Текст книги "Александр и Роксана"

– Аршад… Что это вы делаете?..

– Потерпите, царица. Другого пути нет. Кровь не останавливается. Теперь только остановится.

Бек сидит на корточках, смотря в сторону родника, где била сильная струя холодной воды. Белое, как снег, тело царицы, смирившейся с болью от обжигающего войлока, обвевал прохладный ветер, она поняла, что хочет по возможности долго воспользоваться этим моментом.

Аршад, несколько раз макнув воду оторванный кусок от подола нижнего платья Царицы, повесил его сушиться на солнце. Подстелив под голову Роксаны седло, укрыл ее своим чапаном. Сам принялся что-то делать. Огромными, как лопата, руками взял запачканную кровью нижнюю и верхнюю одежду царицы, ополоснул ее. Их тоже развешал. Дующий легкий теплый ветерок быстро высушил ее. Пока одежда сохла, Аршад погрузился в мысли. Эта поездка с самого начала не нравилась Беку. Сердце не лежало. Но правильным посчитал, что Царевне надо излить обиду, которая годами у нее копилась. Если дать волю чувствам, то Бек, объятый чувствами, и заставивший другого зажечься, согласился на это путешествие, чтобы понять, что царица не сможет жить спокойно, не поняв, забыла ли Великого Александра, думая постоянно о диадохах, отвернувшихся от нее, не увидев ныне правящих царей. Но, начав все это, не смог никому доверить обратный путь – сам вместе поехал. И вот результат… Голая степь… Серый мир… В одном из укромных уголков в тесной лощине лежит раненая Царица… Аршад все время прислушивается к Царице. Как только слышит стон с ее стороны, подбегает к ней. Вечереет. Бек приказал старшему воину, как только уйдут подальше, развернуться и приблизиться сюда. Не слышно ни вестей, ни шороха. Их пятьсот, а врагов, видимо, в несколько раз больше. Лишь бы не полегли все… Кому они отдадут как трофей золотую карету, лежащую там мертвую девушку служанку? Откуда появился этот враг? Чтобы сказать, что это степные разбойники, их слишком много. По внешнему виду – это зависимые воины. Да и способ ведения боя, одинаковая одежда тоже говорит об этом. Тогда по чьей подсказке напали? Кто же направил?

Солнце село. Дневная жара, превращаясь в марево, раскинулось, словно необъятное море, тянущееся от самого подножия до ложбины и дальше на равнину. Если остался в живых хоть один воин, как бы далеко они не ушли, пришло время вернуться. Сердце чувствовало – какая-то напасть им помешала. Он никак не может даже представить, какая ситуация может быть. Самое главное – доставить Царицу в целости и сохранности в страну. Вороной жеребец с крутым крупом, сабля в ножнах, лук, полный стрел колчан, большой нож в голенище, огниво… Нет ни еды, ни питья, ни посуды, чтобы налить напиток. Прямо сейчас перевозить Царицу нельзя. Каждое движение будет подобно вонзившемуся в тело кинжалу. Пока не наберется сил, пока не будет в состоянии разговаривать, не смогут выдвинуться с этого укромного места. Аршад, подумав, что и как, пока светло, пошел пройтись по роще. Наткнулся на лоховое дерево, собрал ягоды, сделав из рубашки нечто вроде корзинки. Дикая слива была уже переспелой. И сливы немного собрал. Больше ничего перекусить не нашлось. Да и это все он воспринял как дар. Потрогал одежду Царицы, тряпку, которой перевязывал рану – все уже высохло. Ничего не поделаешь. Придется еще раз помучить. Без этого никак.

Аршад, долго суетясь и мучая Царицу, перевязал рану, одел ее. Самым сложным было то, что кожа Царицы было нежная, тонкая, как у ребенка. Бек весь сжимался, когда думал, что может оставить синяк на теле, что может вывихнуть что-нибудь, или вообще что-нибудь сломает. Даже если перед его глазами была вся женская красота без преград – в голове его витала лишь одна мысль – безболезненно обработать рану. И как только эта самая красота, о которой он даже мечтать не мог, снова была скрыта одеждой, он оставался сидеть, словно тот прекрасный мир ему только приснился. У царицы начала повышаться температура. Что делать? Что это, хороший знак? Или же это признак беды?..

