Текст книги "Избранное. Тройственный образ совершенства"

Меня прервала служанка – подала пакет от Лепешкиной: в нем – протокол нашего заседания (для прочтения и возвращения) и прелестный портрет Моммсена. Дело в том, что перед заседанием у нее я просматривал лежавшие под зеркалом портреты Моммсена, Зудермана и пр., а она подходит; я говорю: Какие чудесные портреты, особенно Моммсен. А она говорит: Если он Вам нравится, я очень рада сделать Вам удовольствие. Я был удивлен – это было с ее стороны не очень деликатно; поблагодарил, конечно. Когда мы во 2-м часу ночи разошлись, я, конечно, «забыл» портрет, т. е. не взял его со столика. Теперь она его присылает.

Но вот я вам за один раз написал все; правда рука очень болит. Вчера, вскоре после моего приезда, пришел Володя; он приехал узнать, когда следующие экзамены.

Вчера получил ваше письмо от 21-го. Газеты все получил. Вот что, Бума: не думаешь ли ты заблаговременно похлопотать, чтобы на лето на Станцию тебе назначили кого-нибудь в помощники, о чем у вас с Дю-Буше речь была в прошлом году? Ведь это – дело большой важности; особенно, если бы ты мог устроить так, чтобы ночевать в городе. Дю-Буше так много помогал тебе – а это важнее всего другого, на мой взгляд; ведь это каторга у тебя летом, пусть бы он постарался. Лучше предложи из своего жалованья 100 руб., да правление пусть назначит 100 – вот и есть врач на 3 месяца. Подумай об этом основательно. Ну, я очень устал. Отошлю это письмо завтра, заказным.

Субб., 11 час утра. Я очень запустил свой перевод, главное – корректуру. Сегодня с утра сижу за гранками.

Вот что, Бума. Так как я собираюсь скоро в Одессу и там хочу работать, то мне необходимо знать: 1) можешь ли ты мне достать сочинения Герцена, 2) есть ли в Публичн. библиотеке Отеч. Зап., Современник и Русский Вестник 40-х и 50-х годов (об этом надо справиться по всем каталогам библиотеки – это работа на 10 минут). Будь так добр, узнай это. Герцен, ты говорил, есть у Лапидуса – даст ли он его мне? Спроси его также, есть ли у него или не знает ли он, у кого есть лондонское издание стихотворений Огарёва. И обо всем этом, как можешь скорее, напиши мне.

73[165]165
  1900. III. 15.
  О статье Герцена см. п. от 7 февр. 1900 г. – Письма Герцена в «Русской Мысли» печатались Е. С. Некрасовой. См. прим. к п. от 26 янв. 1900 г. – Стихи Огарёвой в воспоминаниях Т. П. Пассек. – Белла – жена Абр. Осип. Гершензона. – О переводе Паульсена см. п. от 28 янв. 1900 г. – Главным душеприказчиком известного издателя Флор. Фед. Павленкова (1839–1900) был писатель, земский деятель Валет. Ив. Яковенко (1865–1915).


[Закрыть]

Москва, 15 марта 1900 г.

Среда, 11¼ ч. веч.

Дорогие мои!

Работаю много – все перевожу. От Милюкова вчера получил ответ. Оказывается, что статья была набрана для мартовской книжки, но цензор не пропустил ее: есть циркуляр, запрещающий печатать произведения эмигрантов. Тогда они обжаловали в Цензурный Комитет – и там запретили, и даже не согласились с мнением цензора, что это запрещение может быть обжаловано в Главное Управление по делам печати. – Просит извинения, просит дальнейшего сотрудничества и т. д. Итак – первый блин комом. Это печально потому, что, значит, Герцен теперь России не увидит, как все надеялись. Надо было указать на то, что этот циркуляр в последние 15 лет был десятки раз нарушен, и пр. – они не знают этого (письма Герцена в Р. М., стихи Огарёва у Пассек и пр., и пр.). Надо бы мне теперь съездить в Петербург, да денег жаль. На всякий случай, Бума, напиши мне тотчас фамилию и адрес родственников Беллы в Петерб. и, если считаешь нужным, напиши и им, что я, может быть, приеду.

