Текст книги "Важнее и сильнее всего… Повествование о запутанной жизни"

Глава шестая

31 декабря 1984 года. Ты, Читатель, как догадывается Автор, наверняка уже неоднократно встречал Новый Год! Некоторые празднуют его в кругу семьи, за столом, уставленным бутылками с «Белым» и «Красным», закусками (не будем перечислять, какими именно, все их и так знают!), с подарками под украшенной яркими игрушками, гирляндами и серпантином-дождиком ёлочкой. Другие предпочитают встречать Новый год в ресторане – там тоже можно выпить и закусить от души, только посуду потом мыть не надо. Некоторым бедолагам приходится в полночь на рубеже лет торчать на работе. Или на службе, да. Но и они не лишают себя удовольствия пропустить рюмаху-другую, закусить принесенными из дому салатиками c пирожками и посмотреть новогоднее обращение главы государства, а потом – художественный фильм «Ирония Судьбы, или с Лёгким Паром». Ну, и новогодний «Голубой Огонёк», а как же! Но все это, как ни странно, относится только к Советскому Союзу! В Европах и, как подозревает Автор, во всяких прочих Америках Новый Год даже и не все празднуют! Так, глянут на календарь: о, новый год наступил! Такая вот у жителей Заграницы концепция в менталитете.

Столкнувшись с таким отношением к любимому празднику, Сергей сильно удивился.

– А мы в России Новый Год вообще два раза празднуем! – сообщил он Лючии, – Сначала 31-го декабря, а потом ещё 13-го января. Называется «Старый Новый Год»!

Лючия сначала удивилась, но затем поняла, что это намек, и решила подарить своему Серджио что-нибудь хорошее 14-го января тоже. Небось, не избалуется! На Рождество она подарила жениху «Porshe 911 Carrera» – ибо сколько можно мучиться в старом Ягуаре! – а на Новый Год мотоцикл «Харлей-Дэвидсон». Сергей этими дарами был доволен чрезвычайно! Сам он на Рождество своей подруге не подарил ничего, так как просто не знал, что в этот праздник нужно что-то дарить, а на Новый Год преподнес собственноручно выкованный средневековый пояс верности. Лючия чуть сознание не потеряла от восторга!

– Серджио, милый! Это обалденно! Такого нет ни у кого! – ворковала она между поцелуями, которыми осыпала любимого.

Подарок захотелось испытать незамедлительно! Специально для этого Джованни послали в салон проката маскарадных костюмов, из которого он привез шикарное средневековое платье знатной патрицианки и костюм пажа. Там был даже бархатный берет с пером! Пока он ездил, Лючия и Сергей учили текст, взятый из пьесы про средневековье, но слегка переделанный. Облачившись в привезенные наряды, наши проказники принялись играть в так называемую ролевую игру:

– О, милый мой Алонсо! Мой муж, граф Перигор де Франо де Катанья уехал сарацинов резать в Палестину! Вернется он не скоро, а мне уже так одиноко! Спой мне балладу, развлеки! Да красного вина налей мне в кубок! – декламировала, изящно жестикулируя, Лючия.

– Вот, госпожа моя, испейте! – протянул кубок Алонсо, в смысле Сергей, – Позвольте мне поцеловать вам руку, вы так прекрасны в даже в вашем грустном состояньи, в тоске по мужу, дону графу Перигору!

– О, нет, о нем я не грущу! Как жжет твой поцелуй… и даже сквозь перчатку… Целуй не только руку!

– Но, как же так, графиня, я не смею…

– Я тебе велю, мальчишка! Немедленно коснись устами моих уст! – типа, сердито топнула ножкой графиня, в смысле Лючия.

– Сбылась моя мечта! – воскликнул паж после поцелуя, незаметно посмотрел в шпаргалку и воздел руки к небу, – О, если б только мог представить я свои лобзанья страстные, всё тело ваше нежное покрывшие любви покровом!

– Лобзай меня, лобзай везде, Алонсо! Но не надейся мною обладать, ведь муж, старик коварный, железный пояс верности надел на лоно мне, а ключ увез с собою! – драматически заламывала руки графиня в кавычках.

– О, если дело только в этом, сей пояс я открою голыми руками, а потом опять замкну, когда вернётся дон граф Перигор из своего крестового похода! А ничего, что это грех, синьора?

