Текст книги "Важнее и сильнее всего… Повествование о запутанной жизни"

Затем они пили чай. Александра Георгиевна с фальшивым воодушевлением рассказывала, как шикарно Сергей и Лючия заживут в Италии, показывала фотографии дома в Риме и виллы в Палермо. А на глаза то и дело наворачивались слезы, и она старалась смахнуть их понезаметнее. Михаил почти не слушал, только делал вид, что слушает, и пытался припомнить, были ли со стороны Сергея какие-нибудь намеки на скорый отъезд и разлуку. Но, как ни старался, вспомнить ничего не мог. И то сказать, все его помыслы последнее время были поглощены Марией…

Разговор не клеился, а вот неловкость, наоборот, росла. Несчастной женщине, оставшейся без единственного сына, и убитому потерей лучшего друга Михаилу было не до общения. Реплики то и дело падали невпопад… Александра Георгиевна начала плакать уже в открытую. Михаил почувствовал что и сам вот-вот разревется и ушел, промямлив неубедительные слова утешения.

Часть вторая: Крутые повороты

Глава первая

Пересекая пространство между Москвой и Римом, Сергей вспоминал беседы замполита Предунова (по кличке, естественно, «Пердун»! ) Тот выражался так:

– Кто из вас, бойцы, знает, что такое окись Ома? То-есть, это… акисиома? Никто? Странно… Так вот, акисиома – это чего-то такое, не требующее доказательств. И вот вам, бойцы, Акисиома: Заграницей называется всё, что не вместилося в СССР! Как учит нас Коммунистическая Партия Советского Союза: это чужой, враждебный советским людям мир, где человек человеку – волк, где действует закон джунглей (в смысле, сильный пожирает слабого!) и всем правит Чингисхан… то-есть, Чистоган. Ещё Загнивающий Запад (синоним слова «Заграница») постоянно лелеет планы уничтожения Советского Союза и порабощения дружной семьи советских народов. Ну, типа, снова посадить нам на шею царя, помещиков и буржуёв, чтоб сосали взахлеб кровь трудового народа! Для этого он (Запад, то-есть!) постоянно брызжется ядом клеветы антисоветской пропаганды, играется мускулами, бряцает оружием и ощеривает волчий оскал капитализма, всячески пытаясь заставить советский народ пить ихнюю химическую кока-колу, носить чуждые нашим задницам линючие джинсы и уродовать ноги буржуазными псевдоспортивными тапочками «Одидаст». Но не тут-то было! Не за то боролись, не за тем царя скидывали! В ответ на вражеские происки и поползновения родилась народная мудрость: «Сегодня носит Одидаст, а завтра Родину продаст!», в которой, как в капле воды, выразилось отношение простых советских тружеников к отвратительному западному образу жизни. Некоторые отсталые бойцы, недостаточно охваченные великим учением Марксизма-Ленинизма могут, конечно, спросить: почему Запад называется «Загнивающим»? Ну, это ж ясно, как устав караульной службы: безработица, вынуждающая трудовой люд тыщами подыхать с голоду под заборами роскошных вилл кучки эксплуататоров, загаженная экология (несчастные люди вынуждены покупать питьевую воду за тяжким трудом заработанные деньги, потому как из крана на кухне течет неразбавленная отрава!), разнузданная преступность (убивают президентов средь бела дня!), оголтелая массовая проституция, омерзительная порнография в каждом журнальном киоске, наркомания и другие социальные язвы да уродливые безобразия, вроде стриптиза…

Конечно, в социалистических странах, которые тоже «Заграница», все немного не так, там жизнь правильная, нашенская. Ну, почти нашенская! Даром, что ли, там войска держим! Но сейчас речь не об этом…