Здесь говорят, что Россия объявляет войну Англии, что Герат уже занят и пр. Несомненно верно, что на Кавказ передвинуты огромные войска. Если что будет, то, по моему, из-за Персии, т. е. Россия захватит какой-нибудь порт на сев. берегу Персидского залива. Государь приезжает сюда на Пасху; это ставят в связь с войною.

Паульсен готов – преизящен. Выйдет, вероятно, во вторник. Это мой полезнейший и мой лучший перевод. Будет разослано 400 бесплатных экземпляров. Это – специфическое средство против педагогического тупоумия, как хинин против лихорадки или, вернее, как персидский порошок против блох.

Погибшую статью привезу вам в корректуре, которую Милюков обещает на днях прислать. Горькой иронией звучит приложенная им записка, в которой душеприказчики Павленкова, купившего право на издание в России Герцена, заявляют, что ничего не имеют против напечатания статей Герцена вновь найденных. Их «право» равно нулю.

74[166]166
  1900. VII. 15.
  Младший Щепкин – Дмитрий Митрофанович. – Новиков Ник. Ив. (1744–1818), знаменитый деятель просвещения, глава русских масонов. Имение его, Авдотьино Бронницкого у. Моск. губ. – Вдова поэта Наталья Ник. Пушкина, рожд. Гончарова, в 1844 г. вышла замуж за генерала Петра Петр. Ланского (1799–1877), от которого имела трех дочерей. – Жена внука Пушкина Ал-дра Ал-др. – Ольга Николаевна, рожд. Решетова – М.О. был большой поклонник великого голландского художника Рембрандта (1606–1669) – см. «Солнце над мглою» – «Записки мечтателей», 1922, кн. 5, отрывок 22-й. – Мамонов Иван Леонтьевич (ум. в 1900-ых годах в глубокой старости), бывший крепостной помещиков Корольковых, ситценабивную фабрику (Б. Алексеевское, Коломенского у. Моск. губ.) основал с старшим братом Алексеем в 1840-х годах. – Сборник в пользу евреев, статьи для которого собирал М.О. – «Помощь», выдержавший два издания (2-ое в 1903 г.). – Потемкин Влад. Петр., педагог, историк. – Сакер Яков Львович, по окончании философского факультета в Геттингене жил в Одессе; переводчик Гюйо, философ. – Якубович Петр Филиппович (лит. псевд. Мельшин) (1860–1911), беллетрист, поэт, критик. – Короленко Влад. Галакт. (1853–1921), известный писатель. – Бальмонт Конст. Дм. (1867–1942), известный поэт. – Лохвицкая Мирра (Марья Андреевна), по мужу Жибер (1869–1905), поэтесса.


[Закрыть]

Москва, 15 июля 1900 г.

Субб., 6 час. веч.

Дорогие мои!

Полчаса назад я приехал сюда (на квартиру Моравского, конечно), умылся с дороги и теперь в ожидании самовара сел писать вам. Чернила заплесневели, и перо заржавело. В квартире пыль, духота, никого нет; пахнет нафталином.

