Текст книги "Избранное. Тройственный образ совершенства"

33[105]105
  1893. II. 21.
  В письме речь идет о работе на Исаковскую премию «Аристотель и Эфор». – Эфор – греческий историк (IV в. до н. э.), всеобщая история которого в 30 книгах до нас не дошла. – «Филологическое Обозрение», журнал филологии и педагогики, выходил четыре раза в год в 1891–1902 гг. и издавался А. В. Адольфом и В. Г. Аппельротом. – Генри-Водсворт Лонгфелло (1807–1882) – американский поэт.


[Закрыть]

Москва, 21 февраля 1893 г.

Воскресенье.

Теперь только 11 часов, я встал с постели в десять, а уже тело утомлено, и ум отказывается работать. Но если бы я мог передать тебе всю прелесть моих занятий! Я не могу ни гулять, ни читать, ни спать, потому что я уже близок к концу, к угаданной цели. Если я не сойду с ума от работы… то через месяц или два в Филологическом Обозрении будет напечатана статья, подписанная нашей фамилией. Было бы долго слишком рассказывать все; мне посчастливилось не только найти источник Αθηναίων πολιτεία и всех остальных Политий Аристотеля, но и восстановить всю философию истории этого источника (Эфора, от которого до нас дошли только отрывки). То, о чем я давно догадался и что давно стараюсь доказать, обратилось в факт вчера вечером, когда я прочитал одну немецкую диссертацию, написанную 23 года назад.

В блаженных мечтах я повторял вчера вечером золотые слова Лонгфелло о каждом труженике:

 
Spuren lässt sein rüstig Schaffen
Oft im Sand die Zeiten hier —
Spuren, die vielleicht ein andrer,
Der durch Lebenswüsten zieht,
Ein verirrter armer Wandrer,
Freudiggrüsst, wenn er sie sieht[106]106
  «Часто его суровый труд оставляет здесь во прахе времен следы, которые, быть может, радостно встретит, если нападет на них, другой бедный заблудившийся путник, бредущий по жизненной пустыне» (нем. перевод с англ.)


[Закрыть].
 

Не думай, пожалуйста, что я обманываю себя – нет, факты налицо. Не на этой, а на будущей неделе, когда работа будет наполовину готова, я скажу о ней Виноградову. О ней не знают даже Гольденвейзер и Покровский.

34[107]107
  1893. IV. 29.
  Работа М. О. «Аристотель и Эфор» напечатана была не в «Ученых Записках Моск. Ун.», а вместе с работой В. А. Маклакова «Избрание жребием в афинском государстве» отдельной книгой под заглавием: «Исследования по греческой истории». М., 1894. Исследованиям предпослано краткое предисловие Виноградова. – Редактор «Фил. Обозр.» – вероятно, Андр. Вик. Адольф (1857–1905), директор московской V гимназии, пр. – доц Моск. ун. – Шеффер Валер. Ал-др. (1864–1900) – проф. Моск. ун. – Иерусалимское королевство основано французскими крестоносцами под предводительством Готфрида Бульонского в самом конце XI в. – «Fragmenta historicorum graecorum» (отрывки из греческих историков) – известное собрание немецкого ученого К. Мюллера (1816–1881). – Дидо – знаменитая семья типографов и издателей. – Амбруаз (1790–1876) издал «Библиотеку греческих авторов», в которую вошли и «Историческая библиотека» греческого историка Диодора Сицилийского (I в. до н. э.) и «Жизнеописания» Плутарха.


[Закрыть]

Москва, 29 апреля 1893 г.

Четверг, 8 час. веч.

Дорогой брат!

Mirabili auditu и horribile dictu![108]108
  Удивительно слышать и страшно сказать (лат.)


[Закрыть] В наш железный век еще возможны чудеса, как ты об этом сейчас услышишь правдивую повесть.

