Текст книги "Важнее и сильнее всего… Повествование о запутанной жизни"

Лючия от такого вопроса аж поперхнулась кофе.

– Ну… вообще-то… ходят иногда! На дипломатических приемах… На премьеру в театре… На скачках… А почему ты спрашиваешь?

– Да так, хочу сфотографироваться в цилиндре, фраке и с сигарой!

– Так, давай купим – и фотографируйся, сколько хочешь! И дома ходи! – засмеялась закоренелая капиталистка Каррера, – А не то портрет закажи! В полный рост, маслом!

– Интересная мысль! – Сергей привлек её к себе и поцеловал в висок, – Вот, поженимся как следует – тогда и нарисуем!

В Милан отдохнувший Роллс привез их в три часа дня. Джованни, сверяясь с картой, тем не менее заблудился напрочь.

– Что делать будем? – кислым голосом поинтересовался Сергей, – Хотелось бы сегодня…

Раздосадованный Джованни вышел из машины и поманил мальчишку лет десяти, отиравшегося возле лотка с фруктами. Тот охотно подошел.

– Скажи-ка, пацан, ты знаешь, как проехать на виа Ферровьере?

Мальчишка приосанился:

– Или я не миланец?

– Так, знаешь, или нет?

– Знаю, конечно! А вы сами с откудова будете? Из Рима, небось?

– Да, да! Из Рима! Так, как проехать-то?

– А вам там чего надо, на виа Ферровьере? Больницу, где пиписьки отрезают? – глаза малолетнего миланца искрились любопытством.

– О! Как ты угадал?

– Так, на такой машине, кроме как туда, на той улице некуда ехать! – пояснил мальчишка, глубокомысленно ковыряя в носу, – Дорогу-то я объясню, но без провожатого все равно заблудитесь.

Он плутовато прищурился и потёр большим и указательным пальцами, намекая на мзду.

– Ладно, – сдался Джованни, – Сколько ты хочешь?

– Тысячу лир (примерно $2 США по курсу того времени)! – без запинки заломил малыш.

– Садись, показывай! – буркнул шофер, и мальчишка радостно угнездился на переднем сидении.

– Здрассьте, синьора, здрассьте, синьор! – вежливо поздоровался проводник с Лючией и Сергеем, – А вы пипиську отрезать или пришивать будете?

Сергей от неожиданности покраснел, и мальчишка понятливо осклабился. Лючия рассмеялась.

– Займись делом, парень! – строго одернул не в меру любопытного мальца Джованни, – Куда ехать-то?

– Прямо! – скомандовал тот, – Через три квартала – направо!

Вскоре машина свернула в совсем узенькую улицу, застроенную какими-то халупами. Поперек улицы были натянуты веревки с сохнущим бельем, по обочинам шастали куры, а в большой луже посреди немощеной дороги лежала тощая индифферентная свинья. Район был явно не тот, в каком могла бы располагаться престижная клиника.

– Вот тут останови! – приказал мелкий интриган, и машина остановилась.

– Куда ты завел нас, imbecilo-cretino-idioto? – зарычал Джованни, сообразив, что их завлекли в засаду.

Но мальчишка уже опустил стекло и завопил в полный голос:

– Мама! Папа! Тетя Анжела! Дядя Джузеппе! Дедушка! Луиджи! Мария! Фердинандо! Клаудия! Это я, Карло! Идите скорей, посмотрите, на какой машине меня возят!

Джованни грязно выругался и попытался развернуться, но было уже поздно: машину облепила толпа аборигенов! Они заглядывали в салон, цокали языками от восхищения, жали руки Джованни, Лючии и Сергею, и настырно предлагали недорого купить корзинки, цыновки, курицу, вышитые салфеточки, бумажные цветы, тапочки для покойников, лопоухих новорожденных щеночков и жареную камбалу. Ну, полная засада!

Карло, между тем, продолжал надсаживаться:

– Я нанялся проводить этих людей до больницы на виа Ферровьере! За целую тысячу лир! А вот этому синьору там отрежут пипиську!

Это была, без сомнения, его минута славы!

Толпа одобрительно загудела. Сергей не знал, смеяться или плакать!