Наслушавшись такого, рассказываемого везде и постоянно, страшновато ехать в Заграницу советским людям! Тем не менее, едут. На работу (долг обязывает!), в турпоездки (любопытство сильнее страха!). Что характерно: все граждане СССР, едущие в это жуткое место (Заграницу!), испытывают, как правило, чувство несвободы. Несвобода эта возникает, во первых, от необходимости соблюдать за рубежами Родины моральный кодекс строителя коммунизма (от и до! И даже ещё строже!), за чем бдительно следят улыбчивые товарищи в штатском, прикрепленные к каждой тургруппе и учреждению. Во вторых, несвобода усугубляется безденежьем. Даже постоянно работающие за границей дипломаты, журналисты и внешторговцы получают очень маленькую (по сравнению с ценами) зарплату, на которую даже в кино сходить уже дорого. А бедолаги-туристы вообще ничего не могут себе позволить на те несколько долларов, на которые им меняют тяжким трудом заработанные рубли – так, несколько сувениров. В третьих, несвобода возникает из-за языкового барьера. В школе и институте люди прилежно учат иностранный язык много лет, а потом приезжают в Заграницу – и ни слова не понимают, да и сами сказать ничего не могут. Кстати, итальянский язык вообще в школе не проходят!

«А я-то отправился «За Бугор» (ещё один синоним мира чистогана!) добровольно и навсегда! – с некоторым смятением думал Сергей, – Как поется в популярной песне: «… в жизни парня сделался поворот крутой!»

Италия потрясла Сергея с первой же минуты. Роскошный лимузин мягко принял их с Лючией в свое кожаное чрево и Сергей немедленно прилип к окну. За окном проплывал, поворачиваясь то одним, то другим боком, вечерний Рим. РИМ!!! Огни большого города завораживали простодушного кузнеца. Рекламы, монументы, памятники императорам, героям и богам, а также прочие дворцы и колизеи поражали воображение. Толпы нарядных людей на улицах, громкая музыка уличных музыкантов, автобусы, украшенные светящимися гирляндами, гудки автомобилей, клумбы с невиданными цветами, фонтаны с подсветкой, запахи пиццы, ванили и бензина – от всего этого кружилась голова и хотелось пѝсать!

Лючия держала его за руку и улыбалась. «Теперь он мой! Совсем мой! Спасибо тебе, Мадонна! Конечно, ему будет трудно, но я сделаю всё, что в моих силах, чтобы Серджио не скучал!»

Она аж содрогнулась от удовольствия, предвкушая будущую la dolce vita (сладкую жизнь, итал.) с любимым.

– Мы временно поживем в Сasa Costanzo (в доме Костанцо), дорогой.

– А потом? – отвлекся от окна Сергей.

– А потом построим Casa Nostra (свой дом)! – засмеялась Лючия и погладила жениха по небритой щеке, – Какой захочешь и где захочешь!

Сергей уже начал понимать по итальянски.

Дом, в который привезла его Лючия, оказался старинным особняком с множеством разных башенок, балконов, крыш с флюгерами, комнат и слуг. Дворецкий с вот такими бакенбардами встретил их на крыльце (с колоннами!) и с поклоном проводил в гостиную. Там была всякая сбивающая с толку роскошь, от позолоченной мебели и гигантских фарфоровых ваз до мраморных статуй и фикуса в кадке. Озираясь, Сергей нечаянно сел на лежащий на диване пульт от огромного телевизора и вздрогнул, когда аппарат включился и на экране послышалась стрельба и вопли (шел какой-то боевик!)

«Ни фига себе! Прямо с дивана можно телик включать!» – потрясенно сообразил наш герой, ранее о таком и слыхом не слыхавший.

Дворецкий, повинуясь знаку Лючии, исчез и через минуту вернулся с подносом, на котором стояли два хрустальных фужера и бутылка, почему-то покрытая паутиной и пылью. Вино, предложенное хозяйке и синьору Монтанья Д'Оро было вкусное, чем-то отдаленно напоминавшее портвейн «Кавказ», только послабее градусом. Но растормозиться помогло! Правда, настойчиво запульсировал зов природы: организм напоминал, что необходимо освободиться от продуктов распада, скопившихся за время путешествия.

– Где омовение могу я совершить уставшего от долгих странствий тела? – изящно сформулировал вопрос наш знаток латыни, сильно хотевший в туалет, и был препровожден в суперсанузел, повергший в смущение непонятными сантехническими устройствами – ну, там, невиданный электронный унитаз, на который не сразу и сообразишь, как садиться, биде, джакузи, саркофаг, оказавшийся солярием, и душевая кабинка, похожая на капсулу спускаемого космического аппарата.