Вчера, на факультетском заседании, была мне присуждена за сочинение Исаковская премия в полном размере (т. е. 82 р. 50 к.), и постановлено напечатать это сочинение в Ученых Записках Моск. Унив., на что и ассигнована была соответствующая сумма. Если первого и можно было ожидать, то второе является настоящим чудом. Несмотря на намек Виноградова, о чем я тебе говорил, я очень мало надеялся на то, чтобы сочинение напечатали, и думал, что в лучшем случае Виноградов рекомендует его редактору Филол. Обозрения, что равносильно принятию рукописи. Относительно Унив. Записок я не решался и думать, по двум причинам: во-первых, потому что в них, насколько мне известно, еще никогда не помещались работы студентов, а исключительно – профессоров и прив. – доцентов[109]109
  В других унив. это, кажется, иначе; напр., в Киеве было напечатано несколько студенческих сочинений, увенчанных золотыми медалями (Арабажина и др.). Лет.


[Закрыть], во-вторых, потому что я еврей, решение же о напечатании чьей бы то ни было работы в Учен. Зап. зависит от факультетского собрания, в котором есть не мало юдоедов. И тем не менее, неожиданное случилось. Виноградов, от которого я только что вернулся, рассказал мне, и как это случилось. Этот успех мне вдвойне дорог потому, что я им никому, кроме себя, не обязан, не обязан, прежде всего, личной симпатии, которую, может быть, питает ко мне Виноградов. В., прочитав мою работу, отдал ее на прочтение другому профессору (Шефферу), который меня совсем не знает и который, между тем, в науке и литературе является одним из самых придирчивых критиков (он пишет по греческой истории преимущественно в немецких журналах). И этот самый Шеффер дал о сочинении такой хороший отзыв, что факультет не посмотрел ни на то, что я еще студент, ни на то, что я еврей. Я не решаюсь передавать тебе всех комплиментов, которые были сказаны по моему адресу (и по адресу Вин., у которого есть «такие» ученики!). Очень далекий от самомнения (порок, в котором меня многие обвиняют, но которого во мне поистине нет), я беру их как запасный фонд, чтобы расходовать их в те, столь частые у меня минуты, когда я с отчаянием говорю себе, что я ни на что неспособен, и из меня ничего не выйдет.

Работа будет печататься в начале будущего учебного года, потому что теперь уже невозможно успеть: год близится к концу, а печатание займет месяц, если не больше. Притом, я хочу еще кое-что прибавить. Платы я, конечно, никакой не получу, но получу порядочное количество оттисков (кажется, 200).

Что касается премии, то она теперь будет совсем не лишняя, потому что я сижу без денег. Надеюсь, что дела не будут тянуть, а выдадут ее на этих же днях. Первая книга, которую я куплю из этих денег, будет Ленау, первая вещь – фунт конфект. Что сказал бы, узнав об этом, vir doctissimus et eruditissimus, Valerianus Schaefferus, quem hosce primitias meas gaudere gaudeo[110]110
  Муж ученейший и образованнейший, Валерьян Шеффер, мне на радость одобривший эти мои первые труды (лат.).


[Закрыть]?

Для будущего года темы на медаль имел назначить Виноградов. Узнав об этом, я ему в шутку сказал: поставьте тему из истории Крестовых походов, и я буду вторично писать на медаль. Вчера он сказал, что исполнил мое желание и назначил темою: Общественные классы Иерусалимского королевства. Это для меня большое искушение. Если бы я не зашел так далеко в своей работе по греч. истории, то, может быть, еще подумал бы, о чем писать. Теперь ничего нельзя решать, но посмотрим, как сложатся обстоятельства в октябре, после подачи сочинения. Эта тема не будет мне давать покоя.

