Текст книги "Важнее и сильнее всего… Повествование о запутанной жизни"

Глава четырнадцатая

Вернувшись домой, Михаил столкнулся в дверях с родителями.

– Вы это куда?

– Да, к деду решили сходить ненадолго, – ответила мать, пытаясь застегнуть молнию на сапоге, – Миш, помоги! Заело, что-то.

Михаил присел на корточки и застегнул неподатливую молнию изделия ярославской обувной фабрики.

– Спасибо, сынок! – погладила его по голове мать, – Ну, мы пошли. Кстати, чьи это вещи в нашей комнате? Кто-то гостил, что ли?

Михаил переглянулся с сестрой.

– Да, мам, ночевал мой товарищ… то-есть, ночевала… Люся Воробьёва. Это когда я из Крыма вернулся.

Отец хихикнул, причем очень двусмысленно. Мать неодобрительно покосилась на него. На сына, впрочем, тоже.

– Как же так, сынок, сам жениться собрался, а сам девиц водишь?

– Да говорю же: товарищ! Ничего такого у нас с ней…

Родители ушли, а Михаил крепко задумался, куда девалась Люся и почему до сих пор не забрала вещи. К собственному стыду, он совсем забыл о ней. Порывшись в записной книжке, нашел её номер и позвонил. Телефон не отвечал.

– Мариш! – позвал он, – Люська из больницы не возвращалась? Может, ей передачу снести, а?

– Возвращалась! – откликнулась из своей комнаты сестра, – Как раз в тот вечер, когда на нас с Костанцо напали. Сказала, из больницы сбежала. Пустила я её, конечно, хоть и неудобно было перед Костанцо. Она обещала тихо сидеть, не путаться под ногами.

– А куда она потом делась? – встревожился Михаил.

– Не знаю, слушай! Не до того было.

И в самом деле, что произошло с комсомолкой Воробьёвой? Вернемся в ту ночь, когда её похитили, Читатель!

Самолет приземлился в аэропорту Ашхабада уже под утро. Всё ещё спящую крепким сном Люсю погрузили в черную Волгу и повезли к Великому Хану Гепардов Пустыни.

– Э-э, слушай, откуда такой приятный запах, да? – покрутил носом водитель.

– Не видишь, девушка пахнет! – объяснил один из похитителей.

Дело в том, что перед самым похищением Люся, пытаясь отбить въевшееся в кожу зловоние инфекционного отделения, надушилась тремя сортами духов, нашедшихся в спальне мадам Михайловой: «Красная Москва», «Пани Валевска» и японскими – не то «Асахи», не то «Судзуки», а потому пахло от неё забористо.

Вот и летний дворец, скромно именуемый дачей. Волга остановилась у подъезда. На крыльцо вышел Гасан, заведующий ханским гаремом. Евнух, а как же!

– Ну, что, привезли плясунью? – равнодушно поинтересовался он, ковыряя пальцем в в желтых от табака зубах, – Ведите в смотровую.

– Она спит, уважаемый Гасан, пришлось укол в попу колоть! – пояснил старший нукер.

– Ну, тогда несите!

Люсю внесли в комнату, увешанную коврами, и положили на диван, после чего похитители удалились.

Оставшись с девушкой наедине, Гасан внимательно осмотрел и обнюхал её, посчитал пульс и пригладил волосы щеткой, одобрительно почмокав толстыми губами. Подумав, переодел в красивое шелковое платье и шаровары, а спортивный костюм «Трудовые резервы» брезгливо выбросил в мусор.

Известив по внутреннему телефону секретаря Великого Хана, что девица готова к употреблению, сел на стул в уголке и приготовился ждать.

Восстав от сна с рассветом, Великий Хан с приятностью совершил утреннее омовение в бассейне, затем, обратившись лицом в сторону Мекки, совершил утренний намаз. Переодевшись после молитвы в костюм и галстук, и превратившись, таким образом, во Второго Секретаря, прошествовал в кабинет и нажал кнопку интеркома. Вошел референт.

Движением брови Второй Секретарь приказал докладывать.

– Господин! Сегодня ночью Марина-танцовщица доставлена самолетом из Москвы. К сожалению, курбаши Абдулла был убит оказавшимся на месте проведения операции нерусским человеком. Марина-танцовщица также оказала сопротивление, и группе захвата пришлось применить спецукол. Теперь она спит в смотровой комнате, за ней присматривает Гасан.