– Сей грех я искуплю, дары богатые пославши в монастырь бенедиктинок! Они отмолят всё, что только можно! Но поспешим же в спальню поскорее, ибо я вся трепещу от превкушенья согрешенья сладкого!

В спальне они долго пытались и так, и эдак, но устройство было сработано добротно, и снять его без ключа не получалось. Оба слегка приуныли.

– Не суждено нам стать единой плотью, Алонсо милый, не суждено мне засыпать и просыпаться в твоих пленительных объятьях под трели соловья и крик павлина! – горестно зарыдала красавица.

– Петуха, а не павлина! – шепотом поправил Сергей.

– Петух в размер не укладывается! – так же шепотом ответила Лючия, – Давай дальше!

Дальше по ходу пьесы Алонсо должен был сломать проклятый пояс, но у Сергея не хватило сил. Сам делал, на совесть! Пришлось импровизировать:

– Да, мы не можем стать единым целым в той манере, что предписана нам Церковью святою, – грустно согласился типа, паж, – Но я слыхал от дяди Фердинанда, что есть чудной обычай у франков-дикарей, в Париже-городе: там жены ртом мужей ласкают и получают удовольствие от этого, и пользу, ну, а мужи едва сознанье не теряют от блаженства!

– Но, что ж за польза дамам от такого извращенья? Поясни!

– О, у них прыщи проходят и свежеет кожа, а грудь становится упругой и высокой! – вдохновенно cымпровизировал Алонсо, то-есть Сергей, и показал на пальцах, в какую позу нужно ложиться, дабы получить удовольствие одновременно.

Короче, способ франков-дикарей был применен успешно и обоюдно. Обоим очень понравилось! Потом, выйдя из роли, Сергей сбегал за ключом и снял пояс с довольной Лючии.

– Это было замечательно! Нам надо будет придумать ещё что-нибудь подобное! – прошептал он, целуя ямочку между ключиц любимой.

– Можно придумать, а можно и книжку почитать! Вот, смотри: «Сборник сценариев ролевых игр»! Все, что хочешь можно найти!

Сергей перелистал книгу: действительно, уйма интересных ситуаций, сулящих множество приятных минут! Воистину, книга – источник знаний!

Они немножко порепетировали наугад открытую страницу, но уже после второго прогона устали и жутко проголодались, особенно Лючия. Её организм требовал усиленного питания из-за беременности. Пришлось сделать перерыв на обед!

Обедать поехали в русский ресторан, где пел цыганский хор, журчал фонтан, взлетали в воздух ракеты и прочие фейерверки, а водка к пельменям подавалась настоящая «Smirnoff»! Сергей на радостях слегка перебрал, и Джованни пришлось нести его в машину на руках. Такой вот получился Новый Год!

Костанцо Каррера чах в тюрьме. Его деятельная натура требовала движения, сложных бизнес-комбинаций, наконец, просто солнца и нормального питания. Конечно, Марина приносила передачи каждый день и от тюремной баланды он был избавлен, но нельзя же месяцами сидеть на сухомятке! Бутерброды – даже с семгой или икрой – всего лишь бутерброды! Хотелось супа-минестроне, спагетти болонезе, спаржи с соусом «Провансаль» и креветок. Начальник тюрьмы подполковник Федулов, чья жена готовилась к турпоездке в Италию, раз в неделю приглашал Костанцо с Мариной на ужин, во время которого каждый раз поил их водкой и кормил борщом с пельменями, тем самым скрашивая унылую диету узника. Костанцо из чувства благодарности после ужина занимался с мадам Федуловой итальянским языком. Сам он, кстати, русский освоил уже довольно прилично! Из того же чувства благодарности он, прощаясь с гражданином начальником, вкладывал ему в карман кителя (угадайте, что?), а подполковник за это обеспечивал сидельцу сносные условия существования.

К сожалению, единственной связью с внешним миром была Марина с постоянным круглосуточным пропуском и разрешением на передачи без ограничения. Ну, кроме оружия и наркотиков, конечно. Такое было заключено джентльменское соглашение. Спиртные напитки, впрочем, пропускали.

