Текст книги "Александр и Роксана"

Только после Газы Александр успокоился. Египет, приняв его за спасителя от персидского ига, избрал своим царем. Со стороны секретной службы приходили убедительные донесения о том, что и Вавилон, и Персеполь не окажут сопротивления. Но… Это – военный поход. Все может…

VI

Спитамен был царем, собравшим массагетов и распределившим зимовья и летние пастбища, весенние и осенние стойбища присоединившихся к нему семи племен. С тех пор и они вошли в число могущественных народов, их царь был признан другими царями, продолжая укреплять свою значительность. Но по количеству дворов массагеты едва доходили до половины соседнего царства Кангюй. Всего лишь триста тысяч семей. За кангюями на берегах семи рек располагались усуни, число семей которых превышало восемьсот тысяч. Это было действительно так.

Спитамен любил слушать рассказы мудрых людей, изливавших из своих уст упоительные речи об истории своего народа и его родословной, начиная аж с Всевышнего Тенгри и Матери Умай. Так как он думал о том, с кем его народ должен дружить, а от кого держаться подальше. По словам тех устных историков и кангюи, и усуни, и массагеты переросли их предшественников гуннов и достигли такого состояния, когда они сами стали самостоятельными царствами. Союз племен массагетов, кангюев, уйсуней был дружен до прихода к власти царя усуней Кунбеги. Несмотря на то, что исседоны, сарматы, парадарайя, саки-хаомоварги, воинственные, обидчивые, мнительные гунны стремились к сближению с этими тремя царствами, взаимные визиты, дружеские отношения случались только во время крупных событий. После чего с прохладцей обменивались подарками, и в степи продолжала идти своим чередом вялотекущая жизнь, дремлющая в могильной тишине. До Кунбеги усунями правил младший брат его отца, сильный как самец архара, деятельный, искусный на словах и на деле Сактанмерген. Сактанмерген происходил из среднего рода горных усуней. Сперва он накрепко объединил людей своего рода. Затем после гибели царя Рая, чьи предки на протяжении семи поколений правили страной, главы всех усуньских племен собрались в Чигу и без лишних слов передали бразды власти Сактанмергену. Сактанмерген царствовал беспристрастно, справедливо, не зная ни сна, ни отдыха, близких людей держал наравне с чужими, проявлял заботу о людях. У Сактанбергена были собственные дети. Но сопровождавший царя с тринадцати лет, видевший и знавший всю деятельность внутри страны, а повзрослев, ставший советником своему дяде, высказывавший свое мнение на важных заседаниях, делавший правильные выводы и находивший решение любому вопросу Кунбеги был давно известен народу. Никто не был удивлен его пришествию на трон после своего дяди. При избрании царя Кунбеги был единственно возможной кандидатурой, словно единственно верным решением. Так трон обрел нового хозяина.

Кунбеги не стал рушить внутреннее единство и согласие, которого в свое время добился Сактанмерген. Если прежний царь был простым, деятельным, открытым человеком с благородной душой, который мог найти язык и с чернью, и с правителями, Кунбеги проявил иную сущность. Кунбеги подавил своим превосходством полководцев, надеявшихся на царство и выделявшихся среди его окружения. Поэтому все приходили к Кунбеги с неохотой и крепко подумав. Даже находясь в своем дворце, он, мысленно обозревая все вокруг, знал где что происходит, и кто что говорит. Резвость ума – большая сила. Если ее не обуздать, она подобна тулпару, который может увлечь, как и в низину, так и на вершину. Это преимущество Кунбеги дало свои плоды. Сейчас он привел к покорности живших на южных склонах Алатау, в Каргаше1313
  Каргаш – первая столица саков-тиграхаудов. Сейчас он лежит под озером Иссык-Куль.