Ехал с приключениями. Но надо начать со вчерашнего дня. Вчера часам к 5 прояснилось (а то все шел дождь), и мы с младшим Щепк. поехали в таратайке; из-за дурной погоды я видел мало, и он хотел показать мне интересные места. Проехали две деревни, потом заехали в Авдотьино, где жил и умер Новиков; там я видел каменные избы, весьма нелепого свойства, которые он более ста лет назад построил, желая облагодетельствовать крестьян. Вернувшись домой, мы застали гостя – местного земского начальника. Да, еще по дороге встретили мы одну московскую барышню, знакомую Щепк. и мою; она гостит летом в соседней усадьбе, у Пушкина (внука поэта) и часто бывает у них. Мы ее прихватили и привезли с собой. Часов в 9 я пошел провожать ее; разговор за ужином и чаем затянулся до 11½. Земский ночевал со мною во флигеле, и мы, уйдя туда, еще разговаривали до 1 ч. Сегодня я встал в 8; сидели за чаем до 11, и в 11 я уехал. Я должен был еще заехать к Пушкиным за этой барышней, которая просила довести ее до Бронниц. Тут видел усадьбу Пушкиных. Как известно, жена поэта после его смерти вышла замуж за Ланского; так вот это и есть имение Ланского, которое перешло к старшему сыну поэта, а затем к этому молодому Пушкину. Усадьба великолепная, с чудесным парком и яблочным садом. Видел и жену П., молодую, очень симпатичную женщину. Ну, значит, поехали мы, а вскоре пошел дождик. Я, хотя и был в непромокайке (мекинтош по-здешнему), но промок, особенно ноги промочил. Дорога испорчена дождями, ехали 20 верст более 2 часов. Доехав до Бронниц, барышня предлагала поехать к ним (она тут у дяди на даче), переодеться и чаю напиться. Но я не пожелал, а отправился в шорную лавку Мелкова, где нашел вашу открытку от 9-го; тут надел чистые чулки и пошел в клуб, где выпил большую рюмку водки и стакан горячего чая, так что сразу согрелся. На стене увидел, к своему удивлению, хорошую копию Рембрандта (портрет его), спросил полового насчет того, не продадут ли, тот побежал за хозяином, пришел хозяин и запросил 5 руб.; я предложил 3. Значит, не купил. До поезда оставалось еще час с лишним, а от города до вокзала 10 верст, т. е. час езды. Поехал, еще немного дождик мочил, но приехал вовремя; в 5 час. 5 мин. был в Москве.

Итак, я прожил у Щ. ровно неделю; перевел свыше двух листов и узнал миллион новых вещей. Жаль, что не записывал на месте – теперь всего не припомнишь; одного того, что рассказали вчера вечером Щ-ы и земский хватило бы на целую книгу. В общем впечатление ошеломляющее; я разумею жизнь крестьян. Многое, вероятно, объясняется близостью Москвы, но в общем ужасно.

В деревне Щ-х, Алексеевском, ситценабивная фабрика Мамонова, где работает до 200 чел. – и двухэтажный кабак. Пьянство повальное. Баба хочет идти на поденщину к Щ., а муж не пускает ее: давай на полбутылки, тогда пущу. Полбутылки – 27 коп., а она получает за день 25. Один пьяный мужик стал требовать с жены на полбутылки, та не давала. Тогда он схватил грудного ребенка за ногу и говорит: расшибу о печку. Однако бросил ребенка, но уперся плечом в стену и выворотил угол избы: На тебе, теперь будешь мерзнуть зимой. Другой, при таком же случае отнес своего ребенка в кабак и говорит целовальнику: Давай бутылку, возьми Ваську; жена, небось, придет, выкупит (кабатчик, однако, отказался). Есть в Алексеевском горький пьяница по прозванию Токала, бездомный и бесприютный, спит в канаве, – наносит дров на фабрике, его накормят. Живет для рюмки. Когда кабатчику нужно мясо, он посылает за ним Токалу в Бронницы – 20 верст туда и 20 назад с полпудом мяса, конечно, пешком, и за это Токала получает рюмку авансом, рюмку у мясника в Бронн., и рюмку по возвращении. По Алекс. нельзя пройти, чтобы не услышать ни за что, ни про что: Барин, позвольте на баночку! (т. е. на шкалик). Бабы воют. При мне одна баба рассказала г-же Щ. новую выдумку кабатчика. Он стал выдавать более солидным своим клиентам книжки для забора водки. Книжку эту клиент может передавать кому угодно для забора рюмки, полбутылки и т. д., но за деньги отвечает он лично; зато он получает с кабатчика по 10 коп. с рубля забора по его книжке. Настоящее комиссионерство. Народ покупает себе калоши, но калоши стоят под образами, и их надевают только для прогулки в сухую погоду.

