Текст книги "Александр и Роксана"

Под утро Александр поднял правую руку. И музыка, и танцы мигом утихли.

– Эти персидские ангелы ваши, друзья мои! Пир закончен! Забирайте их с собой!

Уже забылось проявление Александром крутого нрава перед началом пира и то, как он поставил в затруднительное положение видных лиц греко-македонского войска. Все разошлись, объясняя все это пылким характером молодого царя.

На следующий день он снова принялся за свое. Александр назначил в Персеполь сатрапом перса Фрасаорта, а прежнего сатрапа, Тиридата, отдавшему ему без боя Персеполь, ввел в свою свиту. Парменион и другие снова съежились, словно обожженная кожа.

Теперь Александр после четырех месяцев отдыха в Персеполе направился на север. Так как на севере, между Бактрией и Гирканским морем находился Дарий. Ходили слухи, что он с тех земель он дальше пошел к сакам, намереваясь настроить их против Александра. Персы были Александру хорошо знакомы. А вот при упоминании саков или скифов все тут же становилось загадкой. Он понял из сведений, легенд, историй, которые о них слышал – саки были лихими наездниками и непревзойденными лучниками. Говорили, что это непобедимый народ, который имел в арсенале множество хитростей и уловок. И это обстоятельство сильно беспокоило Александра. По дороге он заворачивал в богатые города, чтобы сменить коней и пополнить запасы продовольствия.

Когда войско достигло Экбатан, царь отправил Пармениона в Мидию. Во главе двух отрядов гоплитов и пяти тысяч телоидов Парменион отправился в Мидию утихомирить восставших в Мидии. Царь сразу достиг двух целей. Во-первых, он разделил отца и сына, представлявших собой угрозу, во-вторых, резня в Мидии стала уроком всем народам, которые прошел Александр.

Вместо Пармениона он назначил Кратера. Острый на язык Каллисфен говорил о Кратере: «Гефестион – друг Александра, а Кратер – друг царя». Без сомнений, на пути к высокой должности идущий по головам Кратер мог заставить замолчать любого – и рядовых фалангистов, грабивших золото персов, и тех, кто позволял себе говорить вольности царю, кичась своим благородным происхождением. Нечего сказать – Кратер мог заменить Пармениона. На самом деле – со стороны Кратера и раньше не было угрозы, а теперь и вовсе не будет даже дуновения ветра.

– Кратер, – сказал Александр, поручая первое задание, – узнай общее число воинов…

– Сто тридцать три…

– Хорошо… Хорошо… До прибытия в Задракарт узнай самое подходящее число воинов, из них фалангистов, телоидов, пелтастов, псилидов – все узнай. Включи в список всех, старых и немощных, раненых, ставших инвалидами, больных. Потом посмотрим.

Кратер уже намеревался уйти.

– Кстати, Кратер… Как войско, которое последовало с Парменионом? Свежо ли оно?

– Он отобрал воинов.

– Хорошо. Приступай к делу!

Хоть Кратер и был несколько неуклюж, он низко поклонился подобно персидским вельможам, попятился назад и лишь потом выпрямился. После непокорного, упрямого Пармениона, не пожелавшего склониться и менять эллинские традиции, этот почтительный жест назначенного на его место командующего войском Кратера подняло настроение Александра. Почему он раньше так не сделал. Парменион – угроза. Парменион – тягость сердцу, бремя – душе, обуза – ногам. Но все же…

Парменион – это дух победы, отец этому походу, и его опора. Честно говоря, именно поэтому Александр до этого дня не трогал старика, так желавшего ему смерти. В случае беды и затруднительного положения, он доверился бы только Пармениону. Парменион – Аристотель войны. Он создан для войны, только во время подготовки к сражению, в разгар битвы проявлялись его лучшие качества. Парменион был палицей, нависшей над греческими полисами, которые желали смерти Александру и насилу покорились гегемонии Македонии. При всем этом жизнь подсказала Александру, что надо делать.

