Текст книги "Избранное. Тройственный образ совершенства"

V

Я рассказал о библейском Боге, каков он есть и каковы его свойства; теперь надо рассмотреть его отношения.

Все древние религии без исключения – индуистская, египетская, ассиро-вавилонская, персидская и обе античные{146}146
  То есть религия древних греков и римлян. Пантеоны обеих религий находятся в соответствии друг с другом и «возглавляются», соответственно, Зевсом и Юпитером.


[Закрыть] – начинают свой рассказ биографией верховного Бога, подробно повествуют о его происхождении и судьбах до сотворения мира. Один Ветхий Завет ничего не знает об истории Бога, потому что Бог-личность должен родиться и переживать различные перипетии, тогда как Бог-стихия не имеет биографии: он существовал от начала и неизменно. Библия с самого начала знает Бога таким, каким он пребывает во все времена, и сразу начинает с сотворения мира. Доисторическая биография библейского Бога, так сказать, исчерпывается этим единственным фактом или актом – сотворением мира.

Но из этого акта проистекли последствия, которые в дальнейшем чрезвычайно занимают Бога, так что биография Бога по Библии делится на две части: до сотворения мира, когда Он был один, и после сотворения мира, когда рядом с Ним стал мир. И эта вторая часть его биографии есть история Его взаимоотношений с созданным им человеком.

Естественно рождается недоумение: Бог и созданный им человек настолько несоизмеримы, что кажется странным, почему внимание Бога отныне всецело поглощено поведением твари, почему ее послушание или непослушание так страстно волнует его, что неустанно следить за нею, награждать, карать, наставлять ее становится единственным делом Его жизни. Можно подумать, что Он лично в своем существовании или благоденствии зависит от судеб человека или отношения человека к Нему.

Ветхий Завет именно с этой точки зрения различает в мире две категории: существа, вещи, силы неодушевленные и одушевленную плоть.

Бог всемогущ над неодушевленными творениями – всемогущ вдвойне. Во-первых, Он дал им уставы, которым они и послушны вовек; во-вторых, Он по своей воле властен, когда пожелает, нарушить их устав и уклонить их путь, что люди называют чудом. Таких чудес в Ветхом Завете много. По просьбе Иисуса Навина Бог останавливает солнце над Гаваоном и луну над долиною Аиалонскою до тех пор, пока евреи одолеют аморреев{147}147
  См. прим. 196 к статье «Судьбы еврейского народа».


[Закрыть]. По Его воле жезл Моисея превращается в змея и змей обратно в жезл, вода, пролитая на землю, делается кровью, град поражает весь Египет, исключая земли Гесем, где живут евреи, и мгновенно прекращается по Его воле, густая тьма три дня покрывает всю землю Египетскую, а в еврейских жилищах светло, как всегда; велит – и море расступается надвое, обнажая дно, и Израиль переходит посуху, а воды стоят стеною по правую и по левую руку его, потом снова сливаются и топят Фараона с его войском; падает манна с неба, скала источает воду, тронутая жезлом Моисея, и т. д.

Такой власти нет у него над тварью живою, – не потому ли, что Он уделил ей от своего духа, а с духом сообщил и свою свободу, свой произвол? Тварная воля в живых существах непокорна Ему, самочинна. Ошибся ли Он в дни творения, как плохой мастер? В шестой день, кончив работу, он обозрел все созданное Им и сказал себе, что все устроено «хорошо весьма»; и чуть не на другой день должен был убедиться, что механизм далеко не хорош: Адам согрешил, а там пошло все хуже и хуже, и машина скоро оказалась вовсе негодной, так что пришлось потопом почти всю сломать ее. А портилась машина только в тех частях, которые были одарены душою, и причиною порчи была именно душа или воля твари. Или, может быть, свобода тварной воли была предумышленна Богом, то есть была ему нужна в самом замысле творения для какой-то далекой, Ему одному ведомой цели?

Самовольна, непослушна Ему низшая тварь. Перед потопом не один человек, но всякая плоть извратила путь свой на земле, «все, что имело дыхание духа жизни в ноздрях своих на суше» от человека до скотов и гадов и птиц небесных, – и всех их Бог истребил{148}148
  Быт. 7, 22.