С джакузи помогла Лючия: нажала нужные кнопки – и в ванне забурлили упругие струи. Понаслаждавшись ими с минуту, Сергей увлек в воду завизжавшую от неожиданности подругу. Прямо в платье, да! Одежка намокла, и пришлось её снять. Обниматься в воде было не очень удобно, но зато – новизна ощущений!

Наплескали на пол здоровенную лужу, конечно… А вечером в спальне начали с того, на чем закончили в ванной!

На следующий день выяснилось, что Лючия наняла Сергею гувернантку – пожилую симпатичную даму, девочкой уехавшую из России в девятнадцатом году. В её обязанности входило учить его итальянскому языку, держать вилку в правильной руке и завязывать галстук. Одновременно Лючия надеялась поучиться от Калерии Ардальоновны Румянцевой (так звали даму) русскому языку.

Утром беглец из социализма поплавал перед завтраком в бассейне, затем два часа занимался итальянским языком. На первом уроке мадам Румянцева начала с азов:

– Uomo – мужчина, femina – женщина, bambino – дитя… Трудно, я понимаю, но вы запоминайте, Сергей Сергеевич! Корень учения горек, но плод его сладок!

– Ой, вы мне лучше вот что скажите, Калерия Ардальоновна, – перебил Сергей нетерпеливо, – Как будет: «повернись на бок»?

Слегка шокированная дама ответила. Сергей задал ещё несколько вопросов в том же практическом роде и был чрезвычайно доволен, ибо намеревался применить сии сладкие плоды учения в спальне нынче же вечером.

Лючия после завтрака уехала в контору по делам. До её возвращения делать было особенно нечего, и Сергей, послонявшись по дому и слегка заскучав без дела, договорился с шофером Джованни об уроках вождения. Для этого в гараже был позаимствован самый старый и скромный автомобиль – пятилетний двенадцатицилиндровый Ягуар. Севши в машину в первый раз, Джованни стоило немалых усилий убедить Сергея пристегнуться ремнем безопасности:

– Синьоре, синьоре, пожалуйста, сделайте это! Если что-то случится и вы будете не пристегнуты, синьорита Каррера оторвет мне голову!

Неохотно внявший его мольбам Сергей веско изрек, мешая итальянские слова с латинскими:

– Мойры, слепые богини, нити судеб прядут. Смертным же знать не дано, коротки они будут иль долги!

Джованни моментально проникся уважением к хозяйкиному жениху.

Выехав на всякий случай за город, он пустил Сергея за руль. Тот немедленно вдавил педаль газа в пол и Ягуар, с визгом проскрежетав покрышками по асфальту, рванулся вперед, как из пушки, оставив за собой облако дыма из горелой резины

– Модерато, модерато, синьоре! – придушенно захрипел вдавленный инерцией в кресло Джованни, в ужасе глядя, как едущий навстречу грузовик в последний момент вильнул к обочине.

Машина пулей пронеслась мимо в каком-нибудь сантиметре от столкновения. В зеркало заднего вида было видно, как водитель, высунувшись из окна, что-то кричит и показывает неприличные жесты. Сергей сбросил газ и поехал «модерато». Катались два часа без особых приключений, только зеркало боковое раскололи (за дерево зацепилось!), да гуся в какой-то деревушке задавили. Джованни вышел из машины и долго торговался с безутешным владельцем, запросившим за гуся, как за породистого жеребца. Сей фермер бил себя в грудь и рыдал:

– Что вы наделали, синьор римлянин! Гусь этот был буквально членом семьи, все мои шестеро детей теперь заболеют от горя! Гуся даже приглашали на выставку в Швецию, в Шведское Королевское Общество По Разведению Гусей, ведь после спаривания с ним гусыни откладывают… откладывали… такие огромные яйца! Вдвое больше обычных! А теперь он годен только на чучело. А набить чучело тоже стоит немалых денег!

Джованни, индифферентно засунув руки в карманы, возражал:

– Подумаешь, гусь! Гуси нынче не дефицит, синьор фермер, в Риме на базаре за такие деньги можно восемь гусаков купить!

– Но не таких, как мой покойный Фердинандо! Войдите в положение, я же потеряю клиентов! Теперь мои яйца не будут ничем отличаться от яиц с других ферм!