Лишь через полчаса, купив, чтобы отвязаться, все циновки, корзинки, тапочки для покойников и бумажные цветы, наши путешественники покинули сей гостеприимный квартал.

Клиника оказалась буквально в километре от того места, где они заблудились.

Избавившись от Карло, и глотнув минералки, чтобы успокоить потрясенные нервы, Лючия и Сергей вошли в приемную главврача.

Синьор Ахиллес Константинопулос был сама любезность, и похож был вовсе не на грека, а на запорожского казака: вислые усы, бритая голова, нос картошкой. Только оселедца на макушке и вышитой рубахи на хватало! Топорща роскошные усы в улыбке, он поцеловал руку Лючии и пожал руку Сергею двуручным хватом.

– Как добрались? Легко ли нас нашли?

– Да уж, нашли! – хихикнула Лючия, – Без особых приключений!

Секретарша принесла кофе и печенье. Кофе был эспрессо – знак, что заведение не бедное. Отпив кофе, Сергей, конфузясь, приступил к делу:

– Видите ли, синьор Константинопулос… Обстоятельства сложились таким образом, что… мне нужна справка о том, что я сменил пол…

– Понимаю! – энергично потер руки хирург, – Из вас получится наироскошнейшая блондинка! Все сделаем lege artis (по всем правилам искусства, – латынь): грудь будет четвертый номер, попу тоже увеличим силиконовыми имплантами – конфетка будет, а не попа! Два нижних ребра удалим, чтобы талия была тонкая… Влагалище сформируем узенькое, тесное, приятное любому парнеру! – он аж закатил глаза и поцокал языком, изображая экстаз, – Правда, сбросить вес придется, и на гормональных препаратах посидеть месяца три, чтобы борода перестала расти. Ну, и справку дадим, а как же!

Сергей представил сию нарисованную яркими красками картину и содрогнулся.

– Э-э… тут все немного проще… Мне нужна справка, что я сменил пол с женского на мужской!

Синьор Константинопулос впал в нешуточное изумление:

– Так вы… женщина!?

– Нет, я мужчина. Но в мой документ вкралась ошибка – там написано: пол – женский, и исправить это невозможно. Вот, посмотрите сами, доктор! – Сергей положил на стол Визу.

Врач, наконец, вник:

– Значит, вы женщина формально, г-м… Ну, что ж… Перемена женского пола на мужской ещё сложнее. Удаление грудных желез, удаление гениталий, ушивание влагалища, формирование или пересадка функционирующего полового члена, пересадка волосяного покрова на грудь и лицо, липосакция для коррекции формы живота, бедер и ягодиц, массаж, курс мужских гормонов, специальный курс атлетической гимнастики для наращивания мускулатуры плечевого пояса и брюшного пресса…

– Но, ведь мне ничего этого делать не надо! – взмолился Сергей, – Только справка!

– Синьор Златогор, – доверительно наклонился к нему эскулап-капиталист, – Чтобы справка не вызвала сомнений там, где вы её предъявите, в моих книгах должны быть записи, что все вышеописанное имело место! То-есть, и операции, и комплексное лечение, да! Вдруг кому-нибудь придет в голову проверить?

До Сергея дошла, наконец, вся тонкость намека:

– Я правильно понял, что вы, доктор, для пущей правдоподобности возьмете плату за эти записи, как за реально проведенную операцию… и все сопутствующее?

– А как же иначе? – хитрый грек смотрел на жертву бюрократизма честными голубыми глазами.

– Сколько? – вклинилась в разговор Лючия, до той поры сидевшая молча.

Синьор Константинопулос взял со стола калькулятор и долго клацал клавишами, вполголоса бормоча в усы:

– … массаж… ушивание… так, гормоны… тренер… липосакция…

Секунды тянулись томительно долго.

– Вот, извольте! – калькулятор повернулся дисплеем к Лючии и Сергею.

Лючия сдержалась, а Сергей охнул: столько стоил новенький «Феррари»! Но деваться некуда, пришлось согласиться.

– И ещё одно, синьор Златогор! Вам придется провести недельку в нашем реабилитационном отделении. Ну, чтобы вас там видели, да? Заодно и отдохнете, а то вид у вас какой-то усталый. Витаминчики поколем, массажик поделаем, кислородный коктейль, то, да сё…

– Три дня! Больше не могу, – твердо заявил Сергей.

