Текст книги "Важнее и сильнее всего… Повествование о запутанной жизни"

Часть первая: Социалистический Реализм

Глава первая

Тем ранним утром 7-го мая в двухкомнатной хрущевке стоял тяжелый дух спиртного и табачного перегара, ибо гуляли уже третьи сутки, делая лишь кратковременные вылазки в Гастроном за пополнением горючего. На столе в живописном натюрморте причудливо компоновались пустые бутылки (угадайте, из-под чего!), консервные банки, недоеденная заветрившаяся «любительская» колбаса, грязные тарелки с окурками и стаканы. Родители всех участников пребывали до конца праздников на даче, поэтому помех народному гулянью не было. Май робко стучался в окно ещё не набравшими летнюю упругость солнечными лучами. Оные лучи, пошарив по интерьеру, высвечивали золотую бахрому эполет и витые шнуры аксельбантов висящего на плечиках кителя с голубыми петлицами ВДВ, а также потертый чемодан с художественно исполненной надписью: «Дембель-1984». Вне всякого сомнения, повод для празднования был самый что ни на есть уважительный – не каждый день человек из армии приходит!

На пороге совмещенного санузла нетерпеливо сучила длинными балеринистыми ногами Марина, сестра Михаила, завернутая в линялый, не по размеру, чужой халат.

– Сережка, выходи! Мне в тубзик надо! – жалобно, и в то же время злобно канючила она.

– Я в ванне, Мариш! Только-только оживать начал! – донесся сопровождаемый плеском воды ответ.

– Да я же сейчас обоссусь! – отбросив всякую деликатность, завопила Марина, – Вылезай скорей!

В санузле послышалось движение, шлепанье босых ног и щелчок задвижки.

– Не заперто, входи!

Девушка вихрем ворвалась в вожделенное помещение и плюхнулась на унитаз.

– Не подсматривай, извращенец! – строго потребовала она, – Мишке скажу!

– Больно надо! – ворчливо отозвался из-за пластиковой занавески Сергей.

Раздалось мелодичное журчание, сопровождаемое блаженными вздохами облегчения. Затем на долгую минуту воцарилась тишина.

– Сереж!

– А?

– Погода хорошая, солнышко… Может, возьмем пивка и на природу двинемся?

– Мысль! Растолкай своего, совет держать будем!

Через полчаса за столом собрались вся компания: свежедембельнутый Сергей, он же хозяин квартиры; лучший друг Михаил с сестрой Мариной; её коллега по кордебалету Оля, подруга Михаила; Маришкин новый кадр Виталик и Лена, соседка и одноклассница Сергея, дождавшаяся его из армии (заметим: редкий случай!).

– Товарищи! Поступило предложение продолжить празднование на природе. Так сказать, организовать выездную сессию, – шумно отхлебнув трижды женатого чаю провозгласил Сергей.

– Погода шепчет: займи рубь и опохмелись! – утробно хохотнул Виталик, – Поддерживаю! Пивко на природе ещё вкуснее и ядренéе!

Михаил довольно хлопнул Марину по плечу:

– Молодец, сеструха! Правильные идеи генерируешь!

– Дурак! – взвизгнула она возмущенно, – Силу-то, рассчитывай! Синяк же будет!

– А я чо… Я – ничо… – смутился брат и неуклюже погладил ушибленное место.

Лена и Оля присоединились к мнению коллектива.

– Так, Мишка и Маришка! Идите за машиной! – деловито принялся раздавать ценные указания Сергей, – А вы, девчата, быстренько приберитесь маленько, устроили тут срач, понимаешь!

– Кто устроил? Мы? – раздался возмущенный дуэт.

– И вы тоже! Шнелль, шнелль!

Михаил с Мариной ушли, ибо добывать машину надлежало вдвоем: Михаил умел водить, а Марина – упрашивать деда. Дед, отставной генерал, если и давал ключи, то разрешал им кататься на его ЗИМе только вдвоем, наивно полагая, что внучка не допустит всяких безобразий и глупостей, на которые горазд балбес-внук.