Джованни хитро прищурился и сделал пренебрежительный жест:

– Размер – не главное! Зато ваши гусыни теперь не порвут задницы и отложат больше яиц, хотя бы и не таких крупных!

Крестьянин сбавил, но не на много.

В конце концов они договорились, и Джованни со вздохом заплатил. Из собственного кошелька, ибо у Сергея с собой не было денег. Впрочем, он обещал компенсировать.

У крестьянина не нашлось сдачи с крупной купюры, и он дал им семь гусиных, действительно очень больших яиц в коробке из-под печенья. Джованни ворчал, что мог бы и десяток дать!

Потом они с Лючией обедали в шикарном кабаке вкусняшками, которые в Советском Союзе не водятся в принципе, гуляли по набережной Тибра, а вечером сходили в театр. Мюзикл, под названием «Премия», обоим понравился. Типа, управляющий обувной фабрикой начислил премию рабочим за невыполненную работу, а они от неё отказались, устроили забастовку и написали письмо владельцу, чтобы он восстановил справедливость, а неправильно начисленную премию перевел в фонд. В какой именно, Сергей не понял, да это было и не важно. Владелец приехал, разобрался во всем, наказал недобросовестного управляющего (отрубил голову!) и поднял работягам зарплату на восемь процентов. В финале под мелодичный фабричный гудок все рабочие станцевали «Ламбаду». И Фабрикант – тоже, символизируя единение с народом!

После театра Лючия предложила выпить кофе в уличном кафе, и Сергей впервые попробовал легендарный «Капучино»! Толстую молочную пенку, посыпанную корицей, он тщательно вычерпал ложечкой. Вкусно до чрезвычайности! Пока они пили кофе, хозяин и повар играли им на гармошке и мандолине что-то душещипательное. Удалось разобрать общий смысл: у Неапольского шоссе стояли три кипариса. Молодой купец прощался с девушкой до будущей весны… В общем, он клялся и божился её одну любить, и в дальней той сторонке её не позабыть. А сам потом втихаря женился на другой, за что и получил под ребро кинжал от брата девушки! Лирическая песня, но грустная.

Так началась новая жизнь. Сергею она нравилась!

Устроившись на новом месте, Лючия первым делом озаботилась местью за убитого брата. Для неё не было секретом, кто подослал убийц: мафиозный клан на Сицилии имелся только один, и его руководители были широко известны в узких кругах. Перебрав несколько вариантов отмщения, среди которых наличествовал даже артиллерийский обстрел виллы дона Федерико, она решила действовать сугубо по женски, то-есть с изощренным коварством. Беда должна была обрушиться на негодяев с совершенно неожиданной стороны!

В течение трёх дней был разработан план действий. Из Франции был приглашен самый лучший частный детектив, месье Шарль Ронье. Тот незамедлительно прибыл в Рим.

– Синьор Ронье, я хочу предложить вам чрезвычайно важное и, соответственно, высокооплачиваемое задание, – начала Лючия, – Вы должны следить за тремя синьорами в Палермо. В частности, я хочу знать, изменяют ли они своим женам. Вот фотографии, список имен и адресов, а также дополнительные сведения, которые вам необходимо знать! – она протянула бумагу сыщику.

Тот внимательно прочитал и кивнул. Лицо его приняло озабоченное выражение.

– Синьорита Каррера! Я знаю, кто эти люди. Им пальца в рот не клади! Несколько лет назад мой коллега пытался следить за одним из них… Его тело нашли расчлененным на дюжину кусков! А вы предлагаете мне следить за тремя! Я не трус, но… сами понимаете, жизнь дороже любых денег.

– Любых? Так вы отказываетесь? – разочарованно протянула Лючия, – А я-то думала, что за десятикратный гонорар вы согласитесь.

– Десятикратный???!!! Х-м… Пожалуй! Но будут ещё большие накладные расходы.

– Тогда приступайте немедленно, синьор Ронье!

