Текст книги "Избранное. Тройственный образ совершенства"

59[148]148
  1898. V. 17.
  Айхенвальд Юлий Исаев. (1872–1928), философ и литературный критик; по окончании ист. – фил. фак. Новороссийского унив., был в Москве лектором высших женских курсов и др. высш. учеб. зав. – В Лондонском сборнике «Свободное Слово» 1898, № 1 было напечатано «Письмо к обществу» от 19 марта 1898 г. Л. Толстого о материальной помощи духоборам, получившим разрешение выехать за границу. В ответ на этот призыв в № 93 «Русских Ведомостей» была помещена заметка о поступивших в контору газеты в распоряжение Л. Н. Толстого 1000 р., пожертвованных тремя неизвестными лицами. «За сбор пожертвований в пользу духоборов и за уклонение от исполнения распоряжения Моск. ген. – губ.» 21 апреля мин. вн. д. приостановил «Р.В.» на два месяца. – Анучин Дм. Ник. (1843–1923), известный географ, антрополог и этнограф, профессор Моск. унив. с 1884 г.; в 1883 г. вступил в члены товарищества по изданию «Рус. Вед.», а в 1897 г. был утвержден третьим их редактором, каковым и был до 1912 г. – Вел. кн. – Сергей Ал-др. – Обер-полицмейстер – Д. Ф. Трепов. – «Вопросы философии и психологии» – журнал, издававшийся в 1889–1918 гг. Московским Психологическим Обществом. – Текст циркуляра, запрещавшего печатание статей и известий о предстоящем юбилее 50-летия литер. деятельности Л. Толстого (оно исполнялось в октябре 1902 г.) – неизвестен. – Вольное Экономическое Общество – старейшее (с 1765 г.) ученое общество в России. Слух о закрытии его оказался неверен.


[Закрыть]

Симский завод, 17 мая 1898 г.

Воскрес, 10 ч. веч.

Дорогие мои!

Экзамены начались 15-го и кончатся 6 июня. Я надумал было уехать раньше, так как в сущности мальчик может держать экзамены без меня, а даром брать деньги я не хотел. Но тут Умовы внезапно решили, чтобы и второй мальчик держал теперь экзамены – в 1-й класс; полетели телеграммы в Уфу, и оказалось, что он должен держать 26-го, 28-го и 29-го. Он почти готов, но теперь уже, вероятно, придется досидеть здесь до конца мая, т. е. по крайней мере пока этот выдержит экзамены. Сегодня было письмо от Ионаса – старший на письменном по-гречески сделал всего одну ошибку, но ему поставили только 3+, потому что он экстерн. В Уфу придется поехать числа 25-го.

Погода последние дни была плохая, но сегодня опять было прелестно.

Сегодня получил письмо от Айхенвальда, он сообщает много новостей. Прежде всего, наше предположение относительно Р. В. оказалось верным. А придрались к пожертвованиям в пользу духоборов таким образом. Явился в редакцию чиновник от обер-полиц. с требованием передать пожертвованные деньги казначейству и назвать фамилии жертвователей. Секретарь редакции отправляется к Толстому. По совету последнего, чиновнику отвечают, что деньги уже у Толстого, что жертвователи пожелали остаться неизвестными и что за дальнейшими объяснениями просят являться лично к Толстому. Толстого не решились потревожить, а газету приостановили. Анучин (один из редакторов) был у великого князя, объяснял, что требование о конфискации денег исходило не от «его высочества», а от его превосходительства, т. е. обер-полиц., и что только поэтому оно не было исполнено. Но вел. кн. объявил, что он и полиц. – одно и то же, что оба они администрация, и что обоих их надо одинаково слушаться.

«Вчера, – пишет Айхенвальд, – с великой грустью подписал я (в качестве секретаря “Вопр. фил. и псих.”) циркуляр Главного управления по делам печати, запрещающий газетам и журналам сообщать какие-либо сведения о предстоящем юбилее 50-летия литер. деятельности Л. Н. Толстого. – России, по-видимому, очень стыдно, что Толстой принадлежит ей, и она хочет замолчать его».