[Закрыть] сородичей в остроконечных шапках – тиграхаудов, царя гуннов. А царя кангюев благородного Байтака, взошедшего на трон в одно время с Сактанмергеном, с которым они долгие годы шли рука об руку и были настоящими друзьями, пусть и ненамного, но отдалил. У благородного Байтака не было причин для того, чтобы чувствовать себя одиноким. Действительно, когда он вспоминал о Сактанмергене, внутри него вспыхивал пожар, чувствовал его отсутствие. Они с Сактанмергеном никогда не скрывали ничего друг от друга. Кунбеги же долго портил их отношения, и намереваясь осуществить очередную пакость, будто бы нечаянно стал ежегодно кочевать, вклиниваясь в земли кангюев.

Кунбеги был родным племянником Сактанмергена. Сактанмерген хорошо относился к Кунбеги, как к продолжателю его надежд. Но в нужном месте крутой по нраву Сактанмерген пресекал недостойное поведение Кунбеги. Сактанмерген как-то в шутку сказал благородному Байтаку: «Кунбеги умен. Иногда даже слишком. Лишь бы его ум не сослужил ему дурную службу». Благородный Байтак списывал все на молодость Кунбеги и смягчал беседу.

Теперь те слова Саактанбергена стали совершенно понятны. Кунбеги, пользуясь дружественными отношениями, оттеснил и гуннов, и братьев-тиграхаудов, тем самым целиком обустроившись на Семиречье. Теперь же начал поглощать зимовья кангюев за своими землями. Благородный Байтак на одном большом празднестве у хаомоваргов остановил Кунбеги, сказал ему об обстоятельствах, призвал его к разуму. Настойчиво убеждал не лишаться тысячелетнего братства из-за каких-то высохших долин. За спокойно сказанными словами благородного Байтака, за его приятным голосом было и предупреждение: «Смотри, сынок!». Конечно, Кунбеги, понимал и знал, что последует за этим. Но проложил свое глупое притворство и в следующем году. Благородный Байтак был вне себя. Небольшой отряд кангюев прогнал только начавших привыкать к новому месту усуней до их центральных пастбищ. С того времени прошло вот уже три года. Между кангюями и усунями стояло безмолвие. Кунбеги не стал отвечать на действия кангюев, и в то же время не пошел на примирение как младший к старшему. Благородный Байтак же не стал сильно переживать из-за Кунбеги. У него хватало и других дел. Во всех этих делах он был близок с царем массагетов Спитаменом, которого считал авторитетом, своим другом и советником. Благородного Байтака беспокоил Босы1414
  Босы – так саки называли Персию.


[Закрыть]. Босы сдерживали только осторожность саков и их луки. Бактрия и Согдиана располагались посередине, спасая народ кангюев от соседства с Босы и ее жадного взгляда. Поэтому Благородный Байтак сичтал правильным побольше общаться сакскими сатрапами, управлявшими Бактрией и Согдианой.

Недавно Благородный Байтак и Спитамен вернулись с Мараканды. Причина, по которой они поехали туда – обдумать надвигающуюся бурю со стороны Эгейского моря, впереди которой шел отважный царь – двурогий Искандер Зулькарнайн. В Мараканде оба царя поняли, что Дарий был окончательно разгромлен. Искандер после взятия Вавилона сразу пошел на главный город Босы – Баиршу1515
  Баирша – сакское название Персеполя.


[Закрыть]. Сакам до этого было мало дела. Им нужно было понять, куда Искандер поскачет после Баирши. Вот в чем вопрос. А пока они оба на него ответить не могли.

Двух царей проводили до границы сто вооруженных воинов разместившегося в Мараканде сатрапа Согдианы и Бактрии мудрого Шахранабана. Дальше лежали родные земли Байтака. Путники сразу же вышли на западный берег Джейхуна1616
  Джейхун – Сырдарья


[Закрыть], шли то приближаясь к реке, то отдаляясь от нее. После того как лошади сильно устали и утомились, а под ушами их, подхвостником, подпругой и нагрудником выступил пот, они перешли легкой поступью на один общий размеренный темп и под вечер дошли до места отдыха. Город Сасан, окруженный высокой стеной, построенной из слоистых камней, в котором проживало около двух сотен семейств, ждал путников со вчерашнего дня. Правитель города Сасан аян объединил пришлых людей, которые перекочевали с Мавераннахра со своими домочадцами. Он был с Благородным Байтаком примерно одного возраста. Оказывается, Сасан аян выставил людей на каждой сопке, чтобы они, передавая знак друг другу, возвестили о приезде гостей. Поэтому, когда оба царя подъезжали к городу, его хозяин уже ждал дорогих гостей перед воротами. Когда цари сошли с коней, и остальные припали к земле.