Вот все мои новости. Я здоров и занимаюсь. Погода у нас дивная; днем на солнце 30°. Сегодня мы с Гольденвейзером и еще одним нашим хорошим приятелем после обеда совершили экскурсию в окрестности Москвы. Гольд. держит экзамены; было два письменных и 1 устный, вчера, по греч. ист. (Виногр.). Гольд. получил, конечно, 5. Как только получу деньги, куплю летнее пальто, потому что на улице обливаюсь потом.

Если у тебя есть знакомый студент, который на лето остается в Киеве, то достань мне из Унив. библ. на каникулы след. книги: Müller, Fragmenta historicorum graecorum[111]111
  Мюллер. Фрагменты из греческих историков (лат.).


[Закрыть] 4 тома, Diodor, в изд. Дидо, Plutarch, в том же издании.

Еще до подачи сочинения Виноградову я втайне надеялся, что его напечатают: это видно из того, что, переписывая начисто, я писал только на одной стороне страницы, как пишут для печати. Действительно, теперь я избавлен от мучительной работы – переписывать наново.

35[112]112
  1893. X. 1.
  В письме речь идет о работе на медаль «Афинская полития Аристотеля и жизнеописания Плутарха». Сочинение это было издано Моск. университетом в 1895 г. отдельной книгой. Предисловие к ней помечено 12. V. 1895 г. – Цитата взята из сочинения Commentarii (VI, 21) римского императора Марка Аврелия Антонина (II в. н. э.).


[Закрыть]

Москва, 1 октября 1893 г.

Пятница, 6 час. веч.

Дорогой брат!

Только что я запечатал конверт, в котором лежит листок с моей фамилией, и написал на нем мой девиз. Теперь – все! Как у меня билось сердце, когда я писал на листке: М. Гершензон, 9-го семестра! Через полчаса сочинение уже будет у декана, а завтра у профессора. Я думаю, что буду спокоен. Переписку окончил вчера к вечеру, сегодня перечитывал, причем испытывал то, что сказала Татьяна у Пушкина: Кончаю – страшно перечесть! Сегодня был у Виногр.; поздравлял меня, советовал несколько дней ничего не делать, уверял, что беспокоиться нечего: такую большую работу сделали, говорит. Вышло, как я и думал, около 120 стр. печ. Как я провел эти 4 дня, можешь себе представить. Удивляюсь, что еще жив остался; писал я с 8 утра до часа ночи. Вчера вечером за три дня в первый раз вышел на улицу и чуть-чуть не упал в обморок – так слаб стал.

Переписано красиво, на плотной почтовой бумаге большого размера. Вот мой девиз – поломай голову над ним: Εί τις με έλέγξαι και παραστησαι μοι οτι οδκ όρθως υπολαμβάνω, δυναται, χαίρων μεταθήσομαι. Ζητώ γάρ την αλήθειαν ύφ’ ής ουδείς πώποτε έβλαβη. Βλάπτεται δε 6 έπμένων επί της έαυτοϋ απάτης καί άγνοίας[113]113
  Если бы кто-нибудь сказал мне и доказал, что я заблуждаюсь, то я с радостью изменил бы свое мнение, п. ч. я ищу истину, которой еще никогда никто не повредил, тогда как упорствующий в ошибке и незнании вредит самому себе (грен.).


[Закрыть] – из Марка Аврелия.

36[114]114
  1893. XI. 11.
  Дедушка – Яков Цысин. См. предисловие. – Шварц Ал-др. Ник. (1848–1915), доцент с 1875 г., в 1884–1900 гг. проф. Моск. ун., попечитель Рижского, затем Варшавского и Моск. учеб. округа, в 1908–1910 гг. министр народного просвещения. – Небольшая статья в «Русской Мысли» – вероятно, рецензия на первые три тома «Истории Западной Европы» и на «Философию культурной и социальной истории нового времени» Н. И. Кареева, напечатанная в № 1 «Р.М.» за 1894 г.


[Закрыть]

Москва, 11 ноября 1893 г.

Четв.

Дорогая мамаша!