Идти было недалеко, два квартала. Войдя в подъезд старого, тридцатых годов постройки, дома, Михаил нажал кнопку вызова лифта, пробормотав при этом:

– Пепелац, однако!

Решетчатая шахта позволяла видеть, как кабина, громыхая и лязгая, неторопливо спускается из верхних слоёв атмосферы.

У двери дедовой квартиры Марина оглядела брата и пригладила ему волосы.

– Горе моё небритое, – вздохнула она, – Дыши, что ли, носом, а то дед учует выхлоп и тачку не даст!

– Яволь! – покладисто кивнуло небритое трое суток «горе».

Дед открыл дверь не сразу, ибо разговаривал по телефону и бросить трубку было никак нельзя. При виде внуков его усы, как стрелка барометра, поползли вверх.

– О, какие люди! Милости прошу в горницу!

По натертому мастикой паркету брат и сестра не разуваясь прошли в гостиную, ибо тапочки для гостей в этой квартире считались нонзенсом. Михаил, памятуя о перегаре, приземлился на диван, чтобы быть от деда на некотором расстоянии, а Марина села рядом со стариком за стол.

– Кофейку выпьете? Клава как раз сварила, – спросил хозяин апартаментов и по гусарски щелкнул подтяжками.

Получив утвердительный ответ, рявкнул:

– Клаша! Накрывай на троих! Ко мне внуки припожаловали!

Домработница внесла поднос с фарфоровым кофейником, тремя изящными чашками, сахарницей и молочником, а также овсяным печеньем. Сервиз был праздничный – трофейный, вывезенный из Германии в 1946 году, и внуки поняли, что дед в хорошем настроении, а значит, скорее всего, выцыганить машину выгорит!

– Ну, какие новости? – откусывая печенье ровными, хотя и желтыми от никотина зубами, поинтересовался дед-генерал.

– Серега Златогор намедни из армии пришел, – поведал Михаил, дуя на кофе перед тем, как отхлебнуть.

Старик хмыкнул. Штатский вид и манеры внука ранили его самолюбие. Не пошел парень по военной, семейной традицией освященной тропе! Какой офицер мог бы быть! И стать, и голос! Но – увы, учится всего-навсего в Строгановке…

– Не пришел, а демобилизовался!

– Ну, да… демобилизовался. На прошлой неделе.

– Напомни мне, в каких войсках Сергей служил?

– В воздушно-десантных.

– Г-м, да… Не танкист, значит… И до каких чинов дослужился?

– До рядового.

Генерал открыл было рот, чтобы порассуждать о слабом карьерном росте Сереги, но тут вмешалась Марина:

– Вот, хотим сегодня отметить Сережкино возвращение! На природу поехать, костерок, шашлыки… Ты нам машину не одолжишь, Михал Михалыч?

Взгляд её, устремленный на деда, был кристально чистый и совершенно незамутненный тремя сутками загула. Молодость!

– Дело! – улыбнулся владелец вожделенного транспортного средства, – Я, пожалуй, с вами поеду! Проветрюсь перед парадом!

Он достал из черно-зеленой коробки с надписью «Герцеговина Флор» толстую папиросу, продул мундштук и прикурил от американской зажигалки «Зиппо», подаренной ему в сорок пятом адъютантом самого Эйзенхауэра. Облачко ароматного дыма из заросших волосами ноздрей поплыло по комнате, завихряясь по краям.

Брат и сестра тревожно переглянулись. Они любили деда, но брать его с собой на природу… как-то не вписывалось в сегодняшние планы. Марина, впрочем, быстро нашлась:

– Да как же ты без дамы, один поедешь? Разве что, я кому-нибудь из подруг позвоню?

Михал Михалыч, несмотря на солидный возраст (75 лет!), был до женского полу охоч, ибо вдовел уже лет пятнадцать. Периодически он заводил романы, но в данный момент у него никого не было, это Марина знала точно. Да и предпочитал он женщин зрелых, от тридцати пяти до сорока пяти, молоденькие девчонки его не привлекали.

