Текст книги "Обрученные Венецией"

Каролина и Анджела с растущим энтузиазмом занимались созданием новых шедевров. Все, что знала синьора Фоскарини о моде, она старательно использовала в фасонах нарядных платьев. В своей работе они применяли тяжелые ткани и великолепные кружева. Энрике возил из городского рынка прекрасную парчу и бархат, расшитые венецианскими узорами.

Но больше всего Каролину радовало то, что занятие общим делом невероятно сблизило их с Анджелой, сделав едва ли не лучшими подругами. Нередко они засиживались за работой допоздна, и Каролина, невзирая на строгие наставления супруги Гаета идти спать, поддерживала ее, пока та управится и соберется лечь в постель.

Детвора души не чаяла в Каролине. Палома удивлялась, что беременность не привнесла в ее нрав недостающую серьезность и отнюдь не изменила присущее ей озорство, что детям, кстати, приходилось еще как по душе! Каролине приносили неимоверное удовольствие игры, которыми она развлекала детишек. По вечерам она пересказывала им книги, прочитанные ею еще в детстве. А днем обучала наукам, которые были известны ей самой.

Но Каролину изумляло, что девочки не особо интересовались образованием и охотнее помогали матушке по дому. «Они занимаются своими прямыми обязанностями, которые с детства возлагаются на женщину, – строго говорила синьоре Палома. – Не всем же быть такой любопытной к наукам, как вы!» А вот Андреа с удовольствием слушал и изучал все, что рассказывала ему Каролина.

Семья Гаета быстро свыклась с проживанием гостей, и даже Энрике с удовольствием общался с синьорой, отмечая про себя невероятную образованность этой женщины. Порой ему казались подозрительными ее простота и умение расположить к себе. Однако он тут же успокаивался, когда ощущал искренность, исходящую из души этой дивной женщины.

Сама же Каролина не переставала любоваться душевностью отношений между Анджелой и Энрике. Наблюдая за их любящими взорами и улавливая мимолетные попытки коснуться друг друга, бегло чмокнуть в уста или же с воодушевлением обнять, – она так часто вспоминала об Адриано. Почему же выходит так, что простолюдинам любить проще? Это грубое «проще» как нельзя кстати подходит этому выражению. Ведь в то время, как в светском мире на троне восседают алчность и распутство, ставшие идолами для подавляющего большинства аристократов, обыкновенный бедняк имеет свободу в иных, более весомых в жизни вещах.

Тех, кто ниже в сословии, не сковывает нужда к лицемерию, или к сокрытию своей любви: здесь, в этом маленьком селении, они защищены от завистливых человеческих глаз. И они счастливы! Невероятно счастливы! Да, порой им тяжело перебиваться, когда налоги отбирают большую часть доходов, а дань требует жертвовать значительную часть урожая. Но это оказывается такой мелочью, когда их богатство – это три ангельских создания, которых они окружают нежностью и заботой. И это та любовь, которую можно назвать чистой и непорочной. В которой хранится та доля святости, не обремененная грехопадением мужчин и женщин, заключивших брачный союз лишь из нужд и притязаний родителей.

Об этом и думала Каролина, вглядываясь запотевшее от зимних холодов окно. На улице шел снежок и огромными хлопьями плавно ложился на влажную землю. Зима выдалась довольно мягкой, и февраль отнюдь не баловал венецианцев морозами, разнося по земле чавкающую под ногами грязь. Такая унылая погода в последние месяцы наводила невероятную тоску.

Но среди этого мрака и сырости в окне появилось лицо Диего Пенна, расплывшееся от удовольствия лицезреть синьору и заставившее Каролину обрадованно улыбнуться. Очевидно, он заметил ее грустный взор, бесцельно устремленный вдаль, и решился немного развеселить эту прекрасную женщину, которой он с недавних пор был очарован. Диего вошел в дом, и с долгожданным удовольствием прикоснулся прохладными губами к ее руке, не скрывая радостной улыбки.

– Проезжал мимо, решил заглянуть. Как вы чувствуете себя, Каролина? – спросил лекарь с дрожащей ноткой в голосе.

