Текст книги "Важнее и сильнее всего… Повествование о запутанной жизни"

– Ни фига себе! – пробормотал, дрожа крупной дрожью, Михаил, – Это как это?

– А! – улыбнулся Сергей, – Это такой аттракцион для привлечения публики! Я нечто подобное видал на Мальте, только там вешали, а не голову оттяпывали!

Он оказался прав: через полчаса псевдопираты вернулись за столик, как ни в чем ни бывало.

Ни в этот день, ни в последующие три Михаил не смог разгадать секрет фокуса!

Выгодно спихнув на Ямайке партию японских видеомагнитофонов, закупленных в Венесуэле, Смелонен затарился бочковым ромом. Не ахти какой выгодный фрахт, но на Гаити ямайский темный ром уходил за неплохие деньги, а туда надо было идти так и так, ибо давно не было основной работы. Большинство заказов на похищение приходило через посредников Порт-о-Пренса, так не идти же туда порожняком?

Отшвартовавшись в укромной бухточке у узенького причала, Смелонен наблюдал, как работяги, пыхтя, катят бочки с эликсиром радости на берег и грузят в рефрижератор. Для конспирации, ага!

Немного погодя, утирая потный лоб, подошел заказчик:

– Вот ваши деньги, месье Смелонен! Буду благодарен, если привезете ещё! Возьму всё! И заплачу больше, чем этот недоносок Гринберг! Ву компрене?

– Тре бьен! – хлопнул его по плечу Франсуа, стоящий рядом.

Перегнав «Ахто» в порт, все трое направили свои стопы в «Санаторий», ибо страдавшие от жажды организмы настырно требовали пива после долгого перехода под тропическим солнцем. Осушив пинту янтарного напитка и закурив перед второй, Смелонен небрежно спросил бармена:

– Есть что-нибудь новенькое, о l’échanson (l’échanson – виночерпий, франц.)?

На черной физиономии виночерпия расцвела мощная белозубая улыбка, ибо на сей вопрос у него имелся положительный ответ сулящий награду:

– Есть! Двое белых лохов c Европы. Намекали на круиз вокруг острова и посещение соседнего. Называли ваше имя, шкип. Приходят уже пять дней кряду, а дуют только колу или кофе. И жратву не заказывают.

– Не из этих? – Смелонен показал жестом погоны на плечах.

– Нет. Точно, нет. Богатые лохи со своим интересом.

– Ладно, покажешь.

На стойку легла сложенная вчетверо сотенная купюра, тут же исчезнувшая в розовой ладони. Взяв парочку тарелок с закусками, команда «Ахто» заняла угловой столик.

После пятой пинты бармен взглядом показал на вновь вошедших.

– Ну-ка, Адам, что ты о них скажешь? – улыбнулся Смелонен своему шкиперу.

Тот, всмотревшись, хмыкнул:

– Держу пари на штуку зеленых, что это советские товарищи!

– Советские? – изумился Смелонен, – Я сам был русским в детстве и родину любил, но в этих индивидах родства не уловил! Не чувствую я в них сияния загадочной русской души! Да и откуда им тут взяться?

– Хорошо сказал! – восторженно закатил глаза Франсуа, – Тебе бы стихи писать, кэп!

– Так ты споришь или нет? – нажал Лоуренс.

– Спорим! Франсуа, разбей!

– С разбивщика не брать! – произнес боцман ритуальную фразу и разнял сцепленные руки.

Смелонен повернулся к бармену и утвердительно прикрыл глаза. Через минуту двое в белых костюмах подсели за столик.

– Добрый вечер, господа! – по французски поздоровался с командой белобрысый, – Разрешите вас угостить?

На стол встала бутылка виски «Белая Лошадь», всего месяц назад привезенная «Ахто» из Мексики.

Темноволосый бледный парень молча улыбнулся и поднял руку в приветствии.

– Добрый вечер! – отозвался Смелонен, разливая виски в пять стаканов.

Все, кроме молчаливого парня, пригубили.

Михаил с интересом рассматривал капитана. Колоритная личность! Лицо дубленое, волевое – вон, какая челюсть! Глаза с цепким прищуром, ранняя лысина, коричневая от загара. Вызывает доверие!

– Нам посоветовали обратиться в вам, капитан Смелонен… Простите, не знаю вашего имени… Я – Серджио Каррера, а это мой друг, Мишель.

