Текст книги "Европейские мины и контрмины"

Глава двадцать девятая

Глубокая тишина царствовала на улице Муфтар, когда молодой человек быстрым твердым шагом подходил к дому, на третьем этаже которого жила мадам Ремон. Этот человек нес под мышкой узел, завязанный в грубый холст, и, подойдя к дому, позвонил с уверенностью давнишнего жильца. Старый привратник поднялся со своего ложа и машинально потянул веревочку, посредством которой поднималась щеколда. В то же время он выглянул в окно.

– Добрый вечер, – крикнул Жорж Лефранк, – сожалею, что обеспокоил вас, но вы знаете, мое ремесло…

– Покойной ночи, господин Лефранк, – ответил старик добродушно, – очень рад, что вы наконец можете отдохнуть, – покойной ночи!

И он закрыл свое оконце, между тем как молодой человек взошел на темную лестницу уверенными и почти неслышными шагами.

Так же неслышно открыл он дверь в переднюю, постоял с минуту, прислушиваясь, и потом осторожно и почти робко постучал пальцами в дверь комнаты мадам Бернар, у которой еще горел огонь.

В комнате послышались торопливые шаги, дверь отворилась – и на пороге показалась молодая женщина, которая сказала с улыбкой:

– Я сейчас перестану работать, не браните меня, мадам Ремон…

На ее лице явилось выражение удивленья при виде молодого человека, одним быстрым взглядом окинула она всю его фигуру, выпачканное сажей платье, взволнованное лицо, узелок под мышкой.

Потом опустила глаза и, отступя на шаг, но не закрыв, однако, дверей, сказала строгим тоном:

– Господин Лефранк, я не ожидала, что дружба и доверие, которое я оказывала вам, могли уменьшить ваше уважение ко мне.

Молодой рабочий сильно покраснел, но тем не менее быстро вошел в комнату и запер дверь.

– Луиза, – сказал он тихо, тяжело дыша, – простите это нарушение приличий, но выслушайте меня. – Я принес вам хорошие известия, то, что мог принести только в ночной темноте, только две минуты – я тотчас уйду и вы перестанете сомневаться во мне.

Он быстро развязал грубый холст и поставил находившийся в нем ящичек на стол, освещенный простой лампой.

В глазах молодой женщины сверкнула молния. Она тихо вскрикнула с торжествующей радостью и с невольным движением бросилась, как тигр на добычу, к столу и схватила обеими руками ящичек.

Потом глубоко вздохнула, закрыла глаза на минуту и прижала руки к груди, стараясь овладеть собой.

Когда она открыла глаза, последние горели тихой радостью; она подошла к Жоржу, протянула ему руку и сказала нежным тоном:

– Простите, мой друг, если я мысленно обвиняла вас, тогда как вы принесли мне средство спасти мою честь, и, – прибавила она с легким румянцев, – открыть дорогу к счастью!

Она подошла еще ближе и положила голову к нему на грудь.

– Луиза! – вскричал он испуганно, между тем как его глаза горели счастьем. – Взгляните на мою запачканную блузу!

Она не отвечала ничего, приподняла голову, не отнимая ее от его груди, и посмотрела на него такими глазами, что молодой человек задрожал от избытка блаженства.

Он нагнулся и напечатлел на ее полураскрытых губах искренний поцелуй.

Несколько мгновений они не выпускали друг друга из объятий, потом она тихо высвободилась, заглянула ему в глаза и сказала:

– Как добыли вы, дорогой друг, этот ящичек? Каким опасностям вы подвергались из-за меня!

– Не спрашивайте, – отвечал он, угрюмо смотря вниз, – если знатные без разбора употребляют против нас всю силу своего положения и средств, то будет ли несправедливостью, если мы защищаемся единственно возможным для нас оружием – хитростью и ловкостью, приобретаемой посредством нашего ремесла? – Он помолчал несколько мгновений. – Ящичек, содержащий столько важных для вас документов, здесь, – сказал он потом, – оставим же все прочее.

– Но, – сказала она, проницательно глядя на молодого рабочего, – уверены ли вы, что подозрение не поведет к следствию, которое может поставить вас в опасное положение, я не утешусь, если ваша преданность ко мне будет гибельна для вас…

– Не беспокойтесь, – отвечал он почти весело, – мой путь не выдаст меня, никто не откроет моих следов. Но прежде всего откроем ящичек и удостоверимся, находятся ли в нем желаемые бумаги!

Молодая женщина бросилась к ящичку.

Он был заперт.

– Есть у вас какой-нибудь железный инструмент? – спросил он.

Она осмотрелась вокруг и подала ему железную полосу, которой ворошила угли огня в камине.