Детектив отбыл в Палермо. Там, переодеваясь то нищим, то заезжим шулером, то странствующим торговцем пылесосами, меняя парики и бороды, он принялся следить напропалую за доном Федерико, доном Паоло и доном Ринальдо. Миниатюрные камеры, подслушиваюшие устройства, радиомаячки, радиоактивные метки, ультразвуковые локаторы, телеобъективы, приборы ночного видения – все было пущено в дело. Сыщику приходилось прятаться в мусорном баке, погружаться в пруд с аквалангом, выглядывая через перископ, маскироваться под стаю птиц на деревьях и крышах, а также за кусок колбасы арендовать конуру у сторожевого пса. Самым эффективным устройством оказался игрушечный вертолет с вмонтированной видеокамерой – новейшая японская разработка, стоившая как маленький мерседес! Работа заняла целый месяц. В результате сих титанических усилий месье Ронье умудрился не только сохранить жизнь и здоровье, оставшись незамеченным, но и раздобыть аудио-визуальную информацию, подробно освещающую частную жизнь фигурантов.

Договорившись с Лючией по телефону о встрече, он вернулся в Рим и, пыхтя от натуги, взгромоздил на стол здоровенный чемодан.

– Это материалы наблюдений, синьорита Каррера. Магнитофонные кассеты, видеокассеты, фотографии и письменный отчет. Только… я не хотел бы присутствовать при вашем ознакомлении со всем этим. Я, с вашего позволения, подожду на балконе.

– Но почему, синьор Ронье? – удивилась Лючия, беря в руки альбом фотографий, помеченный «Дон Федерико».

– Да, это… Стесняюсь я! – сконфуженно ответил француз и поспешно вышел из кабинета.

Лючия пожала сдобными плечами и открыла альбом. Первая же фотография заставила её покраснеть. Там был запечатлен дон Федерико. Совершенно голый, если не считать роликовых коньков и галстука. Голая же девица буксировала его, держась за детородный орган. Воровато оглянувшись на дверь (вдуг Серджио войдет!), Лючия перевернула страницу. Дон Федерико на четвереньках, девица над ним, замахивается хлыстом. Дальше… Ого, а вот это стоит запомнить… и самой попробовать! И это тоже!

Долистав альбом до конца, Лючия бегло просмотрела материалы на дона Ринальдо и дона Паоло. Там было ещё веселее! Вот оно, орудие мести! Ну, гады, молитесь, ибо пришел ваш… как это Серджио говорил? О! Кирдык! Или, даже, трындец!

Умывшись холодной водой, ибо щеки все ещё горели, она вышла на заплетенный виноградными лозами балкон. Француз сидел в шезлонге, курил сигару и пил кофе. Увидев Лючию он сделал попытку встать, но она жестом остановила его и присела рядом на мраморную скамью.

– Я довольна проделанной работой, синьор Ронье. Вот ваш гонорар.

На стол со стуком встал атташе-кейс.

Детектив положил его на колени, приоткрыл. Прекраснейшее в мире зрелище (оговоримся: для человека, исповедующего чуждые советским людям идеалы!) предстало перед его взором! Кейс был заполнен до краев американскими долларами, и обычно серьёзный Б. Франклин улыбнулся и даже подмигнул с верхней банкноты третьей слева пачки.

Ронье встал и поцеловал Лючии руку:

– Сердечно благодарю, синьорита Каррера! Если в моих услугах снова возникнет нужда – обращайтесь без стеснения! Всегда рад помочь!

– Непременно, месье Шерлок Холмс! – улыбнулась Лючия.

– О, нет! Он бы с таким заданием не справился! – убежденно заявил француз.