Бек ушел, обходя вертикальную сторону. Искал место для ночлега. Нашел. Нашел пещеру с широким входом, с внутренностью высотой с укрюка. Не похоже на природную пещеру. Зайдя в пещеру, Бек обратил внимание на потолок, пол, на почву у противоположной стены. Это оказалась жирная глина, которую мастера, вымешивая как тесто, использовали для создания какой-либо посуды, предметов. Эти вещи помещаются в формы или из глины делается изделие, потом форма или изделие обжигается. Потом готовое изделие – ведро, кувшин, украшение – используется для нужд человека.

Бек разжег в пещере большой огонь. И в это момент ему показалось, что кто-то за ним наблюдает. Резко повернулся – Роксана. Еле стоит, шатаясь.

– Что за возня, Аршад?

– Здесь ночевать будем. Разжег огонь – хотел, чтобы сгорела такая пакость, как каракурты, тарантулы, змеи.

– Обваляемся в золе?.. – Слегка улыбнулась.

– Не-нет, Царица, я все почищу. Обустрою удобное место. Хотел сделать, пока светло!

Наступила ночь, опустошающая душу. Аршад снял поводья с коня, погладив по груди, приласкал его и положил свою большую ладонь на лопатку – словно хотел ему сказать: «Отдыхай, пасись, но далеко не уходи». Породистый жеребец-трехлетка, фыркнув, осмотрелся вокруг и, отойдя на длину аркана, стал пастись. Пещера, в которой должны были переночевать оставшиеся вдвоем в безлюдной местности, была выше деревьев, которые росли у подножия. Аршад вымел из пещеры золу. Большим ножом вырезал что-то наподобие ступенек. Как сам и сказал, используя то, что было под рукой, соорудил спальное место для Царицы. Бросил на пол пещеры аркан толщиной с большой палец и длиной, пригодной для свободного выпаса одной лошади. После этого принес на руках и устроил на белое покрытие Роксану, у которой зуб на зуб не попадал. У Царицы был жар. Да. Так будет, пока не пройдет одышка от раны. Вода… Надо поить часто и помаленьку. Отрезал у седла торока с левой стороны. Срезал голенище сапог и связал нижнюю часть лентами торока. В два голенища поместилось немало воды. Стараясь не расплескать, дошел до пещеры. Сначала, намочив тряпку, ловко протер лоб, грудь. Подождав, пока ледяная ключевая вода слегка согреется, использовав в качестве поильника скрученный лист лопуха, дал один, потом второй глоток воды. Оказывается, это и нужно было. Царица подала знак, мол, дай еще. Бек стал поить ее, подумав, что только вода собьет температуру, даст возможность пропотеть.

– Аршад… Кроме чепрака, больше ничего нет? Снизу очень холодно.

– Нет ничего, Царица моя. Сейчас что-нибудь придумаем…

Аршад, прислонившись спиной к стенке, взял Роксану, как маленького ребенка, на руки, обнял ее. Укутав белым покрывалом из овечьей шерсти, Аршад затаил дыхание. Царица одной страны, как маленький ребенок, спрятавшись у него на груди, стала засыпать. Глаза Бека где-то вдали. С этой высоты надежда, хоть и короткая, пронзила ночь. Постепенно и Бек стал дремать. Его сокровенная мечта – Роксана. Боится, что задремав, упустит из ослабших рук, и она покатится вниз. Вот так, борясь со сном, когда стали затекать руки, он вдруг что-то увидел: огонек ли, свет ли, но что-то сверкнуло. Ощупью нашел влажную тряпку. Вытер глаза, лоб, кажется, нарушил сон. Снова стал искать глазами блестящий огонек. То находил, но в следующий миг снова терял. Ясно одно – вдоль этого оврага. Вот! Не искра вовсе, виден настоящий огонь – есть жизнь. Есть люди. И, кажется, не очень далеко. С рассветом надо выдвигаться. Роксана, кроме воды, ничего не ела. Там, где есть люди – есть все. Только… Лишь бы это не оказались те самые разбойники… Не стоит нестись сломя голову. По ложбинке, скрываясь за деревьями, понаблюдает…