Ход оказался верным. Генерал на секунду задумался, затем тряхнул головой:

– Лады, езжайте без меня! Только, Мариш, лично проследи, чтоб безобразиев не нарушали! По бутылке пива на человека достаточно… Или вина сухого бутылку на всех!

– Ну, конечно, дедуля! – проворковала девушка, и, чтобы закрепить согласие, обняла деда за шею.

– А ты, Мишка, раз за рулем, вообще не пей! – с напускной строгостью продолжал напутствовать своего горячо любимого потомка дед, – И вообще, слушай, приведи себя в порядок! Побрейся, постригись сходи, а то уже на ушах патлы висят! Пуговицу застегни!

– Так точно! – вскочил с дивана Михаил и вытянулся по стойке «смирно», выпучив при этом глаза.

– Что, «так точно»? – брюзгливо поднял бровь генерал.

– Ой, я хотел сказать: есть, товарищ генерал!

– Ну, то-то! Возьми ключи в тумбочке… И переключайся с двойным выжимом, береги машину!

– И про двойной выжим, и про перегазовку – все помню! – отозвался из прихожей внук, уже сжимающий в кулаке заветные ключи от гаража и автомобиля.

Марина вскочила и поцеловала деда в висок:

– Спасибо-расспасибо, дедуля!

Он придержал её левой рукой.

– Погоди… На, вот, на гулянку вам, – и протянул полусотенную.

Внуки!

Через полчаса сверкающий черным лаком и сияющий хромом, похожий на огромную галошу семиместный аппарат басовито бибикнул у Серегиного подъезда.

Сергей, сопровождаемый Леной, Олей и могучим Виталиком, тащившим сумки со стратегическими материалами, появился незамедлительно.

– Ого! – восхищенно выдохнул Виталик, – Вот это так да! Прямо, крейсер Аврора!

– Ага! ГАЗ-12, пятьдесят восьмого года, – солидно кивнул Михаил, – Таких уже больше не делают. Ну, давайте, грузитесь, грузитесь в машину!

Народ принялся темпераментно грузиться, пытаясь занять лучшие места. Оле выпало сидеть на откидном сидении, но зато у окна. Место рядом с водителем занял, естественно, Сергей. Выждав, когда все успокоятся, Михаил со скучающим видом осведомился:

– Куды ехать-то, ваше благородие, господин военный?

– Ты, вот что, машинист, отвези-ка нас на пляж какой-нибудь… или в лес. Отдыхать желаю. Ну, сам сообрази! Домчишь с ветерком – на чай получишь! – особым, барским голосом приказал Сергей.

– Не извольте сумлеваться, Ваше степенство, господин-товарищ-барин, мигом домчим!

Взревел мотор, со скрежетом и дымом пробуксовали задние колеса – и ЗИМ рванулся с места так резво, что пассажиры повалились друг на друга. Девчата хором завизжали, а Марина отвесила хулигану подзатыльник:

– Ехай нормально! Не дрова, чай, везешь!

Вывернув вскоре на Ленинский проспект, покатили на юго-запад. Там, километрах в шестидесяти от кольцевой, имелось отличное место с лесной опушкой и уединенным песчаным пляжиком на неширокой речке.

Отъехав с километр, остановились на светофоре. Часы показывали 9:17. Вот, загорелся зеленый. ЗИМ продолжал стоять. Сзади раздались нетерпеливые гудки какого-то жигуленка, но Михаил по-прежнему не трогался с места.

– Миш, а Миш! Ты чего? – толкнул его в бок Сергей, – Зеленый же! Опа, опять красный! Эй! Очнись!