Щедро оплаченный Ромуальд твердо обещал, что добьётся досрочного освобождения по амнистии в честь сорокалетия Победы. Всего-то пять месяцев! Да и ничего другого, кроме как терпеть, не оставалось.

Раз в неделю мадемуазель Михайлова ездила в итальянское посольство за деньгами, которые Лючия аккуратно переводила на счёт консула, а консул менял итальянские лиры на советские рубли и выдавал Марине сколько надо. А вот переправлять в Италию и обратно письма он отказался, мотивируя это нежеланием навлечь на себя подозрения в шпионаже.

И все равно, несмотря на отдельную камеру с телевизором, душем, холодильником и коврами, несмотря на дружбу с гражданином начальником и безлимитный секс с Мариной, Костанцо чах!

– Мариночка, ведь скоро Рождество! – уныло канючил он, – А я даже не имею возможности в храм сходить! Слово Божье послушать, исповедаться, причаститься… Душа вся сорняками заросла!

Марина такого не понимала, ибо была комсомолкой и атеисткой, но утешала жениха, как могла: принесла из посольства Библию, статую Святого Константина (маленькую!) и фотографию Папы Римского – Иоанна Павла II. На время помогло! Но накануне Рождества Костанцо обратился к подполковнику Федулову с просьбой отпустить его на рождественское богослужение. С охраной, а как же! И за большие деньги.

– А хотите, вместе поедем? – добавил он, как вариант, но гражданин начальник Федулов ехать отказался.

Ну сами посудите: если узнают, что в церковь ходил, да ещё в католическую, то могут и строгий выговор влепить по партийной линии! А заключенный Каррера с двумя охранниками в штатском получил таки увольнительную! Неофициальную, правда.

Марина за эти месяцы тоже вся извелась. Больше всего раздражало подвешенное состояние в котором она пребывала: какая-то вечная невеста, а по сути – наложница! Шастать каждый день в тюрьму и торчать там с утра до вечера, а то и ночевать, было то ещё удовольствие: сие учреждение сильно угнетало психику, там плохо пахло, было скучно и нечего делать. Костанцо капризничал, отказывался бриться и стричься, часто напивался, а секс с ним случался все реже и удовлетворял все хуже, что отнюдь не радовало. К тому же синьор Каррера, как католик, напрочь отвергал презервативы, и Марине приходилось принимать далекие от совершенства советские гормональные противозачаточные таблетки. От них портилась кожа, вылезали наглые прыщи и откладывался жирок на талии и бёдрах. А поскольку из театра Марина уволилась и перестала за недостатком времени регулярно заниматься у станка, то фигура портилась угрожающими темпами! Есть от чего в отчаяние прийти! Тем не менее, она, стиснув зубы, терпела, ибо на карту было поставлено Светлое Будущее.

Вечером 31 декабря, традиционно затарившись мандаринами и шампанским, Марина миновала проходную тюрьмы и, сопровождаемая прапорщиком, облагодетельствованным пачкой «Мальборо», направилась в камеру Костанцо. Коридор, ещё коридор, лязг ключей… Навстречу, заложив руки за спину и опустив голову, также в сопровождении конвоира, шел седоватый человек в фирменном костюме «Одидасс».

– Стоять! Лицом к стене! – скомандовал конвоир, и пожилой послушно выполнил команду, но его глаза на долю секунды встретились с глазами девушки.

«Вот это да! Второй Секретарь, как его… Магомед-Али!» – удивилась Марина, – «Интересно, за что его загребли?»

«О! Марина-ханум!» – узнал девушку Второй Секретарь Ашхабадского Обкома, – «Тоже, значит, здесь! Так, так…»

Сначала он содержался под стражей в Лефортово, но следствие зашло в тупик, ибо признательных показаний ответственный партработник не дал, а улики против него смогли собрать только косвенные, и то немного. Все опрошенные свидетели разводили руками и рассказывали о нем исключительно хорошее, а плохое – нет. Поэтому Фархад-хана перевели в Бутырку, из которой он надеялся выйти в самое ближайшее время.

Войдя в свою одиночную камеру (с телевизором, холодильником и коврами, а как же!), он взял конвоира за пуговицу:

– Девушку видел, да? Её зовут Марина-ханум. Приведи мне её!