Показавшийся вдали мерцающий огонек постепенно растаял. Рассвело. Аршад и сам не заметил, как наблюдая за огоньком, уснул. Сколько он проспал, неизвестно. Он очнулся от какого-то случайного звука. В первый момент он, как истукан, не мог вспомнить, где сидит, а каком он состоянии, кто у него на руках. Симпатичное существо у него на руках ожило. Оказывается, Роксана уже проснулась. Прикоснувшись щекой к щеке Роксаны, не разгибая рук, которыми он обнимал самый ценное, так и замер на месте. Роксана старалась не шевелиться, чтобы не нарушить сон Аршада. Когда проснулся, большие круглые глаза Аршада, обрамленные густыми и длинными ресницами, впились в глаза лежащей без сознания Роксаны, и, получив огонь, свет от ее глаз, сразу вернулся к жизни.

– Царица, как вы?

– Уже лучше… Встанем?

– Как хотите. Как плечо? Не болит?

– Шевелить больно. Дышать трудно. Не могу полной грудью вдохнуть.

– Постепенно все нормализуется, Царица…

– Бек… В этом безлюдном месте, где не то, что люди не живут, но и птицы не гнездятся, когда дальнейшие дни могут превратиться в загадку или в опасность, можно один из нас не будет Царицей, а второй не будет сатрапом Мараканда? Если все закончится удачно, почему не воспользоваться этой уединенностью, свободой. Не обидишься, если буду называть тебя Аршад?

– Нет. Только рад буду. А мне тебя как называть?

– Я – все та же Роксана. Так и говори. Договорились? Ты парень, я девушка.

– Договорились, Роксана. Только должно быть одно изменение…

– Какое?

– Ночью я в той стороне видел огонек. Разумеется, в такой безводной степи есть жизнь, не может быть, чтобы не было. Но, скорее всего, далековато. Там, где есть вода – есть и жизнь. Умоемся, приведем себя в порядок и пойдем потихонечку. Там опасно быть Роксаной.

– Даниша… Подойдет? Мамино имя может оказать помощь?

– А я тогда буду Байтаком?

– Будь. Всевышний сам, наверное, подсказал… Точно как этот неуклюжий старик взял меня на руки. Ты напомнил мне мое детство. Отец мня так баловал, брал на руки, и мы оба так и засыпали.

– И цари такие бывают?

– Дома, в комнате, куда никто не мог зайти, царь Байтак радовался, когда сойдя с трона, становился просто отцом Роксаны. Аршад, подними и отнеси меня на источник. Потом поищи своего коня.

– О, Всевышний, поддержи! – Подняв Роксану, Бек спустился вниз. Оставив Роксану в зарослях вербы, сам пошел на взгорье искать своего вороного коня со звездочкой на лбу. Поднялся и увидел. Конь, навострив уши стоял на расстоянии брошенной палки. Как только услышал голос хозяина, рысцой, похожей больше на танец, прискакал и стал ласкаться.

– Как ты, белолобый? Отдохнул, поел. Теперь отправимся в дорогу. Пошли. – Аршад шел впереди, жеребец шел за ним. Аршад остановил вороного возле обрыва, Поднял Роксану и посадил ее в седло. В это время случилось нечто, что приблизило высокие мечты Бека. Белые руки Роксаны обняли Бека за шею, Царица же сама спряталась у него на груди. В момент, когда он подсаживал ее в седло, горячие губы обожгли губы Аршада. Вот уже Аршад, взяв в руки чембур, пошел вперед. Он ведет вороного со звездочкой на поводке, сам идет быстрыми шагами. Роксана, казалось, только заметила, что красивая мужская фигура, что красота его улыбки, свойственная только мужчине, его белые зубы, которые видны, когда он смеется, то, как он собрал густые волосы на затылке – это целый мир, собранный в редкой гармонии.

– Как ты, Роксана? Мы не слишком быстро идем? Как плечо?

– Все хорошо. Не переживай, юноша…

Посмотрев друг на друга, они рассмеялись.

Когда они дошли до того места, где ночью виднелся огонек, солнце было уже в зените. Поднявшись на взгорок простирающей впереди равнины, Аршад резко остановился.