– Благодарю, Диего. Уже немного лучше. Недомогание дает о себе знать значительно реже.

– В доме тихо… – он заинтересованно оглянулся, внутренне надеясь, что они одни.

– Дети и Палома спят. Энрике и Анджела отправились в предместье Вероны отдать заказы платьев.

Диего пронзал смущение Каролины каким-то пытливым взглядом, словно намеревался заглянуть ей в душу и нагло похозяйничать в ней. Будто ощутив это, она отвела глаза и прошла к плите, спрашивая у него:

– Лекарь Пенна, может быть, теплого молока с медом?

– О, да, благодарствую, Каролина. Согреться перед осмотром не мешало бы.

– Вы полагаете, что меня нужно осмотреть?

– Желаю убедиться, что вы в порядке, – она заметила, как он растерянно уткнулся в окно.

За последний месяц Диего Пенна захаживал в дом Гаета едва ли не каждую неделю. С тех пор, как он увидел Каролину, частенько стал «проезжать мимо» и заглядывать безо всякой нужды. Ей нравилось мужское общество, но при этом всем своим видом она указывала ему на занятость своего сердца.

– Как ваше дитя? – спросил он, с аппетитом отпивая из глиняной кружки.

– Ох, этот малыш иногда совершенно неугомонный, – рассмеялась Каролина.

– Это хорошо, – улыбнулся Пенни. – Ох, кстати, я вам привез подарок…

Он достал из своей сумки завернутый сверток.

– В нем сахарные сладости, – сказал он. – В это время года фрукты – большая редкость, но эти угощения довольно изысканны.

– Благодарю, лекарь, – с улыбкой ответила Каролина и приняла от него дар.

Какое-то время они беседовали о пустых сплетнях, и их общение вполне могло бы стать непринужденным. Но синьора Фоскарини все чаще стала ощущать напряжение и даже смущенность во время их беседы. Виною тому был пристальный взгляд лекаря, с нескрываемой влюбленностью осматривающий ее. Не желая рассуждать о причинах этого вожделения, Каролина отвлекала свое внимание на его слова.

– Боли повторяются? – спросил Диего, осмотрев Каролину.

– Гораздо реже, чем прежде. Но я и вовсе ничего не делаю. Иногда прогуливаюсь по дворику, но тут, как видите, далеко не уйдешь. Поэтому довольствуюсь лишь домашними стенами.

– Хорошо, что зима выдалась мягкой, и у Гаета довольно тепло. Берегите себя, Каролина. Если что-то будет беспокоить, вы знаете, где меня искать.

Она лишь кивнула головой, проводя лекаря к порогу.

– Диего, – несмело промолвила она, и тот обрадованно откликнулся, одаривая ее взором, полным нетерпеливых надежд, – помните ли вы, когда я вам около двух месяцев назад отдавала письмо, адресованное моей тетушке? Вы еще говорили, что ваш знакомый гонец нередко навещает Флоренцию…

Диего растерянно кивнул головой.

– Вы скоро сумели его передать?

Он посмотрел в ее прекрасные глаза, сияющие ожиданием и нос тальгией, и к нему сразу пришло осознание того, что сейчас эта синьора невероятно тоскует по родным.

– Да, я отдал его сразу, – не мешкая ответил Пенна. – Вас что-то беспокоит?

– Да, Диего, – ответила с грустью она. – От тетушки до сих пор нет ответа. По срокам она должна была уже ответить или даже приехать ко мне…

Тот лишь развел руками.

– О, Каролина, в это захолустье ответ мог не дойти…

– Разве это захолустье? Через пять миль располагается Верона…

– В городские стены письма ходят чаще. А сюда вряд ли кто-то их довезет. Быть может, и ваше письмо не дошло… Они часто теряются…

Он как-то замялся, но потом улыбнулся ей и с ободрением промолвил:

– Каролина, меня не покидает уверенность, что вы обязательно увидитесь со своей тетушкой.

Она достала из-за пояса конверт и протянула ему.