– Э-э… Магомед Фархадыч… она, однако, вольная! У ней пропуск на свидания с итальянцем одним, тоже тут сидит, – засомневался прапорщик, – Вдруг не согласится?

– Э, слушай, кто женщину спрашивает, вообще? Приведи – и всё! Тысячу рублей получишь! – отрезал истомившийся по женской ласке Великий Хан Гепардов Пустыни.

– Понял, Магомед Фархадыч! Сделаю! – козырнул служивый, – Только, может не скоро получится!

– Даю тебе час!

Прапорщик отдал честь, повернулся кругом через левое плечо и вышел из камеры.

Марина в камере Костанцо разгружала сумки.

– Смотри, дорогой, мандарины! Вот шампанское, вот коньяк! Сегодня Новый Год!

– Подарок дай! – капризным голосом потребовал синьор Каррера, не вставая с шконки.

– Потерпи! После полуночи получишь! А пока давай провожать Старый Год!

Костанцо встал, отхлебнул коньяка из горлышка и закусил сервелатом, откусывая прямо от палки, даже не счистив кожуру.

– Подарок, говорю, давай! – требовательно повторил он, – Скучно мне!

Марина, вздохнув, достала из сумки компьютер «Спектрум». Читатель! Это был первый доступный народу персональный компьютер! 48 килобайт памяти, загрузка программ от компакткассеты, дисплей – бытовой телевизор! Уйма игр!

Костанцо был заинтригован:

– Это чё это такое, а?

Марина, проинструктированная продавцом, сноровисто подсоединила прибор к телику.

– Это компьютер, любимый! Теперь тебе не придется скучать!

Завертелась кассета, заверещал динамик:

– И-и-и-и-и! Бз-бз-бз-трр-трр-и-и-и-и-…

Всего через пару минут на экране телевизора возникла надпись: «Karate-do. Press any key to continue» (Карате. Нажмите любую клавишу для продолжения – англ.)

– Вот, пожалуйста, можешь биться!

Осторожно, словно боясь вспугнуть, Костанцо ткнул в клавишу «Р»

Заставка исчезла, но появились два человечка.

Синьор Каррера нажал кнопку: удар! Левый человечек покачнулся. Ещё удар! Человечек упал на колени, но вскочил и… Ну, ты помнишь, Читатель! Нажимаешь одну кнопку – удар рукой, нажимаешь другую – удар ногой, нажимаешь третью – защита, нажимаешь комбинацию кнопок – удар в прыжке… и так далее!

Костанцо проняло моментально и сразу. Освоившись с клавишами, он с воинственным кличем принялся молотить соперника.

Марина облегченно вздохнула и присела с книгой на шконку. До полуночи оставалось более четырех часов.

Костанцо азартно бился с компом, Марина одним глазом почитывала «Воспламеняющая взглядом» Стивена Кинга, а другим смотрела на побоище в телевизоре. Идиллия!

Вдруг дверь камеры отворилась и на пороге появился прапорщик.

– Гражданка Михайлова, вас просят!

Марина, решив, что её вызывают к начальнику тюрьмы, поднялась и вышла. Костанцо не обратил на это ни малейшего внимания, ибо очередной противник ему попался крутой, и необходимо было напрягать все силы, чтобы сломить его сопротивление.

Конвоир повел её совсем не туда, куда ожидалось. Свернув дважды направо, он отпер дверь, и Марина увидела Второго Секретаря!

– Здравствуй, Марина-ханум! – радостно поздоровался он.

– Здравствуй, Магомед-Али… – растерянно отозвалась Марина, – Ты, значит, здесь?

– Ага, но ненадолго! Меня скоро выпустят. Пытались пришить взятки-шмятки и прочую ерунду, но ничего не доказали. А я так скучал по тебе, моя красавица!

С этими словами он сбросил спортивный костюм и устремился к девушке. Мысли у Марины понеслись вскачь. Что прикажете делать в такой ситуации? Отказать? Или согласиться?

– Послушай, Магомед-Али… Я… это… не готова… Я здесь вообще случайно, на свидание пришла к… другу моего брата…

Великий Хан, не слушая этот жалкий лепет, уже срывал с неё одежду.

– Я так соскучился по тебе, о благоуханная роза из райских кущей Аллаха! – бормотал он, с сопением стягивая со стройных бедер колготки вместе с трусиками, – Будь моей прямо сейчас, о звезда моих очей!