– Дальше идти нельзя, Роксана!

– Почему?

– Чума!

Роксана подошла к нему. Вчерашний огонь оказался сгоревшим жилищем. Домики, построенные из самана, загоны и придворные постройки, войлочный балаган вместе с имуществом, со скотом, с умершими – все сгорело. Была вырыта яма длиной более ста обхватов. Наверное, ночью закопали всю напасть и присыпали землей. На возвышенном месте на краю жилища был вкопан шест, на него был привязана, как флаг, черная тряпка.

– Видишь этот флаг, Роксана?

– Да, вижу.

– Это знак предупреждает, что нужно держаться подальше от этого места. Чума!

– Что теперь будем делать?

– Ветер дует с запада на восток. И, оказывается, всегда так. Значит, тот, кто это сделал, шли против ветра. Мы тоже так поступим.

Издалека обойдя лежбище, Аршад едет молча. Если найдется населенный пункт, хотел остановиться на несколько дней, пока Роксане не станет лучше. Хоть и выдерживали отсутствие сна, отсутствие еды выбило их обоих из сил, в коленях появилась легкая дрожь. Аршад вдруг вспомнил, что не так давно тороками привязал к седлу узелок, сделанный из рубашки, куда положил лох и сливы.

– Роксана, эту пищу едят и цари, и чернь. Побалуй себя. Между делом воду пей. Я тоже немного в карман себе положу…

– Оу, юноша! Что же ты сразу не сказал, что еда есть? Тот, кто ест лох, с голода не умрет.

С западной стороны сгоревшего ночлега нашлась дорога, протоптанная повозками, волокушами. Если есть дорога, она все равно должна довести до какого-нибудь жилища. К тому же, кажется, проходя наискосок, соединяется к дороге, по которой они вчера ехали. Вполне логично. Попавшие в передрягу два бедолаги, один верхом, а второй пешком, перегрелись, сильно устали. Но не было ни тенечка, ни межи с затхлой водой, что сильно выбивало из сил.

– Аршад… – Голос Роксаны был охрипший.

Когда Бек повернулся к ней, ясно увидела, что он обгорел, ослабел, а глубоко сидящие глаза были впалыми.

– Бек. Иди сюда. Садись со мной вместе на коня. Это же молодой жеребец, выдержит, пока твои ноги хоть немного отдохнут.

Аршад согласился.

– Руки сейчас до земли провиснут. Двигайся ближе, обними меня. Не знаю, как тебе, но мне будет удобно.

Так Аршад прикоснулся к Роксане. Он погрузился в блаженство. Аршад некогда рос в Мараканде в семье, имевшей достаток. В детстве вместе с отцом несколько раз побывал в Индии, в Китае. Дважды ездил в Вавилон. Путешествовал. Многое видел. Просил у отца купить народные музыкальные инструменты страны, где они находились. Как только инструмент попадал ему в Аршада, он искал человека, умеющего на нем играть. Ему хватало посидеть несколько раз рядом с ним и поучиться, а потом уже в дороге, пока не доедут до дома, он уже умел виртуозно играть на этом инструменте. И этот юноша, восхищавший своим искусством Мараканд, влюбился не в кого-нибудь – в дочь городского владыки. Родом из гуннов владыка был женат на персиянке. И девушка на него глаз положила, но судьба распорядилась по-своему. Это владыка, скинув с плеч синий чапан, переехал в Вавилон. Это чистое и большое чувство не выпускало Аршада из созданного им фантастического мира. Ребенок, рожденный от нелюбимого человека, не может быть любимым. Женщина – самка. Не буду тем, кто страдает из-за женщины… Он дошел до такого состояния. Потом появилась Роксана – человек, из-за которого он подавил свое надменное отношение к женщинам. Но Роксана для него была подобно звезде, которая светит на небе. Смотреть можно, в руки взять не удастся. Тяжко было на душе у Аршада, он терзал себя противоположными мыслями. Разумеется, надо верой и правдой служить Царице, которая доверяет ему. Не видно рядом человека, который был бы готов помочь советом Роксане сейчас в деле правления страной, когда одно событие сменяется другим. И в тот момент, когда на пустом месте наскоком решила создать царство, Аршад приложил свое усердие. Самое главное, где бы Царица ни была, какое бы дело ни начала, ничего без Аршада не делалось. В долгие утомительные дни поездок, полных опасности, столкновений они начали привыкать друг к другу. Если они находятся в разных городах, чувствуют одиночество, скучают?.. Как только находился повод, они снова встречались. В конце концов расцвело чувство, которое оба прятали глубоко в душе. Сейчас в мире есть только Роксана, Аршад и вороной жеребец со звездочкой на лбу. И в этот самый миг он не просто схватил одну звезду с неба, в охапку сгреб все звезды мира.