«Есть основание думать, что закроют Вольно-экономич. общество. Был циркуляр, запрещающий газетам и журналам печатать что-либо о рефератах, которые там обсуждаются – “в виду предстоящих изменений в уставе Общества”».

60[149]149
  1899. IV. 8.
  Статья М. О. – Саша – Ал-др Онис. Тромбах (р. 1872). – Гроссман Григ. Ал-др. (р. 1863) в 1888 г. был сослан в Якутскую область, вернувшись откуда в 1891 г., уехал за границу. В 1893 г. поселился в Берлине и занялся литературной деятельностью, сотрудничая во многих журналах и газетах. С конца 1906 г. состоял берлинским корреспондентом «Рус. Вед.» – Иосиф Кайнц (1858–1910), известный немецкий актер. – Правительственное сообщение – от 2 апреля о студенческих волнениях. – В марте, начиная с № 11, в «Ниве» начал печататься роман Толстого «Воскресение» (закончен печатаньем в декабре 1899 г.). – В «Русском Слове» 1899, № 91 было напечатано письмо Л. Толстого с просьбой не перепечатывать из «Нивы» текста «Воскресения» до окончания печатания романа в этом журнале.


[Закрыть]

Берлин, 8 (20) Апреля 1899 г.

Четв. 4 ч. дня.

Дорогие мои!

Только сегодня я, наконец, отослал Виноградову свою статью: переписка была готова еще вчера, потом надо было еще просмотреть, написать заключение и проч. Напишу Вину, чтобы велел прислать мне корректуру в двух экз., тогда один экземпляр пришлю вам.

Только теперь я в первый раз действительно чувствую себя свободным, и мне ничего больше не хочется, как подольше сохранить эту свободу, т. е. не брать на себя никакой срочной работы. В ближайшие месяцы буду преимущественно читать, а писать, если и буду, то только то, что захочется, без мысли о заработке. Для заработка же, как уже писал вам, напечатаю какие-нибудь материалы о Герцене. Хочется теперь побывать в театрах, в музеях, повидать людей; ведь я полтора месяца прожил отшельником. Кроме Саши у меня здесь есть только один знакомый – Гросман, очень симпатичный и неглупый человек. Вчера я был у него и очень приятно провел вечер. Теперь в ближайший раз, когда Кайнц будет играть, пойду в Deutsches Theater. В Тиргартене уже все зелено, и по утрам, когда там еще нет немцев, там очень хорошо. Я здоров и по-прежнему страдаю от избытка аппетита.

Од. Нов. получил, но там правительственное сообщение напечатано лишь в извлечении. Говорят, что Толстой высказался в печати, что не одобряет перепечатки «Воскресенья» другими печатными органами из «Нивы»; будет очень жаль, если придется ждать окончания романа, когда он выйдет отдельной книгой. Я нахожу, что чтение «Воскресенья» – очень болезненное состояние, все равно, как если приблизить к глазам и рассматривать очень мелкие вещи. Тут уже не искусство: он снимает кожу и пинцетом поднимает один за другим каждый слой мускулов и каждый мускул разбирает по волокнам и каждое волокно показывает нам отдельно; и, в конце концов, это уже не художественное произведение, а ученое исследование, где добываются детальные материалы, потому что если мне покажут все мускулы, кости и артерии руки, каждое в отдельности, то я все-таки не буду видеть перед собой руки. Это – не художественное воспроизведение жизни, это – сама жизнь, рассматриваемая в увеличительное стекло. Поэтому читать эту вещь – какая-то сладострастная боль; эта естественность меня обжигает точно я кладу палец на обнаженный нерв, на обнаженное от кожи живое мясо, но обобщающих впечатлений, в которых и заключается все успокаивающее, художественности, – нет. Такова всегда была манера Толстого, но теперь она застыла в его старческом уме и не смягчается поэтичностью его чувства, как в более молодые годы. Отдельные места, конечно, гениальны.

61[150]150
  1899. XI. 11.
  Бестужев (лит. псевд. Марлинский) Ал-др Ал-др. (1797–1837), декабрист, критик, беллетрист. – Хозяйка квартиры – Екатерина Антоновна Сумкина. – Гаршин Всев. Мих. (1855–1888), Успенский Глеб Иван. (1840–1902), Засодимский Пав. Влад. (1843–1912) и Михайловский (лит. псевд. Гарин) Ник. Георг. (1852–1906) – писатели народнического направления. – Сибиряков – вероятно Иннокентий Мих. (1860–1901) – сибирский золотопромышленник, издатель-меценат.