Спешно двигаясь, Александр после полудня достиг намеченного рубежа – Задракарта. Для Задракарта с его одиннадцатью жителями стодевяностотысячное войско было словно гром среди ясного неба. В этих местах весь день дует легкий очень сухой жаркий ветер. Вечером стояло душное безветрие. У многочисленной армии не было необходимости укутываться, укрываться от дождей. Воды достаточно. Можно было искупаться в реке, которая текла с одной стороны города, постирать грязное белье, отдохнуть под защитой тени – всем все хватало. Здесь же Александр намеревался сам привести мысли в порядок. Заранее отдав распоряжения своим верным друзьям Лисимаху, Гефестиону и Таис, царь на протяжении двух дней не выходил из своего шатра в Задракарте. Играл и раздумывал. Теперь в условленный день Александр решил раскрыть свои мысли перечисленным людям.

В центре большого шатра стоял золотой трон, оставшийся от Дария. Трон был пуст. Александр лежал, опираясь на локоть, в нише кроваво-красного цвета, сделанной по восточному образцу. Перед ним стоял круглый низкий стол. Стол был довольно широк, так как рука сидящего не доставала до его центра. Близкие друзья царя, все полководцы, историки и поэты во главе с Лисимахом по-простому поприветствовали Александра и стали рассаживаться вокруг стола на подстилки из овечьей шкуры. Давая понять присутствующим, что он твердо решил придерживаться восточных традиций, Александр первым вкусил пищу со стола, тем самым он дал знак начинать трапезу. Всевозможные напитки, различные виды вина в изобилии стояли в высоких кувшинах и серебряных сосудах. Заседание началось неторопливо. Безмолвие длилось долго. Затем Александр посмотрел на Монолоха и спокойно сказал:

– Монолох, отпусти лишних людей… Монолох распустив музыкантов, подносчиков блюд, танцовщиц, застывших в ожидании приказов, вернулся на свое место. Монолох охватил взором присутствующих. Не было мятежных Филоты, Клито и Каллисфена. Были приглашены те сомневающиеся, которые не подозревали ни о чем. Александр этим вечером решил убедить их в своих словах.

– Вы до сегодняшнего дня не решались задать мне вопрос: «Александр, почему ты поменял облик царя Эллинского союза на роскошь, привычки и древние традиции персидских царей?». Хотя у меня не было возможности ответить на него. Всему свое время… Вы слышали, что сказал Клито на приеме в Экбатанах: «Мы от колдовства и хитрости варваров теряем больше того, что завоевали мечом». Каллисфен отказался выразить почтение: «Мне не нужно казаться милее, целуя полу персидской мантии», – сказал он, окружив себя знатной молодежью и настроив ее против меня. Я все это вижу и все знаю. Теперь я попробую объяснить вам, в чем они меня обвиняют. После чего задавайте мне вопросы, чтобы у нас между собой не оставалось никаких тайных помыслов. Мне нелегко дается это замкнутое состояние. Я тоже облегчу свою душу, не стану ничего утаивать. Захотите понять – поймете, не поймете – думайте, что по-своему правы. Что бы ни было, нет сомнений, что каждый уйдет со своим мнением. Итак, вы задаетесь вопросом, что за перемены!?

Александр сорвался с места.

– Сколько земли, сколько народа у Македонии? А сколько земли и людей у Греции? Ну, кто скажет? Назовите имя того благородного эллина, кто смог завоевать до меня Персию, которая занимает весь мир от Средиземного моря до земель Индии и саков. И есть ли он вообще?! Кто оказался способен пройтись галопом по этим землям с самой Эллады, чтобы отомстить персам? Кто говорил: «Мы умные», «Мы великие», «Мы ученые», «Мы храбрые», «Мы никому не покоримся»? Веками получавшие пинки от персов, ставшие рабами, ушедшие в наемные войска, разбредшиеся эллины сегодня стерли Персидское царство с лица земли. Но в Персеполе сознательный, наблюдательный эллин увидел тут жизнь, которую должен был понять без лишних слов. Пока мы на своей земле спорили, соперничали между собой, истребляли друг друга за должности и звания, персы со всех мест, куда доставали их пики и стрелы, ввозили в свою страну золото и серебро, алмазы, жемчуг и бархат!