– Ну, три, так три. Но – обязательно! Завтра с утра и ляжете.

Сергей кисло кивнул в знак согласия.

Переночевали в гостинице неподалеку, а наутро снова поехали в клинику. Лючия, поцеловав своего Серджио на прощание, обещала навещать, и незаметно сунула в сумку фляжку коньяку для нарушения режима.

В клинике все было по высшему разряду: и отдельная палата, и питание, и спортзал с бассейном, но нашему герою было скучно. Послонявшись по зимнему саду (погода была дождливая, на улицу не выйдешь), решил пойти в спортзал. Там уже лениво пинали мячик несколько синьоров и синьор. Кто-то тронул Сергея за рукав. Он обернулся: ему улыбалась ослепительно красивая, высокая и стройная синьорита в шортиках и маечке.

– В пинг-понг играете, красивый мужчина? – вопрос был задан низким контральто с хрипотцой.

– Играю…

– Ну, так, давай? Стол свободен!

Они сыграли несколько партий. Синьорита, назвавшаяся Анжелой, играла слишком хорошо, и выиграть у неё удалось лишь однажды.

– Хватит, пожалуй! – Сергей положил ракетку после полутора часов борьбы.

– Ну, хватит, так хватит, – покладисто отозвалась девушка, не стесняясь снимая пропотевшую майку и представляя для обозрения роскошные груди третьего размера.

Увидев удивленно расширившиеся глаза Сергея, она спохватилась:

– Ой, опять забыл, что я баба! – и поспешно надела майку обратно.

Подмигнула заговорщицки:

– Оборудование протестировать не желаешь, красавчик? Вон тебе какой корень пришили, где ещё только такой здоровенный нашли! У меня поменьше был. Встает-то нормально, не болит уже?

Наш герой, в глубине которого был прочно зашит «Моральный Кодекс Строителя Коммунизма», в ужасе шарахнулся в сторону, осознав, что ему только что недвусмысленно предложили совокупиться с мужиком, переделанным в подобие женщины! То, что его самого приняли за хрен знает что, тоже было неприятно, почему-то. В палате, чтобы привести в гармонию нервы, выпил коньяку, мысленно поблагодарив Лючию за предусмотрительность. Успокоившись немного, восхитился качеством работы врачей: тетка получилась – от настоящей не отличишь! Разве, что кисти рук великоваты… и стопы… Даже мужским потом от него… от неё… не пахло!

«А у нас, в Советском Союзе, такой потребности нет, пол менять! Люди делом заняты, им не до глупостей! Это капиталисты-бездельники с жиру бесятся: побыл, понимаешь, мужчиной – надоело, ну, и захотел женщиной побыть, чтобы новые ощущения испытать в сексе! У, извращенцы!» – пришла на ум такая, идеологически правильная, мысль.

Короче, все оставшееся время читал на диване «Спартака» Джованьоли, смотрел телевизор, принимал процедуры, общался с Лючией, но из палаты выходить зарекся, дабы не влипнуть снова в щекотливую ситуацию.

Получив вожделенную справку, поехали домой, не задержавшись в Милане ни на одну лишнюю минуту. Лючию ждали дела фирмы, Сергей соскучился по кузнице.

На следующий день снова посетили собор Святого Петра. Принимал их уже другой дежурный священник, так что объяснять, как он так быстро сменил пол, Сергею не пришлось. Записались на 9-е февраля, на 2-е было уже все занято.

Глава четвертая

В начале октября в Москву вернулась из Эстонии Люся Воробьёва. Санаторий, где она провела более месяца, был очень хороший, Кремлевского Управления Минздрава. Это бабушка добыла путевку для внучки, надавив на мужа, который, как мы помним, служил инструктором ЦК КПСС.

В санатории Люся поправилась на шесть кило, ибо кормили на убой и строго следили, чтобы все было съедено! Под конец срока лифчик нулевого размера сделался мал, пришлось покупать первый номер. Глядя на своё отражение в большом старинном трельяже, девушка не могла не отметить перемен к лучшему в своей внешности: не только фигура, но и лицо похорошело: проклятые прыщи на лбу, которые приходилось прикрывать челкой, исчезли без следа!