– Как говорят, запаздывание путника – хорошая примета, мой господин. Как прошел путь, доволен ли? – произнес смуглый чернобородый человек с длинной шеей и кадыком величиной с кулак ребенка. Благородный Байтак и Спитамен медленно ступали первые шаги, широко расставляя ноги. Глава поселения медленной походкой зашел в город. Сасан аян был пятым потомком саков парадарайя, перекочевавших в свое время с Двуречья. Теперь ни у кого язык не повернется назвать их пришлыми. Разве сами кангюи когда-то не стали двигаться на юг, когда наступили холода, когда зимы из года в год становились все длиннее, когда пришла несчастная пора и всходы еле-еле пробивались к лету, в конце концов остановившись на берегах реки Джейхун? Поэтому, прекрасно знавший историю царь кангюев не делил людей на пришлых и местных. После того, как Всевышний дал им эти земли, и кочевка кангюев подошла к счастливому концу, не было ни единой души, которая сказала бы им «кто вы такие». Иначе, разве сами кангюи не считаются пришельцами? Благородный Байтак много раз слышал от своего отца: когда кангюи впервые стали оседать на берегах реки, они из-за незнания становились жертвами сомов, потому боялись сомов, водяных коров1717
  Водяная корова – бегемот


[Закрыть], водяных лошадей – суынов1818
  Суын – мифическая порода лошадей, обитающая в воде и на суше.


[Закрыть], крокодилов, водяных змей, и не ели рыбу. Тогда первыми, кто стал строить отношения с кангюями, были предки этого самого Сасана. Впоследствии кангюи стали заселять противоположный берег реки, обнаружили жилища, пропахшие рыбой. Научились ловить рыбу с реки. Сами стали изготавливать лодки, ткать сети. А город Сасан тоже в свое время воротил нос от запаха рыбы, задыхаясь от удушающей жары. Теперь гляньте! Когда смотришь на город со стороны, не видать ничего, кроме каменной стены. Сходу думаешь, что за ними расположено одно из неприметных селений среди бурьяна и безжизненной степи. А когда пройдешь ворота, открывается совершенно другая жизнь. Цари вошли через ворота на сухопутной стороне города. Как зашли в город, пошли вдоль широкой улицы, которая делила поселение на две части. На том конце улицы стояли еще одни ворота, которые выходили на реку. Расстояние до них всадник мог преодолеть за время, достаточное, чтобы вскипятить молоко. Само селение было когда-то построено как попало. Благодаря придирчивости и привередливости длинношеего Сасан аяна исчезли шалаши из камыша, землянки, а на их месте вдоль этой широкой улицы были возведены дома. Каждой семье была выделена земля для сушки рыбы, содержания скота. После этого широкую улицу, соединявшую оба ворота, стали пересекать небольшие улицы. Улицы были прямые как жерди. Две телеги могли свободно разъехаться. Перед дверьми домов, выходящих на улицу, тоже было оставлено много места. Все это было проделано на глазах Благородного Байтака. Он не уставал говорить своим сородичам о деятельности Сасана, ставил его им в пример. И в этот раз он стал свидетелем очередного новшества. Вдоль улиц цвели цветы.

– Э, вот оно как! С каждым визитом я вижу что-то новое… Вот и снова хорошая новость. Кто-то подумает, глядя на Сасан аяна, наверно у этого кряжистого как черное дерево человека и сердце будет жестким… Разве этот порядок, эта чистота, эта красота не показывает истинную природу моего ровесника Сасана, а, брат Спитамен?