– Вот так и шел бы жеребец, шел бы. Дорога бы пусть не заканчивалась, никто бы не встретился в пути, еды бы не было… Не было бы большей мечты, чем так, не меняя положения, умереть рядом с тобой, Роксана.

Роксана все слышала. Все поняла. Ее ведь тоже охватило завораживающее, полное напевности чувство. Аршад смог донести его словами. Не просто сказал, интонацией голоса сумел донести. Горечь ли, страдание или одиночество… Словно наружу вырвалось синее пламя, от которого можно просто ахнуть, Аршад теперь чувствовал пленником, ожидающим приговор. Но приговора не последовало. Наступила оглушающая тишина. Через какое-то время Роксана, усевшись поперек седла, обняла Аршада. Никто из них так и не понял, сколько длилось это сладостное, заставившее трепетать сердце, разгоняющее кровь мгновение. Вдруг жеребец, перебирая ногами, остановился. Оба очнулись. Что же случилось?

– Бек, ты не дошел до мечты?

– Не понял.

– Посмотри вниз…

Они, оказывается, стояли на краю широкого и глубокого оврага. Дорога разветвлялась надвое. Первая проторенная дорога, вторая заросшая тропинка. Жеребец остановился, словно хотел сказать, ну, какую выбираем.

– Умное ты мое животное!

– Я не буду спорить, животное действительно умное. Ты разве не видишь у подножия четыре юрты?

– Юрта? Где?

Оба спешились. Ведя лошадь на поводу, медленно пошли по тропинке. Четыре юрты оказались четырьмя навесами. Их лаем встретили собаки, завидевшие чужаков. Пришлось остановиться. Из-под одного навеса им навстречу вышла пожилая женщина в широком платье, один конец ее платка волочился по земле. Когда она издалека прикрикнула, собаки притихли. Старушка подошла к ним и по-матерински улыбнулась. Внимательно посмотрев на них, заговорила по-персидски. Ее поняли и Роксана, и Аршад.

– Я думала, дети мои из города приехали. А это, оказывается, случайные гости… Ничего страшного, проходите в дом.

Никто из них и подумать не мог, что под высоким навесом настолько просторно. Постель, низкая подставка для постельных принадлежностей, сервант. На полу белый узорный войлок, застеленный поверх слоев кожаных, войлочных покрытий. Вдоль стен повсюду постелены одеяла. Поверх них лежат подстилки.

– Расскажите о себе, гости…

– Я Байтак из Мараканда. Это моя жена. Имя ее – Даниша. Мы верхом поехали в Сузы. На обратном пути на нас напали разбойники. Вон возле той длинной ложбинки. Забрали у нас одну лошадь, кое-какие гостинцы. Стреляли из лука, стрела пробила левое плечо моей жены. Вчера она потеряла много крови, у нее был жар. Я прижег обожженным войлоком. Сделал все, что было возможно. А сейчас даже открыть и посмотреть сил нет…

– А-а-а. Поняла. Да, появились такие. Говорят, пришлые какие-то. Говоришь, ты из Мараканда?

– Да, из Мараканда.

– Слышали, в этом самом Мараканде то ли вдова Искандера, словом, баба какая-то царицей стала. А это правда, что она отрубила голову высасывающему все как пиявка, разбогатевшему воровством кровопийце?

– Правда, матушка. Правда.

– Говаривают, что они не сдавались, была долгая война.

– И это правда.

