерно трехсот воинов, ожесточенно бился, не найдя выхода из окружения. Хоть недавно, когда они стояли на краю обрыва, они казались многочисленным войском, на самом деле их была лишь горстка. Теперь сам царь устремился в бой, чтобы разбить их. В это время Александр столкнулся с напастью, которую он не предусмотрел. Из-под холма на поле битвы несся огромный табун пронзительно ржавших лошадей без всадников. Этот несметный поток лошадей придавил пешее войско Александра и опрокинул телоидов из седел. Стоявший в центре оборонительного строя Александр ясно понимал – этот табун лошадей пронесся здесь неспроста. Оказывается, саки вцепились руками в гривы коней, ухватились за их широкие хребты, таким образом незаметно проскакали мимо македонцев. Они были вооружены обычными дубинками. Они вихрем промчались, вытащили окруженных воинов и скрылись из виду. Александр долго стоял, с интересом разглядывая двух-трех всадников, нарвавшихся на копья фаланги, и на палицы в их руках. После чего вызвал человека из числа бранхидов, годного в качестве переводчика.

– Кто эти люди?

– Саки… Царь.

– Я и без тебя знаю, что саки. Это воины Спитамена?

– Нет. Эту западню устроил царь Байтак.

– Кто это?

– Байтак – царь кангюев.

– Ты зовешь Байтаком царя Оксиарта? А как ты объяснишь вступление воинов в бой без конской упряжи, без доспехов, с одними палками в руках?

– Такой они народ. Если их руки вцепятся в конскую гриву, они подчинят себе даже черта. И попробуйте взять в руки то, что вы называете палкой, и помахать ею туда-сюда. Александр приказал двум своим воинам взять в руки длиннющие бурые куски дерева.

– Ну-ка! Помашите ими в разные стороны!

Воины не смогли совладать с дубинами одной рукой, поэтому им пришлось взять их двумя руками в попытке хоть как-то взмахнуть ими. Но они лишь сами суетливо копошились, не совладав с исходящей от дубин инерцией.

– Теперь попробуйте разрубить эту палицу мечом, великий царь.

Вонзив дубину в землю, Александр хорошенько приложился по ней своим коротким мечом. Меч с грохотом скользнул по дубине, словно по куску скалы. Царь развернулся, подошел к оставшейся торчать из земли дубине и выдернул ее, сидя на коне. Дубина была увесистая, будто скована из железа. Положив ее впереди поперек седла, он снова стал допрашивать пленного бранхида.

– У нее есть название?

– Есть. Ее называют биль.

– Что это за дерево? Где растет?

– Этого я не знаю.

– Что ты знаешь о царе Оксиарте?

– Я знаю лишь, что слышал. Кто он, а кто я? Я не могу сказать многого. Учитель Грегори много знает. Он видел Байтака, говорил с ним. Учитель Грегори сейчас здесь. В плену.

– Хорошо. Поговорим и с твоим Грегори…

Безуспешные действия македонской армии задевали самолюбие Александра. Теперь он днями и ночами шел по направлению к Мараканде. Царь собрал два больших конных отряда, которые могли быстро окружить саков в случае их внезапного появления и перебить их. Он тщательно продумал уловку, чтобы как-нибудь задействовать фалангу и скоординировал действия военачальников. Все равно саки не дадут македонской армии идти беспечно. По дороге саки вновь остановили Александра на два дня. Объединенное пятитысячное войско встретило вражескую армию в открытой степи без намека на бегство. Александр, чтобы не дать сакскому войску воспользоваться своей тактикой бегства и наскоков, а также не дать возможности разделиться на две части и умчаться в степь, сгруппировал основные силы на двух флангах, куда может отступить враг. Саки неподвижно стояли подобно сжатому кулаку. По расчетам Александра саки разделятся и, поскакав врассыпную, начнут осыпать стрелами. Их лучники пройдут едва касаясь. Воины, вооруженные дубинами, и копейщики потреплют край войска и умчатся. К этому Александр готов. Если саки начнут бой именно так, то сегодня они пожалеют о своем решении.

