Электронная библиотека » Михаил Гершензон » » онлайн чтение - страница 7


  • Текст добавлен: 16 марта 2016, 12:20


Автор книги: Михаил Гершензон


Жанр: Философия, Наука и Образование


Возрастные ограничения: +12

сообщить о неприемлемом содержимом

Текущая страница: 7 (всего у книги 58 страниц)

Шрифт:
- 100% +

17. – Но еще и другому творчество учит человека. Только в своих созданиях человек узнает, что он есть. Ибо сам он для своего разума – та же природа, темная стихия. Сила, которая в нас, – чего она хочет и что она может? Нам не узнать этого иначе, как по ее проявлениям; всякое другое самопознание, непосредственное, остается смутной догадкой, которую только опыт может превратить в уверенность. Создав вещь, человек с жадным удивлением оглядывает свое создание: «Так это – я?» Его побуждала к творчеству безотчетная потребность осуществить себя и увидеть себя, или иначе – внутреннее свое сделать для себя объектом.

18. – Потому что, в отличие от всех других существ, человек одарен двойным зрением и живет сразу в двух мирах. Уже зверь в своей добыче, хотя смутно, но уверенно, познает сверхличную, родовую субстанцию. Человек достиг полноты раздвоения: пребывая, он воспринимает явления в их индивидуальной целости; действуя, он сквозь единичную форму воспринимает родовое ядро. Орудийность покоится на отвлечении. Всякое действие в мире есть воздействие на мир, а воздействовать значит использовать общую энергию, замкнутую в единичном. Поэтому взор действующего безотчетно прободает оболочку явления и улавливает только его содержимое, тогда как бескорыстный взор объемлет именно личную форму, ее лелеет и освящает. Но заблуждение думать, что личная форма, как непроницаемая преграда, задерживает восприятие и поглощает его. Сквозь личную форму, как сквозь магический кристалл{109}109
  «Магический кристалл» – выражение А. С. Пушкина в 8 главе «Евгения Онегина»:
И даль свободного романаЯ сквозь магический кристаллЕще не ясно различал.Пушкин А. С. Собрание сочинений в 10 т. М., 1981. Т. TV. С. 162.  В «Словаре языка Пушкина» «магический кристалл» толкуется как «шар из прозрачного стекла, употреблявшийся при гаданье» (М., 1956, Т. II, С. 406). В статье Ю. С. Сорокина “Магический кристалл” в “Евгении Онегине” указывается, что этот образ Пушкин заимствовал у А. Шлегеля. И у Пушкина, и у Шлегеля, пишет Ю. С. Сорокин, “речь идет об акте созерцания, о воспроизведении литературном, о перспективе (“дали”), которую открывает зрителю (читателю) по-шекспировски многоплановое драматическое действие (у Шлегеля), “свободный роман” (у Пушкина)”. (Пушкин. Исследования и материалы. Л., 1986, Т. XII, С. 341.)


[Закрыть]
, взору открывается беспредельная даль; в бескорыстном восприятии дух непосредственно общается с целостным бытием, и чем отчетливее созерцание единичного, тем ярче предстает духу слитный, нераздельный, непознаваемый разумом образ действительности. Напротив, орудийное восприятие бесконечно беднее; оно насыщается тотчас, как только уловит в необозримо-сложном содержании единичного объект своей корысти, искомую родовую силу. Тогда мгновенно вспыхивает ярость желания; взор, устремленный на предмет желания, слепнет на все остальное, и явление предстоит духу уже не как волшебное зеркало, а как непокорная данность, которая должна быть побеждена. Поэтому между непосредственным восприятием и восприятием действенным нет качественного различия, в чем и обнаруживается единство человеческого существа. Непосредственное восприятие открывает безграничную перспективу, в которой, однако, даже ближайшая пядь не видна раздельно; напротив, действенному восприятию видна за конкретным именно только одна ближайшая пядь, но зато с полной отчетливостью. Созерцая бескорыстно, человек провидит мир в его предельном совершенстве, а действуя, он осязательно нащупывает каждую последующую ступень и уверенно идет к этому совершенству.

