Текст книги "Важнее и сильнее всего… Повествование о запутанной жизни"

Глава четвертая

Вернемся немножко в прошлое, Читатель!

Прибыв в Москву и связавшись с адвокатом Комбергом-Кориотти, детектив Шарль Ронье на некоторое время погрузился в приятное оплачиваемое ничегонеделание. Главный ход должен был сделать помощник, а до тех пор нужно было ждать.

Ромуальд, которому от имени синьоры Каррера был обещан огромный гонорар и выдан аванс, целую неделю ломал голову, с какого боку приступить к порученному делу. Предстояло во первых: выяснить истинные обстоятельства гибели Костанцо Карреры, а во вторых – во что бы то ни стало отомстить Федулову. Ромуальд сразу предупредил Ронье, что на мокрое дело, равно как и на любое физическое насилие, вроде мордобития, он не подписывается. Француз полностью с ним согласился, ибо тоже был против уголовщины.

– Синьора Каррера и не ставила передо мной задачи физической расправы с этим Федуловым. Его надо посадить в его же тюрьму.

– Ого! Легко сказать!

– Я понимаю, синьор Комберг-Кориотти, что это будет непросто. Думайте! Я тоже буду думать.

Как адвокату, Ромуальду неоднократно приходилось бывать в Бутырке, он был знаком с Федуловым и имел представление о тюремных порядках, понятиях и обычаях. За определенную мзду можно было добиться многого, но не всего. Охрана, например, передаст заключенным все, что угодно, кроме, разве что, оружия, но, если спрашивать о том происшествии с якобы захватом заложников, то скажет только то, что приказано.

Ромуальд решил начать с выяснения личности второго гостя подполковника Федулова в тот субботний вечер. Для этого он отправился в бюро судебно-медицинской экспертизы и легко выяснил, в какой морг увозят мертвецов из Бутырки. Подождав три дня, чтобы слегка отросла щетина, и загримировав нос в сизый цвет, наш хитрец отправился в обитель скорби на собеседование.

Над входом в учреждение располагалась надпись, выложенная красным кирпичом: «Hic locus est ubi mors gaudet succurere vitae!», а на лавочке рядом с входом сидели и курили двое немолодых санитаров в белых халатах с засученными по локоть рукавами. Руки, торчащие из рукавов, были синими от татуировок. Приглядевшись взглядом специалиста, Ромуальд понял, что сидели санитары по мелким, незначительным статьям, вроде хулиганства и бродяжничества, а значит, криминальными авторитетами не являлись. О, а вон ту татуху вообще в ЛТП колют! Надув щеки, он вошел в образ отставного боцмана и двинулся на сближение с коллективом.

– Медицинским работникам – наше почтение! – уверенно сделал он ход королевской пешкой, разыгрывая несложный дебют, – Ивана не видали? Сказал, что здесь меня будет ждать!

– Это, какого Ивана? – прохрипел в ответ тот санитар, что сидел правее, и добавил несколько слов, призванных усилить вопрос эмоционально.

– Ну… такого! – неопределенными жестами показал Ромуальд, – Мы с ним вчера в пивняке на Таганке закорешились! Приходи, говорит, завтра, все устрою, только пузырь для смазки возьми, значит. Вот я и пришел!

Услышав слово «пузырь», оба медицинских работника насторожились.

– Нету здеся никакого Ивана! – развел руками тот же санитар, а второй подтвердил кивком и набором междометий, – А ты чего хотел, морячок? Может, и мы на что сгодимся?

– Странно… Может, я перепутал чего? Это морг?

– Ну!

– А это тогда что за лозунг?

– Никто не знает. Нет такого языка. До революции, когда строили, был, а сейчас – нету!

– Жалко! – пожалел исчезнувший язык Ромуальд.