Деваться было некуда и Марина покорилась неизбежному. Уступить всегда легче, чем отказать, да и память услужливо напомнила о целом контейнере подарков! Изголодавшийся ашхабадец использовал её трижды, пока не насытился. Потом они пили кофе с халвой и козинаками. От коньяка Марина отказалась.

– Вот, позвони по этому телефону, и мой человек принесёт тебе денег, – сунул ей клочок бумажки Магомед-Али на прощанье.

– А сколько? – напрямик спросила Марина, спрятав бумажку в сумочку.

– Вай, скажешь «Марина-ханум звонит», принесет пять тысяч!

(Великий Хан заранее договорился со своими нукерами в Москве о системе паролей. В данном случае любое женское имя с приставкой «ханум» означало выплату в пять тысяч рублей. А если без приставки, то тысячу.)

Однако! Марине это понравилось!

– Я буду тебя навещать, милый! – пообещала она, и, прежде, чем выскользнуть за дверь, ласково поцеловала небритую щеку, изобразив на лице муку расставания.

– Приходи, да! В любое время, слушай! – отозвался Второй Секретарь, прихлебывая коньячок.

В том, что она придет, он не сомневался. Пять тысяч – отличная приманка! А для него, даже сидящего в тюрьме, это вообще не деньги.

Индифферентный прапорщик провел Марину обратно в камеру жениха. Тот даже не заметил отсутствия невесты, погруженный в азартную драку.

Марина взглянула на часы: ого! Первый час!

– Прервись, дорогой! Новый Год!

– Сейчас, сейчас… Дай мне ещё минуту! – откликнулся тот, не оборачиваясь.

Через полчаса компьютер перегрелся и завис, пришлось волей-неволей его выключить.

Марина разложила по тарелкам салатики, нарезала колбасу и открыла шпроты. Костанцо хлопнул пробкой, откупоривая шампанское. Такой вот получился Новый Год!

В наступающих сумерках зимнего дня Михаил с шиком подкатил к общежитию на заимствованном у деда «ЗИМе». Настроение было новогоднее, в багажнике лежало шампанское, мандарины, любительская колбаса и даже ананас! Поднявшись на 16-й этаж, постучался условным стуком: тук, тук-тук-тук! Дверь открыла Хельга.

– Здравствуй, Михель! Ты, наверное, к Эстрелле, да?

– Ну… – растерялся Михаил от такой странной постановки вопроса.

– Мигель, я не смогу с тобой поехать! – раздался из комнаты горестный голос Марии.

– Это ещё почему? – парень попытался войти, но Хельга толкнула его в грудь и рявкнула фельдфебельским голосом:

– Хальт! Цурюк! Ферботен!

С детства знакомые по фильмам про войну слова возымели действие, и он остался на месте, но возмущенный разум начал закипать!

– Ни фига себе! Что тут, вообще, происходит?

– Я болею, Мишенька! – буквально прорыдала из комнаты невидимая Мария, – Ты не должен меня видеть такую!

Сердце оборвалось и запуталось в кишках. Мария больна! Так, нужно же срочно врача! Таблетки, уколы всякие! Но сначала надо разобраться…

Превосходящими силами сломив хилую немецкую оборону, Михаил ввалился в комнату. Мария рыдала на койке накрывшись одеялом с головой и отвернувшись к стене.

– Что с тобой, любимая? – прошептал Михаил, холодея при мысли, что она умирает насовсем и навсегда, – Открой личико!

Поколебавшись, девушка глухо произнесла из-под одеяла:

– Bueno, смотри! Но, если ты засмеёшься…

Покровы пали. Михаил от неожиданности икнул, ибо его взору явилось жуткое, нет – жутчайшее зрелище! Лицо было опухшее, ярко-пунцового цвета, глаза превратились в щелочки, так отекли веки, верхняя губа увеличилась раза в четыре и напоминала хобот! Уши тоже превратились в огромные оладьи и обвисли, как у слоненка. Не дав парню рассматривать себя слишком долго, Мария обхватила его за шею и спрятала изуродованное лицо на груди.

