Текст книги "Обрученные Венецией"

Ближе к полуночи Адриано услышал напряженное затишье, и со страхом склонил голову на руки. Но затем раздался плач… Плач младенца. Его душа затрепетала одновременно счастьем и беспокойством: сейчас его сердце томилось в ожидании новостей о Каролине. Витторио явился с улыбкой, что заставило Адриано с облегчением перевести дух.

– Поздравляю тебя, мой друг, – он крепко обнял Адриано, – ты стал отцом замечательного и крепкого сынишки.

– Как…

Слова застряли комом в его горле, смешиваясь с грохотом собственного сердца и дрожью, пронзившей его тело. Витторио не нуждался в пояснении вопроса: он знал, о чем тот беспокоится больше всего.

– Она справилась, но пока очень слаба. Но могу с уверенностью сказать, что и это она преодолеет. Тебе досталась женщина, невероятно сильная духом, Адриано!

Он все еще ощущал в себе тряску: поразительную и невероятно сильную дрожь, которая буквально подкашивала его. Все чувства, захлестнувшие в одночасье его сердце, едва не сделали его безумцем. Витторио прижал его к себе, словно родного сына, готовящегося разрыдаться у него на плече.

– Это тот случай, когда слезы нужны, – промолвил лекарь с отцовской лаской в голосе.

Но Адриано упорно молчал, сдерживая в себе комом все сотрясающие его чувства.

– Немного позднее ты сможешь зайти к ним. Разумеется, если сама синьора Фоскарини соизволит тебя лицезреть.

Каролина взяла в руки маленький, кряхтящий сверток и при свете свечей посмотрела на сынишку. Она не желала сдавливать в себе выступившие на глаза слезы, и две их капельки упали в миниатюрные ладошки, которые дитя в нетерпении выставило окружающему миру. После мучительных родов непреодолимое желание провалиться в сон оказалось забытым в то самое мгновение, когда ей вручили это бесценное сокровище. Словно исчезли невыносимые боли, ее всхлипы и томящие минуты ожидания – все это затмил свет от этого маленького ангелочка.

Вошедший Адриано несмело подошел к Каролине, не дожидаясь ее позволения. Он не мог вынести более ни мига их убийственной разлуки. Прижавшись к ее щеке устами, он присел рядом в надежде рассмотреть своего сына.

– Адриано, – выдохнула она, – я никогда не думала, что держать это крохотное создание в своих руках – это такое счастье!

Он словно завороженный смотрел то на измученную, но окрыленную Каролину, со сверкающими слезами на глазах, то на дитя, тихо кряхтящее в ее руках.

– А я вот не могу осознать, что стал отцом, – в его голосе слышалось недоумение.

– Долгая разлука тому виной. Ты не знал о нем, не видел меня беременной, тебе не пришлось быть рядом, когда он рос внутри меня. Но со временем ты осознаешь.

Адриано смотрел на нее, вновь плененный ее красотой, – уставшей красотой измученной, но прекрасной женщины.

– Мой маленький упрямец, – прошептала Каролина и едва прикоснулась устами к головке малыша. – Никак не хотел покидать свое уютное гнездышко.

– Очевидно, он неплохо пригрелся внутри тебя, – дрожащим, но безмерно любящим голосом произнес Адриано.

Каролина развернула малыша поближе к мужу, чтобы тот сумел рассмотреть сынишку.

– Милая, я готовился сказать, что он похож на тебя, – будто с разочарованием произнес Адриано. – Но боюсь, что это будет ложью…

Каролина тихонько рассмеялась, заметив растерянность, посетившую ее мужественного супруга.

– А во мне не было ни капли сомнения, что он будет иметь твои черты, – сказала она и с любовью посмотрела в глаза Адриано. – Порой мне даже казалось, что я вижу его перед собой.

– Но нельзя говорить, что он ничего от тебя не унаследовал, – с безобидной иронией ответил счастливый отец. – Вот, ты правильно отметила невероятное упрямство, которое он уже проявил.

Она снисходительно на него посмотрела и улыбнулась.

– Даже не стану спорить с тобой, Адриано Фоскарини. Я слишком счастлива сейчас!