Жорж сделал надрез в ящичке, вставил туда железную полосу, завернул все толстым холстом, чтобы заглушить треск, и одним нажатием своей могучей руки сломал замок.

Потом поставил открытый ящичек на стол.

Молодая женщина робко подошла к Жоржу.

– Мой друг, – сказала она тихим, едва дрожащим голосом, – не нахожу слов выразить вам свою благодарность, задачей моей жизни будет сделать вас счастливым, если б даже я обманулась в своих надеждах и не нашла желаемого! Однако, – продолжала она, поднимая на него глаза с восхитительным смущением, – мне будет тяжело, но если проснется мадам Ремон, услышит нас, застанет вас здесь…

Она закрыла лицо руками.

Жорж взглянул на нее с выраженьем любви и счастья.

– Вы правы, – прошептал он, – посмотрите, заключаются ли в ящике ваши бумаги. Завтра расскажете мне. Покойной ночи!

– Еще одно, – сказала она, – надобно быть осторожным, унесите этот ящичек, разломайте его и бросьте обломки за городом, в реку. Надобно устранить всякую возможность опасности для вас!

Схватив ящичек, она вытрясла содержимое им на подушку и подала ящичек молодому человеку. Потом снова подошла к нему и, подставив лицо, прошептала:

– Покойной ночи, мой милый Жорж!

Он взял одной рукой ящичек, другой обвил молодую женщину и быстро поцеловал в губы.

Глаза его горели, он весь дрожал и, оторвавшись от молодой женщины, шепнул:

– Покойной ночи!

С этими словами он оставил комнату и, точно пьяный, пошел неверными шагами в свою комнату.

В передней царствовали мертвая тишина и мрак; поэтому молодой человек, даже не находясь в таком состоянии, при котором невозможны никакие наблюдения, не мог бы заметить, что дверь в комнату глухого старика Мартино была не плотно затворена.

Когда Жорж вошел в свою комнату, дверь эта затворилась и замок щелкнул едва слышно.

Как только Антония осталась одна, лицо ее утратило робкое и любящее выраженье. Глаза ее сверкали торжествующей гордостью, ноздри расширились, как у благородного коня, летящего к цели на скаковом кругу; победоносная улыбка полураскрыла ее губы, из-за которых виднелись блестящие зубы.

Она собрала бумаги, лежавшие на подушке, и отнесла их на стол.

Между бумагами оказалось несколько свертков с золотом.

– А, – произнесла она улыбалась, – приятное с полезным!

Потом задумалась на минуту.

– Бедняжке было трудно и тяжело, ему придется еще претерпеть горе; кажется, он искренно меня любит, он почти растрогал меня и по крайней мере должен воспользоваться материальными плодами! – И спрятала в комод свертки с золотом.

– Теперь, мой дорогой граф Риверо, – сказала она, садясь за стол, – вы будете довольны! Но сперва я пересмотрю для себя эти бумажки. Говорят, знание – сила, а я хочу быть сильной – посмотрим же, что тут есть интересного.

И она углубилась в чтение писем и заметок, лежавших перед ней на столе.

Вскоре она принесла бумаги и письменный прибор и начала переписывать некоторые документы.

* * *

На другое утро Жорж, по обыкновению, встретился с нею в передней.

Она приветствовала его блаженной улыбкой.

– Я нашла то, что искала, – прошептала она, – теперь я могу предъявлять свои права. Но, – прибавила она грустно, – является новое затруднение, – как могу я воспользоваться этими бумагами, не возбудив вопроса о том, каким путем я приобрела их?

Он был поражен.

– Во всяком случае, главная цель достигнута, – сказала она, – я могу доказать вам свою невинность, что была жертвою обмана.

– Разве нужны подобные доказательства? – спросил он.

– Для вас – может быть, нет, – возразила она, – для меня же самой оправдание было безусловно необходимо. Мы спокойно переговорим обо всем и придумаем, что делать. Вы ведь моя опора и защита, – прибавила она с обворожительной улыбкой, – теперь же торопитесь унести ящичек, вы обещаете мне бросить обломки в реку, далеко от Парижа?

– Я готов сделать это, – сказал он, – и желал бы похоронить вместе с тем печальное прошлое.

– Мои надежды принадлежат счастливому будущему, – отвечала она, пожимая ему руку.

Мадам Ремон вышла из своей комнаты.

– Прилежная юность стыдит меня, – сказала она, ласково кланяясь молодым людям. – Вы уже встали, Жорж, пробыв долго на работе, на которую отправились с вечера?