– Это всё косметика! – всхлипнула она, шмыгая носом, – Я сегодня утром купила настоящий набор «Ланкомэ»! Недорого, у метро…

– У цыган, что ли? – угрюмо уточнил Михаил.

– Да… А как ты догадался?

– Неважно! И что теперь?

– Ну, я накрасилась после обеда, а лицо все распухло… Скорая приезжала, укол сделали, сказали – аллергия, отек Квинке. Хотели меня в больницу забрать, но я отказалась. Хельга в аптеку сбегала, лекарство принесла. Наверное, до завтра пройдет. А я теперь спать сильно хочу…

Михаил с облегчением перевел дух: всё оказалось не так плохо! Осторожно поцеловал Марию в макушку:

– Я останусь с тобой! Вдвоем Новый Год отпразднуем!

– Нет, Мишенька, не надо! Я не хочу, мне паршиво, да и засну сейчас – мне два кубика димедрола вкололи. Давай увидимся завтра… – речь кубинки прерывали отчаянные зевки.

– Но подарок я тебе сейчас дам! – Михаил достал из портфеля сверток из цветной бумаги, перевязанный розовой ленточкой.

Мария, конечно, не смогла устоять перед искушением и вскрыла упаковку: внутри оказалась лаковая шкатулочка, богато расписанная в традиционной технике Палеха. На крышке была изображена танцующая Мария в алой юбке и белой блузке с затейливой вышивкой! Сходство необычайное! Девушка восторженно пискнула, не в силах выразить словами своё восхищение.

– Ты посмотри, что там внутри! – слегка самодовольным голосом предложил мастер.

В шкатулке лежали электронные часики, так называемые «Семь Мелодий», последнее достижение прогресса и последний же писк моды. Они играли синтезатором семь мелодий, звенели будильником и показывали время, число и день недели рубиново красными цифрами светодиодов! Привозили сие чудо техники из Польши. Михаил купил их у контрабандистов на Белорусском вокзале.

При виде такого причудливого измерителя времени Мария заревела в голос.

– Эй! Ты чего? – всполошился Михаил, решив, что она не поняла, что к чему, – Часы, просто часы… от батарейки фунциклируют!

– Ты.. такой… замечательный… добрый… а я… дурында стоеросовая… тебе весь новогодний праздник испо-о-ортила-а-а!

Растроганный, он прижал свою красавицу крепче к груди:

– Брось, не думай об этом! Завтра погуляем!

Постепенно рыдания стихли и Мария уснула в объятиях любимого человека.

Выйдя на улицу, Михаил задумался. В свете случившегося ехать на дачу к Смахтину совершенно не хотелось – ну, что он там будет делать один, без Марии? Тупо пьянствовать? С другой стороны, на него, как на транспорт, надеются пять человек. Что им теперь, с сумками в электричке давиться? Проклянут и будут правы! Вздохнув, поехал по адресам.

Первой в машину погрузилась Люся Воробьёва. Отметив отсутствие соперницы, девушка возрадовалась необычайно! Вот, как пробьёт полночь, она Мишеньке даст подарок, а он её поцелует! Не сможет не поцеловать, не имеет права не поцеловать!

– С наступающим тебя, комсомолец Михайлов! А мы что, вдвоем поедем?

– Взаимно, Воробушек… Не, ещё за четвермя… четырьмя заехать надо. Да ты их всех знаешь.

Дача родителей Смахтина располагалась километрах в шестидесяти от кольцевой, в сосновом бору, на берегу речки. Большой, в гектар, участок, двухэтажный бревенчатый дом с камином и гаражом. На задах, на самом берегу речки – баня. Есть где разгуляться молодежи! Отец Смахтина был профессором тонкой химической технологии, директором почтового ящика и Героем Социалистического Труда. Держава высоко ценила его вклад в мировую науку, ну, и в обороноспособность страны – тоже.