[Закрыть]. И змей свободен в своей воле нашептывать злое Еве, и Бог даже не знает об этом заранее, не предвидит в душе змея и не удерживает его. Но, разумеется, всего самовольнее среди живых созданий то, которое Бог сотворил по своему образу и подобию, которое является как бы воплощенным духом («и стал человек душою живою»){149}149
  Быт. 2, 7.


[Закрыть], – человек. Он самоволен, так сказать, по самому акту своего творения и во веки веков. В сущности и потоп был бесцелен; он пропал даром, не изменил природы человека; после потопа Бог сам признал, что нет никакого средства изменить ее: «Не буду больше проклинать землю за человека, потому что помышление сердца человеческого – зло от юности его» (Быт. VIII 21).

Свободою воли человек равен Богу. От первого дня творения рядом с свободной волею Бога стала другая свободная воля – человеческая: вот важнейший факт мировой истории.

Бог насадил в раю древо жизни и древо познания добра и зла. По Его замыслу нужно было, чтобы человек не ел от плодов обоих этих деревьев. Казалось бы, стоило только, создавая человека, вложить в него соответственный инстинкт – нежелание есть эти плоды. Но Бог не захотел или не смог создать его таким, – Он хотел или должен был создать его именно вполне свободным волею. И вот первое расхождение двух воль: Бог не хочет, чтобы человек вкусил от древа познания, человек захотел и вкусил. И дальше, что ни шаг, воля человека расходится с волею Бога. Человек живет, действует и устраивает свой быт по своему произволу; Каин убивает Авеля, весь род людской развращается пред лицом Бога, люди строят Вавилонскую башню, Авраам входит к Агари, чтобы родить себе сына, Содом и Гоморра оскверняют землю развратом, дочери Лота, одна за другою, ложатся с отцом; Бог бессилен направить заранее волю человека и предотвратить недолжный поступок. По выходе евреев из Египта Бог не решается вести их ближайшей и сытной дорогой – чрез землю Филистимскую: он боится, чтобы, наткнувшись на сопротивление, они не пожалели о своем уходе и не вернулись в Египет; поэтому он ведет их дальней и пустынной дорогой – к Чермному морю (Исх. XIII 17–18). А раз поступок совершен, Бог уже принужден считаться с ним; и сплошь да рядом Ему ничего другого не остается, как признать факт и еще облегчить человеку его последствия, так что нередко события складываются так: человек самочинно, наперекор воле Божьей, намечает себе новую дорогу и делает первые шаги, – и Бог в конце концов сам уравнивает ему своевольно начатый путь. Так, после грехопадения Адам и Ева, узнав свою наготу, сшили себе опоясанья из смоковных листьев: Бог научил их лучшему – сделал им кожаные одежды. Сотворив человека, Бог заповедал ему есть только растительную пищу, а потом, убедившись, что помысел человека всегда устремлен на злое, после потопа, разрешает ему и кровавую, мясную пищу (Быт. IX 3). Когда сыны Израиля приступили к Самуилу, требуя, чтобы он поставил царя над ними, – Бог грозою и ливнем показал им, какой великий грех они делают тем, ибо доныне Он Сам был им царем. И все же приказал Самуилу исполнить их волю, да мало того: еще Сам указал ему, кого избрать в цари, и прислал к нему Саула (1 Цар. VIII 6–9, IX 15–16, XII 16–20).

Между тем несомненно, что Он умеет и прямо воздействовать на волю человека; такие случаи нередки в Ветхом Завете. Сумел же он удержать Авимелеха, царя Герарского, от посягательства на честь замужней Сарры («Я не допустил тебя прикоснуться к ней» (Быт. XX 6)), умел многократно «ожесточать сердце фараона», умел внушить сыну Соломона Ровоаму пагубную мысль (3 Цар. XII 15), и десятки раз на протяжении библейской истории воздвигать на ослушного Израиля волю враждебных ему царей. Но, очевидно, так Он поступает только с людьми ничтожными в Его глазах, с теми, кто сам по себе не представляет для Него интереса, кем Он пользуется только как орудием; потому что изнутри подвигать волю человека – значит унизить человека до уровня низшей твари. Кем Он дорожит непосредственно, того Он не насилует духовно. Он ни разу не удерживает Израиля психически от идолопоклонства и других грехов; любимца своего Давида Он не удержал от вожделения к Вирсавии и от убийства Урии{150}150
  О Давиде и Вирсавии см.: 2 Цар. 11, 3; 12, 24; 3 Цар. 1, 11–31; 2, 13–25. Урию (мужа Вирсавии) Давид убил не собственноручно, а послав его на верную смерть в сражении.