Вообще, время не было потеряно зря: Люся там познакомилась с опытными в житейских и любовных делах тетками. Правда, они почти все были суицидентками, в смысле, совершали попытки самоубийства, в результате чего и попали в санаторий, но так что с того? Главное, что Люся в часы досуга могла впитывать информацию о соблазнении мужчин, которой дамы делились чрезвычайно охотно, а иногда даже навязчиво. От них комсомолка Воробьева переняла умение не сутулиться и ходить походкой «от бедра», делать классические движения глазами: «в угол, на нос, на предмет», говорить с придыханием, изящно падать в обморок, плакать настоящими слезами, а также правильно жестикулировать.

– Вот, Люся, – учила её мадам Зарубина, жена замминистра путей сообщения, – Допустим… мущина спрашивает: «Ну, я пойду?». Как ты ответишь, чтобы он понял, что можно прийти снова?

– Ну-у… Скажу: «Приходи ещё!» – терялась Люся.

– Неправильно! Надо сделать кистью вот так, как будто ты что-то приближаешь к себе, и выдохнуть: «Да-а-а!». Обязательно придет, ибо это действует на подсознательном уровне!

Люся все это старательно запоминала и даже конспектировала.

Не удержавшись, она рассказала новым подругам историю своих отношений с Михаилом.

– … он в тот вечер ушел, а я отравилась…

Дамы были потрясены и заинтригованы!

– Да ты что! Таблеток наглоталась? А каких?

– Не, я кефиром…

– Кефиром!? Оригинально!

– Ну, в смысле просроченный кефир выпила и попала в инфекционное. А оттуда убежала, не помню, как… и нашли меня в волшебном дворце, в Туркмении. И теперь диагноз у меня: бродяжничество на почве амнезии.

Дамы впечатлились: такая романтическая история!

Всесторонне рассмотрев сей сложный случай, консилиум пришел к выводу, что Люсе одной не справиться, а посему необходимо разработать План Уловления Михаила Михайлова в брачные сети. Работа над Планом растянулась до самой выписки Люси. Каждый день в него вносились поправки, новые предложения и идеи. Автору удалось сделать копию сего секретного документа:

Во первых: выяснить досконально все данные соперницы. Подвергнув глубокому анализу её слабые и сильные стороны, постараться разобраться, что особенно привлекает Михаила и, если возможно, развить это качество в себе. При невозможности – разработать альтернативный вариант влюбления объекта на базе собственных умений и личностных качеств.

Во вторых: дискредитация соперницы в глазах объекта. Красоту объявить яркой оболочкой, прилежность – ограниченностью, шарм – дешевым кокетством, простоту – тупостью. Делать это исподволь, намеками.

В третьих: оклеветать соперницу, для чего распускать слухи о её неблаговидном поведении среди близких ей людей.

В четвертых: при неудаче всего вышеперечисленного, написать анонимку в КГБ, что данная иностранка является шпионкой. Даже без доказательств должно сработать, посомневаются – и вышлют из страны, на всякий случай. А если обосновать подозрения в кавычках, то тем более.

В пятых: там видно будет!

Люся, изучив сии рекомендации, была обескуражена:

– Как же так? Слухи распускать, анонимки писать… Это же гадость и подлость!

– В любви, как на войне, все средства хороши! – возразила мадам Зарубина, главная в коллективе специалистка по интригам, – Хочешь добиться своего Михаила – значит, придется пойти и на это! Важен результат, девочка.

Люся, тем не менее, решила распускать слухи и писать анонимки лишь в самом крайнем случае.

– Уважаемые пассажиры! Наш поезд Таллин – Москва прибывает на первый путь. Нумерация вагонов производится с головы поезда… – заботливо поделился информацией динамик, после чего запел веселую песню:

Ну-ка, солнце, ярче брызни!

Золотыми лучами обливай!

Эй, товарищ! Больше жизни!

Поспевай, не задерживай, шагай!