[Закрыть]

Москва, 11 ноября 1899 г.

Четв., 7 час. веч.

Дорогие мои!

Коллекция моя растет; вчера снова истратил 75 коп.; купил 7 портретов, в том числе большую редкость – портрет Александра Бестужева-Марлинского (декабрист). А сегодня притащил два огромных листа картона, купил какой-то отличной коричневой без ворса материи 1½ аршина и начал мастерить большую папку для своей коллекции; от обеда до сих пор все резал картон, и теперь рука дрожит. Позднее сам изготовлю рамки для портретов. Завтра свадьба хозяйской дочери, и я уступаю им свою большую комнату от 1 ч. до 11 веч. Обедать буду у Щепкиных. Теперь в квартире станет совсем тихо – останется старуха, да я. Старуха (лет 55, но старообразна) любопытная: всю жизнь вращалась в кругу писателей, преимущественно народников, умна и хорошо рассказывает. Недавно рассказала она мне такой эпизод. Муж ее в 80-х годах был пайщиком Рус. Бог. Вот были они как-то в Петерб., и происходило заседание редакции. Все сидели за столом, и Скабичевский о чем-то разглагольствовал. «Стало мне как-то грустно, – рассказывает она, – я вышла в соседнюю комнату, от крыла форточку и стою, освежаюсь. Из той комнаты входит Гаршин, подходит ко мне и спрашивает: «Что же это Вы, Екат. Антоновна, ушли от общества?» Я и говорю: «Встосковалось мне как-то». – «Вот то же и со мной, говорит он; а ведь это цвет наших умственных сил». – Смотрю, а у него по щекам текут две слезы». – Она крестная мать всех детей Г. Успенского, была близка с Златовратским, Засодимским, Эртелем, Гариным и др. – И когда я спросил ее: какое же общее впечатление оставило в ней общение с этими людьми – она ответила: Усталость, и только.

Муж ее в Сибири: управляет делами Сибирякова.

62[151]151
  1899. XI. 24.
  Азанчевский-Азанчеев Матвей Павлович (1830–1904), отст. кап. Преображенского полка, автор истории этого полка, ст. сов., саратовский (1879–1882) и астраханский (1882–1883) вице-губернатор, влад. с. Троицкого-Лобанова, Бронн. у. Моск. г. – Щепкин Ник. Павл. (1825–1911), мировой поср. 1-го призыва Калужской губ., уфимский губернатор в 1881–1883 гг., после правительственный комиссар Кавказских минеральных вод. Жена его – Юлия Петр. Племянникова (1829–1910). Дядя ее – Ал-др Оттович фон Ренне, калужский помещик. – Магистерская диссертация Б. Н. Чичерина «Областные учреждения в России в XVII в.», законченная в 1853 г., дважды не была принята юрид. факультетом Моск. унив. и лишь в 1856 г. была напечатана и публично защищена 21 дек. 1856 г. – Саша – А. О. Тромбах. – «Под Сухаревой» – воскресный торг у Сухаревой башни. – Граф Станислав Ворцель (1799–1857), участник польского восстания 1830 г., эмигрировавший в Европу; с ним был очень близок в Лондоне Герцен, рассказавший о своем знакомстве в VI гл. VI части «Былого и Дум».


[Закрыть]

Москва, 24 ноября 1899 г.

Среда, 2 ч. дня.

Дорогие мои!