[Закрыть], и т. д. и т. д. Очевидно, Его замысел может быть осуществлен только чрез людей свободной воли, и только такие нужны Ему.

С той минуты, как свободный Бог создал свободного человека, началось в мире единоборство двух свободных воль. Оттого обоим приходится трудно; Бог ежеминутно раздражается своеволием человека и, как сильнейший, больно бьет его за ослушание Себе; жизнь Бога полна огорчений и забот, а человек мучается, греша и терпя кару за грех. Лучше бы Бог совсем не дал ему свободы, как камню, потому что какой же смысл дать свободу и наказывать за пользование ею? А главное, зачем понадобилась Богу эта трудная и жестокая игра: одарить человека столь сладкой свободой – для того, чтобы муками заставить его в конце концов отказаться от нее?

Такова космогония Библии, грандиозная и простая с виду, глубоко-загадочная по смыслу. Нам надо понять, какой опыт, какое свое знание о природе вещей выразил в ней древний еврей.

VI

В древнейших мифах еврейского народа, то есть в первых главах книги Бытия, где местами еще уцелело именование Элогим{151}151
  Элогим, Элохим – множественное число от «Элоха», слова, происходящего от общесемитского корня «Эл», которым обозначался «дух», «Бог». Эл – также имя одного из наиболее почитаемых богов у аморитов и финикиян.


[Закрыть] – «боги» во множественном числе, свобода человека представляется реальной опасностью для Божества. Бог боится человека как возможного соперника: «И сказал Господь Бог: вот Адам стал, как один из Нас <то есть богов>, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей и не взял также от дерева жизни, и не вкусил и не стал жить вечно» (Быт. III 22). Поэтому Бог изгоняет Адама из рая: казалось бы, достаточная предосторожность. Но, видно, Бог имеет основания думать иначе. Легко станется, что изгнанный человек хитростью снова проникнет в сад: его своеволие неукротимо; надо еще прочнее оградить себя против грозящей опасности; – и ставит у райских врат херувима с вращающимся мечом, «чтобы охранять путь к дереву жизни»{152}152
  Быт. 3, 24.


[Закрыть]. Точно так же когда люди начали строить Вавилонскую башню, намереваясь довести ее до небес, Бог встревожился: «Вот что начали они делать и не отстанут они от того, что задумали делать»{153}153
  Быт. 11, 6.


[Закрыть], и поспешил смешать их языки, для того чтобы они рассеялись. Еще ярче и символически глубже в своей несравненной простоте позднейший, без сомнения, миф о борьбе Иакова с Богом. Едва ли еще когда-нибудь более глубокое созерцание было облечено в более совершенный поэтический образ. «И остался Иаков один. И боролся Некто с ним до появления зари; и увидев, что не одолевает его, коснулся состава бедра его и повредил состав бедра у Иакова, когда он боролся с Ним. И сказал: отпусти Меня, ибо взошла заря. Иаков сказал: не отпущу Тебя, пока не благословишь меня. И сказал: как имя твое? Он сказал: Иаков. И сказал: отныне имя тебе будет не Иаков, а Израиль, ибо ты боролся с Богом и человеков одолевать будешь. Спросил и Иаков, говоря: скажи имя Твое. И Он сказал: на что ты спрашиваешь о имени Моем? И благословил его там» (Быт. XXXII 24–29). Я не смею пояснять отдельные черты этого мифа; пусть каждый сам вглядится в них. Здесь характерно не только равносилие борющихся и превозмогание человека: всего поразительнее самый факт борьбы: Бог ночью, без всякой причины, внезапно напал на Иакова. Библии памятно и другое подобное нападение. По велению Бога Моисей, только что избранный Им на подвиг, отправляется с женою и сыновьями из земли Мадиамской, где жил до сих пор, в Египет, чтобы там исполнить свое посланничество; и вот: «Дорогою на ночлеге случилось, что встретил его Господь и хотел умертвить его. Тогда Сепфора (жена Моисея), взявши каменный нож, обрезала крайнюю плоть сына своего и, бросивши к ногам его сказала: ты жених крови у меня. И отошел от него Господь» (Исх. IV 24–26). Невольно рождается фантастическая мысль: Бог нуждается в человеке и до изнурения хлопочет о нем, но как же Он и ненавидит человека за эту свою нужду в нем, и за неизбежную его свободу, и за вечную хлопотливую возню с ним! Иаков и Моисей для Бога – не рядовые фигуры из людской толпы: они – Его избранники, лично знакомые Ему; тем более вероятным кажется, что, повстречав одного из них в своих ночных скитаниях, Бог вдруг загорается острой злобою и, не помня себя, накинется, чтобы задушить его.