III

19. – Мир не мертв, но жив, не кончен и поставлен на место, а только начат как целое и непрерывно растет эволюцией всех отдельных созданий. Как в почке невидимо и непреложно начертан план цветка и плода, так в мироздании от века заложен план его предельного строя. Низшая тварь не догадывается о своем служении: она безотчетно осуществляет тот план химическим изменением своего вещества и закономерностью своих инстинктов. Только человек, один из всех существ, знает мир и себя неоконченными. Мир растет, изменяясь, и потому явление – только личина: так обличает человек ложь воплощенного мира и запредельную правду. Сквозь насущную действительность ему просвечивает зыбкое видение иной действительности – подлинной; миру видимому и осязаемому, миру раздельному в его душе противостоит целостный образ лучшего мира, не воплощенный, но неизбежно долженствующий воплотиться. В каждой человеческой душе есть образ совершенства, полный и тождественный у всех, и люди разнятся друг от друга только размерами его освещенной части. Этот образ в полноте своей не может быть мыслим, но, невидимый сам, он один приводит в движение человеческую волю, один внушает идеалы, диктует желания и определяет оценки. Поскольку человек ощущает его целиком, единый образ воспринимается им в трех видах: как образ своего лучшего «я», как образ лучшего мира и как образ своего лучшего положения в мире. Во всех этих трех формах образ совершенства освещается сознанием только частично, в силу контраста с раздельной действительностью, как бы вспыхивая гневом на самозванство явления, выдающего себя за абсолют.

20. – Всякое творчество есть осуществление идеального образа, предсушествующего ему в творце. Нашему взору ничто не предстает как последний рубеж, но в действительном мы всегда провидим должное. Созерцая реальную вещь, человек в своем духе одновременно воспринимает два образа: один – как бы зеркальное отражение вещи в духе, образ отчетливый во всех подробностях и верный, но не вызывающий никакого движения в духе, подобно тому как отражение ветлы в реке не волнует речной глади; и другой, зыбкий и смутный, но возбуждающий чувство. Человек не властен сделать так, чтобы в его душе не возник идеальный образ созерцаемой вещи: образ возникает самопроизвольно и неизбежно. И так как мы ежеминутно соприкасаемся с бесчисленными реальностями, то в нас ежеминутно рождаются бесчисленные идеальные образы, но в большинстве столь бледные, что мы вовсе не сознаем их.

21. – Если бы духовный взор человека был достаточно зорок, если бы идеальные образы предстояли ему так же отчетливо и ясно, как видимая вещь предстоит телесному оку, – ничто не нудило бы волю к воплощению их, и творчества не было бы вовсе. Но образ совершенства едва светится в душе; тусклы видения нашего духа: вспыхнут в тумане и влекут неотразимо, но терзают взволнованный дух сомнением и неясностью своих очертаний. Вижу, Господи, но вижу ли подлинно? Не ложный ли призрак мерещится мне? И что именно вижу? Сердце трепещет от радости, лечу навстречу чудному гостю, но дай мне осязать его, чтобы узнать и поверить! – И обречен человек близорукостью духовной и неверием своим творить в материи; должен облекать мечту свою в вещество, чтобы чувственно удостовериться в ее реальности и чтобы еще от братьев своих, верящих, как и он, лишь телесному опыту, услыхать подтверждение ей.

22. – Но в самой близорукости духа есть ступени, и человек разнится от человека сравнительной яркостью своих видений; и в тусклости самих видений есть различия силы. Здесь действует тот же закон, какому подчинены наши внешние чувства. Подобно тому как звук ниже определенной высоты не внятен нашему слуху, так идеальный образ, лишь достигнув известной яркости, становится доступным сознанию; и как внешнее раздражение, усилившись чрезмерно, причиняет боль, так и внутреннее восприятие, то есть восприятие идеального образа, имеет свою границу боли.

23. – Идеальный образ, достаточно яркий, приводит в движение сознание и волю. Он предстоит им, как приговор, вынесенный тайным судилищем и подлежащий неуклонному исполнению; он предстоит им как цель. Поэтому надо строго различать между целью и целесообразностью. Цель человека, как бы она ни была мала, всегда запредельна, всегда воображаема, целесообразность же влачится чревом во прахе{110}110
  Ср. Быт. 3, 14: «И сказал Господь змею: за то, что ты сделал… проклят ты пред всеми скотами и пред всеми зверями полевыми; ты будешь ходить на чреве твоем, и будешь есть прах во все дни жизни твоей».


[Закрыть]
: она – не что иное, как познанная причинность. Пристально вглядевшись в свой идеальный образ, человек мысленно сооружает как бы призрачную лестницу от витающего в пространстве туманного образа до твердой земли – не реальную лестницу, но лишь воздушный чертеж ее, может быть ошибочный, – чтобы затем на деле строить ее в обратном порядке, начиная с твердой земли. Каждая ступень, какую он укладывает, подвигаясь вверх, есть уже раньше покоренная сила природы; цемент, скрепляющий ступень со ступенью, есть дознанная в опыте причинная связь. Так, звенья целесообразности все реальны, но ее направление идеально, и в своей двойственности она равно принадлежит и горнему, и дольнему миру. Вот почему знание причинностей есть основа всякого творчества. Целостный образ совершенства осуществляется по частям, не иначе, как с помощью науки.