– Диего, Богом молю, отправьте еще одно письмо во Флоренцию! Быть может, хотя бы это дойдет к моей тете… Вот и деньги в поощрение…

– Нет, не нужно. Я обязательно выполню и эту вашу просьбу!

В его улыбке, брошенной им на прощанье, Каролина прочла нечто искреннее и чувственное, дарящее теплоту и нежность. Подобные сердечные моменты придавали его, и без того приятной внешности немалую долю такого мягкого обаяния, которым так редко обладают мужчины.

– Не нравится мне, синьора, что этот Пенна постоянно к вам захаживает, – послышался недовольный голос Паломы, выходящей из их крохотной комнатки. – Слишком часто для беременной женщины вы принимаете лекаря.

– Ох, Палома, не ворчи! – рассмеялась Каролина. – Диего Пенна – весьма галантный молодой человек…

– И неженатый, – с недовольством отметила та.

– И что с того, Палома? – с улыбкой спросила Каролина.

– Неужто вы не замечаете, что он в вас влюблен? Сладости носит всяческие, подарки. А как он улыбается, глядя на вас!

Каролина заливисто рассмеялась.

– Ну что же, дорогая, может, он и влюблен. Но не стану скрывать, что мне это лестно: быть в положении и заиметь поклонника – разве это не прелесть?

– Но вы венчаны, синьора! Негоже женщине при живом муже принимать ухаживания от другого мужчины.

– А что же мне делать? – с раздраженным недовольством спросила Каролина. – Что мне делать, Палома, если мой муж до сих пор не подал никаких признаков того, что у него есть еще чувства?

– Так откуда же ему знать, синьора, где вы обитаете? Он ведь посылал офицера, но вы скрылись от того.

– Дабы снова не оказаться плененной.

– И все же он простил бы вас…

– Палома, ты никогда не любила сенатора Фоскарини, с чего это в последнее время бросаешься в его защиту?

– Он вас любил искренне, всей душой. А разлучили вас жестокие сердца. И я верю, что вы будете вместе, – увидев слезы в глазах кормилицы, Каролина смягчилась в лице и обняла ее. – Я так переживаю за вас, синьора! Я и сама отправилась бы в путь, чтобы известить сенатора о вашем местонахождении. Но во мне нет присущей вам смелости и решительности, и боюсь, что я к нему просто не доберусь.

– Моя милая, дорогая кормилица, твоя любовь ко мне всегда была сердечной, словно у матери к своему дитя. Ты не представляешь, как ты дорога моему сердцу. Обещаю тебе, что, если сенатор приедет за мной, я найду в себе силы простить его, моя родная.

– А если все же не удосужится?

– Odero si potero; si non, invitus amabo.

– Синьора…

– Ох, Палома, я презентую тебе цитатник! «Буду ненавидеть, если смогу; а не смогу – буду любить против воли», – последние слова из ее уст сорвались едва ли не с плеском тихого плача. – Так писал Овидий в своем творении «Любовные элегии».

– В Милане на самом деле ходят слухи о намерениях герцогства в отношении Венеции, – произнес Антонио, присаживаясь по приглашению Адриано за обеденный стол.

Прислуга хлопотала вокруг него, расставляя приборы и поспешно принося блюда. После того, как слуги управились, Адриано знаком отпустил их, дабы остаться с Антонио наедине.

– Я весь во внимании, – промолвил сенатор, заинтересованно глядя на Брастони.

– В Милане речь идет о захвате земель от Брешии до Вероны для увеличения территории герцогства. Я сумел наладить контакт с одним из некогда прислуживающих в доме Брандини.

– Ты решил действовать, приблизившись к логову врага?