Второй Секретарь задумался лишь на секунду.

– Разберись, почему операция проведена так коряво. Тело Абдуллы выкупить или похитить и захоронить на родине. В Москве не должно остаться никаких следов, ведущих ко мне.

– Слушаю и повинуюсь!

Второй Секретарь грузно поднялся из кресла и пошел к двери. Итальянские полуботинки жали в подъёме, шайтан их побери! Конечно, стоит ему захотеть, и завтра же ему сошьют другие, в которых он будет чувствовать себя как в домашних чувяках… Но – престиж! Сегодня он выступает на заседании республиканского ЦК, где будут представители Казахстана, Таджикистана и Узбекистана, и должен выглядеть безукоризненно. Взглянул на часы (неброский платиновый Ролекс): так, время ещё есть, можно посмотреть на Марину и даже… Ну, там будет видно по обстановке! Интересно, почему она не захотела лететь в Ашхабад добровольно?

Войдя в смотровую, он остолбенел: девушка, спавшая на диване, не была Мариной! Она была ещё прекрасней! Прозрачная белая кожа, медно-красные волосы… Худенькая, на мальчика похожа… Воистину «Пери», как их описывают в сказках! (Пери, в персидской мифологии являются эквивалентом фей в мифологии западной. Считается, что они приносят удачу, могут вступать в брак с людьми и приносить потомство – обычно героев и богатырей.)

– Это не она… не Марина! – растерянно сообщил он Гасану, – Эти дураки, порождение шакалов, привезли совсем другую девушку. Взгляни, Гасан, разве она не похожа на Пери?

Гасан мимикой и жестами подтвердил мнение господина.

Второй Секретарь повернулся к референту:

– Полный отчет об операции сегодня же. Я желаю знать, где настоящая Марина, и кто эта девушка. Сейчас мне некогда, но вечером я обязательно поговорю с этими двумя горе-суперменами. Девушку, когда проснется, накормить, исполнять все желания в разумных пределах, ну, и… придумать какое-нибудь объяснение, почему она здесь.

– Я понял тебя, Великий Хан!

Второй Секретарь сел в машину и поехал в Ашхабад. Положение в республике было нервозное. Красный Царь, в смысле, Генеральный Секретарь ЦК КПСС, тряс Узбекистан уже более двух лет. До чего дошло – Великий Эмир Ташкентский, Рашидов, застрелился менее года назад! И, вроде, дань платил Москве исправно…

Мысли Великого Хана Гепардов Пустыни унеслись в прошлое. Революция, или ниспровержение правящей династии Белых Царей Романовых и замена её Красной Монархией, свершилась до его рождения. Когда он был ребенком, новый, Красный Царь, Сталин, послал в Среднюю Азию войска, чтобы привести племена к повиновению. Вожди племен, Ханы и Эмиры, тогда разделились: одни, не желая покориться, боролись за независимость от Москвы, другие же, трезво оценив ситуацию, наоборот, примкнули к урусам, объявили себя большевиками, образовали новые государства в составе покрасневшей Империи – СССР. Отец оказался прозорливым, принял сторону Сталина – и не прогадал. Стал Вторым Секретарем Ашхабадского Губкома ВКП (б), сохранил и приумножил богатства и авторитет среди соплеменников.

Через несколько лет Кызыл-Салил Буденный (Красный Меч, тюркск.), верный паша Красного Царя, жестоко подавил басмачество. Изловить партизан-басмачей было трудно: после ночных налетов они все притворялись мирными дехканами, ковыряющими свои поля и огороды кетменями. Быстро осознав бесплодность шарахания по степи и горам, Буденный, чтобы отличить мирных дехкан от воинов, проведших в седле всю ночь, входил в кишлак на рассвете и, построив всех мужчин, приказывал снять штаны. Опытным взглядом конников его нукеры определяли тех, кто провел ночь в седле – и сразу рубили их шашками. Очень скоро оставшиеся в живых ушли за кордон, в Иран и Афганистан, а те вожди, кто поддержал Красного Царя, устроились как нельзя лучше: стали партработниками, поимев власть несравненно большую, чем при Романовых! Так длилось более полувека. А теперь узбеки чем-то прогневали Красного Царя, и его огонь его гнева вот-вот перекинется на туркменов, таджиков и казахов! Этой проблеме и было посвящено сегодняшнее расширенное заседание ЦК республики.