Смелонен коротко представил себя и компаньонов.

Приезжий говорил по французски безупречно, как диктор Парижского радио. На русского он был не похож: чувствовалось, что человек очень богат, вон, дорогущий костюм белый, а носит его спокойно, не боясь запачкать, в распахнутом вороте рубашки от Диора толстая золотая цепь с католическим распятием… Смелонен перевел взгляд на руки: странно! У богача были руки работяги – мозоли, изуродованные ногти, никогда не знавшие маникюра. Кто же он такой?

Тем временем месье Каррера продолжал:

– Нам нужна ваша помощь, месье Смелонен. Жена моего друга не может покинуть Кубу…

– А он сам говорить может? Молчит, не пьёт… Не уважает, что ли?

Михаил улыбнулся:

– Прошу прощения, капитан, но я, с недавних пор, не употребляю спиртное. К тому же, Серджио лучше умеет вести переговоры.

И с этим было ничего не понятно! Французский у Мишеля был как у родившегося в Париже человека, в смысле, в меру неправильный, да и акцент…

Смелонен сдался и спросил напрямик:

– Вы русские, верно?

– Да… А как вы догадались?

– Это не я, – с досадой буркнул Смелонен, – Это Адам. Он сразу сказал, что вы русские, а я не поверил и забился с ним на штуку зеленых! Проиграл, выходит!

Все расхохотались. Напряжение и неловкость ушли.

– Итак, к делу! Где находится ваша дама?

– Гуардалавака. Это…

– Я знаю! – скривился Смелонен, а Лоуренс даже плюнул с досады.

– Что-то не так?

– Скверное место, уважаемые товарищи! – произнес Смелонен на чистом русском языке, – Там, в полумиле от берега, начинается коралловый риф… и тянется на десять миль в море, а вдоль берега – аж на сорок! Близко не подойдешь. Вернее, проход там есть, но очень хитрый. Если придется удирать, то ни фига не получится развить нормальную скорость, а катер береговой охраны будет спокойно поджидать нас у выхода из этого лабиринта. Единственный шанс – это воспользоваться приливом и по самой высокой воде подойти поближе к берегу. Но у нас будет всего час! Если опоздаем, то застрянем, как муха в блюдечке с вареньем.

– А как вы снимете женщину с берега?

– О, у нас есть глиссер!

Все на некоторое время примолкли, потягивая свои напитки. Михаил пил апельсиновый сок.

– Я посмотрю таблицы приливов и сообщу вам наилучшее время для экстракции, – Лоуренс выразил эту мысль также по русски.

– Ты знаешь русский? – изумился Смелонен, – Откуда?

– Оттуда. Я шесть лет в Мордовии на зоне чалился.

– За что?!

– А! Подрался в кабаке. В Одессе. Из-за тёлки. Ну, сломал одному хохлу спину. По пьянке, короче.

Все снова помолчали, переваривая эту информацию.

– Сколько вы хотите, Игор, за эту работу? – достал бумажник Сергей.

– Ну… Учитывая сложности… Сто тонн зеленых.

– У вас есть оружие на случай втречи с пограничниками? А то я куплю!

– У нас всё есть. Где вы остановились, ребята?

– В «Эксцельсиоре». Вот аванс, пятьдесят! – на стол легла толстая пачка.

– Значит, договорились. Я вас найду завтра.

Последовало скрепление договора рукопожатием.

Глава семнадцатая

Алехандро Перес, капитан Госбезопасности Республики Куба, дожидался приёма у командующего Береговой Охраной. В приемной было душновато, несмотря на вертящийся под потолком вентилятор, и очень хотелось ослабить узел галстука и расстегнуть пару пуговиц на воротнике. Секретарша уже трижды приносила капитану кофе и мило извинялась за задержку.

Наконец-то! Посетитель, судя по всему, партработник, покинул кабинет командующего и уже через пять минут секретарша пригласила компаньеро Переса войти.

– Здравия желаю, компаньеро контралмиранте!

– Вольно. Садитесь, капитан.

Контрадмирал Леонардо Гомес щелкнул клавишей селектора:

– Луиза, принесите нам кофе! И немножко агуардиенте!