– В стародавние времена, когда в реках рыбу можно было ловить руками, а звери сами приходили к людям из леса, – вдруг чистым и ясным голосом заговорил нараспев второй санитар, заведя глаза под лоб, – жила в племени Чудь девушка, по имени Чудо. Красива она была, как утренний туман над цветущим лугом, как восход солнца над рекой, как драгоценная шкура барса, которого удается добыть лишь раз в дюжину зим. И была она мудра мудростью всех старейшин племени, вместе взятых. Она научила племя разбивать огороды и сажать сладкую репу и морковь, научила украшать одежду речным жемчугом и ковать ножи и наконечники копий из упавших с неба железных камней. А ещё она изобрела специальные знаки, чтобы записывать слова. Все юноши племени мечтали назвать её своей женой, но она не спешила с выбором мужа.

И однажды в становище приехал чужеземец на спине белого животного, вроде оленя, но без рогов. На поясе у него висел железный нож длиной в руку, а на голове сверкала железная шапка. И одет он был в длинную рубаху, сплетенную из железных колец, поверх которой был наброшен плащ из шкуры барса. Увидев Чудо, незнакомец восхитился её красотой и предложил ей немедленно стать его женой. Только головой покачала красавица: как можно выйти замуж, совершенно не зная человека? К тому же, по обычаю, человек, уводящий из племени женщину, должен был заплатить выкуп: дюжину дюжин соболиных шкур.

Услышав отказ, незнакомец рассмеялся смехом, от которого с дубов посыпались желуди:

– Я Рэмбо из племени Сталлонэ! Я всегда добиваюсь того, чего хочу! – и, схватив Чудо, перекинул её через спину животного, которого звали Конь, и быстрее ветра поскакал в сторону восхода солнца.

Все мужчины племени, схватив оружие, кинулись следом. Они бежали неутомимо, как стая волков, напрямик через лес, зная, что Конь скоро устанет от двойной ноши. И в дюжине дюжин полетов стрелы они настигли похитителя на поляне посреди леса и окружили. На поляне Рэмбо брал в жены Чудо, не заплатив выкупа! А Чудо не сопротивлялась, наоборот, ей очень нравилось. Мужчины, возмущенные таким вопиющим нарушением обычая, двинулись на пришельца, чтобы наказать! Увидев их, Рэмбо вскочил на ноги и выхватил свой длинный нож. Опасаясь приблизиться, мужчины пустили стрелы. Целую тучу стрел, заслонившую заходящее солнце! Но стрелы отскочили от одежды Рэмбо и его железной шапки. Началась битва, в которой полегли все мужчины племени Чудь, ибо никому не удалось поразить Рэмбо ни ножом, ни копьем, ни дубиной. Спасся только один. Тяжело раненный в самую середину, он вернулся в становище и рассказал о том, что произошло. Женщины, дети и старики пошли на ту поляну и убедились, что все их мужчины мертвы. Долго, до самого снега, они хоронили их, насыпая высокий курган и обкладывая его камнями. А на вершине кургана выложили камнями заклятие: «Hic locus est ubi mors gaudet succurere vitae!». Поскольку в племени не осталось мужчин, женщины вышли замуж за мужчин из других племен: Ярь, Вэло и Ку. Так племя Чудь перестало быть.

С тех пор прошло много дюжин дюжин лет и зим, в лесу, на берегу реки возник город, и каждый раз, когда на месте древнего кургана строили дом, строители повторяли надпись, выкладывая её из камней… или кирпичей, не ведая истинного смысла заклятия.

Санитар замолчал также неожиданно, как и начал свою повесть.

Ромуальд ошарашенно покрутил головой:

– Ни фига себе! Ну и сказочка! А заклятье-то, что оно означает?

– Ну, типа: не лезь не в своё дело, целее будешь! – пояснил первый санитар, и добавил несколько слов для усиления сей сентенции.

– А чего это он вдруг? – кивнул на замолкшего санитара Ромуальд.

Собеседник пожал плечами:

– С Саньком такое бывает. Молчит-молчит, а потом, иной раз, по часу вещает! Правда, не всегда в тему.

Помолчав, переваривая услышанное, лже-боцман, знавший, что надпись на латыни, и означает: «Здесь смерть радуется успехам жизни», вернулся к цели своего визита:

– Да, может, вы введете в курс насчет работы, раз Ивана нет? Что, как, когда и сколько? Я на Черноморском флоте боцманом служил, квалификациев нету, а у вас тут, говорят, калымы всякие… Кстати, меня Рома зовут!