24. – Чем ярче вспыхнул идеальный образ, тем глубже разрыв в душе; тогда человек стремится восстановить единство своего раздвоившегося сознания. Пред ним двойственная задача: необходимо разоблачить лживость реального образа и воплотить образ веруемый; а для этого надо разбить вдребезги конкретный образ, чтобы, уничтожив его, доказать самому себе его подлинную призрачность, и надо из отдельных частей реальной вещи создать новую реальную вещь по той идеальной модели, чтобы перевести веруемый образ из вероятия в действительность и тем удостовериться в его реальности. Так творчество восстановляет единство сознания; оттого миг сознания – миг радости и успокоения. Но только миг; потому что, едва воплотившись в чувственной форме, идеальный образ – уже вещь, предмет созерцания, и, созерцая его, каким он стал вовне, человек уже снова провидит лучшее; и снова рождается в душе идеальный образ, но высший, и опять, воплощенный, он оказывается обманом, и так без конца. Вот почему человек обречен творить непрерывно. Ибо все, что доступно внешним чувствам, тем самым разоблачается как пребывающее еще во внешней сфере бытия, то есть как ложь, и потому подлежит смерти; вечная же жизнь принадлежит только полноте истины, образу совершенства, объемлющему несчетные круги убывающей чувственной достоверности. Творчество людское – постепенно воплощаемый образ совершенства; отдельные создания человека суть частичные выявления его духа. В каждом творческом усилии, как бы оно ни было ничтожно, человек выражает себя сполна, от своих животных корней до небесных алканий, потому что в каждом действии совмещены и конкретная потребность действующего, и ею сказавшаяся воля его, и направляющий волю образ совершенства.

IV

25. – Ровно, как океан, и безбрежно раскинулась природная жизнь – живет, тянется в росте, играет и никнет, вся насквозь пульсирует мириадами жил, переливается из создания в создание, и, как океан же, всю себя держит в собственной власти. Несчетные частные законы в бесконечных иерархиях соподчинены друг другу, и все по ступеням – одному, который связывает вселенную в единый узел, все непреложные, неизменные до конца времен. Ни одному созданию – даже тени свободы, ни одной живой твари – даже намека на смысл ее невольного существования, но каждое дыхание и каждый атом покорно совершают предуказанное им дело в общем труде. Мысль цепенеет пред безысходностью бытия; от яркой дневной поверхности до темного дна здесь все – стихия и рок. Мир предстоит нам как независящий от нашей воли, как царство естественной необходимости. Это царство – природа, и в ее составе – также человеческий дух. Земля и воздух, воля ближнего моего и страсть, родившаяся во мне самом, – равно природа и рок.

26. – Но внутри стихийного мира, его же силами, из его же частиц, мы воздвигли мир человечески разумный, мир целесообразный и замкнутый. В природе все рассчитано на нужды целого, которые беспредельно сложны; в нашем мире все рассчитано себялюбиво только на наши сравнительно простые нужды; оттого природа в каждом своем явлении должна учитывать несметные цели, наша же целесообразность несложна и стройна. В нашем мире без сравнения меньше расточительности и противодействий; в нашем мире господствуют мера, симметрия и соразмерность.

27. – В недрах природы, сам ее порождение, человек создал себе царство свободы, как бы твердый остров на зыбкой пучине морской. Источник его свободы – вечная тайна. В целом подвластный стихии, он в частях повелевает ей властью, ею же взращенной в нем, властью разума, который – только его частный динамический закон в связном единстве мировых законов. Как может быть подчиненная воля свободна? Свободы в мире нет и не может быть, ибо все обречено служению; и все же человек как-то свободен, хотя и в бесконечно малом круге. Его разум, как речная лилия, корнями недвижно питается из недр, а вершиною так свободен, как не свободны ни цвет лилии, ни ветер, ни зверь, но только разум человека.