Вчера были именинники Щепкины отец и старший сын (Митрофаны); вечером я был у них. Часа полтора почти сплошь хохотали до боли в боку (было еще несколько человек): Щепкины рассказывали о своем соседе по имению, ветхом старике, закоренелом крепостнике, Азанчевском-Азанчееве, как он, будучи в начале 60-х годов вице-губернатором в Астрахани (а губернатор, говорит он, сказано в законе, должен быть приятен всем), когда там вспыхнул чумной или холерный бунт, отправился усмирять бунтовщиков. И вот он пышно приехал на пароходе, остановился, велел спустить трап и, сойдя до половины трапа, остановился и торжественно, опуская указательный перст, воскликнул: на колени! – в ответ на что раздался пронзительный свист и крики: осел! дурак! скотина! Тогда он торжественно повернулся, опять взошел на палубу и приказал повернуть назад. – Сидя в земском собрании с младшим Щепк., он наклоняется к нему и со сладкой улыбкой говорит: «Вы не поверите, как приятно быть губернатором! Каждый день чувствуешь себя точно именинник. Все пред вами почтительно расступаются, все двери пред вами открыты, всюду ковры, цветы, дамы в изящных туалетах. Совершенно как бы каждый день именинник». Он все еще собирается взыскивать 200 тысяч, которые «ограбили» у него 19 февраля: царя оболгали, народ обокрали, говорит он по поводу освобождения, затем идет, приносит медаль, выбитую в память освобождения, на которой изображены слева боярин с эмблемами наук, искусств и пр., справа крестьянин с сохою, лопатою и т. д., оба подали друг другу руку, а между ними, положив обоим руку на плечо, государь, – и говорит (толкуя это ретроспективно): «Это кто мне вернет?!» Дескать, было тогда. Земства он не признает и, состоя гласным, называет себя «гласный по указу е. и. величества». Лет 15 назад избрали его в Бронницах, Моск. губ., мировым судьей (там его разоренное имение). Он не стал судить в камере; это, говорит, театральные подмостки, это все с Запада, а в русской истории этого не было. Велит вынести стол на базарную площадь, наденет цепь и скажет: Иди! я сужу. Однажды судился у него какой-то кабатчик; сам не пришел, а явился адвокат. А. спрашивает: – Почему сам не явился? Адвокат предъявляет доверенность. – Почему сам не явился? – Болен. – Призвать его сюда, сам освидетельствую. – Силою привели кабатчика, ввели в камеру. А. велел ему раздеться, постоять на одной ноге, постоять на другой, и положил – здоров! отвечай сам! Ну, натурально, адвокат подал в съезд. Дело дошло до Сената, и дело замяли, уговорив его вовремя подать в отставку. Постоянно занят составлением проектов разрешения экономического вопроса. Основа их такова: вернуть крестьян в крепость помещикам для приготовления (или воспитания) к свободе; застраховать всех обывателей российской империи в Коммерческом обществе страхования жизни (он теперь агент этого общества). А. в простом разговоре, говорят, человек очень неглупый. Ему лет 75.

Тоже и старик Щепк. вспоминал старину. У него есть брат, Николай, бывший Уфимский губернатор (раскрывший знаменитое дело о расхищении башкирских земель); теперь он старик, живет в Петербурге; у него жена. Так дядя его теперешней жены в 1861—2 г., когда Николай Щепк. был мировым посредником в Лихвине, Калуж. губ., гнался за ним с револьвером, чтобы застрелить за либерализм и потачку крестьянам. Еще рассказывал он по поводу Чичерина: когда он (Чич.) напечатал свою магист. диссерт. об областных учреждениях в России, Щепк. как-то обедал у Грановского и зашел разговор о самовластности, непокорности ума Чичерина. Грановский ответил: «Что же вы хотите? Господин Чичерин!» т. е. натура крепостническая, самая дурная, барская.

Ну, однако, в таком роде я мог бы писать без конца, а сейчас пришел Саша, пьет себе чай, пока я окончу письмо. Портретов у меня 38; под Сухаревой купил, между прочим, портрет великого польского патриота Ворцеля, трагическую историю которого рассказал в «Былом и Думах» Герцен; это редкость. Остальные – исключительно русские писатели.

Вчера получил огромное письмо от Сперанского; между прочим, предлагает переводить для Сабашниковых.

63[152]152
  1899. XI. 27.
  Ивановский Влад. Ник. (р. 1867), пр. – доц. философии Казанского ун. – «Хрестоматия» – «Хрестоматия по истории средних веков, составленная кружком преподавателей». – «Труд» – книжный магазин и издательство. – «Рамбо» – перевод VII тома «Всеобщей истории» Лависса и Рамбо. – «Статья о худож. литературе» – ст. М.О. «Искусство в школе» в «Вест. Восп.», 1899, декабрь. – Бартенев Петр Иван. (1829–1912), редактор-издатель «Русского Архива».