– Так и есть, синьор. Мой риск был оправдан. Этот Нанни работает помощником дворецкого в палаццо Брандини. Как стало известно, Леонардо Брандини, герцог да Верона, все чаще обитает здесь. За очень хорошую плату дворецкий открыл мне, что слышал разговоры в резиденции о заговоре и военных планах. К сожалению, до него долетали лишь обрывки фраз во время беседы: намерения носят тайный характер. Информация эта стала известной ему по случайности, и, очевидно, никто не разведал об этом. В противном случае бедолагу уже давно отправили бы на тот свет. Он утверждает, что Паоло Дольони на самом деле принимает непосредственное участие в заговоре, поскольку лично передавал письма от венецианца. Ходят слухи, что сам миланский герцог через Брандини пообещал ему обширные земли и даже корабли в случае, если операция с его помощью пройдет блестяще.

– Превосходно, – улыбнулся сам себе Адриано. – Стало быть, Паоло все же скрывает под маской чудовищное лицо, которое так жаждут открыть себе сенаторы Венеции.

– Так и есть, синьор. Вполне вероятно, что это лицо гораздо чудовищнее, чем нам всем кажется.

– Удивительно, но мотивы Дольони мне все же не ясны. В рес публике он владеет достаточным имуществом, строит карьеру в политике – чего ему не хватает? Неужто он полагает, что руководство над Вероной принесет ему больше дохода? Как-то странно… – Адриано задумчиво сомкнул губы. – В любом случае, Антонио, нам нужны доказательства. То, что ты узнал без подтверждающих фактов, – лишь пустой звон. Если мы сможем подтвердить их связь делом, можешь мне поверить, что Дольони совсем скоро окажется за решеткой. Наиболее существенной помехой для нас сейчас являются те члены сената, которые не верят в его предательство. Но именно они своим голосованием в скором времени должны выдать одобрительное решение направить Паоло Дольони в Милан для регулировки ряда торговых вопросов. А тот, поверь мне, непременно воспользуется этой поездкой в своих целях. Тебе необходимо будет направиться за ним и тщательно проследить за мерзавцем. Вероятнее всего, во время этой поездки они обсудят непосредственную подготовку к захвату. Зная Паоло и его методы сотрудничества, он, вероятнее всего, после визита в Милан должен будет ответно пригласить Брандини на территорию Венеции, дабы подтвердить свою преданность и заодно помочь миланцам изучить крепостные сооружения Вероны и прочих городов Террафермы, располагающихся ближе к границе с Миланским герцогством. А нам категорически нельзя упустить этот момент.

Адриано задумчиво потер бороду, глядя, как Антонио приложился к еде. Он до последнего надеялся, что измена Паоло – лишь ложные слухи, распространенные венецианцами на почве сплетен о последних событиях в жизни Фоскарини, которые сам Адриано непрестанно прокручивал в своей голове. Все могло случиться совсем по-иному, будь он внимательнее к семье и почтительнее к врагам.

– Антонио, скажи мне, – обращение синьора заставили того оторваться от блюда, – с кем ты живешь?

Поначалу Брастони оторопел, не понимая заинтересованности сенатора: вначале он любезно приглашает его отобедать с ним, а сейчас задает довольно личные вопросы.

– С супругой, синьор, – ответил он.

– Ты женат?

– Да, синьор.

На какой-то момент Адриано улетел в своих мыслях, и, судя по его невообразимо измученному выражению лица, Антонио понял, что тот думает о своей синьоре.

– А дети есть? – спросил Фоскарини.

– Скоро ждем пополнение, – на лице Антонио читалась горделивая улыбка.

– Поезжай домой, – сказал Адриано, едва удержав в себе невероятно болезненный вздох.

– Но ведь… не все еще…

– Отдохни дома пару дней, ты мне пока не нужен. Послезавтра явишься.

Антонио радостно подскочил, вытирая на ходу рот салфеткой и раскланиваясь перед синьором в благодарностях. Затем, не раздумывая, бросился к дверям. И чем удивляет его поспешность, когда преданный Брастони не был дома более месяца? Адриано усмехнулся и спокойной походкой направился в свой кабинет.

Он до сих пор не мог оправиться после потери супруги. Удивительно, но ему тяжело было понять, как прежде он вообще жил без нее. Сейчас Адриано тоскливо переживал каждый день своей никчемной жизни лишь в надежде получить хотя бы слово известий о Каролине. О ней ничего не слышала Матильда, и он безоговорочно верит ей, ибо эта чудаковата тетушка почему-то до сих пор стоит на стороне их брака. Его тешили слова Гумаччо о том, что Каролина сама объявится. И хотя Фоскарини не свойственно было томиться в ожидании, он все же осознавал, что действия в этом случае ни к чему не приведут, что убивало его душу еще больше.