– Так и есть, владыка страны. И все же, думаю, что разведению цветов ваш ровесник научился у Вас!

– Да, чего уж скрывать. Но происхождение этих цветов иное. «Они пришли с Циня», – честно сказал Сасан аян. – До нас еле-еле добрались совершенно выбившиеся из сил, умиравшие от жажды семь семей циньцев. Кто они, зачем столько дней шли в пути, поняли, изучив их язык. Они оказались родственными нам душами. Не желая более страдать от налогов и податей, отказываясь идти в армию, они за одну ночь бесследно улизнули. Они принесли с собой семена всевозможных плодов и цветов, которые теперь обильно тут произрастают. Мы привыкли к рыбе и мелкому скоту. Это посильное дело. А эти циньцы хороши в выращивании зелени, цветов, ткачестве, изготовлении посуды. Они и сами уже называют себя сасан-кангюями. Ну что, господин, примете их?

– Они пришли безоружными. Если они явились с карманами, полных семян цветов и съедобных растений, с благими намерениями, отчего ж не принять! Все верно.

Перед поездкой в Мараканду цари благословили на заклание одного саврасого жеребца-четырехлетку. Этот жеребец и еще четыре-пять голов мелкого скота были заколоты, все мясо их уже успели положить в казаны, все селение от мала до велика пребывало в хорошем настроении. Как узнали о визите двух царей, в городе царили суета, веселье, песни и музыка. Сасан аян не желая вести гостей в душный зимний дом, принимал их в своем летнем пристанище в глубине сада. Летний дом представлял собой круглое здание с высоким фундаментом по человеческий пояс. Пол был подогнан бревнами, обтесанными по четырем граням. Вокруг стояли сложенные в ряд сиденья. Поверх них постелены дорогие ткани и пуховые подушки, вместо стен – ослепительно белые кружева. И вокруг все видно, и свежий ветер слегка поддувает, а свежий воздух в саду опьянял. После того, как гости выпили по кубку сразу же поданного освежающего напитка, Благородный Байтак, позевывая, выдал свою сонливость. И не стал особо скрывать этого.

– Эй, ровесник, меня стал одолевать злой дух полудня. Что скажете, если немного вздремнем на свежем воздухе?

– Да, и у меня глаза слипаются, брат. Давайте вздремнем до трапезы… – Спитамен начал устраиваться, подминая под собой подушку.

На самом краю сакской степи, под порывами легкого весеннего ветра лежали, соприкасаясь головами два царя – правители кангюев и массагетов, впав в глубокий сон в потаенном и недоступном закоулке. Вот так, множество народа пока беззаботно живет своей жизнью. Когда цари погрузились в сон, они еле избавились от внутреннего беспокойства, сонма тревог и чувства настороженности. После приема пищи с Благородным Байтаком и Спитаменом остались лишь трое.

Царь кангюев хотел услышать, что скажет об Искандере Двурогом Сасан аян, чьи мысли не были как у царей – спутаны и смешаны, а наоборот ясные и чистые.

– Господин, ведь не могли два царя спешно отправиться в Мараканду зря? Я не жду подробностей, но можно узнать хотя бы поверхностно, о чем шла речь в Мараканде?

– Мне нечего от тебя скрывать, мой дорогой. Напротив, я чуть замешкал, чтобы вовлечь тебя в эту тему. Речь шла об Искандере… Мы узнали в Мараканде, что Искандер направился на Баиршу. Нет сомнений, что Баирша отдастся без боя. Но куда Искандер двинет свою армию после взятия столицы? С кем будет теперь воевать? Вот это мы хотели узнать. Пока все остается загадкой. А через какие ворота Искандер выйдет из Баирши? Со стороны Индии? Или же со стороны Цинь? А может двинется прямо на сакскую степь? В любом случае нельзя лежать без дела. Всевышний не простит нам нашу беспечность, если дадим погубить наш народ… – Царь кангюев нахмурился. За его словами чувствовалось беспокойство. Закончив говорить, он вопросительно посмотрел на Сасан аяна, ожидая, что тот скажет. Сасаян аян посмотрел на своего гостя Спитамена, царя Великой степи, богатыря, известного на всю степь как непобедимого силача-борца. Одним из качеств Спитамена было не многословие, он больше слушал. Когда говорил, он выражался в нескольких словах, сразу же приступал от слов к делу. Он тоже знал, что этот смуглый старик обладал неким даром предвидения, в любом случае он был довольно прозорлив. К тому же Сасан аян мог говорить прямо и откровенно даже такие вещи, которые будут неприятны слуху не то, что царю, даже богу. Обоим царям был интересен и нужен этот характер Сасана.