Ваше письмо с припиской дедушки я сейчас получил. Сердечно благодарю Вас за большое и милое письмо. Мое вчерашнее открытое письмо, вероятно, доставило Вам удовольствие. Я знал, что Виноградов справляется у Шварца, читает ли он мое сочинение, и раза два Виногр. говорил мне: «Шварц начал читать Ваше сочинение, и оно ему очень нравится», или «Он дочитал до половины и говорит, что вы пишете не как студент, а как ученый». Вчера вечером я, по обыкновению, пришел к Виноградову в 6 час.; первые слова его были: «Сегодня Шварц сказал мне, что окончил ваше со чинение, что находит его отличным, даст золотую медаль и предложит напечатать на счет университета».

Теперь я успокоился; вчера вечером я вначале был очень весел, а потом мне стало очень грустно при мысли, что возле меня нет ни одного близкого человека, кто порадовался бы моей радости. Сегодня Виногр. сказал мне, что сочинение будет печататься не позже января. Кроме того, сегодня же он предложил меня в сотрудники журналу «Русская Мысль», и в декабрьской книжке уже будет напечатана моя небольшая статья.

Теперь могу написать Вам мой второй план насчет Рождества. Медаль получают 12 января; следовательно, в этот день я должен быть здесь; притом мне хотелось бы, чтобы при этом был и Бума, которому пора побывать в Москве – я здесь живу уже 4 года. Вместе с тем я хочу побывать и у Вас. Поэтому, я хочу соединить и то, и другое, т. е. дней 7 погостить у Вас, а на обратном пути захватить Буму и привезти его в Москву, где он и останется с неделю. Как Вам нравится этот план?

Официально я узнаю о присуждении медали только 10 декабря, потому что тогда на факультетском заседании вскроют конверт, в котором находится моя фамилия. Дедушке скажите, что я тысячу раз целую его и благодарю за письмо, а отвечу ему в другой раз, потому что теперь утомлен (действительно, я в эту ночь очень мало спал).

37[115]115
  1894. I. 13.
  В. к. Сергей Александрович (1857–1905) – московский генерал-губернатор в 1891–1905 гг. – Жена его – в. к. Елизавета Федоровна (1864–1918). – Попечитель учебного округа – гр. П. А. Капнист. – Архиерей – еп. Дмитровский, Александр. – Ректор университета – проф. П. А. Некрасов. – Секретарь Совета унив. – Н. Рыбников. – Речь на акте говорил проф. М. П. Черинов на тему «О самозащите организмов. Невосприимчивость к заразным болезням».


[Закрыть]

Москва, 13 января 1894 г.

Четверг.

Дорогая мамаша!

Сегодня я отправил Вам медаль ценной посылкою. Теперь расскажу Вам, как мы провели вчерашний день. Акт в университете начался в половине 1-го. Я был в мундире и в первый раз в жизни – со шпагою, Бума – в штатском; он имел место очень близко, так что мог все видеть, а я сидел между получающими медали, впереди, в полукруге. Акт начался, когда вошли в залу ген. губернатор великий князь Сергей Александрович с женою, попечитель, архиерей и др. Сначала один из профессоров читал речь, потом прочитали отчет университета и, наконец, начали раздавать медали. Это делается таким образом: секретарь прочитывает фамилию студента, ректор берет со стола медаль и передает или великому князю, или великой княгине или архиерею; студент идет к столу, ему передают медаль, и он должен поклониться или поцеловать руку (у вел. княгини и архиерея); в это время оркестр играет туш, и присутствующие аплодируют. Так повторяется с каждым студентом. Я был по очереди второй; те несколько минут, которые прошли перед моим выходом, я волновался – боялся, что сделаю какую-нибудь неловкость или шпага выпадет. Но все обошлось благополучно, и Бума говорит, что я держал себя довольно хорошо; медаль мне дала вел. княгиня, но руку у нее я забыл поцеловать. Акт окончился в 2 часа; придя домой, мы с Бумой напились чаю, потом – часов в 5 – пообедали и в 6 час. отправились в самый большой ресторан Москвы, где обыкновенно студенты празднуют 12 января – день основания Московского Университета. Здесь было очень много пьяных студентов, которые пили, плясали, пели и целовались. Бума был доволен, что видел эту картину. Часов в 9 мы оттуда отправились к Гольденвейзерам. Здесь собралось много гостей, главным образом, молодежи: играли в разные игры, пели и танцевали – между прочим и мы с Бумою танцевали кадриль. Домой мы попали только в 2 часа, сильно уставшие, и тотчас же крепко уснули. Сегодня мы встали только в 11 часов.