Кофе был принесен моментально, равно как и апельсиновка. Алехандро внутренне содрогнулся, ибо кофе уже не лез в горло, но отказаться было невозможно.

– Итак? – поднял густые брови хозяин кабинета, пригубив из рюмки и запив кофе.

Капитан последовал его примеру, вытер усы и открыл папку:

– За последние пять лет множество несознательных граждан предпринимали попытки незаконно покинуть страну… Но нас интересуют только случаи тщательно спланированных и, следовательно, удачных побегов с привлечением помощи извне. Таковых насчитывается сто шестьдесят два. Основной негодяй, промышляющий этим делом – некто Игор Смелонен. На его счету восемьдесят шесть дерзких экстракций, из них четыре – с перестрелкой. Погибло восемнадцать человек, шестеро ранено, потоплен патрульный катер. Схема, применяемая Смелоненом, состоит в следующем: он оставляет свою яхту «Ахто» примерно в миле от точки операции, и на глиссере подходит к берегу в заранее условленном с беглецами месте. Дело осложняется ещё и тем, что ни яхта, ни глиссер не определяются нашими радарами. В случае боестолкновения с пешим или морским патрулем этот, прошу прощения, циничный ублюдок открывает ураганный огонь из пулемета! Владеет оружием он очень хорошо – пять лет прослужил во Французском Иностранном Легионе. Африка, Азия. Патрульный катер был им потоплен из гранатомета!

– Ого! Серьёзный парень! Я, капитан, всего полгода, как принял командование, поэтому почти ничего об этом не знал. Вы провели отличную работу, суммируя факты и анализируя проблему!

– Благодарю, компаньеро контралмиранте! Продолжаю: недавно в поле нашего внимания попала некая синьора Рамирес, выпускница Второго Московского Медицинского Института. Выйдя замуж за русского, она подала заявление о предоставлении ей советского гражданства. После прибытия с мужем на Кубу она посетила замминистра здравоохранения по кадрам компаньеро Орельяну и предложила внести деньги за своё обучение в Москве с тем, чтобы не отрабатывать положенные пять лет и вернуться с мужем в Советский Союз. Затем, несмотря на то, что ей было в просьбе отказано, она предприняла попытку покинуть Кубу, не имея соответствующего спецразрешения. Муж улетел один. В спецразрешении ей было также отказано. Ну, сами понимаете, такое поведение недостойно члена Партии, поэтому бюро райкома исключило её из рядов. Муж, тем временем, организовал звонок в наше МВД. Полковник Петров, представляющий КГБ СССР в нашей стране, уговаривал министра внутренних дел компаньеро Раньеро выдать спецразрешение на отъезд этой самой Рамирес! А когда тот ему отказал, что этот Петров сделал, как вы думаете?

– Ну-у… Даже не знаю… – контрадмирал отхлебнул апельсиновки, – Высшая инстанция отказала… Больше, вроде, и звонить некому…

– А он набрался наглости и позвонил! Самому Фиделю!

– Хихо де пута! – ахнул компаньеро Гомес, восхитившись сей наглостью, – И что?

– Ну, наш команданте его послал!

– И правильно сделал!

– Далее: вскоре после этого между мужем и женой состоялся телефонный разговор, в котором она эдак легко сообщила, что поживет пока у мамы, на что муж ответил, что обязательно сделает с ней то, что Лючия сделала с Серегой. На мужа – кстати, его фамиля Михайлов, был послан запрос в Москву. Наши посольские подняли его досье, и вот что выяснилось: его друг детства, Сергей, покинул СССР по фальшивой еврейской визе, получить которую в немыслимо сжатые сроки ему помогла невеста – Лючия Каррера. То-есть, речь, вне всякого сомнения, шла о похищении.

Капитан вытер взмокревший лоб, отпил остывшего кофе и продолжил:

– Рамирес приступила к работе в Гуардалаваке с первого сентября. Отзывы главврача очень хорошие. Но позавчера она говорила с мужем, позвонившим на служебный телефон. Звонок был из Порт-о-Пренса, с Гаити! Разговор был на эзоповом языке, но нам удалось расшифровать смысл: похищение Эстреллы Розы Марии Рамирес запланировано на 3.40 утра 18 ноября сего года с восточного конца пляжа «Плайя Эсмеральда». Мы срочно связались с резидентом на Гаити, и он подтвердил, что двое господ из Европы – Михайлов и Каррера – проживают в отеле «Эксцельсиор». А Каррера – это и есть друг детства Михайлова, удравший в Италию! Один из богатейших людей, между прочим. Мультимиллионер!