Мысли опять переключились. Что делать с этой белой, как кумыс, девушкой, сильно оцарапавшей его старое сердце? Пери, настоящая Пери! И восхитительно похожа на мальчика! Мальчики сильно волновали либидо партработника, но приходилось от них воздерживаться ради имиджа. Подумав, решил, что оставит красавицу себе. Поселит в роскоши, завалит подарками, сластями… А родственникам заплатит калым, останутся довольны!

На ум пришел интересный сюжет и Второй Секретарь довольно причмокнул губами:

– Соедини-ка меня с дачей! – приказал он референту.

Радиотелефон захрипел, заурчал, забулькал и предоставил возможность разговора через десятки километров.

– Гасан?

– Я, господин!

– Разработай для девицы вариант сказки «Аленький Цветочек». Это русская сказка, посмотри в библиотеке, если не знаешь. Устрой все применительно к нашим условиям.

– Слушаю и повинуюсь, Великий Хан! Все сделаю!

«Не будь я Магомед-Али ибн Фархад—хан, если эта девица не будет моей!» – довольно откинулся на сиденье Второй Секретарь.

Люся проснулась, когда солнце было уже высоко, и лучи его, разноцветные от витражей в окнах, стояли почти вертикально, освещая роскошные апартаменты. Ковры повсюду, низкая тахта с шелковым бельём, столик с фруктами, вазы с цветами. С изумлением девушка обводила взглядом всю эту лепоту, пытаясь вспомнить, как она сюда попала. Увы, ничего не вспоминалось! Последнее, что она помнила, было инфекционное отделение Боткинской больницы. Встав с тахты, обнаружила, что одета в шикарное шелковое платье и шелковые же шаровары, по восточной моде. Подойдя к трельяжу, убедилась, что этот наряд ей к лицу! Но, что вообще происходит?

– Эй! – громко крикнула она в пространство, – Есть тут кто-нибудь?

– Что желает моя принцесса? – отозвался из ниоткуда низкий вибрирующий голос с восточным акцентом.

Люся слегка смутилась.

– Ну… мне в туалет надо, умыться и вообще… А ты кто?

– Я – хозяин дворца.

– Дворца?! Какого, на фиг, дворца? – окончательно опешила Люся, – Объясни толком!

– Это сказочный дворец, принцесса. Я подсмотрел твой сон, в котором ты очень хотела попасть в сказку «Аленький Цветочек», ну, и перенес тебя сюда…

Люся такого сна не помнила, но объяснение приняла.

– Покажись мне, хозяин дворца! – потребовала она, приняв горделивую позу.

– Увы! Я заколдован и не могу сейчас показаться тебе, принцесса! Может быть, позже, когда мы подружимся…

– Ладно! – подумав, согласилась заинтригованная Люся, – Позже – так позже! А сейчас…

– Вторая дверь налево, принцесса, – перебил её голос.

И Люся двинулась в указанном направлении. За дверью обнаружился архишикарный санузел: японский электронный унитаз, биде, утопленная в пол ванна-джакузи, душевая кабинка с циркулярным душем. Все приборы с золотыми рукоятками! Шампуни, ароматические кремы и духи на полочках были представлены в таких количествах, что глаза разбегались!

– Не желает ли принцесса поплавать, пока готовится завтрак? – вкрадчиво осведомился голос, когда Люся вышла из ванной.

– А что, можно?

– Первая дверь направо!

Там оказался круглый мраморный бассейн диаметром метров тридцать, с фонтаном в виде цветка лилии посередине.

Люся потрогала ногой бирюзового цвета воду.

– Но у меня купальника нет!

– А ты прямо так! – посоветовал голос, в котором явственно промелькнула лукавинка.

– Не, я голышом стесняюсь…

– Купальник дожидается в твоей комнате, принцесса!

Купальник был от Кардена и сверкал голубой чешуей. Умереть – не встать!

Поплавав минут двадцать, Люся вылезла из бассейна и заявила:

– Есть хочу!

– Завтрак ждет тебя, принцесса!