Александр поднялся на небольшой холм и ясно увидел, с какими силами пришел враг. В этот раз им перегородило путь довольное большое войско. Пусть даже это были их все силы, они оказали сопротивление, с которым Александр ранее не сталкивался. Теперь у Александра не было сомнений, что саки преследовали лишь одну тактику. Александр решился ввести войско в бой в этом порыве. Так как казалось, что саки нарочно стояли неподвижно, провоцируя македонцев беспорядочно двигаться, суетиться, построить войска, тем самым выдав их тактику ведения боя. А если реализовать согласованный способ, то можно без никакой подготовки сбить саков с толку. Македонская легкая конница вышла вперед фаланги. Основные силы беспорядочно шли будто вот-вот погребут собой саков, поглотят их. Вот и с двух сторон начали стрельбу лучники. Метать дротики было еще рано, тем не менее расстояние сокращалось. Теперь наступила пора действовать, когда возбуждение людей перед предстоящей кровопролитной битвой достигло своего предела, а в их сознании уже не было места кручиниться по поводу гибели. Раньше, на войне с персами Александр выступал во главе войска. Так как враг всегда шел лицом к лицу. Теперь же он повадился передвигаться, держась позади войска, или стоять на высоте, с которой было полностью видно поле боя, и отдавать оттуда приказы. Так как методы ведения боя саков менялись тысячу раз. Отсюда может быть множество непредвиденных ситуаций. В таких случаях великому полководцу правильнее контролировать ход битвы, оперативно решать, когда и кому нужна помощь, кого и когда задействовать в бою, нежели самому размахивать мечом. В этот раз Александр стоял на одной возвышенности, во главе отряда, еще не вовлеченного в сражение. Когда расстояние между двумя силами стало совсем небольшим, саки привычно раскололись надвое, и словно раскрученная бечева, птицей полетели по направлению к правому и левому флангам противника. То, что надо! Александр торжествовал. Сконцентрированная на двух флангах конница поскакала издалека, чтобы их окружить. И саки, и телоиды быстро скрылись из глаз. Вдруг правая цепь и левая цепь скачущих вереницей саков резко оборвались и поскакали прямо на основные силы в центре. Причем скакали не беспорядочно, а потекли сквозь брешь на двух флангах, образовавшейся между телоидами и фалангой. При всем при этом они осыпали фалангу стрелами, которые черным облаком сыпались на головы македонцев. Передние ряды начали стрелять в стороны самого Александра. Впервые сердце Александра, только недавно раненого в плечо сакской стрелой по ту сторону реки, тревожно застучало. Он незамедлительно выдвинул вперед три фаланги, стоявшие за его спиной. Фаланга стояла натянутой ощетинившейся стеной. Если саки не убавят своего напора, то будут нанизаны на длинные, в 8 саженей, копья – сариссы. Когда три фаланги вышли вперед и поставили заслон, саки обошли оставшуюся в центре фалангу и стали валить ее стрелами и дротиками. Пришлось Александру сесть на коня. С левого крыла пошел Кратер, а сам он с правого крыла с двумя шеренгами конницы устремился вперед. Гефестион остался на месте Александра. Саки не торопились бежать или отступать. Более того, до Александра дошло сообщение, что саки вступили в бой и с тремя фалангами, стоявшими на заслоне, и основными свежими силами, стоявшими в укрытии. Бьющееся против Александра лицом к лицу войско, похоже, распрощалось с жизнью. Упорствовало. Не отступало. Воины гикали, выкрикивали боевые кличи. Потери были большими. Настоящее кровопролитие. С обеих сторон с предсмертными криками падали люди, ржали лошади, летели кувырком всадники. Напиравшие саки искали царя и не ведали страха. В ближнем бою они поражали противника короткими мечами, выступавшими из щита, врага подальше они косили обоюдоострыми алмазными клинками, легкими как бумага и острыми как бритва. В самом разгаре битвы взмывшее черное копье неожиданно сбило Александра с коня. Хоть и крепка была броня на нем, грудь его посинела, не давая возможности дышать.

Телохранители вынесли своего царя из боя, его место занял Пердикка. Бой не утихал до наступления сумерек. Как стемнело, оставшиеся в живых саки выскользнули с поля битвы. Нависла беспокойная, тревожная ночь, стало так темно, хоть глаз выколи. Македонцы настороженно прислушивались к каждому шороху, к каждому хрусту тростника. Александр собрал военачальников на совет. Каждый высказывал разные предложения. Но царю были не по душе слова его военачальников, которые, как и он, передавали инициативу ведения боя сакам. Все они склонялись к тому, чтобы действовать в ответ на действия саков. Если события будут развиваться так постоянно, то взятие Мараканды станет мечтой, а возвращение в Македонию обратится в несбыточную фантазию. Александр – это неприятное обстоятельство быстро выкинул из головы.