38[116]116
  1894. IX. 24.
  Гранат – известные издатели энциклопедического словаря, братья Ал-др и Игнатий Наумовичи. – Статья М. О. о знаменитом итальянском поэте Франческо Петрарке (1304–1374) в «Хрестоматии по истории средних веков» под ред. П. Г. Виноградова. М. Вып. IV. – Гиршберг – подруга М. Б. Гольденвейзер по гимназии. – Вейнберг Леон. Осип. (р. 1865 г.) товарищ М.О. по университету, впоследствии преподаватель в Лазаревском Институте восточных языков. – Гартевельд Вильгельм Наполеонович (р. 1862 г.), швед, по окончании Лейпцигской консерватории приехавший в Россию, автор оперы на сюжет трагедии Г. Гейне «Альманзор» и оперы на сюжет «Песни торжествующей любви» И. С. Тургенева, шедшей в Харькове, Тифлисе, Казани и Москве. – Мундштейн, Леонид Григор. – поэт и театральный критик, писавший под псевдонимом Lolo. Статья Е. Н. Щепкина «Автобиография Л. Ранке» в «Русской Мысли», 1893, № 8. – Учебники П. Г. Виноградова – весьма распространенные учебники древней, средней и новой истории.


[Закрыть]

Москва, 24 сентября 1894 г.

Суббота, 9½ ч. веч.

Сегодня весь день поправлял и писал статейки для Словаря и совсем очумел. Если в конце месяца Гранат не даст 75 рублей, непременно и окончательно брошу эту работу. Работа Виноградова доставляет возможность ежедневно в течение 2–3 часов разговаривать с замечательным человеком о всевозможных материях. От неприятности словарной работы и скуки чтения корректур я отдыхаю за книгой, а по вечерам иногда в гостях.

Статья о Петрарке, которую я собираюсь писать и к которой теперь готовлюсь, доставляет мне еще до рождения большое удовольствие, во-первых, потому, что приходится иметь дело все с приятными вещами – стихи и письма Петрарки, – во-вторых, потому, что давно хочу испробовать силы в характеристике.

Я бываю теперь ежедневно у Граната и Виноградова, – остальное время сижу дома; вечером, если глаза утомлены, иду в гости – к Гольденв., Гиршбергам или Вейнбергу. В театре не был, да и позже буду бывать редко, потому что далеко ходить. В четверг провел у Гольденв. вечер, какие и в театрах не часто бывают. Есть здесь малоизвестный композитор Гартевельд, певец, несомненно обедающий раз в неделю и замечательно талантливый человек. Он написал года три назад оперу Альманзор, которую нигде не ставили; теперь написал он другую – Песнь торжествующей любви. Либретто составил по тургеневской повести тоже талантливый поэт Мундштейн (псевд. Монд), и оно написано прелестными стихами. В четверг этот Г., в присутствии публики в числе 20 чел., сам исполнил свою оперу (с роялью) у Гольденвейзеров. Он хорошо играет и поет. Это было нечто столь чарующее, что я весь день потом был как во сне. Прелесть ли мелодичной музыки действовала на нас, или вдохновенное исполнение собственного произведения, или то и другое вместе – не знаю. Притом, этот удивительный сюжет! Не знаю, помните ли Вы содержание повести. Валерия – жена Фабия, Муций – друг его детства. Он вернулся из Индии – он любит Валерию и силою своей песни заставляет ее приходить к нему по ночам. Через всю оперу звучат эти упоительные звуки этой роковой песни – Песни торжествующей любви. Лучшее место оперы – когда Валерия ночью встает с постели, подходит к окну и размышляет о своем положении. Она в ужасе вспоминает происшествие прошлой ночи и молится об освобождении от дьявольских чар. Но в эту минуту опять раздаются звуки песни, сначала едва слышно, потом все сильней и властней, пока вырастают в бурю звуков – душевная борьба Валерии, – сквозь которую прорывается мелодия Песни.