В этих циклопических образах древней народной фантазии, как в твердой скорлупе, было скрыто ядро еврейской религии; позднее, когда скорлупа распалась, зерно проросло. Наивные представления, что Бог боится человека или что Бог ненавидит человека, со временем выветрились, но уцелела основная идея об отношении Бога к человеку, та странная и загадочная идея о зависимости Бога от свободной воли человека. Все религии от грубейших до наиболее просветленных, за исключением буддизма, устранившего самое понятие Божества, построены твердо на этой идее; но ни в какой она не была разработана так глубокосознательно и проведена с такой непреклонной последовательностью, как в религии древних евреев.

VII

От полудикого кочевника-еврея, созерцавшего пред своим шатром ночные звезды, до великих пророков и книжников Иудейского царства на протяжении тысячи и больше лет чрез еврейское народное сознание проходит красной нитью одна мысль: Бог нуждается в человеке. Содержание этой мысли и есть поприще, на котором развилась еврейская религия. Оно сводится к естественному вопросу: что собственно нужно Богу от человека, чего конкретно он хочет от человека? На этот вопрос еврей-язычник отвечал грубо-вещественно, как под всеми широтами отвечала на него первобытная религиозная мысль: Бог нуждается в пище, которую доставляет Ему верующий. В Книге Бытия еще сохранились следы этой мысли. Когда по окончании потопа Ной совершил всесожжение на жертвеннике, Бог «обонял приятное благоухание, и сказал Господь в сердце Своем: не буду больше проклинать землю за человека» (Быт. VIII 21). Смысл этих строк, очевидно, тот, что, вкусив аромат жертвоприношения, Бог решил сохранить человека, хотя и дурного, чтобы впредь не лишить себя столь лакомого яства. Еще и в книге Левит жертва называется «хлебом Господа», то есть Его пищею (XXI, 6,17, 21), и неизменное речение гласит, что приносится она «в приятное благоухание Господу»; даже у Исайи Бог упрекает Израиля: «Ты туком жертв твоих не насыщал Меня» (XLIII 24). Это древнее представление, очевидно, до конца осталось живым в еврействе, потому что реальное (не символическое) жертвоприношение, то есть заклание и сожжение животных, возлияния и т. п., не имеет и не может иметь другого смысла, как доставлять пищу Божеству. Но сознание далеко ушло вперед от косной традиции; разумеется, уже и задолго до времен Исайи ни один еврей не думал, что Бог нуждается в питании: сознательно жертва понималась как почетное приношение Богу, знак подданства и благочестия.

Именно эта мысль господствует на всем протяжении Ветхого Завета: жертвоприношение – только одно из важных проявлений отношения человека к Богу. Бог требует от человека большего: он требует от него покорности Себе, в состав которой входит и почет, осуществляемый внешним культом и в том числе жертвоприношениями. Добровольное признание и повиновение, страх и любовь человека – вот что нужно Богу.