– Как же он умудрился так разбогатеть? – заинтересованно прищурился контрадмирал.

– Он кузнец.

– Кузнец?!

– Да. Но не простой: он изобрел специальную сталь, от которой отрастают волосы. Курчавые.

– О-о? Г-м… А можно такой шлем… как-нибудь… – застенчиво забормотал высший офицер, непроизвольно поглаживая безволосый и гладкий, как попа младенца, череп.

– Это не шлем, это такие сеточки, под парик. Стоят очень дорого: двенадцать ваших годовых зарплат, компаньеро контралмиранте. К тому же – в валюте. И на них очередь на год вперед.

– Да-а? Вот, блин, капиталисты проклятые…

– Денег, таким образом, у заговорщиков более, чем достаточно.

– Да к чему вы ведете, капитан?

– К тому, что у нас, наконец, появился шанс покончить с этой финской свиньёй, Смелоненом! Он – лучший специалист, он в Порт-о-Пренсе. К кому обратится Михайлов? К нему, конечно! А мы на этот раз знаем время и место операции! Надо устроить засаду!

– Во, он ещё и финн… Что же вы предлагаете, капитан?

– Нужен вертолет. Взвод бойцов завязывает бой на пляже, вертолет по сигналу отрезает путь к отступлению морем. Для страховки два катера стерегут проход в рифах.

– Вертолет… Не получится, к сожалению. Перебрасывать его в тот район слишком дорого, да и не могу я обнажить американское направление. А что, если БМП? Пулемет ей нипочем, спрячутся заранее в укрытии, а потом ка-ак выскочат! И – ага!

Капитан Перес встал:

– Разрешите приступить к детальной разработке операции? И ещё… я хотел бы лично возглавить…

– Разрешаю!

Алехандро повернулся, чтобы уйти, но в дверях его достал голос Гомеса:

– Этого, кузнеца, брать только живым!

– Есть!

Наступил день Х, 17 ноября. На закате Мария, одевшись в черный спортивный костюм, села на велосипед и поехала на пляж «Плайя Эсмеральда». На протяжении всего пути (20 километров!) она напряженно думала. Душа её разрывалась: с одной стороны, муж и любовь, а с другой – Родина. За эти короткие месяцы она успела стать в городке своей. Её приглашали на дни рожденья, свадьбы, крестины… Она искренне привязалась к этим простым, веселым и открытым людям, своим землякам. Она единственный терапевт на сто пятьдесят километров вокруг! Как они будут без неё? Мануэль – хирург, у него своей работы выше крыши, да и не разбирается он во внутренних болезнях! Анджела – акушер-гинеколог, о сердце и лёгких представление имеет самое приблизительное. Есть ещё стоматолог Хорхе…

С каждой минутой совесть грызла все сильнее: синьора Мартинес так хорошо пошла на капельницах строфантина! За два месяца убрались и отеки, и синюха… Она теперь даже ковыряется у себя в саду! А через месяц нужно менять строфантин на коргликон, снова назначать лазикс и панангин… А Марии уже не будет, и бабулька опять сляжет!

Мысли перескочили на последний разговор с падре Антонио. Выслушав ее исповедь, он долго молчал, а затем сказал, что грех оставлять стадо без пастыря, а страждущих без лекаря. Как же быть? В Библии написано: да прилепится жена к мужу своему и станут они одним целым! Мигель! Его глаза, его руки, его тело снятся ей каждую ночь! Она не может жить без него, эта новая разлука едва ее не убила! Вспомнилась веревка, на которой она уже готовилась завязать петлю, когда позвонил Мигель и этим спас. И есть ещё папа с мамой…

Решение пришло такое: объяснить Мигелю, что она не может покинуть Родину, бросить людей, за которых она в ответе! Он поймет! А она уговорит любимого сдаться пограничникам! За незаконный переход границы много не дадут… в Уголовном кодексе написано: от года до трех. Суд, учитывая смягчающие обстоятельства и добровольную сдачу, не станет свирепствовать. Ну, отсидит Мигель год, большое дело! А она будет навещать его по воскресеньям, а когда срок кончится, он получит вид на жительство, найдет работу…

Стемнело окончательно и бесповоротно. Дорога, вернее, широкая тропа, едва виднелась. Фонарика у Марии не было, и она ехала наугад.