[Закрыть]

Москва, 27 ноября 1899 г.

Субб., 5 час. дня.

Дорогие мои!

Сейчас подадут обед, и я хочу успеть написать хоть пару слов, потому что сейчас после обеда придет, я знаю, Шамонин, который был третьего дня и которого я просил узнать у Гольцева, будет ли напечатана статья Бузескула, присланная им в Рус. М.: Бузескул написал мне письмо с этой просьбой, а я просил Шамонина, и сегодня он принесет ответ. А потом мне надо отправиться к Ивановскому утвердить составленный Вормсом план нашего контракта с «Трудом», которому мы, действительно, продали нашу хрестоматию за 10½ тысяч, а оттуда я зайду на час к Щепкиным; вот и весь вечер.

А переписчица сейчас ушла.

Нового нет ничего. На завтра (воскресенье) – гора корректуры – Рамбо и моей статьи о худож. литературе.

Ну, вот я пообедал, полежал минут 10, а Шамонина нет. Почтальон принес письмо от Фабриканта из Петербурга, который ругательски ругает меня за то, что я сух, черств, учен, прочитал слишком много книг, одним словом отвратительный схоластик, советует бросить книги, учиться фехтованию, влюбиться, ходить колесом – и тогда, обещает он, у меня разовьется широкий кругозор: всего 12 страниц, написанных отвратительным почерком и полных презрения к логике и русской грамматике. Это он всегда пишет в таком духе.

Сидит Шамонин, просматривает книжку, а я окончу письмо. Кошка, das ist eine Katze, aber окошка das ist schon ein Fenster, Nastja (Настя) das ist ein Mädchen, aber Nenastje, das ist schon schlechtes Wetter[153]153
  Кошка – это кошка, и окошко это уж окно. Настя – это девушка, а ненастье, это уж плохая погода.


[Закрыть]. Хорошо, не правда ли? Это я вчера слышал. – «В старину были зернистые люди, и писали зернисто», – говорит Бартенев (редактор Русск. Арх.), а Щепкин старик говорит о Русск. Вед.: «Эти передовицы кафедрального свойства…» Отлично!

На днях иду вечером по бульвару, идет проститутка самого низкого разбора, в платочке, уже пожилая и говорит громко хриплым голосом, с большим удовольствием, – а перед нею, гляжу, быстро удаляется худощавая девица из тех же:

«Минога! Минога! Протечная! Выдра! Боисся участка?: Чахотошная!»

Вот язык! Прелесть!

А то стоит у ворот старая баба и хочет разломить дощечку! одним краем уперла в тумбу, другой положила на землю, и, ударяя каблуком, силится переломить. Проходящий дворник смотрит секунду и говорит: «Эх, бабушка! Топнуть нечем!», т. е. мяса в тебе мало.

Я стал записывать такие вещи, потому что сколько их уж знал, и все перезабыл, а ведь это прелесть.

64[154]154
  1899. XII. 9.
  Огарёв Ник. Плат. (1813–1877), поэт, друг Герцена. – Сабашниковы в это время задумали издать собрание стихотворений Н. П. Огарёва. – Михайлов Ник. Фед. (1847–1921), редактор-издатель ж. «Вестник воспитания», изд. с 1890 г. – О ст. Паульсена см. в прим. к п. от 28.I.1900. – Саша – А. О. Тромбах. – Струве Петр Бернард. (1870–1944), известный экономист и публицист. – Габриель Моно (1844–1912), французский историк, женатый на дочери Герцена Ольге. М.О. перевел биографию Тэна из книги Моно «Les mäitres de l’histoire – Renan, Taine, Michelet». Перевод издан не был. – Л. Толстой тяжело заболел 21 ноября. – О посещении больного Толстого А. Б. Гольденвейзером см. в его книге «Вблизи Толстого», т. I. М. 1922, стр. 24–25.


[Закрыть]

Москва, 9 дек. 1899 г.

5½ ч. дня.

Дорогие мои!

Сегодня, наконец, получил ваше письмо от 6-го.