– Вещий Сасан, что мне сказать после брата-царя… Все мы удручены. Нет повода будоражить народ, говоря, что к нам идет Искандер. Но в то же время, если Искандер после двух ночей в Баирше, начнет сегодня двигаться со своим выросшим втрое войском в нашу сторону, мы не то что воинов, царей не успеем объединить. Ну-ка, какой совет дадите двум царям, уважаемый. Ум правителя – мудрость народа. Слушаем вас…

– Здорово… Просите дать совет… Но вы сами – кладезь ума. Если я что-нибудь скажу, это будет несусветной чушью, порожденной воображением… Мне ведь надо заботиться об этом городе с его ста семьюдесятью семьями. А сам досадую, что до остального мне дела нет. Что поделаешь, нет ничего в мире быстрее мысли и интереснее слова. Я много думал об Искандере. Считайте сказанное мной не наставлением, а старческим маразмом… Искандер остановится в Баирше на некоторое время. Я бы не говорил так, если бы не видел Баиршу. Искандер не сдвинется с места, пока не отошлет все богатства Баирши себе на родину. А о богатствах Баирши известно всем. Как же все там пышно и роскошно! Искандер знает цену вещам. Пусть и вскружит ему голову, но он обязательно обойдет все их позолоченные дворцы. Нет лучше места для того, чтобы войско набралось сил и собраться с мыслями. Придет ли он к нам? Придет. Сначала войдет в Согдиану и Бактрию. А потом двинуться некуда, дальше только земли кангюев и массагетов, великие цари. Искандер говорит, что хочет стать повелителем всего мира. Полагаю, что мы тоже входим в этот «весь мир». Нам же нужно знать – знает ли Искандер свои возможности, или же думает после падения Босы побить саков одними палками.

Слова Сасан аяна взбудоражили двух царей, вышедших в путь. Байтак почему-то оглянулся назад. Сасан аян до сих пор стоял за стенами города как одинокий карагач среди пустынной местности. Встревоженная душа царя словно осиротела. Сасан своим видом показывал – вся надежда на тебя, я лишь могу посочувствовать. У Байтака не было другого выхода, как быть им защитой. Прямо сейчас он не верил, что сможет стать им защитником. Видимо, слухи о Зулкарнайне подавили в нем веру. В таких случаях в душу Байтака забиралась ничтожная искра собственного достоинства, которая за несколько дней разгоралась в необузданную напористость. Байтак вспомнил, как он множество раз переживал подобное состояние. Подобно разгоряченным коням, не отстающим друг от друга, раскрывающим дыхание навстречу мягкому свежему ветру, и Байтак, и Спитамен почувствовали, как в них разгоралась вера и целеустремленность. Чем дальше они ехали, тем больше менялась местность вокруг. Заросшая бурьяном, каменисто-песчаная земля постепенно сменялась сочными травами. Теперь путники шли словно по поверхности старого прохудившегося войлока. Впереди лежали две покатые дороги. Издалека все это казалось зеленым ковром с нанесенными узорами коричневого цвета. Зной и духота поутихли, все вокруг было отчетливо видно. Подернутая дымкой степь осталась позади, да и оба царя, вступив в край с ясным, прозрачным воздухом, избавились от невеселых мыслей. С наступлением ясности ума стало больше вопросов. Ответы на них были беспорядочными. Оба не были готовы к каким-либо предположениям. Но у царей нет ни дня без хлопот. Будь это незначительное дело, важная проблема, а может… ничтожный вопрос подобно тому, когда кто-то отобрал у другого паршивого козленка, все равно, крики разозленных людей, причитания пострадавших отдавались эхом в ушах царя и морочили ему голову. Вот и сейчас Благородный Байтак и храбрый царь Спитамен из-за Искандера Двурогого не могли переключиться на другую мысль, борясь с внутренними сомнениями. Временами переходили в бессильное состояние, понемногу набирались решительности, готовые встретить возможного врага. Но надежды было мало, а сомнений – гораздо больше.