С какой-то заботливой властностью он взял ее за подбородок и, развернув к себе лицом, прикоснулся к ее устам так нежно и нетерпеливо, что она ощутила, как внутри нее прошел щекочущий холодок. Как же ей не хватало его любящих поцелуев!

– Я готов вырвать свое сердце и отдать тебе в руки, чтобы ты сама распорядилась им. И я пойму, если ты безжалостно его раздавишь.

Она ощущала в его голосе дрожащую искренность, молящую о прощении.

– Ну уж нет, Адриано! – властно промолвила она. – Ты мне нужен целиком и полностью, ибо в отдельности твои органы беспомощны, чтобы вымолить мое прощение!

– Что я могу сделать, чтобы ты простила меня, любовь моя?

– Никогда не верить никому, кроме меня…

Он так ждал от нее ласковых слов, которыми она обычно обращалась к нему, и сейчас ему казалось, что ничто и никогда его не услащало так, как ее любящий голос. Он повторил свой поцелуй, не желая отрываться от нее, когда она вдруг отпрянула и с мольбой произнесла:

– Адриано, у меня к тебе сердечная просьба.

– Все, что угодно, жизнь моя…

– Полагаю, что траур окончился. Сбрей этот колючий ужас со своего прекрасного лица.

– Обещаю выполнить, моя дорогая, – улыбнулся он. – Разумеется, если для тебя это имеет значение.

– Я поздравлю вас, синьор с рождением сына, – с горящими глазами промолвил прибывший на следующий день Антонио.

Адриано удивился искренним чувствам Брастони, словно этот счастливый момент случился в его собственной семье.

– Благодарю, друг мой, – расплылся в улыбке синьор. – Тебе известно, каково это стать отцом…

– О, да! Моя супруга подарила мне дочь. Словами не описать это счастье. Как синьора?

– Не могу сказать, что прекрасно, – протяжный вздох Адриано подтверждал тревоги его сердца. – Но она находится в надежных руках, и это меня невероятно утешает.

– Синьор Фоскарини, у меня к вам сообщение…

– Докладывай, – устало ответил тот, когда они вышли во дворик на улицу. – Дольони под стражей?

– Боюсь, что нет.

Лицо Адриано застыло в изумлении. Он явно не ожидал такого завершения этой истории.

– Как же так?

– Паоло Дольони был найден отравленным в стенах своего палаццо, – ответил Антонио, и глаза Адриано еще больше округлились. – Ходят слухи, что самоубийство, – шепотом закончил Брастони.

Вот как… Этого Адриано никак не мог предположить.

– И все же… может, убийство?

– Исключено! Прислуга уверяет, что гостей во дворце не было.

– Не понимаю, – удивленно пожал плечами синьор, – он не из слабаков, решающихся на такое… Хотя… Если ему кто-то доложил о возможном аресте, он, вероятнее всего, посчитал такой исход событий за благо…

– Солидарен с вашим мнением, синьор. Во время обыска в его дворце нашли доказательства тайных переговоров с Миланом в виде еще нескольких зашифрованных писем. К тому же пойманные нами наемники признались в участии заговора против республики. В Верону направлена армия для обороны города в случае нападения!

– Все вполне ожидаемо. Но мне удивительно, что перед самоубийством Паоло не уничтожил улики, дабы очистить свое имя.

На какой-то момент Адриано задумался.

– Странным оказался Паоло. Сейчас я понимаю, что совершенно его не знал.

– В любом случае, теперь все позади, синьор. И вы с синьорой можете спать спокойно.

– А что говорят относительно Венеции и Милана ввиду последних событий?

– В лагуне ходит молва, что теперь республика намерена взять Брешию, которой сейчас владеет Миланское герцогство.

– Око за око? – с улыбкой произнес Адриано.

– А еще говорят, что вы снова будете сенатором.

– Нет, – покачал головой Адриано, словно ничего не желал об этом слышать, – уж это точно пустые сплетни, Антонио. В сенат я не смогу вернуться, и можешь мне поверить, что говорю я об этом без сожаления.