Завтрак завтраку рознь! Некоторым достаточно яишницы с колбасой и хлеба с маслом, другие предпочитают манную или овсяную кашу с чаем, третьи – апельсиновый сок, круассан и кофе. Набор блюд, долженствующих служить завтраком для Люси, очень, вообще-то, воздержанной в еде, был необъятен и включал в себя ВСЁ! Булочки и лепешки тринадцати сортов, а также тосты. Икра черная и красная. Вологодское масло. Яйца вареные и яйца пашот, яишница-глазунья и омлет. Каша манная, рисовая, овсяная, пшенная и гречневая. Соки – от березового до вишневого. Кисломолочные продукты. Колбаса и ветчина шестнадцати сортов, пирожные, варенья, чай в самоваре и восхитительный кофе Арабика в кофейнике! Сыры вонючие и не очень. Фрукты… Возможно, Автор о чем-то забыл от растерянности – уж больно много всего вкусного и полезного было на столе!

Люся выпила ряженки с лепешкой, поела винограда. Надкусила эклер и запила его чаем.

– Фу-у, объелась! А телевизор у тебя тут есть?

– Есть, телевизор, есть! В библиотеке! – с энтузиазмом отозвался голос, – И видеомагнитофон есть, и пластинки всякие!

И Люся пошла в библиотеку, и смотрела огромный иностранный телевизор просто так, а потом видеофильмы, среди которых было много… э-э… будоражащих воображение, и слушала музыку, и читала книги. Отдыхала, в общем.

Вечером вернулся Второй Секретарь. Переодевшись в халат, превратился в Великого Хана.

– Ну, как поживает наша Пери?

– Уже верит, что она в волшебной сказке, господин! – энтузиастически отрапортовал Гасан, – Привыкает к роскоши! Думаю, достаточно будет нескольких дней, чтобы плод созрел и упал к твоим стопам!

– Где она сейчас?

– В бассейне, купается перед сном, о повелитель!

Искушение было слишком велико! Беззвучно шаркая мягкими туфлями, Великий Хан подошел к стене и приник к потайному глазку. Усы его сразу же довольно встопорщились: рыжеволосая красавица медленно плавала кругами. Купальник она одевать не стала, ибо он не высох с утра, а надевать влажный было неприятно. Попросить у невидимого хозяина дворца новый купальник Люся постеснялась, а потому плавала в узеньких кружевных трусиках и лифчике – все равно их пора было простирнуть!

Отойдя на цыпочках от стены, хозяин дворца распорядился:

– Завтра пусть весь день… а, впрочем, прямо сейчас, пусть слушает спецмузыку! Поставишь кассету номер два!

– Слушаюсь и повинуюсь, господин! – поклонился Гасан.

Музыка бывает разная. Вообще, влияние её на сознание человека изучено далеко не полностью. Есть, например, мелодии, способные подавлять волю, возбуждать желания (всякие, в том числе и нескромные!), а также… впрочем, неважно. Многие из этих мелодий засекречены, но для Второго Секретаря Обкома они, конечно, доступны.

В ту ночь Люсе снились странные, непривычные сны. То она бегала голышом по цветущему лугу, то ощущала на своем разгоряченном теле ласковые поглаживания. Хотелось целоваться! Миша тоже приснился, только был он далеко-далеко, на одинокой скале посреди моря. И лицо рассмотреть не удалось, потому что спиной сидел!

Утром, ещё до завтрака, Люся потребовала у невидимого голоса рисовальные принадлежности и весь день воспроизводила по памяти свои сны. Получилось очень недурно, особенно она сама, голенькая среди цветов, с бриллиантовыми каплями росы на бедрах и животе!

Второй Секретарь, вернувшись со службы народу, чуть коньяком не подавился, увидев сие живописное полотно!

– Так она ещё и рисовать умеет! – кашляя, воскликнул он, потрясенный до глубины души.

Ему давно хотелось иметь парадный портрет, вернее, два портрета: один – в облике Великого Хана Гепардов Пустыни в расшитом золотом халате и чалме, при усыпанной самоцветами сабле, верхом на вороном коне с серебряной сбруей. Второй – в облике Второго Секретаря Обкома: строгий костюм со Звездой Героя Социалистического Труда, в открытом автомобиле «Чайка».