 
О, боже! Звуки песни снова
Мутят мой ум, вселяют страх.
Я не могу от зла земного
Найти спасенье в небесах.
Сильней и громче льются звуки,
Мутится ум… я вся в огне…
Стан обвивают чьи-то руки…
О, боже! душно, душно мне!
 

Г пел 2 часа (с 10 до 12), с перерывом после каждого действия (их 3). Опера вскоре пойдет в Тифлисе и Харькове. О своих будущих делах он говорит не иначе, как: после колоссального успеха, который будет иметь моя опера, и т. д.

Дописываю письмо в воскресенье в 5 час. дня. Сегодня опять все утро читал корректуру и слова вплоть до 3 час. А на дворе погода удивительная – совсем весна. Сейчас окончу письмо, закажу самовар и до 7 час. буду читать автобиографию Ранке, потом пойду к Гиршбергам, у которых не был неделю, а от них, если не засижусь долго, заверну еще, может быть, к Гольденвейзерам. Собственно говоря, мне необходимо каждый вечер уходить в гости, чтобы не читать по вечерам.

Скажите Буме, что я почти перестал кашлять.

Вчера заходил в универ. правление справиться насчет печатания моей работы. Оказывается, что и тут нельзя обойтись без неприятностей: печатать я должен непременно в унив. типографии (Моск. Ведомостей), одной из худших в городе. Там же печаталась в прошлом году первая моя статья, и я был рад, когда разделался с нею. Теперь думал печатать у Яковлева, где печатаются учебники Виноградова – оказывается нельзя. Между тем, здесь, вероятно, взяли бы всего рублей 300–350, тогда как в университетской правление заплатит за мою книжку не менее 500. Во всяком случае поговорю с деканом и Виноградова попрошу поднять вопрос на факультете. Кроме всего прочего, здесь дадут такую скверную бумагу и такой неприятный шрифт, что неприятно будет смотреть на книжку. Печатается 600 экз., из них 200 дадут мне, а из остальных я по прошению получу, вероятно, еще штук 300. Всем знакомым раздам для хозяйственных надобностей. Вообще я решил, женясь, выбрать такую барышню, которая завивает папильотки, чтобы свои книжки не пропадали даром. Что останется – приберегу к тому времени, когда куплю дом: говорят очень хорошо ученые исследования клеить на стены под обоями. Впрочем, Виноградов предпочитает класть их на том месте, где потолок протекает: вследствие большой сухости, говорит, отлично впитывают воду.

39[117]117
  1894. XI. 6.
  Белла – Белла Марковна Лазарева, в это время невеста, с 1896 г. жена брата М.О. – Вернеры – семья Ипполита Антон. Вернера, статистика, одно время редактора «Известий Моск. Городской Думы» – Эфруси Б. О. (1865–1897), экономист, сотрудник «Русского Богатства».


[Закрыть]

Москва, 6 ноября 1894 г.

Воскр., 7 час. веч.

Дорогая Белла!