* * *

Каролина вышла на палубу и, с наслаждением вдохнув аромат морского воздуха, посмотрела вдаль, где под давлением полукруглого горизонта медленно утопала Венеция. Умиротворенный штиль словно предрекал молодой семье не просто благополучное путешествие, но и гладкий жизненный путь. Глядя, как крыши венецианских домов медленно скрывались из виду, Каролина ощутила странное, но удивительно услащающее чувство спокойствия, как будто с ее сердца скинули тяжелый груз.

– Вас радуют предстоящие перемены, синьора Фоскарини? – послышался со спины до безумия родной баритон, будто обливающий бальзамом ее сердце.

Став позади возлюбленной, Адриано обнял ее за талию, прижав к своему телу, словно страшась отпустить, и, нежно прикоснувшись устами к ее щекам, устремил свой взор на горизонт.

– Меня радуют эти перемены, милый, по причине моей уверенности в том, что именно они привнесут в нашу жизнь счастье, которое больше никому не удастся украсть.

Он с наслаждением вдохнул запах ее волос, издающих тонкий аромат духов и ее прекрасного тела.

– Адриано, – задумчиво промолвила она, – мне до сих пор трудно уяснить, как ты решился на такой подвиг: покинуть Венецию? Ведь твоя любовь к республике казалась мне неисчерпаемой…

– В какой-то миг мною отчаянно владела даже ненависть к Венеции, – с горечью ответил он. – Виною тому – ее предательские попытки лишить меня твоей любви. Я смог отпустить эти смутные чувства лишь после того, как ты вновь оказалась в моих объятиях.

– А я ощущаю себя безмерно благодарной этой дивной лагуне, – с улыбкой выдохнула Каролина. – Ведь она обручила меня с тобой… навеки…

Ее не переставали изумлять слова мужа: он так часто говорил о том, что именно ее появление в его жизни перевернуло с ног на голову всю его внутреннюю сущность.

Каролина обернулась к нему и с кокетством выдохнула:

– Неужто мне удалось овладеть твоим сердцем, вытеснив из него Венецию?

– Нет, – по его губам скользнула улыбка, – ты – и есть мое сердце!

Ее глаза счастливо блеснули, сливаясь с безоблачно-голубым небосводом.

– Клянусь тебе, любимый мой, я всеми силами старалась открыть свое сердце для любви к твоей республике. Но кроме восхищения, испытываемого мною в отношении ее роскоши и потрясающей красоты, мне ничего более почувствовать не удалось. Это означает, что я так и не смогла полюбить ее?

Беспокойный взгляд Каролины вызвал на лице Адриано легкую улыбку.

– Вероятно, – ответил он, прижимая к себе ее медово-золотистую головку. – Как бы ты могла полюбить ее, если в каналах этого города утопает всякого рода истинность? Венеция для тех, кто ждет от жизни благ для своего тела, но не для души. С твоим появлением в моей жизни эти вещи перестали иметь какую бы то ни было ценность. И я чувствую себя более неспособным рисковать вами, как самым важным, существующим в моей жизни, лишь во имя того, чтобы казна заполнялась тем, что люди называют сокровищами. Золото и власть беспощадно раздавливают под своим натиском сердце, жаждущее любить. Вдали же от этих мест я смогу сделать вас счастливыми.

Она с благодарностью посмотрела в его карие глаза, извергающие тот согревающий благодатный огонь, в который она окунулась с головой давным-давно, когда впервые смогла ощутить его прикосновения.

– Ты умеешь осуществлять мои мечты, – сказала она и покрыла его уста поцелуем. – Словно волшебник.

– Твои мечты – это желания и моего сердца. Неудержимые желания, которые окунут нас в счастье.

Он задумчиво посмотрел на горизонт, за которым уже скрылась Венеция, и вместо нее появилось лишь безграничное небо в слиянии с морем.

– Как думаешь, Гаета не остались в обиде за мою благодарность? – спросил Адриано.

– Шутишь? В обиде… Жить на территории твоей виллы на Бренте – для них не просто счастье. Я уверена, что Энрике смастерит для них замечательный собственный домик там же за те деньги, которые ты платишь ему за работу. Присмотр за виллой принесет ему удовольствие. Анджела продолжает моделировать платья. Они смогут выбраться из той нищеты, в которой погрязли. И дети смогут получить должное образование. Ты очень великодушен к ним.