Радуясь восходящему весеннему солнцу, Каролина запрокинула голову к небу, наслаждаясь его насыщенной яркой голубизной, так ласкающей ее счастливый взор. В воздухе стоял тот самый аромат весны, от ощущения которого душа стремилась вырваться ввысь.

Держась за поясницу от растущей тяжести своей маленькой, но бесценной ноши, медленной походкой она потихоньку приближалась к соседнему селению, где жил лекарь Диего Пенна. Дорога заняла у нее всего полчаса, но за это прекрасное время она смогла насладиться красотой расцветающей на глазах природы. Свежая зелень, едва родившаяся, но уже так насыщенно украшающая помрачневшие за зиму окрестности, словно била в глаза своей сочностью.

Чтобы суметь насладиться этим, Каролине пришлось нарочно уйти из крестьянского домика втихомолку, дабы не будить Анджелу с детьми и уснувшую лишь к утру Палому, которая последний день провела в сильном жаре от простуды. Энрике с самого рассвета отправился на повозке на поле для обработки после весенней посадки.

Зная лишь приблизительно, где проживает Диего Пенна, Каролина смело направилась в его поселок. Спросив по пути у двух женщин, как скорее она сможет добраться к жилищу лекаря, она продолжила идти, не скрывая на лице сияющую улыбку. Эта кратковременная прогулка позволяла ей лицезреть весенний переполох, вызванный у природы новым периодом, повлекшим за собой столько перемен.

Диего открыл ей с невероятным изумлением на лице. Дитя в утробе Каролины способствовало расцветающей в ней женственной красоте, словно дорисовывая в ее небесно-голубых очах блеск предстоящего материнства. На удивление всем, она отнюдь не выглядела изможденной беременностью: в последнее время Каролина и вовсе чувствовала себя превосходно, что заставляло ее все чаще подумывать о том, чтобы потихоньку отправиться во Флоренцию.

Диего расплылся в улыбке, впуская Каролину к себе в дом.

– Желаете чего-нибудь? – спросил он, присаживаясь рядом с ней, без стеснения наслаждаясь ее околдовывающей красотой.

Вопреки недовольству женщин собственными чертами, кото рыми награждает их беременность, лекарь Пенна всегда восхищался теми переменами, которые в это прекрасное время проявляются во внешности каждой из них. Но Каролина за эти несколько месяцев стала для него особенной женщиной.

– Благодарю, Диего, но я к вам по делу, – смущенно отвернулась она, чувствуя пристальный взгляд мужчины, восхищенно рассматривающего ее.

Ее слегка располневшие щечки от прогулки на свежем воздухе и пережитого смущения покрылись бордовым оттенком, будто накрашенные румянами.

– У вас что-то случилось? – взволнованно спросил он, внутренне надеясь не услышать от нее жалоб на состояние собственного здоровья.

– Заболела Палома, – пояснила Каролина. – Видимо, схватила простуду. Я прошу вас осмотреть ее, поскольку мы спим в одной комнате, а мне бы не хотелось, чтобы она меня заразила.

– Мы сейчас же с вами отправимся в дом Гаета.

Диего, невероятно обрадованный тем, что прекрасная Каролина обратилась к нему за помощью, поднялся и начал поспешно собираться в дорогу, временами бросая на нее улыбчивый взгляд. Пока он бегал впопыхах по домику, Каролина поднялась с табурета и прошлась по небольшой комнате, в которой, очевидно, лекарь принимал пациентов. И пусть она была гораздо скромнее, чем лекарская Витторио Армази, все же чистота и благодать в ней так же господствовала.