Он протянул санитарам руку.

– Витёк! – пожал руку говорливый.

– Санёк, – утробно выдавил второй.

Частный детектив в обличье отставника звякнул авоськой:

– Ну, тогда, за знакомство?

Возражений не последовало, хотя шел только десятый час утра. Новые друзья провели обладателя эликсира радости в бытовку и усадили за стол. На стол поставили банку кислой капусты – серой и вонючей, а также кастрюлю с холодной вареной картошкой и сковородку с печенкой. Тоже холодной.

– Слышь, парни, а печенка… вы её не из покойников добываете? – опасливо покосился Ромуальд, доставая водку.

– Не! – заржал Витёк, – Это вчера нам тётка одна на закусь дала! Осталось маленько. Щас, разогреем!

Пока разогревалась печенка с картошкой, он разлил водку в разнокалиберную посуду, но виртуозно, ровно по сто шестьдесят семь граммов.

– С утра не выпил – считай, день напрасно прожил! – поднял тост Витек.

Санек согласился мимикой и жестами.

Выпили, закусили.

– Значит, бывают калымы? – вытер заслезившиеся глаза Ромуальд.

– Бывают, а как же! – отозвался словоохотливый Витек, – Как покойничка выдаем, так нам и это, – тут он щелкнул себя по горлу, – и закусь, и тугрики!

– А случаи бывают интересные? Ну, чтоб бабам похвастаться? – перевел партию в миттельшпиль интриган-адвокат, доставая вторую поллитру.

– Бывают, а как же! Вот, под майские, зэков с Бутырки привезли, аж две штуки! Бунт они устроили, заложника захватили, а конвой их и кокнул. Так, не поверишь, у одного все зубы оказались золотые! Ни одного природного!

Тут Витёк погрустнел:

– Только нам не обломилось в тот раз. Сразу предупредили, что родственники с Ашхабада приедут и порвут, если узнают, что покойника хоть пальцем тронули.

– Ни фига себе! А как его звали?

– О! Я запомнил! Большой человек был, всю Туркмению держал! Щас, щас… Магомед-Али ибн Фархад-хан! Его даже и не вскрывали. А чего вскрывать, когда и так все ясно? Весь затылок разбит! Нам тогда все равно перепало неплохо, от родни, то-есть. Его же, покойника, надо в костюм одеть, да подкрасить, да причесать, да не как-нибудь, а с бережением! А уж мы умеем, правда, Санёк?

Санёк кивнул и приосанился.

Узнав, что хотел, Ромуальд начал закругляться:

– Годится! И калымы есть, и приключения всякие… А ставки есть?

– Не, ставок нету. Но, если хочешь, приходи помогать, по черному, значит. Каждый день будешь сыт, пьян и нос в табаке!

– Это я обмозгую. Но, одначе, в других местах тоже поспрошаю. Покедова, орлы! Приятно было познакомиться!

Расстались, довольные друг другом.

Выяснить, что представлял собой ибн Фархад-хан, или, в русской транскрипции, товарищ Фархадханов, было легко, достаточно было полистать подшивку «Ашхабадской Правды». Второй секретарь Ашхабадского обкома, ого! Деликатно наведя справки в кругах, близким к криминальному миру, удалось установить, что покойный был еще и Великим Ханом Гепардов Пустыни, контролируя почти всю левую экономику республики: контрабанду, плантации мака и конопли, а также работорговлю и перегонку скота из-за границы. И на такого человека Костанцо бросился ни с того, ни с сего, и убил до смерти! Очень странно. Хорошо бы разговорить свидетелей… А свидетели, по словам Марины были сам Федулов и его жена, Зинаида. Вот Зинаиду и надо ковырять! Но, как? Кому женщина откроет свои задушевные тайны? Доверится, так сказать? Сложный вопрос… Подруге? Вряд ли. Подруге можно рассказать о любовнике, но не об убийстве, произошедшем прямо на глазах… Любовнику? Тоже вряд ли! Ему обычно рассказывают о недостатках мужа, и редко и о чем-либо другом, по настоящему важном. Парикмахеру? Пожалуй! Парикмахеру женщины рассказывают многое… доверенному парикмахеру, знакомому на протяжении многих лет. Но такого взять негде… Гадалка! Вот кому Зинаида расскажет все, что надо и не надо!