Михаил не отвечал и, вообще, не реагировал на раздражители, ибо по тротуару шла девушка, красивая нездешней, не московской красотой. Первое, что приковывало к ней внимание, была танцующая походка. Казалось, девушка двигается под звуки одной только ей слышимой мелодии. Второе – распущенные волосы, перехваченные алой лентой. Черные, пышные, вьющиеся, они колыхались на слабом до умеренного ветерке и струились ниже округлой попы, упакованной – Бог ты мой! – в черные «техасы»! Где она их только взяла, с шестидесятых годов их советская промышленность не выпускает! Фигура напоминала песочные часы на длинных-предлинных ногах, обутых в простенькие полукеды. Дешевенькая трикотажная кофточка обтягивала красивые плечи и высокую налитую грудь, не оскверненную лифчиком. При звуке рассерженных гудков девушка обернулась, придержав одной рукой волосы, и огромные тёмно-синие, как стратосфера, глаза встретили взгляд Михаила. Перед ним как-будто открылся туннель, ведущий в иные миры! Зрачки девушки ощутимо пульсировали, гипнотизировали, втягивали в себя. Это длилось долю секунды… Затем она пропала из виду: другие пешеходы заслонили её. Михаил очумело помотал головой и тронулся на желтый.

– Эй, осторожней! Убьешь нас всех нахрен! – обеспокоенно завопил Сергей, когда машина едва разминулась с въехавшей на перекресток Волгой, – Да что с тобой, вообще, такое!?

Михаил не отвечал – перед глазами всё ещё стояла прекрасная незнакомка.

Пассажиры некоторое время оживленно обсуждали происшествие, стыдили водителя всякими словами, которые Автор не решается здесь цитировать из боязни травмировать нравственность Читателя, взывали к его комсомольской совести и верности моральному кодексу строителя коммунизма. Наконец, сошлись на мнении, что парня посетила белая горячка, и место ему в психбольнице имени Кащенко. Отживевший Михаил вяло отругивался, и вскоре разговор перешел на другие темы. Только Оля чувствовала некую тревогу и отчуждение, что ли, любимого человека.

Через час приехали на место. ЗИМ, тяжело переваливаясь на кочковатой лесной дороге, выехал на берег реки. Там, как и предполагалось, никого не было.

Лес подходил к берегу совсем вплотную, широким клином отделяя реку от зеленеющего километрах в трёх колхозного поля. Вода в реке была чистая, вся муть половодья уже успела осесть. Приятный песчаный уединенный пляжик был главным козырем этого места: летом здесь можно было купаться и загорать голышом, нипочем посторонние не увидят!

Выгрузив припасы и разбив лагерь, мужчины набрали дровишек для костра. Девушки, подобрав подолы, ходили босиком по воде и кокетливо повизгивали. Вода была холодновата – начало Мая, что вы хотите!

– Девчонки! Идите сюда! Щас костер разжигаем! – позвал Сергей, вкладывая в свой призыв некую особую значительность, ибо костер есть центральное событие пикника, из-за которого, собственно, и затевался выезд на плэнер.

Куча хворосту была большая, ибо для шашлыков требовалось много углей, но сложена была бестолково, а потому гореть никак не желала, как ни пытались раздувать пламя от подсовываемых старых газет.

– Настоящий пионер должен уметь разжигать костер с одной спички! – нравоучительно заметил Сергей красному и потному Виталику, взявшему на себя роль кострового.

– С одной спички, ага! – пропыхтел тот, – И с одной канистры бензина! Миш, а Миш! Дай шланг, я бензину отсосу маленечко!

Шланг был выдан, отсос произведен, и костер, наконец, запылал.

– Ну, такое дело надо отпраздновать! – воодушевленно заявил Виталик, зубами срывая полиэтиленовую пробку с бутылки ёмкостью ноль восемь, – Поднимем бокалы, содвинем их разом!

В эмалированные и пластмассовые кружки забулькал портвейн «Кавказ», ибо было решено от водки воздержаться, чтобы отдохнуть от пьянства.

Михаил накрыл свою кружку ладонью.

– Я пить не буду!

– Почему?! – дружно изумился коллектив.

– Дед винище запретил употреблять внутрь. Только «Боржом» можно!