– А, ну да, вы же не жалуете англичан…

Донья Исидора, жена дона Федерико, переживала очередной в своей жизни переходный возраст. Попросту говоря, у неё начинался климакс. Это само по себе неприятное состояние усугубляло и без того паршивое настроение. Каково каждый день видеть в зеркале новые морщинки, растущие мешки под глазами и седину в волосах, прежде иссиня-черных и блестящих, как антрацит? Конечно, массаж, макияж и питательные кремы несколько скрадывали разрушения, но бороться с коварным врагом – старостью было все труднее и труднее. И, ведь, не только лицо! Одрябла кожа на шее, обвисла грудь, некогда такая пухленькая и упругая, появились жировые валики на животе и целлюлит на разросшейся заднице. Все чаще донья Исидора задумывалась о комплексной пластической операции, но медлила, ибо это было последнее средство. К тому же, не хотелось давать пищу для пересудов. Конечно, бассейн, сауна и гимнастический зал помогли бы согнать лишний вес, живот снова стал бы плоским, но ведь этого недостаточно! Ах, если бы муж был способен к соитию хотя бы четыре-пять раз в неделю! Кожа снова бы налилась упругостью, разгладились бы морщинки… Но он в последние два года, высокопарно выражаясь, восходил на супружеское ложе все реже и реже. Даже и не каждую неделю! А без этого заниматься физкультурой без толку: как ни возделывай землю, без дождя поле не зазеленеет, как говорится. А супружеских ласк хотелось даже больше, чем в молодости! Но муж отговаривался возрастом, аденомой простаты, высоким давление и усталостью на работе. Приходилось стискивать зубы и терпеть. Помогала еда, но переедание разрушало красоту ещё больше. А завести любовника (были и такие мысли!) на Сицилии совершенно невозможно! Нет, это не для неё… жизнь дороже! А пуще жизни дороже честь!

Грустные размышления прервала вошедшая горничная Джулия:

– Ваша почта, синьора!

Взглянув на поднос, донья Исидора заметила кроме конвертов с письмами ещё и бандероль. Заинтересованно вскрыла… и обалдела! Там был толстый пакет с фотографиями и видеокассета. На всех фотографиях красовался её муж в компании очень симпатичных синьорит и в очень причудливых позах! На некоторых снимках дон Федерико даже умудрялся взаимодействовать одновременно с двумя дамочками. У никогда ранее не видевшей эротических фото, даже «Плейбой» не листавшей доньи Исидоры сперло дыхание и потемнело в глазах. От изумления, что такое вообще возможно. Ну, и от гнева, а как же! В ярости она швырнула фотографии на пол, и они веером разлетелись по гостиной. Несколько минут спустя, овладев собой, обманутая и оскорбленная, кипящая от ревности и неутоленной мести дама тщательно собрала компромат.

Выпив минеральной воды, отдышалась и закурила, чтобы успокоить нервы. Уже почти не трясущимися руками включила видеомагнитофон и поставила кассету. Несколько секунд на экране мелькали полосы, а потом все поле зрения заполнила поросшая седоватыми волосами задница. Владелец задницы двинулся в глубь кадра, и стало видно, что это дон Федерико. Напротив него, широко расставив ноги в черных лаковых сапогах до бедер, в кожаном купальнике и фуражке, на манер эсэсовской, стояла с кнутом в руке Джулия! И началось! Дон Федерико сначала визжал и извивался под ударами, затем принялся срывать с горничной купальник, и она не сопротивлялась, подлая! Более того, когда дело дошло до сапог, Джулия опрокинулась навзничь на кровать и ноги легли на плечи хозяина и господина. Крупно мелькнуло её искаженное похотью лицо. Из динамиков рвалось тяжелое дыхание, вскрики, охи, ахи, и ухи. Ну, все, что положено в такой ситуации!

В кишках сицилианки с каждым мгновением просмотра сего кинофильма разрастался тяжелый ком ледяной ярости. Скрючило пальцы на ногах, на подбородок потекла струйка крови из прикушенной губы. Кроме ревности, мучила ещё горькая обида.

«И это в моей спальне! На моей кровати! Мой муж и моя служанка! Вот сучка! Как она умоляла меня взять её на работу: „Я буду стараться, синьора! Позвольте поцеловать вам руки!“ Лицемерная тварь! Ну, погоди, умоешься серной кислотой, свинья подзаборная!». Оставалось придумать что делать с мужем. С этим торопиться не стоило, мало просто убить, надо, чтоб помучился и, самое главное, понял, за что его наказывают!

Вечером, после ужина, донья Исидора вошла в кабинет в расшитом золотыми драконами красном халате и села на колени ничего не подозревавшего дона Федерико.

– Дорогой, мы так давно не были вместе! Я хочу тебя сегодня в нашей спальне! – она вкрадчиво царапнула ноготками по шее супруга (жест, подсмотренный на одной из фотографий!), – И у меня для тебя сюрприз!