Придя к такому умозаключению, Ромуальд с месье Ронье поехал к «Детскому Миру», где в скверике около памятника первопечатнику Ивану Фёдорову обычно кучковались цыгане, промышляя гаданьем, мелкой спекуляцией, продажей самодельной губной помады, а также кое-чем запретным. На это и был расчет. Разместив детектива с аппаратурой в укромном месте, наш адвокат принялся прогуливаться, выбирая подходящий персонаж. Через час объект определился: немолодая, осанистая цыганка, не преследующая прохожих с предложением погадать или купить всякую ерунду, а неспешно прогуливающаяся, и иногда присаживающаяся на лавочку. Периодически к ней подходили люди и, после коротких переговоров, вкладывали в руку деньги и торопливо уходили.

Дав знак Ронье, чтобы приготовился, Комберг-Кориотти, одетый на сей раз в старенький плащ и разбитые полуботинки, просившие каши, подошел к воротиле теневого бизнеса:

– Слышь, мать… Это… чеки есть? (Чеками на жаргоне наркоманов назывались капельки опия, наклеенные на кусочек целофана.)

Взглянув на обтрепанного, жалкого человека, цыганка туманно ответила:

– У меня много чего есть. Ты цены знаешь?

– Не здешний я… У себя, в Алма-Ате, знал. Вот, сколько за все это доз дашь? – Ромуальд протянул на трясущейся ладони золотой браслет и несколько колец и серег, тоже золотых, а также царский червонец.

Оглянувшись по сторонам, цыганка отвела его в сторону и, достав из сумки весы, взвесила золото.

– Горячее, небось, рыжьё? – буркнула она, считая что-то на карманном калькуляторе.

– Горячее, не горячее… Тебе не все равно? – окрысился Ромуальд, – Так, сколько?

– Двадцать шесть.

– Всего? – огорчился покупатель, – Набрось хоть парочку! В Алма-Ате…

– Здесь тебе Москва, касатик! Ладно, двадцать семь.

– Хрен с тобой, согласен! Только скорей, а то мочи нет! И баян, баян, а то мой менты отобрали! (Баян – шприц, – жарг.)

– Ой, красивый, тебе и попку, тебе и вазелин! – подосадовала цыганка, – На, только не плачь!

Из сумки, в которой уже исчезло золото, на свет появился новенький шприц на пять кубиков. Затем в дрожащую руку клиента в кавычках отсчитали двадцать семь квадратиков целофана с коричневой, похожей на мед, капелькой в центре каждого.

– Хороший товар, киргизский! – пояснила продавщица, – Ну, ступай себе!

Но Ромуальд выхватил красную книжечку с надписью «МВД СССР» (фальшивую, конечно!):

– Милиция, капитан Дергунов! Вы задержаны, гражданка!

Молниеносным движением цыганка отшвырнула сумку с уликами, тут же пойманную шустрым пацаном лет десяти, который мгновенно испарился.

– Нету ничего, начальник! – показала пустые руки цыганка, – На пустом месте дело шьёшь, да?

– Не все так просто, милая! – задушевно поведал ей адвокат, крепко беря за руку, – Всё задокументировано!

Ронье, повинуясь знаку, приблизился и показал видеокамеру.

– Вот, все на видео заснято, и на магнитофон записано!

Цыганка враз пожухла.

– Может, договоримся, начальничек? Скажи, сколько, всё будет… – процедила она с тоской, ибо за наркотики сроки вешали тяжелые.

– Значит так, во первых: фамилия, имя, отчество? – строгим голосом задал основополагающий вопрос лже-Дергунов.

– Александра Константиновна Гольдман.

– С какого года?

– А с 1945-го.

– Паспорт!

Изучив паспорт, Ромуальд сунул его к себе в карман. Затем вынул портативную рацию:

– Шестой, шестой! Я семнадцатый! Высылайте машину!