28. – В мире нет свободы, но нет и рабства нигде, а есть только внутренняя принудительность, потому что в каждом создании внешний закон его бытия есть вместе закон его воли; ничто не толкается извне, но все изнутри движется по предначертанным путям. Ради своей относительной свободы человек первый создал в мире абсолютное рабство, принудительность внешнюю, и это рабство и есть его единственное открытие. Он изобрел после Бога новую форму существований, и на ней основал свою державу. Божий мир движется имманентной необходимостью, в которой погашена противоположность рабства и свободы, мир человеческий держится внешним принуждением, которое есть чистое рабство. Строгое равновесие царит в Божьем мире, ненарушимо в пространстве взвешены светила, – один только человек перешагнул рубеж, чтобы беспредельно расширять свою свободу в ущерб свободе других созданий. Волк, одолев ягненка, именно своей победою удостоверяет свое право на убийство и добычу, потому что его право питаться, то есть жить, должно быть каждый раз сызнова доказано победою. Другими словами, его жизнь протекает в замкнутом круге, где победы и питание взаимно обусловливают друг друга: сколько он способен победить, столько он съест, и сколько съест, настолько будет силен для дальнейшей победы. Но человек разорвал круг. Движимый высшею волею, он изобрел состояние, какого высшая воля нигде не создала, а только едва наметила, – состояние орудия, и чрез бесконечную связь орудий утвердил свое господство над тварью. Собственно человеческое действие в мире – порабощение. И положение человека в мире всецело определяется его орудийным искусством.

29. – Человек стал царем земли и во многом упрочил свое существование, но за исключительный свой удел он платит дорогой ценою, как тот, кто волею господина возвышен из среды рабов в надсмотрщики их. Три казни терпит на земле человек-поработитель, неизвестные прочим созданиям. Первая казнь его – отчужденность от земной твари. Было время, когда он жил среди нее, как равный среди равных; он узнавал их в лицо, потому что только и знал их как личности, – с одними дружил, враждовал с другими, и голос их желаний был ему внятен. Теперь он один, один. Он давно забыл родной язык, вокруг него – не лица, но лишь экземпляры видов и родов. Он рад бы хоть на час снова окунуться в родную стихию, но в его глазах неугасимо горят жадность и насилие, и застят ему взор: ему уже не разглядеть в этом дубе его неповторимого лица, а четвероногий брат в ужасе шарахается, обожженный привычно-корыстным огнем его взгляда. Не так бежит ягненок от волка, ибо самой враждою между ними взаимно почтена святыня личности. Волк не до конца знает ягненка ягненком вообще, – он знает вот этого, вместе и личность, и род ее; и так же ягненок. Здесь только ужас обреченности, но нет унижения. Человек нападает без личной ненависти, он видит в твари только ее род, что для жертвы – обида, тягчайшая смерти. Так человек порвал связь родства и сделался одинок среди природы. Скучно ему и страшно смотреть извне на отчужденный отчий мир; там – своя жизнь, такая глубокая, полная, дружная в самой вражде; там мудрость. Эту мудрость и он впитал некогда; ею он жив и сейчас, – но запас ее все больше скудеет. Холодно в сердце и слишком ясно в уме; это – первая казнь.

30. – Изобрев насилие и вкусив опьяняющей власти, он в долгой практике незаметно простер свой орудийный метод и на ближних своих – на самого себя. Труднее было на камнях и деревьях научиться приручению зверей, чем на зверях научиться порабощению людей. Сам себя перехитрив своей хитростью, стал рабом человека свободный человек; так искусился в ловитве, что не устоял поймать в сеть самого себя. И к одиночеству среди низшей твари прибавилась отчужденность от людей: хозяин хозяину – соперник, рабу – насильник, и раб обоим – враг. Это – его вторая кара.

31. – Всех горше третий недуг, каким заразил человека долгий опыт порабощений. Предстоя насильником всему живому, привыкнув всяческую личность превращать в орудие – даже человеческую личность, он кончил тем, что разучился видеть в мире какую бы то ни было самозаконность, ибо, где он ни встречал ее, если только он мог досягнуть, его воздействие тотчас обличало ее как мнимую. Оставался он один, человек; не весь человек, потому что раб видел и себя, как всю тварь, орудием; оставался только свободный человек, хозяин, потому что он один не знал над собою внешнего принуждения. Но мог ли он себя признать самоцелью? Была едва одна ночь, когда, покорив доступный круг созданий и в том числе – самого человека, хозяин почил от насилий в гордом сознании своей свободы. Он мыслил: «на утро я прикажу им, что захочу». Но вот настало вожделенное утро; что это? «Я хочу» оказалось не чем иным, как «я не могу не хотеть». Оказалось, что я могу повелеть рабам только то, что должен повелеть; чья-то воля властно велит моей воле, – горе мне! я сам раб! – Тогда в миг померкает очарование власти, и не рад человек своему достоянию, потому что ощутил в самом себе непреложный закон. Отравленный своим орудийным опытом, он, взглянув на самого себя, узнал в себе то же, чем издавна стали для него все создания, – орудие, а не самоцель. И смертная горечь разлилась в человеческом сердце. «Ты, сильный, ты, жестокий, я не хочу твоей власти надо мною! Ты дал мне вкусить господства, но я увидел, что оно подневольно; зачем ты мучаешь меня? Ты велел мне жить и ведешь меня по разным путям, но призвание мое держишь в тайне. Не ты ли взрастил мой разум, ставящий цели? – Смотри же, как он томится, не зная цели своего собственного бытия! И если уж так надо, зачем ты по крайней мере не ведешь меня прямой дорогой, как злак или улитку, а даешь мне блуждать вкривь и вкось, и потом взыскиваешь на мне мои заблуждения? На что мне эта свобода в малом, когда весь я в твоей руке? На что мне мыслящий разум, чтобы понимать мою обиду?»