Я здоров и работаю много; все время идет на заработки, и для себя ничего не остается – не только для занятий, но и для сна, для отдыха. Теперь опять Виноградов завалил меня скучнейшей работой, и, кроме того, много приходится писать в Словарь, который есть главный мой заработок. С тех пор, как Бума был в Киеве, и вы читали мои письма, у меня не произошло ничего описания достойного – день идет за днем с удручающим однообразием. Ложусь в 1–2, встаю в 9-м часу, весь день пишу или читаю, пью по 8—10 стаканов чая в день, сжигаю 20 папирос, принимаю со скрежетом и тайными проклятиями 2–4 гостей, на полчаса выйду проветриться, – вот все. По воскресеньям, а изредка и среди недели хожу в гости – к Гольденвейзерам, где говорят о музыке, к Гиршбергам, где говорят о женитьбах и замужествах, к Вернерам, где говорят о политике, и к Эфруси, где говорят о политической экономии. Одна мысль, одна мечта, одно желание: вон из Москвы, по возможности на целый год и непременно в деревню. Здесь жизнь отнимает здоровье, деньги отнимают время, люди отнимают мысль и чувство. Здесь две вещи, которых я не признаю: труд и долг; я думаю, что нет работы, как работы, а есть жизнь; нет долга, как такового, а есть любовь. Здесь люди исполняют долг без любви, или живут без труда, или трудятся не для жизни – все навыворот и, чего доброго, сам вывернешься мехом наружу. И, кроме того, чувствуешь, как портишься от этих людей, и понимаешь, что нужно было бы поучиться, подумать, уйти в себя и найти там точку опоры для будущего, – а вместо того весь выходишь мелочами наружу. Скверно. К весне достаю деревенский урок на целый год, рублей за 75 в месяц, и марш отсюдова! А пока пойду с тоски к Гольденвейзерам послушать разговоров о музыке. К счастью, там, кроме этих разговоров, есть пара красивых глаз, один тонкий и изящный ум, отличная рояль и десять музыкальных пальцев.

Ей богу – хоть бы влюбиться! Такая пустота!

Вот Вам обо мне – и факты, и настроение. Того же жду от Вас. И довольно было бы считаться с письмами. Мои глаза так плохи и так утомлены, что грешно писать лишнюю строчку. Я и мамаше теперь пишу реже прежнего.

40[118]118
  1896, X. 13.
  Поводом к довольно значительным студенческим волнениям осенью 1896 г. послужило исключение из университета студентов-медиков, высланных полицией из Москвы по случаю коронации Николая II. Бутырки – знаменитая тюрьма в Москве. – Чупровцы – последователи известного профессора полит. экономии и общественного деятеля Ал-дра Ив. Чупрова (1842–1908).


[Закрыть]

13 октября 1896 г.

Рассказывал студент, взятый во вторник и сегодня выпущенный. Их взяли в манеж в 5 час. веч. и только в 6 час. утра перевели в Бутырки. В манеже было холодно, сыро, сверху капало; дали немного скамеек, и приходилось сидеть поочередно; иные лежали на сыром песке. Чины полиции тут же и ругаются, что терпят из-за студентов. Один офицер рассуждает: «Вот был бы теперь Николай I, он бы вас всех перепорол». Из толпы выступает студент и говорит: «Вы, кажется, г-н офицер, недовольны правительством?» Тот, конечно, в ужасе: «Что вы, что вы».

В Бутырках их сидело человек 500, все в одном коридоре со множеством камер (незапертых – только весь коридор был заперт). Разделились на землячества и извне получали земляческие деньги на прокорм. Насчет времяпровождения достаточно привести слова этого студента: «Такого хорошего времени я уже больше в жизни не увижу». Смотритель тюрьмы заявил им, что ему приказано их не трогать. Пели, декламировали, сочинили оперу, ставили импровизированные диалоги самого радикального свойства, и «начальство» сидело в первом ряду и аплодировало. Были искусные рисовальщики, и по рукам ходила масса карикатур. Газеты было издано 4 номера, с серьезными передовиками, фельетонами и проч. и протоколами происходивших тут же сходок (несколько человек сидело в другом коридоре, так за ними посылали сторожей, скажите, мол, чтобы шли на сходку, и сторожа шли). Тут оказалось, что студенты делятся на три партии: соц-дем. (большинство), народники (требования: чтобы землячества рассылали книги в народ, содействовали воскр. чт. и проч.) и чупровцы – культуртрегеры. Это последнее восхитительно!