Рация что-то неразборчиво прохрипела в ответ. Цыганка совсем завяла, поняв, что её сейчас увезут в новую жизнь за решеткой.

– Присядем пока, Александра.

Они сели на лавочку. Мадам Гольдман интуитивно почувствовала шанс на свободу и выжидательно притихла.

– Значит, на тебе распространение наркотиков и незаконная скупка золота в крупных размерах. До червонца, Шура, – подытожил Ромуальд, – Судимостей-то много?

– Две! – легко ответила дама, – За мелкую спекуляцию. Условный срок два года.

– Это плохо! Человек не должен судиться! – процитировал роман «Золотой Теленок» начитанный адвокат, – Сама понимаешь: зона, лесоповал, цынга…

Цыганка загорюнилась:

– Так, я и говорю: может, договоримся?

– Может, и договоримся… Если отслужить согласишься.

– Всё, что хочешь, кроме… ну, ты понимаешь, начальник: я мужняя жена, многодетная мать и все такое. Не дам, короче!

– Не, это мне не надо. Гадать умеешь?

– Какая ж цыганка гадать не умеет? – искренне удивилась Александра.

– Александра, Александра, что там вьётся перед нами… – промурлыкал Ромуальд, – Надо одной женщине погадать, а заодно выяснить у неё кое-что. Сможешь?

– А чего ж! Дело не сложное, – цыганка подалась вперед, с интересом спросила, – Шпионка, да?

– Нет, не шпионка. А дело вот какое…

Ромуальд подробно объяснил, что, конкретно, нужно выяснить у Зинаиды. Ну, конечно, сообщил все установочные данные: адрес, маршрут следования на работу, как зовут мужа и прочее.

– Справишься – тогда похерю всё, что на тебя есть. Подведешь – посажу. И смыться не думай, не получится. Понятно?

– Да, что уж тут, непонятного… Сделаю, конечно! Когда надо?

– Трёх дней хватит?

– Вполне!

– Тогда вперед! Только золотишко отдай, оно подотчетное. А свои глупости забери, мне ни к чему. Кстати, почему у тебя фамилия какая-то не цыганская?

– Замуж вышла, фамилию мужа взяла.

– А почему не за цыгана, замуж-то?

– Да цыган он! Просто, когда первый раз женился, фамилию жены взял, чтоб в Израиль уехать.

– И что, уехал?

– Ага, только вернулся скоро. Там его в армию хотели загрести, да и для коммерции возможностей мало. Налоги, опять же…

Гражданка Гольдман подала знак, и через секунду сумка была принесена.

Назначив место и время встречи, которые было нельзя изменить, Комберг-Кориотти, довольный собой, покинул скверик.

Зинаида Федулова была блондинкой по складу ума. То-есть, доверчивой и наивной, с упрощенным чувством юмора. Выход замуж за военного офицера, подполковника, к тому же c московской пропиской, она считала высшим достижением своей жизни, и это мнение разделяла вся деревня Марьино, запустившая девушку на планету Москва.

Самым же большим разочарованием в жизни была обломавшаяся поездка в Италию, для которой она даже язык ихний выучила. Зазря, выходит, учила. Что с ним теперь делать?

Работала Зинаида на узле связи телефонисткой. Ей нравилось соединять людей из Москвы с людьми в Благовещенске, Малоярославце и деревне Опадыши, слушать их нехитрые разговоры и говорить строгим голосом:

– Ваше время истекло! Мало ли, что вы не договорили! Разъединяю!

Впрочем, сердце у неё было доброе, и она часто соглашалась продлить разговор секунд на тридцать.

Ясным августовским днем она возвращалась с работы и зашла в кулинарию, чтобы купить к ужину любимое пирожное «Эклер», ибо в обед получила зарплату. Надо же отпраздновать!

– С вас двадцать две копейки, девушка! – сообщила кассирша безразличным голосом.

Зинаида открыла сумочку: странно, кошелька в ней не было! Перерыв там все, она нашла губную помаду №3, утерянную в прошлом году, сломанную мельхиоровую серьгу и пинцет для выщипывания бровей, но кошелька не обнаружила.

– Побыстрей можно, женщина? – понукнул её какой-то дядька, нетерпеливо топтавшийся сзади, – Час уже копаетесь!