Народ засуетился, принялся вытаскивать из купе чемоданы, сумки, свертки и кульки в авоськах, готовясь к высадке. У Люси вещей было немного: маленький чемоданчик и этюдник, но толкаться в проходе не хотелось, поэтому она сошла на перрон Ленинградского вокзала одной из последних. Огляделась: родители в поле зрения не наблюдались. Потихоньку пошла к выходу и через полсотни шагов увидела простенько одетую, похожую на учительницу, женщину с двумя чемоданами, у которой лопнула авоська с апельсинами. Ярко-оранжевые шары раскатились по платформе, и женщина ползала на коленках, чтобы их собрать. Люди шли довольно густо, некоторые переступали или обходили, некоторые пинали несчастные цитрусовые, но никто не останавливался помочь. Люсе стало жалко женщину: апельсины не каждый день купить удается, наверняка очередь здоровая была, а тут – на тебе, рассыпались! Достав их кармашка чемодана авоську, опустилась на корточки и сложила в неё с десяток кругляшей.

– Вот, кладите сюда, пожалуйста, а то ваша-то лопнула, как понесете?

– Спасибо тебе, милая! – отозвалась женщина, переводя дыхание, принимая авоську и докладывая в неё все, что удалось собрать, – А то я прямо расстроилась: издалека везу, а тут такая неприятность… Ну, ещё раз спасибо, счастья тебе!

– В чем оно, счастье? – грустно улыбнулась Люся.

Преображенный Вагабонд внимательно посмотрел на неё, шевеля губами, а затем вздохнул:

– Счастье в труде. А твоё – в труде творческом! Ибо ты – демиург!

– А как же любовь? – удивилась Люся.

– Потом будет. Сама разберешься, со второй попытки, – непонятно ответила женщина и, повернувшись, побрела в сторону метро.

– А вам куда ехать? —спросила Люся, хотя и не собиралась, – Меня папа на машине встречает, можем подвезти…

– Спасибо на добром слове! Мне далеко, в Ворсино, это с Киевского… Сама доберусь, – не оборачиваясь ответила женщина и вскоре затерялась в толпе.

А тут и папа с мамой появились!

Итак, она дома! Родители, прилетевшие из Франции на день раньше, завалили единственную дочку подарками, среди которых была пара умопомрачительных платьев от Кардена, купленных на распродаже в универмаге «Блюмкинс» (ну, прошлогодняя коллекция!), а также фирменный джинсовый костюм «Super Rifles» и кроссовки «Оdidass», приобретенные у цыган на приморском базарчике в Булони. Ни у кого во всей Строгановке таких замечательных нарядов нет! Люся решила, что на фоне соперницы, одевающейся очень скромно, она будет выглядеть очень даже выигрышно.

Привезли также множество альбомов по искусству, среди которых был один, посвященный скульптуре. Смотреть картинки полагалось сквозь стереоочки (одно стекло красное, другое голубое!), тогда изображение становилось объёмным. Этот феномен, доселе незнакомый, сильно заинтересовал Люсю. Взяв сильную лупу, она принялась исследовать иллюстрации. Ага, понятно! Изображение статуи было как бы оконтурено красными и голубыми линиями. Люся взяла альбом для набросков и несколькими линиями нарисовала пирамиду. Затем нанесла красные и синие линии. Посмотрела сквозь очки: не получилось… А если так? Она закрыла правый глаз и, глядя через красное стело левым, нанесла голубые линии. Затем прорисовала красные линии, закрыв левый глаз. На сей удалось добиться желаемого эффекта: пирамида выглядела объемной! Принцип стереоживописи был усвоен, и Люся принялась экспериментировать дальше. Взяв один из своих старых рисунков, она превратила его в стереокартинку всего за час. С непривычки было трудно, уставали глаза, но упорства художнице было не занимать!

Короче, всю следующую неделю она совершенствовала вновь открытую технику. С каждым разом получалось все лучше, даже картины маслом! Море, казалось, норовило выплеснуться за раму, грозно нависали скалы, парусник летел себе в волнах на раздутых парусах прямо на зрителя, целя бушпритом в самую середину. Отлично, отлично! Особенно удался натюрморт с самоваром и блюдом клубники: как живая получилась, даже запах чувствуется!