Заявление прозвучало веско. Народ впечатлился. Сергей достал бутылку «Боржома» и, пытливо заглядывая другу в глаза, медленно откупорил. Он подозревал какую-то шутку, розыгрыш. Типа, сейчас Мишка повернется спиной, а там надпись: «Выпьем мы сейчас „Боржом“ и тихонечко заржем!». Или наберет в рот воды, а потом выпустит на подбородок красную краску, ну, вроде кровь, захрипит и задергается со словами: «Отравили, гады!». Нечто подобное они уже неоднократно отмачивали, каждый раз с грандиозным успехом. Но Михаил взял бутылку и отпил как ни в чем не бывало.

– И когда мы должны смеяться? – напряженным голосом вопросила Марина, тоже ожидавшая от братца чего-нибудь эдакого.

– Да, прямо сейчас можете!

Все хихикнули, но как-то неуверенно, и осторожно выпили портвейн, опасаясь подмены на подкрашенный спирт или подмеса в благородный напиток чего-нибудь, вроде пургена. А что, с Мишки станется! Но портвейн оказался самым настоящим, правильным… Странно!

Постепенно все успокоились и забыли про странный розыгрыш в кавычках. А Михаил и не разыгрывал, просто не хотел пьянствовать, желая сохранить ясность мыслей. Жуя бутерброд с колбасой, он попытался вспомнить лицо той девушки… Получилось! Эх, бумагу не взял! Ну, ничего, дома нарисует портрет по памяти.

Народное гулянье шло своим чередом. Всем от портвейна стало легко и весело, Сергей настроил гитару и стал исполнять балладу Высоцкого:

Как в однажды в славном том государстве,

Где не войн, ни катаклизмов, ни бурь,

Поселился дикий вепрь агромадный:

То ли буйвол, то ли бык, то ли тур!

Девчата смеялись и подпевали рефрен, Виталик вскочил и пытался изобразить действие баллады пантомимой. Получалось очень забавно!

Затем костер прогорел, угли собрали в кучку и укрепили над ними шампуры с купленной в кулинарии маринованной свининой. Жир с шипением капал на угли и сгорал синим пламенем, оставляя в воздухе приятный запах, присущий только шашлыку на открытом огне.

– Готово, пожалуй! – попробовав кусочек, решил Виталик, – Навались, орда!

Шампуры расхватали и впились в сочное мясо крепкими молодыми зубами. Один Михаил ел без особого аппетита. Оля с тревогой поглядывала на него. Они были вместе уже целый месяц, парень ей сильно нравился, да и она ему не была безразлична: звонит почти каждый день, портрет нарисовал, в кафе-мороженое приглашал, в кино ходили три раза. Ну, и это-самое… Отношения хотелось развивать и укреплять! Но сегодня миленок был какой-то вялый и задумчивый. Может быть, попытаться его расшевелить? Она придвинулась ближе и обняла парня за шею. Не отстранился, но и не показал, что ему приятно. Решила попозже устроить ему сеанс кустотерапии, а то что это за выезд на природу без этого-самого?

Приговоренные к истреблению посредством поедания шашлыки, жалобно попискивая, исчезли в желудках.

– Всё выпито, всё сожрато! – вздохнув, резюмировал Сергей, вороша угли несгоревшей веткой.

Затем снова взял гитару и запел:

Дым костра создает уют,

Искры гаснут в полете сами…

Лена и Марина пошли к речке мыть посуду, Виталик увязался с ними, заявив, что хочет искупаться. Воспользовавшись моментом, Оля предложила Михаилу прогуляться в лес, за цветами. Тот согласился: почему не размять ноги? На самом деле Олю интересовал только Цветок Счастья. Ну, ты знаешь, Читатель: этакий красный колокольчик на длинном мясистом стебле, с двумя клубнями у корня.