В шатре царило молчание. Александр немного подумав, продолжил свою речь.

– Они возвели величественные, сказочные белые дворцы. Насытили народ богатством. Сами воины, победившие в Персеполе, были ошеломлены, не могли скрывать того, что не видели раньше такого богатства. Четыре месяца! Четыре месяца я ждал, чтобы они взяли все здесь, не оставили ничего, отправили на родину, напились, насытились вволю, чтобы наконец поняли, что избыточность богатства равна ущербности и нищете. Ограбив, истоптав Персеполь, предав его огню, мы все равно не смогли исчерпать его богатства. Вы видели хоть один захудалый, бедный город у персов? Все богаты. Все их имущество, ремесленные изделия, одежда и обувь притягивают к себе взор. Еды и питья вдоволь. Старшие – в почете, младшие – на подбор. В стране установлены традиции, обычаи, согласие. В прошлом году вошедшие в Панэллинский союз Фракия и Спарта взбунтовались. Ударили ножом в спину. Если бы не хваткость Антипатра, в стране была бы порядочная свара. Лишь под влиянием силы эти болтливые лже-вожди снова попрятались и притаились в своих норах. Разве мы не отправились отомстить за них? А теперь…

Александр направил свой указательный палец на золотой трон.

– Когда владелец этого трона дважды терпел неудачу, и народ, и сатрапы его не поддались волнению. Сейчас они печальны. Но эллинская армия не стала разрушать пройденные земли. К следующей весне эта страна снова расцветет, этот жизнеспособный, жаждущий добра народ снова начнет строить свое счастье. Даже если забрать из Македонии все до последней вещи, привести из Греции всех мужчин со всем их грузом, и выставить охрану у дома каждого перса, не хватит людей. А возможно ли тогда удержать такое огромное царство? Если да, то как? Кто об этом позаботится? Персидская держава сегодня безмолвна, пока зализывает свои раны. А потом не породит ли страна нового героя?! Вот, друзья, причина, по которой я облачился в персидские одеяния. Они должны видеть привычного им царя. Тогда они начнут забывать о своем царе. На нарушай их привычки, не вороши их гнезда. Тогда не пробудешь в них чувство мести. Разве будут сатрапы спорить и воевать, если они продолжат служить на прежних местах, а их власть и имущество будут не тронуты? Персы не останутся в нынешнем положении. Мы отправим их к мудрецам Эллады, чтобы призвать их к учению. Корабли с тридцатью тысячами персидских детей достигли противоположного берега моря. Мы посеем в них наш дух. Впоследствии они станут нашими верными сатрапами, нашими союзниками. Два народа смешаются друг с другом, сформируется новое общество. В это моя надежда, теперешняя мечта. Вот, что я хотел сказать! После этого я никогда, нигде и ни перед кем не буду оправдываться и объясняться. Теперь призываю вас к открытой беседе.

Царь выпрямился, пристально смотря, кто и что скажет. Молчание прервал Лисимах. По-видимому, у него не было особо много вопросов, которые могли беспокоить его. Он много знал и говорил, по существу. Если бы он позволял своему сердцу реагировать на происходящие инциденты, интриги, скрытое коварство и сплетни, то давно бы упал с приступом. Человек, достигший средних лет, не будет вздрагивать по любому поводу, а будет спокойно, будто в дреме, жить под прикрытием своего почтенного возраста. Но, когда Александр решит спросить совета относительно какого-либо дела или же просто начнет откровенную беседу – Лисимах будет готов ответить. Тогда царь понимает, он в курсе всего, что происходит около ставки и среди его войска. Вот и в этот раз, понимая, что он самый старший по возрасту, что никто не начнет говорить раньше него, а также для того, чтобы разговор принял направление, соответствующее мыслям царя, Лисимах неторопливо заговорил.