Недавно в соседнем селе была ярмарка: бабы и девки побежали покупать себе зонтики и, вернувшись, прогуливались под зонтиками, а, когда пошел дождь, закрыли зонтики, чтобы не испортились, и подняли сзади подолы юбок на голову. Были недавно смотрины; пришел жених, красивый парень, разряженный с иголочки. И когда, по обычаю, их оставили вдвоем, жених спросил невесту: Ну что ж, нравлюсь я вам? На что она ответила: Если все, что на вас, ваше, то нравитесь (большею частью эта одежда действительно прокатная). Больше ее, очевидно, ничего не интересовало – только платье. При мне же баба жаловалась, что муж – пьяница, бьет ее смертным боем и пр., а на вопросы объяснила, что когда ей надо было венчаться – уже были куплены все припасы для свадьбы, когда ее родителям сказали, что ее жених негодяй, мать хотела расстроить свадьбу, но отец сказал: С ума сошла, что ли. Хлебов напекли, ветчины да водки, может, на 15 рублей купили, а ты – не хочу. – Так и сыграли свадьбу. – Мамонов со своей фабрикой высасывает последние соки. Денег он почти совсем не платит – все продуктами; случалось, у тех же Щепк. купит рожь по 80 коп., а с рабочими рассчитывается ею по 1 р. 20 к. Это противозаконно и потому делается устно, без книжек. Он теперь очень богат, а сам из алексеевских мужиков. Их было два брата, и этот (младший) забрал фабрику в свои руки. Брат сам рассказывал, как это сделалось. – Говорит он мне тогда: поклонись мне в ноги, сейчас с тобою всю власть поделю, хозяином сделаю. – Брат не захотел кланяться и остался нищим. Теперь его сыновья работают у дяди на фабрике, как все. Знакомый Щепк. и мой, коломенский санитарный врач, однажды, в одной дальней деревне разговорился с какой-то богатой бабой насчет М-ва. – Она говорит: первый он в деревне душегуб, чтоб ему помереть без причастия, и пр. – Он и спрашивает: вы что ж, знаете его? – Как не знать! Он мой отец. – А сам М-в рассказывал приказчику Щ-ных, как он выпросил у старшего фабричного инспектора отмену штрафа, наложенного на него младшим инспектором: Пришел я и в дверях бух на колени: смилуйся, ваше благородие, защити, обижают меня. В нашем положении, сами знаете, иначе нельзя. Не встану, говорю, пока не помилуете, а сам ползу к нему на карачках. Ну, и простил. – Вся деревня провоняла краской, люди болеют от нее, все грязные воды спускают в единственную речку Северку.

Насчет попов земский начальник рассказал два анекдота, случившихся при нем. Экзаменует он в церковно-приходской школе; спрашивает ученика, как надо праздновать праздник; ответ: пойти в церковь и дать на содержание причта. – В одной богатой деревне мужики захотели ради благолепия нанять дьякона (у них был только священник и псаломщик); так как это сократило бы доходы священника, то поп воспротивился: Внесите 7 тысяч на содержание причта, тогда похлопочу. Мужики обратились в консисторию; та запросила попа насчет доходности, и он отписал, что, дескать, приход и без дьякона плох, за венчание дают 3 руб. (а в действительности такса была 10), за крещение 30 коп. (вместо рубля) и пр. – Тем не менее, дьякона прислали; а мужики тайно от попа получили в консистории копию его донесения. И вот при первой же свадьбе ему, вместо обычных 10 руб., дают 3. Он возопил, а они ему: Нет уж, батюшка, вы сами написали – вот и копия. А тебе дьякон на 7 руб. – Так они его года два морили.