В ту ночь, помимо приятных снов, Люся ощутила ещё более настойчивые, чем накануне, поглаживания. И поцелуи! Кто-то большой и шерстяной на ощупь, лежал рядом и распускал руки! Спросонок Люся резко выбросила вперед колено. Колено совместилось с чем-то твердым, раздался приглушенный вопль, типа: «Ой, блин!» – и прикосновения прекратились, а «Большой и Шерстяной» исчез. Люся повернулась на другой бок и снова заснула, не придав значения произошедшему.

Доковыляв до своей спальни, Великий Хан с грустью обследовал свой ушибленный детородный орган, едва не сломанный и очень опухший.

«Я поторопился! Сказал же Гасан: через несколько дней!» – досадливо поморщился неудачный любовник.

Так ему и надо, мало шоколада! Нечего обманом к комсомолке приставать с глупостями!

А на третий день во дворец нежданно-негаданно вломились джигиты из Внутренних Органов Красного Царя, прилетевшие из Саратова. Второму Секретарю были предъявлены обвинения в злоупотреблении служебным положением, в получении взяток, в хищениях государственных средств в особо крупных размерах и много других, столь же серьёзных, сулящих от десяти лет до расстрела. Второй Секретарь был расстроен, но не встревожен: подержат, да отпустят, дело житейское. Деньги и адвокаты своё дело сделают!

На даче-дворце был произведен обыск, не давший результатов, если не считать Люси.

– Вы кто такая, девушка? – спросил её майор с усталыми и добрыми глазами на волевом и мужественном лице.

– Я Люся Воробьёва. Живу тут.

– Документы есть?

– Не-а!

– Прописаны где?

– Москва, улица Крупской, дом 16, корпус два, квартира 177.

– А здесь как оказались?

– А где это – здесь?

– В Туркмении!

– Ни фига себе, в Туркмении?! Понятия не имею! Я в Боткинской, в инфекционном отделении была… Очнулась здесь. Типа, хозяин дворца мой сон подсмотрел и перенес меня в сказочный дворец.

Майор только вздохнул, ибо в сказки не верил. Выяснив телефон бабушки в Москве, он позвонил, и получил подтверждение, что Люся Воробьёва действительно существует, но отсутствует с момента возвращения в Москву из Крыма. Бабушка, взволнованная таинственным исчезновением внучки, срочно вылетела в Ашхабад, попросив до её приезда присмотреть за Люсей. Майор заверил, что лично примет участие в девушке.

Здесь необходимо пояснить насчет бабушки. Во первых, Маргарита Викторовна была знаменитой актрисой. Мало того, номенклатурной актрисой, ибо играла Надежду Константиновну Крупскую в эпохальных фильмах гиганта советского кинематографа Бурдончука: «Ленин в Польше», «Ленин в Шалаше» и «Ленин на Коммунистическом Субботнике». Во вторых, она была членом (надо бы как-то по другому выразиться, но Автор не знает синонима слова «член» применительно к женщине!) Моссовета. В третьих, её муж (четвертый по счету!) служил инструктором ЦК КПСС. Короче, по советским меркам, большой человек!

Прибывши в Ашхабад, Маргарита Викторовна направилась прямо в ведомственную гостиницу МВД, куда майор с усталыми глазами временно поселил Люсю. Увидев знаменитость, майор застенчиво попросил у Маргариты Викторовны автограф, после чего обстоятельно рассказал удивительную историю, похожую на сказку. Затем свою версию выдала Люся. Получалось, что она необъяснимым образом перенеслась из инфекционного отделения в сказочный дворец… ну, дальше ты знаешь, Читатель!

Выслушав рассказ внучки о необыкновенном волшебном дворце, в который она попала совершенно таинственным и необъяснимым образом, бабушка заподозрила, что у Люси не всё в порядке с головой. Майор, тем не менее, подтвердил, что девушку нашли на даче ответственного партработника, которая вполне отвечала определению «Дворец». Маргарита Викторовна сердечно поблагодарила служивого за заботу о внучке и отбыла с Люсей в Москву. На следующий день знакомый профессор психиатрии, обследовав девушку, пришел к выводу, что, в результате ужасов, перенесенных в приемном покое Боткинской больницы, возникла амнезия, во время которой Люся и приехала в Ашхабад.