Велосипед налетел передним колесом на булыжник, и Мария, перелетев через руль, грохнулась в мягкий песок обочины. Отплевавшись и отряхнувшись, ощупью обследовала велосипед. На колесе завернулась здоровенная восьмерка, да и вилка, похоже, погнулась. Выругавшись самыми частоупотребляемыми в СССР словами, оттащила искалеченный велосипед в кусты. Она заберет его потом… или попросит кого-нибудь из мальчишек.

До цели оставалось километров восемь, и Мария решила идти вдоль берега, по плотному мокрому песку. Ночь была темная, облачная – ни зги не видать. А вдоль моря можно, вообще, на слух идти и с пути не собьешься! Да и пена на волнах даже в самой тёмной темноте видна.

В час ночи она пришла на место. Вон они, камни, граница пляжа! Миновав их, Мария закопалась в теплый песок и приготовилась ждать. Ровно в 3.40 к этим камням приплывет Мигель…

Капитан Перес кипел от негодования: подготовка к операции шла наперекосяк! Во первых, командир воинской части согласился выделить в его распоряжение не взвод, а только отделение бойцов, мотивировав это тем, что отправлять на захват одного штатского шпака целый взвод – это курам насмех.

– Вы, капитан, когда-нибудь командовали людьми в бою?

– Нет.

– Оно и видно! Вы, гаванские, как-то странно себе службу представляете: втридцатером на одного нападать не боитесь, да еще мечтаете, что бы он был уже побитый да связанный!

Скрипя зубами, Перес проглотил эту издевку.

– Но, хоть, БМП-то, дадите?

– Дам! – ухмыльнулся полковник.

Было отчетливо ясно, что он операцию всерьез не принимает.

Вместо двух быстроходных катеров, призванных стеречь проходы в кораллах, дали только один. Другой оказался неисправен. Как в таких условиях захлопнуть ловушку?

На место засады БМП пригнали ближе к полудню, выкопали схрон – яму с пологим выездом, прикрыли маскировочной сетью, набросали сверху мусору. Экипаж – командир, стрелок и механик-водитель хмуро смотрели на свой аппарат, исчезнувший в песке.

– Стены не укреплены, могут осыпаться. Тогда не выберемся! Это – раз! Сидеть в машине почти сутки невозможно – сдохнем от жары. Это – два

– Тогда придется вам топать ночью вместе с пехотой! – раздраженно дернул усом капитан.

– Не, мы, по инструкции, машину оставлять без присмотра не можем! Палатку рядом поставим. Если кто чего – мы туристы. А ночью займем места согласно боевому расписанию.

Пересу это не понравилось, и он долго препирался с танкистами. Сошлись на том, что палатку они снимут с наступлением темноты, а после полуночи будут в боевой готовности.

– Сигнал к атаке – зеленая ракета!

– Есть…

Пехота притопала на пляж в полночь. Двенадцать человек, отделение во главе с капралом. Тот умело разложил их в песке, прикрыв камуфляжными накидками. Сам занял позицию чуть поодаль, вооружившись прожектором.

– Не спать, не курить, не разговаривать, даже шепотом!

– Есть!

Перес тоже выкопал себе окопчик метрах в ста от камней, рядом с капралом. Ближе было опасно: могли засечь. Или девка, или похитители. Оставалось только ждать.

Марию, бесшумно прошедшую по кромке прибоя в черном трико час спустя, никто не заметил.

«Ахто» остановился, бросив якорь в полумиле от берега, благополучно миновав риф.

– Время? – спросил Смелонен, когда глиссер был спущен на воду.

Лоуренс взглянул на светящиеся стрелки «Командирских» часов:

– Две минуты!

– Пора!

Четыре черных фигуры спрыгнули в глиссер. Трое из них вымазали лица камуфляжным гримом. Сергей держал в руках двадцатизарядный бельгийский карабин «Фабрик Насьональ».

– Да ты стрелять-то умеешь? – с сомнением спросил его Смелонен, когда кузнец принялся настаивать, что лишняя боевая единица всегда пригодится.