– Я готов отдать все и каждому в благодарность за помощь в тяжелое для нас время.

– Полагаешь, Антонио можно доверять?

– Да, Каролина. Он очень достойный человек. Разве много сегодня можно встретить среди знати благородных и добросовестных людей? Один Дольони чего мне только стоил! Из своего опыта могу отметить, что честью наделены выходцы из простых семей, аристократы о ней только говорят. Антонио испытывает огромную благодарность за мою помощь. Словом, могу его назвать даже другом, невзирая на разницу сословий.

– К тому же ты оставил его управлять своими делами. А виллу в Местре тебе не жаль?

– Нет, ее продажа благоприятно отразилась на вилле в Сицилии, которую мне удалось шикарно отреставрировать за это время. Уверен, что тебя осчастливит это место, расположенное вдали от городских стен на берегу моря. Все так, как любит твое сердце.

– Ох, Адриано, ты даже не представляешь, как я счастлива сейчас… – она прижалась к его груди, всей душой сливаясь с биением его сильного сердца.

– Ты – моя орхидея, – с улыбкой промолвил он и осыпал ее шею страстными поцелуями.

– Орхидея? – удивилась она.

– Невероятно сильный цветок, способный произрастать даже на камнях, если придется, но не умеющий цвести и благоухать без бережного и трепетного ухода. Его орудие: сила и нежность.

Он видел, как ее глаза наполнились счастливыми слезами, и прижал супругу к себе, одаривая ее уста поцелуем, так глубоко ласкающим любовью и чувственностью. Она всем сердцем отвечала на его порывы любить, но нежданный плач сынишки заставил их нехотя оторваться друг от друга.

– Я редко слышу, чтобы Даниэль плакал, – прошептал Адриано, осыпая поцелуями ее волосы. – Что делает с ним прислуга?

– Ох, Адриано, наверняка Палома укладывает его спать. Тебе ведь известно, что он бурно реагирует, когда его что-либо заставляют делать против его воли.

Адриано тихо рассмеялся и устремил свой взор, полный необъятного восхищения, в ее глаза:

– О-о-о, милая, мне известно как никому другому, что с этим справиться очень нелегко!

Каролина поняла, что он говорит о ее непокорности, которую малыш унаследовал. Она смущенно улыбнулась.

– Зачем ты так говоришь? – в ее голосе чувствовалась любящая обида. – Ведь ты – единственный человек, которому я безоговорочно подчиняюсь.

– Да, но даже твое подчинение носит непокорный характер, – улыбнулся он. – Втайне ты все равно заставляешь меня сделать так, как желаешь ты.

Она спрятала свое лицо в его крепких плечах.

– Ох, Адриано Фоскарини, тебе, пожалуй, одному удается меня понимать и продолжать восхищаться.

В этот самый момент послышался оклик Паломы, и на палубе показался маленький полуторагодовалый проказник, направившийся бежать прямо к маменьке и папеньке, с любовью ожидающим свое чадо.

– Это несносный малыш, синьора! – с возмущением произнесла спешащая за ним Палома. – Знаете что? Укладывайте-ка вы его сами! Только родители и могут хоть как-то повлиять на его буйность!

Адриано со смехом подхватил Даниэля на руки и расцеловал пухлые щечки своего сынишки. Каролина с любовью посмотрела на своих мужчин.

– Словно две капли воды, – с горделивой улыбкой промолвила она.

Адриано с нетерпеливой любовью посмотрел на свое сокровище.

– Одна из этих капель – целое море счастья!

– Omnia vincit amor[21]21
  «Всё побеждает любовь…» (лат.) – Вергилий, «Эклоги».


[Закрыть]… – тихо промолвила она.

– …Et noc cedamus amori[22]22
  «…И мы покоряемся любви» (лат.) – Вергилий, «Эклоги».


[Закрыть], – нежно выдохнул он и прижал их обоих к себе, всей своей сущностью наслаждаясь полнотой переполняющих его чувств.