– Царь… Скажу, как твой наставник. И по отдельности, и объединившись, Греция и Македония никогда не одерживали такой великой победы. Далеко за пределами Эллады тысячи наших соотечественников обрели вечный покой. Их смерть была достойной, кровь их священна. Все они великие сыны Эллады. Тысячи мужчин вернулись на родину ущербными калеками. Да и сейчас немало раненных, больных воинов. Победоносные воины Панэллинского союза прошли мириады земель, прошли огонь и воду, шли против стрел. Одержали победу. Тут нет людей, на которыми не нависала угроза. И рядовые фалангисты, и теолиды – все воины яростно сражались, глядя на своего царя. Сегодня в Панэллинском союзе и огромной Ахеменидской империи есть только один царь. Это Александр. Персы признают Александра своим царем. Этому событию нет и года. От того, что персы и их дети за два-три месяца примут природу греков или македонцев, они не умрут. Их надо на протяжении многих лет держать в этой кротости. Нынешние люди состарятся, за ними придет новое поколение. Мы должны добиться того, чтобы оны уяснили, что царство, лежащее на территории от Балкан до Индии, является общей для всех родиной. Для этого мы перестанем трогать персидских детей и начнем относиться к ним по-доброму. Сатрапам не дадим повода сеять смуту и подстрекать к этому других. Правда, и нельзя давать им расслабляться. Представители царя, который опирается на крепкий вооруженный центр, будут его глазами и ушами на местах… Только так мы исполним мечту наших соратников, принесших себя в жертву. Установим в мире господство панэллинского оружия. А если мы сами устроим междоусобную грызню у своего же очага, то грош цена этой победе… Это моя сегодняшняя точка зрения. Здесь сидят сподвижники великого Александра, рожденного от самого Зевса, творцы нынешней победы. Ну, кто что думает, что скажет?

Птолемей резко заговорил, словно боясь не найти слов, если выскажется в конце.

– Я тоже временами не понимал, играет ли царь, устанавливая персидские порядки, или же он делает это осознанно. Теперь я стыжусь того, что сам не понял, какая дальновидная политика стоит за всем этим. И ведь правда. Мы будем и дальше твердить – победили, истребили, ели-пили? Победили – значит подчинили, завоевали, покорили, не так ли? Я не против твоей политики и поддерживаю ее, Александр. Но если мне вдруг захочется по старой детской, юношеской привычке прийти к тебе просто так, поговорить, выпить с тобой по чарке вина, эта персидская стража начинает проверять, вынюхивать, позорить меня. Один раз и вовсе меня не пустила. Вот это лишнее, Александр. Какой бы он великий ни был, царь один не сможет править этим царством. Ладно прийти, чтобы выпить вина… А если сейчас возникнет срочное дело, о котором можно говорить только наедине? Если до тебя будут доходить только приятные твоему слуху речи, ты отделишься от правды, от внешней жизни. Язык персов сладок, этот народ знает, что не будет сытым, пока сердце царя не наполниться радостью. Ладно, не будем об этом, а если наступят такие события, что волосы станут дыбом? Кто тебе скажет о них как есть, без утайки, эти льстивые персы, или же мы, прошедшие воспитание нашего учителя Леонида?

– Какой Леонид? – вспыхнули глаза у Таис.

– Леонид – мой родной дядя, брат моей матери, Таис. Все, кто сидит здесь – Гефестион, Птолемей, Никонор, Марсий, Лаг, Пердикка – прошли школу этого человека.

– Ты сказал говорить, я говорю. Избавь меня от пренебрежения персов. И еще, надо быть откровенным – ты знаешь, что есть те, кто держит на тебя обиду. И их число множится, а речи их разлетаются искрами. Я не думаю, что теперь ни будут служить тебе по-прежнему, чтобы приносить тебе победы и возвышать твою славу. Отправь достойных людей во главе с Филотой сатрапами в разные места. Они уже насытились, теперь будут стремиться только пожинать плоды победы. Будучи сатрапами, они превзойдут в созидании роскоши тебя, Александра. Ради бога, отправь троих-четверых из них во внутренние области. Может, став полуцарями, они поймут твои мысли?