«Итак, Израиль, чего требует от тебя Господь Бог твой? Того только, чтобы ты боялся Господа Бога твоего, ходил всеми путями Его и любил Его, и служил Господу Богу твоему от всего сердца твоего и от всей души твоей» (Второз. X, 12) – вот первая, основная заповедь. Книга Иисуса Навина резюмирует весь закон Моисея в словах: «Любить Господа Бога вашего, ходить всеми путями Его, хранить заповеди Его, прилепляться к Нему и служить Ему всем сердцем и всею душою вашею» (XXII, 5). Так определяют первый долг человека и пророки; у Иеремии Бог напоминает Израилю, что в день исхода из Египта Он дал ему одну заповедь: «Слушайтесь гласа Моего» (XI, 7). Зачем Богу нужно признание человека? – Но так нужно, что, по смыслу Ветхого Завета, Бог исключительно поглощен этой заботой – привести человека в покорность Себе. Он чудесно вывел Израиль из Египта, «чтобы сделать Себе имя великим и страшным делом, – прогнанием народов от лица народа Твоего, который Ты избавил из Египта» (I Паралип. XVII, 21). Этими чудесами Он хотел приобрести любовь и страх прежде всего самих евреев, – но также и египтян и вообще всего человечества: «Ожесточу сердце Фараона – и покажу славу Мою на Фараоне и на всем войске его; и познают египтяне, что Я Бог» (Исх. IV 4, 17–18). Он, собственно, для того и избрал Израиль своим народом, чтобы им прославить имя Свое; эта древняя мысль, выраженная уже во второй Книге Царств (VII 23), была только развита Второисаией: «Ты раб Мой, Израиль, – в тебе Я прославлюсь»; «Этот народ Я образовал для Себя; он будет возвещать славу Мою» (XLIII 21, XLIX 3, 6). Ему нужно, «чтобы всякая плоть узнала, что Он – Господь» (там же XLIX 26), чтобы всякий человек знал и помнил, что всецело подвластен Ему. Все его помыслы сводятся к одной этой цели, и все, что Он делает, должно служить лишь Его славе. Так и молится Ему человек: «Спаси Меня ради славы Твоей»{154}154
  Вольный пересказ псалма: «Помоги нам, Боже, спаситель наш, ради славы имени Твоего; избавь нас, и прости нам грехи наши ради имени Твоего» (Пс. 78, 9).


[Закрыть], то есть для того, чтобы другие люди, увидав Твое могущество, проявленное на мне, признали и боялись Тебя. Неверие людей мучает Его несказанно; он сгорает нетерпением, изнуряется в усилиях научить их, принудить, чтобы помнили о Нем и Его всемогуществе, изобретает все новые и новые средства к вразумлению их и не брезгает никаким. И так как Он по природе бурен и неистов, то Он добивается своей цели страстно и раздражительно, вечно язвимый болью обид. Его кары за непризнание ужасны – нет меры его жестокости. За малейшую непокорность – смерть, или казнь страшнейшая смерти. По его велению истребляются мечом тысячи невинных людей, в том числе женщины и дети, не только в городах, провинившихся ослушанием Его воле, но и в тех, которые Израиль нашел в обетованной стране: «И поразил Иисус всю землю нагорную и полуденную, и низменные места и землю, лежащую у гор, и всех царей их: никого не оставил, кто уцелел бы, и все дышащее предал заклятию, как повелел Господь Бог Израилев» (Иис. Нав. X 40), – только для того, чтобы язычники, уцелев в завоеванной стране, не отвращали евреев от Бога. Библейская летопись спокойно рассказывает, о чем мы теперь не можем читать без содрогания, – как жена Иеровоама, когда заболел их сын, отправилась к пророку в Силом спросить, что будет с мальчиком, и Бог чрез пророка ответил ей, что за нечестие Иеровоама, за то, что он сделал себе литых богов, а Его, истинного Бога, забыл, Он истребит дом Иеровоама и жестоко накажет весь народ, и сын ее умрет, едва она вернется домой. И пошла несчастная мать назад из Силома в Иерусалим, – какой страшный путь, какое знание в памяти! – и как только переступила порог своего дома, дитя умерло (3 Цар. XIV). Так неистово Он жаждет и домогается признания.