Работаю я теперь немного; так как глаза еще не совсем вылечены, то по вечерам стараюсь совсем не работать и чаще ухожу из дому. Третьего дня, во вторник, я вечер провел дома; часов в 8 зашел к хозяйке, которая до 10 час. занимала меня рассказами о Гл. Успенском, Златовратском и пр.; она знает их интимную жизнь до мелочей. Вчера диктовал всего 2½ часа, остальное время читал корректуру. После обеда, в 6 час., снарядился в путь: надо было зайти во множество мест, все на одной улице – по Арбату. Сначала пошел к Сабашникову и, не застав его дома, оставил ему Огарёва для просмотра (книгу взял из библиотеки). От него – к букинисту, у которого накануне торговал Огарёва, но не сошелся в цене; теперь купил (за 40 коп. – вырваны первые 12 страниц, а полный экземпляр стоит 2 руб.; это библиографическая редкость). Оттуда зашел в редакцию Вестн. Восп., где застал и самого редактора, Михайлова, с которым тут впервые познакомился; милейший человек: посидел с полчаса. Обещал доставить статью Паульсена к 20-му, чтобы пошла в январской книжке. Оттуда зашел, все на Арбате же, к другому букинисту, у которого третьего дня купил 6 портретов; тогда я видел у него портрет Грибоедова, какой и у меня есть: но мой обрезан по краям, а его цел. Так вот я занес ему мой портрет и, доплатив 10 коп., обменял. От него зашел, наконец, к Щепк., у которых сидел с 7¾ до 10½ час. Лег в 11. Сегодня до 1 ч. читал корректуру, с 1 до 4½ диктовал, теперь пообедал, полежал, кончу это письмо и поеду за тридевять земель к Саше. Он с супругой справедливо обижаются, что я ни разу не был у них.

С 18 ноября я перевел 116 стр., переписчице заплатил 16 руб. Я написал Струве, не издаст ли Попова книгу Моно, из которой я перевел биографию Тэна; я буду редактировать перевод, чтобы не пропали мои листы.

Толстому лучше, он уже выходит. Недели полторы назад, когда он еще лежал, пришел к нему раз младший Гольденвейзер, его впустили к Толстому, который, кажется, относится к нему хорошо (он играет у них). Толстой лежал в постели: разговорились. Т говорит: «Вот перечитываю Тютчева, и есть у него стихотворение, которого не могу читать без слез». Взял книжку, стал читать, и захлебывается слезами. Вот эти стихи.

Сумерки

 
Тени сизые смесились,
Цвет поблекнул, звук уснул;
Жизнь, движенья разрешились
В сумрак зыбкий, в дальний гул…
Мотылька полет незримый
Слышен в воздухе ночном…
Час тоски невыразимой!
Все во мне – и я во всем.
 
 
Сумрак тихий, сумрак сонный,
Лейся в глубь моей души,
Тихий, томный, благовонный,
Все залей и утиши.
Чувства мглой самозабвенья
Переполни через край,
Дай вкусить уничтоженья,
С миром дремлющим смешай.
 

Это глубокое стих. С наступлением сумерек, когда «цвет поблекнул, звук уснул», т. е. когда прекратился приток ощущений, – личность, которая есть лишь след и цепь ощущений, чувствует себя обессиленной, полуумершей; только в глубине еще бьется, как подстреленная птица, уцелевший комочек человеческой личности – и молит об одном: дай и мне слиться с космосом, перестать существовать особняком, дай приобщиться к общему уничтожению. Понятно, почему эти строки должны были так сильно потрясти Толстого, который готовился умирать.

65[155]155
  1900. I. 12.
  Кнебель Иосиф Ник. (ум. 1926), известный издатель. – «Русская Летопись» – еженедельная газета, издававшаяся в 1870–1871.


[Закрыть]

Москва, 12 янв. 1900 г.

Среда, 1 ч. дня.

Дорогие мои!

Опять я немножко запоздал с письмом: думал написать вам вчера, но с утра до обеда был занят тем, что писал предисловие к статье Паульсена, а после обеда пришли сначала Саша, а потом Вормс.