Итак, гости собрались на дачу. Всего приехало четырнадцать человек, включая самого Смахтина и его подругу Таню, не вернувшуюся в свой Семипалатинск-7 после крымского отпуска. Люсина подруга Света приехала с женихом – тем самым майором, ныне капитаном. Звали его, как выяснилось, Степаном. Свете недавно исполнилось двадцать пять – возраст почти критический! – но с замужеством никак не получалось: то один жених соскакивал, то другой, а тут такой кадр штучный! Степан был во всех отношениях подходящей кандидатурой в мужья: красивый, дородный, военный, зажиточный. Для перевода в Москву он провернул хитрую комбинацию: вернувшись из отпуска в Вологду на два дня раньше, подстерег и застукал жену в постели с любовником (получил письмо от верного человека, да и раньше подозрения были!). Крепко, но без фанатизма отметелив обоих, а заодно и попавшую под горячую руку тёщу, к которой тоже уже давно накопились претензии, на следующий день подал заявление на развод. Сии скандальные события повергли руководство части в удивление, растерянность и расстройство, ибо Степан был на хорошем счету и занимал ответственную подполковничью должность. Когда на партсобрании разбирали его персональное дело, майор наотрез отказался мириться с женой и, тем более, с тёщей, настаивал на разводе и, вообще, вел себя дерзко и вызывающе, вслух сомневаясь в праве Партии вмешиваться в личную жизнь индивидуума вообще, и его, Степана, в частности. Руководство прогневалось всерьёз, проголосовало за строгий выговор с занесением в учетную карточку и решило перевести строптивого служивого из части куда подальше с понижением в звании. Но в том-то и была вся интрига: военная специальность Степана была такая редкая, что перевести его с понижением можно было только в одну, очень специфическую, Московскую воинскую часть, и он об этом знал заранее. Ну и что, подумаешь, звезду сняли! Зато – Москва и любимая женщина!

Собственно, все приехавшие были парами. Не супружескими, но состоявшими в отношениях той или иной степени близости. Только Михаил и Люся были чисто товарищами. То-есть это Михаил считал Люсю товарищем, а она его женихом, как, кстати, и все остальные.

После взаимных приветствий все сели за стол и начали провожать Старый Год. Пили водку, коньяк и портвейн – кому что по душе, закусывая салатом Оливье, любительской колбасой и селедкой с луком. С тостами и просто так. Смеялись, рассказывали анекдоты, среди которых преобладали политические и эротические. Беседовали и просто вскрикивали. Курили, стряхивая пепел куда попало. Праздник!

Люся сидела между Михаилом и Светой. Михаил, подогревшись парой стопок, наворачивал принесенный кем-то салат из сыра с чесноком и майонезом и спорил со Смахтиным о технике «Сухая Кисть». Люся осторожно тянула шампанское, памятуя о недавнем неприятном опыте винопития, и общалась со Светой. Шум стоял такой, что говорить можно было не опасаясь, что услышат посторонние.

– Ну, чё он, Мишка твой?

– Приручается. Приходит, чай со мной пьет, – Люся не удержалась и похвасталась: – По заднице три раза шлепал и обнимал два раза!

– Целовались? – деловито поинтересовалась Света.

– Не, пока нет. Думаю, сегодня ночью поцелуемся.

– Понятненько… Пора, давно пора!

Света налила себе портвейна и выпила.

– Что-то мы всё без музыки, да без музыки… Дядя Стёпа, неси гармошку!

– Есть! – отозвался майор, прожевывая колбасу.

Через пару минут мощные звуки баяна накрыли звуковой волной пьющее и жующее общество. Народ быстро сориентировался и нестройным хором исполнил «Ой, мороз, мороз!». Затем спели «Окрасился месяц багрянцем» и, после некоторых споров, «Птица счастья завтрашнего дня». Степан играл отлично, так что допелись до хрипоты. Затем потушили верхний свет, стол сдвинули к стене, разбив при этом парочку тарелок, и начались танцы.

К Люсе подошел Смахтин:

– Сбацаем тангó, комсомолка Воробьёва?

Люся встала, одернула платье и они вышли на середину комнаты. Танцевали они так здорово, что вскоре остались одни, вытворяя что попало и все подряд. Зря, что ли, Люся шесть лет в кружок при Доме Культуры Железнодорожников ходила! Окружающие хлопали и ревели от восторга.

После танго Люся с Володей исполнили ещё и полуакробатический рок-н-ролл, поразив всех каскадом трюков и поз.

Степан уже начал уставать, ведь уже более часа играл без перерыва. Света, которой тоже хотелось поплясать, врубила магнитофон и объявила белый танец, тут же обвившись вокруг жениха, как лоза вокруг дуба.