– Может быть, Птолемей! Если они довели меня до такого… – Александр встал с места, заходил по шатру.

– Довели до чего, Александр? – Птолемей многие вещи взвешивал с пренебрежительной неуклюжестью, с присущей ему чистотой души, чуждой зловредности, предательства, скандалов. Все об этом знали. Душа Птолемея было по-детски безгрешной, непорочной. – Они что, хотят убить тебя, Александр? Кто? Скажи, я уничтожу его.

– Я… Я знаю, где найду свою смерть, друг мой. А эти наши «друзья» не перешли ли черту? У меня есть опасения, не стало ли слишком поздно вернуть их назад. Немного осталось, чтобы решить эту загадку. Что-то да выяснится. Именно это обстоятельство вынудило выставить охрану у входа в царский дворец. Теперь будет так… Доверенным лицам царя будет выдан дополнительный документ. С этих пор тебя, Птолемей, никто не будет обыскивать. Слышал, Антипатр? Завтра выдашь названным мной друзьям этот знак.

Ведущий дела царя Антипатр, прикоснулся рукой к своему лбу по персидскому обычаю, давая понять, что он понял.

– Великий царь, – Кратер, несмотря на статус второго после царя лица в государстве, начал речь официальным тоном. – Как главнокомандующий, хочу сказать о состоянии армии. Нынешнее войско не то порывистое, энергичное войско, которое было при Иссе и Гавгамелах. Наша численность выросла в пять раз, но в ущерб качеству. Нужно сокращение. Необходима перестройка воинских объединений. Треть этой армии – обуза. От них нет пользы, кроме того, что едят наравне с годными к службе воинами. Если позволишь, завтра же начну военные учения, отделю старых и немощных, калек от остального войска. Лишь скажи, куда их деть… У меня пока всё.

– Кратер! Изменения будут. Продолжай отбирать годных к предстоящему длительному походу. Все скажу лишь после того, как отдалимся от Задракарта.

Каратер склонив голову, встал на одно колено. Кратер намеренно произнес слово «главнокомандующий». Он прошелся взглядом по всем, ожидая, какой эффект произведет эти слово на царя и его ближайшее окружение. Никто не даже не шелохнулся. Никогда не упускавший истинного смысла каждого слова Александр не стал искать ничего плохого в этой уловке Кратера. Парменион и Филота, в зависимости от своего происхождения, службе во имя страны, могли претендовать на престол в случае смерти Александра. А Кратер хоть и был благородных кровей был ниже княжеского ранга. Поэтому не мог надеяться на титул царя. Он достиг того уровня, на который мог рассчитывать. Александр, переступив через своих близких друзей, Пармениона, Филоту, Антигона Монофтальма, поставил его главнокомандующим. Теперь его судьба, его жизнь связана с Александром. Только если царь, оценивший его заслуги, будет жив-здоров, Кратер останется вторым человеком в стране. Поэтому он на равных с Александром будет думать о судьбе и армии, и народа.

Впрочем, сам Александр прекрасно знал, какими усилиями Кратер достиг этого положения.

После слов Кратера стали пить вино. Разговор вернулся в привычное свободно, задорное русло. Поднимались кубки, выбивалось вино, все в просторном шатре вели непринужденные беседы с царем и между собой.

После того, как друзья разошлись, царь пошел в баню. Сбросив груз с сердца, теперь он собирался ублажить свое тело.

Но… но… царь и в бане остается царем. Пришла плохая весть. Он был вынужден слегка ополоснуться и наскоро одеться.

VIII

Оставшийся после Дария трон, Оставшаяся после него же баня… Пять красавиц, умыли царя, положили его в ванну с душистой водой, растерли его тело с головы до кончиков пальцев ног, разгладили все складки на коже. Красавицам-банщицам нравилось растирать возбужденное тело молодого царя душистой водой, наносить на него расслабляющие масла. Они купали так и Дария. Дарий никогда в жизни не выполнял физических упражнений, тело его было дряблым, в складках. Тело Александра было упругим и крепким как камень. Ни капли лишнего жира – только жилы и мышцы играли под кожей.