Во время посещения занятий в Строгановке Люся исподволь, стараясь не быть навязчивой, общалась с Михаилом. В перерывах между лекциями они несколько раз вместе пили кофе с пончиками, и Люся рассказывала о своём житье-бытье в волшебном дворце, а Михаил – о кровавых событиях в его квартире, о суде над Костанцо, о внезапном и неожиданном отъезде Сергея в Италию. Он по прежнему относился к комсомолке Воробьёвой как к товарищу, и Люсю это до поры, до времени устраивало, ибо необходимо было подготовить плацдарм, с которого впоследствии развивать наступление. Это ей объяснила в санатории Алевтина Ивановна, жена генерал-лейтенанта бронетанковых войск.

– Пойми, милая, – поучала она, глубоко затягиваясь неразлучной сигаретой, – В твоей ситуации лихой кавалерийской атакой, как ты пыталась раньше, ничего не добьешься. Любая кампания начинается с разведки, это азбука! Затем выбирается наиболее удобная позиция, готовится плацдарм, куда стягиваются силы, техника и боеприпасы, чтобы в день «Х» могучим броневым потоком ворваться в расположение противника, сметая все на своем пути, уничтожая всё живое…

Тут она краснела, выпучивала глаза и начинала вопить:

– А Верку проклятую в плен не брать! Не брать! Размазать, намотать на гусеницы, сжечь! А-а-а!

Вера была прапорщиком и служила секретаршей у генерала-лейтенанта Никитина, бравого бронеходчика пятидесяти пяти лет от роду. Прапорщик обладала длинными ногами, растущими из большой круглой попы, и грудью восьмого размера, не вмещавшейся ни в одну стандартную гимнастерку. Выдержать такое искушение генерал не смог… Жена застукала их на даче, нагрянув сюрпризом. Между дамами произошло побоище: с визгом, пощечинами, царапанием лиц и тасканием за волосы. По очкам победила Вера, как более молодая и физически крепкая! Муж принял сторону победительницы и стал с ней сожительствовать открыто, несмотря на увещевания парткома и лично министра обороны! Дело шло к разводу… Алевтина Ивановна, не в силах перенести позор и горечь поражения, бросилась под автомобиль (уазик-головастик!), но тот лишь отрикошетировал в кювет от могучих (хотя и меньших размеров, чем у соперницы!) буферов генеральши. В общем, при каждом воспоминании о сопернице-разлучнице у Алевтины Ивановны обязательно начинался истерический припадок с судорогами и пеной изо рта. Люся этих припадков сильно пугалась, но упорно продолжала посещать сии семинары по тактике и стратегии, чувствуя их несомненную для себя пользу.

Разведка, да… В медицинском институте училась Люсина одноклассница Женя. Люся с ней встретилась и обрисовала ситуацию

– Понимаешь, Мишка совсем уже мой был, даже в одном спальнике спали… и целовались, а тут подваливает эта… иностранка с жопой, как у змеи подколодной! Он на неё и запал, дурачок, как д'Артаньян на Миледи! Мне удалось узнать, что она во втором меде учится. Помоги, Жень! Выясни мне про неё всё, а я тебя в каком хочешь виде нарисую, хоть в виде Афродиты!

Женя, небольшого роста, склонная к полноте брюнетка, задумалась: искушение было велико! Но, вспомнив, что её ноги далеки от идеальных (коротковаты и толстоваты), со вздохом отказалась быть нарисованной в виде богини:

– Не, я голой не хочу, да и родители убьют! Подумаю, скажу тогда… Иностранка, говоришь, с жопой… А ещё какие-нибудь приметы есть?

– Да я тебе сейчас нариую!

И через полчаса карандашный портрет по памяти был готов. Сходство с оригиналом было полное! Сравнив изображение с худенькой Люсей, подруга с сожалением подумала, что шансов на победу у художницы немного, но задание выполнить взялась.

Уже через неделю на стол Воробьевой легло досье, фигурально выражаясь. То-есть, подруги встретились и Женя рассказала, что подходящая под описание девушка является кубинкой-первокурсницей по имени Эстрелла, живет, естественно, в общаге, вредных привычек не имеет, с Михаилом только гуляет, но, по непонятным причинам, не спит! Это с таким-то красавцем, во, дурища! Сведения были добыты от одногруппницы синьориты Рамирес. Сие обнадеживало и давало новые возможности для маневра. Позже Женя принесла вообще потрясающую новость: кубинка застукала Михаила с другой бабой и прервала с ним всякие отношения! Это Хельга по секрету поведала паре-тройке подруг, а они, тоже по секрету, разнесли новость ещё шире.