Здесь же стояла кушетка для больных, маленький столик, на котором в беспорядке были раскиданы листы с записями, а также небольшой лекарский шкафчик с бесчисленным множеством разного рода сосудов. Каролина заинтересованно устремила свой взгляд на надписи, прикрепленные к ним, но латинские наименования оказались ей совершенно незнакомыми.

Но вдруг перед ее глазами промелькнуло что-то до боли знакомое. И это знакомое ей почудилось собственным почерком. Каролина с любопытством посмотрела на несколько конвертов, поставленных вертикально под самой дальней стенкой шкафчика. Она не могла не взять их в руки, ибо с ужасом заметила, что это были письма, которые она писала тетушке. Все три письма, которые она передавала лекарю в надежде, что хотя бы одно из них дойдет до Флоренции. Каролина лишь ощутила, как внутри нее словно что-то оборвалось. Все это время она тщетно ожидала ответа от Матильды, не имея ни малейшего представления, что та не получила ни единого письма. К горлу подошел удушливый ком несостоявшихся надежд и разочарования.

Выбежавший из соседней комнаты Диего виновато с мотрел на нее, склонив голову, словно провинившийся мальчишка. Она обернулась к нему, словно в самую душу устремив свой взгляд, наполненный слезами.

– Почему? – только и смогла вымолвить Каролина, сдерживая в себе удушливые рыдания.

– Простите… – едва слышно произнес Диего…

Он не выглядел слюнтяем: черты его лица были достаточно сильными, как для обычного лекаря, но этот странный поступок создавал в ее глазах образ беспомощного слабака.

– Почему? – более требовательно и едва не рыдая, повторила она свой вопрос. – Почему вы не отправили мои письма?

Она так надеялась, что этот человек, к которому она испытывала доверие всем своим наивным сердцем, найдет своему поступку весомые оправдания. Но он безмолвно смотрел на нее, не сумев разыскать в себе подходящих слов для объяснений.

– Диего! – требовательно воскликнула она, и он вздрогнул. – Отвечайте!

– Я… я боялся, что вы покинете меня…

– Покину вас? – больше возмущения, чем изумления слышалось в ее голосе.

– Я не мог допустить, чтобы вы уехали…

– Вы их читали, – с уверенностью произнесла Каролина.

Он безмолвно опустил взгляд. Она перевернула письма печатью кверху и одна из них оказалась сорванной.

– Вы – бесчестный человек! – воскликнула в сердцах Каролина и с ненавистью бросила письма прямо ему в лицо.

Она тут же вышла на улицу и, придерживая животик, словно пытаясь оградить дитя от сильной тряски ее решительных шагов, направилась по дороге к дому Гаета. Из ее глаз ручьем текли слезы, кричащие о разбитых надеждах. Тетушка не могла приехать, написать… а она обязательно это сделала бы и тем самым смогла бы избавить свою племянницу от изнуряющей тоски по родным людям. Господи, как же Матильда изводится там, во Флоренции, в мыслях о том, что вообще происходит с Каролиной! Ведь никто… никто до сих пор не имеет ни малейшего представления о том, что с ней! И вообще, жива ли она… И все потому, что этот подлец Диего Пенна не отправил ее письма во Флоренцию! Каролина ощутила себя такой одинокой, какой не чувствовала никогда прежде! Будто весь мир вокруг нее перестал существовать…

Лекарь догнал ее. Она не испытывала ни малейшего желания смотреть на него. Услышав позади себя шаги, Каролина с гневом и сквозь рыдания воскликнула:

– Вы намеренно держали меня здесь все это время, обрастая жестокой ложью! Я завтра же выезжаю во Флоренцию, что бы вы мне ни говорили!

Он остановил ее, схватив за руку. Нехотя Каролина устремила на него заплаканные глаза.

– Милая… прекрасная… несравненная, я и впрямь поступил бесчестно, разочаровав вас, – согласился он. – Но молю вас, поверьте, что путешествие для вашего дитя является чрезвычайно опасным. Судя по вашим письмам… – он запнулся. – Простите мне мой безрассудный проступок… Но, судя по вашим письмам, все те потрясения, которые вам пришлось пережить за последнее время, и поставили под угрозу ваше нынешнее положение. Подумайте о ребенке! Я клянусь вам, что после родов я найму для вас самую комфортабельную повозку и собственноручно отвезу вас во Флоренцию, найдя в себе силы попрощаться с вами навсегда.