Эти три казни – три развилины одного ядовитого корня, питающего многоветвистый Анчар. Его породила самая почва производства, которая своими соками непрерывно отравляет человеческий дух.

32. – Три казни современной культуры совместно коренятся в орудийности производства. Орудийный метод по самому своему понятию есть метод использования в частном – его родовых свойств, то есть метод погашения частной самобытности. Поэтому орудийность в корне отрицает все личное, однократное. В производстве человек научается ценить неделимое только как вместилище некоторых общих сил и совершенно разучивается созерцать его как личность. Другими словами, производство упраздняет отношение человека к природному созданию как целого к целому и ставит на его место совсем другое отношение – безусловно-связанной индивидуальной целости к условно-связанной совокупности безымянных частей. Отношение лица к лицу есть любовь или ненависть; характер производства – совершенное равнодушие, так как оно пренебрегает своеобразием единичной особи. Только в первом акте производства – в разрушении природной формы естественных тел – еще до некоторой степени присутствует личное отношение, именно отношение вражды, поскольку личная форма тела, ограждая скрытую субстанцию от посягательств, противится вторжению человека; но с этим действием личное отношение прекращается.

33. – Очевидно, что в долгой школе производства человек мало-помалу отучался постигать явления непосредственно. Природная форма представлялась ему только ненужной, досадной скорлупой; чем более глаз изощрялся пронизывать внешнюю оболочку явления и видеть сквозь нее заключенное внутри питательное ядро, тем более он отвыкал распознавать черты личного своеобразия. По мере того как человек втягивался в производство, росла его слепота на единичное в природе, так что современному человеку мир предстоит уже не как четкая звездность раздельных форм, а как слитная текучесть родовых энергий, как бы серая пелена, сквозь которую смутно мерещится хоровод явлений. У нас одни лишь художники еще умеют видеть единичное. Дикарь так же хорошо, как мы, знает тождество однородных явлений; по книге Бытия уже первый человек дал земным тварям имена по роду их{111}111
  «И нарек человек имена всем скотам и птицам небесным и всем зверям полевым…» (Быт. 2, 20).


[Закрыть]
, то есть имена собирательные. Но покуда человек умел соединить в группы только малую часть созданий, весь остальной мир оставался для него лично-раздельным. И потому в сознании дикаря элемент личного своеобразия еще далеко преобладает над элементом сверхличного тождества. Дикарь едва может представить себе что-либо как совершенно безличное. Для него река или роща не суть une riviere или une foret{112}112
  Букв.: «некая река», «некая роща» (франц.).


[Закрыть]
, то есть экземпляры родов, а непременно – эта река, эта роща – единственные в мире, имеющие каждая свой личный Дух. Разбив ногу о камень, он бьет камень как личного виновника своей боли; даже вещь, сделанную его собственными руками, он еще чтит как личность – приносит жертвы своему топору, своей ручной мельнице, как до сих пор делают туземцы в некоторых частях Индии. Нам необозримая множественность явлений представляется собранной в группы, и каждое отдельное явление в наших глазах – безразличный член определенного единства. Личные названия, сохраненные нами, – названия рек, гор, долин, городов и пр., – пережитки далекой старины; мы, люди XX века, могли бы почти так же удобно довольствоваться любыми условными знаками, как в новейших городах Запада улицы уже и обозначаются цифрами или буквами.


Страницы книги >> Предыдущая | 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 | Следующая
  • 0 Оценок: 0

Правообладателям!

Это произведение, предположительно, находится в статусе 'public domain'. Если это не так и размещение материала нарушает чьи-либо права, то сообщите нам об этом.


Популярные книги за неделю


Рекомендации