И все в таком роде. Щепкины рисуют картину невероятной лени мужиков. Старик объясняет это тем, что при крепостном праве труд был принудительный, затем внешнее принуждение исчезло, а внутреннего побуждения к труду, даваемого культурой, нет.

Очень сильно на меня подействовали эти рассказы.

Это я пишу уже в 9 час. вечера. Напившись чая, пошел я на квартиру Щепкиных узнать, нет ли для меня писем, а также купить перьев. Нашел там письмо от Бузескула. А тут по приезде нашел ваше письмо от 1-го. Ты спрашиваешь, Бума, о Потёмкине и издании сборника в пользу евреев! Именно об этом я и писал недавно Бузескулу (и через него Овсянико-Куликовскому), и теперь он отвечает. Потёмкина я довольно хорошо знаю лично. Он окончил несколько позднее меня и сразу занялся, – как ни странно, – еврейской историей. Издание, без сомнения, состоится, и сборник будет не хуже всех других таких же сборников. Так и скажи Сакеру: пусть безбоязненно присылают. Янжул, Мельшин, Короленко, Бальмонт, Лохвицкая и др. уже прислали статьи и стихи, затем обещали Чупров, Ковалевский и мн. др. Бузескул тоже пришлет. Овс. – Куликовскому он написал об этом в Париж. Старик Щепкин, которого я тоже просил, отговаривается недосугом. Кроме них, я взялся достать статьи еще от Виноградова и др.

75[167]167
  1900. X. 21.
  Михайловский Ник. Конст. (1842–1904), известный публицист, социолог и критик. – Глинский Бор. Бор. (р. 1860, ум.), историк-популяризатор. – Элиашев, владелец химической лаборатории. – Фальборк Генр. Адольф. (р. 1864), деятель по народному образованию. – Чарнолусский Влад. Ив., известный деятель по народному образованию. – Чарнолусская Екатерина Матвеевна. – Бычков Иван Афан. (р. 1858), сын академика, директора Публичной Библиотеки Аф. Фед. Бычкова (1818–1899), историк литературы, с 1881 г. – заведующий рукоп. отд. Публ. Библ. – Переселенков Степ. Ал-др. (р. 1865), историк литературы. – Браудо Ал-др Исаев. (1864–1924), писатель, библиотекарь Публичной библиотеки в Петербурге. – «Рукописная» биография Бакунина – не рукописная, а литографированная (в трех томах in f0) в 50 экземплярах биография Бакунина, составленная нем. проф. Неттлау. – Рецензия для «Мира Божьего» – рец. М.О. на первый том «Материалов, исследований и заметок» Евг. Боброва (Казань 1901), где имеются «Материалы для биографии В. С. Печерина». Рецензия была напечатана в декабрьской кн. «М.Б.» 1900 г. – Богданович Ангел Ив. (1860–1907), литературный критик, с 1893 г. сотрудник «Мира Божьего». – Давыдова Ал-дра Аркад., рожд. Горожанская (1848–1902), основательница «Мира Божьего» (с 1892 г.), – Стасюлевич Мих. Матв. (1826–1911), общественный деятель, публицист и историк, редактор-издатель «Вестника Европы» (с 1865 г.) – В декабрьской кн. «Вестника Европы» было напечатано письмо П. Я. Чаадаева к Сиркуру с комментарием М.О. – Венгеров Сем. Афан. (1855–1920), известный историк литературы. – О дневнике А. А. Тучкова см. п. от 25.II.1900 – «Изложение Мейера» см. п. от 10 ноября 1901 г. – Туган-Барановский Мих. Ив. (1865–1919), известный экономист. – Венгерова Зинаида Афан. (1867–1941), писательница, переводчица. – Тарле Евг. Викт. (1874–1955), историк. – Вересаев Вик. Вик. (1867–1945), известный писатель.


[Закрыть]

Москва, 21 окт. 1900 г.