– Мне необходимо идти со двора, – отвечал молодой человек, – и я привык мало спать. – До свиданья сегодня вечером! – сказал он, взял узелок из своей комнаты и сбежал с лестницы.

– Отличный, добрый молодой человек, – заметила старуха, смотря ему вслед, – он будет примерным мужем, каких мало в наше время, – прибавила она с ласковым и вместе с тем проницательным взглядом на свою молодую жилицу. – Однако ж, – продолжала она, когда последняя отвернулась в смущении, – мне также надобно идти со двора за покупками. – Стерегите дом, милое дитя, и если что будет нужно бедному Мартино, то потрудитесь подать ему.

Она взяла корзинку, повязала голову платком и вышла из дому, чтобы закупить на ближайшем рынке все необходимое для ее маленького хозяйства.

Антония возвратилась в свою комнату.

Приведя в порядок бумаги и копии, она оделась, чтобы идти со двора.

– Итак, окончено это странствование по житейским пропастям, – сказала она, – к счастью, оно было намеренное и добровольное. Я добыла сокровище, которого искала, и снова поднимаюсь на яркую и светлую поверхность, обогатившись одним талисманом, который дает влияние и могущество!

Стукнули в дверь, и вслед за тем вошел старик Мартино в своем парике и синих очках.

Молодая женщина пошла к нему навстречу с приветливой улыбкой и спросила скорее взглядом, чем голосом:

– Чем могу служить вам?

Старик вошел в комнату и запер дверь, потом сделал несколько шагов вперед и осмотрелся вокруг.

Антония с удивлением смотрела на него.

– Прошу вас, – сказал Мартино твердым, сильным и решительным тоном, мало походившим на болезненно-слабый, тихий голос, которым обыкновенно говорил старик, – прошу вас немедленно отдать мне для просмотра те бумаги, которые принес вчера Жорж Лефранк в ящичке.

Молодая женщина, словно окаменев, смотрела на этого человека, так просто говорившего о тайне и так повелительно требовавшего отдать ему вещь, которая стоила ей так много труда и на которую она возлагала столь много надежд.

– Я не понимаю вас, – сказала она, – не знаю, право…

– В нашем распоряжении ровно час, – сказал Мартино спокойно, – по крайней мере столько времени употребляет мадам Ремон для своих закупок. Этого довольно, вот здесь все бумаги, приведенные в порядок.

Он подошел к столу, на который молодая женщина положила пачку.

Она бросилась со сверкающими глазами и загородила стол.

– Я вижу, – сказала она, – что такое ваше поведение в чужой – моей комнате…

– Такое, на какое я имею полное право, маркиза Палланцони, – сказал Мартино, выпрямляясь, так что не осталось и следов сгорбленного, больного старика; одновременно он снял очки и поглядел на молодую женщину двумя черными, вполне здоровыми, быстрыми и проницательными глазами.

Антония опустила поднятую для защиты руку и с минуту бессмысленно смотрела на это совершенно незнакомое ей, холодное и энергическое лицо, которое явилось внезапно, точно по волшебству.

Но вскоре она пришла в себя и, измерив незнакомца гордым взглядом, сказала спокойно:

– Конечно, вы вправе доставлять себе удовольствие посредством всевозможных переодеваний, и, кажется, приобрели в этом некоторую ловкость, но я покорнейше прошу оставить мою комнату.

Неизвестный, скрывавшийся доселе под оболочкой старика Мартино, вынул из кармана карточку и показал ее молодой женщине.

– Эта карточка убедит вас, – сказал он спокойно, – что я имею право предъявлять свои требования. От вас зависит, добровольно исполнить их или заставить меня прибегнуть к другим средствам, которые поведут к судебному следствию о том, какая существует связь между маркизой Палланцони и украденным ящичком, и между маркизой и одной дамой, жившей в Вене год тому назад под именем госпожи Бальцер. Следовательно, дальнейшая ваша нерешительность отнимет у нас драгоценное время.

Антония потеряла присутствие духа, смертельная бледность покрыла ее лицо, она не могла произнести ни одного слова и дрожащими руками держалась за стол.

Неизвестный спокойно и вежливо подвинул стул, на который в изнеможении упала Антония.

Потом он подошел к столу и вскрыл лежавшую на нем пачку. Антония следила оцепенелым взглядом за его движениями, и только глухие стоны вырывались из ее судорожно искривленных, бледных уст.

– Впрочем, не беспокойтесь, – сказал неизвестный, сев за стол и просматривая некоторые бумаги, я не имею намерения отнять у вас столь драгоценные документы, я хочу только знать их содержание и снять копии с особенно важных для меня бумаг.