У меня нет ничего нового; я здоров. Статью Паульсена в субботу отнес в ред. Вестн. Восп.; там мне сказали, что на февральскую книжку у них много продолжений и залежавшихся статей, так что едва ли останется еще место для Паульсена. В воскресенье я виделся с Сабашниковыми. Я еще раньше решил выпустить эту статью, после напечатания в В. В. отдельной брошюрой, и написал об этом Вормсу, который участвует в редакции «Вопросов жизни, литературы, науки и пр.» – серия маленьких зеленых книжек, издаваемых Кнебелем. Вормс виделся с Кнебелем и тотчас сообщил мне, что Кнебель согласен. А тут оказалось, что Саб. охотно издадут ее; это удобнее, потому что статью, ввиду ее большой важности, надо издать как можно дешевле и даром разослать по редакциям провинциальных газет и пр. Мы решили, что если В. В. не поместит статью в февральской книжке, то взять ее оттуда и прямо издать отдельно, а если поместит, то издать ее в конце февраля. В понед. я был в ред. В. В. и сказал об этом; секретарь обещал поговорить с редактором и на днях сообщить мне их решение. Предисловие вышло недурно, но едва ли цензура пропустит его. Написав, я переписал его на машине. Пишу теперь приблизительно в три раза медленнее, чем рукою. Ежедневно немного перевожу, печатая на машине. Рука не болит, потому что работаешь обеими руками и всеми пальцами.

В воскресенье был день рождения младшего Щепкина; я обедал там и провел вечер. Тут познакомился и много говорил с Неручевым, садовладельцем в Кишинёве, теперь уполномоченным мин. земледелия, бывшим сотрудником Новор. телеграфа.

В воскресенье была годовщина смерти Герцена – 30 лет. За Герцена 30 лет назад старик Щепкин и Неручев были уволены из профессоров Петровской Академии. Они тогда только что затеяли издание «Русской Летописи», выходившей в формате «Недели», если не ошибаюсь, два раза в неделю. 9 янв. 1870 г. умер Герцен, и через два дня, в № 3 Рус. Летоп. от редакции был помещен краткий некролог. Тотчас после этого они были уволены за эти десять строк. Неручев мне очень понравился: умный, серьезный, доброжелательный старик, сама простота в беседе и манерах. Лучшее в нем то, что видишь, что этот человек органически неспособен на иронию, на насмешку. Личная жизнь его была очень несчастлива, и он грустный человек. Долго сидит молча и грустно, а когда заговорят – ласкает тебя своими добрыми глазами.

66[156]156
  1900. I. 23.
  Антокольский Марк Матв. (1842–1902), известный скульптор, с 1880 г. живший в Париже.


[Закрыть]

Москва, 23 янв. 1900 г.

Воскрес. 6 ч. веч.

Дорогие мои!

В. Восп., конечно, отказался поместить мое предисловие, и я предоставил им поместить перед статьей несколько слов от редакции. Мое предисловие, если цензура его пропустит, пойдет перед Сабашниковским изданием.

Был эти дни, где полчаса, где час, у Щепкиных, Моравских и Гольденвейзеров. Везде люди живут в поразительном однообразии, везде скучно, везде спрашиваешь себя: зачем люди живут? – и как они могут жить, не задавая себе этого вопроса?

Недели три назад, в начале пятого часа, я встретил на Волхонке Л. Н. Толстого. Он был в шубе с меховым воротником, который был полуотложен, так что грязно-седая борода частью была захвачена воротником, частью клочьями торчала наружу. Был изрядный мороз; он шел, тяжело опираясь на палку и с некоторым усилием переставляя ее, напружившись от холода, который был ему, очевидно, очень неприятен. Серые маленькие глубокие глаза скользнули по моему лицу.

А месяца два назад я шел в сумерки по Арбату, и вдруг даже замедлил шаг: показалось мне, что господин, прошедший мимо меня, был Антокольский (я сужу по Репинскому портрету). Должно быть, действительно не ошибся, потому что несколько позднее я узнал, что Ант. в Петербурге и болен, кажется, тифом. Он приезжал в Россию позаботиться об отправке в Париж нескольких своих произведений, находящихся в России. Между прочим, он отправляет туда свой Pax[157]157
  Мир.


[Закрыть], который находится в Третьяковской галерее: очень вероятно, что он для этого заезжал в Москву.