Субб.; 5½ час. веч.

Итак, продолжаю. Еще из Петерб. я писал вам, что видел в Союзе писателей. С любопытством рассматривал Михайловского, Мамина, Бориса Глинского и др. На другой день в 10 час. тоже пришел ко мне Элиашев и мы поехали в Эрмитаж; ходили там до изнеможения, и около 3 поехали к нему; там закусили. От них я к 5 час. пошел к Фальборку обедать. Обедали с ним и женой Чарнолусского (сам Ч. в Крыму – отдыхает); она симпатичная. И Фальборк у себя дома симпатичен. От них вернулся в гостиницу, пил чай, читал и рано лег спать. В понед. утром я отправился в контору О. Н. Поповой и виделся с ее управляющим. Это красивый, ловкий господин, очень недавно, говорят, забравший в руки Попову и все ее дело; он инженер, имел водочный завод. Не хочется излагать весь наш разговор, а характерно. Говорил я с ним насчет предпринятого Поповой издания стих. Огарёва. Спрашиваю: кто же редактирует? – Какой-то учитель русского языка в кадетском корпусе, Переселенков. Я предлагаю безвозмездно свои услуги по редактированию. Говорит – очень рады, позвольте заехать к вам с Переселенковым. Назначил ему 8 час. вечера. Оттуда пошел в Публ. Библ., по уговору с Браудо. Действительно, он проводил меня в рукописное отделение и познакомил с хранителем Бычковым (сын покойного академика). Я часа два читал письма к Краевскому, нашел очень интересную вещь и выписал, затем пошел к Браудо и от него получил рукописную биографию Бакунина, которую тщетно силился читать – так она неразборчива. Затем поговорил с ним, и он обещал постараться, чтобы Библ. выслала лондонское издание стих. Огарева для меня в Румянц. музей на некоторое время. Из Библ. пошел обедать; после обеда зашел в ред. Мира Божьего и отнес привезенную из Москвы рецензию о Печерине. Тут Богданович начал говорить, что вот я готовлю такую интересную работу, отчего бы мне не напечатать ее у них. Я сказал, что могу печатать у них некоторые документы, которые не войдут в мою работу, и обещал прислать что-нибудь для декабрьской книжки. Они справедливо обиделись, очевидно, что компиляцию я им предлагаю, а хорошие статьи отдаю в В. Е. Но что же делать, если их журнал не завоевал себе такого положения: они сами кругом виноваты. Издательница Давыдова кладет в карман ежегодно чистых 50–60 тыс., а скупится привлечь Чехова и Горького, скупится хорошо платить.

Оттуда пошел к себе в гостиницу, и стал размышлять. От Петер. я устал, делать мне здесь больше нечего, деньги на исходе, неужели сидеть до среды из– за В. Е. И вот вложил я свою статью в конверт, написал письмо Стасюл., что нахожусь здесь проездом, не могу ждать среды и состою к его услугам завтра до часа. Затем сел на конку и отвез это Стасюлевичу. Вернувшись к себе, выпил чая и читал, ожидая Переселенкова. Часов в 8 подали телеграмму от Стас., что ждет меня завтра. До 9-и Переселенков не пришел; мне надоело сидеть в номере и я пошел к Элиашеву. Домой вернулся часов в 12. На другой день в 11 час. я отправился к Стас. Живет роскошно, чудесный кабинет. Встретил меня приветливо, стал рассказывать, что был болен. Теперь оправляется, потом показывал вещи из кабинета Чаадаева, потом поговорили о статье – говорит, что она пойдет в следующей книжке, т. е. в декабрьской. Умен, отличные манеры, любезен, но – дипломат; ему, я думаю, за 70. Холодный человек. Как Венгеров меня предупреждал, так и было: говорю, что хотел бы печатать у него свою работу об Ог. Он уклоняется и говорит: когда это будет schwarz auf weiss[168]168
  Будет написано черным по белому (нем.).