– Как я понимаю – мы и дальше будем действовать по указке саков. Так не пойдет. Армия целиком поднимется с рассветом. Войско будет держаться сплошной группой, отбиваться от саков и без остановки идти в Мараканд. А ведению боя в городских условиях пусть сами саки поучатся у нас. Мараканд – не Тир. Но для нас это место, где мы можем закрепиться.

С рассветом Александр дал возможность войску вдоволь поесть и пошел по направлению к Мараканде. Чувствовалось, что саки их изрядно потрепали. Тем не менее, основные силы были подобны истрепанной шерсти. Правда, продовольствия было полно, даже при битве с Дарием на Гранике положение не было точно таким. Александр не мог достичь лишь одного. Он не мог прийти к решению – идти вот так, единым войском, или же разделиться самое меньшее на четыре-пять групп, таким образом запутав врага? Последнее казалось правильным решением. Нет, безусловно правильным. Потому что земля слухом полнится – сакам передают точные сведения, в каком месте прошло несметное войско македонцев, куда оно дошло, куда собирается направиться. Александр, шедший с ворохом этих мыслей, заметил вдалеке пыльный вихрь, свободно резвившийся в степи. Подступило волнение. Он поднял правую руку вверх и стал командовать. Пыль то поднималась на высоту парения орла, то занимала небольшое расстояние, беспорядочно двигаясь подобно осенней буре. «Саки, – про себя сказал Александр. – Очень много саков. Не войско, а сокрушительный сель. Собирается смести нас. Возможно, это битва станет последней для обеих сторон. Ну! Святые покровители Эллады, дайте нам сил!» Александр со своим личным отрядом вышел вперед. Войско он поделил на семь групп для более гибкого ведения боя. Во главе у всех них видные полководцы. Во время боя полководцы будут присматривать друг за другом. Тот, кто первым заметит тех, кто столкнулся с превосходящими силами или же попал в окружение, тут же устремится на помощь. Гефестион во главе большого отряда, он останется чуть поодаль. Он введет в бой свежие силы только по слову гонца, прибывшего от Александра. Итак, македонцы сразу же перестроились, подготовились к бою, встали ощетинившимся строем. Та густая пыль стремительно приближалась. С ее приближением воины теряли самообладание. Александр пристально всматривался, стремясь увидеть под облаком пыли скачущих саков, пока не устали глаза. Пыль была, но не было видно тех, кто ее поднимал. Что за беда? Между тем буря вперемешку с вихрем налетела на них. Воины припали на колени. Пригибая головы, они закрывали полами одежды рты и носы. Воздуха не хватало – сплошь песок и черная земля. Одно хорошо – пыльная буря долго не мучала, шумно пронеслась, а за ней, как ни в чем не бывало, сияло солнце и лежала степь.