– Э, поговаривают, что эти разбойники, рыскающие по степи, и есть те, кто попал под немилость царицы… Все правильно… Быть богатым тоже уметь надо. Мы пасем скот одного богача, живущего в Сузах, и свою скотину здесь же держим. Три наших сына, возглавляя его караваны, торгуют его имуществом, живут в городе. Мы со стариком, немая наша младшая дочь и зять все живем здесь. Привычная земля, как говорится. Быть детям опорой, поддержкой – вот и вся жизнь. Сейчас скот вернется с выпаса. Мы с дочерью днем дома… У нее грудной ребенок. Надеюсь, не уснула, когда кормила его. Сейчас, приведу ее. Вскипятим воду, посмотрим твою рану, дочка. Не бойся, у бабушки руки исцеляют. Если хорошенько не перевязать, в такую жару рана может воспалиться.

Только с третьей попытки старушке удалось встать с места.

– О, Боже! Кстати, что вы эти два дня ели, пили?

– Еды… Ничего не было, матушка.

– Вот я с ума выжившая, нет чтобы сначала об этом спросить.

– Тогда… Пока утолите жажду. Сил немного придаст.

Старушка налила айран в большую чашку, которую можно было удержать только двумя руками, и добавила по две пригоршни толокна. Неспешно размешала, подала каждому по чашке. Когда прохладный айран, слегка густой от толокна, прошел через горло, попал внутрь, и Аршад, и Роксана вдруг расслабились.

Оставшись вдвоем под навесом, они посмотрели друг на друга, вспомнив свой обман, слова старушки про «бабу царицу», разулыбались. Роксана сказала правду:

– Мне сейчас больше ничего не нужно. Можно просто взять растянуться во весь рост и заснуть до следующего утра?..

– Скажем, чтобы они не беспокоились об еде, пусть перевяжут рану, а там попросимся переночевать.

Рану снова перевязали. Старушка, увидев, что ее гости сильно устали, отвела их двоих к огороженному навесу.

– Вот это место для отдыха путников. Один день будете здесь, или два дня переночуете – сами знаете. Создание условий и еда божьих гостей на нашей совести. Плату не возьмем. Лишь бы уехали довольны и хоть изредка поминали нас добрым словом. Бог все видит, все знает. Если моя доброта по отношению к вам будет искренней, то и милость бога к моей семье возрастет в разы. Пока еда будет готова, есть немного времени. Приду сама и разбужу. Если захотите пить, вот айран, вот вода…

Старушка постелила «супругам» праздничную постель и ушла.

– Если отдыхать, так отдыхать по-человечески… – Аршад содрал с себя почти всю одежду. Роксана в нижнем белье, у которого Аршад оторвал подол шириной две пяди, шмыгнула под одеяло как лисенок.

– Бек, наверное, теперь мы не умрем?

– Кто знает. Отвечу, как только благополучно довезу тебя во дворец.

– Согласна. А что потом?

– А потом будем отправляться туда, куда пошлет Царица. Дело мужчины – в степи. Внутри страны, за пределами страны. Царица среди народа. Поскольку это царство, кто-то приезжает, кто-то уезжает. Словом, покоя нет…

– Правда. Так. Не бывает моментов, когда сердце не встревожено, или же когда не беспокоишься ни о чем. Царская работа – с царями. Они встречаются, ведут долгие беседы, собираются на обсуждение, противятся, соглашаются. Иногда приезжают, озаренные солнечными лучами, иногда приезжают, сгорбленные, как рабы, и весь дворец погружается в тяжелое состояние. А я какая, Аршад?

– Точно такая я же. Настроение царя Байтака оберегают царица, дети, воины и близкий друг, по крайней мере, один советчик, не выносящий сор из избы. Царь Байтак окружен единомышленниками. Потому что есть определенная среда, которая приравняла благополучие царя к собственному благополучию…

– А как же у меня?

– У тебя, Роксана, сейчас очень мало выстроившихся рядом защитников. У тебя нет ни одного человека, который бы, заметив твое уныние, развеял все твои сомнения, снял с сердца тяжелый груз.

– А как же ты?

– Если бы на нас не напал враг, если бы мы доехали до страны без помех, мы бы так не сблизились. Ты бы, говоря, что ты Царица, продолжала бы налево-направо свои указы раздавать. Я бы день и ночь работал в Мараканде, чтобы исполнить тысячи твоих поручений.