[Закрыть], тогда посмотрим. Т. е. никаких обязательств. Затем говорит: контора у вас в долгу (т. е. за дневник Тучкова). Вы когда хотите ехать? Говорю: в 3 ч. 30 м. – Ну, еще успеете заехать в контору. И дал карточку, объяснив, как проехать. Затем пожелал счастливого пути, и аудиенция кончилась. Чисто аудиенция. Поехал я в контору и к своему изумлению получил 60 рублей. Половину пошлю Огарёвой. После этого я уже весь день ездил на извозчиках, потому что в предыдущие дни устал преимущественно от ходьбы пешком; да и время было теперь дорого. Был уже почти час, а в час я должен был по условию быть у Венгерова. Поехал я к нему и уже застал на особом столике разложенными три конверта с сотнями библиограф. бумажек: исчерпывающая библиография об Огарёве. Вижу: не поспеть мне на поезд 3—30. Сел переписывать и писал быстро. Когда кончил, Венг., добродушный и медлительный, стал, не торопясь, считаться родством и вести приятные разговоры. Он очень мил и держал себя по-родственному. В 2 часа я, на конец, вырвался, заехал проститься к Фальб. и обещал, если не уеду, обедать у него. Приезжаю в гостиницу и хочу велеть нести вещи на вокзал (а уложился я еще утром) – швейцар подает письмо от Переселенкова, который приходил утром, извиняется, что не пришел вчера веч., ждал меня и теперь просит как-нибудь устроить свидание. Значит, ехать мне нельзя. А Элиашев, я знаю, ждет меня на вокзале (он хотел провожать меня). Еду на вокзал, нахожу его, выпиваю стакан кофе, потому что с утра ничего не ел, затем еду с ним в контору их лаборатории, покупаю духи и еду к Фальб. Обед тянулся бесконечно. После обеда поехал к Переселенкову Я ему говорю: они хотят начать печатание в половине ноября, как же вы надеетесь за это время собрать все стихотв. Ог. (они страшно разбросаны). Он предлагает редактировать вместе; я говорю, что это невозможно. Тогда он смиренно заявляет, что ничего не будет иметь против того, чтобы редактирование предоставили мне. Я говорю, что охотно взял бы его – безвозмездно, но только в том случае, если Попова уплатит ему весь гонорар. А этого она, конечно, не сделает. Ну, он надеется, что Бог ему поможет собрать все. – Он еще и биографию Ог пишет. От него вернулся в гостин. и уехал в 12¼ ночи в спальном вагоне 3-го кл. Ехал целые 20 час. и в вагоне отдохнул. Приехавши сюда, уже застал письмо из Союза Пис. с просьбою сообщить нужные сведения о себе для баллотирования меня в члены.

Итак, я свел сношения с В. Е. и М. Б. Здесь буду печатать изложение Мейера – работа приятная и хорошо оплачиваемая; буду меньше переводить. И писать у них можно, сколько угодно. Добыл библиографию об Ог. и устроил дело насчет присылки лондонск. издания. Видел множество людей и иную литературную жизнь, очень различную от московской. Достал для еврейск. сборника штук шесть статей (Туг. – Бар., Венг. и сестра, Тарле, Фальборк, Милюков, Вересаев).

Живут все бедно: жизнь дорога, у всех семьи. Все на 4–5 этаже. Все много работают для денег. Все вежливы и холодны, много политики, но это имеет хорошую сторону: гораздо меньше разговора о людях, чем в Москве, сосредоточеннее делают дело. Но и покладливость не как у нас. Все, кажется, в душе считают друг друга либо подлецами, либо идиотами (раздробленность полная), но всех объединяет общая, упорная, мелкая, трудная борьба за свет и свободу – этот элемент там несравненно сильнее, чем в Москве. Все очень много работают – нам даже странно; там никто не придет посидеть в гостях 4–5 час., как у нас.