Первым засмеялся сам Александр. Но его смех не был похож на прежний. Это понял и сам он, и все остальные. Царь почувствовал себя овчаркой, впервые зашедшей в чужое стойбище. Саки, маленькими кусочками щипая войско, делало из воинов жалких трусов. Царь после бури дал команду военачальникам двигаться в другом порядке. К нему подошли Кратер и Гефестион. Втроем они открыто признались друг другу, насколько они были напуганы, что думали и собирались делать, и смеялись над этим. Видимо, самое главное обстоятельство, которое сжимало грудь Александру, настораживало и не давало ему покоя, – достигшая своего предела размолвка в его окружении, среди его военачальников. Полководцу, который держит в себе злобу, Александр не может поручить двадцатитысячную армию. Это было совершенно запутанная дворцовая проблема, которая достигла неразрешимого состояния. Если боги позволят, и Мараканда будет взята, Александр устроит в честь победителей большой пир. Тогда он тепло поговорит с обиженными, расположит к себе. Попивая вино он, хоть и не будет сильно распыляться, но откровенно скажет: «Мы дружим с детства. Чужая земля, напирающий враг должны нас сближать. Персидские обычаи и традиции – временная вещь. Саков трудно покорить и присоединить к персам. Впоследствии, после того, как страна укрепится, а все признают македонское могущество, мир изменится. Мы создадим новую империю с новыми порядками и новыми традициями. До этого не стоит отталкивать от себя персов, чьи взоры обращены к нам. Умножить врагов слишком просто. Сейчас нужно их, умеющих запретами и лаской расположить к себе народ, держать поближе к себе». Таким образом, он вытащит гнойник из вновь воспаленной раны, которая с давних пор была затянутой. До этого Парменион со своим сыном Филотой попали в немилость царю и были казнены. Эта казнь ничего не дала, оставив впечатление как от холодного ветра, пронесшегося мимо. Горящие угли недовольства по отношению к царю не угасли. Несмотря на то, что недовольство усиливалось одним человеком, он неистово и без паники продолжал распространять свои чадные разговоры. Те сорок пять тысяч воинов, которые в свое время оправились в поход ради мести из Эллады, были крепче и сильнее нынешних ста тысяч. Четыре года тому назад была пора, когда у них горел огонь в глазах, когда их сердца не страшились битв и сражений, когда каждый был доволен врученными ему властью и званием, когда между ними не было разногласий, когда не было обид при дележе добычи. Разве на протяжении войны не закаляются нервы, почему же их сердца все больше наполняются злобой? Сколько же их, взбалмошных князьков и власть имущих, оставшихся еще со времен его отца Филиппа, которые еще вчера, когда Александр стал царем, считали за счастье быть вхожими в царский дворец, и настолько свыкшихся с этим, а теперь забывших о возможностях, открытых им Александром, о славе, которую он им дал. Сколько было знатных греков, которые последовали за его матерью Олимпиадой, сколько было великих поэтов, художников, звездочетов, бродячих артистов, корабелов, мудрецов, последовавших в поход, чтобы быть глазами и ушами греческих патрициев, которые не прошли пешком и десяти шагов, не слезая с трясущихся повозок. Впрочем, те же самые триста гетер, которые его мать Олимпиада лично отобрала для похода, могли успеть в пьяном угаре нашептать что-либо, вызвавшее недовольство любого сильного воина. Даже шепот в порыве страсти и блаженства не обходил внимание царя. Таким образом, несмотря на всю решительность и славу армии Александра, которая кровью вписала себя в вечную историю и громогласно прошлась по завоеванным землям, в ней с самого начала было много лишних, ненужных людей. Как сплоченную силу их удерживал лишь боевой клич первых времен, призывавший к мести персам.

Александр шел и все это молча обдумывал… Вон, кто-то подает знак, не имея возможности пройти сквозь специальный отряд, окружавший царя. Кто это? Э, да это один из греков-бранхидов. Что он хочет сказать?

– Пропустите…

– Ваше величество… До Мараканды осталось три часа пути. Около Мараканды нет войск. В Мараканде не наблюдается ни тревоги, ни паники. Народ ведет торговлю, заботится о своих делах.

– А где басилевсы города?

– Они шумно совещаются в чайхане сообразно своему статусу. Согдийцы говорят, что видимо до скончания века не избавятся от персидского ига. Александр же спасет их от этого унижения. Владетели Мараканды не собираются кидать камни в своих освободителей, и встретят их хлебом и солью.

– Приведите коня! – сказал царь несвойственным ему тембром голоса, словно выдохнув из груди тяжесть. Коня привели.

– Садись на коня. Не отходи от меня ни на шаг. Если сказал правду – войдешь в доверие. Солжешь – отрублю тебе голову в самом центре Мараканды.

Тем не менее, тревожное состояние, которое распространилось по всему телу, рассеялось, и Александр пришпорил коня. Через три часа Мараканда без шума и пыли превратилась в долгожданную крепость македонцев. Все оказалось, как сказал грек-бранхид. Басилевсы в своих богато сшитых длинных мантиях, ниспадающих до земли, которые одевали лишь мудрые люди, в сопровождении шумных музыкантов радостно встречали Александра. То, как эти крупного телосложения люди с краснощекими, мясистыми лицами и расплывающимися улыбками в одинаковых белых одеждах шли ровным рядом доставляло хорошее впечатление. Но среди этих плосколицых плечистых богатырей держал в руках украшенное золотом блюдо козлинобородый, худющий старик с маленькой головой, с единственном зубом, торчащим из десен, с изогнутым телом, будто лишенным мышц, который кривляясь подал Александру блюдо с восточными сладостями. Подавший блюдо старец будто вообще не понимал, кто он сам, и кто стоит перед ним. Совсем выжил из ума. Александр не спешил протягивать руку к вкусностям. Снова расспросил грека-бранхида.