– Неосознанная страсть к бродяжничеству! Бывает такое явление, особенно у натур творческих и хрупких! – пояснил он, – Я бы рекомендовал поместить юную даму в санаторий…

И Люсю, несмотря на протесты и сопротивление, отправили в психо-неврологический санаторий лечить нервы, аж в Эстонию, во!

Это было отступление. Вернемся же к основной линии сюжета!

Несмотря на то, что отъезд Сергея был покрыт мраком глубочайшей секретной тайны, Лена Волопасова-Гукова, все свободное время следившая за любимым, кое о чем догадывалась. Связь Сереженьки с иностранной итальянкой разожгла в сердце Лены пожар жуткой ревности, от которой не помогал даже «Моральный Кодекс Строителя Коммунизма», перечитываемый ежедневно! (Плакат висел прямо напротив её рабочего места!) Путем простых логических рассуждений девушка пришла к выводу, что, вероятнее всего, эта холеная итальянская старуха попытается увезти Сереженьку в заграницу, чтобы там жадно им пользоваться. Этому необходимо было помешать! Но, как? Она не знала…

Во вторник к Лене, стоявшей в очереди в рабочей столовой, бочком подошел Петропавлыч.

– Здравствуй, Волопасова-Гукова! Скажи, что я перед тобой занимал, ага?

Лена пустила кадровика вперед себя, и очередь не возражала: начальство!

Расплатившись на кассе, они уселись за свободный столик.

– Что грустная такая, Волопасова-Гукова? – с оттенком фамильярности спросил Петропавлыч, размешивая сметану в борще.

Они уже несколько раз обедали вместе и установили между собой дружеские отношения. Коллектив, конечно, сие гиперболизировал и был твердо уверен, что начальник отдела кадров будет жениться на Леночке свадьбой, причем, очень скоро!

– Ой, Петр Павлович! – на глаза Лены навернулись слёзы, – Я все о Сереже думаю.

– Это, о Златогоре? – уточнил на всякий случай кадровик, – Так с ним, вроде, все в порядке! Нормы перевыполняет, на Доске Почета висит!

Слезы закапали из глаз Лены прямо в суп с фрикадельками:

– С иностранкой он связался! Боюсь, меня совсем бросит…

– С иностранкой? – медленно повторил Петропавлыч, чувствуя неприятный холод в животе, – А ну-ка, поподробнее!

– После того конкурса он со старухой итальянской познакомился. Она на нем прямо виснет! Сережа теперь все время с ней, да с ней! А на меня совсем не смотрит даже! Боюсь, увезет она моего Сереженьку в заграницу!

– Так, понятно, – совершенно помертвевшим от ужаса голосом выдавил из себя Петропавлыч, хотя ничего понятно не было, – А где он сейчас?

– Отгул у него сегодня…

Майор Пилипчук недаром стерег зэков двадцать пять лет! Вся его интуиция включилась на полную мощность и выдала результат: побег! Да, к тому же, за кордон! Необходимо срочно разыскать Златогора и… А что, «И»? Отговорить? Задержать?

– Срочно к нему! – скомандовал Петропавлыч и рванулся из-за стола, расплескав недоеденный борщ.

Вбежав через полчаса во двор, они узрели следующее: около подъезда стоял таксярник, в багажник которого Сергей грузил чемодан!

– Ну, вот, я же говорила! – простонала Лена.

Сергей сел в салон, обнял и поцеловал сидящую там Лючию. Лена издала рык львицы, у которой прямо на глазах детеныша увозят в зоопарк, и рванулась следом. Но поздно! Таксярник уже тронулся с места и набирал скорость. Не теряя ни секунды, Петропавлыч схватил Лену за руку и выбежал на улицу. Им повезло: на углу стоял мусоровоз. Вспрыгнув на ступеньку кабины, Пилипчук махнул красной книжечкой перед лицом опешившего водителя:

– Майор МВД Пилипчук! За тем таксярником, быстро! – после чего плюхнулся на сиденье и втащил за собой Лену.

Кабина была тесная, и ей пришлось сесть на колени Петропавлыча.

Водила безропотно вырулил на проезжую часть и началась погоня!

Пока ехали по городу, было ещё так-сяк. Светофоры позволяли висеть на хвосте у Волги с шашечками. Но когда выехали на Ленинградское шоссе, мусоровоз стал отставать.