Сергей, оставшийся в одиночестве, некоторое время задумчиво курил, сплевывая в костер и попадая каждый раз, затем, ощутив зов природы, поднялся и направился в лес. Пройдя метров пятьдесят, он не нашел подходящего места и двинулся дальше. О, вот и подходящее поваленное дерево! И лопухи рядом как раз такие, как надо! Аккуратно устроившись в развилке, как на унитазе, он закурил сигаретку, предварительно сорвав лопух, чтобы не тянуться потом. В голове от портвейна и шашлыков стоял приятный туман. Физиологический процесс был близок к завершению, как вдруг…

Между деревьями, метрах в ста, по опушке проехал джип в камуфляжной раскраске! Не наш, не советский! Затем – ещё один, такой же. На душе стало тревожно, но осознание ситуации ещё не произошло. Несколько пехотинцев с винтовками М16, в касках и натуральной американской форме с закатанными рукавами прошли совсем близко, метрах в тридцати. И только тогда весь ужас происходящего молнией ударил в мозг.

«Началось! Война!» – холодея, подумал свежедембельнутый рядовой, каждый день накачиваемый на политзанятиях информацией о коварных планах главного потенциального противника, – «Это же десант! Американцы десант высадили!».

Он бегом устремился в сторону лагеря. На четвереньках, чтобы не заметили враги! Свернувшиеся жгутом на щиколотках штаны мешали двигаться, но останавливаться, чтобы надеть их, было некогда, ибо опасно. Метров через полтораста наткнулся на Михаила и Олю. Девушка была, как бы это сказать… слегка обнажена, и сосредоточенно возилась с заевшей молнией на брюках парня. Михаил вяло сопротивлялся.

– Кончайте ваши глупости! Американцы десант высадили! Держитесь ближе к деревьям, срочно уходим! – прокричал им Сергей на бегу.

Увидев фигуру с голым задом они только рты раскрыли, застыв в неуклюжих позах.

Скатившись в ложбинку, наш герой остановился отдышаться и привести одежду в порядок. Главное – до машины добраться, а там – давай Бог ноги! Вперед!

Достигнув костра, Сергей узрел следующую картину: Лена, Марина и Виталик спокойно беседовали с двумя облаченными в камуфляж американцами, мирно прислонивших свои автоматы к сосне.

– А… Э… – слова застряли в гортани.

Сергей чуть не заплакал от беспомощности. Главное, нет ведь ничего, голые руки! Прикинул, не удастся ли захватить автомат…

– Сережка! Иди сюда! – помахала рукой Лена, – Тут, оказывается, рядом кино снимают! Про войну!

– Ёпэрэсэтэ! – только и смог выговорить парень, ощущая внутри чувство облегчения и разочарования одновременно.

Настроение было испорчено.

Немного погодя к костру подошли Михаил с Олей и приняли участие в совместном чаепитии. Американцы в кавычках оказались студентами ВГИКа. Сергею, принявшему их за настоящих коммандос, искренне посочувствовали. Один из них, Володя, рассказал, как два года назад в Калужской области снимали фильм о партизанах.

– Ну, сами понимаете, где партизаны – там и эсэсовцы! А у одного артиста, по роли штурмбанфюрера СС, в том районе дача была. Ну, до райцентра недалеко, съёмки в тот день рано закончились, почему-то… он и решил в райисполком заскочить, бумажку какую-то подписать. Как был, в форме, с водителем (тоже в форме эсэсовской!) на Хорьхе киносъёмочном подъехал к исполкому и идет прямо к председателю в кабинет, а в руке бумагу держит… Все кругом при виде эсэсовца бледные делаются, к стенкам жмутся.

Все захихикали, представляя реакцию предрайисполкома.

– Входит он, значит, в кабинет, а председатель его как увидал – сразу руки поднял! Побледнел, посерел, захрипел. Тоже всерьёз подумал, что немцы в городе! Но потом выпил коньячку, отживел, и бумагу подписал.

Все захохотали.

– А раньше ты говорил, что председатель руку вскинул и «Хайль Гитлер!» кричал! – с подковыркой заметил второй псевдоамериканец, Саша, макая в кружку с чаем печенье.

– Ну, это я по пьянке преувеличил, а сейчас-то я трезвый! – беспечно отмахнулся Володя.