Укутавшись поверх одежды легкой накидкой, Аристофан вошел, когда царь нежился в теплой воде. Это было невиданно. Александр изменился в лице, и по побледневшему Аристофану не мог понять, подозревать самого Аристофана либо ждать от него дурную весть.

– Великий царь! Есть срочный разговор… Нельзя медлить.

Александр обернулся плюшевым покрывалом, сел на нары.

– Говори, Аристофан.

– Пришел начальник арсенала Метрон. Принес новость о том, что на царя сегодня-завтра совершится покушение.

– Зови Метрона.

Метрон склонил колено.

– Метрон, от кого ты услышал о покушении?

– Македонский телоид по имени Кебалин только что разыскал меня и сказал об этом. Он сейчас в моем шатре, укрылся в надежном месте.

– Сейчас пойдем в ставку, Аристофан. Приведи туда и Метрона, и Кебалина. И пусть их никто не узнает по пути.

– Кто возглавляет заговор?

– Филота…

– Сейчас, скорее вызовите Лисимаха, Гефестиона, Кратера, Птолемея, Клито, Каллисфена, Антигона, Аминту, Кэна, Пердикку и Леонната. Быстро!

Подумав о том, что для Александра, который никак не мог найти повода самому предъявить обвинение и наказать оппозицию, эта пугающая, плохая весть станет решением его проблем, царь усмехнулся.

Сумерки. Вслед за десятком людей, спешно вошедших в царскую ставку, прошли двое закутанных в черное людей, сопровождаемых Аристофаном. Раскрасневшийся после бани Александр сидел, учащенно дышал. Приглашенные сидели тихо, предчувствуя беду.

– Метрон, говори! – гаркнул Александр.

– Младший брат присутствующего здесь Кебалина Никомах услышал об этом коварстве от своего друга Димна.

– Кебалин, скажи так, чтобы все слышали! Что сказал твоему брату Димн?

– Димн… Кажется, малость перепил… Неделю тому назад Димн с возбуждением рассказал Никомаху о договоренности убить царя, сказал даже сроки. Хвалился тем, что он сам тоже будет участвовать в убийстве царя, продавшего греко-македонский дух персам, и тем самым войдет в историю.

– Говоришь, что слышал неделю назад, Кебалин? – пристал Птолемей. – Где ты был раньше?

– Видимо в то самое время за Никомахом следили, поэтому он поручил мне сообщить об этом царю, и я пошел к ставке. Тут вышел Филота. Я рассказал все ему. Филота снова зашел в ставку, а по возвращении стал меня искать. Испугавшись Филоты, я наблюдал за ним издалека, находясь среди воинов.

Собравшиеся полководцы переглянулись между собой.

– Да все это сплошная ложь! – стал придираться Клито. – Если во главе заговора стоит Филота, почему ты до сих пор жив? Ну-ка, объясни!

– Я после этого не ходил в свой шатер.

– Где был? Говори прямо! – накинулся Клито.

– Я был у одной вдовы.

Не выдержавший того, как Клито ведет разговор, Александр сам продолжил допрос.

– Где Никомах?

– У себя. Злоумышленники не знают, что он мне все рассказал.

– Аристофан! Приведи сюда Никомаха и Димна, но не надо их арестовывать. Сделайте так, чтобы никто ничего не заподозрил.

– Я не буду участвовать в этом спектакле. Я воин. Если не возражаешь, я пойду, Александр. Твоего ума здесь достаточно. «А я и не нужен», – сказал Клито и хмуро направился к выходу.

– Клито! Стой! – Голос Александра прогремел во весь шатер. – В эту ночь никто никуда не выйдет. Стража! – Начальник стражи вошел внутрь.

– Вошедшего в шатер человека без моего разрешения наружу не выпускать!