VIII

А человек от природы своеволен и самонадеян. Он вовсе не склонен ни верить Богу, ни повиноваться Ему, напротив, верит только чувственной очевидности да памяти своего обобщенного опыта. Даже праведный Авраам иногда верит Богу, иногда нет; на прямое обещание Бога, лицом к лицу, что у него будут потомки, он отвечает смехом: неужели от столетнего будет сын? Зато как радуется Бог, когда человек поверит Ему! Тот же Авраам раньше поверил словам Бога, что от него произойдет многочисленное потомство, – и сказано: «Авраам поверил Господу, и Он вменил ему это в праведность» (Быт. XV 6). Когда же человек не то что исполнит, но даже только выразит готовность исполнить Его веление, – Бог доволен выше всякой меры и осыпает человека всеми земными благами: «Теперь Я знаю, – говорит Он Аврааму, удерживая его руку, занесшую нож над отроком Исааком, чтобы заклать его, – теперь Я знаю, что боишься ты Бога и не пожалел сына твоего, единственного твоего, для Меня…», и «Мною клянусь, что так как ты сделал дело сие… то Я благословляя благословлю тебя и умножая умножу семя твое… и благословятся в семени твоем все народы земли за то, что ты послушался гласа Моего» (Быт. XXII 12, 16–18). Сплошь и рядом человек, прежде чем поверить предвещанию Бога, требует вещественного знамения; так и Авраам сперва поверил, а потом усомнился: почему мне узнать, что я буду владеть этой землею? – и Бог не побрезгал подтвердить свои слова знамением. Он до такой степени привык к человеческому неверию и так дорожит доверием человека, что нередко готов идти на унижение. Гедеон, призванный Богом на спасение Израиля, прежде чем выступить в бой, требует у Бога обеспечения: если Ты точно хочешь моей рукой спасти Израиль, то докажи мне это: я расстелю на гумне стриженную шерсть, и пусть за ночь роса падет только на шерсть, а на земле пусть будет сухо. – Бог так и сделал; земля была суха, а из шерсти Гедеон выжал целую чашу воды. Но Гедеон не удовлетворился одним чудом – потребовал на следующую ночь обратного чуда, и Бог не разгневался на него за маловерие, смиренно исполнил его желание: во второе утро шерсть была суха, а на всей земле была роса (Суд. VI 36–40). Доходит до того, что Бог даже сам предлагает человеку знамение. Бог чрез Исайю сделал предсказание царю Иудейскому Ахазу, и в доказательство предлагает ему просить себе любого знамения. Ахаз из вежливости отказывается: «Не буду просить и не буду искушать Господа»; Исайя даже рассердился: «Слушайте, дом Давыдов, разве мало для вас затруднять людей, что вы хотите затруднять и Бога моего? Итак, Сам Господь даст вам знамение» (Исайя VII 10–14). В другой раз случилось, что Езекия, смертельно заболев, взмолился к Богу, и Бог велит Исайи сказать ему, что продлит его жизнь еще на пятнадцать лет и спасет его от руки царя Ассирийского. Передав Езекии это предвещание, Исайя добавил: «И вот тебе знамение от Господа, что Господь исполнит слово, которое Он изрек. Вот я возвращу назад на десять ступеней солнечную тень, которая прошла по ступеням Ахазовым. И возвратилось солнце на десять ступеней по ступеням, по которым оно сходило». Так рассказано это событие в книге пророка Исайи (XXXVIII 7–8); еще характернее версия, сообщаемая 4 Книгою Царств (XX 8—11); Езекия сам попросил знамения, и Исайя предложил ему на выбор: вперед ли пойти тени на десять ступеней или вернуться на десять ступеней, на что Езекия отвечает: «Легко тени подвинуться вперед на десять ступеней; нет, пусть воротится тень назад на десять ступеней». Какое оскорбительное недоверие! Мало того, что требует доказательств, но еще смотрит на пальцы, не передернет ли карт.