Медики заняли особую камеру и на дверях приклеили бумажку: Клиника. Родовспомогательное заведение для студентов. Прием по кожным и венерич. Плата колбасой по соглашению.

В газете немедленно появилась пламенная статья о корыстолюбии врачебного сословия и проч. Тогда медики приклеили еще бумажку: Прием бедных бесплатно. Репортеров будут гнать в шею и тут же рисунок, как врач гонит кулаком в затылок газетчика. В газете немедленно статья о том, что врачи боятся гласности и по своему невежеству не понимают великого общественного значения прессы и т. п.

41[119]119
  [1897 г.]
  Котляревский Сергей Андреевич (р. 1873), в 1899–1910 гг. пр. – доц. Моск. ун. по кафедре всеобщей истории, с 1910 г. проф. государственного права того же университета, доктор всеобщей истории и государственного права. Сестра его – Екатерина Андреевна Котляревская (1857–1918), по образованию естественница, была учительницей в сельской школе, устроенной В. И. Орловым, организатором земской статистики; в 1891—92 гг, работала на голоде и холере в Самарской губ. и после оставалась там до 1894 г., когда была выслана из губернии по распоряжению министра вн. д.; организовала совместно с А. Л. Антаевой и С. В. Сабашниковым переселение и поселение крестьян из Воронежской губ. в Бийский округ. По мировоззрению была марксистка. – Статья Е. А. Котляревской о народной школе во Франции напечатана в Трудах Моск. Педагог. Об-ва. – Горемыкин Иван Логгин (1839–1917) – в 1895–1899 гг. министр внутренних дел.


[Закрыть]

[1897 г.]

В среду вечером я сделал интересное знакомство, о котором забыл вам написать. Недавно здесь в мебл. комн. поселилась сестра одного моего знакомого – историка Котляревского. Как-то в коридоре я встретил их, и он нас познакомил. Потом я несколько раз раскланивался с нею. В среду лакей приносит мне записку от нее: «Не зайдете ли как-нибудь ко мне? А то наше знакомство уж очень абстрактно (!)». Вечером я зашел к ней. Она девица, лет под 40, собой некрасивая, но чрезвычайно скромна и неловка. Она уже шесть лет живет в Самарской губернии, в деревне, в крестьянской избе, и вся ее деятельность состоит в том, что она дает мужикам советы, большею частью, конечно, мятежного свойства (кому пожаловаться на земского начальника, как выжить из деревни кулака и т. д.), но при этом постоянно держится на совершенно легальной почве, так что власти не могут подобрать никаких фактов, которые свидетельствовали бы о ее неблагонадежности. Тем не менее, она им крайне неудобна, и ее уж из одного уезда выжили, так что она переехала в другой. Борьба идет беспрестанно, и она уже не раз объяснялась с губернатором и даже с Горемыкиным. Ходит к ней весь уезд – столько народа, что у нее уходит на это весь день. У нее целый ящик книг для юридических справок, и изучила она все эти апелляции и проч., очевидно, до тонкости. Здесь в Москве она изучала экономический материализм; она цепка и упорна, как чорт, и в споре доводила меня до бешенства. Она, правда, умна. Вчера она уехала в Тульскую губернию, где голод, чтобы на месте посмотреть голодовку и написать о ней. – Она небольшая, худенькая, конфузится мужчин, очень проста, хотя по временам резка. Во всяком случае, замечательная женщина.