– Ты долгое время был рядом со мной. Мое настроение было заметно?

– Кто хотел…

– Это кто же?

– Я.

– Почему тогда не говорил?

– Угождать… Я думал, что это так просто. На деле оказалось, находящие общий язык, остроумные, умеющие найти подход, способные превратиться в единственного в мире друга созданы совсем иначе. Я и сам хотел так поступать. Но не смог. Я точно чувствовал, что после Бекасыла только ты – моя защита. Думал, достаточно лишь выполнять честно свою обязанность, без слов оберегать и защищать тебя. Я ходил, думая, что Всевышний и сам все видит. Сколько раз мне хотелось с замиранием сердца, страстно… вот так обнять тебя. Хотел вот так… ласкать тебя, но Всевышний не создал нас равными. Я благодаря своей гордости, непреклонностью, искусством, честностью вырвался вперед толпы. Если бы Всевышний не привел Бекасыла в Кирополь, если бы мы не нашли с ним общий язык, если бы не поняли друг друга, я бы так и остался в той дыре. В нашем Кирополе густо растет карагайник. Растет-растет. А однажды весной какого-то года, не распуская почек, засыхает. И всего за десять-пятнадцать дней начинает бросаться в глаза то, что он уже умер. Потому что все вокруг с каждым днем все больше расцветает, а засохшее торчащее дерево уже не смотрится. Смотришь как-то, и деревца уже нет. Значит, его пустили на дрова. Я тоже думал, что моя жизнь становится похожим на засыхающее дерево. Но Всевышний даровал мне счастливые дни. И дальше он сам решит, как быть. Я не пытаюсь, не стараюсь хватать звезды с неба. И противиться воле Всевышнего не смею. У меня нет такой мощи. Но и обманывать себя больше не могу.

– Давай спать, сын Всевышнего! Дай и мне что-нибудь сказать… И у меня в груди много слов накопилось. Боюсь вспугнуть тебя, расскажу, когда отдохнем, успокоимся.

Обнявшись, в полной в неге, уснули.

…Снаружи как будто послышались голоса. Приподняв голову, оба пытались понять, где они находятся.

– Дочка! Даниша! Еда готова. Собаки не бойтесь. Она не тронет людей, вышедших из дома. Слышала, Даниша?

– Слышала, матушка! – Роксана давится от смеха.

– Господин, вставайте. Отвернитесь. Я оденусь.

Под навесом, где они побывали сегодня днем, на самом почетном месте сидел пожилой суетливый человек с густыми бровями, с жидкими волосами, все, что было у него на лице, резко выделялось, выпячивалось.

– Проходите, – сказал старик на персидском.

Аршад склонил голову, прижав правую руку к груди. Роксана тоже склонила голову, поздоровалась. По бокам старика сидело двое зрелых мужчин. Как только они вошли, эти двое вскочили и пригласили гостя пройти на почетное место. Старик чуть сдвинулся, посадил Аршада рядом с собой. Роксана со скромностью, которая раньше у нее не наблюдалась, с легкостью, словно бабочка, опустившаяся на цветок, села возле правого колена «мужа».

– А, а, старуха мне все рассказала. Не буду вас утомлять. Покушайте. У меня тоже есть взрослые дети. Я сижу, как будто это они приехали. Боже мой?! Плохо, что стреляли из лука. Хорошо, что живой осталась, дочка. Как ты?

– Хорошо, отец. Лишь бы добраться до дома с перевязанной сегодня рукой.

– Пусть бог поддержит! Доедете. Дальше нет уже головорезов. Будете идти два дня. Есть и вода, и густые деревья, овраги. Хватит… Потом обговорим. Кушайте.

Хорошо проваренное мясо ягненка под долгие разговоры уходило и уходило. Старуха уговорила Роксану выпить бульон, который она никогда раньше не пила.

– Разве рана заживет, если не будешь есть, если не выпьешь бульон? Посмотри-ка, уже и выглядеть лучше стала. Или я днем не рассмотрела? Или вы с дороги уставшие, запыленные были… Посмотри-ка, умылась, расчесалась, немного в себя пришла, вот уже и красавицей стала, настоящая царица. Так ведь, дочка?