Но Бог, как сказано, нуждается в человеке, и эта роковая зависимость лишает Его свободы действий; он принужден быть уступчивым, что при Его вспыльчивом нраве стоит ему немалых усилий. К тому же, и это хуже всего, человек сумел подглядеть тайну Бога, то есть за тысячи лет до Шопенгауэра узнал с полной достоверностью, что Бог нуждается в нем{155}155
  При этом сам А. Шопенгауэр ссылается на немецкого мистика XVII века Ангелуса Силезиуса. Он пишет: «…Можно утверждать, что если бы per impossibile Невозможным способом> было полностью уничтожено одно-единственное, пусть даже самое ничтожное, существо, вместе с ним должен был бы погибнуть весь мир. Это чувство великий мистик Ангелус Силезиус выразил в следующих словах:
Я знаю, без меня Господь не может жить ни одного мгновенья;Исчезни я, – невольно дух испустит Он в томленьи.  (Шопенгауэр А. О четверояком корне… Мир как воля и представление. Т 1. Критика кантовской философии. М., 1993. С. 254.)


[Закрыть]. А это знание содержит в себе два знания: во-первых, что Бог никогда не истребит человечества в целом и даже принужден щадить жизнь отдельного грешника, так как уничтожением человека нанес бы ущерб себе самому; во-вторых, что человек может купить помощь Бога, отдавая Ему то, что Ему так жизненно нужно: почет и послушание. Он даже не стесняется без обиняков заявлять это в лицо Богу: ты сам заинтересован в том, чтобы я остался жив. «Обратись, Господи, избавь душу мою, спаси меня ради милости Твоей, ибо в смерти нет памятования о Тебе: во гробе кто будет славить Тебя?» (Псал. 6). «Что пользы в крови моей; когда я сойду в могилу? будет ли прах славить Тебя, будет ли возвещать истину Твою»? (Псал. 29). «Открой очи, посмотри, потому что не мертвые в аде, которых дух взят из внутренностей их, воздадут славу и хвалу Господу» (Варух II 17). Моисей молит Бога, разгневанного буйством Израиля: не истреби народ сей, иначе чужие народы станут дурно думать о Тебе – что Ты оказался не в силах ввести его в обещанную страну и оттого погубил его в пустыне (Числа XIV 15–16, Второз. IX 28), и Езекия молится: спаси нас от руки Сеннахерима, и узнают все народы земли, что Ты – единый Бог (Исайя XXXVII 20). Точно таков и смысл всякого обета: если хочешь получить почет, который Тебе так нужен, то вперед помоги мне, а не поможешь – не окажу почета. «И положил Иаков обет, сказав: если Бог будет со мною и сохранит меня в пути сем, в который я иду, и даст мне хлеб есть и одежду одеться, и я в мире возвращусь в дом отца моего, и будет Господь моим Богом, – то этот камень, который я поставил памятником, будет <у меня> домом Божьим; и из всего, что Ты даруешь мне, я дам Тебе десятую часть» (Быт. XXVIII 20–22); «И дал Иевфай обет Господу и сказал: если Ты предашь Аммонитян в руки мои, то по возвращении моем с миром от Аммонитян, что выйдет из ворот дома моего навстречу мне, будет Господу, и вознесу сие на всесожжение» (Суд. XI 30–31).

Такую власть имеет человек над Богом в силу своей врожденной свободы. Но и Бог обладает могущественным оружием против человека. Как властелин всех материальных сил, действующих в мире, Он чрез них – чрез материальные явления, определяющие бытие человека, – легко может воздействовать на его свободную волю и принуждать ее к покорности. Следовательно, человек в такой же мере зависит от Бога, в какой Бог зависит от человека. Их отношения между собою основаны на взаимной корысти и взаимном насилии: Бог, чтобы исполнить свое неисповедимое назначение, должен во что бы то ни стало принудить человека к покорности; человек, чтобы прожить, должен заставить Бога служить себе. Отсюда естественно развивается планомерная стратегия Бога по отношению к человеку. Предметом спора является изначально свободная воля человека, арена же борьбы – человеческое тело, так как Бог только чрез тело человека, чрез материю, изначально покорную Ему, может обуздывать его волю. Но в человеке есть посредник между его телом и волею: разум, который учитывает восприятия тела и, обобщая их в аналогии, то есть в предвидении, им остерегает волю. Итак, Бог непосредственно воздействует на тело, чрез его посредство на разум, и чрез посредство разума – в конечном счете на волю; воздействием на тело Он вразумляет волю. Если же, как нередко бывает, Он обращается прямо к разуму человека, то лишь затем, чтобы оживить в разуме воспоминание о прежнем телесном опыте и тем побудить его к воздействию на волю.