Каролина увидела в его глазах небывалую искренность: такую, какая еще не изливалась так красноречиво из его уст.

– Что правило вами в тот момент, когда вы читали мои письма, даже не намереваясь их отправлять? – спросила она, пытливо пронзая его сердце своими глазками.

– Неужто вы не замечали, что я безумно влюблен? – ответил он вопросом на вопрос. – Больше всего на свете я боялся потерять вас…

Из груди Каролины вырвался тяжелый вздох. Убрав от себя его руки, она продолжила путь.

– Вы же знаете, что я замужем, Диего, – с недовольством подчеркнула она.

– Но ваш брак под угрозой, судя по всему… – он тут же увидел ее гневный взгляд и смолк.

– Судя по моим письмам, вы имеете в виду? Чем бы ни закончилось наше с мужем расставание, – произнесла она и взглянула в лазурные небеса, щурясь от яркого солнца, – я никогда более не смогу полюбить другого мужчину, так как и сейчас люблю его.

– Вы все еще любите? – изумился он.

– Да, Диего! Эта та любовь, которая навеки сливается с сердцем и владычествует им до тех пор, пока оно не перестанет б иться.

Сила чувств, бьющая из ее глаз, устремленных на него, словно уничтожала его сердце. Диего лишь отвел взгляд, не переставая удивляться этой женщине.

– И я вас молю, Диего, ничего не говорите семье Гаета обо всем, что узнали. Я не хочу селить в сердца Анджелы и Энрике смя тение по поводу своего нахождения у них. Знай они, что я – жена венецианского сенатора, то невероятно забеспокоились бы по этому поводу. Поэтому прошу вас, во имя всего святого, не пугайте их.

Она говорила, даже не глядя в его сторону, но Диего с пониманием относился к ее словам.

– Я клянусь вам, Каролина, что от меня никто не узнает ни слова из вашей тайны.

Анджела всю дорогу весело щебетала о всякой всячине, очевидно, наполненная предвкушением скорого дня рождения единственного сынишки. Каролина едва упросила чету Гаета взять ее с собой: невзирая на строгие запреты лекаря путешествовать, она решила, что непродолжительная поездка в город ей никак не повредит.

Одевшись в платье, которое сшила для нее Анджела в серо-голубых тонах, Каролина намеревалась слиться с простолюдинами в одно пятно, чтобы не выделяться из толпы. Да и невероятно шустрая весна уже полностью подготовила почву к приходу лета, и гардероб Каролины, загроможденный теплой одеждой, требовал обновления.

Энрике смастерил небольшую, но весьма удобную повозку, которая служила им и для поездок в город, и для облегчения работы в поле. В нее он запрягал двух лошадей, имеющихся у него в распоряжении, на одной из которых приехала Каролина.

Конец мая выдался достаточно жарким, все трое в повозке скрывались от солнца под огромным самодельным зонтом, опять же сделанным руками Энрике.

Путь в Верону должен занять около двух часов в одну сторону, и привыкшие к таким передвижениям супруги Гаета старались всеми силами сократить его забавными рассказами и пением песен. Каролина ощущала, словно по ее душе лился бальзам, когда она находилась в этой чарующей непринужденности, искрившейся из душ каждого из них. Этой семье чуждо то, что оскверняет человеческое сердце, и ей неоднократно приходилось восхищаться этим.

Подключив всю свою внимательность и предосторожность, Энрике старался всеми силами избегать ухабов на дорогах, чтобы Каролину не сильно трясло. На протяжении пути ее самочувствие оставалось вполне сносным, что безмерно радовало саму Каролину: ей не хотелось обременять супругов Гаета вынужденными остановками. Но продолжать высиживать в поселке у нее еще больше не оставалось сил, – ее характеру и так несвойственна усидчивость, но на последних месяцах беременности малыш словно требовал от мамы движения: ее всегда несло в дорогу.