Люся поняла, что пора начинать окружение! В смысле, окружить Мишеньку заботой и участием, сделать так, чтобы ему с ней, Люсей, было интересно и приятно.

Первым шагом было приглашение Михаила в мастерскую.

– Я, Миш, новую технику освоила! – похвасталась она однажды, – Приходи, покажу!

Михаил снисходительно согласился. Он учился на последнем курсе и имел представления о всех техниках и приемах живописи. Что может нового выдумать какая-то второкурсница? Но любопытство пересилило и он пришел.

Мастерская Люси представляла собой двухкомнатную квартиру. Родители-дипломаты сняли её специально для любимой дочери, чтобы той было где творить без помехи. Михаил, увидев сии хоромы, завистливо засопел: он вынужден был заниматься живописью на кухне, а большие холсты приходилось писать в общей студии института, что было достаточно неудобно. Ну, люди там посторонние отвлекают, не дают сосредоточиться, краски и кисти берут без спросу… А тут! Хоть шесть метров на девять на мольберт ставь!

Пока он осматривался, Люся поставила на плиту чайник. Какой же общение без чая! Этому её научила Эльвира Павловна Семенчук, специалистка по Задушевности Общения. Жена директора универмага «Детский Мир» лечилась в санатории от клептомании. Методику завязки контактов с нужными людьми и расположении их к себе она излагала прекрасно, и Люся жадно впитывала эту информацию, несмотря на то, что после каждого общения с Эльвирой пропадали то заколка, то мелочь из кошелька, то пуговица с жакетки, то авторучка. Потом, правда, клептоманка все возвращала по первому требованию.

– Вот, Миш, смотри! – начала экскурсию хозяйка, снимая мешковину с первого холста.

Вгляду Михаила предстала ранее виденная картина, написанная в Новом Свете: он сам, в одних плавках, стоит на скале посреди моря в позе отдыхающего Аполлона.

– Недурно, Воробьёва! – одобрил он, – Свет хороший, цветопередача адекватная… и перспектива. Прозрачность воды передана отлично. Только, я уже эту работу видел. Или ты дописала что-то?

– А ты теперь сквозь очки посмотри! – предложила Люся, затаив улыбку.

Надев сине-красные очки Михаил ахнул: картина резко изменилась, стала объёмной! Море теперь не просто казалось прозрачным, а было таковым: можно было разглядеть камушки и водоросли на дне. Сам он смотрелся настоящим культуристом, кубики брюшного пресса и бицепсы, слегка приукрашенные Люсей, выглядели прямо-таки осязаемыми! И другие части тела тоже, г-м!

Ошарашенно тряхнув головой, он снял очки: объём исчез, мускулы смотрелись вполне умеренными… и камешков на дне не видать…

– Как ты это делаешь, Воробушек? – прошептал наш зритель севшим голосом, – Как?! Такого же просто не может быть!

– Может-может! – триумфально улыбнулась художница Воробьёва, – Ты ещё не всё видел!

Михаил добросовестно посмотрел остальные картины: везде то же самое, полное ощущение реальности. Даже показалось, что в самоваре он разглядел собственное отражение!

– Научи, Люсь! – попросил он, положив на плечо девушки руку.

Та аж содрогнулась от удовольствия: во первых, впервые по имени назвал, а то все Воробьёва да Воробушек, во вторых – физический контакт, как знак доверия!

– Ну, конечно, дорогой комсомолец Михайлов! – с придыханием, как учили, выдохнула Люся, – Научу! А пока, давай чайку попьём, с конфетами?

Чай пили на кухне, где же ещё! Была открыта жестяная расписная банка подлинной индийской заварки из Индии, произведшей на Михаила мощное впечатление. Конфеты же – настоящий швейцарский шоколадный набор – вообще повергли в восторг.

– Ого! Вот это чаёк! И у шоколадок вкус – специфический! Надо же, мятная попалась! Я ещё одну съем?