Антония кинула на него особенный взгляд; лицо ее оживилось, румянец опять заиграл на щеках, и почти незаметная улыбка явилась на губах. Лицо выражало род удивления к этому представителю тайной силы, которая превосходила ее в хитрости, ловкости и притворстве.

– Вы помогли мне, сняв необходимые копии, – сказал неизвестный, – копии сделаны хорошо и верно, мы можем сократить наше занятие, я возьму, с вашего позволения, эти копии, а вы потрудитесь снять для себя новые и, конечно, постараетесь сделать это поскорее, чтобы выбраться из здешнего непривлекательного дома.

Антония вполне успокоилась. Легким наклонением головы она выразила свое согласие. Неизвестный спрятал копии в карман и встал.

– Занятие наше окончилось, – сказал он, – и я не стану беспокоить вас ни на одну минуту больше, однако ж позволю себе дать вам совет.

Антония тревожно посмотрела на него.

– Вы занимаетесь политикой, – продолжал неизвестный, – и, как я удостоверился, с большим искусством и успехом; против этого нельзя ничего возражать. Но если при таком занятии вы пойдете ложными путями, то вас предостерегут. Обратите тогда внимание на это предостережение, которое получите через меня, или иным путем: остерегайтесь действовать вопреки ему, и последствия будут тяжелы для маркизы Палланцони и госпожи Бальцер.

Антония молча кивнула головой.

Неизвестный вынул из кармана лист бумаги и подал его молодой женщине.

– Вот адрес, – сказал он. – Если вам нужно будет получить сведения, то напишите по этому адресу – и вы получите удовлетворительный ответ.

Антония взглянула на адрес и прочитала: «Мадемуазель Пьерин Шамар, портниха, Бульвар Тампля, 13».

Она улыбнулась.

– Может быть, пожелают воспользоваться вашей ловкостью, – продолжал неизвестный, тогда обратятся к вам и вознаградят за всякую оказанную вами услугу.

В глазах Антонии сверкнула молния; она утвердительно кивнула головой.

– Мне остается только засвидетельствовать свое почтение, маркиза, – сказал неизвестный спокойным тоном и без малейшего оттенка иронии, потом надел свои синие очки, принял болезненный вид и, медленно отворив дверь, прошел через переднюю в свою комнату.

Антония неподвижно сидела, бессмысленно глядя в пол.

– Я предполагала, – сказала она через некоторое время почти беззвучно, – что могу развернуть крылья для смелого полета в область высшей жизни, но тяжелая цепь минувшего сковывает меня! Неужели нельзя, – продолжала она, вставая, – прогнать призрак прошлой жизни, который преследует и бросает тень на самые светлые картины настоящего и надежды будущего?

Она стала ходить в глубокой задумчивости; лицо ее было мрачно.

Наконец она остановилась, на губах заиграла тонкая улыбка; казалось, она нашла счастливую мысль.

– Может быть, – прошептала она, – открытая мной новая цель поможет сбросить те узы, которые сковывают мою волю и действия? Двумя силами можно управлять, заставляя их бороться. Вперед! Положимся на свое счастье! А, граф Риверо, я, может быть, нашла средство избавиться от вашего гордого владычества!

Она взяла пачку бумаг со стола и свертки с золотом из комода и спрятала все это в карман. Потом взглянула в последний раз на комнату и сбежала с лестницы.

Поклонившись ласково старику-привратнику, она оставила дом и, закрыв лицо густой вуалью, направилась к изящнейшим частям Парижа.

Спустя некоторое время сошел с лестницы старик Мартино. Дрожа и ощупывая палкой дорогу, он отправился на свою ежедневную небольшую прогулку.

* * *

Грустно и почти молча сидели вечером Жорж Лефранк и Мартино в маленькой комнате мадам Ремон вокруг освещенного лампой стола. Старуха с беспокойством посматривала на дверь: молодой рабочий был угрюм; старик в синих очках сидел со своей однообразной, спокойной и почтительной улыбкой.

– Наша милая жилица долго заставляет ждать себя, – сказал он наконец тоненьким, болезненным голосом.

Жорж встал. Сложив руки, он подошел к окну и молча всматривался в постепенно сгущавшуюся темноту.

– Не понимаю, – сказала мадам Ремон, – она вышла еще утром и никогда прежде не запаздывала. Боже мой, не случилось ли с ней какого-нибудь несчастия?

Жорж быстро отошел от окна. Невыразимая тоска замечалась в его широко раскрытых глазах: губы дрожали, лицо было бледно.

– Не знаете ли, мадам Ремон, куда она пошла? – спросил он дрожащим голосом.