– Я парашютист-десантник! В ВДВ служил!

– Ну, тогда ладно.

Убедившись, что все заняли свои места, Франсуа включил двигатель и через сорок секунд выключил. Прозвучало это, как негромкое «Р-р-р-у-у-х», и привлечь внимания не могло. «Нептун» плавно заскользил к смутно белеющему пляжу, целясь левее невидимых в темноте камней.

– Восемьдесят секунд… шестьдесят секунд… сорок секунд, – отсчитывал Смелонен беззвучным шепотом, – двадцать секунд… ноль! Пошли!

Михаил и Сергей перемахнули за борт. До берега осталось полтора метра. Молодец, Франсуа! Подтолкнув глиссер, чтобы он коснулся днищем песка, они осторожно вышли на пляж.

– Мария? – беззвучно выдохнул-позвал Михаил.

– Я здесь! – стройная фигурка в черном возникла из ниоткуда на расстоянии вытянутой руки.

Лицо жены было черным от крема.

– Давай, быстро в лодку! – скомандовал Михаил, хватая её за локоть.

Мария гибко вывернулась.

– Мигель! Я не могу уехать! Люди… они пропадут без меня, а я – без них и моей Кубы!

– Ни фига себе! Тебе, значит, дороже люди? А я, выходит, хрен на блюде? Ты моя жена! Или уже забыла?

– Мигель… Мишенька, любимый! Если ты сдашься пограничникам, то тебе дадут всего год! Я буду навещать тебя в тюрьме, а потом мы всю жизнь будем вместе! Ты получишь вид на жительство…

– Ты спятила, что ли?

Разговор шел уже не шепотом, хотя и не громко. Сергей нервно озирался.

– Быстро в лодку, я сказал!

– Нет! Я не поеду! – зарыдала Мария.

– Капитан! Я что-то слышу! – одними губами шепнул капрал Пересу, перекатившись поближе.

Тот вскинул руку с часами: 3.42! Но не было видно никого и ничего! И не слышно тоже. По идее, с катера должны были дать сигнал? Не было сигнала!

– Вон там! Правее скал! – снова шепнул сержант, и Перес увидел смутные движущиеся пятна, сливающиеся с чернотой океана и неба.

Ага!

– Прожектор! – скомандовал он, одновременно доставая ракетницу и нажимая на спуск.

Ракета рванулась ввысь и зависла, рассыпая изумрудный свет. Весь пляж пришел в движение. Луч прожектора, метнувшись туда-сюда, зафиксировал тройку на пляже. Бойцы, стряхивая песок, бежали к скалам с автоматами наперевес, беря нарушителей в полукольцо. К сожалению, засада была размещена немного неправильно: высадка ожидалась не правее, а левее скал, и бежать пришлось лишнюю сотню метров.

Десять секунд спустя на пляж вырвалась из своей ямы Боевая Машина Пехоты, грозно поводя хоботом пушки.

– Бах! Бах! – Сергей выстрелил дважды, и прожектор погас.

Тут же застрочил пулемет с глиссера, заставив нападавших залечь.

– Франсуа! По броневику, зажигательным… Пли! – хладнокровно скомандовал Смелонен, в глубине души понимая, что на этот раз уйти не удастся.

То-есть, если рвануть в море прямо сейчас, не ввязываясь в схватку, то дохленький шанс был. Но отступить, бросить клиентов финн и не подумал. Победа или смерть!

Франсуа вскинул гранатомёт и выстрелил, целясь в фары БМП. Но тридцатимиллимитровая пушка опередила его на долю секунды и глиссер разлетелся в щепки. И Смелонен, и Франсуа погибли мгновенно. Граната же, срикошетировав от брони, с воем ушла в пространство.

Воодушевленные тем, что пулемет подавлен, бойцы, вместо того, чтобы брать нарушителей живьём, принялись азартно палить наугад. Сергей стрелял, целясь по вспышкам, и даже ранил двоих.

Капитан Перес рвал волосы в отчаянии от собственной глупости: как он мог забыть про прибор ночного видения? Теперь, вместо изящной операции по захвату негодяя Смелонена, получилась какая-то отвратительная бойня! Он-то планировал взять всех живьём, вывести на открытый суд… Его имя стало бы известным всей Кубе! Орден, майорское звание – все это накрывалось на глазах медным тазом. За застреленных цивильных по головке не погладят!