Хоть Александр и радовался тому, что было названо имя Филоты, он не понимал, почему он так беззаботно ходит, если он действительно причастен к заговору. В поисках ответа на этот вопрос в эту ночь он, держа в уме последний разговор с Филотой, продумывал, как бы не промахнуться мимо намеченной цели. Об одном разговоре, который произошел между Филотой и сидящим здесь Каллисфеном поведала Александру любовница Филоты – шпионка из царской секретной службы красавица Антигона. Тогда Филота задал вопрос Каллисфену:

– Каллисфен, чье имя сегодня в Греции самое почитаемое?

– Гармадия и Аристогитона, – ответил Каллисфен.

– Почему?

– Потому что они убили одного из двух тиранов, душивших Элладу, и вернули народу свободу, – объяснил Каллисфен Филоте. Этот самый Каллисфен сейчас находится здесь, среди самых избранных, а сам даже бровью не ведет. Каллисфен по словам великого учителя был очень талантлив. Видный, красноречивый, грамотный, много знающий человек. Он изначально держался от царя на некотором расстоянии. Написанные им оды нравились Александру. Особенно доволен был Александр, когда тот описывал один случай, произошедший в Египте, когда Александр хотел добиться признания того, чтобы его происхождение вели не от его отца Филлипа, а от самого бога Зевса. Египетские жрецы ввели Александра в ряд фараонов и с позволения бога Аммона объявили Александра сыном Зевса. Этому событию Александр придал особо большое значение, совершил обильное жертвоприношение, всех одарил щедрыми дарами. Вскоре в городе Мемфис, находящемся в долине Нила, он совершил еще один обряд жертвоприношения, но еще щедрее прежнего. Тогда он преследовал цель дать всем окончательно понять, что он выше любого грека и македонца, начиная от Пармениона. Тогда Филота впервые дал о себе знать. Когда он пришел поздравить Александра со статусом сына Зевса, он не преминул уколоть его. Филота закончил поздравление словами: «Нет хуже жизни под властью того, кто возвысил себя над остальными людьми». В то время Александра лишь считали первым среди равных, выросшие свободными представители греко-македонской знати в открытую не одобрили внезапное обожествление Александра. А Александр, полагаясь на богов, поспешил всех, начиная с Пармениона, поставить значительно ниже себя. Это обстоятельство разозлило людей, а сколько их стало насмехаться! Александр неоднократно слышал, что главным зачинщиком таких насмешек был этот самый Каллисфен. Обязанностью Каллисфена в этом походе было описывать поход царя, отправлять хроники на родину, писать хвалебные оды. Касаемо царя он вроде как оправдывал его роскошные наряды, его нелегкую долю.

Когда Каллисфен описывал событие, при котором египетские жрецы объявили о божественном происхождении Александра, он свою Оду представил в виде примера из мифологии. С подачи Каллисфена простой народ в далекой Элладе поверил в то, что Александр, выйдя в путь простым человеком, превратился в божество. Но время показало, что Каллисфен был не одинок. Первым был автор красивых и мелодичных од, написанных с высшим пафосом, который сказал: «Если тебе нужны слава и похвала, глотай все без разбора». Вторым был насмехавшийся над Александром, веселивший молодых аристократов своим острым языком неугомонный Каллисфен. Сейчас он стоит среди людей, которых царь поднял с постелей и вызвал в ставку, и затаив дыхание ждет, чем закончится эта смута. Телохранители Александра торопливо привели Кебелина, Никомаха и Димна к царскому трону. Александр сразу приступил к допросу.

– Кебалин! От кого ты услышал о покушении?

– Вот, от моего младшего брата Никомаха.

– Никомах, а ты от кого услышал?

– От Димна. Вот он стоит.

– Димн, кто, кроме тебя, входит в число заговорщиков? Кто у вас главный?

– Я знаю троих, кто подговаривал меня… Македонский телоид Метрон, греки Гордио и Андромах.

– Кто главный?

– Я был пьян…

– Кто главный?!!