– Товарищ майор! Ещё немного – и мои баллоны не сдюжат! – пожаловался водитель.

– Быстрее, родной! Не время сейчас! – горячечно отозвался захваченный азартом погони Петропавлыч.

– Куда они хоть рвутся-то?

– Да в Шереметьево-2!

– Ну, тогда и спешить нечего! Доедем, там гадов и повяжем! – рассудительно заявил водитель и слегка сбросил газ.

«Действительно! Они же не сразу из машины в самолет прыгнут!» – сообразил Пилипчук и позволил себе немного расслабиться, обняв Лену покрепче и вдохнув запах её волос. Лена пахла приятно, несмотря на удушающую вонь мусоровоза, и это возбуждало.

Лена чувствовала себя в объятиях неловко, но терпела. Коленки кадровика были жесткие и тощие, сидеть на них было неудобно. Вдобавок, в попу упиралось что-то твердое, и девушка догадывалась, что именно. Внезапно ей пришло на ум, что Петропавлыч, в принципе, хороший человек. При должности, люди уважают. Выпивает, правда… Но ухаживает красиво, даже в кафе мороженое приглашал один раз и в кино два раза. И не такой уж и старый, подумаешь, сорок с хвостиком! Она понимала, что нравится отставнику.

«А я-то, я-то! Глубоко за двадцать… Подруги все давно замужем, у многих уже дети… А Сереженька, так или иначе, потерян… не вернется, нет, не вернется. А я, вот, возьму и выйду за Пилипчука! Назло Златогору! Пусть потом локти кусает!»

Мысль эта не окрыляла, но как-то взбадривала.

Внезапно ритме мотора возникли перебои, выхлопная труба несколько раз оглушительно пукнула – и мусоровоз заглох.

– Перегрелся, с-сука, – объяснил водитель, добавив для облегчения понимания длинное сложносочиненное предложение, состоящее из заимствованных в русский язык татаро-монгольских слов.

Пришлось ждать почти сорок минут, пока двигатель остыл и завелся снова.

– Ага! Теперь не уйдут! – обнадежил пассажиров погонщик безлошадной повозки, и понесся со скоростью пятьдесят пять километров в час.

Рыча и испуская клубы черного дыма, мусоровоз вскоре лихо ворвался на территорию аэропорта, юзом затормозив у самых ступенек главного входа. Какая-то иностранка с криком «Мон дьё!» шарахнулась в сторону, уронив шляпку и зажимая нос рукой в перчатке. Водитель, ухватив монтировку, выскочил первым.

– Товарищ майор! Возьмите меня на задержание! Я в морской пехоте служил и в народной дружине записан! – страстно воззвал он.

– Нет, – сурово ответил Пилипчук, – Не имею права! Задание секретное. Жди здесь, прикрывай нас!

И скачками через три ступеньки ринулся к стеклянным дверям. Лена – за ним, но не так резво. Увы! Отставной майор не знал, что двери автоматические. Он их вообще не заметил! В результате произошло следующее: двери, заметив человека, честно попытались открыться, но не успели, и Петропавлыч с разбега треснулся головой о толстое стекло. Стекло выдержало, но на лбу майора вздулась здоровенная шишка, а из рассеченной брови хлынула кровь. Лена, вспомнив, чему её учили на курсах гражданской обороны, быстро наложила повязку, оторвав для этого рукав блузки у замешкавшейся иностранки в шляпке (буржуйская блузка была из чистого хлопка, а на Лене была синтетическая!). Затем попыталась помочь Петропавлычу встать, но у него кружилась голова, и принять вертикальное положение не получалось.