– Как это понимать? Они насмехаются надо мной? Почему не подает басилевс Мараканды, или же в Мараканде нет красавиц? Пусть объяснят.

Грек-бранхид спешно подошел к знатным людям города. Подошел и передал слова царя. Незамедлительно из их группы вышел глава города.

– Если царь считает это намерение неправильным, то я лично подам яства. Старец, стоящий перед царем – самый старший из нас, переживший пять царей. Ему сто пятнадцать лет. Данный поступок – дань почтения Александру, чтобы Всевышний дал ему столько же лет жизни. Впрочем, я сам…

Пока грек-бранхид объяснял Александру ситуацию, тот, кто назвал себя главой Мараканды, пухлый краснощекий мужчина с коровьими глазами. Понявший смысл разговора Александр засиял, словно действительно доживет до ста пятнадцати лет, вкусив с поданного старцем блюда. Сначала сладости попробовал старец, затем отведал глава города, в самом конце Александр протянул руку к одной восточной сладости, которую точно знал.

В первый же день Александр бегло осмотрел окрестности и внутреннюю часть Мараканды. Снаружи Мараканды не было крепости, лишь защитная стена, к тому же не очень высокая. При атаке на нее можно было легко взобраться. Да и толщина ее была незначительной – максимум три шага. За стеной не было ни рва, ни яра. Начинающаяся от подножья стены равнина четко просматривалась на расстояние половины дня пути. Небольшие секреты стены были внутри. Чтобы низ стены не размыло, чуть подальше от нее был проведен глубокий канал. Вода канала слегка касалась стены и медленно текла, давая возможность и людям, и скоту утолить свою жажду в знойную погоду. Между каналом и стеной был разбит густой сад шириной в пятнадцать шагов. Такое укрепление было весьма кстати Александру. Он закроет четверо ворот города, и все люди будут проходить только через одни. Врагу, пришедшему снаружи на ночь глядя, будет нелегко пройти. Таким образом, Мараканда, даст бог, даст Александру не один день передышки и спокойного сна.

Так завершился первый день, и все наконец смогли предаться сну. Во второй день с пышностью была воздвигнута царская ставка, подготовлены еда и питье. Приглашенные на царский пир громко шутили, в душе их было игривое настроение. Пока не стемнело и не подошло время пира, царь не выходил из своей почивальни. Он лежал в забытье – совсем устал. Временами он ворочался и снова уходил в сон.

Когда тени удлинились, издалека послышались громкие голоса, в ставку зашел Монолох, который имел свободный доступ к царю. Внутри ставки царило безмолвие. Три сотни девушек, которые сегодня будут развлекать людей царя, петь и танцевать, богато одетые в абсолютной тишине отдыхали на нарах, сделанных по персидскому образцу, словно бабочки, севшие на цветок. Несчастные бедняжки, обученные другим обычаям, сегодня будут до упаду петь и танцевать. После чего уйдут под мышкой кого-нибудь, найдя себе либо издевательство, либо удовольствие. Кроме них есть еще и триста гетер. Из них общается с Александром лишь любовница его друга Птолемея Таис. Да и тут, когда начинали множиться подозрительные разговоры, Таис к нему под покровом ночи скрытно приводил Птолемей. Приводил и заставлял говорить напрямую Александру все, что слышала и знала. После Персеполя гарем Александра состоял сплошь из восточных девушек. Да и число их было немалым – около пятисот. Около ста этих бедняжек, выбранных царем, были подле него, и никто не мог присматриваться к этой сотне. Остальных он распределил между своими людьми для развлечения. Когда Монолох вошел в опочивальню, все наложницы медленно двигаясь, приступили к делу согласно известному только им установленному порядку. В опочивальне начали массажировать руки и ноги царя, возлежавшего на белом шелке, разглаживать его напряженные мышцы, наносить ароматные масла.