– Я не знаю точно… Я слышал, что Парменион и Филота, покойный Гегелох на пути в Гавгамелы составили план. Точно не знаю.

– Кебалин! Что ты сделал после того, как услышал эту новость от брата? – Александр нарочно начал все заново.

– Я подумал, что за братом следят, и оставил его дома, а сам пришел в ставку. Стал искать возможность доставить вам весть. В это время из ставки вышел Филота. После чего я доложил обо всем этому полководцу. Он сказал мне: «Жди меня здесь», и зашел снова в ставку. Я спрятался и наблюдал со стороны. Филота снова вышел, дал кому-то поручение, а сам долго стоял на месте.

– Ты знал, что зачинщиком заговора является Филота, Кебалин?

– Нет. Я слышал, что заговор молодых аристократов опирается на Каллисфена и Филоту.

– Замолчи, негодяй! – Каллисфен соскочил с места.

– Говори ясно, Кебалин… – Александр посмотрел на Каллисфена и с иронией улыбнулся. «До этого ты про себя насмехался надо мной, теперь очередь за мной», – читалось в его глазах.

– Каллисфен! Что случилось? Что за истошный крик?.. Никто не считает тебя одним из злоумышленников. Он слышал лишь, что ты был их духовной опорой. Это еще не доказано. Садись. Филота все расставит по местам.

Александр снова обратился к Кебалину.

– Кебалин, зачем ты пошел к управляющему арсеналом?

– Уже пятый день, как я рассказал Филоте об этой страшной новости. Злоумышленники хищнически смеются, бахвалятся, говорят всякую чушь в войске. Из этого я понял, что моя весть не дошла до тебя, и я обратился к начальнику арсенала.

Александр поднял правую руку.

– Аристофан! Размести Кебалина и Никомаха поблизости. Ни в чем не притесняйте. Они не должны ни с кем общаться. Выставь надежную охрану. Никто не должен знать, кто они и как их зовут. Димна арестовать. Сейчас же… Гарнизоны Кратера, Филоты окружите. Птолемей, возьмешь с собой лишь своих телохранителей и пойдешь к Филоте. Скажешь ему: «Тебя вызывает царь. Причины я сам не знаю», – и приведешь ко мне. Если Филота окажется чист – спору конец. Все зависит от тебя. А этот предатель, как там его?

– Димн…

– Трех злоумышленников, которых он назвал, незаметно для других возьмите под стражу. Чтобы до рассвета получили список участников заговора. Всех, кого назовут, арестуйте.

Ночь потихоньку погрузилась в кромешную темноту. Снаружи кто-то суетливо ходил, были слышны грубые голоса. У сидящих в царской ставке в духоте людей головы сжимались словно зерна гороха. В сердцах было тревожно. Эта ночь – только начало новой смуты. Начиная от знатных людей греко-македонского войска, вся злоба, накопившаяся до вынесения смертного приговора царю, выйдет в эту ночь наружу. Несмотря на свое небольшое телосложение, державший в своих руках два царства, ловкий и находчивый, деятельный Александр теперь не отпустит своего.

Шумные голоса снаружи замолкли. Было слышно даже, как сто вооруженных людей слезли с коней и по установленному царем порядку сдавали свое оружие начальнику охраны. Вскоре в дверях показался Птолемей. За ним зашел беззаботный Филота. Зашел и резко запрокинул голову, показывая своим видом: «ты звал – я пришел». Не представ перед царем, сидевшим на троне неопределённое время, он направился в сторону группы, сидевшей вдоль стола, начиная от Лисимаха, заканчивая Каллисфеном.

– Филота, предстань передо мной! – приказал царь. Филота не знал более отвратительного зрелища, чем созерцание сидящего на троне Александра, который сначала в Египте назвался сыном Зевса, тем самым выделяя себя над другими, а после Персеполя принял облик персидского царя и отдалился от остальных. И вот этот высокомерный человек, будто собираясь сегодня лично растоптать его, дает приказ. «Филота, предстань передо мной,» – эти слова, призывающие к рабской покорности, подхлестнули его достоинство.