– Брось меня! – хрипло скомандовал он, плюхаясь на бетон крыльца, – Дуй за Златогором! Уйдет, ведь! Увидишь его – ори! Милиция задержит…

И Лена вошла в терминал. Люди сновали туда-сюда, громкий женский голос что-то объявлял по радио, какие-то самолеты садились, другие – взлетали. Девушка растерялась: где в такой неразберихе искать Сережу? Но потом сообразила: раз он с итальянкой, то и летит в Италию! А столица Италии – Колизей… нет… Рим! На доске прилетов и отлетов она нашла римский рейс и, покружив по залу, выяснила, где на него посадка. Подбежав туда, она увидела, что её Сереженька уже прошел таможню и направляется к кабине паспортного контроля, у которой стоит итальянка! Задохнувшись от отчаяния, Лена попыталась крикнуть, чтобы остановить и вернуть свою первую любовь, единственного в своей жизни мужчину. Крик получился тихий и нечленораздельный. Зажав ладонью рот, Лена тупо смотрела, как прапорщик-пограничник ставит штамп в какую-то бумагу… и Сережа, обняв за плечи старуху-итальянку, уходит по коридору на посадку. И вдруг, видимо, все-таки почувствовав отчаянный мысленный призыв бывшей подруги, оглянулся! Взгляды мужчины и женщины встретились через пятьдесят метров разделявшего их пространства, и Лена увидела только недоумение и досаду. Ни зернышка любви или сожаления! И это после всего, что между ними было! Затем Сергей повернулся к своей спутнице, кивнул в сторону выхода – и через несколько секунд они скрылись за поворотом коридора. Навсегда.

И Лена почувствовала, как некий пузырь лопнул внутри неё. Только что она любила человека – и вдруг, когда иссякла последняя надежда – перестала! Наверное, это и называется: «С глаз долой – из сердца – вон!»?

Петропавлыч, оклемавшись от контузии, появился в зале минут через десять и нашел рыдающую Лену на скамье в зале ожидания.

– Ну?! Что!? Где он, Златогор этот? Задержали?

Лена вытерла лицо мокрым платком и безразличным голосом ответила:

– Улетел.

Петропавлыч рухнул на скамью и застонал от мрачной досады, уронив голову на колени.

– Бросьте, Петруша. Не расстраивайтесь! – мягко сказала Лена и погладила его по голове, – Пускай себе летит. Вы не виноваты.

Промороженное Колымой сердце отставного майора ёкнуло от счастья, и грядущие неприятности по поводу бегства Златогора съёжились и откатились куда подальше.

– Я… это… шесть соток взял… с Киевского вокзала всего два часа… огурчики, картошечка… парничок… Поможешь посадить весной, а, Елена Прекрасная? – несвязно пробормотал он, осторожно беря её за руку.

– Конечно! Я ж деревенская, привычная! – бледно улыбнулась Лена и поцеловала кадровика в сизую щеку, – Только вы с водочкой завяжите, ладно?

– Брошу! – окрепшим голосом заявил Пилипчук, – Вот те крест, брошу пить! – и размашисто перекрестился, хотя и был коммунистом.

В Москву они ехали на том же мусоровозе. Лена опять сидела на коленях Пилипчука, но на сей раз неловкости не испытывала. Водитель с уважением косился на повязку товарища майора и пытался выспрашивать подробности задержания. Но пассажиры молчали и только загадочно улыбались.

– Алло! Александра Георгиевна! Сережку можно? – Михаил тряхнул трубку и подул в неё, ибо ответа не было.

Через секунду в трубке что-то щелкнуло.

– Алло! Да, Миша, я слушаю, – раздался грустный голос мадам Златогор.

– Серегу пригласите, пожалуйста!

Александра Георгиевна всхлипнула:

– Он… Мишенька, приходи, я тебе все объясню…

Встревоженный Михаил тут же примчался, рисуя по дороге в своем воображении всякие ужасы: Серега попал под машину, в тюрьму, в дурную компанию! Но действительность оказалась вообще непредставимой: лучший друг улетел в Заграницу! Новость пыльным мешком ударила по голове и оглушила до полного обалдения.

– Как же так? Даже не попрощался…

– Нельзя было. Конспирация! – объяснила Александра Георгиевна, кутаясь в платок, хотя и было тепло.

За несколько коротких (а, с другой стороны, невыносимо длинных часов, прошедших с отъезда сына) она осунулась и постарела.

Расстаться навсегда – понятие непростое. Сначала оно абстрактно, ибо сразу его разумом не охватить, и только потом осознается, что сын никогда не приедет. Можно будет получать от него письма с фотографиями, слышать его голос по телефону, но обнять, погладить по голове, подоткнуть одеяло – не получится. Так уж устроен Железный Занавес! Уехавшие из страны и лишенные советского гражданства люди возврату не подлежат, тем более, уехавшие обманом, как Златогор…