– Сейчас… сейчас… – лепетала Зинаида, шаря в карманах курточки.

Увы! Кошелёк исчез!

Нетерпеливый дядька бесцеремонно оттеснил её от кассы, но бедняжка этого даже не заметила. Глаза её медленно наливались слезами по мере осознания масштабов утраты. Сто тридцать рублей! Целый месяц за них корячилась! Сапоги хотела купить на осень!

Осторожно вытирая слёзы уголком платочка, чтобы не размазать тушь, вышла на улицу. Стала вспоминать: когда через проходную шла, кошелек ещё был. Оттуда до кулинарии километр… если не больше. Но, как она могла выронить? Сумка-то закрыта была! Или… неужели украли?! Филя её убьёт! Он к деньгам очень трепетно и серьёзно относится…

– Что случилось, девушка? Почему вы плачете?

Зинаида подняла голову и увидела смуглую женщину лет сорока в дорогом платье и итальянских туфлях. Женщина сочувственно улыбалась.

– Кошелек пропал… То ли потеряла, то ли вытащили… Как мужу скажу? – поведала незнакомке свою беду мадам Федулова.

– Ну, этому горю можно помочь! – уверенно заявила Александра (а это была она, только переодетая!), – Опишите, какой он был, сколько денег, документы, квитанции – всё!

– Ну… такой, коричневый, тисненый под крокодила, сто тридцать три рубля в нем… ещё пропуск на работу, квитанция за электричество… неоплаченная.

– Понятно! – кивнула Александра, – Ну-ка, дайте руку!

Зинаида покорно протянула руку, слегка стесняясь облезшего маникюра.

– Всё ясно, Зина! – весело провозгласила интриганка, бегло изучив ладонь – Знаю, где он лежит!

– А как… как вы узнали? – пролепетала жертва цыганского коварства, – И это… имя моё?

– Я много чего знаю! – многозначительно прищурилась Александра, напуская на себя таинственность, – Пойдем, покажу!

Они пошли в сторону Зининой работы и через пятьсот шагов цыганка указала на решетку водостока, присыпанную всяким мусором:

– Там твой кошелек!

Зинаида опустилась на корточки и разгребла опавшие листья и обрывки газет. Точно! Вот он! Открыла: все деньги на месте, и пропуск тоже! Вот радость-то!

С сияющим лицом она обернулась к незнакомке:

– Ой! Нашелся! Уж такое вам спасибо-расспасибо!

Потом спохватилась:

– А как вас зовут?

– Нина Аркадьевна! – улыбаясь, протянула руку Александра, – Вот и познакомились!

– Ой, Нина Аркадьевна! Как мне вас благодарить-то? Давайте, я сейчас пирожных куплю, все равно собиралась, и чаю вместе попьём, я тут, рядом живу! – возбужденно затараторила Зинаида, – Ну, пожалуйста!

Цыганка снисходительно приняла приглашение.

Дальнейшее было делом техники. За чаем она искусно выпытала у простодушной Зины все, что было нужно для капитана Дергунова (в смысле, Ромуальда!), а также многое сверх того. Квартира ей понравилась: хрусталь, ковры, телевизор японский, видеомагнитофон, шуба котиковая в шкафу (подсмотрела, когда хозяйка отлучилась в туалет!), уйма денег в секретере, на символический замок запертом. Надо будет сказать своим, пусть поработают! То, что хозяин начальник Бутырки, не смущало: и не таких обносили!

Расстались с объятиями и поцелуями.

В назначенное время Александра встретилась с Ромуальдом и передала ему диктофон с записью разговора с женой подполковника Федулова, получив взамен свой паспорт и кассету от видеокамеры с компроматом.

Проанализировав запись, адвокат заключил, что убийство произошло на почве ревности. Значит, Марина за большие деньги встречалась с Магомедом-Али параллельно с Костанцо! Интересно, однако!