Быстро передвигавшиеся путники перевалили через две возвышенности и неожиданно встретили множество идущих вереницей людей.

– Белдагун! Скачи! Узнай, что случилось. – Царь кангюев спешился и направился к небольшой роще. Все последовали за царем. Байтак вытер руки травой, подошел к Спитамену.

– Под укрытием этого выступа расположена ставка рода Баркаим. Земледельцы. Эти люди правильно используют плодородные земли среди этих ложбин. У них есть и скот, и зерно. Они и без сборщиков налогов исправно и вовремя выплачивают положенные налоги в казну. Единый, сплоченный народ… Что же произошло?

Прискакавший рысью Белдагун соскочил с лошади. Подошел к царям и присел на одно колено. Прижав камчу к груди, доложил.

– Звездочет скончался, повелитель!

– Разве умерших не несут на кладбище? Зачем несут на вершину холма?

– Все из-за наказа звездочета похоронить его на вершине холма, с которого он всю жизнь наблюдал за голубым небом… Вас ждут, уже подготовили ночлег.

– Вот оно что… царь-богатырь, придется ненадолго остановиться. Вон и до тебя вестник добрался. Говорит, что дом готов к приему гостей. Наши же люди, какая разница, где ночевать?

– Конечно, наставник. Принесем соболезнование скорбящим. Пусть дух звездочета поднимется ввысь к небу. Пусть покоится с миром.

Цари сели на коней и мигом догнали траурную процессию. Склоны зеленого холма были ровными, покрыты травой. С каждым подъемом на пути встречался обожженный солнцем сыпучий галечник. Люди шли по тропе, по которой Звездочет ходил все свою жизнь.

Звездочет поднимался на вершину холма, кружась по его склону. Цари, догнав людей, тут же слезли с коней и медленно пошли за толпой. Главой рода Баркаим был видный парень с горящими глазами, говоривший честно и открыто. Когда передняя часть траурной процессии достигла вершины холма, глава рода Каракылыш Кызылабден словно капля масла, упавшая на раскаленный казан, покатился вниз, тяжело дыша растолкал еле добравшихся до вершины людей, открывая дорогу царям. Оба царя встали в ряд, уставившись на покойника, лежавшего на траурных носилках. Царь кангюев, отдышавшись, молча стоял, пока люди затихли. После чего вознес руки к небу.

– О, Всевышний! Всемогущий создатель! Ты хозяин наших душ и повелитель земли. Пред тобой сын твой из племени кангюев, рода баркаим, отцом которому приходится кетменщик Раухым, имя данное при рождении Зеректы, открывший к тебе путь и прозванный народом за чтение звезд Звездочетом. Ты закончил его дни на этой земле. Его бренное тело обрело вечный покой в земле, его душа, Всевышний, держит путь к тебе. Звездочет предсказывал всем сакам времена года, говорил время и место кочевок, дни посевной, толковал, что сулят дожди, бури, лютая стужа, снежные зимы. За то, что создал такого святого человека, Всевышний, тысячекратный поклон!

– Все зашумели «Поклон!» – и согнули головы.

– О, люди! Пусть душа Звездочета покоится с миром. Пусть продолжится дело его. Да будет благословенен его последний путь. Прощай!