«Старая ты моя коровушка!» – кисло улыбнулся про себя неверный супруг, делая вид, что заинтригован сюрпризом, – «Полсотни скоро, сиськи отвисли, целлюлит, морщины везде, как колеи на танкодроме, седая наполовину, а туда же: „Хочу тебя! В нашей спальне!“ Впрочем, есть такое слово: „Надо!“. В самом деле, уже целый месяц уклонялся! Придется напрячься, а то ещё взбесится старушка на почве воздержания!»

– Да, дорогая! – он вяло поцеловал жену в щеку, – Иди, начинай, а я сейчас подойду.

Донья Исидора поцеловала гада-изменщика-извращенца долгим поцелуем и упорхнула в спальню. Когда через несколько минут туда вошел дон Федерико, то взору его предстала законная жена, раскинувшаяся на супружеском ложе в соблазнительной позе: на боку, одна нога подогнута, попа кокетливо оттопырена. Целлюлит и прочие дефекты скрывала роскошная ночная рубашка. Алая, аж малиновая! У дона Федерико потеплело на душе и кое-кто шевельнулся в штанах. Может, и впрямь, получится с задором?

– Ну, и что за сюрприз? – ухмыльнулся он, раздевшись и запуская руку под подол ночнушки.

– Ты знаешь, дорогой, – потупив глаза и краснея, заговорщицки проворковала жена, – Давай поиграем, как будто ты мой пленник! Я надену на тебя наручники и буду жадно пользоваться, пока ты не запросишь пощады!

– Это откуда ты взяла такие интересные идеи? – удивился заманиваемый в ловушку, как олень у водопоя, дон Федерико.

– Я… читала… в одном романе… – совсем застеснялась (в кавычках!) донья Исидора.

– Ай-яй-яй! – хихикнул всесильный и грозный глава мафии, – Ну, ладно, давай, пристегивай! Даже самому интересно, г-м..

Он улегся навзничь, и его за руки приковали к спинке старинной кровати. Не вырваться, то-есть! И тут произошло неожиданное: вместо того, чтобы накинуться на него с ласками, жена встала с постели и включила телевизор! Несколько секунд на экране мелькали полосы, а потом все поле зрения заполнила поросшая седоватыми волосами задница…

Остановившимся от ужаса взглядом дон Федерико узнал своё собственное седалище! И всё остальное – тоже!

– Дорогая, я всё тебе объясню… Это не то, что ты подумала… – бессвязно лепетал он, одновременно пытаясь освободиться от оков, – Меня заставили!!! У меня не было выбора!!!

Донья Исидора покивала сочувственно и достала из ящика комода кнут.

– Я хочу попробовать твой способ, это меня заводит! – игриво шепнула она и, широко размахнувшись, принялась… как это написано у классиков, братьев Стругацких? «… деловито, без излишней жестокости, пороть».

Это была только прелюдия. На теле вспухали пухлые рубцы, кое-где сочась кровью. Дон Федерико извивался и визжал поросенком. Больно было ужасно, но, тем не менее, он испытывал все возрастающее сексуальное возбуждение! Через минут пять произошло извержение семени. Ревнивица опустила кнут и довольно улыбнулась. Избитый и униженный изменщик решил, что на этом его наказание закончилось. Что ж, не так уж плохо, в конце концов! Конечно, жить он с ней теперь не будет, даст денег – и пусть катится из города. Мелькнула мысль убить негодяйку, но, прикинув, рассудил, что это уже чересчур. Да и семья, если что-то заподозрит, будет мстить.

– Ну, все, все! Исидора! Я уже осознал свои ошибки и раскаялся! Отпусти меня! Пожалуйста! – заискивающе улыбаясь кривой улыбкой, проблеял дон Федерико.

– Да, дорогой. Сейчас отпущу! – кивнула коварная мстительница, – Но сначала…

Она подошла к провинившемуся мужу с собачьей цепью в руке, и, прежде чем он опомнился, защелкнула карабин у самого корня мужского достоинства. Теперь снять его, не распилив, было невозможно. Другой конец цепи был закреплен за торчащий из стены кронштейн.

– Ты что, с ума сошла? – возмущенно завопил дон Федерико, – Мне больно! Жмет ужасно! Сними эту штуку немедленно!