Дочь старухи заулыбалась, соглашаясь, закивала в ответ. Она с интересом смотрит на Роксану. В какой-то момент старик взял лежащий по левую сторону от него пятиструнный инструмент, начал наигрывать какую-то мелодию. Аршад внимательно слушал. Потом попросил инструмент. Немного помучился, наигрывая мотив. Но вдруг, глубоко глотнув воздух, взял и сыграл эту мелодию, которая до этого слышалась как дребезжание старой телеги. Сидящие остались довольны. Аршад стал наигрывать какую-то задорную музыку. Казалось, что хозяева дома сейчас пустятся в пляс.

– Твое мастерство не просто мастерство, это же настоящее богом данное искусство? Как ты этому научился?

– В детстве вместе с отцом ходил с караванами. Там я в каждой стране просил купить мне музыкальный инструмент, и пока отец не завершал торговлю, я в караван-сарае находился возле музыкантов, обучался у них. Да, и возле тех певцов, музыкантов, которые способны были сносить крыши известных чайных, сидел.

– Хм… теперь понял. Кто не слышал такие песни, но исполнить эту песню, подобрав мелодию на музыкальном инструменте – это дар, данный богом. Вижу, и петь ты умеешь. Не думай о том, что сидишь под каким-то навесом, верни хоть на мгновение старику со старухой их молодость, спой, милый.

– Для нас —это священный кров. Вы спасли нас. Никаких песен для вас не жалко. Древняя персидская песня. Может, и слышали раньше. До новых песен никак руки не доходят. Да и повзрослел уже. Вот такая песня. Песня рождается от любви, от грусти, или же огромной радости. Эта песня, наверное, связана с любовью… – Аршад слегка прокашлялся. И полилась по-настоящему пронизывающая, доходящая прямо до костей мелодия. Постепенно откуда-то из груди начал усиливаться приятный голос, который вскоре заполнил весь дом. Мотив повторился трижды и замер.

Старуха утирала глаза кончиком платка. Старик был изумлен. Не спрашивая ни у кого и желая стряхнуть думы, навеянные этой песней, Аршад стал наигрывать какой-то задорный мотив.

– Теперь спою одну песню нашей страны. Я действительно соскучился по своей родине. Это моя собственная песня. В народе она часто исполняется.

Когда Аршад, перейдя с персидского языка на куманский, исполнил свою песню, похожую на дыхание широкой степи, глаза Роксаны наполнились слезами, в ее горле словно застыл ком. Когда песня закончилась, старик с полными доброты глазами попросил:

– Милый, ну-ка, можно еще одну твою песню. Потом больше мучить не буду.

– Эту песню я посвятил вот этой ваше снохе. Это был момент, когда я коснулся звезд руками. Поэтому она полна мечты молодого парня. Обычно, когда посвящают песню, имя девушки скрывают. Поскольку она заполонила весь мой дух и все мое сознание, написал песню под названием «Рухсана» (букв. Дух и Сознание).

Песня Аршада началась мягко, как вечерний суховей в Мараканде. Потом из мелодии начал сплетаться узор. Словами высказаны клубы тайн. Когда исполнялась песня, почему-то перед глазами представлялись красивые цветы, какие бывают на блестящих тканях, приходящих из самой Индии. Временами очаровывающие, разочаровывающие, полные надежд, сжимающие сердце мотивы, пронзали все тело, слушающие, как завороженные действиями шамана, сидели обездвиженные. Хорошая песня заканчивается быстро… Слушатели, не в состоянии прийти в себя от музыки, надолго замолчали.

Вернулись в гостевую спальню. Аршад чувствует себя в свободно, как дома, словно он сейчас возле своей жены ляжет. Все так и случилось. Аршад вдруг почувствовал, что в Роксане что-то изменилось. Что же изменилось? Хорошее ли, плохое ли? Или он своей невоспитанностью обесценил себя? Или же Роксана засомневалась из-за открыто спетой песни? Совсем недавно лежавшая в его объятиях Роксана сейчас легла, оставим между ними расстояние… Они словно состязаются, кто же первым нарушит наступившую тишину…

Аршад встал с места. Ощупью, под лунным светом, падающим сверху, налил в чашку айран.