Между тем, капрал подобрался к Сергею сбоку и длинной очередью из Калашникова разнес ему грудь в клочья. Другой боец, поливая наугад, умудрился попасть в голову Михаилу. Пуля вошла в глаз и вышла из затылка, вырвав кусок черепной коробки. Ещё одна пуля пронзила сердце Марии…

Постепенно стрельба утихла. Капитан Перес, подсвечивая себе фонариком, на негнущихся, дрожащих ногах подошел, всмотрелся… Не выдержав, отвернулся и блеванул.

Люся Воробьёва купалась в лучах славы. И в деньгах – тоже! За несколько коротких месяцев в Париже она стала самой востребованной художницей-портретисткой. Самые знаменитые, самые богатые люди, среди которых была даже одна королева, записывались к ней в очередь и платили огромные деньги за собственные изображения! То-есть, впору палкой отбиваться! Люся соглашалась писать не всех, а только людей, с её точки зрения, хороших. Нескольким криминальным авторитетам и политическим деятелям, включая генсека развалившейся партии, она наотрез отказала. Заказчики интриговали и ссорились между собой за очередь к гениальной живописице. Дарили конфеты и цветы, в глаза называли Гением. Впрочем, она и была гением, одним из тех, что становятся символом эпохи, как Страдивари, Леонардо да Винчи, Микельанджело, поэт Пушкин, бард Высоцкий и писатель Илья Тамигин.

Люсины картины, а портреты в особенности, были глубже, чем стереофотография, цветнее оригинала, живописнее самой живописи! Внутри каждой её работы был свой свет, не менявшийся от внешнего освещения. В портретах она умудрялась раскрывать лучшее, что было к моделях, выявлять самые привлекательные черты характера, создавать сверхидею изображаемого. По сути, это были не просто портреты, а новое видение человека! И, что самое удивительное, люди менялись к лучшему, стараясь соответствовать собственному портрету, как идеалу.

Несколько раз, из озорства, Люся заряжала портреты призраками, безобидными и смешными: то котёночек появлялся, то смешной гномик, то белочка. С белочкой получился перебор: один государственный деятель (не будем называть его имени, ибо его и так все знают!), увидев её у себя в гостиной в полночь, бросил пить, чем нанес ущерб важным дипломатическим переговорам – какие же переговоры всухую!

Утром 18-го ноября она сидела дома одна. Просто отдыхала после завтрака, ибо день предстоял насыщенный: сегодня в Лувре открывалась её персональная выставка. Течение в живописи, которым не владел больше никто на Земле, искусствоведы назвали «Романтическим Воробьизмом». Выставка называлась: «Миры мадам Воробиофф» и Люсе предстояло произнести речь. В десять утра за ней должен был заехать… скажем так: один очень симпатичный и обаятельный человек, при одной мысли о котором в груди сладко замирало сердце, а в животе начинали порхать бабочки! Француз русского происхождения, да! Князь Андрэ Волконский! Прямо, как из «Войны и Мира»! У папы Васи сердечный приступ сделался, когда узнал, с кем дочь встречается. Андрэ Люсю в ресторан водил уже два раза, между прочим, и руку целовал! И отношение – не то, что Мишкино: смотрит влюбленными глазами, каждое желание по глазам угадывает! Не сегодня-завтра поцелует, наверное… может, даже и в губы! А там недалеко и до… Ой, не будем вслух, ладно? Чтоб не сглазить!

Взглянув на часы, Люся выругала себя: зачем рано встала? Всего восемь часов. Но, не ложиться же снова, тем более, что уже позавтракала и кофе напилась! Взяв альбом, она уютно устроилась в кресле пофантазировать. Она теперь делала это часто, и результаты в виде комиксов являлись самые неожиданные.