Сие заявление было воспринято как намек, и артистам налили портвейна. Вскоре они ушли – их перерыв заканчивался и надо было опять входить в роль десантников, заброшенных в Московскую область для захвата военного аэродрома, на который, по сценарию, приземлятся основные силы вторжения.

После их ухода разговор не клеился, всем захотелось домой. Да и день уже клонился к вечеру.

– Ну, что? По машинам? – нетерпеливо спросил Михаил, – А то мне ещё вас всех по домам развозить!

Все принялись собираться, и через четверть часа ЗИМ покинул берег речки.

Сергей, окончательно пришедший в себя после шока, понуждал Михаила ехать быстрее. Тот вербально соглашался, но скорость все равно не увеличивал, машину, дескать, беречь надо.

Оля переживала неудачную попытку соблазнения кавалера. Надо же, уж и сама разделась, и его почти раздела, а толку ноль! Ну, прямо никакой реакции внутри штанов! Как будто она не живая женщина, а кукла резиновая! Бубнил только, мол, может не надо, от поцелуев уворачивался, морщась! Наверное, это состояние нестояния у него с перепою, решила девушка. Ничего, завтра выспится и будет опять её вожделеть!

Виталик дремал, сморенный едой, выпивкой и плавным движением машины.

Марина мысленно подсчитывала употребленные за день калории. Получалось много, завтра нужно будет лишний час у станка потрудиться и в баню сходить.

Лена смотрела в окно и мечтала, как Сережа устоится на работу, потом будет свадьба, она родит ему сыночка… С жильём выходила неувязка: жить скорее всего придется с родителями. Где ж свою квартиру взять? Снимать дорого… А на её заводе очередь ой-ей! Лет пятнадцать, в лучшем случае, ждать. Ну, ничего, Сереженька умный, придумает что-нибудь!

Автомобиль уже шуршал шинами по Ленинскому проспекту. Вот и тот самый светофор! Горел зеленый, но Михаил, тем не менее, притормозил, смутно надеясь вновь увидеть ту, поразившую его воображение, девушку. Увы! Среди пешеходов её не было…

Уже в сумерках, развезя всех по домам, брат с сестрой, поднявшись на пятый этаж по стертым ступенькам, хранящим былое величие в виде остатков крепежей для ковровой дорожки (лифт не работал!), позвонили у двери дедовой квартиры. Впустив их в прихожую, Михал Михалыч подозрительно посмотрел на внуков сквозь очки.

– Все в порядке? Машина цела?

– Ну, конечно, дедуля! – ласково отозвалась Марина.

– Вот, возвращаю ключи, товарищ генерал! – коряво козырнул Михаил.

– К пустой голове руку не прикладывают, – ворчливо буркнул дед, шевеля ноздрями, – Не пил? А ну, дыхни!

Внук дыхнул. Михал Михалыч запаха спиртного не унюхал и даже ощутил некоторую тревогу за парня: как это, был на пикнике – и не выпил?

– Ужинать будете? – с надеждой поинтересовался он, надеясь пообщаться ещё хоть немножко, ибо внуки посещали ветерана редко.

Внуки дружно отказались. Они хотели домой, где не были уже четыре дня. Дед нехотя отпустил их, скрывая разочарование: хотелось поболтать, послушать, как у них прошел день… Но, увы! Внуки выросли… и приходят только когда им что-то надо от старика.

Дома Марина сразу завалилась спать, она вообще была ранняя пташка, да и устала за день. Михаил же взялся за карандаш. Через два часа с листа бумаги на него снова смотрела девушка с Ленинского проспекта. Высокий лоб, классический римский носик с деликатно вырезанными ноздрями, пухлые, четко очерченные губы, мягкая линия подбородка. Ну, и глаза! Совершенно особенной, не виданной ранее формы…

– Я найду тебя, – бормотал художник, аккуратно прикнопливая портрет к стене, – Пока не знаю, как, но, где бы ты не была, найду…

Так прошел день 7-го мая 1984 года.