– Кушай-кушай! Это всё родители из Франции привезли, – небрежно обронила Люся, мысленно похвалив себя за новое достижение: вкусный чай будет служить дополнительной ассоциацией с ней, его заварившей!

За чаепитием она объяснила принцип стереоживописи.

– И только-то? – поразился Михаил, – Знай себе оконтуривай красным да голубым?

Допивши чай и загасивши окурок в банке из под сгущенки, он немедленно попытался нарисовать кубик. Сделал все, как говорила Люся, но стереоэффект не возник!

– Странно! – обескураженно пробормотала учительница, не упустившая случая слегка навалиться грудью на плечо ученика, – Попробуй ещё разок, а?

С третьей попытки получилось! Михаил с облегчением отложил карандаши.

– Слушай, Люсь, а ты здесь с кем-нибудь или одна?

– Одна-одинешенька, – подтвердила вопрошаемая, затаив дыхание: вот, сейчас он клюнет на приманку!

– Э-э… а можно я к тебе сюда переберусь? Мне на кухне тесно, а в институтской студии неудобно. Пусти, а? Вдвоем веселее!

– Ну-у… ладно… приходи, когда хочешь, – как бы нехотя согласилась Люся, хотя на самом деле душа у неё пела, – Только больше никого не приводи! Я тебе завтра ключ запасной у слесаря сделаю.

– Спасибо тебе огромного размера, комсомолка Воробьёва!

Время было позднее. Михаил проводил девушку домой (всего-то пришлось на два этажа спуститься!) и, довольный, отправился восвояси.

Люся ликовала: окружение прошло успешно!

Успех необходимо было закрепить и развивать. Теперь каждый приход Михаила в мастерскую обязательно начинался с чаепития, ибо это сближает. К чаю Люся подавала всякие вкусняшки, приносимые родителями из спецраспределителя и отсутствующие в московской торговой сети: ну, там, бутерброды с икоркой или сёмгой, зефир в шоколаде, клюкву в сахаре. На Михаила это действовало положительно: он урчал от удовольствия, неприлично облизывал пальцы, а иногда даже обнимал Люсю, прочувствованно говоря при этом:

– Спасибо, Воробушек! Сроду так вкусно чай не пил!

Люся радовалась и млела! Все шло правильно, путь к сердцу любимого через желудок был нащупан и проторен!

После чая они работали, каждый в своей комнате, периодически прерываясь на перекур. Люся не курила, но для Михаила стащила у папы блок «Филипп Моррис». Михаил, потихоньку вышедший из депрессии, вызванной разрывом с Марией, шутил и рассказывал анекдоты, которым Люся обязательно смеялась, даже если не понимала юмора. Ну, чтобы не показаться неразвитой!

Дальше – больше! Проходя мимо Люси в туалет или на кухню, Михаил иногда игриво шлёпал её по попке. Люсе это нравилось до чрезвычайности, и она быстро научилась провоцировать потенциального жениха: заслышав его шаги, вставала на стул коленями и оттопыривала корму.

Михаил упорно пытался освоить технику стереоживописи, но, при всей его старательности и помощи Люси, у него получалось плохо. Объёма удавалось добиться только на самых простых рисунках: куб, шар, пирамида. Пропыхтев целую неделю над гипсовой головой (такие он рисовал ещё на первом курсе!), стереоэффекта так и не добился: объёмным получился только нос! Это обескураживало. Люся не могла постичь причину его неудачи, ибо у неё все получалось легко, и каждая её новая картина представляла собой слепок реальности – настоящей или мнимой, неважно.

Наступил Сочельник, канун Рождества, которое католики празднуют 25 декабря. Мария тайком от всех, даже от Хельги, посетила богослужение. Для этого пришлось ехать в единственный действующий в Москве Храм Святого Людовика Французского, что на улице Малая Лубянка. Под внимательными взглядами нескольких молодых людей в штатском, гулявших у входа, она вошла в широко распахнутые двери. Внутри горели свечи, играл орган, пахло ладаном. Дева Мария держала на руках младенца Иисуса, и он улыбался людям. Народу было, кстати, не очень много, так, сотни две, в основном иностранцы. Впереди, у самого алтаря, молился бледный бородатый мужчина, похожий на Костанцо, жениха Марины. Двое в штатском скучали рядом.