Из колонок вкрадчиво и страстно хлынули «Песняры»:

Там, где клён шумит над речной волной

Говорили мы о любви с тобой.

Облетел тот клён, в поле бродит мгла,

А любовь, как сон, стороной прошла…

А любовь, как сон, а любовь, как сон,

А любовь, как сон, стороной прошла!

Люся, уже отдышавшаяся, хотела пригласить Мишу, чтобы закинуть руки ему на шею и прижаться всем телом… Она специально для такого случая надела платье без рукавов, чтобы сверкать голыми плечами (этакие маленькие девичьи хитрости!). Но Михаила нигде не было! Противный! Ведь, белый же танец, а он смылся куда-то! Левая нога сама собой топнула с досады.

Музыка кончилась. Песняры запели веселую: «Косил Ясь конюшину», под которую танцевать никто не стал. К Люсе подошла довольная раскрасневшаяся Света.

– Ну, как тебе мой?

– Ой, Свет, он мне ещё в Крыму понравился! Классный кадр, душа общества! А где он служит?

– Не говорит. Военная тайна. А хотелось бы узнать…

– А мама не возражает, что он к тебе ходит?

– Ой, что ты! Она на Степу надышаться не может! Каждое утро ему то блинчики, то сырники стряпает…

Большие напольные часы захрипели и отыграли три четверти. Все всполошились: до Нового Года оставалось 15 минут!

– Так, товарищи, занимаем сидячие места, наливаем, включаем телевизор! – громким командным голосом провозгласил Степан.

Стол отодвинули от стены, снова разбив какое-то блюдечко. Расселись. Появился Михаил, умостился рядом с Люсей.

– Ты где был? – шепотом спросила она, – Я тебя на белый танец пригласить хотела…

– Пардон, мамзель! – так же, шепотом, ответил кавалер, – Отлучился по неотложному зову природы-с! А там очередь…

Люся покраснела, радуясь, что не видно в полутьме.

Между тем на экране телевизора появился генсек. Несмотря на все ухищрения гримеров, выглядел он неважно. Задышливым голосом он начал:

– Дорогие товарищи! Подошел к концу 1984 год…

Пока он говорил, Люся лихорадочно искала подарок, приготовленный для Мишеньки. Отчетливо помнила, что положила его в сумочку, но там было пусто. В смысле, подарка не было! Не было его и в карманах пальто… Неужели выронила в машине?

– Миш, а Миш! – толкнула она локтем Михаила.

Тот нехотя оторвался от телевизора:

– Чего тебе, Воробьева?

– Дай ключ от машины! Срочно!

– Ты что? Сейчас уже часы будут бить! – удивился странной просьбе Михаил.

– Ничего, я успею! Дай!

Выскочив вихрем во двор, Люся отперла «ЗИМ» и нырнула в салон. Было темно, но она умудрилась найти свою пропажу, завалившуюся под сиденье. Толкнула дверь… а та и не открылась! Дернула за ручку, ещё и ещё… Время уходило. Из распахнутой двери дачи уже доносилось:

– С Новым Годом, с новым счастьем, дорогие товарищи!

Проклятая дверь не поддавалась! Люся заплакала от отчаяния: надо же быть такой дурой невезучей! Мало того, что подарок чуть не потеряла, так ещё и в машине застряла! А ведь люди говорят: как Новый Год встретишь, так его и проведешь!

Кремлёвские куранты ударили первый раз: Бом-м-м!

Внезапно на Люсю снизошло вдохновение! Она лихорадочно принялась вертеть ручку, опуская стекло. Бом-м-м! Бом-м-м!

Стекло опустилось, и девушка полезла в окно. Что-то не пускало, зацепившись за платье. Закусив губу, Люся рванулась и выпала на снег, не почувствовав холода. Вскочила. Бом-м-м! Бом-м-м! Бом-м-м!

На восьмом ударе курантов она ворвалась в пиршественный зал, освещенный теперь только елочными огнями. С трудом сдерживая дрожь во всем теле, плюхнулась на своё место. Михаил, разливавший шампанское, при виде Люси вздрогнул и пролил вино на стол. Бом-м-м! Бом-м-м! Бом-м-м! Бом-м-м! Полночь! Грянул гимн Советского Союза.