Обретя все необходимые сведения, интересующие синьору Каррера, Шарль Ронье принялся разрабатывать план мести. Со слов синьора Комберга-Кориотти он знал, что заключенные, так называемые «блатные», очень жестоко обходятся с попавшими к ним в руки полицейскими, в смысле – милиционерами. Знал он также, что милиционеров, совершивших преступления, вместе с блатными не содержат ни в тюрьме, ни на зоне. Для них зона специальная, «красная». Значит, надо сделать так, чтобы Федулов попал в камеру к уголовникам! Хотя бы ненадолго.

Изучив за несколько дней привычки объекта, удалось установить, что подполковник регулярно посещает одну и ту же пивную на Соколе, где встречается с разными людьми, скорее всего – информаторами. В пивную он ходит, разумеется, в штатском. «Там его и будем работать!» – решил частный детектив. Изложив свой план помощнику, он, однако, столкнулся с категорическим отказом в содействии.

– Поймите меня правильно, синьор Ронье! Я – адвокат, и на уголовщину не пойду! Одно дело мистификации с целью добычи информации, хотя в случае с цыганкой это было уже на грани преступления, и совсем другое дело участвовать в предлагаемом вами мероприятии! Нет, я категорически отказываюсь! – решительно заявил Ромуальд.

– А за большие деньги? – на всякий случай уныло поинтересовался Ронье, без особой, впрочем, надежды.

– Да какие бы ни были награды – нет!

Так посланец мстительной Лючии лишился помощника. Но он не поддался унынию и решил действовать самостоятельно.

Переодевшись в одежду, скрывающую его иностранную сущность, и наклеив усы, он поехал в тот самый скверик у памятника первопечатнику, где без труда нашел цыганку Александру, снова занимающуюся привычным делом.

Подойдя к ней, детектив вежливо спросил ничего не подозревающую гражданку Гольдман:

– Parlano italiano, sinora?

Глянув на него с интересом, Александра ответила:

– Italiano – non. Français – oui!

– Вот и отлично! – с облегчением воскликнул Ронье, – Не хочет ли мадам заработать много денег?

– Много – это сколько? И месье имеет в виду рубли или другие деньги? – бегло прочирикала Александра по французски (где только научилась? Впрочем, цыгане на всех языках говорят! На это детектив и рассчитывал!).

– Ну, несколько тысяч рублей. Договоримся!

– Что надо сделать? – глаза цыганки сверкнули алчностью, – Только имейте в виду, месье, на шпионаж я не подписываюсь!

– Что вы, что вы! Никакого шпионажа. Мне нужен документ для мужчины лет сорока пяти – пятидесяти, но не паспорт и не удостоверение личности офицера. Лучше всего профсоюзный билет или пропуск. И наркотики. Надо одного человека подставить.

Убедившись, что в шпионаж её иностранец не втягивает, Александра попросила его подождать часок, и исчезла. Вернувшись через сорок пять минут, показала два пропуска и три профсоюзных билета. Ронье с её помощью выбрал профсоюзный билет некоего Ивана Семеновича Пыркина, работника лёгкой промышленности, сорока восьми лет от роду.

– А наркоты могу хоть сто сорок чеков, ну, доз, прямо сейчас! – гордо сообщила воротила теневого бизнеса.

– Отлично, мадам Гольдман! Беру! Сколько за всё? – довольно потер руки частный детектив.

– Г-м… Как отдать! Вам, как гостю столицы, недорого: полсотни тысяч!

К удивлению цыганки, клиент не стал торговаться, а вынул из невзрачной сумки четыре пачки сторублевок и ещё две, полусотенных. Александра заметила, что в сумке осталось ещё столько же, если не больше. Отдавая товар, она пожалела, что не догадалась проверить иностранца раньше. Кто же знал, что он такие деньжищи с собой носит! Достаточно было маякнуть своим – и сумка ваша стала наша! Впрочем, и сейчас ещё не поздно…

– Оревуар, мадам! – вежливо попрощался Ронье и… вонзил в бедро цыганки иглу шприца!

Не спеша встал с лавочки и удалился гуляющим шагом. Ну, прямо, Джеймс Бонд какой-то!

Двое крепких чернявых золотозубых парней, подошедших через пять минут проверить, что с мамой Шурой и почему она сидит не шевелясь, нашли её спящей безмятежным сном.