– Быть может, зря ты поехала с нами, Каролина? – говорила Анджела, переживая за ее состояние. – Мы бы могли и сами выбрать подарок, который ты хотела купить Андреа.

– Я не могу позволить этого, милая. К тому же я готова хоть пешком отправиться в Верону или даже лагуну, лишь бы вырваться в городскую суету. Порой она меня невероятно успокаивает.

– Мне на руку твое решение, – с улыбкой призналась Анджела. – В Вероне ты как раз сможешь помочь мне подобрать ткани – здесь богатый выбор. Те заказы, которые сделали мне дамы из вилл на Бренте, необходимо закончить в течение месяца.

– К слову, что за виллы располагаются на берегу Бренты? – спросила Каролина, уже давно интересовавшаяся ответом на этот вопрос.

– Они принадлежат венецианским патрициям, которые проводят на Бренте преимущественно летние месяцы. С некоторыми из них знакома синьора Серра, которая давно шьет у меня.

Анджела заметила смятение, на миг сковавшее Каролину. Однако она тут же нашлась и с легкой улыбкой промолвила:

– В любом случае это чудесный шаг вперед в твоем ремесле, Анджела.

– Что смущает тебя, дорогая моя? – с тревогой спросила женщина.

– Нет-нет, что ты, – улыбнулась Каролина. – В глубине души я сомневалась, что в этих краях можно так быстро добиться успеха. Но все же, заметь, милая Анджела: я не зря обратила внимание на твои способности талантливо создавать предметы женского туалета.

– Ох, Каролина, все это исключительно благодаря твоим идеям. Без тебя мне бы не хватило решительности так рискнуть.

Внезапное смятение синьоры Фоскарини объяснялось довольно просто: она знала, что вторая вилла Адриано, по его рассказам, весьма скромная и давно не реставрированная, находится также в этих краях. Однако мысли об этом она предпочла от себя отодвинуть. Думать о том, что он может находиться в такой близости от нее, девушка была не в состоянии, поэтому она старалась занять себя беседой на отвлеченную тему.

К удивлению Каролины, веронский рынок не кишел толкающимися людьми, как в Венеции. Однако разнообразие, которым пестрили прилавки, изумляло своим богатством. У Каролины разбежались глаза, когда они оказались среди торговых палаток. Только сейчас она ощутила, насколько за эти полгода отвыкла от городского шума, который когда-то приносил ей невыразимое удовольствие. На какой-то момент растерявшись, она пыталась сосредоточиться лишь на том, с чего ей лучше будет начать свои покупки.

– Здесь крестьянский рынок. Если что-то нужно, спрашивай, Каролина, – сказала подошедшая Анджела. – За тканями мы пройдем немного дальше, где продают изысканные вещи для синьоров. Мне по душе выбор только у одного торговца…

Каролина слушала ее словно во сне, оглядываясь по сторонам, пытаясь собраться с мыслями и понять, в чем она нуждается. Более всего она хотела купить Андреа лучший подарок, который только можно было вообразить. Ей невероятно хотелось вызвать у этого ребенка восторг и оставить массу приятных воспоминаний о себе, когда ей придется покинуть этот прекрасный и гостеприимный дом Гаета.

– Где здесь можно купить хорошие краски? – спросила Каролина у Анджелы, порхающей от прилавка к прилавку.

– Ох, Каролина, ты желаешь разбаловать нашего мальчишку, – улыбнулась та снисходительно.

– Нет, я хочу подарить ему полезную вещь, которая обязательно ему пригодится.

– Бесполезно спорить с тобой, дорогая Каролина. Сейчас я тебя проведу.

С этими словами Анджела взяла ее за руку и подвела к прилавку, за которым продавалась всякая всячина. Среди многочисленных безделушек, разбросанных среди пестрого товара, она увидела реквизиты художника – кисти, палитру и даже мольберт.

– Вот что я хочу для Андреа! – промолвила с восхищением Каролина, внимательно рассматривая набор.

– Превосходные краски, – сказала женщина за прилавком.