Цари отошли назад и встали в один ряд с остальными людьми. Мужчины рода смастерили в глубоко и широко вырытом кургане мавзолей из бревен. На полу постелили выделанную кожу, поверх нее положили свеж сваляный белый войлок. Тело покойного положили в центре мавзолея, обратив голову на запад. Рядом с ним положили глиняную табличку, на которой были написаны имя, род, ремесло покойного, деревянная посуда, ковш, глиняный кувшин, очищенная добела шкура для письма, древесный уголь, используемый как перо. После того как была установлена четырехгранная крыша, начали кидать землю. В этом краю не было дождя уже около двадцати дней. После того, как Звездочета проводили в последний путь, и народ повернул в сторону поселения, пошел легкий теплый дождь.

– Снизошла благодать! Всевышний говорит нам, что после смерти Звездочета его народ будет процветать, – загалдели все вокруг, выкрикивая подобные предсказания.

– Белдагун, сколько прошло дней с того времени, как мы вышли в путь? – обратился правитель кангюев к своей вознице.

– Сегодня пошел седьмой день, повелитель!

– Когда скончался Звездочет?

– На следующий день после того дня, когда Вы вышли в путь, повелитель!

Они решили ждать Вас шесть дней, повелитель!

– Погода жаркая, трудно было хранить покойника дольше этого времени… Наши намерения были благими, мы успели. Подкрепимся едой в подготовленном для нас жилище, узнаем, кто остался у Звездочета, как у них дела, а как узнаем, отправимся в путь. Как считаешь, Спитамен?

– Конечно, скорбящие люди должны увидеть Вас. Визит самого царя многого стоит.

Когда на небе показались желтыми листочками звезды, трепетавшие словно золотые сережки на ушах хорошенькой девушки, после дождя, путники снова вышли в путь по увлажненной степи. До главной ставки кангюев Битана осталось пройти совсем немного. А Спитамен поздно ночью уже оказался на границе своей страны.

– Брат, я не буду сворачивать в Битан. То ли какая-то мысль не дает мне покоя, то ли сам бог дает мне предзнаменование… В гостях у тех твоих массагетских собратьев я зашел в юрту, прилег, расправил конечности, решил вздремнуть. Во сне ко мне пришел отец. Не успев войти в дверь, он стал браниться. Говорил, что тридцать лет управлял страной, защищал массагетов и другие сакские племена от врагов, за что был прозван Курган Баба. Что прошло десять лет, как он ушел от нас. Вся сакская степь стала его забывать. Упрекал меня в том, что не могу хоть раз устроить поминки в его честь. Потом я проснулся. Сердце перехватило, оно будто застряло в глотке. Не понял сон это был или предзнаменование. Видел словно наяву, говорил с ним ясно. Я отчетливо разглядел даже морщинки вокруг его глаз… Видимо, то было повелением моего отца. Добравшись до своего народа, отправлю на следующий день вестников ко всем сакским царям и ханам с предложением собраться. Может соберутся уже через несколько дней.

Цари сошли с коней, попрощались обнявшись.

– Да будут благословенны твои намерения, братишка. Если будет, что мне сказать, сообщи. Может прибуду на несколько дней раньше.

– Верное решение, старший брат. Буду ждать с нетерпением.

– Я понял и твои искренние намерения, и сокровенные мысли, Спитамен. Много тех, кто говорит рассудительно. Но по-настоящему умным считается тот, кто делает умные дела. Видимо, за устройством поминок есть еще один великий долг! Пусть все сложится удачно!

В июле 330 года на земле массагетов собрались почти все сакские цари. Спитамен организовал развлечения, провел конные скачки, борцовские схватки, соревнования среди лучников, метателей копий, бои на мечах. После развлечений собрался совет. В этот раз на собрание пришел непримиримый соперник благородного Байтака царь усуней Кунбеги. Они как ни в чем не бывало радостно поприветствовали друг друга, а о прежних делах не сказали ни слова. Участники Совета, услышав весть о том, что Искандер Двурогий собирается на земли саков, решили встретиться вновь в укреплении царя кангюев Таскале и разъехались по своим кочевьям.