– И придумать не могу, – отвечала старуха, – обыкновенно она уходила для того, чтобы отнести работу. Кажется, не далее бульваров…

– Надобно идти отыскивать ее! – вскричал молодой человек.

– Поможет ли это? – спросила мадам Ремон. – Можно ли отыскать ее в большом Париже, если действительно с нею случилось несчастье? В противном случае она сама придет.

– Правда, – прошептал Жорж, – пока станешь искать ее на улицах, она возвратится.

И, поддавшись беспокойству и волнению, он вышел из комнаты, чтобы успокоиться и собраться с мыслями при этом непостижимом отсутствии любимой женщины.

Старуха посмотрела на него с состраданием.

– Бедняжка! – сказала она про себя. – Он так горячо любит, было б ужасно, если с ней случилось несчастие!

Жорж перешел переднюю и готовился войти в свою комнату.

Наружная дверь тихо отворилась.

Жорж с радостью и надеждой бросился к двери.

Вошел комиссионер.

– Господин Жорж Лефранк? – спросил он.

Удивленный и обманувшийся в надежде, Жорж утвердительно кивнул головой.

– Одна дама, – сказал комиссионер, – поручила мне отдать этот пакет Жоржу Лефранку, но только ему одному. И письмо мадам Ремон, которая также живет здесь.

Он подал молодому рабочему маленький, но довольно тяжелый пакет и письмо.

Дрожа от волнения, Жорж спросил:

– Где была дама, где она отдала вам это?

– На углу улиц Риволи и Руаяль, – отвечал комиссионер.

– Куда она пошла?

– Не заметил, получив приказание и плату, я тотчас пошел.

– Следовательно, вы недавно видели эту даму?

– С полчаса тому назад, – ответил комиссионер и, видя молчание Жоржа, поклонился и сошел с лестницы.

Молодой рабочий сделал движение, чтобы догнать его, но удержался. Он вошел в свою комнату, поспешно зажег свечу и вскрыл присланный пакет.

В нем было несколько свертков с золотом и записка.

Жорж поднес записку к свече и прочитал:

«Дорогой друг!

Выйдя сегодня из дома, я встретила дядю, о котором говорила вам. Не знаю, каким образом он нашел мой след и теперь требует немедленно ехать к нему, так как мое личное присутствие необходимо для семейного акта, имеющего связь с делом о наследстве. Он имеет власть надо мной как представитель моего отца; притом же я не решаюсь возбудить своим сопротивлением его подозрение, особенно в отношении известных вам обстоятельств. Поэтому я уезжаю с ним, но ненадолго. Не беспокойтесь обо мне и не ищите меня, я скоро возвращусь к своим друзьям. Я взяла с собою дар вашей дружбы, опасаясь, чтобы он не затерялся. Между прочим, я нашла там и прилагаемые при этом свертки – употребите их для доброй цели.

До свиданья,

Ваш друг, Луиза».

Долго и пристально смотрел молодой человек на эти строки, очевидно, написанные в поспешности.

– Отчего же именно сегодня? – прошептал он. – Сегодня, когда она получила те письма. – Когда я…

Он вскочил и сжал голову обеими руками.

– Какой мрак внезапно покрыл самые светлые из моих надежд! – вскричал он с глубоко прискорбным выражением.

Он медленно опустил руки и поник головой.

– Что значит любовь без доверия? – сказал он. – А я люблю ее, люблю глубоко! И буду верить ей, беззаветно верить!

Черты его приняли выражение спокойной, твердой решимости, с некоторым отвращением он взял свертки с золотом и бросил их в ящик простого стола. Потом взял письмо к мадам Ремон и возвратился в комнату последней.

– Нам нечего беспокоиться о мадам Бернар, – сказал он твердым, уверенным тоном, – она неожиданно встретила родственника, с которым должна немедленно ехать. Она возвратится вскоре. Комиссионер принес мне это известие и письмо.

Он подал старухе письмо.

Мадам Ремон надела очки и прочитала.

– Очень жаль, – сказала она, – что наша жилица пробудет некоторое время в отсутствии, – не понимаю, как все это случилось, я сберегу ее вещи согласно ее просьбе. Она аккуратно расплатилась до конца месяца. Нужно потерпеть немного, Жорж, – прибавила она с ласковой улыбкой.

– С нашей дорогой жилицей не случилось ничего неприятного? – спросил Мартино своим скромным голосом.

Мадам Ремон отрицательно покачала головой.

Кружок разошелся тихо и печально. До самого утра просидел Жорж в своей комнате, читая и перечитывая записку и вызывая образ любимой женщины, который старался всеми силами души освободить от окружавшего его мрака сомнения.