76[169]169
  1900. XI. 6.
  Якушкин Вяч. Евг. (1856–1912), историк литературы, известный пушкинист, общественный деятель, член I Госуд. Думы. – Ефремов Петр Ал-др. (1830–1907), известный историк литературы, библиограф. – О Мейере см. п. от 10 ноября 1901 г. – Саша – А. О. Тромбах. – Анна Андреевна Котляревская, земский врач. – Анна Львовна Биншток, одесская знакомая М.О. – «Доктор Штокман» Ибсена впервые шел в Худож. театре 24 октября 1900 г. – Пьеса «Живой труп», задуманная в январе 1900 г., писалась с мая этого года. В октябре Влад. Ив. Немирович-Данченко был в Ясной Поляне по поводу постановки пьесы в Худож. театре. В Москву Толстой приехал 3 ноября, а уехал в Ясную Поляну 7 мая 1901 г.


[Закрыть]

Москва, 6 ноября 1900 г.

Понед., 9 ч. веч.

Дорогие мои!

Ваше письмо от пятницы я сегодня получил.

Почти год искал я в Москве лондонское изд. Огарёва, а сегодня утром меня разбудил незнакомый голос словами: «Здравствуйте, М.О., я принес вам Огарёва». Это был В. Е. Якушкин, которого я недавно, встретив в музее, попросил узнать у Ефремова, нет ли у него этого издания, и не даст ли мне. И вот он достал и принес. Просил я книгу на две недели, а теперь у меня самое неудобное время: еще добрая неделя уйдет на корректуру, а за тем я хотел сесть недели на две и написать первую часть Мейера, чтобы получить в М.Б. аванс рублей в 200 – и тогда только я мог бы месяц или полтора не переводить и не спеша написать характеристику поэзии Огарёва. Соединить денежную работу с писанием я совершенно неспособен. Теперь у меня есть два способа: либо призвать барышню, чтобы она переписала томик (это может стоить рублей 10, потому что нужно списать лишь около половины), или, попросив позволения, держать книгу подольше. Сегодня полдня читал ее; там есть чудесные вещи.

У меня нет ничего нового; я здоров. Завтра куплю хивинку на воротник и снесу портному, а после завтра пальто будет готово. В квартире у меня тепло, да и на дворе не холодно. Сегодня с полдня пошел снег и теперь все бело. Я немного перевожу, а то все время уходит на справки для корректуры. На этих двух главах я заработал наверное не больше, как по двугривенному за страницу.

Образ моей жизни тот же, как я описывал вам. Только встаю теперь довольно поздно, около 9. Все так же в 11 час. завтракаю с кофе (иногда яйца, иногда масло и сыр), в 1 ч. опять пью чай, часа в 4 иду обедать (все там же) и т. д. У меня иные дни бывает много народа, а, например, вчера и сегодня – никого, кроме Саши, сегодня. Я бываю у Гольденв., у Щепкин. – теперь даже каждый день, потому что там двое больных, так захожу перед обедом на ¼ часа. Бываю иногда у Сперанского, иногда у Анны Андреевны. Спер. собирается на будущей неделе назад в Париж продолжать свою работу. Все собираюсь зайти к Анне Львовне.

Здесь в Худож. театре идет ибсеновский «Д-р Штокман», и публика точно помешалась: дежурят у кассы с ночи, а обыкновенному человеку, не могущему дежурить, почти невозможно достать билет; каждый вечер – не овация, а оргия Станиславскому. Да еще Чехов и Горький в Москве и часто бывают в этом театре (что с их стороны безобразно), ну, и в антракте другая оргия – в фойе. Толстой действительно написал пьесу, но только вчерне; три дня назад он приехал в Москву на зиму, и теперь слегка нездоров. При том, он в вагоне дверью прищемил себе палец, начало гноиться, пришлось срезать ноготь и теперь он ходит в клинику на перевязку. Это на правой руке, так что не может писать.