Вдруг, ни с того, ни с сего в душе шевельнулось что-то тревожное. В глазах запульсировали цветные пятна, сознание ушло в грезы. Карандаш забегал по бумаге… Через три четверти часа художница с любопытством воззрилась на результат своей медитации: вот Мишка плывет на яхте, почему-то с черными парусами, вот он выходит вдвоем с Сергеем на берег из маленького катера… Сергея Люся знала по фотографиям. Ба, да у него ружьё! И лица у обоих выкрашены черной краской! Странно… Перелистнула страницу: ага, всё ясно! У Мишки свидание со своей! Нет, не совсем так… Прищурившись разобрала текст: «Я не могу уехать!» Откуда уехать? С Кубы, что ли? «… Если ты сдашься пограничникам, то тебе дадут всего год! Я буду навещать тебя в тюрьме, а потом мы всю жизнь будем вместе! Ты получишь вид на жительство…». Ни фига себе, заявочки! А дальше что? Ой! Стрельба! Танк какой-то… Сергей тоже стреляет… Крупно: пуля в полете! Следующая картинка… Нет! Нет! Нет!!! Это неправильно! Пусть Мишка живет! И все остальные – тоже! Надо исправить… совсем чуть-чуть!

Схватив карандаш, Люся жирно перечеркнула последние картинки, начиная с тех, где Мишкина кубинка кочевряжилась, не желая уезжать. Надо – вот так! Карандаш заскользил по листу. Осознанно заскользил! Минута, другая… Вот, теперь хорошо!

Гении приходят в наш мир, чтобы изменить его к лучшему! Недаром их ещё называют демиургами. А Люся была (впрочем, почему «была»? Является!) гением с большой буквы Гэ!

Вагабонд, уловив Люсино желание, слегка растерялся, ибо для его исполнения требовалось вмешательство вселенского масштаба. Поколебавшись, снял трубку и набрал номер Высшего Руководства, вовремя вспомнив, что употребление имен запрещено (для конспирации!):

– Слушаю.

– Здравия желаю! Она хочет изменить прошлое!

– Не препятствуй.

– Но… А как же утечка массы-энергии?

– Я компенсирую.

– Есть не препятствовать!

Планета Земля повисла неподвижно, а затем слегка повернулась против часовой стрелки. Ну, типа время отмотали назад…

…Михаил и Сергей перемахнули за борт. До берега осталось полтора метра. Молодец, Франсуа! Подтолкнув глиссер, чтобы он коснулся днищем песка, они осторожно вышли на пляж.

– Мария? – беззвучно выдохнул Михаил.

– Я здесь! – стройная фигурка в черном возникла из ниоткуда на расстоянии вытянутой руки.

Лицо жены было черным от крема.

– Давай, быстро в лодку! – скомандовал Михаил, хватая её за локоть.

Мария гибко вывернулась.

– Мигель! Я не могу уехать! Люди… они пропадут без меня, а я – без них и моей Кубы!

Странное чувство «дежа вю»! Кажется, что ты уже пережил эти мгновения! Ещё это называют «ложная память». Именно так вдруг почувствовал себя Михаил.

«Сейчас, меньше, чем через минуту, вон там, справа, на периферии зрения что-то шевельнется… А потом – стрельба! Э, нет!»

Не слушая лепет жены, он коротко, без замаха, но сильно, ударил её в солнечное сплетение. Подхватил падающее, бесчувственное тело на руки, швырнул в глиссер. Сергей оторопело таращился на него.

– Что стоишь, дурак? П-прыгай! Уходим! – сдавленно прошипел Михаил, заикаясь из-за прыгающих губ, – З-засада!

Сергей вышел из ступора и влез в плавсредство, предварительно столкнув его на глубину.

Франсуа дал полный газ и они помчались прочь.

– Капитан! Я что-то слышу! – одними губами шепнул капрал Пересу, перекатившись поближе.

Тот вскинул руку с часами: 3.42! Но не было видно никого и ничего! И не слышно тоже. По идее, с катера должны были дать сигнал? Не было сигнала!

– Вон там! Правее скал! – снова шепнул сержант, и Перес увидел смутные движущиеся пятна, сливающиеся с чернотой океана и неба.

Ага!

В следующий момент раздался рёв двигателя.

– Прожектор! – взвизгнул Перес, одновременно доставая ракетницу и нажимая на спуск.

Ракета рванулась ввысь, и зависла, рассыпая изумрудный свет. Весь пляж пришел в движение. Луч прожектора, метнувшись туда-сюда, зафиксировал уходящий в океан глиссер. Бойцы, стряхивая песок, бежали к скалам с автоматами наперевес. К сожалению, засада была размещена немного неправильно: высадка ожидалась не правее, а левее скал, и бежать пришлось лишнюю сотню метров.