Донья Исидора сочувственно развела руками:

– Увы! Снять карабин невозможно! Теперь остается только отрезать твою пипиську под корень! Ты не волнуйся, нож я тебе дам. Тупой, правда, но ничего, справишься, если захочешь.

С этими словами она вложила в руку беспомощного страдальца ключ от наручников, предварительно воткнув в подоконник старый ржавый кухонный нож.

– Что значит, «если захочешь?» – огрызнулся дон Федерико, высвобождая руки и вставая с кровати, – А если не захочу?

– Тогда придется ждать, пока этот орган сам отомрет и отвалится! – пожала плечами донья Исидора (прибор и в самом деле уже начал опухать и синеть!) – И не говори потом, что у тебя не было выбора!

С этими словами она вышла и закрыла за собой толстую дубовую дверь.

Некоторое время дон Федерико, рыча от отчаяния и бешенства, пытался снять карабин, порвать цепь, молить о пощаде – но все напрасно! Внезапно зазвонил телефон. Вот оно, избавление! Кто бы это ни был, да хоть налоговый инспектор, он поможет! Пришлет слесаря с напильником, ну, или там, с пилой – и свобода!

До телефона было далеко, цепь натянулась до предела, грозя оторвать плененный детородный орган. Скрежеща зубами и едва не вывихнув руку, страдальцу удалось скинуть с рычага трубку.

– Алло! Алло! Пронто! Помогите! – заорал он фальцетом, – Слесаря, срочно!

В трубке некоторое время было тихо, а затем незнакомый женский голос жестко произнес:

– Тебе шлёт привет Григорио Каррера!

И в трубке зазвучали короткие гудки. А затем и они умолкли. Напрасно дон Федерико пытался набрать номер – жена, услышав разговор по параллельному аппарату, исправила свою ошибку и телефон отключила.

Через час, со слезами на глазах и словами: «Прощай, дорогой товарищ!» мученик, таки, отрезал своё мужское достоинство, ибо терпеть боль от ущемления было невыносимо. И помер от шока и потери крови! Донья Исидора убрала цепь и вызвала полицию. Приехавшей опергруппе она объяснила, что нашла мужа на полу уже мертвого и оскопленного.

Осмотрев труп и место происшествия, следователь пришел к однозначному заключению:

– Очень сожалею, синьора, но ваш супруг совершил акт самоистязания и членовредительства и умер от кровопотери. Но, следы побоев… Кто мог его выпороть?

– Синьор инспектор… Как бы вам популярно объяснить… – засмущалась донья Исидора, – Видите ли, мой супруг… покойный супруг… требовал, чтобы в минуты… э-э… интимной близости я била его кнутом. Ему это нравилось и возбуждало, да. Вот и сегодня ночью… – она закрыла лицо руками и заплакала, – Все было как обычно. Потом я ушла в ванную, а когда вернулась… он уже был неживо-ой!

Уже покидая дом, следователь заметил в гостиной завалившуюся под стол фотографию. Убедившись, что его никто не видит, поднял. Обнаженный дон Федерико на ней хватал за большую красивую (силиконовую!) грудь известную певичку Леонсию из кабаре «Южная Ночь». Подумав, решил о фотографии в отчете не упоминать, ибо она несколько не вписывалась в стройную картину уже раскрытого дела. Да и семья доньи Исидоры может обидеться на нескромные вопросы!

Новость об ужасной смерти дона Федерико разлетелась по Палермо мгновенно. В тавернах мужчины серьёзно обсудили происшедшее и дали поведению дона Федерико очень низкую оценку, ибо благородный дон не может быть извращенцем! Женщины, собираясь на базаре группками, жалели несчастную донью Исидору (надо же, чем бедняжку заставляли заниматься!) и одновременно злорадствовали. Настоятель собора падре Антонио заявил, что самоубийцу он отпевать не будет и на освященной земле церковного кладбища хоронить не позволит. Насилу друзья покойного уговорили его переменить решение, объяснив, что это было не самоубийство, а несчастный случай. Ну, плюс, конечно, несколько лир пожертвовали на ремонт храма… Короче, скандал получился грандиозный!